Но этот поцелуй был совсем другого рода. Вовсе не походящий, на предыдущий, он олицетворял собой доминирование и обладание.
— Да кто же вы? — спросил Сайлас с угрозой в голосе, говорящей о его крайней растерянности.
— Меня зовут Франческо Бальони, — ответил Франческо, явно ожидая обычной в этом случае реакции и получая ее.
— Бальони?!
Фамилия Франческо была известна каждому.
Богатство и образ жизни привлекали к нему внимание светских репортеров, близкие отношения со знаменитыми манекенщицами и актрисами и дружба с кинопродюсерами и медиамагнатами обеспечивали наличие фотографий Франческо в модных журналах. А мужественная красота гарантировала ему внимание женщин в возрасте от семнадцати до семидесяти лет. Огромные деньги и власть предполагали частое появление его имени в финансовых разделах газет, а талант к постоянному наращиванию как того, так и другого обеспечивал репутацию столь же солидную, как и сама финансовая империя Бальони.
— Франческо Бальони?!
Было ясно, что повстречаться в данной ситуации с подобным человеком Сайлас никак не рассчитывал. Откуда Роберта может его знать? Этот вопрос ясно читался на его лице, отражаясь и на интонационной скованности речи.
— Совершенно верно.
Этот тон был хорошо знаком Роберте, пожалуй, даже слишком хорошо. Взвешенный, расчетливый, вежливый… до поры до времени.
Все указывало на то, что терпение Франческо на пределе, еще чуть-чуть, и оно лопнет. Если только, конечно, человек, его испытывающий, не окажется достаточно умным для того, чтобы попытаться избежать полномасштабного вулканического извержения.
— Сайлас… — попыталась вмешаться Роберта, но удерживающий ее мужчина несильно, но предупреждающе встряхнул ее.
— Позволь мне ответить на его вопросы, Роберта. Так будет проще.
— Проще? — не удержалась она. — Для кого?
— Для всех!
Явное предупреждение, прозвучавшее в его голосе, вызвало мурашки, которые пробежали по телу Роберты.
Таким она видела Франческо в прошлом, когда какой-нибудь из его подчиненных совершал глупую ошибку либо репортер оказывался слишком навязчивым. Это являлось прелюдией к гораздо более яростной вспышке эмоций. Самой ей доводилось быть свидетельницей подобного поведения крайне редко, но и этого оказалось вполне достаточно. Зрелище было не из приятных.
— Для всех?
Франческо склонил черноволосую голову к самому ее уху, щекоча дыханием нежную кожу.
— Ты хочешь, чтобы я от него избавился, или нет?
Разумеется, она хотела, чтобы Сайлас убрался, убрался из этого дома и из ее жизни вообще. Но было бы неплохо, если бы он прихватил с собой и Франческо. Однако это напрасные надежды. Поэтому, выбрав из двух зол меньшее, Роберта сдержала готовый вырваться яростный протест и неохотно кивнула в знак согласия.
Это было все, что требовалось Франческо. Довольный тем, что она передала инициативу в его руки, он вновь повернулся к сопернику.
— Может быть, вас интересует еще что-нибудь?
Наверняка много чего, подумала Роберта, зная Сайласа. Однако он довольствовался лишь одним, выдающим крайнее недоумение вопросом:
— Вы утверждаете, что между вами существует связь?
— Не утверждаю, а так оно и есть.
И, как бы в доказательство своих слов, он притянул Роберту еще ближе к себе.
— Ты это тоже подтверждаешь, Роберта? — спросил ошеломленный Сайлас.
И вновь ее хватило лишь на молчаливый кивок. Пусть только Франческо избавится от Сайласа, взмолилась про себя Роберта, а потом я избавлюсь от него самого… Если только смогу. Франческо явно пребывал в том решительном настроении, когда переубедить его было почти невозможно.
— Когда же вы познакомились… и где?
— Вчера вечером на презентации в художественной галерее, — немедленно сообщил Франческо, не дав Роберте и рта открыть. — Хотя вряд ли вам в данный момент есть до этого дело. Кажется, у вас будет достаточно проблем и без того.
