Скальпель судьбы

Часть 1

 Наши дни.  Ирина

 Яркое осеннее солнце нещадно било в глаза, заставляя жмуриться и отворачиваться от окна двух молодых женщин в белоснежных халатах, что сидели за столиком в больничном буфете. 

 – Кать, твою ж мать, ты другой столик выбрать не могла? Мне это солнце уже новых веснушек тыщ сто наделало! Опять Игорь дразниться будет!

 – Твой муж, Анют, не дурак. И дразнится только тогда, когда у тебя настроение нормальное, а осенью веснушки у тебя не появляются. Слушай, где же Иринка? Скоро надо возвращаться, а её всё нет и нет. О! Ребята, – обратилась он к вошедшим студентам, – а доктор Воронцова освободилась?

 Один из парней активно потряс головой и коротко ответил:

 – Её в операционную вызвали, там травма тяжёлая поступила.

 Катя, невысокая пухленькая темноволосая женщина, вздохнула и как-то виновато посмотрела на свою подругу Анну, что представляла собой полную её противоположность – стройная, высокая и ярко рыжая.

 – Ну вот, пообедали вместе! – разочаровано протянула Анна. – Опять до ночи уползла. А потом домой к этому своему пьянчуге пойдёт, опять не отдохнёт ни фига, а с утра снова-здорово! Надо не на работе встречаться, а у нас на даче.

 Катя пожала плечами и грустно усмехнулась:

 – Что поделать, Ань? У каждого проблем выше крыши. Ладно, тоже пойду. – Она сделала глоток остывшего кофе и медленно поднялась. – Сейчас опять мариновать мне мозг будут насчёт Муравина, чёрт бы взял и его самого, и его вывихнутую лодыжку. Вот же противный человек! Помнит, мерзавец, как его из универа вышибли.

 – Ничего, что человек плохой этот Станислав Падлович, Катюнь, зато у него результаты анализов отличные!

 Обе женщины прыснули от смеха и быстро пошли к выходу, в коридоре разошлись в разные стороны, направляясь в свои отделения. 

                                                                     ***

 Ирина вышла из операционной и села на маленький стульчик у двери. Жутко гудели ноги и затекла спина. Операция шла почти три часа. Она медленно стянула с головы прозрачную шапочку и опустила вниз маску.

 – Ирина Николаевна, там родители под дверью. На маме просто лица нет, – дежурная сестричка умоляюще посмотрела на хирурга. 

 – Да, хорошо, Танечка, я сейчас выйду к ним. – Она поднялась, привычным движением надела халат и толкнула дверь. Навстречу ей бросилась встревоженная женщина в лёгком сарафане, поверх которого была наброшен пиджак, позади неё Ирина увидела мужчину, который тихо разговаривал по телефону. Она улыбнулась подбежавшей женщине и спокойно произнесла: – Здравствуйте. Я Воронцова Ирина Николаевна. Не волнуйтесь. Операция прошла успешно. Состояние вашего сына пока стабильно-тяжёлое. Конечно, многое прояснится после того, когда он придёт в сознание. Но одно могу сказать точно – ваш сын будет жить. – Женщина вдруг упала перед Ириной на колени, схватила её пахнущие дезрастворами ладошки и прижалась к ним губами. Воронцова мягко высвободила руки и подняла женщину, обнимая её за плечи:

 – Ну что вы?  

 – Доктор, я вам так благодарна! Спасибо за то, что вы спасли моего мальчика.

 – Не стоит. Это наша работа, – улыбнулась Ирина, пряча руки в карманы медицинского халата.

 – Ваш ребёнок, – она перевела взгляд на мужчину, что стоял чуть в стороне и наблюдал за разворачивающейся сценой, – пока побудет в реанимации. 

 – Ему что-то понадобится? – вдруг резко спросил мужчина. – Точнее, что может понадобиться вам?

 Ирина устало прикрыла глаза и тихо ответила:

 – Мне от вас ничего не надо, а всё, что может понадобиться вашему ребёнку, вы узнаете от врачей реанимационного отделения. Всего доброго.

