Скрытое пламя

Глава 17

Середина октября, Иоаннесбург, Зеленое крыло

Майло Тандаджи, четверг

Начальник разведуправления Рудлога мрачно смотрел на телефон. За окном было светло, время только-только перевалило за полдень, парк умиротворяюще шуршал зябким октябрьским ветерком, но тидуссу было далеко до умиротворения. Пару часов назад дверь его кабинета, незаметно приоткрытая на время скандала, захлопнулась за «взбешенным» и «полупьяным» Кембритчем. С утра тидусс убедился: все газеты и каналы показали кадры вчерашнего задержания нетрезвого и веселящегося виконта. Распорядился, чтобы подопечного выпустили под залог, направил к нему виталистов – поправить лицо, потому что выглядел Кембритч как очкастая змея с опухшим носом. И вызвал к себе, чтобы с треском уволить.

Тандаджи сомневался. Излияния Люка на тему «да идите вы со своими нотациями, живу как хочу, ноги моей здесь больше не будет, да и плевать, сажайте в тюрьму» должны были хорошо слышать все сотрудники, как и его ровную отповедь. И если в Управлении есть крыса, приманку она скушать должна, не поморщившись.

Но есть ли? И, если есть, возможно, она никак не связана с заговорщиками, а просто напрямую предупреждает чиновников и магнатов о проверках?

В любом случае, нужно оградить азартного виконта от опасности быть раскрытым с этой стороны. Хотя Кембритч не мелькал часто в Управлении и, по легенде, оказывал мелкие услуги в роли информатора в обмен на то, что Тандаджи прикрыл его прошлые неприятности с законом. Но все равно за шесть лет сотрудничества Люк волей-неволей обзавелся знакомыми в ведомстве Майло – теми же виталистами, например.

Тидусс перевел взгляд на стопку газет с говорящими заголовками «Падение блестящего виконта», «Кембритч позорит древний род» и поморщился. Снова посмотрел на телефон. Надо дозваниваться до Свидерского, который в МагУниверситете с утра отсутствовал. Надо бы еще связаться с Марианом, поговорить о приказе королевы, о проблемах и решениях по поводу пятой принцессы, о поисках первой и четвертой, о защите внезапно вспыхнувшей желанием работать третьей. А подполковник медлил. И выбирал, кому отдать предпочтение. Королеве, потеряв расположение Байдека? Или принцу-консорту, рискуя в следующий раз нарваться на гнев ее величества с последующим, в лучшем случае, увольнением?

Мало ему было проблем с женщинами дома, теперь здесь тоже сплошной прекрасный пол с характером. Уже и не знаешь, где спокойнее.

Телефон, долго и стойко крепившийся под взглядом опытного допросчика, не выдержал давления и зазвонил.

Тидусс вынырнул из своих мыслей, поднял трубку.

– Тандаджи, слушаю.

– Господин Тандаджи, это Свидерский.

– Приветствую, Александр Данилыч, – с приязнью сказал Майло, массируя костяшками пальцев седьмой позвонок по часовой стрелке. В голове прояснялось. – Я пытался дозвониться до вас со вчерашнего дня, но, к сожалению, вас не было на месте. А дело срочное.

– Был занят, – объяснил Свидерский. – Секретарь передала мне вашу просьбу. Чем могу помочь?

– Нам срочно нужен мощный менталист. Даже лучший, если у вас есть такой. На одном из важнейших подозреваемых стоит ментальный блок, а информация, которой он владеет, – государственной важности. Дело ведет Игорь Стрелковский, вы ведь помните его?

– Конечно, – серьезно ответил Александр Данилович, – мы многим ему обязаны. Так он снова работает?

– Работает, – согласился тидусс. – Так как, поможете?

– Естественно, как ему можно не помочь, – откликнулся ректор. – Я попрошу профессора Тротта, он не откажет. Сегодня во второй половине дня ждите.

«Прекрасно, – подумал руководитель Управления госбезопасности, – заодно посмотрю на него вживую».

– Благодарю вас, профессор. А вы о чем хотели поговорить?

Свидерский помолчал, и Тандаджи насторожился.

– Господин Тандаджи, ведь нас никто не может услышать? – поинтересовался ректор, и главный по госбезопасности даже с некоторой обидой ответил:

– Конечно нет. Говорите смело.

Майло покрутил головой влево-вправо, шея похрустела, стало легко и хорошо.

– История долгая, – со вздохом признался маг.

– Так я никуда не тороплюсь, Александр Данилыч, – ласково сказал подполковник и чуть поморщился, бросив взгляд на папки с отчетами и прослушкой.

Выслушав ректора, он совсем загрустил. Этого еще не хватало. Он слишком хорошо помнил Смитсена и видел отчеты о том, сколько трупов после себя тот оставил, помимо убийства Ирины-Иоанны. И самое печальное, что мотивы его поведения так и остались непонятными. Чего он хотел? Убить? Зачем?