Роберте не было нужды убеждаться в том, что взгляд его черных глаз направлен сейчас наверх, туда, где по-прежнему стояла ошеломленная происходящим до полного онемения подруга Сайласа. Сама она уже почти забыла о ее существовании.
Франческо явно терял терпение. Маленькая драма, в которую он оказался замешан, возможно, на некоторое время показалась ему забавной, но ее привлекательности хватило ненадолго. Если Сайлас не уберется отсюда немедленно вместе со своей пассией, может случиться все, что угодно.
Ему не хотелось даже думать о том, что именно явилось истинной причиной подобной реакции. Ясно было одно: слизняк Сайлас и его дешевая потаскушка не имели к этому никакого отношения.
— Послушайте, о чем это вы там толкуете? Между прочим, меня зовут Мария.
Слова принадлежали женщине наверху, и Роберта, к своему великому удивлению, услышала в них отзвук той же примитивной эмоции, которую помимо воли испытывала сама.
Только что вылезшая из постели другого мужчины, эта Мария отреагировала на мужественное обаяние Франческо самым предсказуемым манером — мурлыкающими, чувственными интонациями в голосе. По-прежнему находящаяся в объятиях крепких мужских рук, Роберта смогла лишь поднять голову, чтобы увидеть ее, перегнувшуюся через перила и щедро демонстрирующую то, что сейчас виднелось в вырезе халата.
Однако Франческо не нашел зрелище соблазнительным.
— Вас никто не спрашивает! — резко заметил он. — И вообще, я предпочитаю, чтобы вас здесь не было. Поэтому одевайтесь и убирайтесь вместе с вашим любовником как можно быстрее! Иначе я не отвечаю за последствия.
Обиженно надув губы, Мария, однако, быстро оценила ситуацию и поняла, что это не шутка. Поспешно скрывшись в спальне, она уже через несколько минут появилась обратно, одетая в облегающую белую блузку и минимальнейшую из всех мини-юбок. Красный шелковый халат был небрежно переброшен через руку. Неловко спустившись по ступенькам на высоких шпильках, она направилась к стоящей в холле маленькой группе людей.
— Полагаю, это ваше.
Бросив халат на пол у ног Роберты, Мария повернулась к Сайласу и взяла его под руку.
— Пойдем, Сай, — сказала она. — Нам здесь нечего делать.
— На вашем месте я бы послушался леди, Сай, — язвительно подчеркивая уменьшительное имя соперника и обращение «леди», сказал Франческо. — Вам здесь определенно нечего делать.
— Однако… — начал было тот, но, встретившись взглядом с Франческо, не решился продолжить. — Хорошо, — пробормотал он. — Я уйду.
Но в его тоне слышалось нечто заставившее Роберту усомниться в том, что на этом все закончится. У него явно было что сказать — или сделать — перед уходом.
Тем не менее опасения ее не оправдались.
Звук закрывшейся за уходящей парой двери произвел на нее странное действие, усугубив и так достаточно нервное состояние и заставив вскинуть лежащую на груди Франческо голову.
— Все в порядке. — Успокаивающим жестом Франческо погладил Роберту по волосам. — Они ушли. — Наклонив голову, он с улыбкой заглянул в ее настороженные зеленые глаза. — Опасность миновала.
— Мне нечего было бояться!
Роберта отчаянно пыталась взять себя в руки с тем, чтобы встретить его насмешливый взгляд с достоинством. Слишком уж самодовольный был у него вид.
— Абсолютно нечего! — настойчиво повторила она, отвечая на невысказанный вопрос. — Просто… не люблю, когда меня так держат.
И в доказательство своих слов она дернулась, попытавшись освободиться. На какой-то вызвавший замирание сердца момент Роберте показалось, что Франческо не отпустит ее, обрекая на унизительное поражение в борьбе, однако он внезапно разжал руки. Потеряв от неожиданности равновесие, Роберта вынуждена была вновь положиться на поддержку его сильной руки.
