Глава 6 Видения

Роберваль, в тот же день вторник 12 декабря 1939 г.

Симон высадил Шарлотту на перекрестке улиц Сен-Жорж и Сент-Анжель. Молодой человек ехал очень медленно, потому что ночью на заснеженной дороге образовался гололед.

— Я подъеду за тобой в полдень к церкви, хорошо? — спросил он, широко улыбаясь. — Пожалуйста, не опаздывай. Ты даже не объяснила мне, почему тебе так срочно понадобилось ехать в Роберваль…

— Мы говорили на другие темы! — ответила она, смеясь. — Я должна оказать услугу Эрмин, не могу же я отказать ей. Она очень подавлена тем, что произошло. Я все закончу до полудня.

Не заглушая мотора, Симон вышел из машины и достал из багажника маленькую елочку, которую срубил, когда они выехали из деревни.

— Ты правда не хочешь мне сказать, для кого она?

— Я помогаю Эрмин в ее добрых делах, Симон. Расскажу тебе на обратном пути. Будет тема для разговора, по крайней мере!

Он не настаивал, на самом деле ему было совершенно все равно. Но он осмотрел девушку с ног до головы. На ней было красное драповое пальто, расширявшееся книзу и перетянутое в талии поясом. Ее красивые вьющиеся темные волосы выбивались из-под белой шапочки.

— Ты ужасно хорошенькая! — воскликнул он. — Одно удовольствие быть твоим шофером. Я погуляю по бульвару Сен-Жозеф, наверное, встречу кого-то из своих корешей!

Шарлотта поправила свои варежки и взяла елку. В другую руку — кожаный саквояж с елочными украшениями, которые ей дала Лора.

— До скорого, Симон! — звонко воскликнула она. — Передавай привет твоим знаменитым корешам, если встретишь их по такому холоду!

Она ушла, тоже улыбаясь ему и открывая в улыбке все свои жемчужные зубки.

«Да, я и впрямь женюсь на ней! — подумал молодой человек. — Вполне возможно, что рядом с ней все станет намного проще».

Он сам удивился ходу своих мыслей.


Тала не сразу открыла Шарлотте. Посетительница не стала называть своего имени, а только сказала шепотом:

— Тала, я от Эрмин, ничего не бойтесь, я все вам объясню.

Из этого индианка заключила, что возникло какое-то затруднение, хотя не могла понять, насколько серьезное. Она приоткрыла створку деревянной крашеной двери, но, увидев елку, сразу успокоилась.

— Заходи, Шарлотта, — произнесла она вполголоса. — Киона еще спит. Очень рано. Хочешь кофе? Только что сварила. Значит, Эрмин тебе сказала, где мы здесь живем?

— Да, и она послала меня к тебе по важному делу.

Девушка рассказала все, стараясь быть как можно деликатнее. Даже несмотря на смуглую кожу, стало видно, как индианка побледнела. Она с тревогой посмотрела в окно, потом взглянула на Шарлотту.

— Мне очень все это неприятно, — вздохнула она. — Хорошо еще, что Эрмин не пострадала. Передай ей, что я все время о ней думаю и восхищаюсь ее смелостью. Ты ведь знаешь, кто отец Кионы. Это ужасно, у меня такое ощущение, что меня просто измазали грязью. А чего теперь нам ждать от этих подонков, которые жаждут мести?

— Увы, это нам неизвестно, — ответила Шарлотта. — Поэтому Эрмин просит вас еще неделю не выходить из дома, не показываться на людях. Она пережила сильное потрясение, но очень скоро придет в себя и приедет к вам. А пока я буду исполнять роль посредника, если вам понадобятся продукты. Но если нужно сходить за покупками, то сначала я бы хотела поставить елку, это будет сюрпризом для Кионы.

В излишне веселом тоне девушки Тала уловила некоторое безразличие, смешанное с нетерпением.

— Я тебе помогу, — сказала она. — Очень мило с твоей стороны. Киона будет в восторге.

Шарлотта разыскала на чердаке железное ведро. Она набила его старыми газетами, которые скомкала, чтобы они плотнее охватывали ствол. После короткой дискуссии елку установили в кухне, где всегда было тепло.

— Предпочитаю находиться здесь, — сказала индианка. — В гостиной есть печка, но не хочу ее разжигать, расходовать дрова. К тому же здесь веселее!

Развешивая на ветках стеклянные шары и блестящие гирлянды, они не услышали, как сзади на цыпочках подошла Киона. Девочка закричала от радости, узнав Шарлотту, которая проводила с ними долгие зимние месяцы на берегу Перибонки. Для Мукки, близнецов и Кионы Шарлотта была кем-то вроде старшей сестры — преданной, любящей и незаменимой.

— Здравствуй, Шарлотта! Ой, мама, это моя елка! Эрмин мне обещала!

Ласковая и привязчивая по природе, девочка зажмурилась от восторга.

— Здравствуй, моя маленькая! — воскликнула Шарлотта. — Я не успела еще все повесить, поможешь мне?

Киона подбежала к девушке и обхватила ее за талию.

— Да, да! — воскликнула она.

Наконец наступил волшебный миг — пришел черед электрической гирлянды с разноцветными лампочками. Лора выписала ее по почте в одной американской фирме. Ей казалось, что это более современно, а главное, не так опасно, как свечи в подсвечничках на защипках, которыми украшали елки в большинстве домов.

— Как красиво! — не могла успокоиться Киона. — Мамуля, можно мне сесть рядом с моей елочкой?

Тала расстелила на полу медвежью шкуру.

— Сейчас принесу тебе чашку какао и ломтик хлеба с маслом, — нежно сказала она.

Индианка бережно укутала дочь одеялом.

— Ты даже еще не оделась, баловница! — заметила она ласково.

Шарлотта оставила их вдвоем, ее поразило, как сильно любит Тала свое дитя. Она вышла из дома и осмотрелась. Поблизости не было ни одного грузовика, никаких подозрительных личностей. Земля, покрытая снегом, превратилась в настоящий каток, и нужно было идти осторожно, чтобы не упасть. Но благодаря Симону у нее словно выросли крылья. Молодой человек явно переменился к ней.

«Он делает мне комплименты, часто улыбается и смотрит прямо в глаза. А вдруг он влюбился, вот так, ни с того ни с сего! Господи, благодарю тебя!»

Покупая все необходимое на улице Сен-Жорж, Шарлотта надеялась встретить там Симона, который должен был слоняться неподалеку, однако его там не было. Тогда она заторопилась назад, потому что было уже почти двенадцать. Индианка тотчас же открыла ей дверь.

— За тобой никто не шел? — спросила она тихо.

— Да нет же! Не волнуйся! Эти мерзавцы меня не знают, угрозы нет.

Девушка выгрузила на стол два килограммовых пакета муки, бутылку молока и большой кусок соленого сала. Киона по-прежнему сидела на медвежьей шкуре возле елки, но уже в индейской одежде.

— Вам правда больше ничего не нужно? — забеспокоилась она. — Эрмин настаивала, чтобы вы не выходили из дома, а вечером плотно задергивали шторы.

— Этого вполне достаточно. У меня еще есть макароны, рис и сыр. Знаешь, Шарлотта, чего мне больше всего не хватает? Собак, да, собак моего сына! Они рычат, даже если мимо пролетит ворона, лают, когда поблизости бродит какой-то дикий зверь. В этом городе я не чувствую себя в безопасности, но только не говори Эрмин. Она старалась изо всех сил.