Теперь нужно работать еще и по этому направлению, вытаскивать из университета Алину Рудлог, а как это сделать? Единственный вариант – прямо рассказать про демонов королеве, чтобы та надавила на младшую сестру. Но в этой семейке царили воистину свободные нравы, никакой милой его сердцу авторитарности, и не было уверенности, что девчонка из упрямства не решит остаться в заведении. Если ее характер хоть чуть похож на материнский… Да и принц-консорт вряд ли одобрит доклад ее величеству, раз он так трясется о спокойствии жены. И идти в обход Байдека не хочется. Придется все-таки поговорить…

– Александр Данилович, – произнес Тандаджи спокойно, – спасибо за историю, хотя, признаться, я бы предпочел услышать ее раньше.

– Я и сам долгое время опирался только на догадки и подозрения, – несколько смущенно ответил Свидерский.

– В следующий раз сообщайте мне и о подозрениях, ладно? – с уважительной настойчивостью в голосе попросил начальник разведуправления, касаясь пальцем фарфоровой собачки с головой на пружинке. Голова затряслась, стало веселее. Маги – народ нервный: пережмешь – могут и перестать сотрудничать, несмотря на давние общие проекты.

– Конечно, – пообещал ректор. – Мы обязательно опознаем и нейтрализуем демонов, и вряд ли они катастрофически сильны, но на это может понадобиться время. Вы будете предпринимать какие-то шаги?

– Я в магическом плане полностью доверяю вам, Александр Данилович, – и это была чистейшая правда, – но вы тоже поймите, это вопрос государственной безопасности…

Майло снова задумался. Надо как-то защитить принцессу, если не удастся прекратить ее посещения университета. Имеющейся охраны может и не хватить. Похитить? Или – тут взгляд Тандаджи упал на папку с делом Тротта – попросить злого учителя как-нибудь еще ее обидеть?

– Господин Тандаджи? – в голосе Свидерского слышалось недоумение.

– Ах да, извините, задумался, как правильнее поступить… – спохватился тидусс. – Надо усилить охрану…

– Думал, – перебил его Свидерский, – не хочу спугнуть. Затаятся, ищи их потом. Надо брать, пока раскрываются… пока не вошли в силу, иначе будет куда хуже, чем в прошлый раз…

У Майло вдруг разболелась голова, и он пообещал себе: вернет всех женщин Рудлог во дворец, сдаст их Байдеку, и пусть тот их воспитывает сам, пасет, хоть колокольчики на шею вешает или к деревьям привязывает. А он пойдет в отпуск. Или сразу на пенсию. Если не помрет раньше от безумного количества сложнейших направлений, которые нужно разрабатывать. И ведь не вычленишь из них важнейшее, вот в чем беда…

И Тандаджи вдруг со всей очевидностью понял, почему семь лет назад Стрелковский начал совершать ошибки.

– Вот что, Александр Данилович, – проговорил он медленно и очень спокойно, – поступим следующим образом. Наше Управление курирует Военно-магическую академию в Лесовине. Я сегодня же поговорю с их ректором и попрошу завтра выслать вам пару сотен крепких и обученных кадетов. Недели на две… в рамках обмена опытом, например. Походят к вам на лекции, ребята там спокойные, в напряг не будут. Только вам срочно нужно обеспечить им размещение и оповестить преподавательский состав о сюрпризе. Охватим все курсы, такая охрана будет выглядеть естественно. Конечно, я бы предпочел выставить отряд боевых магов, но этим мы точно… как вы говорите? Спугнем. Так что будем использовать то, что есть. И очень вас прошу не затягивать с поисками. Лучше бы справиться за эти две недели.

Когда подполковник положил трубку, он наконец поймал мысль, которая его беспокоила. Свидерский сказал, что несколько «выпитых» девушек доставили в больницы из города. Значит, вполне возможно, где-то есть еще один демон. Или даже несколько.

Он пометил себе срочно дать задачу по сбору информации о девушках и занялся отчетами о прослушке новых и старых знакомых Люка. Пятница была уже завтра, и она обещала быть невообразимо сложной.

Люк Кембритч

Люк сел в автомобиль и поморщился. Грудь ныла после ушиба, нос вообще, казалось, дергает болью от каждого движения, а голова гудела и раскалывалась. Он не мог позволить себе спать после лечения виталистов, поэтому попросил только убрать отек и подлечить сосуды.

Виконт хмыкнул. Как удачно, что у него пока забрали права. Пришлось вызывать водителя и использовать широкую и медленную машину представительского класса. Сейчас он должен заехать за Крис, а потом – на карточную вечеринку в дом загадочного мастера.

Хотя почему загадочного? Как только Валенский сообщил ему адрес, подозреваемого пробили. «Мастером», если им был хозяин дома, оказался 43-летний Роман Дмитриевич Соболевский, сделавший себе состояние при помощи игры на бирже и финансовых консультаций сильных мира сего. Видимо, консультирование нынче ценилось дорого, потому что дом располагался в области, в одном из спрятанных от глаз простых смертных поселков, где в роскоши и с приятным соседством мирно жили богачи, имеющие возможность передвигаться на личных листолетах и содержать свои телепорты.

