Погружение в прошлое
Школа, 4-й класс
На уроке труда эта чертова Лиза-подлиза выпытала мой маленький девичий секрет:
— Ну кто тебе нравится, Кать, скажи? Я честно никому не скажу, слово даю.
— Честно, Лиз?
— Дааа, Кать, ну же? Кто это?
— Тимур.
— Ого!
И уже на следующей перемене эта дылда встала перед всем классом на стул и высмеяла мои самые первые чувства:
— Она, — ткнула предательница в меня пальцем, — любит нашему Тиму.
Я тогда была готова сквозь землю провалиться. Столько лет уже прошло, а неприятное чувство обиды до сих пор разъедает меня изнутри. Что поделать — вот такая я натура с хорошей памятью.
Но хуже всего оказалось другое — растерянный взгляд Тимура.
Как сейчас помню: он стоял в новеньком спортивном костюме с надписью «Россия» на спине, весь такой крутой и непревзойдённый уже тогда. Только признание Лизки не вызвало у него даже победной улыбки или язвительных шуток. Хуже. Тимур просто проигнорировал его. А потом прозвенел звонок, и всем тут же стало не до этого. Всем, но не мне. Я ожидала всякого — но игнор?
И вот тогда зародился новый этап в моём отношении к Омарову Тимуру — ненависть. Я старалась ненавидеть его со страшной силой, выискивать минусы, игнорировать, но затем специально цепляться к нему, ругаться, порой чуть до драк не доходило. Нет, меня он не бил, но в глазах врага я видела, как сильно ему хотелось сделать мне больно за такой острый язык и грубые высказывания в адрес всеми обожаемого парня.
Мне казалось, что я больше не наивная дура, которая позволила насмехаться над собой перед всем классом, но каково же было мое разочарование, когда я поняла, что это не так.
Уже к девятому классу я вдруг поверила, что между нами пробежала искра. Хоть у меня всегда и было плохое зрение, я всё же смогла уговорить преподавателя посадить нас с Тимуром вместе за третью парту. Меня пересадили с первой, а его с последней в самый центр, так сказать. Тогда я обещала Марии Петровне подтянуть Омарова по учёбе, а то он стал отставать. И, действительно, я думала, парень искренне заинтересовался учёбой, начал часто спрашивать меня о чём-то на уроках, мы даже стали созваниваться и могли болтать часами. Казалось, у меня тогда выросли крылья. Я наивно верила, что только мне он изливает душу, только со мной вот так болтает по телефону.
Но как же снова я оказалась глупа…
И месяца не прошло, как по науськиванию своих дружков он начал встречаться со старшеклассницей. Видимо, она ему по статусу больше подходила, чем пухлый ботаник в моём лице.
Он начал меняться: теперь при разговоре со мной явно нервничал, больше не смотрел в глаза, не улыбался. Тимур то тянулся ко мне, то отталкивал. А я просто выла в подушку ночами, надеясь, что он любит меня и расстанется с этой Сабиной из старших классов. Забыв все прошлые обиды начальной школы, я активно начала намекать ему о своих чувствах, тянулась к нему изо всех сил, верила в чистоту нашего общения. Однако в итоге получила такой же от ворот поворот, что и пять лет назад… Тимур попросил пересадить его, стал игнорировать меня, а о телефонных разговорах и речи больше не было — там для меня было теперь лишь «Тимура нет дома. Тимур занят. Тимур спит».
С девушкой своей он, кстати, быстро расстался, не прошло и полугода. Вот только, непонятно почему, эта особа дико возненавидела меня. Однажды в кабинке туалета я услышала её разговор с подругой:
— Как же бесит эта мымра толстожопая. Названивает Тиме, а он её защищает, представляешь?
— В смысле, защищает? — уточнила вторая.
— Ну, мол, одноклассница, просто друзья, ничего такого. А она нам мешает, не понимает, что ли, тупица, что он по вечерам должен с девушкой своей болтать по телефону. Все лезет и лезет к нему, неугомонная такая. Ходит ещё с такой гордой физиономией, коза очкастая.
Меня душили слёзы обиды, ведь я прекрасно понимала, о ком сейчас идёт речь.
— Так зачем он с ней вообще общается, я понять не могу?
— Вот и я про то же. Всё, мне это надоело, буду ставить его перед выбором — либо я, либо эта зубрила. В любом случае, на моей стороне его пацаны будут, мы же в одной компашке.
И тогда ведь Тимур действительно сделал свой выбор — не в мою пользу.
Девичий мир рухнул во второй раз.
Теперь в моей душе не осталось н и ч е г о. Последующие два года были посвящены подготовке к поступлению в университет. Тимура же я просто обходила стороной и контактировала с ним минимально. Больше не было ни любви, ни ненависти, ни привязанности. Всё испарилось, выплакалось в те самые подушки, которые пожелтели от пролитых слёз.
И вот выпускной. Я, счастливая, собираюсь встретить рассвет с одноклассниками и отправиться в своё новое светлое будущее — в престижный ВУЗ. Но опять всё портит ОН.
Самым последним подошёл завязать прощальный узелок из нитей на моей руке. Ну зачем же снова ранить моё сердце?
— Котёнок, — хотелось верить, что хоть сейчас его нежность была искренней по отношению ко мне, — Кать, ты самый добрый человек, которого я когда-либо встречал.
Было видно, что слова давались ему с трудом, будто он сам не верил, что школа закончилась и мы расстаёмся, теперь уже точно, но всё же он продолжил:
— Я просто не мог тебя испортить. Прости меня.
И всё? Это всё, что ты можешь мне сказать, Омаров Тимур, после стольких лет совместной учёбы? Я просто стояла и не понимала происходящего, яростно вытирая нахлынувшие слёзы, которые скрыть уже было просто невозможно. И пусть, сегодня плакать можно, сегодня никто не поймёт, что я оплакиваю свои невзаимные чувства, а не прощание со школой.
Пока я смахивала левой рукой слёзы, Тимур крепко завязывал алую нить на моей правой руке. На меня он старался не смотреть, видимо, не только мне было сложно осознавать всю сентиментальность момента. Покончив с нитью, он внимательно, будто стараясь запомнить каждую черту моего лица, посмотрел на меня и с нежной улыбкой на прощание произнес:
— Не плачь, — вытер большим пальцем слёзы с моих губ и щёк, — не надо, я недостоин этого.
И он ушёл. Просто взял и ушёл. Даже не обернулся на прощание.
Боже, как мне было больно в тот момент. Я держалась изо всех сил, чтобы не зареветь навзрыд. Слишком много людей было вокруг: учителя, одноклассники, родители. А я стояла и смотрела на удаляющуюся спину Тимура. Так много мне тогда хотелось ему сказать, но я не сказала ничего. Ибо лучше поддаться самообману и думать, что любви больше нет, чем безответно страдать по нему — Омарову Тимуру.