Слабость Берсерка

Глава 1. Проданная семьей

— Мама! Не делай этого, прошу, мама! — я надрывно кричала, вцепившись в мамину руку, хотя меня уже почти оттащили.

— Да отпусти ты меня! Ора, пути назад тебе в любом случае нет. Как и выбора у нас. Прими свою долю с достоинством и смирением, хоть раз! — моя мама была ниже меня на голову, куда менее крепкая, и сама не могла избавиться от моей хватки.

А я не верила, просто не верила, что это на самом деле происходит со мной. Как мудрые воды могли допустить такую несправедливость? Я слышала, конечно, что некоторые особо бедные семьи на архипелаге добровольно уходили в рабство, но ни разу не слышала, чтобы продавали своих детей.

Впрочем, вполне возможно, что настолько постыдные детали скрывались от остальных. На самом архипелаге рабов не продавали и не держали, и сама идея казалась мне безумной.

— Я слышала, что на Севере женщины крупнее, возможно, на тебя, наконец, обратит внимание мужчина, Ора! — недовольно продолжила мама. — Отпусти я сказала!

Но я не отпускала, держась до последнего, чувствуя, как сердце безумно колотится и заглушает все остальные звуки. Ладонь вспотела, скользила, но я не отпускала, держалась так крепко, что у мамы, наверное, останутся синяки.

— Да отпусти ты! — зло сказала мама, которую я уже почти не видела за пеленой слёз. — Мы так решили, всё равно у тебя здесь будущего нет!

Значит, можно просто продать меня?

— Что за задержки! — голос работорговца я почти не слышала за собственными мольбами к маме. — Мы вам всё уже оплатили, отпустите девушку.

— Она сама держит меня! — мама недовольно трясла рукой. — Помогите!

— Не рыдай, девка, скоро всё стерпится, уляжется, — мужчина в пушистой шапке подошёл к нам и по одному пальцу начал убирать мою руку. — Сильная какая!

Один скользкий от пота палец, потом второй — пока я изо всех сил держалась за маму.

— Да не рыдай, сказал. Мы ещё не самые худшие, рабов не бьём. А вот попала бы к Ишару — и житья за такое поведение бы не было.

Третий палец… четвёртый.

Работорговцу не пришлось помогать с моим мизинцем — мама, наконец, смогла сама освободить руку из моего захвата, и видимое облегчение на её лице навсегда отпечаталось в моей памяти.

— Мама… — прохрипела я. Никогда в жизни я так не рыдала, никогда. Как будто меня резало изнутри.

Но она даже не посмотрела на меня в последний раз, тут же разворачиваясь в сторону дороги до дома. Дома, в который я никогда уже не вернусь, а ведь только с утра мне казалось что у меня вся жизнь впереди.

— Вы осторожнее с ней, она драчлива и упряма, и вон какого размера, — донёсся до меня её голос.

— Ничего, такие становятся лучшими рабынями.

Дверь захлопнулась с шумом, оставив только маленькое окошко, через которое проникал вечерний свет. Я сидела именно около окошка — возможно, из-за того, что была крупнее всех остальных рабынь, и они боялись меня. А мужчины, которых оказалось только двое, и вовсе стыдливо сидели в углу.

Я не переставала плакать следующие два часа, потирая кандалы на руках и ногах, наблюдая за пейзажем за окном. А ведь я когда-то мечтала путешествовать, мечтала найти достойного, сильного мужчину вне архипелага — того, кого не смутит мой размер, семь сестёр и брат, все живущие в одной комнате.

За крошечным окошком виднелся серо-синий, выцветший от ветров берег — камни, гладкие, как кости, отшлифованные веками приливов. Они казались мёртвыми, как и всё вокруг. Над водой вились клочья тумана, точно порванные паруса, оставленные на волю штормов. Где-то далеко, почти на границе горизонта, виднелась тень острова — один из тех, где никогда не строят дома, потому что почва там мёртвая, в отличие от деревни, где выросла я. Громко и отчаянно кричали кружащие чайки, а багровый свет заката отражался в лужах между валунами.

— Как ты так, дочка, — с жалостью в голосе произнесла старенькая, совсем седая женщина, сидящая слева от меня. — Сколько лет тебе?

— Восемнадцать… Ещё год — и они не смогли бы… — я всхлипнула, не веря, что не дождалась своей церемонии вступления в возраст.

Я ведь ждала, надеялась, что в тот день кто-то придёт и попросит моей руки — может быть, тот, кто украдкой наблюдал за мной, любовался издалека.

Какая глупость!

Я почти на голову возвышалась над всеми женщинами архипелага и на полголовы — над мужчинами, в деревне, где ценятся хрупкие и нежные девушки. И сколько бы мама ни заматывала мои ноги, пытаясь сделать их меньше, сколько бы ни стягивала грудь и рёбра, сколько бы ни ограничивала в еде — я всё равно росла быстрее и становилась сильнее, чем мои семеро сестёр и единственный брат, вокруг которого всегда вертелось всё внимание.

— Восемь девок, — грязно и пьяно ругался отец. — Восемь девок! Где мы им мужей найдём?! У нас и так в деревне мужчин не хватает!

Конечно, не хватает… иначе почему моя мать — такая работящая и хозяйственная — всё ещё остаётся с отцом, который начинает пить с восходом солнца, чтобы опохмелиться? Даже соседки отзываются о нём с отвращением, но мама каждый раз только вздыхает: «Лучше такой, чем никакой».

А я мечтала о другом.

Теперь любые мечты можно было выбросить. Чёрная, грубая повозка работорговцев везла меня в незнакомые земли, и думать о каком-либо счастливом будущем не приходилось.

— Вы знаете, куда нас везут?

— Либо в Ментис, либо в Илизитскую империю, — услужливо ответила старушка, тоже бросив взгляд на потемневшее небо за единственным окном. Она явно разбиралась в местности куда лучше остальных. — Но сперва нас доставят лодками в Айзенвейл, а уже потом — по земле.

Айзенвейл…

Я слышала об этом месте — слышала о жестоком рабстве, о бесконечных клановых войнах. Нас, жителей архипелага, давно уже приучили держаться подальше от тех земель.

Глава 2. Путешествие в Айзенвейл

Условия на лодке были почти невыносимыми, и потому, оказавшись на твердой поверхности, многие были готовы целовать землю. Нас держали в трюме, в самом низу, не снимая кандалов, и моя голова почти постоянно находилась у чьих-то вонючих ног.

Но запах — последняя из проблем, которая должна была меня волновать.

Мы пересекали глубокие воды, которые старушка Бринья называла Неспокойным Проливом, когда половине рабов, находившихся в трюме, стало плохо. Возможно, наверху ситуация была не лучше, но между нами было огромное различие.

Они, там, наверху, могли освобождать свой обед за борт. А мы, здесь, в трюме, не могли.

В итоге я с крепким мужичком по имени Урек разделила рабов на два лагеря, перегородив пространство тяжеленными ящиками, которые здесь хранились. Слева, ближе к лестнице, откуда нам спускали еду, находились «больные», а справа — «здоровые», не желающие, чтобы на них вырвало тех, кому уже плохо.

—А рыдала-то как в повозке! — жаловалась на нашу «тиранию» женщина лет тридцати между приступами тошноты. — Прямо вся несчастная сидела, даром что здоровенная! Показала своё нутро — вот почему тебя и продали!

Я только сцепила зубы, сдерживая ругательства и переживая боль от её слов. Я бы, может, и огрызнулась, но боялась, что снова могу начать плакать.