Крис впорхнула в салон, идеальная, сверкающая и благоухающая, поцеловала Люка, стараясь не потревожить пострадавшие органы. Ей было очень жаль разбитую машину, она так и сказала.

Его папаша, граф Джон Кембритч, был более словоохотлив. Он ждал наследника дома, и Люк, возвратившись от Тандаджи, попал под час нотаций и распекания. Как ты мог, сын! Ты нас опозорил! Сколько денег теперь тратить на оправдательные статьи! Напишем, что ты страшно страдаешь от потери невесты и поэтому срываешься, люди почитают, пожалеют, а там и забудется. А сколько усилий мне стоило убедить министра не увольнять тебя! Завтра с утра посольский прием у королевы, будет все правительство, главы фракций, и ты тоже обязан быть! Как в таком виде ты предстанешь перед ее величеством?

Виконт покладисто каялся, обещал, что вообще никогда больше пить не будет, и на посольскую встречу придет вовремя, и на ночь вызовет виталиста, чтобы поправить лицо, и что он все осознал и сам не знает, что на него нашло.

Граф смотрел с подозрением – похоже, прикидывая, не сильно ли сын ударился головой, – и пришлось отпустить пару колкостей, которые, видимо, старого лиса успокоили, и он удалился после прощальной речи минут на пятнадцать, в которой особо упирал на ответственность рода перед государством и лично королевой.

Кембритч, поглаживая спутницу по бедру, хмыкнул. Папенька внезапно стал настоящим патриотом и чуть ли не бо́льшим монархистом, чем Минкен. Всегда умел держать нос по ветру. Но Люку эти проповеди сейчас лишь мешали сосредоточиться. Он весь уже был настроен на предстоящую вечеринку, мысленно прокручивал в голове основные моменты, которые нужно учесть. Тело дрожало в предвкушении так, будто он стоял у обрыва над бушующим морем и собирался прыгнуть вниз. И только от личной удачи зависело, выживет он после или нет.

Люк не мог жить без этого ощущения. Собственно, ради того чтобы испытывать его снова и снова, он до сих пор и работал на Тандаджи. Потому что все долги он давно уже выплатил ему сполна.

Если заговорщики ему поверят, то пятницу и посольскую встречу он сможет прожить спокойно. А если нет… тогда у него есть план, который даже невозмутимый Тандаджи назвал нездоровым и слишком опирающимся на случайности. Хотя, по мнению Люка, план этот как раз опирался на понимание человеческой природы, точнее, природы конкретного человека – принца-консорта Байдека. Да и на вопрос, как иначе быстро втереться в доверие к заговорщикам и доказать свою неприязнь к короне, Майло не ответил. Просто сказал, что Кембритч – сумасшедший и в случае успеха, как и в случае неудачи, они будут сидеть в соседних камерах. И что это будет, безусловно, познавательно – встать на место тех, кого он, Тандаджи, в эти камеры сажал ранее.

– Луки, – протянула Крис, скользнув украшенными камнями пальчиками с остреньким маникюром по его плечу, – а ты правда возьмешь меня завтра во дворец?

– Конечно, детка, – ответил Люк лениво, – покажешь им всем класс. Будешь самой красивой женщиной при дворе.

Конечно, он возьмет ее. Ему же нужен тот, кто расскажет остальным. А если свидетель не понадобится – так хоть Крис порадуется.

Дом оказался огромен, изящен и роскошен. Вечеринка была в самом разгаре. Алкоголь лился рекой, за карточными столами уже сидели игроки, рядом с которыми стояли их спутницы, затмевающие друг друга. Кто-то танцевал, старшие мужчины общались в тесных кругах, бесшумные и незаметные официанты обносили гостей закусками и напитками. Ни одного случайного человека. Магнаты, владельцы заводов, высокие чиновники, несколько аристократов, их «золотые» дети, которых «вводили» в нужное общество. Все попавшие сюда обладали реальной властью, и большинство из них пользовалось ею отнюдь не для чистых дел.

И возвращение семьи Рудлог на трон сильно ударило по этому большинству.

Люк сразу опрокинул в себя два стакана коньяка, закурил на одном из диванчиков. Крис упорхнула к знакомым дамам – хвастаться и сплетничать. К Кембритчу же уже спешили Иван Лапицкий и Нежан Форбжек, чей разговор он подслушал в курительной комнате бара «Эмираты».

– Кембритч! – Лапицкий был каким-то дерганым, глаза его блестели. – Мы уж думали, ты не придешь. Будешь отлеживаться после вчерашнего.

– Чтобы я, да пропустил эту вечеринку? – лениво ответил Люк. – Берите стаканы, или на сухую будем разговаривать?

– У меня кое-что получше есть, – Форбжек залез в карман, протянул ему таблетку. – Бери, вставляет до полного кайфа.

Понятно, они сами под наркотой.

Люк забросил синтетику в рот, плеснул туда же остатки коньяка.

