Шведская сказка

Глава третья Сказка дальних странствий

Опираясь на руку отца, Элизабет мелкими размеренными шагами подходила к алтарю. Джек уже ждал ее там и сейчас с восхищением глядел на приближающееся к нему видение — прекрасную девушку в белом, будто сошедшую со страниц волшебной сказки. В церкви собралось не меньше ста человек, с доброй улыбкой наблюдавших за церемонией. При каждом шаге муаровое платье Элизабет издавало чуть слышное шуршание. Оно было не снежно-белым, а цвета слоновой кости или старинных кружев, и благодаря классической простоте вовсе не казалось старомодным, хотя сшито было чуть ли не в прошлом веке. Платье было длинным, до пола, с небольшим шлейфом и закрытой шеей, а средней длины рукава красиво приподнимались у плеч. Идеально скроенный лиф подчеркивал прекрасную фигуру Элизабет.

На руках у невесты были тончайшие лайковые перчатки, доходящие до локтя и тоже слегка пожелтевшие от времени, только туфли были новые, шелковые, перламутрового цвета. Из всех украшений Элизабет выбрала только небольшие жемчужные серьги, зато ее фата была просто чудом воздушности и элегантности, увенчанное изысканным венком из живых померанцевых цветов.

Родители Элизабет организовали церемонию в маленькой протестантской церкви городка, а свадебный прием должен был происходить в саду, благо утро выдалось великолепным, а день и вовсе обещал прекрасную погоду. О такой свадьбе мечтала бы любая девушка, но Элизабет была бы согласна и на скромный обряд в мэрии.

Но тут родители были непреклонны: пусть, если хотят зарегистрируются в мэрии, но свадебная церемония их единственной дочери будет проведена по всем правилам и обязательно благословлена церковью. Джек поддержал своих будущих тестя и тещу с таким пылом, что Элизабет только рассмеялась, махнула рукой и предоставила им полную свободу действий.

Однако перед алтарем она все-таки ощутила какой-то странный трепет и крепко взяла Джека под руку. Он тоже был великолепен в своей парадной военной форме, что придавало простой свадьбе торжественность. В руках Элизабет держала букет из белых роз, а три ее подружки — бывшие одноклассницы, одетые в одинаковые, специально сшитые для этого дня бледно-розовые платья — букетики из красных роз. В общем, у алтаря образовалась совершенно обворожительная картина молодости, любви, красоты и какого-то неуловимого оттенка целомудренности.

Священник, с любовью глядя на жениха и невесту, монотонно произносил нескончаемые слова, необходимые в таких случаях.

— А ты, Джек?..

Элизабет вслушивалась в слова и вновь испытывала странное ощущение. Вдруг она что-нибудь перепутает, когда будет давать обет? О чем спрашивает священник ее уже почти мужа? Она так задумалась, что совершенно упустила нить действия. Да что с ней такое сегодня? Сегодня ее жизнь меняется коренным образом и навсегда. И это ясно как день.

— Да, согласен…

— А ты, Элизабет?

— Согласна, — сказала она и едва расслышала свой, как ей показалось, шепот.

Она кинула быстрый взгляд на Джека, словно ища поддержки, и тот, мгновенно поняв все, что происходило в душе его юной почти жены, громко и четко повторил формулу обета. Слова его долетели до самого отдаленного уголка церкви. Он берет в жены ее, Элизабет, чтобы никогда не расставаться с нею — ни в здравии, ни в болезни, ни в богатстве, ни в нужде, чтобы любить и лелеять ее, пока смерть не разлучит их. Не будет скуки и непонимания, не будет боли и тоски, не будет ничего, кроме их совместной жизни, наполненной любовью.

Пока смерть не разлучит их. В ту минуту как священник произнес эти слова, Элизабет внезапно почувствовала сильный запах роз. Теперь всю жизнь она будет помнить эти слова брачного обета — стоит лишь почувствовать благоухание роз.

— Объявляю вас мужем и женой, — закончил священник и улыбнулся новобрачным. Потом, обратившись к Джеку, сказал:

— Поцелуйте жену.