Пугало будущее, но хуже — осознание того, что я больше никогда не увижу сестёр и братьев, свою единственную подругу в деревне. Никогда не обниму мать, любовь к которой упрямо жила во мне, несмотря ни на что. Никогда не увидит меня счастливой и любимой другим единственный мужчина, которому я призналась в чувствах — Рензо, сын нашего старосты.

Что мне слова какой-то женщины, к тому же измазанной собственной рвотой, когда мои собственные родители продали меня в рабство?

— Не слушай её, — пыталась утешить меня старушка Бринья, но эти слова лишь вызвали болезненный всхлип.

Я никогда не умела принимать сочувствие — от него становилось только хуже.

***

Граница с Айзенвейлом выглядела грозно: массивная горная гряда разделяла мёртвую степь, где по утрам лежал иней, и земли северных кланов, о которых сейчас говорили слишком разное.

Одни утверждали, что там всё ещё хуже, чем на архипелаге: рабство, убийства, воровство, произвол ярлов.

Но были и другие — те, кто верил что новый король изменил порядок, что почти все кланы подчинились его власти, что дороги стали безопаснее, а раб может выкупить себя. Захват новых пленников — под запретом, как и их провоз из других земель...

А значит, наш караван, доверху набитый рабами, считался здесь вне закона.

Если бы я была уверена, что всё это правда, возможно, решилась бы на побег и попыталась пересечь гряду. Но истории, которые я слышала об Айзенвейле с детства, а также сомнения в правдивости информации о новом короле Севера, живущие в половине рабов, останавливали меня от этого безумия.

— Опять ты у окна сидишь! Кто тебе позволил, корова?! — возмущалась всё та же женщина, с которой у нас ссора тянулась ещё с лодки.

— Хочешь, чтобы запах твоей рвоты влетал вместе со свежим воздухом? — я не выдержала. — Тогда всем станет нечем дышать.

— Замолчите, замолчите! — истерично закричала одна из рабынь, сидящая напротив, у того же окна. Бринья, что была рядом со мной, поморщилась — вопли новенькой были такими пронзительными, что звенело в ушах. — Я не уйду от окна! Вы знаете, кто я?!

Да нам-то какая разница?

Эту девицу подобрали в первый день по прибытии на материк, ещё до того, как мы приблизились к гряде. Её и других рабов окольными путями вывезли из Айзенвейла, но, разумеется, остальные терялись на фоне её громких воплей.

Она была красива — по-настоящему. Я никогда не видела настолько нежной кожи, шёлковых волос, ухоженных рук. Новая рабыня обладала утончённой, хрупкой красотой по которой наверняка сходил бы с ума Рензо.

— Меня зовут… Леди. Лилеана. Муради! Я — аристократка Ксин'теры! — кричала она, отчаянно пытаясь привлечь внимание работорговца. — Вы обязаны выделить мне отдельную повозку! Снимите с меня кандалы! За меня выплатят огромный выкуп, а если меня найдут в таком состоянии — вас разорвут на части!

Работорговцы не обращали на её крики ни малейшего внимания — а мы, измождённые, не имевшие возможности помыться уже целую неделю, сходили с ума. Спать при таком гаме было невозможно.

— Замолчи уже! — попытался утихомирить аристократку Урек, стукнув кулаком по стенке. — Один день с тобой — а я уже хочу тебя убить.

— Варвары! — не унималась красавица. — Я знакома с Его Величеством! Я — подруга Гарвина Дрейгорна! Мой жених — барон д’Арлейн!

— А я тогда — сам король Эделгард, — усмехнулся Урек, вызвав смех у остальных рабов и полный ненависти взгляд прекрасных глаз.

На самом деле я верила, что она действительно аристократка. У неё был сильный южный акцент, и слишком многое в ней отличалось от нас — осанка, тонкие кости, белая кожа без малейшего следа загара. Но о манерах Лилеаны Муради говорить не приходилось.

— Что взять с необразованных крестьян? — бросила она всё с тем же акцентом. — Знаете, сколько раз я уже попадала в руки работорговцев? Три раза. Просто никто не мог связаться с Гарвином Дрейгорном и бароном д’Арлейн, чтобы вытащить меня!

— И что, никто даже не попытался тебя… — с удивлением начала Бринья, но тут же поймала укоризненные взгляды от каждого в повозке.

Сколько бы мы ни ссорились между собой — все мы боялись насилия. И, будучи рабами, воспринимали его как нечто неизбежное, хотя, по правде говоря, нас пока действительно не трогали.

— Варвары! - возмутилась Лилеана Муради. — Я невинная аристократка, мы не делим ложе до...

Внезапный лязг железа снаружи заставил всех замереть и замолчать. Секундой позже повозка резко дёрнулась вперёд, колёса заскрипели по промёрзлой грязной дороге с таким воем, что кровь стыла в жилах. Кто-то вскрикнул, кто-то вцепился в стены, а я едва удержалась на месте, вцепившись в решётку крохотного окна.

Глава 3. Берсерк

Огромный мужчина, твёрдый, словно камень, состоящий, казалось, из одних мускулов.

Он даже порыкивал, принюхиваясь ко мне. Похоже, он совсем не в себе — он хочет меня растерзать!

Правду говорили про жителей Айзенвейла!

Встряхнув головой, я избавилась от гипнотического воздействия жёлтых глаз и попыталась дёрнуться, но, к моему ужасу, мужчина не освободил меня — напротив, он встал, окончательно оттащил меня от повозки и потянул на себя, всё ещё скованную кандалами на руках и ногах, так, что я почти упала.

— Что за... — хрипло, по-звериному произнёс он, и от его голоса я замерла.

Глубокий, с придыханием, такой же звериный, как и внешний вид мужчины. Мужчина поднял меня легко, будто я ничего не весила, обеими руками, удерживая над землёй — не на вытянутых руках, а совсем близко к себе, так что я ощущала жар, исходящий от него, и запах.

Свежий, будто морозное утро, напоминающий запах свежевыделанной кожи и металла. Незнакомец пах... опасным, сильным мужчиной. Не зверем.

Но вёл он себя как зверь.

В следующую секунду я поняла, что этот зверь вовсе не собирался меня убивать — о нет, его намерения оказались совсем иными.

Шершавый, раскалённый язык коснулся моей шеи и лизнул — лизнул, глубокие воды! — пробуя на вкус, затем стал лизать всё больше и больше, порыкивая, теперь уже прижимая меня всем телом к себе. В голове мелькнула идиотская мысль о том, что я не мылась уже неделю и ужасно воняю.

Неужели он попытается?..

Страх пронзил меня неожиданной волной, на секунду затуманив сознание, оставив тело в жаркой беспомощности, но уже через миг я проморгалаcь и попыталась оттолкнуть гиганта скованными руками.

Безуспешно — он даже не почувствовал этого, продолжая пробовать мою шею языком и раскалёнными губами, всё так же рыча и шепча мне что-то, чего я не могла разобрать.

— Нет! — крикнула я, пиная его в колено, точнее, пытаясь пнуть, но мужчина вновь даже не заметил моих попыток сопротивления.

Вместо этого он перенёс одну руку на мою попу, сжимая её, прижимая меня к себе. Я замерла, в шоке, никогда не испытывая подобных прикосновений, утопая в безумном жаре, в рычании и невнятном шёпоте, в запахе кожи. Огромная лапища не только сжала мою попу, но тут же попыталась проникнуть между моих ног сзади, под ягодицами, так что я вся сжалась.

— Нет! — вновь с паникой крикнула я, понимая, что он действительно хочет именно моего тела.

