Сказки мегаполиса

Сказки мегаполиса Фантастическая повесть

«Какое счастье, что этот слюнтяй не прошел подготовки. — Мирон злорадно фыркнул, вспомнив, как резко согнулся, словно схлопнувшись, долговязый служитель. — Он бы показал мне телепатический шок. — Мирон шумно вздохнул, прогоняя от себя видения леса, по которому бродил после побега. Переплетенный лианами, утыканный колючими звонкими травами, поющими от малейшего прикосновения, лес чуть не убил его. — Без Нумы бы точно сгинул».

— Спасибо за все, — Мирон протянул леснику руку.

— Окреп бы, — сумрачно сказал Нума, окидывая пренебрежительным взглядом его щуплую фигуру. — И вообще переждал…

— Не могу я — как ты, все время в лесу.

— А я что? Привык. И ты пообвыкнешь.

— Наверное… — неопределенно пожал плечами Мирон.

— Ладно, ступай. Я в город не пойду. Не люблю его.

— Зря. Город как город: люди, общение… Ты какую школу кончал?

— Святого Кыша, — неохотно ответил Нума. — Не кончил, исключили.

— За что?

— Сказали — за тупость.

— А-а-а, — Мирон не стал интересоваться подробностями. — Бывает…

— Берегись. — Нума осторожно пожал сухонькую ладонь Мирона.

— Я в городе не пропаду. Это не лес, это цивилизация.

— Цивилизация сейчас везде. Ты вот что… Будет трудно — возвращайся ко мне. Пива попьем. Хорошее у меня пиво?! * °Рощее I

— Хорошее, — улыбнулся Мирон.

— То-то же. Ну, будь здоров. — Нума повернулся и зашагал в сторону леса.

Мирон огляделся. За спиной шумел неприветливый лес, надежно укрывший Нуму. Впереди высился лоснящийся от ночных испарений лабиринт небоскребов Мегаполиса.

«Вот я и добрался до него. В школе, наверное давно спохватились, и домой возвращаться нельзя. Хотя… Со дня побега утекло немало времени, и засаду могли снять. Как бы то ни было, пора рисковать. Я должен узнать, за что меня упрятали в Школу. И самое главное, нужно как-то устраивать дальнейшую жизнь В лесу прозябать невмоготу, я не рыжий Нума».

Город просыпался. Медленно, тяжело. Вздыхал, лязгал механизмами, покидавшими его подземную утробу. Все как обычно. Только он, Мирон, стоял на границе города и леса, и будущее для него было неопределенным. Подкатил старый расхлябанный вагон. Запахло железом, озоном. «Конечная, — просипел кондуктор-автомат. — Лес». «Поеду, — решил Мирон. — Это дольше, чем по воздуху, но деваться некуда». Он пошарил по карманам, нащупал мелочь и еще раз с благодарностью помянул Нуму. — Скорости мне теперь надолго заказаны. Придется ходить пешком или пользоваться старьем, не требующим личных индексов». Он припомнил, как в Школе краем уха слышал о возможности изменения индексов. Или это было еще до Школы? Ах, черт, все перепуталось за последние месяцы.

«Неделя до городского конкурса, — опять забормотал автомат. — Кто из родителей окажется счастливым? Чье сочетание генов удачнее? Все обнаружит подсчет. Нам сказали, что ребенок счастливых родителей попадет в Школу Святого Кыша по экстра-рангу. Родителей ждет месячный отдых на Островах Призраков».

«Когда-то и я проходил по экстра-рангу. Каждый год… А на Островах ни разу не был. Говорят, там бесподобное времяпрепровождение».

«Вагон следует до Монастыря, — бормотал кондуктор, — до Монастыря. Внимание, отправление». Мирон едва успел вскочить внутрь. «До Монастыря, а оттуда — к Другу. От него я должен все узнать. Друг расскажет, что же произошло за время моего отсутствия. И, как встарь, посидим за кружкой светлого пива, послушаем музыку. И не нужно будет оглядываться, таиться, как в этой проклятой Школе. Мы сядем в кресла — у Друга такая удобная мебель — сделаем по глотку, и тогда я небрежно скажу, что был в Школе Седьмого Дня. Долго был, с тех самых пор, как он перестал меня видеть… И сейчас бы был там, если не счастливая случайность с молокососом-охранником. Он удивится, попросит повторить, расхохочется — он так заразительно смеется. И наговорившись досыта, мы вместе сообразим, что делать дальше».

Вагон грохотал, мотался на стыках. Из открытого окна в лицо хлестал встречный ветер. Мирон жадно всматривался в улицы, отмечал все новое или забытое. Перемен заметил немного. Изменились рекламы, кое-где появились новые утесы зданий. На немногочисленных пассажирах была незнакомая Мирону одежда. Он критически осмотрел себя и решил, что Нума подарил подходящее одеяние.

К Другу нужно было пройти по Чудову мосту, обогнув монастырь. Путь неблизкий, но Мирон не унывал. После лесных скитаний пять-шесть кварталов города не казались большим расстоянием. Он чувствовал себя великолепно. То ли монастырь навеял перемену, то ли Чуда, катившая свои маслянистые желтые воды, как и в прежние времена — трудно сказать.

Знакомая дверь еще более улучшила настроение, и, нажав сигнал вызова, он нетерпеливо переминался в ожидании Друга, предвкушая его ошеломленный вид.

— Мирон! — отпрянул Друг. — Так рано?

— Я тебя разбудил? Хватит дрыхнуть! Столько не виделись, посторонись!

— Погоди, я не один.

— Подожду в кабинете. Торопиться некуда.

— Тебя давно не было…

— Соскучился?

— Милый, — донесся из глубины квартиры капризный голосок, — ты уже не вернешься?

— Кто? — вопросительно посмотрел Мирон.

— Жена.

— Понятно. Я буду в кабинете. — Мирон прошел мимо мнущегося Друга.

Он опять чувствовал себя старшим приятелем, пришедшим в гости к юнцу. Но что-то в юнце его насторожило. Мирон просмотрел все новые издания, прослушал с десяток реклам и объявлений о всевозможных конкурсах и начал потихоньку злиться. Наконец на пороге возник Друг.

— Ты полысел окончательно, — желчно произнес Мирон. — А так ничего, молодец. Другие в таком возрасте выглядят гораздо хуже.

— Образ жизни…

— Знаю, знаю твою жизнь…

— Познакомить с женой?

«Черт бы ее взял! Сейчас придется любезно улыбаться, шутить».

— Она тебе понравится.

— Это важно?

Друг промолчал. Мирон покосился на него. Все получилось не так, как представлялось в дороге.

— Знакомьтесь.

«Гриму-то сколько!» — ужаснулся он, взглянув на маленькое, с острым носиком лицо Подруги.

— Ах, как миленько, — щебетнула она. — Я столько о вас слышала. И все самое хорошее.

— Польщен. Надеюсь, что мы останемся друг о друге наилучшего мнения. — Ему страшно захотелось есть, и вдобавок ко всему, начало клонить в сон. — Что-нибудь тонизирующее, — он выразительно посмотрел на Подругу.

— Я сейчас приготовлю напиток, — торопливо сказал Друг, — побеседуйте немного.

Мирон мысленно чертыхнулся.

— Я покажу вам Комнату. Последняя модель. На днях мы отпраздновали там помолвку моей приятельницы. Было так чудненько. Если бы не я, помолвка бы не состоялась. Один наш знакомый…

Мирон не слушал ее.

— …А их ребенок прошел по первому рангу. Это, конечно, не экстра-ранг, но тоже дает некоторые преимущества. Вы знаете, такой прелестный мальчик. Одна его идея была занесена даже в Каталог. Да! И ему совсем немного не хватило до экстра-ранга. Вы представляете его бедненьких родителей? Нет, Каталог — это чудненько, я ничего не говорю…

— Вы давно замужем?

— Нет. Это все получилось так неожиданно. Мы с мужем решили, что обязательно попадем на Острова Призраков. Вы же знаете, что можно попасть туда сразу, не дожидаясь, когда ребенок даст идею. Да-да! Но только в том случае, если он будет подавать надежды. Ах, это так миленько! Такая кроха подает надежды — и родители попадают на Острова.

Голос Подруги журчал, не умолкая. Подруга кокетничала, стреляла глазками, и Мирон окончательно приуныл. «Стихийное бедствие!» — он тупо уставился в ее четко оконтуренный помадой рот.

— Готово! — Друг разливал дымящуюся жидкость по чашкам.

— Можно тебя на минутку? — Мирон решил идти напролом. — Извините, — бросил он Подруге, — две-три деловых фразы. Для вас они неинтересны.

— О, я понимаю, понимаю… — в ее голосе прозвучало недоумение, но она оставила мужчин вдвоем.

— У меня нет от нее секретов, — сказал Друг.

— Они могут быть у меня.

— Ты же решился на этот разговор.

— Хорошо, — устало согласился Мирон — только попроси ее хоть немного помолчать.

— Милая, — позвал Друг. — Иди к нам.

— Я сбежал из Школы Седьмого дня, оглушив охранника шоком. Сейчас мне нужна помощь, — сказал медленно Мирон и перехватил взгляд Подруги, внимательный, сосредоточенный. Ему стало понятно, что та не так уж пуста, как казалось во время разговора.

— За что ты попал туда?

— Не знаю.

— Так не бывает, — вмешалась Подруга.

— Ты знал, где я?

— Нам сказали.

— А еще что ты знал?

— Лучше будет, если мы встретимся в другой раз, — встал неожиданно Друг. — Сам понимаешь, мы не можем с тобой встречаться. Нам сказали.

— Нам сказали… — медленно повторил Мирон, сдерживая нарастающую злость. — Спасибо за угощение.

Он поднялся, изможденный, высушенный и Школой, и Лесом, внимательно посмотрел на плотного, холеного Друга: бакенбарды, лысина, просвечивающая сквозь тщательно приглаженные редкие волосы. Перевел взгляд на крашеную Подругу, вспомнил подрагивание ее зада при походке, ее «было так чудненько», глазки, забегавшие при виде нового мужчины и ставшие цепкими при упоминании о Школе. «Ни черта вы не знали, иначе не пустили бы и на порог!»

— Я уйду, — сказал он с отвращением. — Не бойтесь.

— Мы не боимся, — встрепенулся Друг. — Просто нам нужен ребенок.

Да, он им нужен, понял Мирон. Это ведь их шанс попасть на Острова. И если повезет, не один раз. Ради Островов они на все готовы. И когда он уйдет, они сплетутся, всхлипывая от наслаждения, чтобы появился ребенок, который откроет им дорогу к другим удовольствиям и благам. Он закрыл глаза.

— Вам плохо? — послышался участливый женский голос.

— Нет! — резко ответил Мирон. — Великолепно.

Мирон покосился на очередную рекламу, машинально потянулся к карману, пересчитал мелочь. Дня на два хватит. До Школы он не задумывался, достаточно ли денег, в Школе таких забот и подавно не возникало.

«Бесплатные, так бесплатные. Мегаполис тем и хорош, что на каждом шагу предлагает развлечения… Осел! — обругал он вдруг себя. — Шут — вот к кому следовало идти с самого начала. Только он любит поспать и сейчас наверняка в постели. А разбудить его — безнадежное дело… Придется взглянуть на Петюнчика».

Зал был почти пустым. Клевало носом несколько стариков и старух, целовались немногочисленные парочки. Мирон пробрался ближе к сцене. Низкорослый, широкоплечий Петюнчик с размалеванным розовым лицом тяжело шлепался, взвизгивал, острил. Многое Мирон не понимал — сказывалось долгое пребывание в Школе. Доступное не вызывало улыбки.

— Нам сказали, — услышал он за спиной и вздрогнул. Донеслось сопение, звуки короткой схватки. Мирон торопливо оглянулся, но увидел лишь спины удивляющихся людей. Он почувствовал частое, гулкое стучание сердца и медленно расслабился. «Спокойнее! Не за мной». Сквозь слой грима проглянуло бледное лицо Петюнчика. Губы его судорожно подергивались, он то и дело облизывал длинным языком раздвоенный кончик носа. Где-то в стороне раздался задыхающийся смех.