 Она ещё раз улыбнулась взволнованной матери, сыну которой она только что спасла жизнь, и пошла к ординаторской, гордо вскинув голову. 

 – Ирина Николаевна, – виновато произнесла медсестра, держа телефонную трубку и с сочувствием глядя в её усталое лицо, – везут. Девочка. Восемь лет. Падение с высоты. Травма головы, перелом бедра. Хирургов нет, все на плановых. Боятся не довезти до детской больницы, пробки в городе, сказали, что к нам привезут.

 Ирина провела рукой по глазам и кивнула:

 – Хорошо, я возьмусь. Вот только кофейку хлебну, ладно? Как машина подъедет, сразу же сообщи. 

 Она ободряюще улыбнулась и пошла к кофейному автомату, не замечая внимательного взгляда мужчины, что так и стоял у входа в операционный блок.

 Ирина остановилась у окна и замерла, наблюдая за уже пожелтевшими листьями, что раскачивались на ветру. Она устала, очень устала. Может, Катя права? Сколько ещё она выдержит? Да, её запас прочности, как говорил их учитель профессор Лившиц, огромен, но и сильным людям нужен сон. А она нормально не спит уже больше месяца, с тех самых пор, как приехал свёкор и её муж опять запил. 

 А когда-то все восхищались красивой парой – подающий надежды журналист и выпускница медицинского университета, что дневала и ночевала в отделении нейрохирургии. Он тогда поступил к ним в отделение с сотрясением мозга, попав в ДТП после застолья в ресторане, красиво ухаживал, говорил комплименты, дарил цветы. И Ира поверила его словам и согласилась стать его женой. Семь лет прошло с того дня, когда она, счастливая и влюблённая, сказала ему «да», мечтая о радости, о детях, о тихом доме и понимании. А получила закомплексованного мужчину, свято верящего в свой талант, свою исключительность, раздражающегося от любой критики и заливающего своё отчаяние спиртным. Ира пыталась бороться. Сначала уговорами, потом слезами, но мужа хватало ненадолго. Он опять срывался и уходил в запой, тратя на покупку спиртного всё им заработанное. Ирина начала замечать, что стали пропадать деньги из её сумочки, после чего старалась не снимать с банковской карты большие суммы. И вчера она обнаружила пропажу своего обручального кольца. Она хотела поговорить с мужем, но разговора не получилось...

Часть 2

 Наши дни. Виктор

 Виктор Кириллович Платов скучал. Он сидел в этом ресторане уже битый час, а его друг Алексей Воскобойников всё никак не появлялся. Они не виделись уже больше месяца – работа есть работа, договорились встретиться, но утром Лёха стал невольным участником спасения какого-то парня, которому в драке размозжили голову металлическим прутом. Он помог несчастной матери доехать до больницы и вот уже несколько часов решал проблемы совершенно чужого ему человека.

 Платов опустил глаза на чашку с остывшим кофе и наконец услышал:

 – Здорово, дружище. Прости, но не смог я оставить эту историю.

 – Привет, садись. – Виктор махнул рукой, подзывая официанта. – Пацана-то спасли?

  – Да, – как-то недовольно выдавил Воскобойников. – Жить будет.   

  – А что так кисло? 

 Алексей скривился и дёрнул плечом. Эта докторица никак не покидала его мысли. «Мне от вас ничего не надо». А сама еле на ногах держалась! Синяки под глазами такие, будто несколько суток не спала, а ещё хорохорится. Красные руки с желтоватыми короткими ногтями, кожа тонкая, все вены просвечивают! И туда же – ничего ей не надо! Была бы его воля – отметелил бы её мужика за то, что его женщина пашет будто лошадь колхозная. 

 – А теперь всё, о чём подумал, словами выскажи, – раздался спокойный голос друга. Алексей поднял глаза и вымученно улыбнулся, после чего рассказал Платову всё с самого начала. И как утром ехал в офис, и как увидел драку, и как ментов и «скорую» вызвал, и что потом в больнице случилось. 