— Конечно, не скажу. Она нашла для вас опрятный и уютный дом. Ваша улица хорошо освещена, неподалеку находится полицейский участок на бульваре Сен-Жозеф. Если вы будете вести себя благоразумно, то те, кто желает вам зла, просто не найдут вас здесь. Тала, мне пора! Что передать Эрмин?

— Передай ей мою благодарность и скажи, что я очень переживаю за нее. Представляю, как она испугалась, когда оказалась один на один с этими злобными негодяями. И еще скажи, что я сделаю всё, как она советует. Спасибо и тебе, Шарлотта, что ты так рано приехала в такой холод. Ночью был сильный мороз. Но моя девочка счастлива и в тепле. Я могу готовить ей еду. Мне ничего не нужно, лишь бы Кионе было хорошо.

— Ну конечно, мне очень хорошо, мамочка! — воскликнула девочка.

— Ты и выглядишь так! — излишне восторженно подтвердила Шарлотта. — Ну чистый ангелочек, погруженный в созерцание!

Киона даже головы не повернула.

Она не могла отвести глаз от своей елки, переливающейся тысячей золотых огоньков, которые отражались в стеклянных шарах; цветные лампочки освещали мягким светом иголки на елке, и пахло лесом. Пораженная волшебным зрелищем девочка прижимала к себе куклу, словно хотела, чтобы насладилась и она.

Тала отнесла сало и молоко в гостиную, где было намного прохладнее, в ту самую гостиную, которую большинство канадцев использует только для приема гостей по случаю праздников, семейных торжеств или когда кюре приходит навестить своих прихожан. Сын Мелани Дунэ оставил здесь старый буфет, старое кресло, с которого сняли кружевную накидку, прикрывавшую его потертости, а также печку.

Шарлотта склонилась и нежно поцеловала Киону.

— До свидания, я ухожу! Я расскажу Мимин, как ты довольна. Она очень скоро приедет полюбоваться твоей елкой.

Девочка прикрыла веки, словно от усталости, потом тихо произнесла:

— Я тебя видела, пока ты ходила в город. На тебе было прекрасное белое платье и фата на голове. Думаю, скоро ты выйдешь замуж, Шарлотта! За мальчика, который срубил для меня елочку в лесу.

— Что ты сказала? — переспросила девушка. — Киона, неужели это возможно? Откуда ты знаешь, что утром я была с мальчиком? Где ты меня видела? Во сне?

— Да нет же, я просто тебя видела, и все!

Киона склонила голову и принялась укачивать свою куклу. Она не должна была говорить с Шарлоттой.

— Мне хотелось сделать тебе приятное, — добавила она еле слышно. — А ты теперь сердишься. Только, пожалуйста, не говори ничего маме.

Шарлотта не поняла смысла слов Кионы.

— Ты все это придумала, чтобы меня порадовать? Но я вовсе не сержусь.

Однако она была смущена. Она гладила золотистые волосы девочки и ласково приговаривала:

— Эрмин утверждает, что ты умеешь утешать людей. Посмотрим, выйду ли я замуж за этого мальчика. Если так случится, я буду безумно рада.

Вернулась Тала. Шарлотта помахала ей и вышла в полном смятении. В глубине души ей очень хотелось верить Кионе.

Не успела она повернуть на бульвар Сен-Жозеф, как увидела Симона. Он курил сигарету, облокотившись на машину Шарденов.

— Ну, красотка, — воскликнул он, — не очень-то вы точны! Я почти превратился в ледяную статую. Ладно, хватит шутить, Шарлотта. Могу я пригласить тебя в ресторан? Я голоден и с удовольствием поболтаю там с тобой.

— Да с тобой хоть на Луну! — ответила она. — Я тоже голодна, как волк, поэтому согласна на ресторан. Можно я возьму тебя под руку? Иначе упаду!

Девушка была на седьмом небе. И хотя она разыгрывала непринужденные дружеские отношения, прикоснувшись рукой в перчатке к рукаву Симона, она почувствовала, что испытывает к нему сильное физическое влечение.

— Пусть все завидуют! — прошептал он ей на ухо.

— Ну ты и льстец! — ответила она.

Она покраснела от гордости и надежды. Кажется, ее молитвы услышаны…

«А если малышка Киона действительно видела нашу свадьбу, это было бы грандиозно, — сказала она себе с ликованием в душе. — Я так его люблю, моего Симона!»

Валь-Жальбер, в тот же день

Четыре часа дня. Сумерки вот-вот должны затемнить окна. Лежа на диване, Эрмин просматривала статьи, которые мать положила рядом на этажерке. Мирей собиралась подавать полдник, об этом можно было догадаться по аппетитному запаху пекущихся оладий. На этом закончится драгоценный покой, которым наслаждалась молодая женщина. Мадлен держала всех четырех ребятишек наверху в детской; Лора и Жослин поднялись в свою спальню. Огонь потрескивал в огромной чугунной печке, благоухала елка.

«Как я была бы счастлива, если бы у меня в голове не было всех этих забот! — с грустью подумала Эрмин. — И Шарлотты все нет! Я рассчитывала, что она приедет к обеду».

Она волновалась, что девушка задерживается. Представляла себе, что Шарлотта попала в руки тех самых негодяев, которые накануне так напугали ее саму.

— Я с ума сошла! — сказала она себе вполголоса. — Они никогда ее не видели, и в любом случае она не одна, а с Симоном.

Но чем больше она размышляла, тем больше начинала паниковать. Ей показалось, что те двое возвращались из Валь-Жальбера, поскольку ехали по региональной дороге.

«Они могли оставить машину возле деревни и бродить по округе, могли, например, следить за домом. Они знали, что я там. Значит, они собирали обо мне сведения. Тогда они видели и Шарлотту, и Маруа. Здесь так мало жителей».

Тщетно Эрмин старалась отогнать от себя все эти тревожные мысли. Она по очереди выглянула из всех окон.

— Если бы здесь за загородкой были собаки Тошана, они предупреждали бы о появлении чужих… А что делает Пьер? Он должен был уже привезти их сюда.

Она вздрогнула, похолодев. Перед глазами предстал образ ее мужа в день расставания, на крыльце их дома. Какой он был красивый и горделивый, взволнованный мыслью о разлуке.

«Тошан, любимый, как мне тебя недостает!»

В эту минуту вошла экономка. Она несла большой поднос. Возле зажженной елки был накрыт стол. Лора захотела завтракать и полдничать в гостиной.

— Мирей, будь любезна, не могла бы ты задернуть шторы? — попросила Эрмин. — Не думай, что я такая лентяйка, но у меня после вчерашнего падения болит спина… Я не говорила маме, иначе она тут же позовет врача.

— И будет права, — отрезала экономка, — у тебя может быть трещина в костях. Эх, попались бы мне эти бандиты! И эти господа полицейские! Они не спешат прийти и начать расследование.

— Папа завтра поедет в Роберваль, я, наверное, с ним.

Продолжая ворчать, Мирей стала расставлять на столе чашки, тарелочки, чайник и молочник.

— Сейчас задерну шторы, потом принесу горячие оладушки. Отдыхай, Эрмин!

— Шарлотта уже должна была приехать! — беспокоилась молодая женщина. — Могла бы, по крайней мере, позвонить.