Джек крепко поцеловал Элизабет, одной рукой приподняв край ее почти прозрачной фаты, а другой — не выпуская ее руки. Теперь на правой руке у нее было массивное обручальное кольцо, а на левой — колечко с прекрасным сапфиром, подаренное Джеком к помолвке.

После церемонии в церкви к Джону и Элизабет в течение получаса подходили с поздравлениями улыбающиеся приглашенные, пожимали руки, целовали. Двое ближайших друзей Джека, сумевшие отпроситься для присутствия на этой церемонии, уже чувствовали себя здесь вполне непринужденно, а знакомые и друзья семьи Элизабет, казалось, все вдруг чудесным образом помолодели, словно окунулись в волшебную купель счастья.

Свадебный прием в саду тоже удался как нельзя лучше. Торт испек местный булочник, мобилизовав все свое умение, а остальные, по провинциальному обычаю, тоже принесли что-нибудь сладкое. Скромные подарки новобрачным лежали на отдельном столе, но все и так уже знали, какая семья что преподнесла молодоженам. Не было только подарка от родителей Элизабет.

Ларс и Джанет, конечно же, заметили недоуменные взгляды, которые время от времени гости бросали на стол с подарками, и тихо посмеивались. Наконец, оба решили, что достаточно заинтриговали всех приглашенных на свадьбу и Ларс незаметно куда-то ушел, а Джанет вышла на середину лужайки и похлопала в ладоши, привлекая к себе внимание гостей.

— А теперь наш подарок молодоженам! Мы побоялись, что он не поместится на этом столе, и решили вручить его отдельно. Вот он!

В этот момент появился Ларс на новехоньком «Форде» и Элизабет даже взвизгнула от радости. Она давно мечтала о машине, но не хотела просить о ней родителей, а сама еще не зарабатывала таких денег.

— Карета для свадебного путешествия, — прошептала она Джеку, вне себя от радости. — Какие же мы с тобой счастливые!

— Какие у тебя потрясающие родители, — тоже тихо отозвался Джек. — Я не ожидал такого королевского подарка. Ну, теперь самое время их поблагодарить, а потом потихоньку сбежать в наше путешествие. Ты правильно заметила: карета подана.

— Ты счастлива? — спросил он, когда они спустя некоторое время садились в машину.

Элизабет только кивнула. У нее уже не было слов, чтобы выражать свое восхищение, она весь день точно парила на крыльях любви и счастья. И теперь ей хотелось только вот так сидеть рядом с Джеком в пахнущей новой кожей и лаком машине и ехать, ехать, ехать — на заход солнца, к океану. Через несколько часов они уже будут в гостинице на набережной, где им забронирован номер.

— Я люблю тебя, Джек, — шепнула Элизабет, положив голову на плечо Джека.

— Я тоже люблю тебя, — улыбнулся он ей в ответ, и оба знали, что переживают едва ли не самые счастливые минуты в своей жизни.

В небольшом и очень уютном номере их ждали цветы, фрукты, шампанское и карточка — знак внимания администрации отеля. И вдруг Элизабет стало страшно. Она пыталась кое-что узнать у матери, но разговоры на интимные темы в их семье не были приняты, а нескромные откровения подружек по школе и колледжу Элизабет бессознательно пропускала мимо ушей, инстинктивно сторонясь каких-то вульгарных или некрасивых подробностей. Единственное, что она твердо знала: будет больно. В первый раз это всегда неизбежно. И поэтому, когда она вышла из ванной комнаты в роскошном неглиже, подаренном ей подружками на свадьбу, ее лицо напоминало лик какой-то средневековой мученицы, идущей на костер.

Джек сначала вытаращил на нее глаза, потом вдруг сразу все понял, вскочил с постели и схватил Элизабет на руки. При этом он хохотал, как безумный, так что Элизабет даже испугалась: все ли с ним в порядке.

Джек повалил Элизабет на кровать, рухнул рядом с ней и с трудом выговорил между приступами неудержимого смеха:

— Глупышка… Наслушалась страшных рассказов… Маленькая девочка попала в темный лес, сейчас ее волк съест… Бесси, дурочка, все будет прекрасно. Давай выпьем по бокалу шампанского, полюбуемся видом на залив и будем целоваться, целоваться, целоваться и не оглядываться, чтобы кто-то нас не увидел.