Он прижимал меня так крепко, что я ощущала огромный бугор в районе его паха, упирающийся мне в лобок, и казалось, с каждым движением, с каждой моей попыткой сопротивления, гигант только сходил с ума ещё больше.

А после он уложил меня на землю, прямо там, где мы стояли — рядом с упавшей повозкой, рядом с работорговцами, которые наверняка крутились где-то неподалёку.

Может, они спасут меня?

— Что это... — сильный, глубокий, давящий голос со стоном обрушился на меня где-то в районе груди, потому что гигант наклонился, пытаясь рассмотреть мои ноги.

Он уже задрал юбку, но был настолько горячим, что я даже не чувствовала морозного воздуха, проникающего к обнажённым ногам.

— Плохо, — прохрипел он, тронув кандалы, когда понял, что не может раздвинуть мои ноги. — Подожди, девочка моя, вкусная...

Я наконец различила хоть часть бредового шёпота — но лучше бы не различала, потому что от его слов в груди у меня что-то сжалось: никто никогда так ко мне не обращался.

Огромные руки опустились на мои колени, прошлись от колен до лодыжек. Он легко мог обхватить мою ногу своей ладонью, и от того, какими раскалёнными оказались эти шершавые ладони, мне захотелось вскрикнуть.

— Чт... что? — в ужасе спросила я, когда увидела, что произошло потом.

Бряканье тяжёлых цепей, когда он перешёл на них, а потом сильные руки сжали цепь и... потянули её в разные стороны.

Сначала ничего не произошло, но после гигант решил напрячься — и от вида его мышц и трещащей одежды я судорожно, громко вздохнула.

Цепь разорвалась с хлопком, одно из звеньев брякнуло и отлетело куда-то вбок, пока я в ужасе смотрела на два конца.

Он разорвал металлическую цепь голыми руками.

Осознание этого просто не укладывалось в моей голове, в то время как гигант не медлил — довольно рыкнув, он положил ладони на мои лодыжки поверх металлических обручей и раздвинул их резко, неожиданно, так что я вскрикнула и вновь упёрлась ладонями в мужчину — он собирался навалиться на меня.

— Нет, нет! — крикнула я, не веря, что это происходит со мной.

— Тише, маленькая, я не обижу тебя — шептал гигант горячо, нежно, прямо мне в ухо, иногда целуя его, обхватывая мочку языком и начиная сосать.

Но несмотря на нежный тон, он хотел моего послушания, потому что стоило мне начать дёргаться, как мужчина резко укусил меня за шею, желая подчинить. В голове стоял гул, кровь била в ушах.

— Не дёргайся, всё будет хорошо, обещаю, маленькая моя...

Маленькая?

Как мне не дёргаться? Он считает, что я добровольно позволю взять себя здесь, при всех, на грязной земле?

Неужели это всё, чего я заслуживаю? У меня даже не было поцелуя, ни одного цветка, ни единого комплимента в жизни, и сейчас мой первый раз случится здесь — на промёрзлой земле, с гигантом, имени которого я не знаю, к которому испытываю только страх.

По всей видимости, приняв момент моей слабости за сдачу, огромный мужчина довольно мурлыкнул мне в шею, вновь начав лизать её, как сумасшедшее животное. Его рука в этот момент опустилась в разрез моего платья, разводя его, а когти — когти?! — недовольно поскребли по нижней рубашке, не сумев добраться до голой кожи. Пальцы, сквозь тонкую ткань, обхватили сосок, тёрли его.

— Не выпущу тебя... из постели... месяц — шептал он мне в бреду. — И ни клочка одежды всё это время.

Внезапно в моей голове словно что-то щёлкнуло. Одна его рука на моей груди, вторая — на моей ноге, ласкала пальцами под коленкой, сжимала, не сдерживаясь, так что меня почти трясло. Та же рука затем поползла вверх по внутренней стороне бедра, там, где кожа была настолько чувствительной...

Глава 4. Спасение

Нас спасли? Наверное, это можно назвать так.

Но для меня в тот день всё перевернулось с ног на голову, потому что я выяснила, на кого напала. И с тех пор ожидание будущего стало ещё более нервным.

Гигант пребывал в беспамятстве, но люди вокруг говорили, что это нормально и даже пойдёт ему на пользу. Как это возможно — я не понимала, однако надеялась, что смогу, когда он проснётся, объяснить ему ситуацию.

Я не хотела нападать на него, но я должна была защищаться! И он был не в себе!

Лагерь разбили прямо у огромной горной гряды и решили дождаться момента, когда огромный мужчина придёт в себя. А мне наконец объяснили, что случилось с нашим караваном полным рабов.

Отряд из Айзенвейла под предводительством херсира Иво из клана Блэкторн заметил нас ещё день назад, но дождался момента, когда работорговцы разделятся на две группы — сопровождающую и патрульную. Не потому, что они не справились бы с ними, а чтобы напасть быстро, с минимальным риском задеть самих рабов.

Наша телега упала, когда две лошади столкнулись совсем рядом с ней — лошадь херсира Иво и главного работорговца.

Двое мужчин, что нашли меня и гиганта в том состоянии, в каком… нашли, оказались воинами херсира Иво — людьми по имени Касон и Гримир. Касон сразу отнёсся ко мне сдержанно, но без враждебности, тогда как Гримир уверовал, что я пыталась убить их командира.

— Сиди в повозке и не двигайся, я тебя прикую! Мы не знаем, кто из вас преступник и где вас захватили.

— Мне восемнадцать лет, меня продали родители! Какое преступление?! — от злости я готова была зарычать.

Они же были там! Этот Гримир видел, как гигант пытался меня...

— Какая удобная и жалобная история! Может, Касон в неё и поверит, а я на такое не куплюсь. Ты чуть не убила самого храброго и сильного из нас! И многие работорговцы сбежали, когда мы найдем их, тогда и узнаем из какой дыры вас вытащили!

К счастью, Гримир не был единственным воином Иво и не решал за всех. Меня не стали приковывать — велели оставаться под присмотром, у открытой телеги, под которой или на которой я могла спать, воспользовавшись шкурами наверху.

Примерно в таком же положении оказались и остальные рабы, кроме старушки Бриньи и… леди Лилеаны Муради.

В том, что последняя — аристократка, люди херсира Иво почему-то не сомневались. И относились к ней соответственно, пообещав отправить послания барону д’Арлейну, её жениху, и её другу — Гарвину Дрейгорну. Тот, как выяснилось, был братом герцога, и это имя оказалось знакомо Касону, заставляя остальных ещё больше доверять Лилеане.

Для неё установили шатёр! Такой же, как и для их предводителя, херсира Иво, того самого гиганта, который попытался взять меня против воли. Девушке даже нагрели воду в металлических вёдрах, хотя не она была той, кто не мылся уже неделю.

— Не могу поверить, что эта чудачка получила шатёр и тёплую воду! — возмущалась рядом несчастная женщина, которой было плохо на корабле. Ей всё ещё не дали возможности полноценно помыться.

И, как и мне, ей велели оставаться у телеги.

— Как вас зовут? — примирительно спросила я, считая, что если кому и полагалась тёплая вода, то уж точно этой бедолаге.

— Ирма! — гордо заявила она. — Из деревни Мелководье.

— А я — Ора. Умели бы мы из себя аристократок изображать — может, и нам шатры поставили бы. А так... вместо этого как преступниц...

— Да не преступниц, не горячитесь! — к нам подошёл Касон, которого многие называли хольдом, хотя я и не знала, что это значит. — Придёт в себя херсир — разберётся, что к чему. Я, собственно, зачем пришёл: мне сказали, что ты не боишься крови и грязи.