— Посылаешь ее незнамо куда, да еще с ее ненаглядным, и думаешь, что она будет мчаться обратно на всех парах? — воскликнула экономка с заговорщическим видом. — Тоже мне! Придумала! Вот глупышка!

С этими словами Мирей энергичной походкой направилась в кухню. Эрмин слабо улыбнулась. Увы, жизнь все меньше и меньше позволяла ей быть глупой, поскольку посылала всевозможные испытания. Она испуганно подскочила от грохота на лестнице. В гостиную влетел Мукки. Мальчик — крупный и крепкий для своих семи лет — буквально бросился к матери. Он выглядел страшно возбужденным.

— Мама, иди скорее! Там Киона! В детской! Сказала, что хочет поиграть с нами, но что бабушка рассердится, если ее увидит. Ты нам говорила, что бабушке нельзя рассказывать про Киону, помнишь?

— Как это? Киона в детской? — пробормотала она в полном недоумении. — Но это же нелепо, Мукки! Я бы увидела, как она вошла в дом и прошла по коридору. Я не вставала с дивана.

За несколько секунд молодая женщина нашла разумное объяснение: Шарлотта могла привезти девочку с собой и провести в дом через дровяной сарай, который соединялся с кухней и служил огромной кладовой для продуктов. Но двери гостиной были застеклены и через них была видна лестница.

— Что ты такое рассказываешь? Если ты надо мной смеешься, это некрасиво.

Однако она тут же вскочила с дивана. Мукки настаивал на своем:

— Мы с близнецами видели Киону! Иди, мама, скорее!

— А Мадлен, что сказала Мадлен?

— Она уходила с Луи в уборную.

Сердце Эрмин готово было выскочить из груди. Она взбежала по ступенькам, чуть не падая в обморок от волнения. В детской находились только Мари и Лоранс, они играли со своими тряпичными куклами. Молодая женщина огляделась, но ее любимой индианки нигде видно не было. Мукки выглядел растерянным. Он бросился к шкафу и начал открывать все дверцы.

— Киона уже ушла? — спросил он у сестер.

— Ну вот что! Хватит! — сухо произнесла Эрмин. — Глупая игра — врать и сочинять такие небылицы. Киона не могла прийти сюда одна и в дом попасть не могла. Мукки, ты хочешь, чтобы тебя наказали?

Ее мучило странное предчувствие, и она никак не могла совладать с собой.

— Но, мамочка, я говорю правду! Я вообще никогда не вру! Лоранс и Мари тоже видели Киону.

— Да! — подтвердила Мари. — Киона хотела с нами поиграть, она так сказала.

— Правда, мамочка, дорогая! — добавила Лоранс, самая спокойная из всей троицы. — Но потом она исчезла.

Молодая женщина услышала, как ее мать разговаривает с Мадлен на лестничной площадке. Времени почти не было, и она начала лихорадочно думать. А может быть, ее дети, как и она, стали жертвами галлюцинации? Ведь в тот вечер Киона тоже пришла к ней, чтобы утешить. Очень тихо, но требовательно Эрмин спросила:

— Кто-то из вас плакал или был грустным? Прошу вас, расскажите мне, что произошло на самом деле. Быстрее, а то бабушка может войти. Не хочу, чтобы она знала про ваши проделки, ей это не понравится.

Мукки покачал головой и насупился. Мари и Лоранс переглядывались, явно не решаясь что-то сказать. Эрмин заметила, что мальчик угрожающе посматривает на сестер.

— Предупреждаю вас, — сказала она тихо, — если вы скрываете от меня что-то плохое, я напишу об этом папе и он расстроится, потому что просил вас хорошо себя вести и слушаться, пока его нет.

Тогда Лоранс встала из плетеного креслица, в котором сидела. Прелестная девочка в бархатном ярко-голубом платье, со светло-каштановыми локонами, разметавшимися по плечам, направилась к кровати брата и откинула покрывало. Эрмин подавила испуганный крик. На белом шерстяном одеяле лежал черный револьвер.

— Боже мой, откуда это оружие? — в панике спросила она.

— Мукки взял его в бабушкином шкафу! — сообщила Лоранс. — Он хотел поиграть в полицейских…

Молодая женщина очень осторожно забрала револьвер, не зная, заряжен ли он.

Теперь задним числом она испытывала такой страх, такую ярость, что схватила сына за ухо и встряхнула.

— Мукки, ты что, сошел с ума? Ты что, не знаешь, что это не игрушка? Ты мог убить или ранить кого-то издевочек! Здесь плохо за вами следят.

Она не могла сдержаться и перешла на крик. Вошла Лора, держа за руку Луи, за ними Мадлен.

— Эрмин, зачем ты поднялась сюда? — удивилась она. — Тебе нужно отдыхать, а ты устраиваешь шум! Что происходит? Господи помилуй, это же мой револьвер!

Побледнев от волнения, Лора с ужасом осматривала комнату, словно здесь спряталась целая банда, готовая напасть на них.

— Мама, Мукки украл это у тебя в спальне! Я услышала, как одна из девочек закричала и быстро прибежала посмотреть, что случилось, — солгала она. — А тебя, Мадлен, я поздравляю! Мы чудом избежали трагедии. Господи, если бы мой сын убил свою сестру или Луи, как бы я могла простить тебе это?

Кормилица в ужасе перекрестилась. Никогда в жизни Эрмин не говорила с ней так резко. Лора тоже вышла из себя.

— Будь осторожна, моя дорогая, — посоветовала она, — револьвер заряжен. Я не смогла бы спать этой ночью, если бы не было оружия под рукой. А ты, Мукки, заслужил серьезное наказание.

Лора прижимала к себе Луи. Мадлен на цыпочках подошла к близнецам. Мари тихо плакала, а Лоранс пока сдерживалась.

— Здесь не один Мукки виноват, — отрезала Эрмин. — Нужно быть совершенно безрассудным, чтобы оставить в доме, полном детей, заряженное оружие. Случайно или чудом ничего страшного не произошло.

Она остановилась в полном смятении. Слово «чудо» прозвучало очень кстати.

«Почему дети увидели Киону, а главное, когда они ее увидели? — спрашивала она себя. — А что, если она показалась в момент опасности, чтобы заставить Мукки положить револьвер на одеяло? Нет, я схожу с ума. Это невозможно!»

Лора осторожно забрала оружие из ее рук. Точными движениями она вынула из него пули, сложив их горкой на ладони.

— Я кладу все сюда, — пояснила она. — Дети, я запрещаю вам прикасаться к револьверу. Тот из вас, кто войдет в мою спальню, не получит подарка под елку. Вы уже большие и не верите в Санта-Клауса, вы прекрасно знаете, откуда берутся игрушки, которые вы у него просите. Ты понял, Мукки?

— Да, бабушка! Я не знал, честное слово, что он настоящий!

Мадлен шепотом молилась. Она наверняка обвиняла себя, каясь перед высшим исповедником, этим Богом бледнолицых, которому горячо поклонялась.

— Я хочу остаться наедине с детьми, — сказала Эрмин. — Полдник подан. Мама, уведи Луи, и ты, Мадлен, тоже спускайся в гостиную.

Все беспрекословно подчинились. Как только дверь закрылась, молодая женщина обняла сына.