То, что Франческо явно понимал, что с ней творится, отнюдь не улучшало ее настроения. Роберте ненавистен был все усиливающийся блеск его глаз и слегка приподнявшиеся в усмешке уголки губ, свидетельствующие об игривом настроении.
— Ну вот, теперь ты свободна, — констатировал он.
— Вижу, — огрызнулась она и добавила против своего желания: — Спасибо.
— Не за что.
Нагнувшись, он подобрал с пола брошенный Марией халат.
— Полагаю, это твой.
С отвращением взглянув на протянутый ей безобидный кусок материи, Роберта неохотно взяла его в руки, а затем, поддавшись внезапному порыву, безжалостно смяла и отбросила так далеко, как только смогла.
— Он мне не нужен! После нее мне противно даже касаться его!
Проследив взглядом за тем, как яркая шелковая вещица, описав в воздухе дугу, вновь упала на пол, Франческо повернулся к Роберте.
— Я куплю тебе другой.
— Не надо, я…
Стоило только смыслу его предложения дойти до сознания, как слова замерли у нее на губах. Было ясно, что Франческо собирается здесь остаться, по крайней мере на какое-то время, и это совсем не устраивало Роберту, особенно после сцены, свидетелем которой он только что стал, и ее очевидной интерпретации. А что еще хуже, после недавно сделанного ею открытия.
— Я в состоянии купить себе халат. Работа в художественной галерее неплохо оплачивается.
Роберта понимала, что говорит лишь для того, чтобы нарушить молчание и отвлечься от собственных мыслей. Слишком о многом не хотелось думать, да и было рискованно. Гораздо проще казалось сосредоточиться на настоящем моменте и сопутствующих ему обстоятельствах.
В конце концов, тут тоже есть о чем беспокоиться, тяжело вздохнула Роберта. Сайлас, конечно, ушел, и Мария тоже, что не может не радовать. Однако Франческо до сих пор здесь. И избавиться от него будет далеко не просто.
— Что ты здесь делаешь, Франческо?
— Зашел повидаться с тобой, дорогая.
— Я имею в виду совсем другое, и ты прекрасно об этом знаешь, — торопливо и раздраженно возразила Роберта, приходя в ужас от одной возможности услышать от него слово «жена».
А ведь когда-то она была горда и счастлива — еще как счастлива! — иметь возможность называть себя его женой, даже если по каким-то причинам на некоторое время их брак должен был оставаться в тайне. Однако сейчас, когда их недолгий бутафорский союз завершился крахом, ей страстно хотелось забыть его как можно скорее, выбросить если не из своего прошлого, то хотя бы из памяти.
— Я хочу знать, почему ты находишься здесь… в Лондоне.
— Есть кое-какие дела. Важные встречи. Это неправда, вернее не совсем правда, сознавал Франческо. Однако к правде он не готов. Пока, во всяком случае. А может быть, и вообще.
Кое-какие встречи действительно предполагались. В частности, данное свидание с Робертой, целью которого было обсудить обстоятельства их брака — точнее, того, что от него осталось.
Именно таково было намерение Франческо, когда он явился в этот дом. Однако судьба посмеялась над ним, разрушив все его призрачные надежды.
У Роберты было достаточно времени, чтобы образумиться, уверял себя Франческо. Полгода самостоятельной жизни, отказ от любых контактов и возврат писем нераспечатанными должны были хотя бы приготовить ее к тому, чтобы выслушать его.
И она выслушает, решил Франческо. Выслушает, чего бы ему это ни стоило. Каким угодно образом, но ее надо заставить вернуться имеете с ним на Сицилию и показать ей, что ему удалось сделать. А тогда…
Загадывать дальше Франческо не хотелось.
— Дела, как же иначе. Что же может быть еще. — Голос Роберты звучал холодно и напряженно.
В других обстоятельствах можно было бы подумать, что она разочарована, и это обрадовало бы его… если бы он еще питал иллюзии. Появление Сайласа и его очевидное знакомство со спальней Роберты развеяло их.
