Тринадцать лет назад. Катя
…— Запомни, если ты ослушаешься, можешь забыть о жизни, к которой привыкла! — Булавин Александр Михайлович резко повернулся в сторону всхлипнувшей жены. — Прекрати рыдать, Лида! Это всё твоё воспитание! Что одна, что другая! Совсем от рук отбились!
— Даша-то тут при чём? — мрачно спросила Катя, исподлобья уставившись на отца. — Она совсем ещё ребёнок. Или твои сомнительные делишки тебе дороже нашего с ней будущего?
— Да как ты смеешь так разговаривать со мной? Дрянная девчонка! Я забочусь о твоём будущем побольше некоторых, что внушают тебе мысли о розовых соплях и воздушных замках! Мне неинтересны твои умозаключения по этому поводу, я сказал своё слово — ты выйдешь замуж за Александра Фёдоровича. Точка!
— И тебя совсем не беспокоит тот факт, что этот твой распрекрасный Александр Фёдорович вчера на банкете, в мою честь, между прочим, трахался со своей секретуткой прямо у меня на глазах? А свою будущую жену отдал на потеху своим псам-извращенцам из охраны?
— Не пори чушь! Что за выражения? Не смей впредь так отзываться об уважаемых людях! — возмущённо воскликнул Булавин.
— Александр, опомнись! Этот Кайцев старше Катюши почти в два раза! О каком счастье может идти речь? Если он позволяет себе такое сейчас, то что будет дальше?
— Не смей вмешиваться, Лидия, — вдруг зло прошипел Булавин. — Можно подумать, что тебя вовсе не интересует моя карьера. Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что от Кайцева зависит моё назначение на эту должность! И плевать я буду на «хотелки» недалёкой девчонки, у которой проснулись зачатки плешивого «я», понятно?
— Понятно, — вдруг совершенно спокойно ответила Катя. Она осмотрела комнату, задержавшись взглядом на лицах родителей, и уверенно пошла к двери.
— Если ты сейчас выйдешь из дома, можешь забыть о семье. А также о деньгах и шмотках.
Катя мельком взглянула на побагровевшего отца и открыла дверь.
— Катя, девочка моя! — Лидия Степановна оттолкнула мужа, что цепко держал её за руку, и выбежала вслед за дочерью. — Катя, остановись на минуту! Выслушай меня внимательно.
Она быстро обернулась, чтобы удостовериться, что муж не вышел следом, и зашептала:
— Вот, Катя, возьми. Это моя банковская карточка, пинкод — твой день рождения, сними деньги сегодня же вечером, пока он не заблокировал её. — Она схватила маленькую сумочку, уверенным движением потянула бегунок молнии и вложила в руку дочери ключ. — Запомни, это ключ от банковской ячейки. Там я храню свои драгоценности и деньги. Постарайся сильно не тратиться, если возникнут трудности обратись к моему нотариусу. Ты помнишь Илью Трифоновича, он приходил как-то к нам? Девочка моя, запомни, если со мной что-то случится, ты всегда может найти у него ответы на свои вопросы. И последнее. — Она воровато оглянулась и выдохнула: — Езжай к бабушке. И звони, доченька. Прости меня, если сможешь, за то, что не могу больше ничем помочь тебе.
— Не плачь, мама, я не пропаду. Работать пойду, в конце концов, не маленькая уже. Выживу. Дашку береги. Пока, мам…
И она ушла. Ушла из семьи, из дома. Ушла в неизвестность, чтобы через тринадцать лет после своего ухода из семьи в одиночестве сидеть в квартире, оставшейся ей от бабушки, и молча глотать слёзы, вспоминая погибших маму и маленького Алёшку, вспоминая тот проклятый вечер, что навсегда изменил её жизнь…
***
Двадцатилетние старшей дочери Александр Михайлович Булавин отмечал с размахом. Лучший ресторан с приватными кабинками для переговоров, благородные гости, столы, ломящиеся от яств, вышколенные официанты, шампанское рекой и лучшие марки коньяка, виски для любителей, тихая ненавязчивая музыка и… цель. Породниться с семьёй Кайцева. Сначала Булавин думал о Кайцеве-сыне, но однажды в разговоре сам Кайцев, сорокапятилетний немного уже лысоватый мужчина, что к тому времени стал завидным в их кругах холостяком, со скандалом разведясь со своей очередной по счёту женой, мимоходом заявил, что такую красоту, какой наградил бог Катюшу, молодые люди не оценят, а вот он… И ничего, что огромная разница в возрасте, молодым девушкам легче жить в этом жестоком мире, когда они полностью зависят от взрослого и повидавшего жизнь мужчины. Да и сам Булавин тоже в накладе не останется, ведь Департамент транспорта, за работу которого отвечал уважаемый Александр Фёдорович Кайцев, всегда готов протянуть руку помощи будущему родственнику. Деньги? Помилуйте, какие могут быть счёты между своими, тем более в указанном департаменте очень скоро может появиться тёплое место ещё одного заместителя. А бизнес… его всегда можно широким жестом «подарить» жене, к примеру, или кому-то из близких. Разумеется, некоторый процент должен уйти на «благотворительность», так сказать. Это уже не столь важно, не так ли? Булавин криво усмехнулся и два Александра скрепили договорённость крепким рукопожатием.