«Молодец, Петюнчик!» — прошамкал проснувшийся старичок. Мирон встал и направился к выходу. «Плохо, нервы совсем расшатались. Скорее к Шуту. Одному в городе долго не продержаться».

По улицам ветер гнал оранжевые листья. «Скоро осень, — он вышагивал вдоль стен монастыря. — Совсем не подарок в моем положении. — Сплюнул, вспомнив слова Друга «в твоем положении». Дрянное оно, ничего не попишешь. Год с лишним просидел в Школе, сбежал оттуда, домой вернуться не могу. Но все образуется. Как-никак, я сотрудник Высшего класса, а таких в городе немного. Главное — начать действовать, тогда можно будет вернуться к прежним занятиям. Проблем в истории науки предостаточно, на мой век хватит».

— Батюшки, Мирон. — Шут обрадованно схватил его за руку и втащил в прихожую. — Вот уж кого не ждал! Ты откуда?

— Из Школы Седьмого дня, сбежал.

— Сбежал? — Шут изумленно поднял кустистые брови. — Не смеши, дружище.

— Это правда…

Мирон не стал ходить вокруг да около, чтобы не возникало недоразумений. Пусть Шут сам выбирает, что ему по душе.

— Ты долго будешь торчать у входа? — поинтересовался Шут.

«Хороший он парень», — с теплым чувством подумал Мирон, проходя вглубь квартиры.

— Голоден?

— Нет, перехватил у Друга.

— Кто посмел опередить меня?!

— Вместе работали. Сейчас предложил прийти в более подходящее время.

— Бывает… И чем он потчевал?

— Напитком.

— Фу! — Шут негодующе замотал головой.

— Ты такой же, — улыбнулся Мирон.

— Я угощаю дичью, медом, пивом. Устроим роскошный завтрак. Располагайся как дома. Душ, ионизатор — в твоем распоряжении. А я займусь угощением. — Шут сделал неуловимое движение, и в кармане Мирона что-то шевельнулось. — Мой подарок.

— Ты был на Островах? — спросил удивленно Мирон, извлекая пушистый плод.

— Угостили. На Островах мне нечего делать.

— Спасибо.

— Не скучай, — Шут скорчил на прощание одну из своим многочисленных гримас и удалился знаменитой походкой, приводившей в экстаз его почитателей. Высокий, гибкий, он шел так, словно переливался с места на место. Когда-то Мирон пытался перенять у друга его секрет, но попытки были безуспешны. «Шутовство просто лишь для простачков!» — сказал тогда Шут. Пришлось с ним согласиться.

Сотрудник привел себя в порядок, и они уселись за стол.

— Знаешь, это изумительно, что ты появился с утра. Я как раз ломал себе голову над тем, что же делать.

— Отныне у тебя забот прибавится, — усмехнулся Мирон.

— Заботы, заботы, — отмахнулся Шут. — Их всегда хватает. А людей, с которыми можно отвести душу, не всегда найдешь… Рассказывай, что стряслось.

Мирон охватил руками чару с медом и принялся излагать свои злоключения.

— Постой, ты действительно не знаешь, почему тебя забрали? — прервал его друг.

— Как на духу. Я только что закончил работу, над которой бился два года, и отдал ее на рецензию. Потом должно было быть обсуждение, Анализ, включение в Систему. Впрочем, сам знаешь эту долгую волокиту с научными трудами.

— У нас ведь формальности другие.

— Так вот… Однажды утром пришли и заявили: «Нам сказали, что тебе лучше быть в такой-то Школе». Что мне оставалось делать?

— Ты пошел, — печально констатировал Шут.

— Конечно, — пожал плечами Мирон. — Потом год с лихвой в Школе. Представляешь, кого я там встретил? Аналитика.

— Грешен, не знаю.

— Это мой учитель. Один из столпов истории науки. Он-то и подал идею использовать для побега телепатический шок.

Шут от волнения заходил по комнате.

— Это же невероятный риск! А вдруг объект подготовлен? Ты мог не выжить!

— Я чуть и не загнулся.

Шут уважительно посмотрел на щуплого Мирона.

— Спас меня какой-то лесник. Травки, корешки — словом, весь набор народной медицины. Он же помог добраться до города. Сначала я зашел к Другу, разговора не получилось. Ушел восвояси. По дороге наткнулся на представление Петюнчика и в результате оказался у тебя.

— Ты видел эту посредственность? Сочувствую. В прежние времена его бы и близко не подпустили к подросткам, — сказал Шут, наполняя чашу пивом. — Он действительно скучен. Великое искусство шутовства приходит в упадок. Люди разучились смеяться от души. Осталась одна физиология.

— К тебе это не относится, — возразил Мирон.

— Увы, мне поздно перестраиваться, я старомоден. Но не о том разговор. Что собираешься делать дальше?

— Восстанавливать прежнее положение.

— Это невозможно. Ты бежал из Школы!

— Не сидеть же там всю жизнь.

— Сейчас ты вне закона и не сможешь включиться в Цивилизацию.

— Мешает личностный индекс? Я слышал, что его можно менять.

— По-моему, это противоречит Источнику.

— Источнику? Конфликтовать с ним опасно. — Мирон закружил по комнате. — Но и побег из Школы вряд ли поощряется Источником. Шут, у тебя связи ты включен в Цивилизацию. Узнай, реальна ли замена индекса?

— Не преувеличивай моих возможностей.

— Если боишься — не берись. Я не обижусь.

— Не болтай чепухи. Я уже стар, и не страшусь неприятностей. Да и не в возрасте дело… Думаю, лучше всего обратиться к Мерику.

— Кто он?

— Учитель из Школы Святого Кыша.

— Сегодня который раз слышу об этой Школе. Что она из себя представляет?

— Туда попадают дети по экстра-рангу. Что дальше — не знаю.

— Учитель не подведет?

— Он мой друг.

— Прости, не подумал.

— Сейчас же лечу к нему.

— А я немного отдохну. Крепкий у тебя мед.

— Выдержанный. Нынче это большая редкость. В основном — суррогаты Цивилизации.

— Не ворчи.

«С учителем Ханом нужно быть поосмотрительнее. Никогда нет уверенности, что понял его до конца».

— Конечно, я сочувствую вам, почтенный учитель Мерик, но нельзя забывать, что нам вверены умы детишек. И потому необходимо обуздывать собственные фантазии. Вряд ли они дадут ощутимый эффект. Вы понимаете меня?

«А когда-то он был одним из самых способных моих учеников. Сколько идей его занесено в Каталог! Такие фантазеры появляются нечасто… Я и сам был неплохим мечтателем, десять идей в Каталоге не у каждого, но до него мне далеко… Потому, наверное, за советами и консультациями нужно обращаться к нему. Сказано же, что предпочтительнее держать учителя Хана в курсе всех своих занятий».

— Почтенный учитель! Мне сказали, что я должен работать в Школе Святого Кыша. Это почетная, но и ответственная работа, ибо в свое время я был воспитанником Школы, давшей Цивилизации столько блестящих идей. Надеюсь, мои советы почтенным учителям позволят еще в большей степени укрепить высокую репутацию нашей Школы, собравшей самых одаренных детей Мегаполиса. Школа обязана и будет давать идеи, способствующие процветанию Цивилизации».

— Учитель Мерик, я придумал новую сказку! Про белую птицу.

— Но, Ясь, ты уже сочинял сказку про белую птицу, — Мерик мягко привлек к себе мальчика. — Следует в первую очередь фантазировать на тему, заданную в классе.

Мерик понимал настроение Яся, но долг учителя заставлял произносить эти слова. Если не удерживать буйной фантазии детей, Цивилизация не получит от нее пользы. Воображение — вещь коварная. Его следует строго контролировать и направлять в нужное русло. В жизни Мерика бывали случаи, когда особенно безудержных фантазеров отчисляли из Школы. Почему-то всегда ими оказывались его любимые ученики.

Фантазерам и мечтателям приходится очень туго в жизни. И совсем плохо, когда начинают фантазировать взрослые. Мерик тяжело вздохнул. Вероятно, учитель Хан в чем-то прав, хотя что-то и мешает полностью поверить в его слова. А ведь он, несомненно, даровитый педагог. Взять для примера великолепно проведенный цикл тензорной импровизации, в результате которого четыре малыша подали идею доказательства теоремы Кыша. Над нею математики двести лет ломали головы! Да, Хан — талант, Мерику до него далеко… Ясь очень способный мальчуган. Несобранный, но со временем это пройдет. И сказка у него должна быть красочной, осязаемой… А материализацию осуществляют только в старших классах, и занимаются этим подготовленные люди. Чаще всего учитель Хан. Его же уговорить невозможно. Сегодняшняя попытка тому свидетельство. Нет, нет, больше на подобные темы он с учителем Ханом не разговаривает.

— Рассказывай сказку, а потом проверим импровизацию на заданную тему. Договорились? — Мерик подтолкнул Яся к ближайшей скамейке.

— Когда запели цветы, птица проснулась, — начал Ясь, болтая ногами. — Она взмахнула крыльями и оглянулась…

«Малыш делает несомненные успехи, — думал учитель, вслушиваясь в сбивчивую речь Яся, — сказки раз от разу лучше. Если импровизация выполнена на таком же уровне, его вскоре придется перевести в более старшую группу. Мои занятия ему станут в тягость».

— Импровизацию закончил?

— Осталось совсем чуточку. Мне стало скучно, и тогда я придумал сказку. А потом я захотел рассказать ее тебе. Красивая сказка?

— Очень.

— Я закончу импровизацию, обязательно… Ты не сердишься? Знаешь, я сегодня пробовал летать оДин. Так интересно! И тогда я подумал, как хорошо белой птице, и перестал импровизировать.

— Ясь, нужно фантазировать не только о том, что нравится. Ты ведь не желаешь перевода в другую Школу?

— Учитель Мерик, мне здесь очень нравится, — с жаром воскликнул мальчик.

— Беги, — Мерик встал и направился в глубь школьного сада. — Фантазируй, но не забывай об учебе!

«Так всегда, — он задумчиво брел по аллее, ощущая в кустах, беседках, на игровых площадках присутствие детей. — Я уже сроднился с ними, все труднее и труднее дается контакт со взрослым миром. Хочется самому фантазировать, выдумывать сказки… и давать идеи! Знал бы учитель Хан все то, что мне хочется!»

На душе у Мерика было тоскливо. То ли утро выдалось слишком жарким и хлопотным, то ли разговор с Ханом выбил из колеи. Даже светлая сказка Яся не смогла развеять хмурого настроения. Он посмотрел на часы. До первой проверки внеклассного задания оставалось два часа. За это время Ясь успеет закончить импровизацию, а ему можно немного отвлечься. Учитель направился к стоянке машин. До шинков и пешком не трудно добраться, но по воздуху быстрее. Это лишь в детстве время необъятно и медлительно. С возрастом его бег ускоряется, и приучаешься ценить каждую минуту.

Шинкарь радостно подскочил к учителю.

— Мерик! Сегодня ты ранняя пташка. Случилось что-то?

— Все нормально. — Как всегда, в углу сидел Психоватый, несколько случайных посетителей торопливо жевали дежурный завтрак. — Налей мне кружку пива. Или нет, постой… Лучше чару меда. И приготовь нудли.

— У меня все готово для шах-нудлей.

— Давай шах-нудли. Я посижу часа полтора. Рассчитывай на это время.

— Можешь не сомневаться, шинкарь отошел к бару.

— Привет, Мерик!

— Здравствуй, Психоватыи!

— Ты сегодня с утра. Неприятности?

— Полный порядок.

— Не ври, Мерик. Я же вижу.

— Оставь при себе психологические штучки. Говорят — полный порядок!

— Я давно уже растерял навыки психолога, — грустно произнес Психоватый. — Ты прекрасно знаешь. Осталось только вот этот, — он кивнул на кружку светлого пива. — Слушай, — оживился вдруг он, — угости медом.