— Я очень сержусь, Мукки, но все равно ты хороший мальчик. Надеюсь, ты больше не будешь брать чужие вещи, особенно если не знаешь, для чего они. В этом револьвере были пули, а они могут ранить и даже убить того, в кого попадут. Ведь папа часто брал тебя на охоту. Ты должен был сравнить револьвер с папиным ружьем и понять, что это опасно. Звери или птицы, которых вы приносите с охоты, истекают кровью, не двигаются, они мертвые. Мари или Лоранс могли бы тоже стать такими!

Мальчуган зарыдал от ужаса и стыда. Он бросился на шею матери, обнял ее.

— Извини меня, мамочка, прошу тебя! Я соврал, я знал, что он настоящий. Но я хотел защищать тебя, потому что на тебя напали вчера и чуть не убили Шинука! Дедушка и месье Маруа говорили об этом днем на крыльце. Я играл в шарики в коридоре и все слышал.

Эрмин прижала Мукки к сердцу. Она провела этот день в одиночестве — не общаясь ни с детьми, ни с родителями, но, по-видимому, в поселке все немногочисленные соседи активно обсуждали новости.

— Мукки, мальчик мой, я на тебя не сержусь, — проговорила она мягко. — Но можешь ты мне сказать, когда именно ты увидел Киону? На этот раз, прошу тебя, не лги! Для меня это очень важно.

— Когда притворялся, что стреляю, мамочка! — ответил он. — Я целился в шкаф, а потом Лоранс начала хохотать. Киона стояла возле меня, там, у окна. Я быстро спрятал револьвер. Я так обрадовался, когда увидел ее. Мне расхотелось целиться…

Рассказ сына глубоко потряс молодую женщину, и она погрузилась в раздумья. У нее пересохло во рту, пульсировало в висках, и она не стала задавать вопросы близнецам.

«Боже мой, — подумала она, — если бы я услышала выстрел из гостиной, если бы одна из моих девочек была бы ранена или погибла, вся моя жизнь была бы разбита. Тошан отрекся бы от меня, попросту возненавидел бы. Нет никаких сомнений — Киона почувствовала опасность и появилась в детской. Но каким чудом? Тала утверждает, что индейские шаманы могут являться тем, кто молит их о помощи… Значит, эта девочка уже наделена сверхъестественным даром? Но Мукки не звал Киону, девочки тем более. Они, должно быть, очень удивились, сначала увидев, как она возникла, а потом — как исчезла».

Ее поразила одна подробность. Казалось, дети не были удивлены тем, что девочка как бы улетучилась.

— Мари, Лоранс, — осторожно спросила она, — а где сейчас Киона? Вы видели, как она уходила, как вышла из детской?

— Да, — ответила Лоранс, — она пошла за Мукки, когда он побежал предупредить тебя. Через эту дверь.

— Ну хорошо, об этом мы поговорим позже, — вздохнула Эрмин в еще большей растерянности. — Пойдемте-ка, а то оладьи остынут. И ни слова дедушке и бабушке. Я сама расскажу им про Киону после полдника.

Вся семья собралась за столом, накрытым возле елки. Но, узнав о случившемся, Жослин нахмурился. Он пронзил испепеляющим взглядом несчастного Мукки.

— А вот и Шарлотта! — объявила Лора. — Если тебе не терпится поговорить с ней, идите в кухню. Я просила ее принести кленовый сироп. Мирей снова забыла его подать. Я займусь детьми, они как будто не настроены шалить.

Эрмин поняла намек и широкой улыбкой поблагодарила мать. По крайней мере, Лора прилагала усилия. Она, видимо, догадывалась, что Эрмин хочется поскорее узнать новости о Тале и Кионе. Впрочем, Шарлотта тоже поджидала подругу.

— Ну ты и копуша! — начала с порога упрекать ее Эрмин. — Уезжаешь ни свет ни заря, а заставляешь ждать себя и волноваться до самого вечера. Уже темно, Шарлотта! В самом деле, это слишком…

— Прости меня, Мимин! — сказала девушка смущенно. — Симон пригласил меня в ресторан, потом мы немного погуляли вокруг церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Было очень холодно, но небо совсем светлое. Все равно часам к трем я совершенно закоченела, и мы выпили кофе в городе. Я была так счастлива! Как давно я мечтала о таком!

Сияющее лицо Шарлотты свидетельствовало об обретенном ею счастье.

— Мимин, — выдохнула она, — Симон хочет обручиться со мной, весной или еще раньше!

— Ну надо же! — пробурчала Мирей. — По крайней мере, нашелся один, кто не боится признаться в любви.

Но Эрмин была не в состоянии радоваться.

— Поздравляю тебя! Ведь ты всегда этого хотела! Но я не за этим посылала тебя в Роберваль. Мне нужно было узнать другое. Как там Тала и Киона?

— Я выполнила все, что ты просила, Мимин. У девочки есть украшенная елка, а у Талы — все необходимое для жизни. Я купила муки, сала и молока.

— Ты могла бы позвонить с почты! В следующий раз не забудь об этом! — грозно приказала молодая женщина.

— Тогда в следующий раз поедешь туда сама, — парировала обиженная до глубины души Шарлотта. — Все время мне выговаривают, будто я несмышленыш… Мне обидно это терпеть…

Экономка схватила эмалированную поварешку и стала колотить ею по железной крышке кастрюли. Звук напоминал удары в гонг.

— Милые девицы, прочь из моей кухни, у меня от вас голова гудит, — закричала она, — будете выяснять отношения на сытый желудок. Горячие оладьи Мирей требуют, чтобы их уважали!

Эрмин вышла первой, Шарлотта за ней. Через час они уже помирились. Для этого потребовалось несколько дружелюбных реплик, которыми они обменялись после полдника, взаимных извинений при мерцающем свете елки.

— Прости, что я говорила с тобой в таком тоне, — признала Эрмин, — я была на нервах. Вечером в моей комнате я объясню тебе почему. Как я за тебя рада! Симон будет хорошим мужем и, думаю, сможет сделать тебя счастливой.

Шарлотта начала доверительно:

— Мне ужасно стыдно, Мимин! Я должна была позвонить тебе, ты совершенно права. Но это были самые лучшие часы моей жизни. У меня просто крылья выросли, я чувствовала себя красавицей и забыла обо всем на свете… Мы с Симоном никогда еще не были по-настоящему вдвоем. Он такой внимательный, смешливый, милый! Я люблю его еще больше!

Жослин так и не остыл. Он прочитал суровый выговор Мукки, угрожая наказанием. Маленький Луи бросился на выручку своему племяннику, который был старше его на два года. Это уже служило поводом для шуток, поскольку не часто случается, чтобы дядя был моложе своего племянника.

— Папа, — неожиданно заявил мальчуган, — тогда меня тоже надо наказать. Это я показал Мукки, где мама прячет револьвер. Это нечестно!

Жослин очень баловал своего сына.

— Ты ни в чем не виноват, Луи, не вмешивайся.

— А вот тут ты дал маху, Жослин, — возмутилась Лора. — Если Луи показал Мукки место, где я прячу оружие, он поступил плохо. Прежде всего это говорит о том, что он роется в наших вещах и подглядывает за нами. Это очень гадкие качества — любопытство и болтливость! Добавим еще и глупость, поскольку эти два хулигана должны были понимать, насколько все это опасно. Предлагаю отобрать у них шарики или отправить их спать без ужина.