Катя не испытывала никаких чувств к своему внезапно обретённому жениху. Можно сказать, что слухи о договоре отца и его компаньона не произвели на неё никакого впечатления. Ей было не до того. Она училась уже на третьем курсе медина, бредила хирургией, дежурила по ночам в клинике Центра травмы, даже однажды ассистировала самому профессору. И пусть она просто держала тяжёлый неудобный крючок, но после операции её похвалили и даже потрепали по плечу. И вдруг на праздновании её скромного юбилея ей заявляют, что всё уже решено и её свадьба состоится через несколько недель. Катя решила сама поговорить с будущим мужем и направилась в сторону ограждённых от любопытных глаз ниш, куда ушли на «перекур» гости, широко распахнула декоративную калитку из деревянных брусков, отодвинула разноцветную штору и замерла на месте. Картина, открывшаяся её взору, не оставляла никакого места для полёта фантазии. Её так называемый жених, ничуть не смущаясь и не отворачиваясь от расширенных глаз растерявшейся Екатерины, продолжал с силой вбиваться в тело своего секретаря, некой Ольги, а рядом с ними на резной скамье сидел ещё один сластолюбец из когорты «уважаемых людей», спустив брюки до колен и поглаживая себя по члену. Он встал и подошёл к стонущей в экстазе Ольге, резко поднял её голову от стола и с силой погрузился в открытый рот. Катя схватилась за горло, повернувшись на каблуках, и услышала резкое: «Задержать! Девка ваша!» Она не успела сделать и шагу, как её перехватили и отволокли за широкую ширму. Но тот, кто выполнял безумный приказ, не знал, что хрупкая на вид девушка может за себя постоять. Катя вывернулась из удерживающих её рук и со всей силы вцепилась ногтями в лицо охранника, стараясь надавить большими пальцами на глазницы. Мужчина ахнул от неожиданности и с грязным ругательством ослабил хватку. Этого было достаточно, чтобы Катя вырвалась и выбежала в банкетный зал, после чего схватила свою сумочку и рванулась в боковую дверь, где в небольшой комнате отдыхали водители. Через несколько минут она скрутилась на заднем сиденье их машины, судорожно плача, беспорядочно вытирая слёзы и отрицательно мотая головой на вопросы сидевшего за рулём мужчины.
А на следующий день она ушла из отцовского дома. Но несмотря на это, отец всё же получил должность в мэрии, наверняка с помощью шантажа, а вскоре стал руководителем, когда выяснились масштабы хищений команды Кайцева. Мама не раз заводила разговор о возвращении дочери в родительский дом, но тут уже на сторону Кати встала бабушка, сказав, что они с внучкой сами проживут как-нибудь…
…Катя встала и шаркающими шагами подошла к окну. Где же теперь искать Дашу? Ведь она даже не знает, как выглядит младшая сестра, чтобы её узнать при встрече. Всё, что осталось в её памяти, это маленькая неугомонная девчушка с мягкими волосами цвета морского песка и светло-зелёными глазами, что смотрели с каким-то удивлением на окружающий мир. Прошло уже тринадцать лет, конечно, Даша изменилась, стала взрослой. «Невестой»! Катя грустно усмехнулась. Неужели отец так и не понял, что нельзя устроить счастье дочерей, в прямом смысле подкладывая их под своих партнёров по работе? А возможно, он и не собирался делать своих дочерей счастливыми, таким людям важны связи, договора и все те блага, что сулит им очередное удачное вложение капитала, а чем не капитал женская красота?
Катя ещё раз взглянула на тёмный двор, задержавшись взглядом на медленно раскачивающейся качели, отвернулась от окна и медленно пошла в спальню. Она сегодня целый день на ногах, надо хотя бы немного отдохнуть и дать покой травмированному позвоночнику и гудящей голове.
Десять лет назад. Катя
— Катя, вам бы отдохнуть, — дежурный хирург внимательно посмотрел ей в глаза, опустившись на корточки перед сидящей на маленькой скамейке девушкой.