Ирма рядом со мной так усердно закивала, что чуть не упала, при этом показывая на меня пальцем.

— Не боится, девка! Смотрите, какая здоровая! Я всё вокруг обплевала, на неё попало, плохо мне было — так она нас на лодке всех разогнала, ещё и побить грозилась!

— Ничего я не грозилась! — возмутилась я. — Но, может, и начну.

— Да где она здоровая-то, ручки — веточки. Видели бы вы нашу королеву Даниэлу — почти с меня ростом! Вот где стать! Хотя тоже худая.

Касон казался мне очень высоким мужчиной, как, впрочем, и все на Севере. По сравнению с ними жители архипелага выглядели крошечными, хрупкими, недокормленными, особенно женщины.

Хотя северных женщин я ещё не видела, но если Касон говорил правду, королева Даниэла и впрямь была великаншей.

— Так вы теперь на самом деле объединённое королевство? — спросила я, шагая за Касоном. — Я слышала, что жители Айзенвейла — настоящие варвары...

— Мы и есть варвары, Ора. Но сейчас всё меняется — я и сам не узнаю наши края. К лучшему это: объединились, как и завещали предки. Впереди нас ждёт мирное, сытое время — пора семьи заводить и детей растить.

Мимо нас в это время проходила Лилеана, маленькими, неспешными шажками, а за ней следом шагал Гримир, неся для девушки целых три шкуры. Завидев меня, он обжёг меня недовольным взглядом.

— Спасибо вам, Гримир. Я такая хрупкая и маленькая, что сама бы не справилась, — нежно прошептала она, пытаясь отвлечь освоего помощника от нас.

— Конечно, леди Муради, мне только в радость. Посмотрите на свою нежную кожу, вы явно не держали ничего тяжелее цветов.

— Херсир Иво в себя придёт — Гримиру не поздоровится, — с довольным оскалом сказал Касон.

— А что означает херсир?

— Главный военачальник. Херсир служит только королю Райлену Объединяющему, но его приказы стоят выше всех остальных в войске.

Главный военачальник короля?

В голове невольно проносились вопросы о том, что теперь со мной будет, когда я напала на такого человека.

Но ведь у меня не было другого выбора!

— Не переживай ты так, херсир Иво не будет злиться. Остальные просто не знают его так хорошо, как я.

— Он пытался взять меня силой... — тихо прошептала я.

— Не знаю, что на него нашло. За подобное он и сам любому другому голову бы оторвал, поэтому молодец, что сопротивлялась! У херсира... случалось такое что он даже говорить не мог, вел себя как животное, когда мы впервые пересекли Стену к клану Ульвхейм... Но с тех пор, как камни клана были активированы, он ни разу не терял так голову. Возможно, нам вновь нужна кровь короля...

Глава 5. Сиделка

Поджав губы, я неловко шагнула в шатёр, чувствуя, как следом за мной двинулся и Касон. Внутри находилось несколько человек, воздух был тяжёлым — пахло потом, кровью и чем-то ещё, похожим на старое железо и мокрую шерсть. Гигант лежал на грубой походной постели, на куче шкур. Его лицо было бледным, губы пересохли, к ним прилипли длинные тёмные волосы. Грудь, могучая и широкая, медленно, но ровно поднималась и опускалась.

Бок мужчины был закутан в грязные тряпки, уже пропитавшиеся кровью. Их приложили кое-как — больной явно сопротивлялся.

— Что я могу сделать? Нужен хотя бы настой с травой и свежие тряпки! — произнесла я, расширенными глазами глядя на гиганта.

Чуть меньше суток назад он был полон жизни и силы. Находился прямо на мне, прижимался пахом, потирался, вылизывал меня, бесконечно шепча пошлые безумства.

А сейчас он лежал на спине — больной, бледный.

— Смотри, — предложил мне Касон, направляясь к мужчине.

Я даже не поняла, что произошло потом. Стоило ему прикоснуться к раненому, как огромная рука резко, в одну секунду, схватила Касона за запястье.

— Помогите, тупицы! Отродье Строггнира!

Пальцы мужчины пытались разжать трое воинов. Трое! И то с трудом — ругались, сбивались. А когда им это всё же удалось, я с ужасом уставилась на запястье Касона.

Херсир Иво не сломал Касону руку только потому, что тот носил железные обручи — но они были смяты, и, убрав их, на коже обнаружились страшные, глубокие синяки.

— И вы хотите, чтобы я промыла его кровь?!

— Не только, ещё и зашила... — ответил Касон, ощупывая пострадавшую руку. — Мы уже отправили посыльного к ярлу... королю Райлену, с камнями, но пока он доедет и вернётся — может быть слишком поздно!

— Осторожнее. Просто потяни руку и посмотри на его реакцию. Не касайся пока, — сказал мужчина южной наружности. В руке у него был глиняный кувшин с настойкой и я решила, что это, видимо, лекарь отряда.

— Выбора нет, Ора. Да и подумай о себе — именно ты нанесла ему ранение. Как будешь объяснять это в клане если он умрет?

А Касон, оказывается, тот ещё шантажист!

Моя рука потянулась к гиганту, и я сделала неуверенный шаг вперёд.

А потом — едва не отшатнулась от неожиданности.

Херсир Иво открыл один яркий, жёлтый глаз.

Но больше ничего не произошло.

— Давай, Ора… он впервые открыл глаза, — подбодрил меня Касон.

Я кивнула и, затаив дыхание, продолжила осторожно приближаться. Жёлтый глаз по-прежнему неотрывно следил за каждым моим движением, а ноздри двигались, словно мужчина вдыхал мой запах.

Первое прикосновение напоминало удар молнии. От страха, напряжения и смутного ожидания я почти не слышала голосов вокруг. Но стоило коснуться кончиками пальцев горячей, гладкой кожи — как прежние мысли отступили, сменяясь новым, незнакомым волнением.

В местах, которых я касалась, тело гиганта каменело, мышцы замирали и чуть двигались под моими ладонями. Но он не нападал. Жёлтый глаз продолжал наблюдать, и в этом взгляде не чувствовалось агрессии.
Скорее — мольба.

— Вот, — лекарь протянул мне кувшин с водой. — Нужно снять старые тряпки и промыть рану.

***

Когда я закончила, руки тряслись. И вовсе не от вида страшной раны, которую я сама ему нанесла, и не от того, что мне пришлось зашивать живую плоть.

А от его взгляда — плотного, напряжённого, цепкого. Он не отрывался от меня всё это время. Иво молчал, не издавая ни звука, даже не морщась, хотя я знала, догадывалась, как сильно ему больно.

Он зло зарычал только тогда, когда я попыталась уйти, и тут же рванулся вперёд.

— Нет, лежите! — рявкнул Касон, и в голосе его прозвучал страх. — Ора, не двигайся! Оставайся здесь. Это первый успех за много часов!

Так я и осталась одна с гигантом — тем, кто всего несколько часов назад пытался меня принудить, а теперь отказывался принимать помощь от кого-либо, кроме меня.

Сначала я просто сидела в углу, на шкуре, наслаждаясь первыми минутами покоя после безумия последней недели. А потом — о чудо! — мне принесли еду и немного воды.

— Оботри щиколотки. Там остались следы от цепи, — сказал лекарь по имени Артур.

Надо же, я и забыла про эти раны — те самые, что остались тогда, когда я пыталась сбежать от гиганта.

Спокойствием шатра, теплом шкуры и тихими переговорами за его стенами я наслаждалась недолго — в какой-то момент херсир Иво застонал и заметался на постели. Я тут же вскочила к нему, только потом осознав, что…

Я не боялась его в этот момент. Наоборот, он был в полной моей власти.