— Ты же меня знаешь, дорогая, — возразил Франческо. — Дела, сделки, контракты…
— Все приобретаешь землю? — поинтересовалась она с еще большей язвительностью в голосе. Каким бы горьким ни было ее предыдущее разочарование, оно не шло ни в какое сравнение с болезненным чувством, испытываемым в данный момент. — Прибавил к своим отелям что-нибудь новенькое, Франческо?
— Ничего со времени твоего ухода, дорогая, — сообщил он приторным тоном. — К тому же, насколько я помню, ты так и не подписала соглашения на передачу того, чего мне требуется.
— Вроде бы нет. От души надеюсь, что это доставило тебе некоторое неудобство.
Ответная усмешка Франческо была мрачной, натянутой, лишенной какой-либо теплоты.
— Не больше, чем обычно, дорогая. Я же говорил, что женился на тебе отнюдь не из-за того, что ты владеешь этой землей.
Пусть себе думает, что причиной разрыва стал именно этот столь нужный корпорации Бальони участок земли на Сицилии, решила тогда Роберта. Именно так она и сообщила в оставленном ему письме. Именно на этом настаивала позднее, когда Франческо, последовав за ней, в бешенстве потребовал немедленного ее возвращения. Пришлось, правда, добавить еще разочарование в браке и скуку жизни на патриархальной аграрной Сицилии. Это было гораздо лучше, чем позволить ему узнать ужасную, ненавистную правду.
— Однако признайся, когда обнаружилось, что оставленный мне дедом участок земли расположен на интересующем твою семью острове, это тебя отнюдь не порадовало. Особенно если учесть, что старик поклялся, что скорее умрет, чем передаст владение кому-либо из вас.
Ее дед был наполовину сицилийцем по материнской линии и именно через нее унаследовал землю на Сицилии. Этот пресловутый участок находился как раз между двумя отелями, принадлежащими корпорации Бальони. Франческо и его отец давно смотрели на него с вожделением, мечтая застроить, превратив в сплошную зону отдыха. Однако семейство Стаффорд издавна враждовало с кланом Бальони, и дед Роберты, к все растущему раздражению Винченцо Бальони, упорно держался за свою собственность, несмотря на огромную и все увеличивающуюся сумму, предлагаемую за крохотный клочок земли.
Поэтому, узнав, что Роберта как единственная наследница своего деда получает право на владение участком, Франческо начал охоту на нее. И она, будучи неопытной наивной дурочкой, значительно облегчила ему задачу, влюбившись в него без памяти.
— Как ты, должно быть, проклинал адвокатов, которые сообщили мне об этой удаче прежде, чем тебе удалось получить мою подпись.
— Действительно, это доставило мне, как ты справедливо заметила, некоторое неудобство, — нахмурившись, признал Франческо. — Но ничего смертельного ведь не случилось. Вернее, не случилось бы, если бы ты переговорила со мной или вернулась обратно…
— Вернуться обратно! — не в силах сдержаться, воскликнула Роберта. — Вернуться к браку, с самого начала оказавшемуся фальшивым? Основанным лишь на лжи и обмане? К браку, который ты решил держать в тайне ото всех, потому что стыдился его?
— Совсем не стыдился! — решительно возразил Франческо. — Просто объявлять о нем в тот момент было… несколько не кстати.
— Еще бы! Что ж, в конце концов я, вероятно, должна поблагодарить тебя за это. Ты избавил меня от унижения и нездорового интереса, который я неминуемо вызвала бы, знай люди о том, что мы женаты. Теперь же надо всего лишь подождать завершения всех формальностей, и мы сможем развестись так же тихо, как и поженились. Так что извини.
Роберта попыталась было пройти мимо. Однако он решительно преградил ей дорогу.
— Куда ты собралась?
— Наверх.
— Зачем?
— Какое тебе дело?
— Не смеши меня.
При виде упрямого выражения на лице Франческо Роберта тяжело вздохнула, поняв, что объяснений не избежать.