— Игорь Александрович, — Катя опустила взгляд и улыбнулась, — со мной всё в порядке. И зрачки у меня нормальные.
Она с усмешкой глянула на врача — кто-то неизвестный растрезвонил по всей больнице, что студентки медина, что подрабатывали медсёстрами в Центре травмы, «круто сидят на сильнодействующих препаратах». Действительно, откуда тогда у них столько сил, чтобы учиться и работать по ночам в рабочие дни и сутками в выходные?
— Да я так, просто… — замялся мужчина и тихо спросил: — А ваша подруга сегодня тоже здесь?
— Вы Анну имеете в виду? — Катя откинулась на стену, по привычке удерживая руки перед собой, но потом с облегчением опустила их на колени, вспомнив, что операция уже позади.
Игорь Александрович Шанин криво усмехнулся и тихо пробормотал:
— Что я имею в виду и чего хочу, вам, девочки, лучше не знать. — Затем поднялся с колен и протянул ладонь. — Давайте я вас в ординаторскую провожу, там всегда чайник горячий, моя смена знает, что я кофе пью литрами. А иногда и бо́льшими объёмами.
— Спасибо, Игорь Александрович, но мне операционную убрать надо.
— Не учи меня жить, Булавина. Инструменты замочены, всё убрано, а мыть полы не твоя забота. Я, конечно, в мирных делах человек темноватый, но в хирургии кое-что понимаю. Пошли, а то мне Лёха такое устроит, если я его лучшую сестру на дежурстве укокошу.
— Какой Лёха? — вдруг покраснела Катя, вспоминая строгого заведующего отделением сочетанной травмы Алексея Петровича Фадеева.
— Всё тот же, Катерина. Как ваша троица в Центре появилась, все мужики от мала до велика покой потеряли. Кто жалеет, кто завидует, а кто и…
— Чему завидовать? Тому, что некоторые работать должны, чтобы концы с концами свести?
— Не понял? А тебе семья не помогает?
— А вы откуда про мою семью наслышаны? — Катя медленно вышла в коридор за Шаниным, сбросив операционный халат в ящик для грязного белья.
— Я, Катюша, взрослый мальчик, могу соединить имена, фамилии и отчества сотрудников, с которыми дежурить приходиться, и сообщения городской новостной ленты. А что не так?
Катя вздохнула и аккуратно закрыла дверь в ординаторскую.
— Да всё, собственно. Я не живу в родительском доме. Я, Игорь Александрович, живу с бабушкой, маминой мамой. И к семье респектабельного чиновника Булавина отношения с некоторых пор не имею. Никакого.
— Не знал. — Шанин поставил на стол две чашки с ароматным напитком и удобно расположился на диване. — Не буду спрашивать что да как, думаю, повод был серьёзный. А твои подруги?
Катя пожала плечами, сделал глоток и зажмурилась от удовольствия:
— Вкуснотища! Какую хотите информацию продам за ещё одну чашку, — она с улыбкой глянула на хирурга. — Ирина Воронцова из семьи врачей, её родители в Анголе погибли, к сожалению. Анютка Голубовская из учительских будет, только не школьных, а наших, медицинско-вузовских. Только она на маминой фамилии.
— Погоди, погоди. Голубовская… Так профессор Золотарёв Анин отец? — Шанин с силой ударил себя по коленкам. — Ну всё! Так и знал, чувствовал, что тут что-то не то!
Катя поставила чашку на стол и поднялась, на что её нечаянный собеседник поднял руку и покачал головой.
— Нет, нет, ты меня неправильно поняла. Я ведь, Катя… Я… Мечтал я о ней, Катюш… А теперь всё, все мои планы наполеоновские коту под хвост.
— Почему? Виктор Степанович очень добрый человек! Да и жена его Софья Дмитриевна абсолютно адекватная женщина.
— Знаю, поэтому и прощаюсь со своей мечтой.
Шанин встал и подошёл к окну. «Игорь, если ты сейчас не подашь документы в аспирантуру, твоё место в науке, заметь — абсолютно заслуженное, займёт кто-то другой». Именно эти слова своего учителя профессора Золотарёва он вспоминал каждый день на войне, вытаскивая молодых солдат и офицеров из костлявых лап смерти, а потом работая уже в мирном городе, что медленно восстанавливался из руин. Вот только на его звонки и письма никто не отвечал. Виктор Степанович вычеркнул из своей жизни любимого когда-то ученика. И надо ж было такому случиться, что маленькая бойкая Анечка, что запомнилась ему десяти лет от роду вприпрыжку бегающей по двору профессорской дачи, выросла в рыжеволосую красавицу и одним взглядом своих зелёных ведьминых глаз навсегда приворожила неулыбчивого хирурга. Вот тебе и судьба-судьбина, как же теперь быть?