– Самое оно. Папаня сегодня грозился оставить без наследства, так что хоть расслаблюсь. Завтра во дворец тащиться, опять смотреть на этих сморчков и на сияющее ее величество.

– Круто, – протянул Лапицкий, бухаясь на диван рядом с ним. – А у нас сейчас партия начнется, присоединишься?

– Когда это я отказывался от игры? – ухмыльнулся Люк.

– Это хорошо, – раздался голос из-за его спины. Кембритч задрал голову, глянул на человека, подошедшего к ним. А вот и вы. Здравствуйте, Роман Дмитриевич.

Он встал – манеры еще никто не отменял.

– Я не встретил вас, – спокойно проговорил Соболевский, – извините, дела. Рад знакомству, виконт Кембритч. Наслышан.

– Вы хозяин дома? – поинтересовался Люк, пожимая протянутую руку. Рукопожатие было крепким, и он намеренно сделал кисть вялой.

– Совершенно верно, – улыбнулся мужчина. – Я хозяин этого поместья. Роман Дмитриевич Соболевский.

– Давно хотел попасть к вам, – вполне искренне сообщил виконт, оглядываясь в поисках официанта. Двигаться приходилось чуть нервно, чтобы имитировать действие наркотика.

– Что же, счастлив, что наши желания совпали, – приятным тоном ответил Соболевский. Он вообще весь был приятным. Ухоженным, спортивным, высоким – чуть ниже Люка, – с чисто выбритым лицом, хорошо поставленным голосом и теплыми карими глазами. Одет хорошо, но без пафоса, в поло и аккуратно выглаженные брюки. Такому человеку хотелось доверять и деньги, и секреты.

– Присоединитесь к моему столу? – пригласил Роман Дмитриевич.

Играли восьмерками, за круглыми столами, накрытыми темно-синим сукном. За одним столом с Люком оказался не только хозяин дома, но и отцы его дружков, в том числе родитель Крис и Бориса Валенских, и пара аристократов, с которыми Кембритч был шапочно знаком. Сопровождающие дамы были явно слишком молоды для того, чтобы быть матерями и женами. Скорее всего, эскорт или любовницы.

Игра велась простая, на выбывание. Каждый делал ставки, а оставшийся получал куш. Раздали карты, и игра началась. Как и разговоры. Ведь приходили не поиграть – решить дела.

Говорили о политике, экономике, о новой королеве – все вежливо, но с явным негативным подтекстом. Люк активно участвовал в разговоре, чувствуя, как наблюдают за его реакцией на малейшую критику в адрес монархии, и разговор этот становился все смелее. Крис дышала ему в затылок, периодически приносила коньяк, сверкала драгоценностями и декольте. Ее отец поглядывал на дочь вполне одобрительно. Ну да, как бы ни был богат Кембритч, всегда есть вероятность поймать добычу повыгоднее. Тем более что потенциальный зять, заливающийся алкоголем и немного бессвязно разговаривающий, вряд ли может стать подспорьем в бизнесе.

– Я вообще считаю, что монархия – устаревшая форма правления, – говорил Люк все громче. – Править должны аристократы и первые люди страны, выбираемые достойным, – он отсалютовал бокалом в сторону собеседников, – сообществом. А королевы, короли… да что говорить, все мы повязаны теперь вассалитетом и слова лишнего сказать не можем…

– Вы высказываете очень смелые мысли, – заметил хозяин дома и внимательно посмотрел на гостя. И если бы виконт не был к этому готов, его бы пробили. Он ожидал «чтения», но не такой мощи.

– Если бы вы знали, насколько смелые у меня мысли, – рассмеялся он пьяно, услужливо пуская менталиста в сознание и показывая ему только то, что нужно было показать: его общение с отцом по поводу «выгодной женитьбы» и «политически правильного геройского поступка» во время коронации, лицо королевы, переспрашивающей простые вещи, свои намеренные размышления по этому поводу, раздражение, неприязнь к принцу-консорту, страх перед Тандаджи…

Кембритч старательно пялился на декольте спутницы Лапицкого-старшего и представлял себя и ее где-нибудь в темном углу.

Соболевский посмотрел на томно отвечающую на взгляд Люка девушку, улыбнулся.

– А что у вас за дела с господином Тандаджи, виконт? Поделитесь?

Рано Люк расслабился. И снова ощущение чужого присутствия в голове и сумасшедший контроль, чтобы не показать лишнего, – только отрывки встреч, события шестилетней давности и сегодняшний скандал. Он глотнул коньяка, поморщился. Ответил, намеренно медленно и невнятно, повторяя слова, как уже очень пьяный человек.

– Мне неприятно об этом говорить, господин Соболевский, но этот иммигрант держит меня на крючке. Приходилось поставлять ему кое-какую информацию; надеюсь, все поймут, если я не буду озвучивать какую. Но всему есть предел, знаете ли.

Был его ход, и Люк уставился на свои карты.

«Ходи дамой треф», – шепнули в голове.