— Психоватый, ты ведь у меня учился. Я помню твои способности, — тихо сказал Мерик. — Какого же черта так пьешь?

— Почтенный учитель Мерик, а зачем ты заглянул в шинок?

— Налей ему чару меда, — вздохнул Мерик, обращаясь к подошедшему шинкарю.

— Ты сегодня очень грустный. Я налил из старых запасов. А ему достаточно и молодого меда.

— Скупердяй, — сказал укоризненно Психоватый.

— Тебе заплатят.

— Ладно, ладно. Разберемся.

Мерик молча слушал перебранку шинкаря с Психоватым и вспоминал, как тот еще малышом выдал четыре идеи, занесенные в Каталог. Вспоминал блестящие импровизации Психоватого по психологии в старших группах. Мерик наблюдал за ним уже издали, не имея возможности общаться непосредственно, и радовался, что способность фантазировать и импровизировать была раскрыта и поддержана им на скучных, как считали некоторые, занятиях фантазирования. А потом внезапно что-то случилось, и Психоватый ушел из Школы. Или его выгнали — Мерик не знал. Совсем недавно Психоватый повстречался ему в этом шинке, одном из трех стоявших возле Монастыря. Он сидел, потрепанный, одутловатый и насмешливо наблюдал за людской толчеей. Мерика он узнал сразу.

— Учитель Мерик, как скала, — сказал тогда Психоватый. — Мы приходим и уходим, а ты, будто времени неподвластен…

— Как дела в Школе? — спросил Психоватый, провожая шинкаря смеющимся взглядом. — Фантазируете?

— Работаем, — ответил Мерик. — Все без изменений.

— Заносите идеи в Каталог? — усмехнулся Психоватый.

— Работа есть работа. К этому стремимся. Не всякая идея достойна Каталога. На что ты живешь?

— Гадаю! — Психоватый довольно кивнул головой, уловив недоумение учителя. — Не зря же я получил в Школе звание Специалиста Низшего Класса…

— Я не знал об этом.

— Мерик, Мерик, ты многого не знаешь! Фантазия — вот твоя жизнь. Строишь миры, живешь в них сами внушаешь их детям… Все еще ребенок, несмотря на преклонный возраст!

— Я не могу не фантазировать.

— Знаю, потому и злюсь.

— Не будем об этом, — попросил устало Мерик.

— Не думай, что я пьян. Настроение такое… Да и у тебя, верно, не лучше, коль спозаранку очутился в шинке.

— Мерик, нудли.

От горячих нудлей валил пар.

— Ешь, — Мерик пододвинул блюдо поближе к собеседнику.

— Мерик, дружище, вот ты где! — послышался радостный возглас.

— Простите за назойливость, вы не Шут? — Психоватый первым отреагировал на появление за столом нового человека.

— Вы не ошиблись. Но я не к вам. Мерик, дело есть.

— Не стану мешать. Большое спасибо, почтенный учитель Мерик. — Психоватый тяжело встал и, косолапя, побрел к своему столику.

— Талантливый парень, — проводил его взглядом Мерик, — жаль только, неумерен в напитках.

— Немалый недостаток. — Шут присел и тут же встал. — Пойдем, пройдемся. Об этом лучше говорить наедине.

— Можешь не опасаться, — успокоил Шута учитель.

— Тогда слушай, — Шут облокотился о стол.

— Сложное дело, — проговорил Мерик, выслушав до конца. — Боюсь, я бесполезен.

— Стольких людей выучил и не можешь отыскать среди них нужного. Не верится, ей-право.

— Милый Шут! Я расстаюсь с ними, когда им исполняется двенадцать лет. Из Школы ребят выпускают другие учителя. Ведь в старшем возрасте фантазировать не нужно…

— Я Мирона знаю давно, — сказал Шут, — жаль, если мы ему не поможем.

— Кем становятся наши выпускники — не принято афишировать, — продолжал Мерик. — Все же я попытаюсь узнать…

Шут покачал головой.

— Тут нужны дружеские услуги. Я думал — ты поддерживаешь связь с бывшими учениками. Кто этот головастый?

— Психоватый? — Мерик оживился, но тут же сник. — Он не окончил Школы, ушёл из последней группы. Впрочем, можно попробовать.

— Очень, очень рад оказаться в одной компании с Шутом. — Психоватый ослепительно улыбнулся. — Я несколько раз был на ваших мистериях и должен отметить Ваше незаурядное мастерство. Чувствуется Школа Пимского шутовства. Сейчас считанные владеют ее приемами.

Мерик поразился перемене, происшедшей с бывшим учеником. Сейчас перед ним стоял по меньшей мере Сотрудник Высшего Класса.

— Вы знакомы с историей шутовского искусства? — Шут благосклонно взглянул на подошедшего.

— Поверхностно, но в достаточной мере, чтобы различать воспитанников разных школ.

— Мерик, еще меду? — шинкарь вопросительно смотрел на учителя.

— Надеюсь, не синтетика? — поинтересовался Шут.

— Для друзей только естественное, — обиделся шинкарь.

— Что ты знаешь о личностном индексе? — Мерик взглянул на Психоватого.

— Любопытный вопрос, — Психоватый повернулся к Шуту. — Интересуетесь? С помощью личностного индекса человек включается в Цивилизацию.

— Источник мы все знаем.

— Индекс — великолепное средство держать людей в повиновении, — сказал Психоватый. — Стал вне закона — не включишься в Цивилизацию.

— Возможно ли его изменить? — в упор спросил Шут.

— А что это даст? Новый индекс все равно требует включения. И получается, что нет разницы. Что старый включать, что новый — одни трудности, если желаешь что-то скрыть… Я правильно понял?

— Правильно, — угрюмо кивнул Шут. — Почему же он так надеялся на замену?

— Распространенное заблуждение, — охотно объяснил Психоватый. — Индекс так же естествен, как и дыхание.

— Что же делать?

Психоватый пожал плечами.

— Не знаю. Или жить вне Цивилизации, или попытаться в нее включиться. Иного выхода не вижу.

— Ты же сказал, что это невозможно.

— Этого я не утверждал. Я сказал, что включение вызовет затруднения.

— Но кто включает в Цивилизацию? — спросил Мерик.

— Занятный вопрос, — Психоватый потянулся к меду. — В свое время меня выставили из Школы из-за излишнего интереса к нему…

«Учитель Мерик — хороший человек. Он всегда понимает меня и увлекает так, что потом можно долго выдумывать и импровизировать. И мои сказки ему нравятся!»

Яся распирала радость оттого, что учитель похвалил его. Мысли мальчика беспорядочно прыгали от разговора с учителем до сказки о белой птице, и сама собой складывалась новая сказка. Красивая, легкая, и от нее на душе становилось еще радостнее, и не хотелось думать о незаконченных импровизациях по внеклассной теме. Ведь когда выдумываешь без желания, учитель всегда недоволен. «Ясь, — говорит он, — ты не хотел фантазировать. Правда?» А лгать ему нельзя, он все равно поймет и только еще более расстроится. «Ясь, — покачает он головой, — зачем ты лжешь?» А лучше учителя Мерика у него нет друга, и сердить его совсем не хочется. Он и так последнее время ходит грустный, хотя и не показывает виду. Нужно было рассказать ему веселую сказку. Ясь так и собирался сделать, но тут учитель заговорил о внеклассных импровизациях, а после этого сразу исчезло желание продолжать разговор. Ладно, при следующей встрече он не только расскажет, а и покажет сказку. Это, оказывается, так интересно! Когда Ясь в первый раз увидел сказку, то от удивления даже перестал фантазировать. И тогда же появился учитель Хан. «Мальчик, — сказал он, — подойди ко мне. Чем ты занимаешься?» Ясь взглянул — выдуманное исчезло. А о чем говорить, если показывать нечего? И тогда Хан стал интересоваться, в чьей группе Ясь. «Учитель Мерик!» — произнес он протяжно, и глаза его почему-то блеснули, как у кошки Ры. Человек с глазами кошки не может быть хорошим, решил тогда Ясь. А потом ребята сказали, что это учитель Хан, и все учителя ходят к нему за советами… Но зачем учителю Мерику спрашивать у него советов по фантазированию? Вряд ли Хан способен придумать хотя бы самую простенькую сказочку. Так зачем ему знать, у кого учится Ясь?.. Вообще, взрослые — странные люди, совершенно не любят выдумывать и потому, наверное, так радуются идеям, которые придумывают дети. Идея, конечно, самое смешное из того, что придумали взрослые. Ходишь, импровизируешь, а потом тебе говорят, что какая-то идея занесена в Каталог. Стоит спросить, что такое Каталог и зачем туда заносить идеи, никто толком не может объяснить. Даже учитель Мерик. У него уж этих идей должен быть целый ворох! А потом, что такое идея? Ясь спрашивал учителя Мерика, но тот сказал, что идею нельзя увидеть и пощупать. Это уж совсем непонятно! Вот Ясь, например, все выдуманное видит и трогает. Он научился это делать недавно, ведь он еще маленький. Почему же взрослые не делают этого? Наверное, учитель подразумевал что-то другое, и Ясь его неправильно понял. А вдруг он не знал о такой возможности? Мальчик задумался.

— Поверь, Мирон сильный человек.

— Милый, но не сильнее же он Цивилизации? — Подруга шевельнула горячим плечом, внимательно взглянула на Друга.

— Цивилизация сильна такими, как Мирон.

— Ах, любимый, опять обобщения… Да, он сильный, умный человек. Что из этого? Мы не можем рисковать достигнутым. У тебя определенное положение, ты получил, наконец, Должность, с тобой советуются. Генетики обещают такого ребенка, что мы можем попасть на Острова…

— Вдруг Мирон вывернется! Пойдет к Мэтру, наговорит с три короба, тот поможет ему. Не забывай, у Мирона светлая голова, он был любимцем Мэтра.

— Пока приносил ему пользу. Ты сам много раз говорил об этом.

— Многое зависит от настроения Мэтра.

— Тогда ты просто-напросто опередил Мирона. Тем более, что жена Мэтра относится к тебе благосклонно…

Они понимающе улыбнулись друг другу.

— Иди ко мне, милый.

— И все же лучше не привлекать внимания к Мирону. Удобнее, чтобы направление его работ считалось бесперспективным.

— Любимый, не обольщайся. Наш единственный шанс пробиться дальше — ребенок.

— Если прогнозы окажутся верными.

— И мы купим Зимний сад? Представляешь, как это миленько.

— Лучше еще раз побывать на Островах.

— Это от нас не уйдет.

— И мы с тобой еще много раз побываем на Островах.

— Острова! — Подруга прикрыла глаза длинными накладными ресницами. «Наверное, Мирон настоящий мужчина, не то, что Друг, — подумала она неожиданно. — Он и без детей смог бы отвезти меня туда».

«С чем вернется Шут? — Мирон лежал на диване и задумчиво теребил гладкую шерсть мурлыкающего зверька. Из-под пальцев изредка проскакивали искры. — Если индекс меняется — все сложится как нельзя лучше. После замены я вернусь к своим исследованиям, узнаю, что привело меня в Школу Седьмого дня. Если же Шут вернется с неудачей, придется выискивать другие пути. Обратиться непосредственно к Мэтру? Бесполезно. Старый лицемер произнесет одну из тех бесчисленных речей о служении Цивилизации, на которые он способен, тем дело и кончится. В худшем же случае оповестит о моем появлении в городе. Напакостить может и Друг. Впрочем, оповещение требует определенного мужества, на которое он не способен. Этот слизняк станет отсиживаться в своей Комнате, пока события не коснутся его непосредственно.