Гигант горел. Огромное тело с литыми мускулами блестело в колеблющемся свете костра, проникавшем через раскрытый вход в шатёр.

А я… поняла, что не могу отвести взгляда от капелек пота на его открытой коже. Шкура соскользнула вбок, и грудь херсира оказалась полностью обнажена. Одна из капель зависла у самого основания тёмного, плотного соска.

Иво вновь застонал, окончательно откидывая шкуру в сторону — его словно жгло изнутри. Вздохнув, я потянулась к ведру с холодной водой и тряпками. Повязки вокруг раны тревожно натянулись, и я испугалась, что всё лечение может пойти насмарку. Артур, тот лекарь, предупреждал, что такое возможно, хоть и уверял, что херсир быстро пойдёт на поправку.

Как же коварен оказался Касон! Всего несколько часов назад я до дрожи боялась этого великана — а теперь чувствовала ответственность за его жизнь. И если он не оправится и не сможет заступиться за меня, что тогда?

В конце концов это главный военачальник и ближайший друг самого короля. Что, если меня казнят за нападение на херсира?

— Выздоравливай, гигант… Вон ты какого размера. Чем только кормили в детстве, — пробурчала я недовольно, начиная с груди и шеи.

Шея оказалась такой же мощной, как и всё остальное. И стоило мне коснуться его раскалённой кожи, как кадык резко дёрнулся под моей рукой.

Глава 6. Дорога к клану Ульвхейм

Херсир пришёл в себя, раздал указания — и весь лагерь тут же пришёл в движение, несмотря на позднюю ночь. Вокруг сновали его воины, повозки нагружались мехами, бочками с водой, вином и тяжёлым оружием, мохнатые лошади получали свою порцию ухода.

А спасённые рабы, включая меня… просто жались к одной из готовых телег, не зная, куда приткнуться, пока нам всем не велели лечь спать, пообещав, что поднимут нас ещё до рассвета.

— Завтра отправимся в клан Ульвхейм, — задумчиво пробормотал Урек. — И там со временем решится наша судьба. Воины херсира хотят попасть домой как можно раньше, чтобы потом начать преследовать работорговцев. Очень много ускользнули после ранения херсира Иво.

— Как вы попали к работорговцам? Вас захватили?

— Сам ушёл, — мужчина недовольно потряс головой. — Денег в семье не было, рыбы в нашем заливе не осталось, а у меня трое детей.

Урек отвернулся на своей шкуре, ясно давая понять, что больше говорить не желает, и я последовала его примеру.

— Спим под открытым небом, а эта Лилеана, наверное, на перине, в шатре, — недовольно бормотала засыпающая Ирма.

Наверное. И что с того? Мы от этого под открытым небом спать не перестанем.

***

Нас разбудили ещё до рассвета — криками, топотом и перебранкой. Пламя костров давно потухло, лишь в одном углу лагеря догорала головня, отбрасывая багровый отблеск на меха и спящие фигуры. Тяжёлые шаги, лязг застёжек, фырканье лошадей — лагерь оживал, готовясь к пути.

Повозки собирали быстро. Мужчины стягивали кожаные ремни, проверяли упряжь. Лошади, укрытые шерстяными попонами, нервно перебирали копытами и раздували ноздри — им предстоял нелёгкий подъём. Скрип осей и натужное дыхание животных смешивались с короткими, деловыми приказами.

Утренний воздух был таким холодным, что казался ломким: при вдохе он обжигал горло, а на губах тут же выступала тонкая корочка инея.

Холод пробирал до костей, и первые минуты мы двигались, словно во сне, шаркая ногами по жёсткой земле, поднимая лёгкий иней.

— Как же холодно! Шкуры скользят — без них мёрзнешь, а с ними невозможно, такие тяжёлые! — громко жаловалась Ирма.

Ничего, скоро солнце окончательно поднимется, и тогда можно будет скинуть эти тяжёлые шкуры.

— Сидит, как принцесса. Ей даже вина принесли! — продолжала ворчать женщина.

— Да замолчи уже! Начни вести себя как принцесса — и тоже поедешь на телеге, — огрызнулся Урек.

Комфорт леди Лилеаны Муради не давал покоя многим рабам, вызывая зависть и раздражение от того, насколько разным было к нам отношение — и к ней.

— Как трясёт! Пожалуйста, я чуть не упала! Я никогда не передвигалась в таких условиях и от волнения почти не спала! — нежным голоском жаловалась леди Муради.

— Ты же сильная, здоровая, Ора, ну врежь ей, — с варварским блеском в глазах предложила мне Ирма.

Я отшатнулась от женщины, не желая находиться рядом с её зловонной одеждой.

Слава мудрым водам, завтра нам обещали дать возможность полноценно помыться.

— Угу, а потом меня в темницу упекут, — усмехнулась я. — Губите свою жизнь сами, у меня и так проблем хватает.

А телега, на которой ехала миледи Муради, действительно начала двигаться чуть осторожнее.

Вершины впереди терялись в дымке; узкая тропа петляла вверх — сначала среди голых, серых склонов, затем меж валунов, исписанных трещинами и лишайником.

Редкие сосны торчали на выступах — согнутые ветрами, с чёрными, как сажа, иглами. Ветер здесь был молчалив, почти отсутствовал, и деревья не шевелились. Пахло сырым камнем, травой и одуряющей свежестью.

Остановку объявили после полудня, когда солнце уже поднялось высоко, но ещё почти не пригревало. Повозки остановились на небольшом плато, укрытом от ветра с трёх сторон. Вокруг возвышались скалы, словно стены древней крепости. Здесь, у кромки высокого леса, нам дали короткий привал.

Воины развязывали мешки с едой — тянули вяленое мясо, сушёные ягоды, клали в ладони крошки чёрного хлеба. Нам тоже досталось — не только хлеба и мяса, но и горячего отвара, пар от которого поднимался над кружками в холодном воздухе.

Именно здесь, во время привала, я вновь увидела своего гиганта — он сидел на поваленном дереве и тихо обсуждал что-то с Гримиром.

Своего?

С самого утра херсир сам, медленно и осторожно, перебрался в одну из повозок и там уснул — рядом с Артуром. На меня он по-прежнему не смотрел и никак не выделял, и с каждым часом я всё больше волновалась о том, что будет дальше.

На что я надеялась? Что он извинится за то, что в безумии попытался взять меня силой?

В груди жгла непонятная обида — за то, как он отнёсся ко мне, когда пришёл в себя. Будто я — ничтожная служанка, не заслуживающая даже взгляда.

«Маленькая моя, сладкая»…

Насколько же я жалкая, если с тоскливой, почти сладкой болью вспоминаю его безумный шёпот в тот миг. Наверное, вне безумия я не вызываю у него ни малейшего интереса. Он даже не взглянет на такую, как я.

— Я так благодарна вам! Уверена, мой жених щедро вознаградит вас. Он очень меня любит! Он постоянно говорит, что меня нужно спасать, что я слишком хрупкая и наивная. И вот, смотрите, где я оказалась, — леди Лилеана Муради подошла к херсиру слишком близко, протянув тонкие руки к их костру.

Ответа Иво я не услышала, но лицо Лилеаны озарилось смущением и довольством, словно он сделал ей комплимент.

— Вы правы, с таким сопровождением я точно не пропаду. Я аристократка, мне совсем непривычно быть в подобных условиях — я всегда жила во дворцах со слугами. Ах, я всё о себе! А как вы себя чувствуете? Я слышала про ваше ранение…

И вновь он что-то тихо ответил — к явному удовольствию Лилеаны, которая теперь светилась, как утреннее солнышко.