 – Я же всякое видел, тебе рассказывать не надо. – Алексей внимательно посмотрел на Виктора. – Но мы же всё больше с мужиками сталкивались, когда служили. А тут девчонки совсем! Что эта, которой ничего не надо, что вторая, которая с ней в операционную пошла! Да та хоть в теле, понимаешь, хоть задница какая-то есть, но тоже с такими фонарями под глазами...

 Он замолчал и сжал пальцы в кулак. Алексей занимался строительством, его брат Сергей вращался в мире моды, а Виктор был адвокатом. Но не всегда они были такими респектабельными «джентльменами». Да, в молодости, пока зарабатывали на жизнь и делали себе, так сказать, имя, тоже пахали как ломовые лошади, но они мужики! А эти девчонки... Вот что их заставляет выбирать такие профессии? Алексей прикрыл глаза и вдруг ощутил давно забытый запах. Сладковатый запах приближающейся смерти... 

 ...Их привезли в госпиталь ранним утром. Витька Платов ещё не отошёл от последней операции, плавал где-то под наркотой, что вкололи ему перед погрузкой в вертолёт. Воскобойниковы сидели рядом, поддерживая друг друга. 

 – Серёга, если выживу, – прошелестел голос Платова, – стану юристом и всю жизнь буду тебе должен.

 – Точно, – тихо прошептал Воскобойников-младший. – Осталась самая малость – выжить. Ты бы поменьше звуков издавал, будущий светила юридической науки.

 Сами братья Воскобойниковы отделались тяжёлыми контузиями и мелкими осколочными ранениями, а вот Платову не повезло – крупным осколком вспороло живот. Сергей вытащил его, полуживого, из разрушенного взрывом здания и ползком, борясь с тошнотой и дикой головной болью, дотащил до брата, что молча тряс головой и безумными глазами осматривал всё вокруг. Они просидели остаток ночи в подвале, а ранним утром поползли к своим, таща потерявшего сознание Платова на бушлатах. Их нашли разведчики, помогли перебраться через завалы, в которые превратился красивый когда-то южный город, и передали медикам. Теперь оставалось только выжить...

 И они выжили. И выполнили свои обещания. Платов закончил юридический и помог Воскобойниковым начать своё дело. Старший из братьев занялся строительством, а младший открыл сеть магазинов по продаже модной одежды. Но своим любимым творением братья Воскобойниковы считали салон свадебного платья. Алексей лично его спроектировал, чуть ли не сам строил и занимался отделкой, а Сергей сутками рисовал эскизы и заказывал лучшие модели у отечественных модельеров. А некоторые платья привёз лично с европейских показов.

 Их дружба крепла год за годом, они помогали друг другу, переживали неудачи и радовались победам. Скоро им исполнится по тридцать пять... Всё хорошо, но только никому из них так и не удалось встретить свою любовь. Подруги, знакомые – таких было немало. А вот такой, чтобы сердце останавливалось, не смог найти ни один из них...

 Наши дни. Катя

 Катя проверила грузы на скелетном вытяжении, аккуратно прикрыла ногу простынёй и посмотрела на бледное девичье лицо. Стройка. Любимое место развлечения для детей. Сколько таких они уже видели, сколько разговоров было и с детьми, и с их родителями. И всё равно каждый день что-то происходит. Все дети любопытны, не ведают страха и должны сунуть свой нос куда их не просят. Только вот не все родители это позволяют. Катя вздохнула, резко мотнула головой и бодро зашагала по коридору, отгоняя мысли о своей семье. Нет у тебя семьи, ты одна, Екатерина Булавина. Была и будешь.

  – Катюш, ты домой идёшь? Уже поздно.

  – Нет, Иринка, у меня ещё историй полно. Кажется, мне нужен раб, ничего не успеваю. Аня нас в гости приглашает на дачу, ты как?