Что же еще можно предпринять, кроме замены индекса? И почему я раньше не поинтересовался психофизическими формальностями? Помнится, об индексах говорил Аналитик. Но у него были по этому поводу слишком хитроумные рассуждения, чтобы я что-то в них понял. Придется самому все исследовать! На сей раз это не академические исследования, вроде установления особенностей начальной стадии Цивилизации и Школ, а практические, от ответов на которые зависит дальнейшая судьба. Вот бы порадовался Мэтр, узнав, что я перестал блажить и занялся серьезным, жизненным делом, — насмешливо улыбнулся Мирон. — Итак, подытожим. Для нормального существования в Мегаполисе нужно иметь включенный индекс, а как это делается — я не знаю. Скверно».

Он встал и заходил по комнатам. Квартира у Шута была огромная, старой постройки. С высоты двадцатого этажа хорошо просматривался гигантский парк, над которым стрекотали воздушные машины, и Мирон вдруг почувствовал облегчение. Все-таки он в родном Мегаполисе, где затеряться совсем не трудно. Только бы включиться в Цивилизацию! Сотрудник остановился перед книжной стенкой.

Книги были из самых разных областей знаний. «Если бы Шут пожелал всерьез заняться наукой или ее историей, из него вышел бы дельный ученый, — подумал Мирон, скользя взглядом по корешкам. — Но шутовство для него дороже всего, он не однажды заявлял об этом. Таких, как Шут, все меньше и меньше. Старики вымирают, остается молодежь вроде Петюнчика.

«Трактат о происхождении Планеты». «Учение о вихрях и вихреподобных». «Сущность Цивилизации» соседствовала с «Праздником двойной десятки». Рядом с серьезным трудом Попика стояли фривольные «Легенда о вьюноше» и «Похождения святого Нумы». «Источник…»

«Несколько изданий. — Мирон осторожно снял с полки старый том. — Ого! Триста лет! Узнаю Шута. Из-за древнего манускрипта готов на все пойти. Это издание ему наверняка влетело в монету… — Он бережно поставил книгу на место и уже без прежних опасений извлек новенький, вероятно, последнего выпуска том «Источника». — С него, пожалуй, и начну. В Школу Седьмого дня попадают за ересь к «Источнику».

Мирон завалился на диван и принялся листать книгу. «…И тогда не следует фантазировать… Не то, дальше… в Школу. Это нужно понимать, как… Отношения регулируются сами собой…» — Он углубился в изучение найденного раздела.

«…На ранней стадии развития отношения в Цивилизации регулируются естественным образом. Вспышки. агрессивности подавляются годичной пульсацией Зеленой, из депрессии выводят пульсации Желтой. По мере отчуждения Цивилизации от природы естественная саморегуляция приглушается продуктами ее жизнедеятельности. Цивилизация сглаживает явно выраженные периоды агрессии и депрессии, смягчая, видоизменяя картину их течения…» — Ну и бредятина! ладно, что дальше?.. — «На первый план выступает мышление детей, как наиболее близкое к природе. Используя фантазии ребенка, порожденные неискаженным восприятием окружающего мира, Цивилизация получает возможность гармоничного развития в естественной среде.

Интеллектуальная мощь взрослого ума направляется только на логическую доводку незрелых детских идей, что позволяет наиболее полным образом раскрыть способности человека в лоне Цивилизации».

«Из-за этого? — Мирон задумчиво отложил «Источник». — В конце концов я использовал только исторические факты. Свою теорему Кыш сформулировал в возрасте тридцати лет. Основные положения теории Лина были изложены им в двадцать пять. Знаменитый «Фейерверк фантазии» написан Толем в сорок лет. А ведь добрая сотня идей Каталога заимствована оттуда. Разумеется, они все святые, обычным смертным такое не под силу, но факт остается фактом! И если я утверждал, что грань между воображением детей и взрослых довольна зыбкая и зависит от природных особенностей человека, так это почти очевидно. Теоретически вполне можно предположить Цивилизацию, в которой такой грани вообще не существует, что я и сделал. Пусть она получается необычной, но алогичного в ней нет ничего. Другое дело, что в природе ее не может быть. Но обоснование невозможности такого существования мною проведено довольно четко. — «Несмотря на то, что в доисторический период можно проследить зачатки гипотетической Цивилизации, естественный ход развития привел к их угасанию. По многим археологическим данным ясно, что в древности не существовало разделения в сфере умственного труда. Идеи генерировались как детьми, так и взрослыми. Даже преимущественно взрослыми. Эта варварская практика не оправдала себя в условиях развивающейся Цивилизации и совершенно логично сложился уклад, существующий в наше время», — вспомнил он абзац из своей работы. Из-за этого?..

Зверек вспрыгнул Мирону на грудь.

— Соскучился?

Зверек выдал радостную руладу и вдруг насторожился. В дверях раздался тихий шорох, послышались легкие шаги.

— Шут, — облегченно вздохнул Мирон.

На пороге возникли двое в фиолетовых униформах Служителей. Один из них застыл в открытых дверях, второй направился к Мирону. «Узнали, — с неожиданным хладнокровием подумал он, — неужели Шут?»

— Сотрудник Мирон, нам сказали… — бесстрастно начал подошедший. — Мирон медленно приподнялся. — Шоком не пытайтесь, — предупредил Служитель. — Нам сказали, что вы обязаны быть в Школе Седьмого дня. Так лучше.

— А кто сказал, что так лучше?

— Нам сказали, — тупо повторил Служитель.

— Вероятно, Вас забыли предупредить… Мне сказали, что надобность моего присутствия в Школе отпала. Меду хотите?

Главное — выиграть время. Малый туп, дальше приказов не соображает. — Мирон явственно ощущал, с каким скрежетом Служитель осмысливает неожиданную ситуацию.

— Мне нужно посоветоваться.

— Пожалуйста, я не спешу.

«Портативный передатчик! Как я не предусмотрел этого, — он взял на руки трущегося у ног зверька. — Как хоть его зовут? — мелькнуло в голове. — Ну и дурь приходит на ум».

— По поводу Сотрудника Мирона… Он утверждает, что ему сказали оставаться в Мегаполисе. Да… Разумеется… Хорошо, буду ждать вашего вызова.

— Служитель, мед в баре. Можете попробовать. — Фиолетовая униформа двинулась к бутылкам.

— «Ну, святые, выручайте!» Мирон швырнул зверька в физиономию верзиле, стоявшему на пороге, кинулся в открывшийся кусок свободного пространства, по пути лягнул Служителя ниже пояса и рванулся к выходу, захлопывая все двери, отбрасывая назад кресла и стулья.

Он заскочил в какую-то подворотню и перевел дыхание. Погони не видно, но положение неутешительное: в Мегаполисе предупреждены о его появлении. Он огляделся. Дворик был образован несколькими зданиями. На противоположной стороне виднелась вторая подворотня. «Проходной, и на том спасибо». Осторожно выглянул на улицу. Шли прохожие, по бетонке скользили экипажи. Вдоль стеклянного основания небоскреба полз автомат-уборщик. «Кто-то много дал бы, чтобы убрать меня, как мусор. Но мы еще подергаемся. — Мирон прошел по двору, вышел на другую улицу. Никого. — Загвоздка только в том, как долго я продержусь. Еда, питье, ночлег — все требует монет и подключения к Цивилизации. У меня же ничего нет. К друзьям идти опасно… Нет, Шут не мог выдать, не верю в это!».

Остановился у афишного столба и долго делал вид, что изучает рекламы, зазывающие на Петюнчика. Отсидеться на его представлении? А потом куда? Кроме того, Служители могут прийти и туда, вспомнил он схватку на утреннем представлении. Полез в карман, пересчитал мелочь, подумал, что проделывал это за сегодняшний день несколько раз. «Оказывается, монеты — вещь не лишняя в обиходе. Раньше как-то не замечал этого… С такой наличностью можно лишь добраться до окраины города и уйти к Нуме. Сотрудник Высшего класса покидает Мегаполис и уходит в Лес! Анекдот! Несколько лет назад не поверил бы этому — сейчас почти не удивляюсь. Сейчас важно безболезненно выбраться из города. Потом заставлю работать Нуму. Хватит ему обрастать рыжей бородой, пора приучаться к Цивилизации… Стоп, ведь я поступаю по-свински. Нужно же предупредить Шута! Вот еще одно осложнение. Где же его отыскать? Школа Святого Кыша, учитель Мерик. Сведений не густо. Положим, как добраться до Школы, я узнаю в справочном бюро. Ну, вот, — пробормотал он, выходя из переговорной будки, — первый этап пройден благополучно. Меня не забрали и все известно. Что-то говорливым стал я. Хотя можно не опасаться — все лишнее уже сказано».

Отыскав указанную линию, залез в вагон и уселся поближе к выходу. Народу ехало немного. «Скорости не устраивают?». Против опасений, скорость оказалась немалой, и вскоре, услышав клокот динамика: «Святой Кыш. Школа», Мирон вышел на остановку. За громадным цветником темнели гигантские деревья. Сотрудник охнул:

— Роща Священных деревьев! Вот так устроились! — Насколько он знал, Роща была остатками реликтового леса. Деревья вершинами касались низко проплывающих облаков, возраст их в среднем составлял две-три тысячи лет, и они были намного старше самой Цивилизации. — Попробуй отыщи их здесь. Устроились, — повторил он расстроенно. — Справочное бюро дает адрес!.. Что за напасть… Пора убираться восвояси, пока не засекли. Доеду до Монастыря, оттуда махну в лес и сразу же попрошу Нуму отыскать Шута. Ему проще, он успеет быстро обернуться».

У Базилики Мирон вышел на пересадку. «Спешите на Служение, — ревела говорящая колонка. — Последние достижения психотехники на нашем Служении. Нетрадиционные формы, решительный разрыв с канонами позволяют достичь вершин наслаждения и экстаза. Служение дает редчайшую возможность слияния и растворения». Вагоны подходили к Базилике переполненными, уходили пустыми, в воздухе царила толчея приземляющихся машин. Видно, новое Служение пользовалось популярностью.

Сотрудник дождался, нужного номера, устроился поудобнее и тотчас же закрыл глаза. Монастырь — конечная остановка, ехать долго, можно подремать. Нервозность сегодняшнего дня полностью измотала его. Если настигнут, то всегда разбудят, чтобы заставить выслушать бессмысленное «Нам сказали».

— Вагон дальше не идет. Техническая неисправность, — пробубнил автомат.

— Чтоб вас! Словно сговорились.

До конечной оставалось три остановки. Он зашагал в сторону монастыря, стараясь прижиматься к стенам зданий. После всех передряг мучила жажда. «Где-то поблизости должны быть три шинка. Тихая забегаловка, где можно безбоязненно пропустить чашечку напитка». За поворотом сверкнуло стекло одного заведения. Мирон толкнул дверь и направился к шинкарю. «Чашечку напитка. Двойная заварка». — «Сию минуту!» — шинкарь угодливо изогнулся и внимательно посмотрел на Сотрудника. «Только попробуй, сволочь! — свирепо подумал Мирон, выкладывая мелочь на прилавок. — В порошок сотру». «Не угодно ли пива?» «Я из общества трезвенников».

В ожидании напитка он окинул взглядом зал и замер. В углу за столиком сидел Шут и еще двое. Один из них — потрепанный тип с одутловатым лицом явного пропойцы, другой — пожилой мужчина. «Вот так подарочек! А сказал, что летит в Школу Святого Кыша». Мирон отвернулся к прилавку и напряженно застыл, размышляя, подойти к столику или нет»… «Ваш напиток». «Спасибо, возьмите плату».

В углу застучал отодвигаемый стул, послышались торопливые шаги.

— Мирон?!

«Не мог он меня выдать! Не тот человек!»

— Шут, за мной погоня. Служители пришли к тебе на квартиру. Я сбежал от них.

— Шок?

— Бесполезно, — покачал головой Мирон. — Я произнес «Мне сказали».

Шут побледнел.

— Ты?

— А что мне оставалось делать? Опять сидеть в Школе Седьмого дня?.. Помнишь, как в «Источнике»: «И если тебе придут и произнесут: «Мне сказали» или «Нам сказали», ты должен повиноваться говорившим». Вот п я сказал…

— Ты же не имел на это права!