Отвернулась, не желая больше это видеть, и мечтая не слышать её звонкий, приторно радостный голос.

Глава 7. Пробуждение

Я проснулась от ощущения тяжёлой руки на боку и дёрнулась в темноте, тяжело дыша, не сразу понимая, где нахожусь.

Прямо за моей спиной лежал человек — мужчина, и по запаху я сразу узнала его. Это был он.

Мой гигант.

Точнее — не мой.

Он двигался — медленно, осторожно, молча. Рука нежно скользила по моему боку, а горячие, влажные губы целовали плечо — обнажённое, потому что платье, в котором я спала, сползло вниз.

Моё тело горело; грудь будто придавило тяжёлой плитой, мешающей дышать. А ниже живота поселилось странное, тянущее, почти болезненное чувство, прошивающее всё моё естество.

— Ах… — вырвался у меня тихий выдох.

Сколько я уже так лежала рядом с ним? Как долго он целовал моё плечо? Как долго ласкал мое тело? Потому что я проснулась уже слишком напряженная и возбуждённая.

Тем временем тяжёлая, широкая ладонь скользнула ниже — под шкуру, к моим ногам, проходясь по голени. Задирая платье, ладонь коснулась внутренней стороны бедра, проникая между сжатых ног, потому что я лежала на боку.

Порочность и наглость этого движения заставили меня всхлипнуть — жалко, громко, так что я тут же прижала ладонь ко рту… и услышала довольное хмыканье у себя за спиной.

В тот же миг нахальный рот переместился на мою шею, ломая остатки здравого смысла. Всё, о чём я могла думать, — это о влажных губах под ухом, о шершавом языке, скользящем по шее к плечу, о горячем дыхании, касающемся только что облизанных участков кожи.

Под тяжёлой шкурой я не видела, что происходило ниже груди, но чувствовала — настойчивая рука сжимала внутреннюю сторону бёдер, преступно близко к промежности, к самой чувствительной плоти, которая теперь буквально пульсировала от боли и желания.

Юбка задралась ещё выше, и я почувствовала, как в ягодицы упирается налившаяся твёрдость. Какого он размера?

Дыхание Иво за моей спиной на секунду прервалось, выдавая, что он тоже не остался равнодушным.

Член мужчины, горячий и пульсирующий, прошёлся по ложбинке между моих ягодиц.

Вверх и вниз. И ещё раз. Медленно.

И снова...

— Тише, тише… Всё будет хорошо, — хрипло произнёс он, срывающимся от напряжения голосом. — Дыши.

А это уже приказ.

Оказывается, я не дышала все это время.

Сделав глубокий вдох, я не смогла сдержать стона, когда его рука протиснулась вверх между моих ног — прямо к горящим, влажным складкам.

Но в тот же миг в моей голове что-то щёлкнуло.

Он разговаривал со мной.

Он находился в сознании.

Я резко обернулась, немного сползая в сторону, к самому краю ложа, повернулась — насколько позволило положение тела — и оказалась на спине, полусидя на подушках, уставившись на него.

Ярко-жёлтые глаза смотрели прямо в мои — не моргая. Они казались особенно светлыми, почти безумными… но в этот раз он совершенно точно понимал, что делает.

Мужчина тяжело дышал, грудь ходила ходуном, поджарый живот, обнажившийся во время моего движения, напрягался с каждым вдохом, словно сдерживать себя давалось ему с трудом.

— Вернись, — это был не голос, а рык. — Всё будет хорошо. Нет… проклятье, всё будет прекрасно, одурительно до звёзд! Тебе понравится.

— Ты проснулся! Ты в сознании! — с упрёком сказала я, чувствуя, как его слова и обещания проникают в меня, словно сладкий яд.

Я очень, очень хотела вернуться. Потому что никогда не чувствовала себя настолько желанной — до дрожи, до безумия, до потери разума.

Но при этом я почти не знала его. Знала только одно: он совершенно точно не уважал меня. Даже не замечал — в обычное время.

Увидев выражение моего лица, херсир лишь тоскливо вздохнул, а затем откинулся на подушку, глубоко вдыхая, будто стараясь успокоиться. Рука, что ещё недавно так нежно ласкала меня, стянула с себя мех и обхватила налившийся, огромный член у самого основания.

Иво продолжал смотреть мне в глаза — не отводя взгляда, не испытывая ни капли смущения от столь порочного жеста. Напротив, казалось, в этой тишине, пропитанной густым мужским запахом, его возбуждение лишь усилилось. Он будто позволял мне рассмотреть всё: толщину, длину, каждую венку, влажную головку…

В ушах от увиденного зазвенело, а пульсация в лоне усилилась. Я сглотнула, чувствуя, как гремит в голове кровь, и отвернулась — уставившись на свои обнажённые ноги. Затем неловко, дрожащими руками, натянула юбку на колени.

— Тише, девочка, тише. Дыши, — Иво, казалось, чувствовал моё полубезумное состояние… и снова понял, что я перестала дышать. — Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — прошептала я.

Он тихо выругался и впервые отвёл от меня взгляд. И почему-то это — его явное разочарование, заметное недовольство моим возрастом — полоснуло по сердцу, словно кинжал.

— Повезло же… с малолеткой, — пробормотал он, так и не открыв глаз. Затем набросил на себя шкуру, наверняка, чтобы скрыть ослабевающее возбуждение.

— Как я здесь оказалась?

— Не знаю, — глухо ответил он. — Ночью… мне стало плохо, а потом всё померкло. Возможно, я вынес тебя из вашего шатра. Проснулся уже здесь. С тобой. Голый.

Вот так.

Потеряв разум, он как-то нашёл меня, принёс сюда… А раз уж мы лежим рядом — и он еще и без одежды — то почему бы и нет? Девица же под рукой. Достаточно задрать юбку.

Но следующий его вопрос окончательно разбил мне сердце:

— Как тебя зовут?

***

Как я выбралась из его комнаты я почти не помнила, едва сдерживая слёзы обиды. Казалось бы, какая разница, я и не надеялась быть для него важной. Но всё же думала, что он хотя бы спросит своих людей, кого именно пытался изнасиловать в самый первый день.

По крайней мере, перед самым моим уходом он попытался всучить мне плащ — роскошный, тёплый, подбитый волчьим мехом, явно дорогой. Я возмущенно отказалась и добралась до шатра, установленного для нас, дрожа от холода.

Глава 8. Подходящая самка

— Здравствуйте... — Я растерянно смотрела на обнажённого мужчину с косматыми длинными волосами и густой бородой, стараясь не опускать взгляд ниже его лица.

Слишком уж там всё было заросше и… дико.

Вообще всё, что происходило со мной в последнее время, могло бы показаться дикостью — голые мужские тела, нападение, рабство, теперь ещё и полубезумные берсерки, которые, по рассказам остальных, почти два года назад перебили множество воинов короля Райлена.

Но, как ни странно, страха я не чувствовала.

Наоборот, здесь, среди высоких гор, я впервые ощутила, что могу дышать свободно, не тревожась о будущем, которое там, на архипелаге, всегда казалось мне жалким. Никто, кроме Ирмы, не оскорблял меня, меня даже впервые в жизни полноценно кормили. И Касон сказал, что, как только с нами разберутся, нам позволят самим выбрать своё будущее. Кто-то захочет вернуться на архипелаг, хотя это и опасно. А те, кто пожелают, смогут остаться, найти работу в клане Ульвхейм или где-нибудь ещё на объединённом Севере.