Мадлен тихо вскрикнула. Она собиралась броситься на защиту детей, но Эрмин знаком велела ей молчать.

— Я полностью согласна с мамой, — заявила она. — И пусть идут в кровать немедленно. Полдник был такой сытный, что от голода они не умрут. И чтобы никаких больше глупостей. Я приду поцеловать вас перед сном. Мадлен, уведи их и не спускай с них глаз.

По-прежнему в полной растерянности, молодая индианка шепотом согласилась. Она повела Мукки и Луи в коридор. Лоранс и Мари совсем съежились от страха, что их тоже уложат в кровать. Но поскольку взрослые не обращали на них внимания, они успокоились.

Шарлотта пошла в свою комнату переодеться, напевая припев песенки «У светлого ручья»: «Говорите мне про любовь, эти речи — моя услада…»

— Наша мадемуазель на редкость весела! — заметила Лора.

— Симон объяснился ей в любви, — сообщила Эрмин. — Она ждала этого Бог знает сколько времени. Надеюсь, война им не помешает.

— Если бы я хотел быть адвокатом дьявола[22], — перебил Жослин, — я бы возразил, что как раз наоборот. Шарлотта очень скоро пойдет под венец, потому что Симон Маруа не намерен идти в армию.

— Ну, папа, ты очень трезво обо всем судишь, — возразила дочь. — В тебе нет никакой романтики!

Он пожал плечами, уверенный в своей правоте. Лора села к роялю и неуверенно сыграла пьесу для начинающих. Эрмин вернулась на свой диван и закуталась в шаль. Она испытывала странное возбуждение; мысли о Кионе не отпускали ее.

«Дети не лгут, когда говорят, что видели ее. Конечно, речь может идти о коллективной галлюцинации, но я убеждена, что она появилась в нужную минуту. А если пятилетний ребенок обладает способностью перемещаться из одного места в другое, это только доказывает, что вселенная еще загадочнее, чем мы себе представляем, что случаются чудеса, необъяснимое».

Не переставая восхищаться случившимся, она почувствовала головокружение. Для нее дар Кионы заключался в ее умении являться тем, кого она любила, чтобы утешить или защитить их, а в этом крылось нечто божественное.

«Сошедший к нам ангел! — снова сказала себе она. — Ангел в одежде из оленьих шкур, украшенной бахромой. Золотая фея».

Ее успокаивало, что можно смотреть на все эти события под таким углом зрения. Но она отметила одно удивительное явление.

«Когда эти двое напали на меня, Киона не бросилась мне на помощь! Возможно, я не подвергалась тогда никакой опасности».

Ей не терпелось увидеть свою сестру, чтобы дотронуться до нее, приласкать, удостовериться, что она настоящая.

— Завтра, — обещала она себе шепотом. — Завтра я снова поеду в Роберваль. Я достаточно отдохнула.

Но судьба распорядилась иначе. За арктическим холодом последовала страшная метель. За ночь Валь-Жальбер полностью занесло снегом.

Жослин не смог завести машину, призванные на помощь Симон и Жозеф тоже оказались бессильны. На санях проехать было невозможно, а Онезим Лапуант наотрез отказался выступить в роли шофера, когда Шарлотта обратилась к нему за помощью.

— Трогаться с места в такую погоду абсолютно бессмысленно. Могу сказать, что вечером тута еще будет сильный снегопад. К тому же Иветта заболела, мне нужно присматривать за малышом.

— Я могу приглядеть за ним, — предложила девушка. — Месье Шарден и Мимин должны поехать в полицейский участок давать показания.

— Если я сказал нет, значит нет! Хватит с меня этих историй! Я не нанимался к Шарденам шофером.

Эрмин была вынуждена отказаться от своего плана. Она все время читала, не выходя из гостиной. Снег валил, не переставая ни днем, ни вечером. Дети в конце концов заскучали.

— Поиграй с ними в школу, — предложила Мадлен, — как тогда зимой, дома… — Кормилица произнесла два последних слова с оттенком ностальгии. Конечно, ей больше нравилось жить в лесу, подальше от строгих взглядов Лоры и окриков Мирей, которая не любила, чтобы индианка заходила к ней в кухню. Однако перед Рождеством все старались избегать ссор.

— Ты права, — ответила молодая женщина, — днем буду повторять с ними счет, разучим песенку. Прекрасная мысль!

Под напускным весельем она скрывала непреходящие душевные страдания от разлуки с мужем. Тошан не писал ей и не звонил. Она представляла его в форме, коротко подстриженным, в сотнях километров отсюда, в Цитадели, в Квебеке.

Она начала писать письмо, но так и не смогла закончить. Предложение Мадлен показалось ей лучшим средством борьбы с меланхолией. Детская, которую Лора по-прежнему так называла, хотя в доме уже не было маленьких детей, служила классной комнатой. Эрмин велела четырем ученикам сесть на ковре. Она собрала волосы в узел и надела шерстяное темно-синее платье.

— Здорово, мама, что ты нас учишь! — заявил Мукки.

— Я, дорогой, тоже очень рада, — призналась она. — И расскажу вам, что я придумала. После урока арифметики я научу вас песне, которую вы споете в сочельник. Это всем доставит удовольствие.

Близнецы захлопали в ладоши и засмеялись. Мадлен проявляла такое же нетерпение, как и девочки. Эрмин села на стул. Еще раз она пожалела об отсутствии Кионы.

«А я ведь хотела записать ее в начальную школу в Робервале! — подумала она. — Учитывая, что где-то бродят эти жуткие типы, страшно так рисковать! Если полиция арестует их, все станет иначе. Тала сможет зажить нормальной жизнью».

— Сегодня повторим цифры и счет до 20, — уточнила она. — А потом я научу вас важному действию — сложению. Ты, Мукки, слушай внимательно. После праздников ты пойдешь в школу, здесь, в Валь-Жальбере.

У Эрмин не было в распоряжении грифельной доски, но она взяла большой лист бумаги и пуговицы. Показывая и рассказывая, она пользовалась ими, как того требовали арифметические операции. Скоро в комнате раздавались детские голоса, которые произносили: «Два плюс два — четыре, три плюс три — шесть». Дети слегка расшалились, Мукки уронил несколько пуговиц.

— Если хотите выучить песню, ведите себя хорошо! — приговаривала Эрмин недовольным тоном. — А сейчас будем рисовать. Нарисуйте мне ангела, как вы его себе представляете.

Луи, который часто ходил с родителями в церковь, задрожал от радости. Он хорошо помнил статую ангела в алтаре церкви Сен-Жан-де-Бребёф. Эрмин с нежностью смотрела на своего братика, который принялся рисовать какой-то бесформенный силуэт. Он старался изо всех сил, высунув язык, даже пыхтел от усердия. Мари и Лоранс переговаривались, прыская со смеху. Они по полгода проводили в лесной глуши, среди дикой природы, где почти не было мест для богослужения. Однако они уже видели изображения ангелов. Мадлен тоже взяла бумагу и карандаш и с детской радостью принялась за дело. Эрмин пристроилась у окна, внезапно задумавшись. Снег падал огромными ватными хлопьями. Ветер почти утих, но время от времени дул резкими порывами.

«А Шарлотта все-таки уехала на работу в Шамбор, — сказала она себе, — к счастью, Онезим в конце концов завел свой грузовичок, чтобы сестра не потеряла работу. Подумать только, моя Лолотта выйдет замуж! Нужно поговорить с Симоном. Интересно, почему он так быстро решился на этот шаг?»