— А кто его дает! — вспылил Мирон. — Ты? Я? Твои друзья или шинкарь? Нам говорят, и мы повинуемся, как безмозглые животные.

— Это Источник!

— Плевать хотел на него!

— Мирон! Что ты наделал?

— Ничего особенного. Как видишь, стою перед тобой цел и невредим. Не расстраивайся. Они все равно не поверили и начали совещаться. Пришлось швырнуть твоего зверька в физиономию и спасаться бегством, как в доисторическую эпоху.

— Он их искалечит.

— Тем лучше. Изберут занятие побезопаснее.

— Что же делать?

— Уйдем в лес. Там у меня знакомый лесник, вместе что-нибудь придумаем.

— Покинуть Мегаполис?

— Не валяй дурака, меня застали на твоей квартире.

— Шут, иди сюда, — донеслось из угла. Говорил потрепанный тип.

— Это Психоватый и учитель Мерик.

— Ты узнал, о чем я просил?

— Ничего утешительного. Поговори с ними сам.

— Шинкарь мне не нравится.

— Не беспокойся. Он друг Мерика.

— Допустим, что это гарантия, — сказал насмешливо Мирон.

— Учитель Мерик, — протянул руку пожилой мужчина.

— Психоватый.

— Мирон, — представил Сотрудника Шут. — Служители пришли за ним ко мне на дом.

— Мы ненадолго, — Мирон присел к столу, покосился на мед. — У меня возникли неожиданные осложнения.

— Он бежал, произнося «Мне сказали».

— Не имея на то права?

— Да.

— Слышал о подобных случаях, — задумчиво сказал Психоватый. — Нечасто такое случается.

— Возможно, — прервал его Мирон. — Но у нас нет времени на воспоминания.

— Извините, вы не Сотрудник?

— Высшего Класса, если вам угодно.

— Заметно. Сотрудники весьма невыдержанные и торопливые люди.

Мирон сердито посмотрел на говорившего.

— Психоватый, помолчи немного, — сказал успокаивающе учитель.

— Учитель Мерик, Шут передал мою просьбу насчет личностного индекса?

— Да, Сотрудник. К сожалению, мы бессильны. Психоватый, объясни, пожалуйста.

Психоватый коротко изложил свои сомнения.

— Следовательно, все упирается в вопрос, как включаются индексы в Цивилизацию? — подытожил Мирон.

— Не только. Существуют еще и системы. Если их не обезвредить, вас все равно будут искать: ведь нашли они Сотрудника.

— Но я не включен в Цивилизацию!

— То есть индекс не полностью определяет личность! — ошеломленно сказал Мерик.

— Возникает любопытный вопрос, — тихо произнес Мирон, — вопрос общий, относится и к включению индекса, и к функционированию Систем. Что стоит за ними?

— Не понял, — встрепенулся Шут.

— Вы смелый человек, Сотрудник Мирон, — с уважением сказал Психоватый. — Теперь понятно, за что вас упрятали в Школу Седьмого дня.

— Существует Источник, и он все определяет, — продолжал Шут.

— Что именно?

— Весь уклад Цивилизации.

— Дисциплинированно мечтать об Островах, повиноваться нелепому «нам сказали», не фантазировать во взрослом возрасте… Странный уклад.

— Источник зафиксировал порядок, сложившийся естественным образом в Цивилизации. Задаваться такими вопросами все равно, что спрашивать, почему у человека две ноги, а не шесть или семнадцать.

— Не забывайтесь. Здесь не время для академических споров, — напомнил Психоватый. — В любую минуту за вами могут прийти Служители.

Сначала очертания вершины размываются, потом облако постепенно заглатывает дерево и остается одно: кудрявое, темное. Облако все меняется и меняется. Сейчас оно напоминает учителя Хана. Ясь помрачнел. Плохой это учитель. Стоит ему появиться, как становится скучно. А сейчас он все время появляется. Особенно часто после того, как учитель Мерик не пришел проверять импровизации. Допустим, для Яся это даже лучше: он так и не закончил внеклассного задания. Увлекся новой сказкой. Но какое дело учителю Хану до всего этого? Ходит и что-то высматривает, выспрашивает.

Уже несколько раз из-за него Ясь переставал видеть выдуманное. Оказывается, выдуманное можно потрогать. Он обнаружил это совершенно случайно, когда прятался робот Хихун. Хихун почему-то заполз в пещеру, хотя Ясь этого не выдумывал. Совсем непонятно. Пришлось идти вслед за ним. Пещера была сырой, темной. С потолка падали камни, и один из них больно ударил Яся по плечу. Он испугался, пещера исчезла, Ясь опять очутился среди деревьев.

Интересно, почему в городе нет деревьев? На всех картинках во всех фильмах видны только дома, дома. Некоторые из них, наверное, выше этих деревьев. А что за ними? Если пойти по школьному саду, то в конце концов натолкнешься на невидимое препятствие. Твердое, оно так больно ушибает, когда с разбегу налетаешь на него в разгаре игры. К счастью, у этой ограды редко играют. И потому там хорошо выдумывать. Никто не мешает, все можно рассмотреть, потрогать. И оставить эту сказку до тех пор, пока ее не увидит учитель Мерик. Ясь знает уголок, где вообще никто не бывает. Там ограда почему-то становится упругой, и кулак отскакивает от нее. Наверное, потому что сил мало. Вот робот Хихун, тот должен запросто прорвать препятствие. Он хоть и слепой, но сильный. А если у Хихуна не получится, Ясь попросит карлика Оха. Он самый сильный, сильнее всех роботов, и вообще, все-все умеет, только уж очень молчаливый. Хихун, тот все время болтает, а Ох вздыхает, шевельнет длинными усами и опять молчит. Ясь его по-разному уговаривал хотя бы песню спеть — никак не поддается.

Ясь пока не сохранял выдуманные сказки. Не получалось. Всегда что-нибудь да мешало, их оставить.

От облаков побежала тень. Деревья вон какие громадные, поэтому их головам все время приходится сдерживать удары облаков. А Ясь маленький, ему облака нипочем. Сейчас он придет на то место, сядет на траву и увидит выдуманное. Только оно сначала чудным бывает, смутным, как в тумане. А стоит пристально всмотреться, и начинают вырисовываться детали. Вверху что-то тихо-тихо поет. Может, это ветер, запутавшийся в ветвях? Ясь не знает. Нужно следить за появлением замка карлика Оха. На раздумья времени не остается.

Замок большой, высокий. Совсем непонятно, зачем карлику башни, возвышающиеся над деревьями, рвы, наполненные водой. Для того, чтобы все думали, что в замке живет великан, и боялись? Сам карлик добрый, Ясь знает это наверняка. Болтунишка Хихун тоже Добрый. Вот старик Ага злой. Он постоянно пакостничает. И сейчас уже подкрадывается к замку. А на вид совсем добродушный старичок. Только глаза нет-нет, да и блеснут, как у кошки Ры или учителя Хана. Наверное, они братья. Учитель Хан появляется также неожиданно, как и старичок Ага. Придется предупредить карлика. Он такой засоня, спит до самого обеда.

Ясь направляется к маленькой дверце в крепостной стене. Дверца предназначена специально для него. Не пойдет же он в главные ворота. Дверца открывается легко, и тут Ясь останавливается от неожиданности. «Как сюда попал учитель Хан? Неужели они с Охом друзья? А-а, это все проделки старика Аги.

— Ясь, ты придумал замок? — спрашивает учитель.

— Я его просто увидел.

— Тебя научил этому наставник Мерик?

— Учитель еще не знает, что можно видеть придуманное. Я не успел ему сказать.

— Не знаешь, где он?

— Не знаю.

— Ясь, ты никогда не видел свои импровизации? — вкрадчиво интересуется учитель Хан.

Можно видеть только сказки.

До чего надоедливый этот учитель! Сам не умеет фантазировать и к другим пристает. Учителю Мерику я бы все рассказал… А этот Хан стоит на пути и мешает предупредить карлика.

Мальчик решительно шагает вперед, но Хан по-прежнему преграждает дорогу.

— Ясь, — говорит он.

— Противный учитель! — Ясь бросается навстречу Хану.

— Не смей приближаться!

Вот это да! Ясь не удержался и кубарем покатился по дорожке. Учитель Хан ненастоящий! Сквозь него можно пройти, как через пустоту. А кажется, будто он стоит и разговаривает. Такое пострашнее старичка Аги. Ясь стремглав бросается от учителя, натыкается на невидимую стену, колотит по ней кулаками и ногами. Хохотнув, рядом возникает Хихун.

— Ясь, — говорит он, — это же совсем просто, ты не там пробуешь. Садись на меня.

Они проходят через переграду, и, обернувшись, Ясь видит, что учитель исчезает. Совсем как старик Ага, когда спасается от карлика Оха. Ясь протягивает руку и опять натыкается на стену. Молодец Хихун, в самом деле помог пройти.

— Пойдем дальше, — просит Ясь, — пока противный учитель не появился вновь.

— Что ты надумал делать? — Подруга запахнула пеньюар.

— Надо бы узнать, куда девался Мирон.

— Зачем?

— Для определенности.

— Дружок, не усложняй себе жизнь. Лучше спокойно ждать появления Мирона, заблаговременно настроив Мэтра против его работы. Над чем он работал?

— Не знаю. Я слабо разбираюсь в его направлении.

— Ты всегда был поверхностным. И зря! — Подруга подсела к туалетному столику. — Мы поедем в Базилику?

— Как договорились!

— Миленько! — шепнула Подруга, накладывая румяна. — Нет, он все-таки надежная пара, несмотря на свою ограниченность.

Друг мимоходом взглянул в зеркало, взбил бакенбарды. «Жена Мэтра относится к тебе благосклонно», — вспомнил вдруг он и довольно ухмыльнулся.

— Я доберусь до южной окраины Мегаполиса за полчаса. Остановка «Лес». Шут, по воздуху это минут десять, можешь повременить. — Пусть хоть немного привыкнет к мысли об уходе.

— Я стар становиться изгоем.

— Подумай лучше. Школа Седьмого дня — не подарок.

— Все обойдется.

— Напрасные надежды.

— За мной нет особых прегрешений.

— Ты укрыл бежавшего из Школы.

— Это незначительная провинность.

— Как знать… Мне тоже казалось, что в моей работе нет ничего крамольного.

— Я остаюсь в городе.

— Прощай, Шут. На всякий случай помни: в твоем распоряжении полчаса. Если надумаешь — я буду рад.

— Прощайте, Сотрудник Мирон. — Психоватый крепко пожал его руку. — Очень рад, что не перевелись такие люди, как вы.

— Жаль, что мы не смогли вам помочь, — сказал учитель Мерик. — Будете в городе — в любое время обращайтесь ко мне. Я часто бываю здесь. Справитесь обо мне через шинкаря.

— Счастливо оставаться, — прощально кивнув, Мирон направился к выходу. «Не хотелось бы, чтобы знакомство со мной принесло им неприятности».

— На самом деле, Шут, что ты будешь делать? — нарушил молчание Мерик.

— Домой пойду.

— Может, безопаснее переждать у меня?

— Зачем? Системы все равно отыщут.

— Напрасно вы не ушли с Сотрудником, — заметил Психоватый. — Содействие беглецу карается Источником. Смотрите раздел «Отношения».

«Эрудированный человек — бывший ученик Мерика, — устало подумал Шут. — Даже слишком для шиночного пропойцы». Он тяжело встал из-за стола.

— Свяжись со мной через некоторое время.

— Хорошо, — Мерик подозвал шинкаря. — Мне тоже пора. Психоватый, пойдем?

— Нет, посижу еще немного. Клиенты подождут. Будущее от них никуда не ускользнет, — усмехнулся Психоватый.