Он положил на стол даму.

«Почеши нос».

Он сморщился, потер пальцами нос.

«Сними галстук, он тебе мешает, душит, давит».

– Что-то душно, – пробормотал Кембритч, старательно думая о галстуке, ослабляя, а потом и снимая его.

Сознание отпустили, и Люк проигрался через одного, вышел курить. На улице смеркалось. Во всяком случае, кто менталист, теперь понятно. Странно, что его нет в списках выпускников магических академий страны. Может, учился где-то за границей?

Поздней ночью Кембритчу позвонил Тандаджи и сказал, что получил результаты прослушки. Общались Валенский с хозяином дома.

– Понаблюдать надо за ним, – сказал Соболевский, – вроде чист, но что-то меня смущает. А я привык доверять интуиции. Подумаем, время еще есть. Если на думаем, он подходит идеально.

Люк поговорил еще немного, отложил трубку. Сейчас азарта он не ощущал. То, что творилось внутри, скорее, называлось сожалением.

МагУниверситет Иоаннесбурга, четверг

В четверг Матвей Ситников сидел с друзьями в столовой и пил чай. Еду он здесь не заказывал, любил готовить сам. Исключением были особенно удающиеся поварам булочки, но они как раз перед ним закончились. И теперь одногруппники радостно уминали сладкую сдобу, а Матвей учился смирению.

В зал впорхнули первокурсницы, парень поискал взглядом Алину и не нашел. Ну конечно, когда ей есть, – наверняка опять сидит перед аудиторией и читает что-нибудь к паре.

– Так, пацаны, жертвуем мне целые булочки, – пробасил он. – Потом отдам деньги. Кто не зажмотничает – тот мужик.

– А зачем? – спросил Поляна, с сожалением положив на тарелку вторую из купленных плюшек и пододвинув ее к другу. Один из одногруппников тоже поделился, еще и приятного аппетита пожелал. – Умеешь ты кайф обломать, Сита.

– Девочку надо покормить, – тихо пробормотал Матвей, заворачивая добычу в салфетку, но его услышали, заржали.

– Тебя на малолеток пробило? – спросил сосед по столу, и остальные с жадным любопытством уставились на Ситникова. – Ее-то надо откармливать, это точно, чтоб подросла. Ты не из-за нее драку устроил, кстати? Было бы круто.

– Нет, – ответил Матвей весомо, – говорил ведь уже. Тротт попросил помочь наглядно показать девушкам необходимость боевых формул…

– Ну да, ну да, – фыркнул одногруппник.

– Ну да, – пожал мощными плечами Ситников. – И не распускай язык, Юлик, ты же не баба. Жуй давай свои макароны.

Поляна успокаивающе похлопал Матвея по плечу, и семикурсник встал, не обращая внимания на смешки друзей, пошел к выходу, захватив булочки.

Но его перехватили однокурсницы Алинки, окружили, и ее соседка, Наталья, поблескивая глазами, спросила:

– Матвей, ну скажи, умираем от любопытства, не откажи красивым девушкам! Ты из-за чего вчера на профессора Тротта набросился? И почему тебя не исключили? Мы никому не скажем, честно!

С десяток хорошеньких головок усердно закивали: верь нам, никому-никому.

– Да ни из-за чего, – уже с ощутимым раздражением пробасил студент, – показывали вам приемы боевые. Он сам просил, а у меня не очень сыграть получилось. Поэтому и не исключили.

Девушки недоверчиво и разочарованно поглядывали на Матвея, и он, обойдя Наталью, прошел сквозь них, вышел в коридор, вздохнул. Достали.

Подошел к расписанию, поискал преподавателей, группы. Нашел что нужно и двинулся дальше.

Алина обнаружилась на втором этаже: как он и думал, читала учебник, сидя на подоконнике, сосредоточенно, быстро листала страницы, и он подошел тихо, чтобы не напугать, осторожно коснулся коленки.

– Ой, – все равно испугалась и теперь таращилась на него своими глазищами. – Матвей! Я чуть не свалилась от неожиданности!

– На, – сказал он с неловкостью, протягивая булочки, – пожуй.

– Я стану толстая совсем, – пожаловалась Алина, но булочку отщипнула, засунула кусочек в рот. – Да и есть не хочу. А вот пить – очень. Жаль, в столовую уже не успеваю.

– Я сейчас тебе воды из автомата принесу, – сказал Матвей. – Успею.

Он успел. Постоял перед ней; захотелось погладить по спине, но сдержался. Раздался ор каменов: «Пятая пара! Тридцать секунд до закрытия дверей!» – и он так и не спросил, что хотел. Хотя думал всю ночь и утро, переживал и почти решился.

Помаялся, поднялся выше, к кафедре математики и магмеханики, постучал. На кафедре помимо секретаря был и профессор Максимилиан Тротт – он сдавал журнал и расписывался за отведенную пару. Увидев семикурсника, иронично поднял брови.