В конце концов он и ее заразил своим весельем, а выпив шампанского, она и вовсе почувствовала себя превосходно. Они действительно любовались закатом, действительно целовались, Джек шептал ей какую-то нежную чепуху, так что она даже не заметила, как оказалась совершенно обнаженной. Снова испугаться она не успела: Джек стал ласкать ее так нежно и так бережно, что она поняла: у нее все будет иначе, чем у других. Даже если будет немного больно, пусть, она уже ждала, она уже хотела этой боли. И только когда она застонала от нетерпения, они стали по-настоящему мужем и женой.

Элизабет подумала: как, уже? Но Джек не выпускал ее из своих объятий, продолжал ласкать ее и шептать нежные слова, пока не довел до сладкой судороги экстаза. И тогда Элизабет в полном изнеможении уснула с легкой и счастливой улыбкой на губах. Про мимолетную боль, которую она испытала в самом начале, она уже не помнила. Потому что это уже не имело никакого значения.

В свой «медовый месяц», продолжавшийся, к сожалению, всего лишь три дня, они бродили по магазинам и музеям, гуляли по теннистым бульварам и бесконечным пляжам взявшись за руки, бесстрашно устремлялись навстречу прибою. По вечерам они ужинали в романтичных ресторанчиках, а утром долго не поднимались с постели.

Свадебные торжества и их чудесная поездка на побережье промелькнули, как один миг, а потом… Потом Джек улетел в Вашингтон заканчивать свою учебу, а Элизабет приступила к работе в школе. Ей оставалось ждать полгода, а потом… Потом Джек получит назначение на постоянное место работы и у них начнется новая счастливая жизнь.

Но очень скоро Элизабет поняла, что эта жизнь начнется не совсем так, как они думали. Уже через два месяца после свадебного путешествия она сильно простудилась, несколько дней пролежала в постели, и чувствовала себя отвратительно. Температура упала довольно быстро, прошли уже и все симптомы простуды, но лучше Элизабет не становилось. Однажды утром она почувствовала, что ее неудержимо тошнит и с трудом добралась до ванной комнаты, где и потеряла сознание.

Очнулась она уже в своей постели. Рядом сидела ее мать, и когда Элизабет открыла глаза, Джанет очень обрадовалась:

— Слава богу, ты очнулась! Но как же ты нас напугала…

— Что со мной было? — слабым голосом спросила Элизабет.

— Осложнение после гриппа, — ответила Джанетт, но как-то смущенно, и отвела глаза в сторону.

— Мама, ты что-то не договариваешь.

— Доченька, ты была беременна. Срок — чуть меньше двух месяцев. А мы и не подозревали, давали тебе сильные лекарства… Вот и… Но врач сказал, что ты в порядке, и у тебя обязательно еще будут дети.

— Не говори Джеку, — прошептала Элизабет и отвернулась к стене.

Она никогда не любила плакать на людях. Джанет сдержала свое слово и Джек так никогда и не узнал о первой неудачной беременности Элизабет. Да он и не думал о том, что она может зачать практически в первую брачную ночь. А когда месяц спустя Элизабет достаточно окрепла, она отправилась навестить мужа в Вашингтоне, такая же красивая и веселая, как всегда. И судьба повернулась к ней лицом: накануне ее приезда решился вопрос о месте работе Джека. Его собирались назначить помощником военного атташе… в Швеции!

Радости Элизабет не было предела, ей казалось, что наступил самый светлый и счастливый период ее жизни. Она выбросила из головы печальные мысли о неудачной беременности, провела с Джеком два чудесных дня и вернулась домой окончательно оправившаяся и готовая к началу новой жизни. На сей раз, она точно знала, что это будет жизнь в той стране, которую она всегда любила и в которую так страстно рвалась.