 – Не знаю, честно. Дома бардак... Завтра его отец уезжает, может, Роман пить перестанет?

Часть 3

Тринадцать лет назад. Катя

...– Запомни, если ты ослушаешься, можешь забыть о жизни, к которой привыкла! – Булавин Александр Михайлович резко повернулся в сторону всхлипнувшей жены. – Прекрати рыдать, Лида! Это всё твоё воспитание! Что одна, что другая! Совсем от рук отбились!

 – Даша-то тут при чём? – мрачно спросила Катя, исподлобья уставившись на отца. – Она совсем ещё ребёнок. Или твои сомнительные делишки тебе дороже нашего с ней будущего?

 – Да как ты смеешь так разговаривать со мной? Дрянная девчонка! Я забочусь о твоём будущем побольше некоторых, что внушают тебе мысли о розовых соплях и воздушных замках! Мне неинтересны твои умозаключения по этому поводу, я сказал своё слово – ты выйдешь замуж за Александра Фёдоровича. Точка!

 – И тебя совсем не беспокоит тот факт, что этот твой распрекрасный Александр Фёдорович вчера на банкете, в мою честь, между прочим, трахался со своей секретуткой прямо у меня на глазах? А свою будущую жену отдал на потеху своим псам-извращенцам из охраны?

 – Не пори чушь! Что за выражения? Не смей впредь так отзываться об уважаемых людях! – возмущённо воскликнул Булавин.

 – Александр, опомнись! Этот Кайцев старше Катюши почти в два раза! О каком счастье может идти речь? Если он позволяет себе такое сейчас, то что будет дальше?

 – Не смей вмешиваться, Лидия, – вдруг зло прошипел Булавин. – Можно подумать, что тебя вовсе не интересует моя карьера. Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что от Кайцева зависит моё назначение на эту должность! И плевать я буду на «хотелки» недалёкой девчонки, у которой проснулись зачатки плешивого «я», понятно?

 – Понятно, – вдруг совершенно спокойно ответила Катя. Она осмотрела комнату, задержавшись взглядом на лицах родителей, и уверенно пошла к двери.

 – Если ты сейчас выйдешь из дома, можешь забыть о семье. А также о деньгах и шмотках.

 Катя мельком взглянула на побагровевшего отца и открыла дверь.

 – Катя, девочка моя! – Лидия Степановна оттолкнула мужа, что цепко держал её за руку, и выбежала вслед за дочерью. – Катя, остановись на минуту! Выслушай меня внимательно.

 Она быстро обернулась, чтобы удостовериться, что муж не вышел следом, и зашептала:

 – Вот, Катя, возьми. Это моя банковская карточка, пинкод – твой день рождения, сними деньги сегодня же вечером, пока он не заблокировал её. –  Она схватила маленькую сумочку, уверенным движением потянула бегунок молнии и вложила в руку дочери ключ. – Запомни, это ключ от банковской ячейки. Там я храню свои драгоценности и деньги. Постарайся сильно не тратиться, если возникнут трудности обратись к моему нотариусу. Ты помнишь Илью Трифоновича, он приходил как-то к нам? Девочка моя, запомни, если со мной что-то случится, ты всегда может найти у него ответы на свои вопросы. И последнее. – Она воровато оглянулась и выдохнула: – Езжай к бабушке. И звони, доченька. Прости меня, если сможешь, за то, что не могу больше ничем помочь тебе.

 – Не плачь, мама, я не пропаду. Работать пойду, в конце концов, не маленькая уже. Выживу. Дашку береги. Пока, мам...

 И она ушла. Ушла из семьи, из дома. Ушла в неизвестность, чтобы через тринадцать лет после своего ухода из семьи в одиночестве сидеть в квартире, оставшейся ей от бабушки, и молча глотать слёзы, вспоминая погибших маму и маленького Алёшку, вспоминая тот проклятый вечер, что навсегда изменил её жизнь...