«Источник, — растерянно подумал Шут, — безымянное вездесущее начало Цивилизации. Написано сотни томов комментариев к каждому тому, как следует понимать то или иное положение его, ту или иную догму. Неправильное толкование приводит к ереси, грозящей нарушить равновесие Цивилизации с природой. Логическое следствие этого — преследование еретиков. Как в природе обязана погибнуть ложная мутация, искалеченный зверь или растение — так должен исчезнуть и еретик. Но Источник — вне подозрения! Миллионы людей рождались под его сенью, умирали с его словами — без сомнений в высшей целесообразности, продиктованной седой древностью и прошедшей через толщу веков. Мирон усомнился. И он не один, иначе не существовало бы Школы Седьмого дня. Страшно… Я не знаю тех безымянных, что вместе с ним были в Школе, но я хорошо знаю Мирона. Знаю и то, что неизвестно множеству других — имя одного из создателей Источника. Знаю, потому что им был мой пращур! Для меня Источник не сборник абстрактных идей, а плоть, святыня нашей семьи, стержень, на котором держалось мое искусство и жизнь. Пращур был Шутом — весь наш род занимался шутовством, как род Мирона наукой. Таков естественный уклад Цивилизации, повторяющий великую истину природы: потомство муравья может быть только муравьями, и никогда ему не породить птицы. Шуты смеются, учителя учат фантазировать, шинкари настаивают мед. Если кто-то произносит: «Нам сказали» — он имеет на то право, освященное веками и Источником. К чему все вопросы Мирона, его сомнения в целесообразности бытия? Разве Цивилизация — не часть природы, где все взаимосвязано и предопределено, а потому жизнедеятельно? Уж кому-кому, а Сотруднику Высшего Класса грех не знать столь элементарных истин. Можно понять Мирона, Школа поколебала его веру в Источник. Но нельзя жить без веры, мы не животные. Можно сомневаться в толковании положений, но не в них самих. Века существования Цивилизации доказали их правоту. Нет ничего за Источником, кроме естественного хода событий. Люди делают то, что им предопределено: фантазируют в детстве, анализируют в зрелом возрасте — и тем самым способствуют сохранению равновесия природы и Цивилизации… Передать бы Мирону хоть малую толику моей веры — ему стало бы намного легче. Но я не имею права рассказать ему даже о том, что пращур участвовал в написании Источника. Сила Источника — в безызвестности. Безымянное непогрешимо, тем более, если оно уходит корнями вглубь столетий, осенено веками традиций. Но сейчас речь идет о моем друге, давшем Цивилизации очень много. И если, нарушив запрет, я смогу развеять его сомнения, разве это не оправдает моего поступка? В конце концов память о пращуре даже обязывает поступить так».

Мысли Шута окончательно спутались. Он нерешительно повернул машину в сторону южной окраины.

— Психоватый, поел бы немного. Опять глушишь на голодный желудок.

— Не хочется. Принеси-ка кружку темного пива.

— Нет уж, — запротестовал шинкарь. — Порцию салтисону тебе придется съесть.

— Как знаешь, — рассеяно ответил Психованный. — Пиво не забудь.

— Что за парни были с вами? Длинного показывали по видео.

— Он известный шут.

— Непохож! Грустный, — шинкарь собрал пустые кружки и удалился.

«Шут — известная личность, ты мог его и видеть. А вот Мирон для тебя никто! Ты приятный малый, шинкарь, но кое-что лежит вне твоего понимания. Впрочем, беды в этом нет. Ограниченность всегда в милости».

— Спасибо, — придвинул он запотевшую кружку.

— Пиво холодное. Только что из подвала.

— Сколько с меня?

— Шесть монет.

«Нужно идти к клиентам… Опять будут плакаться полоумные старухи, перезрелые девицы намекать на связь. Ох, и надоела такая жизнь! Но без монет никуда не кинешься. Даже с индексом, включенным в Цивилизацию. Одно хорошо — никто не мешает думать. Думай, пока не опухнешь — Цивилизация все равно не узнает. Только помалкивай о том, куда утащила тебя не в меру пылкая фантазия».

— За столик никого не пускай. Минут через двадцать вернусь.

— Работать? — подмигнул шинкарь.

— Работать… — вздохнул Психоватый. — Чтоб этой работе сдохнуть!

— Не расстраивайся. Я подержу твое место.

— …Мадам, — он галантно изогнулся перед клиенткой, — вашу ручку, пожалуйста.

Рука была пухлой, с длинными искривленными ногтями, и от нее пахло благовониями,

— Хиромантия, мадам, величайшее достижение Цивилизации.

— Что вы говорите? — мадам целомудренно нависла роскошным бюстом над его лицом.

— Именно в хиромантии соединена извечная мудрость природы с мудростью наук Цивилизации. -

— Я так и думала.

Психоватый взглядом еще раз оценил мадам, незаметно осмотрел комнату, вспомнил предварительно собранные сведения и вдохновенно произнес:

— Вы рождены под знаком Тупика и это в сочетании с узором линий на вашей ручке является залогом будущих успехов в интимной жизни.

— Ах! — простонала мадам…

Окончив сеанс, Психованный выписал счет.

— С вас пятьсот монет. Можете внести на мой индекс в банке, можете расплатиться сейчас. Буду очень благодарен, если рассчитаетесь наличными.

— Какой может быть разговор! Я охотно пойду вам навстречу во всех ваших желаниях. Меду не хотите?

— Спасибо, у меня деловое свидание в Лиге астрологов, — поблагодарил он любезным тоном. — Если не возражаете, я загляну к вам как-нибудь в следующий раз. В удобное для мадам время. Вы всегда можете отыскать меня в конторе или дома. — Он протянул визитную карточку.

Мадам расплылась в радостной улыбке.

— Да, чуть не забыл, — небрежно добавил Психоватый. — В ближайшее время я, наверное, уеду на Острова. Месяцев на пять-шесть.

— О-о!

— Нет-нет, вопрос еще не решен окончательно, остались кое-какие формальности. Я счел своим долгом предупредить вас.

— Вы так любезны, — выдохнула мадам, провожая его к выходу. — Отныне я буду пользоваться только вашими услугами!

«Фу! — Психоватый вытер взмокший лоб. — Раз от разу становится труднее выдерживать натиск этих дам. Пока отделался благополучно. Несколько раз не застанет меня дома и решит, что уехал. А через полгода у нее возникнут новые заботы… — Он медленно зашагал в сторону шинка. — Пятьсот монет с такой дуры мало… На кой леший мне эти монеты? — с неожиданной тоской подумал он. — Все равно половина уйдет на добычу информации о следующем клиенте, а оставшееся просажу в шинке. Не жизнь, а крысиные гонки. Не выдержишь — выбросят на свалку, скажешь что-то невпопад — отправят в Школу Седьмого дня. Самое отвратительное — не будешь знать кому, в чем не понравились твои дела и мысли. Придут, рявкнут: «Нам сказали» — и собирай вещички. И не убежишь, как Мирон. Телепатическим шоком не владею, другое придумать — лень. Сколько моих замыслов разбила эта проклятая лень! То лень делать, то лень думать. Если и задумывался, то над чем не следовало. Не мог иначе, все куда-то заносило. То в старших группах фантазировать тянуло, то вдруг занялся психологией Цивилизации. Это было самое лучшее время моей жизни. Доступ к обширнейшей библиотеке, полная свобода без забот о завтрашнем дне… Все исчезло! Лишь изредка что-то шевельнется и тут же заглохнет. Изо дня в день сплошная мура: клиенты, бюро, шинок и болтовня отяжелевшим от пива языком. Потому, наверное, и не трогают, что лишь болтаю, на действия не способен. Был бы к нему расположен, встретился бы с Сотрудником не в городе, а в Школе. Думаю, он многих моих друзей встретил там. — Все они рано или поздно слышали: «Нам сказали» — и исчезали из Мегаполиса. Один я еще прыгаю, занимаясь «благородным» делом предсказания. Блевотина — не жизнь! А вырваться не могу… Сейчас вот приду в шинок, напьюсь пивом, чтобы к вечеру ничего не соображать. Так лучше, спокойнее».

— Посторонись!

Психоватый мрачно посмотрел вслед служителям и поднялся на тротуар. Униформы приблизились к шинку. Двое остались снаружи, остальные вошли внутрь. «Поздно, голубчики! Только бы шинкарь не сболтнул лишнего. Нужно предупредить Мирона». Он почувствовал, что оживает и хочет действовать, не копаясь в самом себе, не пережевывая бесконечную жвачку бесплодных мыслей. Он устремился к стоянке машин.

«Намного опаздываю, — Мерик обеспокоенно посмотрел на часы, — такое со мной впервые. Ребятишки, наверное, недоумевают, строят самые невероятные предположения. Им только дай повод — навыдумывают историй. Дети всегда остаются детьми, уж я знаю это — не один десяток лет воспитываю их. Чтобы ни говорил Психоватый — в них моя жизнь. Я ввожу их в мир, где сильнее всего — мысль, а не моменты, индекс или Острова, делаю их людьми. На том стою! Пусть порой сам уподобляюсь ребенку, пусть фантазирую вопреки Источнику — ничто не сможет отнять у меня искусства вводить в мир воображаемого… — Он пытался раздумьями о школе, о детях, прогнать смутное беспокойство, растревоженное разговорами в шинке. — Жаль, не помогли Мирону. Может, следовало обратиться к учителю Хану? — мелькнула шальная мысль, сразу же исчезнув при воспоминании об утреннем разговоре. — Бывает же! Учу выдумывать, у самого появляются фантазии, а ни разу не возникло мысли об Источнике, о том, что в нем записано. Мы существовали сами по себе, хотя именно с него началось то, чем сейчас занимаюсь я. Все близкое мне лежало в мире вымышленного, реальность не касалась меня. И вдруг появляется Сотрудник, он задается вопросом, что стоит за Источником. Бессмысленно?! Чуть вдумаешься, как захлестывает лавина недоумения. Неуютно! Словно в обжитую, теплую квартиру ворвался дождливый сквозняк и неожиданно тронул холодными мокрыми лапами… Каково же детишкам, которых я обучал фантазии, и которых отчислили из Школы до ее окончания? Ведь они уходили в мир неокрепшими, неподготовленными для жизни в нем. А фантазеру в Цивилизации жить особенно трудно. Потому Психоватый и начал пить. О других просто ничего не знаю, но вряд ли их участь лучше. Что нам до детей, до их воображения! Генерируют ребятишки идеи — и отлично. Идея уйдет в Каталог, затем попадает к взрослым, они обработают ее и приспособят для нужд Цивилизации. Что нам до того, что взрослые могут сами выдумывать, а не только обрабатывать чье-то чужое? Все затмевает бездумье, погоня за призраками, над всем этим сияет Источник, а за ним — неизвестность. Мирон — весьма любознательная натура, раз додумался до такого вопроса. Странно, как он миновал Школу Кыша? В детстве наверняка был одним из тех смышленых ребят, которые тиранят бесконечным «почему».

Мерик повел машину на снижение. Что-то в облике Рощи казалось ему необычным. И вдруг он сообразил. На границе Школы с Рощей, где обычно проходила незримая силовая ограда, высился громадный замок. Он был выше самых древних и больших деревьев. «Клянусь Святыми — материализация! Но на этом месте?» — Мерик содрогнулся, представив, сколько энергии понадобится, чтобы снять ограду хотя бы частично и затем восстановить ее.

От ярко-зеленых стен струился нагретый воздух. Пахло цветами. У подъемного моста удивленно таращили глаза неизвестные Мерику животные. Приглядевшись, он неожиданно понял, что каждое из них составлено из нескольких. Словно какой-то шутник взял корпус одного зверя и приставил к нему ноги, хвосты, головы других. Учитель машинально отметил явную незрелость композиции и стал облетать замок, все глубже убеждаясь, что он похож на неумелую материализацию несмышленыша-фантазера. «Кто только допустил его к аппаратуре?» — с недоумением подумал Мерик. В одном месте от стены среди Священных деревьев пролегла широкая тропа, отмеченная подпаленными стволами, выжженной травой. Встревоженный учитель повел машину на посадочную площадку.

— Наставник Мерик! Скажите, пожалуйста, наставник, Ясь — ваш воспитанник?