В первые дни после переезда в Стокгольм она часами гуляла по старому городу, точно узнавала давно знакомые, но забытые места, часто посещала Центральную библиотеку, просто общалась с людьми на улице и чувствовала, что наконец-то вернулась на свою настоящую родину.

Сказались долгие и упорные часы занятий шведским языком: она говорила на нем без малейшего акцента, вела себя, как настоящая шведка и никому в голову не пришло бы заподозрить в ней иностранку, жену американского дипломата. Ее везде принимали за свою — и в магазинах, и на улицах и даже в кино, куда она ходила смотреть все новые шведские фильмы.

А дома у нее почти постоянно было включено радио, программы которого казались ей значительно интереснее и умнее, чем американские.

Единственное, о чем мечтала и молилась Элизабет — это о том, чтобы муж как можно дольше оставался служить в этой благословенной стране. В выходные дни они ездили на озера ловить рыбу на спиннинг, причем Элизабет оказалась прирожденной рыбачкой: почти каждый раз ей удавалось поймать одну или даже две большие щуки, которыми славилось озеро, но которых было необычайно трудно перехитрить. Но Элизабет нашла верное средство. Обычно они садились в моторную лодку, которой мастерски управлял Джек, и мчались через озеро, держа спиннинг за кормой. На такой скорости щука обязательно хватала блесну, а Джек с Элизабет заливались хохотом от удовольствия.

Кстати, Джек тоже полюбил Швецию, в основном, конечно, потому, что его жена была тут совершенно счастлива и еще больше похорошела. Они уже всерьез задумывались над тем, что пора обзаводиться детьми. Или родить для начала хотя бы одного ребенка.

А пока Элизабет с упоением занималась благоустройством своего нового дома. Это был маленький особняк в получасе ходьбы от американского посольства или пять минут на машине. Подаренный на свадьбу «Форд» они привезли с собой и он был полностью в распоряжении Элизабет. Но она предпочитала длинные, неспешные пешие прогулки, обычно после полудня, когда все неотложные дела по дому уже сделаны, а готовиться к возвращению мужа с работы пока еще рано.

Никакого чувства ностальгии она не испытывала, наоборот, ей казалось, что только теперь она действительно вернулась домой, туда, где жила раньше, только какое-то время отсутствовала. Ее шведские знакомые выделяли ее из остальных американок, жен дипломатов, да и вообще из всех иностранок, справедливо считая «своей». У нее появилось несколько хороших приятельниц, с которыми она встречалась за чашкой чая или кофе, а потом гуляла по тихим улочкам Стокгольма, ведя неспешную беседу о чем-нибудь приятном и интересном.

И все-таки главной радостью для нее был ее дом. Когда они приехали в Стокгольм, им предложили несколько квартир на выбор, но все это казалось Элизабет не слишком привлекательным. Но через неделю, во время одной из своих прогулок, она увидела домик, воплощавший, казалось, все ее сказочные грезы. Это было крошечное, как бы пряничное сокровище бежевого цвета со светло-коричневыми и кремовыми пятнами. Домик был безупречен: с мозаичным полом, мраморными каминами почти во всех комнатах, с двойными французскими окнами до полу и ошеломляюще-красивым видом на озеро.

Элизабет была покорена с первого взгляда, тем более что дом идеально отвечал всем ее запросам. Большая спальня на втором этаже, еще одна — поменьше, которую можно было — пока! — сделать гостевой, и туалетная комната с зеркальными стенами, небольшой кабинет с кирпичным камином, а внизу — большая элегантная гостиная и маленькая кухня, выходящая в прелестный внутренний дворик. И все решительно было в идеальном порядке.

— А как там с отоплением? — поинтересовался Джек. — Скандинавские зимы бывают суровыми, родная моя.

— Там есть и паровое отопление, котел в подвале, работает на электричестве. Но живой огонь — это же такая прелесть, правда?

— Главная прелесть — это ты, — засмеялся Джек. — Что ж, вот и пригодилось мое наследство во Флориде. Напишу туда, чтобы продали дом, денег как раз хватит на этот твой «пряничный домик».

Элизабет в восторге бросилась ему на шею.