И эта мысль вселяла в каждого из нас надежду.

— Дева... — вновь проговорил, почти прорычал берсерк, и я засомневалась, знает ли он хотя бы ещё одно слово.

Одновременно он всё так же протягивал мне мёртвого кролика.

Животное выглядело жалко — шея явно была свёрнута голыми руками. Но мне, выросшей на архипелаге, не приходилось выбирать. Любое мясо казалось роскошью.

Поэтому, несмело оглянувшись, я сделала шаг навстречу берсерку, который тут же ожесточённо задышал, шумно втягивая мой запах.

Я протянула руку к мёртвому животному, собираясь взять его и поблагодарить, размышляя при этом, насколько он понимает происходящее. Что если удастся установить с ним хоть какое-то общение? А затем, возможно, и с другими берсерками?

Но коснуться подарка я не успела — сбоку метнулась тень, незаметная, но огромная. Она пронеслась мимо меня, и прежде чем я успела среагировать, в берсерка врезалось другое тело — ещё более крупное, с перекошенным от ярости лицом.

Они оба рухнули на землю, раздался глухой удар, и тут же вспыхнула яростная схватка.

Иво.

Мужчины катались по земле, кусаясь, царапаясь, разрывая друг другу плоть. Зубы впивались в плечи, когти рвали спины. Кровь брызгала алыми каплями на серые камни, на траву. Один из них оторвал другому ноготь, другой — выдрал пригоршню спутанных волос. Их дыхание было тяжёлым, рваным, и мир вокруг будто сжался, потемнел от этой звериной ярости.

Я отступила, не в силах отвести взгляд от ужасной, кровавой драки. Но потом осознала что если не вмешаюсь, всё может закончиться трагически.

Возможно, смертью того самого берсерка, что просто принёс мне кролика. А может — новым серьезным ранением херсира, который и без того был нездоров!

Тем более что Иво, похоже, снова утратил контроль над собой.

Решившись, я со всей силы ударила Иво по голове корзинкой со смородиной. Она разлетелась меж дерущихся тел, ягоды расплющились, оставляя тёмно-фиолетовые и кроваво-красные разводы.

— Прекрати, Иво! — крикнула я. — Он просто хотел помочь.

До ужаса было обидно за берсерка, который не сделал мне ничего плохого. Наоборот, он пришёл с помощью, в то время как всё, что я получила от Иво — это попытка насилия и последовавшие за ней попытки соития, пусть уже и добровольные.

Где он просил меня, а в последний раз даже спросил мое имя и возраст.

Даже…

Осознав, насколько ничтожны мои требования к Иво, почти до смешного, я снова ударила его корзиной по голове. И снова — безрезультатно. Он был гораздо сильнее, но не реагировал вовсе, продолжая вцепляться когтями в берсерка.

Рискуя, я отвлеклась, схватила кролика, который жалко лежал на земле, и ударила Иво уже мёртвым животным, так сильно, что тот отлетел.

Неожиданно это сработало. Возможно, запах крови сбил херсира с толку — он отшатнулся, поднялся и, взглянув на меня, встряхнул головой, словно мокрая собака.

Я ясно увидела, как в его жёлтые, светящиеся глаза возвращается осознанность.

— Ора… — тихо произнёс он.

Он впервые произнёс моё имя.

Берсерк, заметив, что Иво отвлёкся, не стушевался — с яростью вцепился херсиру в бок огромными когтями, раздирая рубашку и впиваясь в плоть до крови. Я сразу же начала подумывать, не стоит ли и ему влепить кроликом по лицу.

Но помощь херсиру не понадобилась. Иво позволил берсерку вонзить в себя когти, а затем внезапно ударил безумца в грудь — с такой силой, что тот отлетел на несколько метров.

Рычание, последовавшее за этим, казалось, могли бы услышать даже на архипелаге.

Иво издавал нечеловеческие звуки — в них звучали угроза, предупреждение, властность. Это были звуки, в которых слышалось звериное доминирование и требование подчинения.

И это… сработало.

Берсерк склонил голову — едва заметно, но достаточно, чтобы признать над собой власть. А затем, сверкая голыми пятками и прочими не менее голыми частями тела, стремглав умчался.

Интересно, зачем он вообще подошёл ко мне? Возможно, рассчитывал на помощь в обмен на подношение?

— Ты вообще думаешь головой, Ора?! Ты понимаешь чем для тебя это могло закончиться?! — Иво подскочил ко мне, развернул лицом к себе и буквально заорал, сгорая от ярости.

А потом, даже не дождавшись ответа, схватил меня за руку и потащил обратно, к крепости.

— Отпусти! Почему ты считаешь, что можешь кричать на меня?! — я вырвала руку, не в силах сдержать раздражение. Бесило, что теперь он кричал и открыто обвинял меня в глупости.

Словно я сама не знала, насколько низкого он обо мне мнения.

— Ора! Думаешь, он просто так поднёс тебе кролика? От доброты души? — Иво обернулся и навис надо мной, кипя негодованием. Запах его тела, капельки пота, бешеный взгляд прямо в мои глаза…

Иво заполнял собой все пространство вокруг, подавлял, сокрушал.

— Нет! Я думаю, ему что-то было нужно. Может, помощь! А ты его просто избил!

Глава 9. Хозяин Ульвхейма

Иво не поправлялся.

Вот уже две недели казалось, что херсиру становилось немного лучше — он начинал заниматься делами, но затем кровотечение открывалось вновь, и он снова становился неуправляемым, не подпуская к себе никого…

Кроме меня.

Поначалу я ещё пыталась возвращаться в шатёр к другим бывшим рабам, но каждый раз ко мне приходил Касон, прося помощи. Пока незаметно для самой себя я не перебралась окончательно в покои херсира — в комнату перед его спальней, куда входил каждый как к себе домой: то Касон, то Артур, то даже Гримир.

Последний терпеть меня не мог и не раз повторял, что если бы не состояние херсира, ноги бы моей не было в замке, и тем более — в покоях их наместника.

Я сказала то же самое — что если бы не его состояние, я бы давно уехала с караваном в другие деревни, и ноги бы моей в этих покоях не было.

После этого Гримир наконец замолчал, испугавшись, что я на самом деле их брошу с сумасшедшим Иво.

Многие из бывших рабов уехали, хотя никто так и не решился отправиться на архипелаг. Такое путешествие означало пересечение глубоких вод, а также — ничейных земель, где рабство всё ещё процветало. Да и возвращаться после того, как многие сами себя продали, лишь бы добыть денег для семьи...

В итоге Айзенвейл был признан нами самым безопасным и надёжным вариантом, тем более что почти все уже привыкли и к полуразрушенному Ашенхолду, и к воинам короля Райлена.

Больше недели назад нас переселили в старые покои для слуг — всех, кроме Лилеаны Муради, которой досталась отдельная комнатка, будто она была по меньшей мере хольдом, а может — и женой хозяина.

— Как здесь холодно! Нет ни бархата, ни шёлка, ни мехов! — жаловалась леди Гримиру, который тут же начинал носиться по всей крепости, пытаясь впечатлить аристократку.

При этом она ему даже ручку не позволяла поцеловать.

— Я видела в Ксин'тере стёкла, прозрачные, и тепло сохраняют, и свет пропускают! — продолжала тем временем леди.

О каких таких стёклах она говорила, я не знала. Возможно, она имела в виду слюду? Но на архипелаге даже у старосты не было слюдяных окон! Где уж тут слюда гостям, пусть и высокородным?