Ее охватили воспоминания: вот она — совсем юная, полная романтических надежд. Уже восемь лет прошло с ее замужества, а ей это казалось вечностью. Захотелось вернуться назад, вновь прочувствовать первые порывы девичьего сердца, удовольствие, смешанное с робостью, потом восхищение…

— Мама, я закончил! — громко возвестил Мукки. Он прибежал, показывая ей какие-то каракули, в которых можно было угадать крылья.

— Ты не очень старался, дорогой мой! — прокомментировала она. — Луи, покажи мне свой рисунок.

Он был ненамного выразительнее, но, по крайней мере, ангел имел какие-то очертания, сходные с человеческими, волнистые линии вместо шевелюры и тоже какое-то подобие крыльев. Мари достигла примерно того же уровня. Что касается Лоранс, у которой было настоящее пристрастие к рисованию, ее ангел выглядел достаточно красиво.

— Ничего, в следующий раз получится лучше, — сказала Эрмин благожелательно, — будете рисовать каждый день. Завтра нарисуем лошадь.

— Нет, автомобиль! — запротестовал Луи.

— А теперь давай учить песенку! — стала просить Мари.

— Да-да, всем можно встать! — подтвердила Эрмин, рассматривая рисунок Мадлен.

Довольно простое решение не было лишено изящества.

— Ты моя лучшая ученица по этому предмету! — признала она. — Ты и Лоранс!

— Да нет, я не в счет, — сказала кормилица смущенно, — но мне это нравится.

— Тогда рисуй, сколько хочешь, Мадлен!

С этими словами Эрмин построила детей в ряд. Она почувствовала, что ей самой не терпится петь, и это взволновало ее.

«Иногда мне очень хочется быстрее подняться на сцену, испытать страх перед публикой, целиком отдаться исполнению. Это не жажда успеха, это естественная потребность».

— Мама, спой! — стала умолять ее Лоранс, улыбаясь.

— Хорошо! Слушайте внимательно, потом будете повторять за мной.

Она запела один из своих любимых рождественских гимнов. Ее прозрачный голос редкой чистоты, казалось, заполнил собой все пространство детской. Сначала она сдерживалась, не давая ему зазвучать в полную силу, затем, на втором куплете, он достиг края своего диапазона. Слово «Рождество» трепетало, как хрустальные льдинки. При этом молодая женщина не отрывала глаз от висящего наддверной притолокой распятия.

Три ангела передо мною

Предстали с первою звездою,

И каждый мне подарок нес:

Один — кадило золотое,

Другой — венок душистых роз,

А третий нес в перстах наряды дорогие,

В жасминах, в жемчугах, как у самой Марии…

— Сегодня Рождество! Пришли мы для того,

Чтоб выполнить твои желанья,

Скорбит наш добрый Бог,

Коль твой услышит вздох

В глубинах синих мирозданья[23].

В ту минуту, когда Эрмин произнесла «венок душистых роз», она опустила глаза и отчетливо увидела Киону, которая стояла позади шеренги детей. На ней была ее туника из оленьих шкур, расшитая красным и голубым бисером, с бахромой на рукавах. Рыжеватые волосы были заплетены в аккуратные косички. Лицо выражало глубокое восхищение, а глаза сияли от счастья.

Это так потрясло Эрмин, что она на несколько секунд замолчала, не зная, что ей делать. Но потом решила, что девочка слушает ее, переборов замешательство, сделала над собой усилие и продолжала петь:

Кадило ли желаешь ты,

Или корону роз душистых,

Иль платье дивной красоты,

Иль нитку жемчугов лучистых?

Иль хочешь райского плода,

Усладу неземного вкуса?

Или, как пастухи тогда,

Узреть в пеленках Иисуса?[24]

Она так хорошо знала этот гимн, что, автоматически продолжая петь, спрашивала себя, действительно ли здесь находится Киона — красивая, излучающая радость.

«Я должна подойти к ней, заговорить, дотронуться до нее! Может быть, это только видение? Галлюцинация? Я так тосковала по ней».

Эрмин повторила куплет, на несколько мгновений прикрыв глаза, ее нервы с трудом выдерживали это испытание. Когда она открыла их, Киона уже исчезла.

— Нет, только не это, — простонала она.

Мадлен бросилась к ней, заботливо обняла и тихо сказала на ухо:

— Ты тоже ее видела? Она была здесь, Киона… Я что, грезила наяву?

— Ты ее видела? — пробормотала Эрмин. — Значит, это не галлюцинация. Мы не могли видеть ее одновременно — и ты, и я.

Мукки дрался с Луи, который посмеялся над его рисунком. Близнецы начали напевать «Три ангела…» и при этом радостно хохотали.

— На сегодня хватит! — постановила их мать. — Спускайтесь все четверо, выучим песню завтра. Я устала.

Она смотрела на них, пока они наперегонки спускались с лестницы. Лора и Жослин уже сидели в гостиной. Они встретили ребятишек и стали делать им замечания. Эрмин не сводила глаз с Мадлен.

— Боже правый, ты тоже ее видела! Могу рассказать тебе, что произошло вчера, когда Мукки нашел револьвер. Я не хотела никому говорить, боялась, что меня сочтут сумасшедшей. Я видела ее еще раньше, в тот вечер, когда сильно плакала.

Услышав о трех появлениях Кионы, кормилица замолчала, словно ее обуял священный ужас. Она боялась даже взглянуть на Эрмин.

— Скажи мне, что все это означает, Мадлен? Тала не слишком удивилась. Она объяснила мне, что ваши шаманы умеют вот так перемещаться. Но это же невозможно, согласись!

— Дух могущественнее тела! — возразила наконец молодая индианка. — А Киона — необычная девочка, это уж точно! Дважды она приходила, чтобы защитить, утешить, но сегодня… Думаю, ей просто хотелось развлечься.

Эрмин покачала головой. Она больше не могла ни усомниться, ни поверить в проявление божественной сути.

— Я часто сравниваю ее с ангелом, — добавила она. — Однако я никак не могу понять, что мы испытываем перед неведомым, перед высшей тайной — неслыханную радость или священный ужас? На сей раз еще было светло, я не плакала навзрыд, не мечтала о ее появлении. Но как это все происходит? К тому же на улице такой снегопад!

Мадлен сочувственно улыбнулась и взяла руки подруги в свои.

— Я больше, чем ты, склонна верить в подобное, даже если не видела этого своими глазами. Для индейцев мир сам по себе огромная тайна, и его секреты для нас непостижимы. Всеми нашими поступками управляет Великий Дух. Возможно, Киона подчиняется каким-то законам, которые выше ее собственного понимания. И на мой взгляд, снег вовсе не препятствие… Не плачь, нужно радоваться, что она наделена такими способностями.

— Пока не могу, — отрезала молодая женщина, вытирая слезы. — Я хотела предупредить Талу. Но она просила меня больше не призывать Киону, оставить ее в покое. В тот вечер, когда я так грустила, это правда, я произнесла ее имя, звала ее на помощь. Но с тех пор я делаю над собой усилия, стараюсь отогнать мрачные мысли, чтобы проявить уважение к желанию ее матери. Но от этого ничего не меняется. Завтра я пойду в Роберваль на снегоступах, если потребуется!