— Ты не пожалеешь! — пылко сказала она. — Это будет дом-сказка, дом-видение, но очень комфортное. Я сделаю так, чтобы лучше всего ты себя чувствовал дома.

— Лучше всего я себя чувствую, когда ты рядом, — заметил Джек, прижимая ее к себе. — А камин при этом совершенно не обязателен.

Он был очень рад, что может доставить обожаемой жене такое удовольствие. Конечно, его жалование в посольстве было не маленьким, но на покупку такого дома вряд ли хватило бы, даже если год на всем экономить. А так все устраивалось наилучшим образом и для него, и для Элизабет, которая в последнее время еще больше похорошела и расцвела. Это была уже не прелестная девушка, а красивая, элегантная, уверенная в себе женщина, которой мог гордиться любой муж, даже самый требовательный. Элизабет часто ходила с мужем на всевозможные приемы, где они познакомились со многими дипломатами, даже с русскими. Практически все говорили по-английски, но некоторые знали и шведский язык. В один прекрасный день их пригласили и в советское посольство.

— Похоже, в этом мире все-таки что-то меняется, — рассуждал Джек, сидя в гостиной вечером перед приемом. — До сих пор они нас не звали. Значит, что-то затеяли.

— Ты так считаешь? — равнодушно спросила Элизабет. — Но они же приглашают не только американцев, а почти весь дипкорпус. Может быть, у них какое-нибудь торжество?

— А знаешь, ты, наверное, права, — оживился Джек. — Кажется, это у них называется праздник армии или что-то в этом роде. Значит, угощение будет на высоте. Ты когда-нибудь пробовала русскую икру?

— Никакой не пробовала, — рассмеялась Элизабет. — Ты, кажется, забыл, сколько стоит баночка такого деликатеса.

— Это у нас. А у них икра — это… ну… ну, как у нас соленые орешки, например. Во всяком случае, очень дешево. Ты готова, дорогая?

Элизабет встала перед ним и медленно повернулась кругом, как делают манекенщицы. Вечернее платье серо-стального цвета красиво облегало ее стройную фигуру, а накидка из голубого песца поддерживала впечатление чуть холодной элегантности.

— Ты опять будешь самой красивой дамой на приеме, — шутливо вздохнул Джек. — Как бы из-за тебя не начались дипломатические недоразумения в семьях дипломатов.

Роскошный прием был действительно посвящен советскому празднику армии, и на столе, помимо привычных уже деликатесов, действительно было ведерко с черной икрой. Элизабет не поверила своим глазам: так могли бы сервировать стол только миллионеры. А когда она попробовала этот деликатес, то поняла, что это еще и необыкновенно вкусно. Джек же обнаружил совершенно новый для себя напиток — русскую водку, которая тоже произвела на него неизгладимое впечатление.

— Жаль, что в магазинах здесь это не продается, — тихонько сказал он Элизабет. — Мы с тобой могли бы отпраздновать очередную годовщину свадьбы с икрой и водкой, как настоящие русские.

Эту фразу случайно услышал коллега Джека, советский военный атташе, стоявший неподалеку. Он тут же непринужденно подхватил разговор:

— При нашем посольстве есть небольшой магазинчик, где продают все только русское. Загляните туда как-нибудь, госпожа Олафсен, не пожалеете. Товары первоклассные, а цены весьма умеренные.

— Разве посторонние могут делать там покупки? — удивилась Элизабет.

— Не все, конечно, но наших друзей мы всегда рады там видеть. Продавщица говорит по-английски, проблем не возникнет. А уж так полюбившиеся вам водка и икра там всегда есть.

— Вы очень любезны, господин атташе, — улыбнулась Элизабет. — Обязательно воспользуюсь вашим милым приглашением.

— Конечно воспользуйся, дорогая, — благодушно сказал Джек. — Иначе ты упустишь шанс еще раз полакомиться этим дивным деликатесом. Да и мне купишь бутылку этой замечательной водки.