— Я собираюсь снять с кровати постельное белье, которым пользовались Сайлас и его… любовница. — Губы ее презрительно скривились. — Придется отдать все в стирку… Хотя, если честно, я с удовольствием сожгла бы его!
К ее облегчению, Франческо отодвинулся, давая дорогу. Но, поднимаясь по лестнице, Роберта обнаружила его идущим по пятам.
— Я пойду с тобой.
— Нет!
Не обращая внимания на ее протест, он продолжал подниматься.
— Франческо, — повернувшись, она увидела то же каменное выражение лица, — ты мне для этого не нужен!
Сама мысль о том, что этот мужчина, бывший, хотя и недолгое время, ее мужем, последует за ней в спальню, была просто невыносимой. «Я тебя не хочу» — вот что она должна была бы сказать, однако эти слова имели и другой, более деликатный смысл, поэтому вряд ли ей удалось бы произнести их с подобающей случаю убедительностью.
— Вдвоем это сделать легче, — заявил Франческо, как ни в чем не бывало продолжая путь.
— Я сколько раз делала это одна…
— Ничуть не сомневаюсь. Однако теперь я здесь и тебе нет никакой необходимости делать это одной.
— Франческо, это моя комната! Раздражение и невольный страх перед этим человеком невольно заставили ее голос дрогнуть. Несколько необычный угол обзора только подчеркивал физическую силу мышц его груди и плеч. Темные волнистые волосы блестели в солнечном свете как шелк, обнажившиеся в улыбке зубы сверкали белизной на смуглом лице.
— Роберта, это мой дом! — резонно возразил Франческо, подражая ее интонации.
Какой ответ она могла на это дать? Ровным счетом никакого или, во всяком случае, никакого такого, который он мог бы принять, которому уделил бы внимание. Роберте не хотелось быть ему обязанной ничем, но ей отчаянно нужна была крыша над головой. К тому же, насколько она знала, Франческо уже вел строительство на спорном участке, не принимая во внимание никаких принципов морали.
Торопливо поднявшись на лестничную площадку, Роберта повернулась и с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Ты же сказал, что я могу здесь жить! — воскликнула она и внутренне поежилась при виде сурового выражения, появившегося на его лице.
— Ты — да, — согласился он. — А не твои дружки.
Пора сказать ему всю правду, подумала Роберта. Как бы это все ни выглядело со стороны, Сайлас никогда не получал от нее разрешения находиться в этом доме, по крайней мере в спальне, не говоря уже о постели. Тогда почему же нужные слова словно застряли в горле? Почему бы не бросить их ему в лицо и окончательно не покончить с этим?
Да потому, что Франческо не имеет никакого права вмешиваться в ее жизнь. Он утратил его, предав ее доверие, поступив с ней не как с горячо любимой женой, а как с вещью, которой можно пользоваться по своему разумению.
Горячо любимая жена!
Ха-ха! Вот так шутка. Жестокая шутка, настоящий черный юмор, бередящий болезненные раны, только начавшие заживать.
На самом же деле она так и не стала женой Франческо, во всяком случае, в главном смысле этого слова, исключая, может быть, только секс. Жена лишь в постели, и не более того. Физически он желал ее, испытываемую им чувственную страсть скрыть или подделать было просто невозможно. Что в свою очередь значительно облегчило ему реализацию своего плана.
Боль, вызванная этими воспоминаниями, заставила Роберту окончательно потерять голову, породив взрыв слепой ярости.
— Не хочешь ли ты сказать, что все эти шесть месяцев вел целомудренную жизнь!
Неожиданное нападение явно застало Франческо врасплох, причем до такой степени, что он не сразу нашелся, что ответить.
— Как, тебе нечего сказать, Франческо? Так я и думала. Слышал поговорку: чья бы корова мычала, а твоя бы молчала?
— Да, я знаю эту поговорку, однако не думаю, что она была бы применима к данной ситуации.
В довершение всего у Франческо еще хватило наглости напустить на себя вид оскорбленной добродетели. Его темные, глубоко сидящие глаза раскрылись в кажущемся неподдельным изумлении.