Кормилица не успела ответить. Снаружи раздался нестройный лай. Сердце Эрмин сжалось. Раньше она подумала бы, что на упряжке вернулся Тошан, но ее муж был далеко.

— Это Пьер Тибо! — воскликнула кормилица, взглянув в окно. — Он привез собак и сани Тошана! Но там две упряжки. Кто-то приехал вместе с ним… Кажется, узнаю! Это Овид Лафлер!

— Пойдем, Мадлен, поздороваемся с ними. Они приехали вовремя. Завтра, если никто не сможет отвезти меня в город, я поеду на собаках.

Молодая женщина почувствовала некоторое удовлетворение при мысли, что снова увидит учителя, который так ей понравился. Она испытала огромное облегчение, увидев собак, принадлежащих ее мужу. Погладить старого Дюка или красавчика Кьюта, эскимосскую лайку с голубыми глазами, означало стать ближе к Тошану.

Она закуталась в шаль, накинув ее на голову, обула меховые сапоги. Мадлен тоже оделась. В ту минуту, когда они открывали дверь, ведущую на крыльцо, их буквально сбил с ног Мукки. В домашних тапочках, с непокрытой головой он бросился к первой упряжке, чтобы обнять Дюка, — так он любил этого огромного зверя с волчьими повадками!

— Дюк, мой Дюк! — повторял он.

— Боже милостивый! — воскликнула Эрмин, растрогавшись. — Мукки, разве можно выходить на улицу в таком виде? Ты простудишься! Иди оденься и возвращайся! Предупреди дедушку.

Никогда еще ребенок не был таким послушным.

— Здравствуйте, дамы! — произнес Пьер, приподнимая фуражку. — До вас не так-то просто добраться! Столько снегу навалило. Но я обещал привезти собак, сказано — сделано!

Эрмин поблагодарила Пьера без особой теплоты.

У нее до сих пор кошки скребли на душе от его критических замечаний в адрес Тошана. Но она широко улыбнулась Овиду, стоявшему в стороне.

— Нужно запереть собак и накормить их, — сказала она. — Когда все будет закончено, господа, я напою вас хорошим кофе. А у Мирей наверняка еще найдется печенье.

Молодая женщина погладила сначала Дюка, а потом Кьюта. Остальные собаки узнали ее и радостно залаяли. За несколько минут всю ее запорошило снегом. Мадлен стояла рядом, устремив на Пьера взгляд своих черных глаз.

— Мой кореш Овид приехал со мной. Он потом отвезет меня домой, — объяснил Пьер. — А если начистоту, я уверен, что он надеялся увидеть Соловья из Валь-Жальбера. Это потому, что ты настоящая звезда. Этот парень еще не пришел в себя после того, как трепался с тобой по дороге с Перибонки в Роберваль. — Пьер грубовато захохотал, но Овид внезапно смутился, став совсем пунцовым.

— Да вы не слушайте его! — воскликнула Эрмин. — Пьер, как всегда, дразнится.

Она проводила гостей до псарни. Жослин присоединился к ним вместе с Мукки, который бежал впереди. Освободившись от упряжи, Дюк кинулся к конуре, построенной посреди зарешеченного загона.

— А у старины Дюка хорошая память! — заметил Пьер.

— Да, прошло уже пять лет, а он ни секунды не колебался, — добавил Жослин. — Мирей готовит корм для собак, а я принесу им воды.

Поговорили еще о ненастье последних дней, предвещавшем новые непогоды, и, конечно же, о войне. Эрмин хотела вернуться в дом, помочь экономке. Но Мадлен задержалась под предлогом того, что нужно присмотреть за Мукки.

— Не хочу, чтобы он опять что-нибудь натворил, — стала оправдываться она.

Через четверть часа Пьер и Овид вошли в гостиную, чувствуя себя неловко в своих грубых сапогах. Лора, все такая же изысканная и грациозная, приняла их весьма любезно. Молодой учитель потрясенно разглядывал роскошную обстановку, в которой очутился. Он никогда еще не видел, чтобы в одном помещении было собрано столько прекрасных вещей.

— Можно подумать, что ты в кино, — сказал он, не зная, куда девать перчатки и ушанку, которые снял, войдя в дом.

Польщенная Лора рассмеялась, а потом доброжелательно осмотрела Овида. С шапкой каштановых волос, гармонирующих по цвету с бородой, он показался ей чересчур худым. Растерянный взгляд его зеленых глаз выдавал сдержанную натуру. Она ни на секунду не заподозрила, что он терялся в присутствии Эрмин.

«В молодости я вела бы себя точно так же, как он, если бы очутилась в богатом доме, — подумала она. — Моя семья в Бельгии так нуждалась! Вот они, прихоти судьбы! Я вышла замуж за Фрэнка Шарлебуа, когда страдала амнезией, а после его смерти унаследовала все его состояние».

От этой мысли Лора еще больше смягчилась. Она указала молодому человеку на стул.

— Садитесь, поужинаем все вместе в хорошей компании, — предложила она. — Вы знаете, Овид, что в ваши годы я работала официанткой в трактире в Труа-Ривьер[25] и спала на циновке? Но время идет вперед. Может быть, через двадцать лет вы станете знаменитым актером или известным промышленником!

— Лора, этого парня такие вещи не интересуют, — перебил ее Жослин. — Вы откуда родом, Овид?

— Я вырос неподалеку от Дебьена, — ответил молодой человек. — Мой отец работал на лесопилке на берегу реки Метабетчуан. Мне там нравилось. Мы жили неподалеку от Приюта Фей[26].

Дети, находившиеся тут же в комнате, широко открыли глаза, когда услышали последние слова.

— Приют Фей? — повторила Эрмин. — А что это?

— Такая пещера, моя дорогая, — пояснил Жослин. — Я бывал там, это рядом с Дебьеном. Изумительное место, еще более нетронутая природа, чем в Валь-Жальбере. А пещера довольна глубокая. И попасть в нее непросто. Я лично не отважился.

Конец разговору положило появление Мирей с двумя блюдами блинчиков, политых кленовым сиропом.

Эрмин порадовалась этой паузе. И хотя не могла забыть о таинственном появлении Кионы, по крайней мере, слегка отвлеклась. Но ей было не по душе молчание Овида. Он проявил свое красноречие, только когда они были наедине, во время поездки на санях, теперь же довольствовался тем, что слушал то одних, то других, но не уделял ей особого внимания. Как ни странно, это ее задело.


«Я не должна принимать это всерьез, — укоряла она себя, — можно подумать, что я стремлюсь понравиться всем без исключения… Нет уж, во всяком случае, не всем… Комплименты Пьера приводят меня в замешательство, а когда он в упор разглядывает меня, это и того хуже… Но Овид Лафлер совсем другой. Я редко встречала мужчин, похожих на него. Мне кажется, мы думаем одинаково».

Погруженная в свои мысли, она не заметила, что учитель смотрит на нее не отрываясь. Он явно любовался ее тонким профилем, ее длинными светлыми ресницами. Интересно, заметила ли это Лора?

— А где вы сейчас живете, Овид? — спросила она властно.

— Когда моя мать овдовела, она переехала в Сент-Хэдвидж. Мы с супругой живем у нее.

— А, так вы женаты? — спросила Лора многозначительно. — Ну что ж, в вашем возрасте это неизбежно.