— В чем дело, учитель Хан?

— Он способный фантазер?

— Один из лучших учеников!

— А как у него дела с импровизациями?

— Три идеи занесено в Каталог.

— Смышленый ребенок… Кстати, при материализации сказочного замка он допустил одну ошибку. Да вы не волнуйтесь, многие начинающие ее допускают.

— Разве материализация осуществлена без вашего ведома?

— Ведь Ясь ваш воспитанник?!

— Но для этого нужна аппаратура?

— Я как раз хотел поинтересоваться. Вы ее сами собрали или взяли со стороны?

— Учитель Хан, мое дело фантазировать!

— Очень любопытный случай… Наставник Мерик, не могли бы вы с Ясем навестить меня. Нам сказали, что общий разговор будет весьма полезен Школе Святого Кыша.

— Сейчас я отыщу мальчика.

— Позаботьтесь, пожалуйста. Мальчик направился в Мегаполис на довольно мощном вездеходе. Возможны неприятности, а нам сказали, что их не должно быть!

«Обугленная трава от стены! Он способен на такие дела, — со смешанным чувством гордости и невольной зависти думал Мерик, поднимая машину вверх. — Материализация воображения без аппаратуры. Я не подозревал о таком. Похоже, что для всех это большая неожиданность. Не зря учитель Хан интересовался подробностями. А материализована-то сказка! Хотя Хан предпочел бы импровизацию. Еще бы! Если Ясь способен к ее овеществлению, это означает переворот во всех наших представлениях… И вся тяжесть ляжет на плечи учителей-фантазеров! Управлять материализацией мыслей ребенка! В старших группах, когда ум воспитанника дисциплинирован, и весь процесс осуществляется с помощью сложной аппаратуры, задача намного упрощается». — Его на миг пронизал страх. Кто-кто, а Мерик хорошо представлял себе воображение детей. Смог ведь Ясь разрушить силовую преграду… Где же искать мальчика? Как только он минует цветник, след оборвется. Отыскать его можно будет только с помощью Систем. Тех самых, которые все время обнаруживали Мирона. Непонятно, почему их до сих пор не подключили к поискам? Ну, это личное дело учителя Хана. Скорее всего не хотят мешать Ясю.

След отыскался и без Систем. Среди фиолетовых небоскребов Мегаполиса вдруг появлялись невысокие красивые здания, вырастали деревья, ароматом цветов своих забивая удушье раскаленной улицы. В одном месте Мерик обнаружил скопище ярчайших птиц, в другом — семь лысых рыцарей нещадно тузили друг друга мечами. Нетрудно было узнать материализацию «Баллады о лысой семерке». По Чудову мосту невозмутимо прогуливали Трехглавца Старик со Старухой, у Апрекраского — Кролик мило беседовал со Змеем-Искусителем… Потом пошли материализации, незнакомые Мерику. Поначалу простые, по мере продвижения они усложнялись, становились причудливее, и учитель понял, что перед ним попытка овеществления импровизации. — Может, и тех, которые он должен был проверять! Кое-где на улицах возникали пожары, хлестала вода из труб, исковерканных при превращениях, перепуганные люди панически метались в поисках безопасного уголка.

Яся Мерик увидел издали. Мальчик стоял перед сквером, оживленно беседуя с каким-то хихикающим роботом. «Хихун. Мальчик материализовал своего любимца». Рядом молчаливо топтался могучий карлик с развесистыми ушами. Мерик пошел на снижение.

— Учитель! — Ясь радостно бросился навстречу. — А я повсюду искал тебя.

— Ясь, что ты наделал?! — Мерик привлек к себе оживленного малыша.

— Понимаешь, было так интересно. И мне еще помогали Хихун и карлик Ох. Вот они, видишь? Раньше они были невидимыми, а сегодня я их увидал, и они не исчезли. А тут пришел учитель Хан, начал ругаться и тогда я бросился на него, а он оказался совсем ненастоящим! Представляешь?! Я чуть не разбил себе коленку, и тут он исчез. Он нехороший человек, этот учитель Хан, правда? И глаза у него, как у кошки Ры. Раньше я не хотел ему об этом говорить, а теперь обязательно скажу.

— Ясь, полетим в школу.

— Но мне здесь интереснее.

— Мальчик мой, так нужно… Мне сказали… — произнес Мерик и беспомощно сник.

— Кто тебе сказал? Учитель Хан? Ты его не слушай. Все равно он не умеет выдумывать так, как ты. Ты же с ним не советуешься, как фантазировать? Правда?

Донеслось гудение машин, из ближайших ущелий улиц показались униформы Служителей. Они осторожно приближались к Мерику с Ясем. «Ну вот, все кончено. Сейчас начнется разбирательство и неизвестно, чем оно кончится». Мерик торопливо осмотрелся и тут до него дошло, что они находятся на южной окраине Мегаполиса.

Мирон обрадованно вздохнул.

— Я знал, что ты придешь.

— Я не в лес… Мне хочется тебе кое-что рассказать.

— Твоё упрямство приведет к Школе Седьмого дня.

— И про Источник… Он наша семейная реликвия…

— Он святыня многих.

— Не то… Вернее то, но совсем по-другому.

— Не волнуйся.

— Мой пращур принимал участие в создании Источника.

— Что?!

— Мой предок создавал Источник.

— Один?

— Их было много.

— …Ты никогда не говорил об этом, — сказал Мирон, выслушав рассказ.

— Нам сказали молчать.

— Кто?

— Я тебе все рассказал!

— Шут, спасибо за откровенность, но твоя история лишь больше запутывает понимание происходящего.

— Как ты можешь так…

— А я не пойму, как ты можешь так! — вспылил Мирон. — Разве природная целесообразность в мертвой неизменности? Даже камни со временем меняют свою форму, а в Цивилизации все должно быть неизменным. Детям одно, взрослым другое, еретикам Школа, православным Острова. Что, как, почему — на все отвечает Источник, словно люди лишены разума!.. Прости, — опомнился вдруг он, — я знаю, что ты в этом неповинен. Но невозможно принять такую слепую веру… Твое решение неизменно?

— Да.

— Прощай, дружище. Кто знает, когда мы снова встретимся. Я попробую связаться с тобой через Нуму.

— Сотрудник, вы еще здесь? — Психоватый встревоженно выскочил из плюхнувшейся на землю машины. — Немедленно уходите из города. Служители нашли ваш след в шинке. Шесть человек.

— Кажется, я стремительно расту в цене, — усмехнулся Мирон, — на квартире Шута их было двое.

— Сотрудник, сейчас не до шуток.

— Вы уверены, что они пришли за мной?

— Шинкарь благонадежнейший человек. Я — мелкая сошка, внимания не достоин. Мерик — учитель Школы Святого Кыша. До недавнего времени она была закрытого типа, а он там чуть ли не всю жизнь. Остальные посетители — случайная мелочь. Остаетесь вы с Шутом.

— Вот видишь, — Мирон укоризненно взглянул на друга, — и он считает, что тебе нельзя задерживаться в Мегаполисе.

— Нет ни малейшего сомнения, — сказал Психоватый, вглядываясь вдаль. — Но может статься, что вы оба опоздали. — Из города доносился глухой шум, поднимались хвосты дыма.

— Приближается к нам, — спокойно произнес Мирон.

— Вот они, — возбужденно прошептал Психоватый.

— Но это совсем не Служители!

Из-за домов появился огромный робот с мальчиком восседающим на плече. Рядом семенил лопоухий карлик. Посреди улицы медленно вырисовывалось большое дерево. К нему и направилась троица.

— Видеоспектакль? — неуверенно предположил Шут.

— Похоже на материализацию, — усомнился Психоватый.

— На что? — заинтересовался Мирон.

— Материализацию мыслей человека. У нас в школе овеществляли импровизации воспитанников старших групп.

— Интересно, — озадаченно пробормотал Мирон. — Мне это кое-что напоминает.

Ветер доносил скрипучий смех робота и тяжелое топанье карлика. Внезапно дерево исчезло. На его месте возникло какое-то завихрение, послышался лязг и шипение, полыхнуло пламя, из которого вырос Песьеголовец. «Слушаю и повинуюсь, о, хозяин тысячелетий!» — проревел он.

— Материализация «Легенды о поднебесной стране», — удивился Психоватый. — Неужели создали переносную аппаратуру?

Песьеголовец исчез, и посреди улицы раскинулся сквер. Все настороженно ждали новых превращений, рядом со сквером приземлилась машина.

— Мерик! — радостно воскликнул Шут.

— Думаю, мальчик — его воспитанник, — сказал Психоватый. — Сейчас выясним.

Мирон немного поколебался и направился вслед за друзьями. Было видно, как Мерик неуверенно втолковывал что-то своему воспитаннику. Мальчик горячо возражал, отчаянно жестикулируя. «Ну и порядочек в их школе», — подумал Мирон, делая очередной шаг, и остановился. Прилегающие к остановке улицы заполнились Служителями. Мирон поспешно обернулся. Униформы плотным частоколом загородили путь к лесу.

— Вы не успели уйти? — охнул Мерик.

— Надо спасать Мирона.

— Их слишком много.

— Можно попробовать шок.

— Не будь наивным, Шут! — Психоватый напряженно смотрел на Служителей. — Вам не осилить такой оравы.

— Они пришли не за Мироном, — хмуро сказал Мерик. — Все дело в материализациях Яся.

— У вас переносная аппаратура? — спросил Психоватый.

— Мальчик овеществляет непосредственно, без промежуточных стадий.

— Ох ты! — Психоватый с невольным испугом посмотрел на малыша. — А что за чудище рядом с ним?

— Материализация его любимых сказок.

Служители приближались молча, держа наизготовке дезинтеграторы.

— Сейчас услышим «нам сказали», — усмехнулся Мирон. За весь разговор он не проронил ни слова и внимательно смотрел то на робота с карликом, то на Служителей. — Ясь, — обратился он неожиданно к мальчику. — Твои друзья очень сильные?

— Они все могут! Особенно карлик Ох.

— А если эти люди обидят их, — Сотрудник махнул в сторону униформ, — они сумеют постоять за себя?

— Они даже старичка Агу наказывают, — обиделся мальчуган.

Шеренга преследователей взволновалась.

«Опять этот учитель Хан! Всегда он мешает моим фантазиям. Я думал, что он уже исчез навсегда, ведь тогда он был прозрачным. А-а, наверное, и сейчас учитель ненастоящий и можно пройти через него насквозь. Правильно! Карлик Ох подумал то же самое. Сейчас Ох потрогает учителя, и все поймут, что он ненастоящий. Боится, пятится! Люди в фиолетовых нарядах пугают Оха своими ружьями. Смешные, не знают, что карлик ничего не боится. Учитель Хан говорит непонятное слово «дезинтегрировать». Нужно спросить у наставника Мерика, что оно означает… Ну вот, они разозлили карлика. Сейчас он заставит их исчезнуть. Для него это совсем простое дело».

— Святой Кыш! — вырвалось у ошеломленного Шута, — Карлик дезинтегрирует. Ну и воображение у мальчугана.

— Стоит догадаться хоть одному и мальчика моментально уничтожат.

— Они не пойдут на это!

— Учитель Хан! — торопливо сказал Мерик.

— Эта бестия догадлива?

— Нужно пользоваться растерянностью и прорываться в лес, — сказал Мирон. — Иначе нас всех сотрут в порошок.

«Испугались! Ох больше никого не тронет!»

Из города выползла еще одна группа Служителей.

— Мирон, эта партия за вами, — сказал Психоватый.

— Нам не вырваться, — Мирон встревоженно смотрел на пополнение. Лицо его ожесточилось. — Мерик, поговорите со своим воспитанником, пусть он их всех уничтожит!

— Сотрудник, я не могу заставить ребенка убивать! — учитель испуганно попятился от Мирона.

— Кто-то должен исчезнуть.

— Но…

— Подумайте о мальчике.

Повисло тягостное молчание, нарушаемое гудением машин Служителей.