На какое-то мгновение Роберта была вынуждена даже зажмуриться: слишком болезненным было воспоминание о том моменте, когда Винченцо Бальони открыл ей всю правду насчет отношений своего сына с Луизой Каэтано, брак с которой, запланированный давным-давно, должен был объединить состояния двух сицилийских финансовых династий. Именно тогда он и объяснил ей, почему Франческо так настаивает на сохранении их брака в полной тайне от всего мира.
Сам Франческо, разумеется, не имел никакого понятия о том, что его бедная обманутая жена в курсе грязной подоплеки их союза, и до сих пор полагал, что смело может заявлять о своей полной невиновности.
— О, разумеется, как же иначе.
Вновь открыв глаза, но избегая лживого взгляда Франческо, она повернулась к смятой постели.
— Кстати, я вовсе не позволяла Сайласу пользоваться этим домом, как ему заблагорассудится! — вызывающим тоном заявила Роберта, пытаясь скрыть за ним охватившее ее чувство неловкости, и, схватив одну из подушек, сорвала с нее наволочку. — А если бы знала о его намерениях, то, естественно, никогда бы не дала ключ от двери.
— Как ты справедливо заметила, твой образ жизни в последние шесть месяцев совершенно меня не касается. — Постепенно становясь все холоднее, тон Франческо теперь казался совершенно ледяным, от чего по коже Роберты вновь пробежали мурашки.
Пробормотав невнятную фразу, которую можно было интерпретировать как в качестве согласия, так и наоборот, она сбросила на пол подушку, за которой последовала наволочка. Но, взявшись за смятую простыню и вспомнив, как стояла за дверью спальни, слушая раздающиеся внутри звуки, ощутила такую слабость, что пошатнулась и изо всех сил вцепилась побелевшими пальцами в материю.
— Роберта!
Должно быть, Франческо внимательно следил за каждым ее движением, потому что, быстро шагнув вперед, поддержал ее прежде, чем она поняла, что некрепко держится на ногах.
— Роберта! — повторил он с интонацией, определить которую ей так и не удалось. Это было похоже на гнев, но против кого он был направлен?
Роберта чувствовала себя настолько слабой, что даже не воспротивилась тому, что опять оказалась в его объятиях.
— Этот подонок не стоит того! Надо ли тратить на него слезы?
Слезы?!
Проведя ладонью по лицу, она обнаружила, что Франческо говорит чистую правду. Щеки ее были влажными от слез, которые только и ждали пролиться — с того самого момента, как, приоткрыв дверь спальни, она увидела Сайласа, мужчину, уверявшего в своем желании излечить ее разбитое сердце, с другой женщиной. Насколько ей стало бы легче, если бы она смогла выплакать их на крепком, надежном плече Франческо!
Искушение было чревато опасными последствиями, и с ним нужно было бороться. Ведь Роберта прекрасно знала, какую интерпретацию даст Франческо ее слезам: единственно, по его мнению, возможную.
Он подумает, что она плачет по Сайласу. Решит, что этот мужчина, позволив застать себя посреди дня в постели с другой женщиной, безжалостно разбил ее сердце. Начнет обзывать Сайласа, клясть самыми последними словами, возможно даже пригрозит отомстить. Насколько Роберта знала мужа, тот мог даже попытаться осуществить это намерение, поэтому надо было удержать его, уговорить остаться. А это в свою очередь грозило ей гораздо большими неприятностями.
Хотя для появления Франческо в этом доме неподходящим оказался бы любой момент, данный был наихудшим из всех возможных.
Роберте только-только начало казаться, что раны, нанесенные скоротечным замужеством, наконец-то зарубцевались. Еще утром этого дня она уверяла себя, что постепенно начинает вновь распоряжаться жизнью по своему усмотрению, вынырнув из пучины мировой скорби. У нее была прекрасная работа в качестве торгового агента Идена Лукаса, известного на весь мир антиквара и владельца одной из наиболее престижных художественных галерей Лондона. Вовремя подвернувшийся Сайлас, казалось, посвятил себя тому, чтобы вывести ее из глубокой депрессии, охватившей Роберту после возвращения с Сицилии. И, что самое важное, муж, которого она обожала и который воспользовался ее любовью в корыстных целях, находился за тридевять земель от нее, на острове, который считал своей родиной.