                                             ***

 Двадцатилетние старшей дочери Александр Михайлович Булавин отмечал с размахом. Лучший ресторан с приватными кабинками для переговоров, благородные гости, столы, ломящиеся от яств, вышколенные официанты, шампанское рекой и лучшие марки коньяка, виски для любителей, тихая ненавязчивая музыка и... цель. Породниться с семьёй Кайцева. Сначала Булавин думал о Кайцеве-сыне, но однажды в разговоре сам Кайцев, сорокапятилетний немного уже лысоватый мужчина, что к тому времени стал завидным в их кругах холостяком, со скандалом разведясь со своей очередной по счёту женой, мимоходом заявил, что такую красоту, какой наградил бог Катюшу, молодые люди не оценят, а вот он... И ничего, что огромная разница в возрасте, молодым девушкам легче жить в этом жестоком мире, когда они полностью зависят от взрослого и повидавшего жизнь мужчины. Да и сам Булавин тоже в накладе не останется, ведь Департамент транспорта, за работу которого отвечал уважаемый Александр Фёдорович Кайцев, всегда готов протянуть руку помощи будущему родственнику. Деньги? Помилуйте, какие могут быть счёты между своими, тем более в указанном департаменте очень скоро может появиться тёплое место ещё одного заместителя. А бизнес... его всегда можно широким жестом «подарить» жене, к примеру, или кому-то из близких. Разумеется, некоторый процент должен уйти на «благотворительность», так сказать. Это уже не столь важно, не так ли? Булавин криво усмехнулся и два Александра скрепили договорённость крепким рукопожатием.

 Катя не испытывала никаких чувств к своему внезапно обретённому жениху. Можно сказать, что слухи о договоре отца и его компаньона не произвели на неё никакого впечатления. Ей было не до того. Она училась уже на третьем курсе медина, бредила хирургией, дежурила по ночам в клинике Центра травмы, даже однажды ассистировала самому профессору. И пусть она просто держала тяжёлый неудобный крючок, но после операции её похвалили и даже потрепали по плечу. И вдруг на праздновании её скромного юбилея ей заявляют, что всё уже решено и её свадьба состоится через несколько недель. Катя решила сама поговорить с будущим мужем и направилась в сторону ограждённых от любопытных глаз ниш, куда ушли на «перекур» гости, широко распахнула декоративную калитку из деревянных брусков, отодвинула разноцветную штору и замерла на месте. Картина, открывшаяся её взору, не оставляла никакого места для полёта фантазии. Её так называемый жених, ничуть не смущаясь и не отворачиваясь от расширенных глаз растерявшейся Екатерины, продолжал с силой вбиваться в тело своего секретаря, некой Ольги, а рядом с ними на резной скамье сидел ещё один сластолюбец из когорты «уважаемых людей», спустив брюки до колен и поглаживая себя по члену. Он встал и подошёл к стонущей в экстазе Ольге, резко поднял её голову от стола и с силой погрузился в открытый рот. Катя схватилась за горло, повернувшись на каблуках, и услышала резкое: «Задержать! Девка ваша!» Она не успела сделать и шагу, как её перехватили и отволокли за широкую ширму. Но тот, кто выполнял безумный приказ, не знал, что хрупкая на вид девушка может за себя постоять. Катя вывернулась из удерживающих её рук и со всей силы вцепилась ногтями в лицо охранника, стараясь надавить большими пальцами на глазницы. Мужчина ахнул от неожиданности и с грязным ругательством ослабил хватку. Этого было достаточно, чтобы Катя вырвалась и выбежала в банкетный зал, после чего схватила свою сумочку и рванулась в боковую дверь, где в небольшой комнате отдыхали водители. Через несколько минут она скрутилась на заднем сиденье их машины, судорожно плача, беспорядочно вытирая слёзы и отрицательно мотая головой на вопросы сидевшего за рулём мужчины.