– Профессор, – пробасил Матвей, чувствуя себя последним поганцем и предателем на свете, – можно с вами поговорить?

Секретарь навострила уши.

– Сейчас я закончу, – насмешливо ответил природник, – и выйду. Подождите меня в коридоре.

Он вышел через несколько минут, подошел к подоконнику, у которого застыл мрачный студент. Ситников возвышался над инляндцем на добрую голову, а в ширину был с троих Максов.

– Слушаю вас внимательно, Ситников, – ровно проговорил Тротт, – что вы хотели? Неужто извиниться?

– Нет, – резко ответил Матвей и весь подобрался, набычился. – Извиняться я не буду.

Профессор смотрел на него внимательно, и парень выдохнул, опустил голову.

– Я хотел попросить вас позаниматься со мной по атаке и отражению нападений, – сказал он гулко. – Я ведь вчера даже среагировать заклинаниями не успел, одной физической силой пытался. А мне в армию потом, там жалеть никто не будет…

Тротт смотрел на него с сарказмом.

– У меня несколько другая специализация, а у вас прекрасный преподаватель по боевой магии, первоклассный, господин Ситников. Не уверен, что в этом есть необходимость. Вы должны были уже к этому времени все изучить и отработать. А практика и опыт приложатся.

– Саныч, конечно, классный, – согласился студент, переминаясь с ноги на ногу, – но мы же у него на потоке. Друг с другом-то легко, да и на практике по боевке мы нежить издалека накрываем. Я думал, у меня все хорошо… А вчера понял, что ни хрена не хорошо… А на индивидуальные занятия денег нет…

– И что заставило вас думать, что я соглашусь? – высокомерно спросил природник. – Я слишком дорожу своим временем, господин Ситников.

Матвей глянул на него разочарованно и мрачно, хотел что-то сказать, но не стал. Пожал плечищами, снова набычился, буркнул «извините» и пошел к лестнице.

Макс постоял, глядя, как удаляется огромный семикурсник. Снова вспомнился вчерашний разговор с Богуславской, и он раздраженно забарабанил длинными пальцами по подоконнику.

– Ситников, погодите, – окликнул он парня. Тот остановился, оглянулся угрюмо, вернулся. – Я готов тренировать вас. Только до конца этого семестра. И чтобы никаких опозданий и «я сегодня не могу». Хоть один раз не сможете – откажусь. Будете жаловаться, ныть, просить пощады – откажусь. Понятно?

– Да, – неуверенно прогудел студент.

– Будем дважды в неделю заниматься, по вторникам и четвергам. Ранним утром, до пар. Завтра первый урок, жду вас в шесть утра. Не осилите ранние подъемы – ваши проблемы. После занятий не могу уже я. Это тоже понятно?

– Ага, – ответил Матвей.

Макс снова постучал пальцами по подоконнику.

– А как же ваша девушка, Богуславская? Вряд ли она будет в восторге. По понятным причинам.

– Она не моя девушка, – смущенно сказал порозовевший Ситников, – мы дружим. Я ей не буду говорить… пока.

Лорд Максимилиан хмыкнул.

– А можно… – воодушевился студент, – у меня, понимаете, друг есть, он очень сильный, на потоке лучший. Поляна. Может, вы нас вдвоем возьмете?

Природник заскрипел зубами и возвел глаза к потолку.

– Я сильно рассчитываю, что у вас только один друг, Ситников. Если я завтра обнаружу в зале всю группу – развернусь и уйду. Понятно?

– Понятно, – радостно ответил семикурсник и быстро ушел, пока противный маг не передумал.

Тротт посмотрел, как удаляется его новоявленный ученик, и уже создал Зеркало, чтобы вернуться в лабораторию, как в кармане вдруг загудел телефон.

– Все в порядке, Данилыч? – инляндец снова оперся на подоконник, наблюдая, как тускнеет Зеркало.

– Все в порядке, – сообщил друг легко. – Макс, ты способен отвлечься от своей лаборатории еще на несколько часов и помочь хорошему человеку?

Макс поморщился. Сегодня у него явно день помощи хорошим людям.

– Не хотелось бы, – честно и сухо ответил он.

– Это нужно Стрелковскому, – коротко сообщил Алекс. Тротт поудобнее перехватил трубку, расслабился. Игорь Иванович очень помог им семнадцать лет назад. И отказать сейчас Макс бы не смог.

– Какого рода помощь нужна?

Через пятнадцать минут Тротт уже был в Зеленом крыле. Подписал соглашение в кабинете Тандаджи о неразглашении любой информации, которую он тут услышит. Обменялся довольно сдержанным рукопожатием со Стрелковским. Общение у них сразу как-то не задалось, еще с момента давнего знакомства. Помощница Игоря Ивановича, боевой маг, но далеко не виртуоз и не очень сильная – не бывает в армии и спецслужбах гениев, – глядела на Макса большими синими глазами с любопытством, и нетерпением, и чуть-чуть с восхищением, и он вдруг ощутил совершенно мальчишеское желание показать, как хорош в своем деле. Ощутил и усмехнулся. Эмоции, ненужные и отвлекающие, возвращались лавиной. И началось это, когда он увидел, как плачет и пытается отползти от него девочка Богуславская со своими косичками и веснушками.