Ни Джек, ни Элизабет даже не подозревали, что в голове у русского дипломата уже начал складываться некий хитроумный план, главным звеном которого была Элизабет, точнее, ее красота. Но ему пришлось прождать довольно долго, пока Элизабет все-таки решила воспользоваться этим приглашением. После долгих колебаний, причины которых Джек не понимал и не разделял, в одно прекрасное утро она села в машину и поехала к другому озеру — Маларен, на берегу которого располагалось советское посольство.

Стояла ранняя весна, кое-где вдоль берега озера из-под снега уже показались первые крокусы, а люди сидели на лавочках, подставив лица первым в этом году теплым солнечным лучам. Но больше всего Элизабет понравилось, как отделали одну из стен советского посольства: на ней красовалось огромное мозаичное полотно, изображавшее Мадонну с младенцем. Она была поражена и восхищена: оказывается, эти люди вовсе не такие грубые безбожники, какими их частенько изображает американская пресса.

Магазин находился позади здания посольства и занимал маленькое полуподвальное помещение, где за прилавком стояла продавщица — миловидная русоволосая молодая женщина в строгом деловом костюме. Она радушно приветствовала Элизабет на прекрасном английском языке и осведомилась, чем может быть ей полезна. Элизабет вообще-то хотела купить только баночку икры и бутылку водки, но тут продавались, оказывается, и русские сувениры, которые произвели на нее просто потрясающее впечатление: матрешки, шкатулки, полотенца с вышитыми петухами, самовары, расписные деревянные доски и лаковые, яркие металлические подносы и… Словом, хотелось просто скупить весь магазин.

Продавщица, которую звали Тамара, демонстрировала Элизабет все новые и новые чудеса, пока Элизабет не поняла, что денег у нее с собой не так много, и что пора заканчивать эту вакханалию покупок. Более того, пришлось снова перебрать все то, что она собиралась приобрести, чтобы не оказаться в неловком положении из-за нехватки нескольких крон.

Но даже то, что Элизабет выбрала после придирчивого осмотра, можно было упаковать только в большую и довольно увесистую коробку. Элизабет с отчаянием посмотрела на свое приобретение: да она не сможет даже приподнять его. Наверное, придется снова распаковать, разложить все в отдельные пакеты и по частям носить к машине. О том, что скажет вечером Джек, она старалась даже и не думать. Хотя до сих пор у них никогда не было ни малейших недоразумений ни в чем, и конечно, с деньгами тоже.

Элизабет еще долго раздумывала бы над тем, как решить проблему доставки, но тут ей на помощь пришла продавщица. Она позвала кого-то по-русски и из внутреннего помещения в магазин вышел молодой, высокий, темноволосый мужчина, который, точно перышко, поднял коробку и отнес ее к машине Элизабет. Та вспомнила те слова благодарности, которые заучила на всякий случай по-русски, и с улыбкой поблагодарила своего «спасителя».

Мужчина в ответ улыбнулся и тут Элизабет почувствовала что-то вроде удара молнии. Почти то же самое она испытала, когда впервые поцеловалась с Джеком, но сейчас чувство было острее, глубже и ослепительнее. Она молча смотрела на русского широко открытыми глазами, не имея сил шелохнуться. И только несколько минут спустя обнаружила, что он тоже стоит совершенно неподвижно и не в состоянии отвести от нее глаза.

Наконец Элизабет удалось справиться с собой и она уже по-английски спросила, как его зовут и чем он занимается в посольстве. Мужчина ответил на очень правильном английском языке, но с сильным акцентом, что занимается тут решением всяких технических проблем. Элизабет кивнула, еще раз улыбнулась ему и хотела уже сесть в машину, как вдруг услышала его вопрос:

— А я могу увидеть вас еще раз… хотя бы?

Это было сумасшествие, это было полное безумие, заводить какие-то отношения с сотрудником советского посольства. Он, наверное, просто шутит: строгие правила советских дипломатов были излюбленной мишенью для шуток всего дипломатического корпуса. Да его просто вышлют на родину, сошлют в ледяную Сибирь или даже бросят в каземат! Элизабет покачала головой и… услышала свой собственный голос, который произносил номер ее телефона и объяснял, в какое время удобнее всего звонить. А потом, словно загипнотизированная, она протянула ему руку и попрощалась. Нет, она не сказала «прощайте», она сказала «до встречи». Она тоже сошла с ума, это очевидно.