Часть 4

  Десять лет назад. Игорь

 Шанин посмотрел на Алексея Фадеева и продолжил свой рассказ:

 – А самое противное в этом всём, Лёшка, что он никого не трогает, только меня. И всё это продолжается уже почти месяц! И ведь как-то вычислил мою машину, гадёныш. – Шанин открыл пачку сигарет, что лежала на столе, покрутил и так, и эдак и одним щелчком пальца отбросил в сторону. – Как ты это куришь, Фадеев? То ещё говно. На трубку бы перешёл, что ли.

 Алексей Фадеев внимательно посмотрел на друга и тихо заметил:

 – Но эта история к нашему Центру никаким боком, Игорь. Наши если и имеют средства передвижения, то у всех автомобили. Так что, Шанин, ищи-ка ты этого «бессмертного» мотоциклиста в своём прошлом. Кстати, ты новых интернов видел? Как тебе? Не кривись, в твоём отделении три врача высшей категории, из чего следует, что трое вновь обращённых ваши! Да и мне скоро уезжать на курсы, так что три месяца меня не будет, все интерны на тебе. М-да, и все мужики.

 – Хватит с тебя сестёр, Лёха!

 – Нет, Игорь, с ними я завязал. Мне уже надо серьёзное что-то, а прыгать из койки в койку не для меня. Да и не хочется, чтобы рассказы о моих похождениях дошли до кое-чьих ушек. Эх, жизнь моя...

 – А что ты теряешь? – Шанин усмехнулся, он уже давно заметил, как Алёша смотрит в сторону молоденькой студентки Катеньки Булавиной, что пришла работать в его отделение сначала обычной сестрой, но вскоре попросилась в операционную, где очень быстро вникла в тонкости работы. – Катя девушка самостоятельная, умная, правда, ею тут многие интересуются. Но ты хоть и молодой, но уже корифей, она разве что в рот тебе не заглядывает. Шагни навстречу, что ты теряешь? Да так хоть узнаешь свои перспективы.

 – Не учи меня жить! Ты сам когда Анне думаешь признаться? Или думаешь, что один такой зрячий? И к Золотарёву пора поехать, ты его лучший ученик, Шанин, всё и все, что были после тебя, даже на твой мизинец не тянут, только гонору выше крыши! А между тем ведёшь ты себя как обиженная гимназистка. Подумаешь, Виктор Степанович на звонки твои не отвечал, мало ли – обида заела, но потом-то? Он далеко не дурак, думаю, в курсе, скольких ты с того света вернул. Да и твоё заведование отделением в университетской клинике мимо него точно не прошло.

 Шанин коротко глянул на друга и кивнул. Прав Алексей, он уже полгода как вернулся, а всё никак не решится заехать к своему учителю. А с этим мотоциклистом он разберётся! А пока домой – впереди выходной. Первый полноценный выходной за несколько месяцев.

                                                                     ***

 Вот и закончился единственный его выходной, который он потратил на то, чтобы в кои веки привести в порядок свою квартиру. И опять на работу...

 Понедельник. Шанин откинулся на сиденье. Опять пробка. Сегодня очень долго... Он не любил понедельники. Каждое утро он стоял в пробках, такое впечатление, что все люди так обожают свою работу, что мчатся туда ежедневно, создавая эти самые пробки. А он не любил понедельники. И не потому, что в понедельники на него обрушивалась лавина звонков, телеграмм, факсов, нерешённых за выходные проблем и вопросов, на которые иногда у него не было ответов, а ещё потому, что в понедельник с утра ему надо было присутствовать на утренней клинической конференции. А там он постоянно натыкался взглядом на Голубовскую. А её зелёные глаза каждый раз напоминали ему о том, что он так и не решился навестить её отца профессора Золотарёва. Боялся услышать правду? Наверное да. Трус? Да, наверное. А ещё его раздражало, что она всегда сидела в плотном кругу хирургов гинекологического отделения, которые дружно ржали над её жёсткими фразочками. Кстати, все они были по делу.