Стояла задача снять мощный ментальный блок с запретом, а это было болезненно и долго.

Арестант в камере смотрел на Тротта с беспокойством, поверхностные мысли были полны страха, а вот чуть глубже стоял блок. И он был очень хорош, не превосходен, но хорош.

– Мне нужно усыпить вас, – сказал Макс спокойно, и заключенный, поколебавшись, кивнул. – Ложитесь так, как вам удобно. Засыпайте.

Мужчина уже дышал ровно, глаза его закрылись, как вдруг сзади, от стеклянной стенки камеры, послышался восхищенный вздох. Профессор оглянулся.

– Игорь Иванович, я все-таки попрошу оставить меня одного, – недовольно произнес он. – Дело требует крайней степени концентрации, и если, не дай боги, кто-нибудь чихнет, кашлянет или телефон зазвонит, полу́чите вашего информатора в невменяемом виде в лучшем случае. И попросите, пожалуйста, чтобы снаружи тоже никто не двигался, не ходил мимо дверей и не разговаривал. Это крайне важно.

Стрелковский кивнул, искоса глянул на виновато напрягшуюся напарницу.

– Понаблюдаем из-за стекла. Оно звуконепроницаемое. Пойдемте, капитан. Снаружи можно дышать.

Макс подождал, пока стихнут шаги за дверью, присел на стул у изголовья койки. Вытянул руки вперед, прикрыл глаза, чтобы перейти в ментальный магический спектр. И начал рассматривать блок.

Ставил его явно эстет. Блок напоминал радужный куст чертополоха, выросший колючками вниз на зоне воспоминаний. В центре его ярко-красным клубком нитей светился запрет, напоминающий распустившийся мак. Тронь неосторожно такую «колючку» или «цветок» – и жертве блока станет очень больно. А тронувшего может и снести отдачей.

Кого угодно, только не его, Макса.

И природник, шевеля длинными пальцами, как пианист, стал аккуратно укутывать весь «куст» мягкой оболочкой, чтобы потом уже спокойно удалить опасные для разума колючки и распутать клубок запрета. Обычный блок он снял бы за пару минут, но здесь работа предстояла долгая. Но и интересная.

Стрелковский с Люджиной наблюдали за действиями менталиста в соседнем помещении из-за огромного тонированного стекла. Капитан Дробжек огорченно вздыхала.

– Вот это уровень, Игорь Иванович, – поделилась она своей печалью. – Мне до такого никогда не дорасти, даже если бросить всё и заниматься только ментальной магией. Он так же легко работает с потоками, как матушка с вязанием. Смотрите, это же невероятно!

Игорь видел только изображающего музыканта Тротта, и возбуждение напарницы его забавляло.

– Не переживайте, Дробжек. Пусть каждый занимается своим делом. Вы, кстати, ведь опять не обедали?

– Вечером поем, – буркнула она, опуская глаза.

– Идите сейчас, – приказал он. – В столовой неплохо кормят, а я понаблюдаю. И, к слову, зайдите к Тандаджи. Он выписал вам денежное довольствие на приобретение нескольких комплектов одежды. Заедете после работы в магазин, купите себе еще платьев и прочих женских штучек.

Капитан закаменела.

– Не сердитесь, Люджина, – мягко попросил Игорь Иванович, не давая ей высказаться. – Мне лично все равно, в чем вы будете ходить, но по долгу службы нам придется посещать различных людей и мероприятия самого разного уровня, на которых нужно соответствующе выглядеть. И если вы порвете свой наряд, задерживая очередного преступника, я хотел бы быть уверен, что у вас есть во что переодеться. А раз это нужды Управления, то и заботиться об этом обязано Управление. Машину мне предоставило именно оно. И я ничуть не чувствовал себя обиженным.

– Но… – начала она резко.

– Не оспаривайте приказы, капитан, – перебил ее Стрелковский. – Выполняйте.

– Так точно, – хмуро пробормотала Люджина и ушла.

Тротт встал только через час, повернулся к стеклу, кивнул. Его выпустили из камеры, и он долго мыл руки в уборной, вышел, тщательно оттирая их бумажной салфеткой.

– Снял, – сказал профессор неторопливо и удовлетворенно и, глядя на восторженно улыбающуюся Люджину, улыбнулся в ответ, почти незаметно, но вполне по-человечески. Игорь с недоумением смотрел на него, потом перевел взгляд на помощницу. – Но сразу предупреждаю: будет спать около суток – это нужно, чтобы заросли повреждения от блока. Их немного, но рисковать не стоит.

– Сутки – очень уж долго, – расстроенно озвучила капитан их общую мысль.

– Увы, – инляндец выбросил салфетку в ведро, – иначе никак. Зато будет здоров и в своем уме. Я вам больше не нужен?