Уязвленная Эрмин вздохнула. Чтобы прекратить материнский допрос, она резко поднялась.

— Овид, когда вы любезно вызвались отвезти нас в Роберваль, моя подруга Мадлен попросила меня спеть, а я отказалась. Но я хочу исполнить несколько вещей сегодня, в знак благодарности. А также для тебя, Пьер.

Она добавила это, чтобы отвлечь внимание. На самом деле ей хотелось петь для одного Овида. Так она могла показать ему свой талант, стремление забыть все горести ради искусства.

— Что-то оперное? — воскликнул Жослин. — Лакме…

Эрмин замешкалась, но тут Овид высказал свое пожелание.

— Мадам, вы не знаете песню «Голубка»?[27] Она меня всегда трогала до глубины души.

— Прекрасный выбор! — согласилась Эрмин.

О, голубка моя,

Будь со мною, молю,

В этом синем и пенном просторе,

В дальнем родном краю.

О, голубка моя,

Как тебя я люблю,

Как ловлю я за рокотом моря

Дальнюю песнь твою.

Удивительно чистый голос молодой женщины поднимался все выше. Каждое слово сопровождалось душераздирающей нотой, передающей отчаяние, выраженное в словах песни. Но, как ни странно, образ Тошана не возникал перед ее мысленным взором, хотя слезы застилали глаза. Она думала обо всех несчастьях, которые происходят на земле, и замолчала после второго куплета.

Мирей не могла сдержаться и зааплодировала, к ней присоединился Жослин. Дети тоже захлопали в ладоши.

— Спасибо, — просто сказал Овид.

Но его зеленые глаза говорили больше, Эрмин это поняла.

Она вернулась на свое место в смятении, заметив, что Мадлен села возле Пьера и то и дело посматривает на него.

— Ну что ж, пора в дорогу, — сказал тот. — Мадам Лора, месье Жослин, до скорого!

Овид Лафлер так сильно пожал руку Эрмин, что ее бросило в краску. Как только молодые люди вышли, она отвела Мадлен в сторону, к окну. Кормилица казалась помрачневшей, а это подтверждало опасения Эрмин.

— Мадлен, у тебя есть от меня секреты? — спросила она шепотом.

— Вовсе нет! Почему ты так говоришь?

— Ты только что выглядела не такой, как обычно. Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты неравнодушна к Пьеру.

— Какая чушь! — живо возразила Мадлен и быстро ушла.

Реакция женщины подсказала Эрмин, что ее наблюдения не лишены оснований. Она поднялась наверх вслед за подругой и заставила ее зайти в свою спальню.

— Мадлен, ты мой друг. И не должна стесняться, если тебе понравился мужчина. Кроме того, я чувствую себя ответственной за твою жизнь. Из-за меня ты отказалась от религиозного поприща. В моем доме тебе поневоле приходится вести обычную мирскую жизнь. И если ты захочешь выйти замуж, это не преступление. Но только не Пьер, у него жена и уже четверо детей!

Молодая индианка сидела, сложив руки на груди, но при этом согнулась, словно под бременем какого-то невидимого груза. На нее жалко было смотреть.

— Я верую только в нашего Господа Иисуса Христа! — убежденно произнесла она. — Ни один мужчина не сможет меня соблазнить. И я прекрасно знаю, что у Пьера жена и дети.

По ее щекам текли крупные слезы. Растроганная Эрмин притянула ее к себе.

— Ты немного влюблена в него, не стыдись признаться в этом! — сказала она ей на ухо. — Бедная моя подружка, мы часто влюбляемся вопреки своей воле.

— Отвези меня в церковь! Мне нужно исповедаться. Земная любовь — это только иллюзия! А Пьер смотрит только на тебя, слушает каждое твое слово. И Овид Лафлер тоже. А ведь и он женат. О, Эрмин, прости, что я это говорю. Теперь ты будешь меня презирать. Прости!

Она высвободилась из объятий подруги, чтобы как следует выплакаться.

— Пьер? — удивилась та. — Ты заблуждаешься, Мадлен. Он друг Тошана. И Овида, кстати. Если бы я тебе поверила, то меня распирало бы от гордости.

Несмотря на это заявление, она должна была признать, что иногда Пьер действительно ведет себя двусмысленно. Он был первым мальчиком, с которым она поцеловалась лет десять назад. Она также не могла отрицать того, что Овид достаточно выразительно смотрит на нее, не говоря уже о его дерзком пожатии ее руки.

— Мы больше не увидим их зимой, — сказала она громко, словно желая уверить саму себя. — Прошу тебя, Мадлен, не терзайся. Ты пойдешь на исповедь, а я буду держать Пьера на расстоянии, даже если он приедет в Валь-Жальбер. Это женатый человек, и ты должна образумиться. Одно я знаю точно: ко мне он испытывает только дружеские чувства. Ничего больше. Не грусти, ты не отступила от своей веры!

— Еще как! — запричитала кормилица. — Мне так стыдно! Я вошла во вкус этой роскошной жизни, которую ты мне обеспечила: прекрасные гостиницы, вкусная еда, выезды в город. Если бы я не была так привязана к тебе и твоим детям, я скоро ушла бы в монастырь.

— И это было бы нечестно с твоей стороны, потому что ты просто старалась бы убежать от своих проблем. Мадлен, дорогая, ты мне как сестра, без тебя я бы совсем пропала. Я рассталась с Тошаном, даже не знаю, как надолго. Пожалуйста, не покидай меня и ты! Если хочешь, мы завтра поедем вместе в Роберваль и ты сможешь исповедаться в церкви Нотр-Дам, недалеко от улицы Сент-Анжель.

Молодая индианка грустно покачала головой:

— Нет, ты не можешь взять меня с собой. Люди, которые разыскивают Талу, возможно, знают меня. Если они увидят нас вдвоем, и нам, и Тале с Кионой будет грозить опасность.

Эрмин пожала плечами. Ей надоело дрожать и бояться. Внезапно развеселившись, она обняла Мадлен за плечи.

— Рискнем! — предложила она. — Я достаточно переодевалась на сцене и смогу изменить твою внешность. Чуть-чуть воображения, и ты себя не узнаешь! Ну-ка, вытри слезы…

Возбуждение и энтузиазм Эрмин передались Мадлен. Словно два подростка, они начали со смехом обсуждать свою дерзкую затею. Вечером Жослин пытался отговорить их от этого плана:

— Завтра я отвезу тебя в Роберваль на машине, дочка. Начальник полиции уже торопит меня. Он ждет наших показаний. Пробудем там, сколько потребуется. Дорога наверняка будет труднопроходимой после этих снегопадов, но мы все равно поедем. А я воспользуюсь случаем и навещу свою крестницу. Как ты думаешь, Кионе понравится книжка с картинками?

Он явно провоцировал Лору, которая состроила недовольную мину. То, чего она больше всего боялась, должно было произойти. Но она знала, как наказать мужа.

— Мне очень жаль, но это невозможно, — возразила Эрмин. — Мы на рассвете поедем с Мадлен на собачьей упряжке. Ты не нужен начальнику полиции. И не волнуйтесь, у меня есть свой ангел-хранитель…

Это было сказано твердым и не допускающим возражений тоном. Жослин сдался, но, казалось, он искренне огорчен. Лора не удержалась от торжествующей улыбки. Ни тот, ни другая не задали вопроса об ангеле, который охранял их дочь.

Загрузка...