 Сзади раздался нарастающий рокот. Опять он! Этот мотоциклист издевался над всеми, кто стоял в пробке, а над ним, Игорем Шаниным, больше всех! На своей мощной, но юркой машине он ловко лавировал между стоящими автомобилями, вырываясь на простор шоссе, и вскоре раздавался гул свободно летящего байка. Этот парень всегда был одет в чёрную кожаную куртку и брюки, тяжёлые ботинки на толстой подошве, как протектор его металлического монстра, голову защищал наглухо закрытый шлем с замысловатым рисунком граффити. Он медленно проезжал между машинами, иногда поднимая руку в перчатке в знак приветствия. На машину Шанина он никогда не обращал никакого внимания и вдруг несколько недель назад, проезжая мимо, протянул к его машине руку и медленно опустил большой палец вниз. И так проехал ещё несколько метров, потом оглянулся, и Шанин почувствовал, как он смеётся над ним за затемнённым, зеркально отсвечивающим защитным стеклом шлема. Они встречались очень часто, и каждая их встреча заканчивалась именно так – этот незнакомец медленно проезжал мимо, чуть наклоняя голову и заглядывая в салон машины Игоря, потом вытягивал руку и опускал палец вниз. Шанину хотелось выскочить из машины, схватить молокососа за шиворот и вытряхнуть душу из этого хрупкого мальчишеского тела. Но догнать мощный байк он не мог, поэтому, заслышав глухой рокот приближающейся машины, старался закрыть глаза, чтобы не видеть эту руку в перчатке с опущенным вниз пальцем.

 Он скорее почувствовал, что незнакомец поравнялся с его машиной. Сейчас начнётся! Шанин устало повернул голову в сторону подъезжающего мотоцикла и посмотрел на своего мучителя. Но тот быстро протиснулся между стоящими автомобилями, отчаянно сигналя, неотрывно глядя вперёд, немного приподнявшись над сидением. Шанин нахмурился и открыл дверь. Аккуратно, чтобы не задеть стоящий рядом «Мерс», вышел из салона и увидел, что машины впереди стоят не ровными рядами, а как-то веером. Он подпрыгнул и понял, что там впереди авария. Резко наклонился, вытащил ключи, схватил свой чемоданчик-аптечку, хлопнул дверью и нажал кнопку сигнализации, бегом направляясь туда, где нуждались в его помощи.

Часть 5

 Десять лет назад. Анна

 Шанин подошёл к калитке и поднял руку. Надо позвонить, дождаться хриплого «слушаю вас» и просто сказать: «Это я, Виктор Степанович». И в ответ услышать заветные слова – «Сонечка, Игорь пришёл, накрывай на стол».

 Как давно это было... Будут ли они? И эти слова, и эти встречи, и радость от общения с умными, добрыми людьми.

 Он вздёрнул голову и нажал на кнопку звонка. Послышался долгий переливающийся звук, затем щелчок, и чей-то чужой голос коротко спросил:

 – Кто?

 Игорь наморщил лоб, пытаясь вспомнить человека, что говорил так отрывисто и жёстко, но потом мотнул головой и тихо проговорил:

 – Это Шанин Игорь Александрович, мне необходимо встретиться с профессором Золотарёвым.

 Его невидимый собеседник помолчал, а затем Игорь услыхал:

 – Вам назначено?

 – Назначено? – озадаченно повторил Шанин. – Нет, я...

 – В таком случае, профессор не может вас принять, – и наступила тишина.

 Уж лучше бы на него наорали, да даже ударили, чем вот так спокойно вышвырнуть из жизни когда-то любимого учителя. Игорь криво усмехнулся и резко повернулся, чтобы уйти. Он быстро шёл вдоль витого забора, оплетённого диким виноградом, и старался не смотреть в блестящие окна, в которых отражалось заходящее майское солнце. Игорь так крепко задумался, потому не сразу понял, что его зовут.

 – Игорь Александрович! Игорь, остановись! Ты куда? Ты же обещал!

 Его резко дёрнули за рукав. Перед ним стояла Анна и с укором смотрела в лицо.