— Будь проклят день, когда я начал развивать у Яся воображение! — вырвалось у Мерика.

— Не то проклинаете, учитель Мерик…

— Конечно! — налитые кровью глаза Психоватого радостно блеснули. Мирон невольно отвел взгляд в сторону. Сквер был чист. Лопоухий карлик меланхолично ковырял в носу, хихикал робот, кружа вокруг Яся. Шут тупо смотрел перед собой. Мерик бессильно сидел на траве. Мирон закрыл глаза. «Святые, что это такое?! Им сказали»… — Идемте! Быстрее! — заорал он. — Я вам сказал!..

— Пойдем, сынок, — кряхтя, старик попытался подняться. Мирон поспешно помог учителю. — Пески сыреют. Боюсь, опять ревматизм скрутит.

От багровых песков и в самом деле несло сырым холодом.

— Не по времени похолодание, — сказал недоуменно Мирон.

— Здесь все не так, как в городе, — пожал плечами старик. — Дикая природа… Что мы о ней знаем?

— Учитель, смотри, — Мирон встревоженно махнул в сторону Желтой реки.

— Тягучка! Не обращай на нее внимания. Это единственное средство защиты.

— Примитивная органика?

— Трудно сказать. Внешне, как видишь, похожа на обычную тучу. Мы так и думали в первый раз. Но она втянула в себя Леонида.

— Мим Леонид?!

— Он тоже был здесь. Человек двадцать исчезло в ней прежде, чем мы научились защищаться.

— Никак не привыкну ко всему, что здесь происходит.

— Мы дети Цивилизации… Пойдем отсюда. В Школе никогда не знаешь, что выкинут с детства знакомые I вещи.,

— Я сбегу отсюда, — сказал неожиданно Мирон.

— На моем веку из Школы не было побегов.

Мирон промолчал. Хрипло загудев, откуда-то из-за тучи на них стала выходить птица.

— Пойдем, пойдем, — заторопился старик. — В песках не следует задерживаться.

— А где в этих местах можно задерживаться? Над рекой Марево, в перелесках силовые завихрения, в спальнях Радужные Сполохи — на людей готов зверем кидаться.

— От всего есть защита.

— Что толку от нее, если она зависит от индивидуальности человека.

На солончаке блеснул знакомый оранжевый блик, и появились Священные деревья. У их подножия сновали киберы.

— Пожалуйста, очередная пакость!

Старик задумчиво пожевал губами и повернул в сторону от солончака. На пути замаячили фиолетовые.

— С ними лучше не связываться, — сказал Мирон.

— Ты еще не привык к Школе. Садись, нужно продержаться до Диспута.

— А завтра опять станем ломать голову, что придумать против Сполохов, Радуг и прочей дряни, которой напичкана Школа… — Мирон не успел закончить тирады. Туча все же настигла их, и навалился Мираж, уцелеть в котором удавалось лишь благодаря хладнокровию и опыту старика. Кончилось все так же внезапно, как и началось. Старик встал.

— Сегодня нас ждет трудный вечер. Такая нереальность сваливается только перед появлением кого-нибудь из доверенных Великого Кормчего…

Мирон возбужденно заметался по хижине. Тогда старик не успел ему ответить. Нереальность вернулась и вновь пришлось напрягать силы и мысли, чтобы уцелеть в борьбе с нею. А затем старик так ослаб, что все вытеснили заботы о нем, и Мирон забыл повторить свой вопрос. Тем более что вопреки ожиданиям ничего особого не произошло. Как всегда, был обязательный Диспут, во время которого мелькнули униформы Служителей. В оранжевых бликах возникали Советники, каждый раз вызывая суматоху. Мирон вздохнул. В памяти всплыли лица одного из Советников и человека, заправлявшего преследованием на окраине Мегаполиса.

— Мерик! — Мирон выскочил из хижины.

— Что с тобой? — учитель испуганно посмотрел на Сотрудника.

— Ты знаешь человека, который появился среди Служителей?

— Учитель Хан. Мы должны были посвящать его в свои фантазии.

— Ты не ошибся?

— Ни в коей мере. И Ясь его узнал.

— Это Советник из Школы Седьмого дня.

— Я уверен, что это учитель Хан.

— Нет сомнений — это Советник!

— Бред какой-то, — растерянно произнес Мерик.

— Ты чего орал? — из-за деревьев появился встревоженный лесник.

— Постой, Нума, — отмахнулся Мирон. — Святые… Он, наверное, из тех доверенных Великого Кормчего, о которых говорил Аналитик!

— Какой Кормчий? — сумрачно поинтересовался Нума.

— Откуда я знаю?.. Психоватый! Шут! — закричал возбужденно Мирон. — Где вы, дьявол вас побери?

— Что с вами, Сотрудник? — недовольно поинтересовался за его спиной Психоватый.

— Кто такой Великий Кормчий?

— Откуда вы его выдумали?

— Вспомнил по Школе.

— И что из этого?

— Учитель Хан и Советник из Школы — одно лицо!

— Из вашего монолога, Сотрудник, ничего не ясно. Нельзя ли подробнее?..

— Не может же один человек быть одновременно в нескольких местах, — сказал Нума, когда Мирон закончил свой рассказ.

— Сразу обнаруживается, что тебя попросили из Школы очень рано, — задумчиво возразил Психоватый. — Эдо же простейшая псевдоматериализация… При ней восстанавливается только внешний облик тела, пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд Шута… — Вполне возможно такое. Сотрудник, чем вы занимались в Школе Седьмого дня?

— Сопротивлялись Миражам.

— Это ваш жаргон. Что они из себя представляли? Простыми словами…

— Мираж нужно прочувствовать на себе, чтобы понять его.

— Вы делали орудия против него? Вступали в рукопашную? В чем выражалось ваше сопротивление?..

— Постой… — Мирон ошеломленно посмотрел на Психоватого. — Ты хочешь сказать…

— Вас заставляли фантазировать! — холодно произнес Психоватый. — Вас, взрослых! И за всем стоял Великий Кормчий!

На поляну легло растерянное молчание людей. Тихо позвякивали поющие цветы.

— Не верю, — Шут настороженно посмотрел на друзей, — не верю! — сорвался он вдруг на крик. — В Школу прячут за ересь к Источнику, взрослые не могут там фантазировать.

— Я был в Школе… — выдавил из себя Мирон. — Был и все испытал на своей шкуре! Нереальность, глотающую твоих друзей; Служителей и Советников, Сполохи… И я утверждаю, что это так! Тысячи взрослых напрягали свой ум и фантазию, чтобы выстоять против нереальности. Вопреки канонам Источника…

«Сейчас невозможно выяснить, кто такой Хан. Как и ответить на множество других вопросов. Одно ясно — Цивилизация пропитана лицемерием, ложью. С детства тебя поощряют выдумывать. Чем больше фантастических идей — тем лучше, малыш! Всегда есть вероятность, что в невероятном окажется рациональное зерно, которое заметит своим наметанным взглядом наставник. Идею занесут в Каталог, обработают взрослые, а ты и знать об этом не будешь. Повзрослеешь — сам начнешь претворять в жизнь идеи Каталога, может, даже те, которые из тебя высосали в детстве. Но знать этого ты тоже не будешь. Анонимность — высший залог стабильности Цивилизации, гарант слияния ее с природой! Уходит в безызвестность талантливое детство, и остается ремесленная зрелость. Не вздумай тревожить свое воображение во взрослом возрасте. Вдруг окажется, что ты способен генерировать идеи. Тогда Цивилизация будет в опасности: у взрослого не отнимешь идею, не занесешь ее под безымянным номером в Каталог. Разве? Наивный ты человек, Сотрудник Мирон! К услугам неугомонных Школа Седьмого дня. Фантазируй, выдумывай на здоровье. Тебе создадут все условия, которые только можно вообразить. Жизнь твоя попадает в зависимость от фантазии. А идеи, защитившие тебя, преспокойненько пронумеруют во славу Цивилизации. И кто-то из повзрослевших, «взявшихся за ум», фантазеров обработает ее…

Человек начинается с детства. Умные люди это давно поняли и с самого первого шага они внимательно следят за тобой. Уж они позаботятся, чтобы в нужное время ты направил свое воображение на слепое исполнение чужих замыслов. И зовут этих милых, умных, внимательных людей или Великими Кормчими, или их Советниками, или еще как-нибудь — неважно. Они и сами не стремятся к известности. Безымянность — основа стабильности! Во имя стабильности повинуйся словам «нам сказали», наступай на горло своему воображению. Тогда к тебе придет все-все, столь необходимое для «должного» уровня. Заплати за это всего лишь одной мелочью, пустяком — человеческой фантазией.

— Он был моим учеником.

— В младших классах, — уточнил Психоватый. — Ты ведь не знаешь, что произошло с ним за годы после окончания Школы.

— И все же непонятно, какая взаимосвязь между учителем Ханом и Великим Кормчим.

— Единственное упоминание о Кормчем я встречал лишь от Аналитика, — сказал Мирон, — а он в Школе.

— Ты мог неправильно понять старика, — произнес Нума.

— Я не ошибся. Речь шла о Кормчем.

— А как же Источник? — тихо спросил Шут. Мирон с жалостью посмотрел на друга.

— Мы так мало знаем о начальной стадии развития Цивилизации.

— Может статься, что именно с Кормчим связано создание Источника, — предположил Психоватый.

— Мой пращур создавал Источник.

— Шут, у вас великие предки, — поклонился Психоватый, — но они не ведали, что творили. Кормчий мог быть уже тогда. А кончилось все это Школой Седьмого дня.

— Аналитик не может бежать? — заговорил молчавший Нума.

Мирон с сомнением пожал плечами.

— Старик слаб, Миражи отнимают много сил.

— В Школе могут быть другие, слышавшие о Кормчем.

Мирон заинтересованно взглянул на лесника.

— Но до них нужно добраться.

— Ясь, — обронил Мерик.

Мирон вспомнил Школу: неожиданности, подстерегающие на каждом шагу, Мираж, способный уничтожить человека в мгновение ока, — и содрогнулся. Впутывать малыша в столкновение? С другой стороны, никто из взрослых, сидевших в хижине Нумы, не был способен на то, что мог этот мальчик.

— Имеем ли мы право? — спросил Шут.

— Да, — с ожесточением произнес Мерик. — Потому что это делается ради него самого. Если мы не узнаем всего о Кормчем, не начнем с ним борьбу, что ждет Яся? Шинок, где он будет глушить тоску в мёде и пиве? Безрадостная обработка чужих идей и подспудное желание творить самому?

— Мерик, я рад, что ты осознал это, — сказал Мирон. — Но Школа — такое, о чем не имеешь ни малейшего представления, живя в городе.

— Именно поэтому мы должны рассчитывать на мальчика, — сказал Психоватый. — Цивилизация породила Яся, и только ему под силу освободить взрослых мечтателей и фантазеров от Школы.

— Мне думается, — проговорил Нума, — что в условиях Школы, как рассказывал о них Мирон, найдутся взрослые, способные делать то же, что и Ясь. Только они не подозревают об этом.

— Это невозможно.

— У них нет времени на свободное мышление, — настаивал на своем Нума.

— Это означает, что Ясь должен принять на себя весь удар Миражей. Лишь тогда выявятся нужные люди. И они помогут ему разрушить Школу, — произнес Психоватый.

— Учитель, я придумал новую сказку, — Ясь возбужденно подергал Мерика за рукав. — Пойдем, покажу.

— Ясь, ты выполнишь мою просьбу? — спросил Мерик.

— Мы же с тобой друзья!

— Нужно придумать еще одну сказку. Сейчас я тебе расскажу какую. — Кивнув головой, Мерик с мальчиком направились к выходу. Все с надеждой смотрела им вслед.

— Пойдем на свежий воздух, — предложил Нума.

— Мне думается, мы скоро двинемся в путь. — Нума бросил внимательный взгляд на выход.

— Чем быстрее, тем лучше, — сказал Психоватый.

Мирон согласно кивнул головой.