– Спасибо за помощь, лорд Тротт, – Игорь протянул ладонь, и мужчины попрощались крепким рукопожатием. А вот пальцы Люджины рыжий профессор пожал мягко и пожелал удачи.

Алина

Вечером того же дня Алина сосредоточенно слушала Дмитро Поляну, который провел с ней первый урок. Что-то она уже выучила с Эдиком, что-то освоила сама. Ее привыкший к систематизации и порядку ум с радостью впитывал общие модели и схемы для выведения формул, а когда начали получаться простейшие упражнения, она чуть не прыгала от восторга. Матвей, чтобы не мешать, ушел на кухню – готовить и болтать с соседями, и принцесса периодически слышала его гулкий бас из-за двери. Жаль, что ее способность манипулировать потоками и прочими формами стихий была крайне слаба.

Дмитро периодически выходил курить, и она шла с ним на балкон, кутаясь во всученную Матвеем огромную тяжелую куртку, свисавшую ниже колен, и слушала живые объяснения Поляны. Куртка хорошо пахла, хотя Алина не могла определить чем. И самое главное, была теплой.

В холл иногда выходили другие семикурсники, сидели, разговаривали, ели, мелькал противный Эдик, который тем не менее навещал очнувшуюся наконец сегодня Янку в больнице. Виталист Василий лениво наигрывал на гитаре какую-то мелодию, и Алину вдруг осенила почти поэтическая ассоциация. Ее дар – будто слабенькие и неуверенные пальчики, которые не могут достаточно сильно зажать струны-стихии, и практически полное отсутствие слуха. Талантливый музыкант может считать мелодию, не видя нот, и наиграть ее, как могут обращаться со стихийными потоками Дмитро, Матвей и бо́льшая часть ее одногруппников, но ей, увы, это недоступно. Все, что она может, – разучивать формулы-аккорды и тренировать пальцы, упрямо повторяя простейшие манипуляции, чтобы струны слушались ее и звучали правильно, без щелчков и сипов. И, возможно, когда-нибудь чисто механические навыки перейдут в опыт, который подменит собой природный талант. Главное – у нее есть что развивать.

– Ну все, – сказал Поляна, когда у девушки уже начали дрожать пальцы, а глаза заслезились от множества неудачных попыток уловить магические спектры. – Молодец. Давай теперь завтра, ладно? А то я уже сам путаюсь. Хорошо, что теорию ты знаешь, а практику освоим.

Они вышли в холл, и Поляна крикнул в сторону кухни:

– Матвей, проводи девушку!

– Да я сама дойду, – смутилась она, но из коридора уже появился Ситников, улыбнулся.

– Закончили? Есть не хочешь?

– Не-а, – Алинка вдруг широко зевнула, но успела прикрыть рот рукой. – Ой.

– Мне все время тебя хочется накормить, – сказал он укоризненно. – Наверное, потому что ты такая маленькая.

Они спустились на второй этаж. Холл был пуст.

– Ну что, спать пойдешь? – спросил семикурсник.

Алина покосилась на дверь, невольно передернула плечами.

– Да я посижу, наверное, еще немножко, – получилось жалобно и неуверенно.

– Та-ак, – протянул внимательный Матвей, погладил ее по плечу, – колись, малявочка, в чем дело?

– Мне кошмары вчера всю ночь снились, – призналась девушка, сняла очки и потерла глаза. Спать на самом деле хотелось неимоверно, занятие ее измотало с непривычки. – Страшно ложиться теперь, боюсь: вдруг, как Янка, не смогу проснуться? Глупо, конечно, девчонки же рядом. А я, видимо, перенервничала, и сейчас все время кажется, что у кровати кто-то стоит, и глаза боюсь открыть. А потом закрыть. Пройдет, наверное.

Матвей неловко переступил с ноги на ногу.

– Слушай… Алин. У нас ведь две кровати свободные в комнате. Хочешь, пойдем к нам спать? Поляна против не будет, и тебе не так страшно.

Алинка покраснела.

– Все подумают, что я как Янка, Матвей.

– Кто подумает – нос разобью, – пообещал он уверенно. – Или… ты думаешь, что я… блин! Даже стыдно говорить это тебе.

– Нет, нет, что ты, – поспешно возразила пятая принцесса. Разговор вгонял ее в краску. – Я знаю, что ты не такой. Просто нехорошо, понимаешь? Я засну, не переживай, может, успокоительного выпью, все равно сморит рано или поздно.

Ситников кивнул.

– Ладно, малявочка. Ты иди давай, зубы чисть, умывайся. А я тут посижу, пока ты не заснешь. Если что – позовешь. Угу?

– А тебе завтра не к первой паре? – с сомнением спросила Алина. Предложение было хорошим, но она очень стеснялась. – Завтра же не встанешь.

– Что ты, – убежденно сказал Матвей, – мне завтра как раз можно отоспаться.

Заснула Алина на удивление быстро, и никакие гадости ей не снились. Видимо, большой Ситников за дверью отпугивал даже ночные кошмары.