 – Ты же обещал, – тихо закончила она.

 Шанин через силу улыбнулся и пожал плечами:

 – Но меня не впустили в дом, Анюта.

 – Кто? – вдруг прошипела Голубовская, опасно прищурившись. – Опять этот говнюк командует в нашем доме? Ну ничего! Сейчас я выдам всё, что накопилось за эти несколько лет.

 – Аня, о чём ты?

 – Вот тут ты прав на все сто! Именно «о чём», потому что этот мерзкопакостный Муравин на звание «кто» не тянет!

 – Муравин? Не помню такой фамилии.

 Анна потянула его обратно к калитке, вскоре они вошли во двор и поднялись по высокой лестнице на террасу.

 – Муравин! – закричала Анна, быстро расшнуровывая свои ботинки. – Вы почему не впустили хирурга Шанина? Я вас спрашиваю!

 Игорь замешкался в прихожей, проведя рукой по поверхности старинного комода и оглядываясь вокруг.

 – Я сам буду решать, кому открывать двери в этом доме, – услышал он в ответ на заданный вопрос.

 – Вы здесь никто, чтобы решать подобные вопросы.

 – Да, возможно, но я скоро могу стать здесь хозяином, а вот тебе как студентке не мешало бы принять тот факт, что если ты не поменяешь своё безобразное отношение ко мне и не согласишься на мои условия, то я сделаю всё, чтобы учиться тебе стало не так комфортно. Я давно тебе говорю, что от твоего поведения и покорности зависит о-о-очень многое, в том числе и благополучие твоей семьи.

 – Я папе всё расскажу, – вдруг как-то потерянно ответила Аня, и Шанин понял, что он стал невольным свидетелем неприятного для Анюты разговора, совершенно не предназначавшегося для посторонних ушей. – Я расскажу ему не только о ваших гнусных предложениях и домогательствах, но и угрозах.

 – И кто тебе поверит? Тебе, что известна своими безрассудными поступками? Может быть, ты думаешь, что поверят девчонке, что ушла из дома, чтобы доказать родителям свою мнимую самостоятельность, а сама между тем продолжает жить за их счёт? Ты посмотри на себя! Что ты такое без громких имён Золотарёва и Голубовской? Никто! И как студентка ты ноль, тебя терпят и ставят отличные оценки только за твою фамилию. И врач из тебя будет такой-же, нулевой!

 – Можно подумать, что вы врач, – тихо, но твёрдо ответила Анна. – Вы тоже ничего не представляете из себя ни как врач, ни как преподаватель! Вас терпят только из-за имени моего отца, который имел несчастье стать вашим руководителем, иначе бы вас давно вышвырнули с кафедры, потому что вы... вы мерзавец! А хитрость и подлость – это не проявление ума, это ваша натура!

 – Неизвестно когда меня по твоему желанию вышвырнут с кафедры, – мужчина громко рассмеялся, – зато я сегодня вышвырнул из этого дома вашего любимчика Шанина.

 – Почему же? Я здесь. – Игорь зашёл в гостиную и протянул руку Анне. Она тут же шагнула к нему, обняла и уткнулась носом в плечо. – Я пришёл в этот дом к своему Учителю, а вы к его семье не имеете никакого отношения. Осталось выяснить последнюю деталь. Анют, а когда он появился у вас?

 – Вскоре после твоего отъезда, он тогда на последнем курсе учился. Папе голову заморочил, ведь после тебя он не приглашал в дом других учеников. Я только потом поняла, что он как-то слишком быстро втёрся в доверие к папе. Этакий дрыщ в прыщах.

 Шанин улыбнулся и прижал девушку крепче. Муравин усмехнулся и снисходительно оглядел их:

 – Как бы там ни было, я ассистент кафедры, а вы как копались в человеческом дерьме, так и будете копаться. А после защиты моей кандидатской различие между нами в социальном статусе будет непреодолимым. Тогда и поговорим.