— Игорь Александрович, а вы всё-таки попробуйте, — вдруг раздалось у него за спиной. — Аня самостоятельный человек, это она решила, что будет дежурить, как её ни отговаривали родители. Она бредит хирургией, а вы хирург, вот вам и общность интересов.
— Булавина, да ты прям сваха! Эх ты, «общность интересов», если бы всё было так просто.
Катя подошла к двери и обернулась:
— Спасибо за кофе, а что до всего остального — поступайте с плохими мыслями, как с одуванчиком. Скажите им «фу-у-у…» И пускай себе летят…
Три подруги сидели в полупустой аудитории и тихо разговаривали.
— Не знаю, девчонки, конечно, тяжело, но это мне многое даёт. Кроме денег, конечно. Еле-еле доживаю до следующей зарплаты. — Ира Воронцова откинулась на спинку деревянной скамьи и прикрыла глаза. — Всё кажется, что случившееся мне приснилось, пройдёт время, мама с папой приедут и опять всё будет как прежде.
Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Катя мягко провела ладошкой по её плечу, Аня Голубовская сжала тонкие пальцы.
— Ир, ты же знаешь, только скажи — мы всегда поможем. Пусть не деньгами, то какой-то посильной работой. Только вот прости, но в твою нейрохирургию я ни за какие коврижки! — Аня передёрнула плечами. — И как тебе не страшно, когда у тебя на глазах в мозгах копаются? Я бы не смогла, чесслово. Тут я с папой солидарна абсолютно по всем пунктам — лучше ковыряться в животе, чем в мозгах.
— Аня, ты меня удивляешь. Ты дочь гениального нейрофизиолога Голубовской, чьё имя на устах у врачей всей страны, а говоришь такие вещи! — с улыбкой ответила Ира, понимая, что таким немудрёным способом Аня пыталась отвлечь её от мыслей о родителях.
Месяц назад родители Ирины погибли в далёкой Африке. Работники миссии, где работали русские врачи, провели собственное расследование и пришли к выводу, что Воронцовы были атакованы редкой змеёй бумслангом*, которая долгое время считалась европейцами не ядовитой, так как относилась к семейству ужеобразных. Тогда Ирине просто было некогда погрузиться в горе и депрессию — сначала моталась по посольствам, затем возникли проблемы с авиакомпанией, что транспортировала «груз 200», как выражались какие-то чиновники в аэропорту, потом они с девчонками и парнями из их группы просидели несколько часов в зале ожидания. Поздно ночью им позволили пройти на лётное поле, где Ирина дрожащими руками подписала множественные бумаги и, наконец, тихо заплакала, положив ладошки на огромные ящики. Ей не разрешили вскрыть запаянные металлические гробы — может, поэтому она так и не поверила до конца в смерть родителей, потому что не видела их мёртвыми?
Ирина открыла глаза и огляделась, аудитория постепенно заполнялась студентами, слышались смех и громкие разговоры, кто-то бубнил над их головами, повторяя симптомы острого холецистита, Катя перегнулась через Иру и толкнула Анну:
— Слышь, Анют, а я разговаривала с Игорем Александровичем Шанинын. Что там за история у него с твоим отцом? Мне показалось, что он будто боится ехать к вам в дом, хотя… — она с улыбкой качнула головой, — тобой он очень интересовался!
Голубовская фыркнула и резко отвернулась, чтобы девчонки не увидели её довольную улыбку:
— Папа говорил, что Шанин был его лучшим учеником, но бросил науку и уехал на Кавказ. И, гад такой, ни разу не позвонил! И не написал. Поэтому ему лучше не появляться папе на глаза. Вот так. А я ему ещё устрою, — задумчиво протянула Анна. — А какая у него машина, девчонки, кто знает?
В этот момент в аудиторию быстрым шагом вошёл лектор, обвёл притихших студентов взглядом и громко произнёс:
— Добрый день, коллеги. Итак, тема нашего занятия…
И забылись все вопросы, отошли на задний план проблемы, впереди их ждала лекция.
_______________________________________________________
*Бумсланг — одна из самых ядовитых змей в Африке. Укус бумсланга может вызвать генерализованный тромбогеморрагический синдром (ДВС-синдром, или диссеминированное внутрисосудистое свертывание) — состояние, характеризующееся образованием множества небольших тромбов и несвёртываемостью крови. При укусе бумсланга жертва, как правило, умирает от кровопотери.