Дома Элизабет постепенно переносила свои покупки из машины на кухню и постепенно восстанавливала совершенно утраченное душевное равновесие. Она вспомнила и то, что сотрудникам советского посольство вообще запрещено одним появляться в городе и, тем более, общаться с иностранцами. А уж тайное свидание с супругой американского военного атташе…

Часа два спустя она настолько успокоилась, что была уже абсолютно уверена: произошло смешное недоразумение. Этот красивый русский мужчина, которого звали Григорием и которого она про себя окрестила Грегори, никогда ей не позвонит и, конечно же, они никогда больше не увидят друг друга. В этот магазинчик прекрасно может съездить Джек, а на посольские приемы не ходят люди, занятые «всякими техническими вопросами». Наверное, Грегори электрик или кто-то в этом роде. Они принадлежат к разным кругам общества, их встреча — нелепость и глупый каприз судьбы.

Джек только ахнул, когда она вечером продемонстрировала ему свои покупки и призналась в том, что не удержалась и потратила целую кучу денег. Но быстро успокоился и сказал, что, наверное, в первый раз и сам бы не устоял перед таким соблазном, и прекрасно ее понимает.

Элизабет не рассказала только о Грегори, а Джеку в голову не пришло поинтересоваться, как она дотащила такую кучу вещей хотя бы до машины. Наверное, думал, что в том магазинчике, конечно же есть тележки, на которые загружаются покупки и довозятся до машины. И уж тем более Элизабет ни словом не обмолвилась о странном русском мужчине, который попросил ее о новой встрече. Если никакой новой встречи никогда не будет, то зачем об этом рассказывать?

Но через два дня он позвонил. Элизабет сначала даже не поверила тому, что это действительно Грегори. Она так старалась изгладить из памяти свой опрометчивый поступок, что почти убедила себя: все кончено. Но когда она услышала этот красивый, низкий голос с неповторимым акцентом, у нее буквально подкосились ноги и она опустилась на кресло рядом с телефоном. Значит, он ничего не забыл? Но сознает ли он, какому риску подвергает себя? Да и она, в общем-то, замужняя женщина, к тому же — супруга дипломата.

И ведь он не просто позвонил, он попросил о встрече с нею. Элизабет даже не знала, куда они с ним могут пойти, чтобы не навредить этим ни ему, ни себе. Всевозможные кафе и рестораны исключались по определению, прогулки по городу — тем более. И вдруг ее озарила совершенно сумасшедшая идея: она предложила поехать в пригородную церковь Святого Энгельберга, чтобы послушать там орган — «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха. Наверное, это единственное место в Стокгольме, где они не рискуют быть узнанными: органный концерт в сельской церкви члены дипломатического корпуса не посещают. Это только Элизабет с ее страстной любовью к Швеции и ее культуре могла отыскать такое место.

Григорий не сразу понял, куда она его приглашает, но адрес церкви и время концерта записал и обещал обязательно приехать прямо к началу. Сама она решила взять такси, потому что накануне ее машина сломалась и пришлось отдать ее в ремонт. И это было очень кстати: машину фру Олафсен (как звали ее в Швеции) была слишком хорошо известна в городе, а в такси она до этого никогда не ездила. Нужно будет только покрыть голову платком и взять с собой темные очки. Тогда ее уж точно никто не узнает.

Народу в церкви было довольно много, но только местные жители. Как и полагала Элизабет, дипломаты никогда сюда не ходили. Григорий приехал вовремя и они устроились в самом последнем ряду, в углу за колонной. И пока еще не зазвучал орган, Элизабет успела подумать, что эта встреча была предопределена свыше: так бешено забилось ее сердце и похолодели руки, когда она увидела своего нового знакомого возле себя.

И то, что первая, точнее, вторая, заранее условленная встреча состоялась именно в церкви, она восприняла как перст судьбы. Значит, встретились две родственные души, именно души, а не просто мужчина и женщина, которые понравились друг другу. Нет, это было что-то совсем, совсем другое…