Единственной причиной, по которой Сайлас находился сегодня в доме, была острая необходимость. Холодильник в кухне вышел из строя, пришлось приобрести новый, однако вынужденная срочно заменить заболевшую сослуживицу Роберта чуть было не отложила доставку. Но Сайлас, недавно уволенный по сокращению штатов, предложил побыть дома вместо нее. До этого они встречались пару раз. Сайлас называл это свиданиями, однако в ее глазах он был не более чем другом.
— Я сейчас все равно ничем не занят, — сказал он. — Если не считать просмотра объявлений о приеме на работу. А это с таким же успехом можно делать и у тебя дома.
Однако Роберта вернулась неожиданно рано.
Непривычно озабоченный Иден, явно находящийся мыслями где угодно, только не в своем кабинете, отпустил ее с половины дня. Машина Сайласа стояла возле дома, и какое-то тревожное предчувствие заставило Роберту войти как можно тише. Донесшийся со второго этажа негромкий женский смех застал ее на ступеньках лестницы.
— Вот это жизнь, Сай! Мне здесь нравится! — услышала Роберта, достигнув верхней площадки.
— Не слишком раскатывай губы, крошка, — раздался знакомый протяжный голос Сайласа. — Достопочтенная мисс Стаффорд вернется домой к пяти часам, так что тебе придется убраться отсюда задолго до этого.
— Меня это не устраивает! Я не хочу делиться тобою с ней, Сай. Совсем не хочу!
— Мне тоже жаль тратить на нее свое время, дорогая, — заверил женщину Сайлас. — Но она хорошо упакована! Возьми, к примеру, дом. В этом районе Лондона он должен стоить целое состояние! Наверняка хозяйка «потянет» не на один миллион. И она почти что моя, уже дала мне ключ, так что я могу уходить и приходить, когда захочу. Еще пару недель, и я заставлю ее есть из моих рук…
Именно тогда к ней и пришло понимание. Тот, кто сказал, что молния никогда не ударяет в одно и то же место, был абсолютно прав.
Слушая, как Сайлас и его наглая подруга собираются сыграть на ее эмоциях, Роберта ощущала не полное безразличие. Оказывается, несмотря на едва зародившиеся надежды, на мечты начать жизнь сначала, сам Сайлас ничего для нее значил.
Потрясение, лишившее ее с таким трудом достигнутого душевного равновесия, было вызвано осознанием того, что это душевное равновесие оказалось лишь иллюзией, а все надежды на новую жизнь, на перемены, позволяющие забыть о прошлой боли, — элементарным самообманом. С Франческо было вовсе не покончено.
И если до сих пор у нее еще оставались какие-то сомнения, что это все-таки не так, они полностью развеялись после того, как, оказавшись в объятиях мужа, Роберта почувствовала себя словно вернувшейся в родную стихию.
Едва увидев Франческо, она влюбилась в него без памяти, и ничто случившееся позже не изменило сего непреложного факта. Он взял ее сердце в плен и до сих пор держал в своих сильных руках. Все мечты о будущем, о новой жизни оказались фантазиями, растаявшими, как вешний снег под солнцем, при первом же соприкосновении с реальностью.
А реальность заключалась в том, что ее любовь к Франческо безгранична и останется таковой, тогда как сам он никогда не испытывал к ней ничего, кроме приступов похоти, заставляющих его затаскивать Роберту в постель. Но даже это воспринималось им как непредвиденное осложнение, только мешающее использовать ее в своих целях.
Именно по этой причине Роберте и хотелось сейчас заплакать, попытаться смыть потоком слез невыносимую сердечную боль.
Однако делать это было никак нельзя, дабы не раскрыться полностью перед мужчиной, непосредственным виновником всех ее несчастий.