Вдобавок к шелкам и бархату Лилеана захотела ещё и личную служанку, когда узнала, что в Ульвхейм прибыли слуги из ближайших деревень по указу из столицы.

Но те оказались умнее и не торопились исполнять приказы чужеродной леди.

— Уберитесь в моей комнате! Там никогда не мыли! — Лилеана была почти на грани слёз, заметно тряслась, но крупная и сильная женщина по имени Зара никак не реагировала и, найдя меня, сразу стала искать моей помощи.

— Ора, леди Муради постоянно просит меня заниматься тем, что не входит в мои обязанности. Попросите херсира объяснить ей, что слуги здесь только на готовке и стирке.

Почему-то многие слуги верили, что я имею влияние на херсира, хотя мы никогда и не обсуждали мой статус.

Считали ли они меня любовницей Иво?

Скорее всего.

— У херсира более важные дела. Я не буду ни на кого жаловаться и просить тоже не стану, — холодно ответила я, желая пройти мимо, к своему рабочему месту.

Я сама нашла себе занятие, за которое получала плату: работала с шерстью и кожей, выскребала шкуры, даже плела верёвки, как делала это ещё на архипелаге. В уплату мне давали грубые ткани, шерсть, мясо и даже однажды шкуру, которую я с гордостью постелила на свою койку. И конечно, редкие монетки, хотя тратить их в Ашенхолде было особенно не на что — торговля здесь только начиналась.

— Я же видела, что вы убирались у херсира! — не унималась в это время Лилеана.

— Так вы вроде не херсир, леди.

Стоило Заре удалиться, как Лилеана метнула в меня рассерженный взгляд.

— Живёшь почти как хозяйка, у тебя убираются, — недовольно сказала она. — Но я-то знаю, что долго это не продлится. Херсир Иво сказал, что ненавидит это чувство. Звериное, без уважения — то, что он испытывает к тебе. Когда камни клана сюда вернутся, причин оставлять тебя здесь больше не будет.

Он так и сказал ей?!

Острая боль пронзила грудь, потому что именно так я думала и сама.

Я видела, что Иво и Лилеана общались — в те дни, когда он чувствовал себя почти здоровым. В основном аристократка подходила к нему сама, спрашивала, нет ли вестей от барона д'Арлейна, её жениха, или от её друга Гарвина Дрейгорна. Но я, конечно, не слышала всех их разговоров.

Возвращаясь в комнату с Иво, я снова решила, что пора вернуться в покои, где живут остальные бывшие рабы. Пусть их там жило пятнадцать человек, без следа уединения, но по крайней мере, мне не пришлось бы постоянно думать об Иво, который и так почти никогда не выходил у меня из головы.

Бринья словно случайно говорила, что стоит присмотреться к мужчинам вокруг, и даже шутила, что, может, берсерки — не самый плохой вариант. Я единственная могла «общаться» с ними, кроме Иво, но всё наше общение в основном сводилось к тому, что я приносила горячую воду или меха в пещеры. По просьбе самого херсира и конечно же, в сопровождении воинов короля Райлена.

С каждым разом берсерки подпускали меня всё дальше, и пара из них даже начала надевать меха как одежду.

— Куда ты? — низкий голос Иво заставил меня вздрогнуть, когда я уже собирала свою драгоценную пушистую волчью шкуру. — Разве тебе плохо здесь? У тебя собственная комната, даже больше моей.

Как он вообще узнал, что я собираюсь? Я ведь видела его снаружи — со вчерашнего дня его рана снова начала заживать.

— Это и есть твоя комната, — постаралась спокойно ответить я. — В твоих покоях несколько комнат, и то, что тебе удобно, чтобы я жила в одной из них, не делает эту комнату моей.

— Ора… — мужчина выдохнул тихо, словно стараясь скрыть своё дыхание. Тяжёлые шаги раздались за моей спиной, пока он полностью не вошёл в комнату.

Лучше бы он никогда не узнавал моего имени, потому что каждый раз, когда он произносил его, внутри меня что-то дёргало.

Глава 10. Плащ

— А что говорят другие? — вскинулась я, подняв голову. Он теперь находился ко мне слишком близко.

Настолько близко, что я слышала его прерывистое дыхание и ощущала запах кожи. Открытые руки в кожаном жилете казались втрое больше моих, и я не могла отвести взгляда от мускулов и тонких вен.

Почему он так влияет на меня?

— Отпусти, — Иво потянулся к моей волчьей шкуре и попытался вытянуть её из моих рук — мягко, но настойчиво. Видя, что я не отпускаю, он вновь упрямо повторил: — Отпусти.

— Нет! Это моя шкура. Я заслужила её работой, и она — самое дорогое, что у меня сейчас есть! — недовольно сказала я, стараясь сосредоточиться на этом чувстве, а не на… других. — Так что ты там говорил про других?

— Это неважно, — тихо и низко ответил он, не отпуская шкуру, притягивая её к себе — и меня вместе с ней.

Ни за что не отпущу! Моё! Честно заработанное! Никогда у меня не было таких богатств.

— Хочешь другую шкуру? Тогда ты останешься? — его голос был глухим, а жёлтые глаза не сходили меня.

Иво наклонился вниз, рассматривая меня, стоящую вплотную к нему. Другая его рука провела по моим волосам, заправляя пряди за ухо. От уверенного прикосновения кончиков его пальцев по телу пошли мурашки — табуном вниз по спине, и я стиснула зубы.

Несмотря на то что мы жили вот так, по соседству, и в основном именно я лечила его, мы мало разговаривали. Он ни разу не спросил, как я оказалась в его покоях — но и не возражал.

Мы не обсуждали, как прошёл день. Не говорили о других. Не обсуждали моё будущее.

Иногда я спрашивала, как он себя чувствует и пойдёт ли наконец на поправку, но Иво только говорил, что сам не может объяснить, что с ним происходит. Что с тех пор, как он встретил меня, в нём что-то сломалось. Что до этого, после возвращения камней клана, он никогда не терял над собой контроль.

Каждый раз, когда он произносил это, я видела в нём презрение и ненависть — не ко мне и даже не к себе, а к этим чувствам, которые он не мог контролировать и от которых, похоже, мечтал избавиться.

Потому что иногда, когда я ухаживала за ним, он вновь становился одержимым — мной. Нюхал меня, как безумный, хватал, пытался потереться, тянул мои руки к своему паху. Я знала, что такое может произойти в любой момент, опасалась этого… и глубоко-глубоко внутри — трепетно ждала.

Потому что я так отчаянно хотела быть желанной. И любимой.

Какая же я жалкая.

— Ора! — резко позвал он, и я поняла, что он о чём-то спросил, пока я блуждала в мыслях, не в силах оторвать взгляд от его жёлтых глаз. Сумасшедших. Пожирающих. Так, что в голове тут же загудело, а тело напряглось до предела.

Ах да… он спрашивал, останусь ли я в этой комнате.

— Какая тебе разница, Иво? Что я останусь? Я здесь только потому, что тебя нужно было лечить. Потому что Касон приводил меня — снова и снова. Тебе лучше, значит, и мне пора.

Я дёрнула шкуру из его рук — и мне это удалось. Но сдвинуться я не смогла. Его рука, только что поправлявшая мои волосы, легла на шею.

— И ты хочешь уйти? — хрипло спросил он, перебирая влажные пряди, прилипшие к моей коже, не отводя от меня своих звериных глаз.

Напряжение между нами можно было резать кинжалом.

— Хочу! — громко заявила я. Ему. Себе. И резко дёрнулась назад, пытаясь разорвать этот чудовищный контакт, который имел надо мной слишком много власти.

А потом к моим губам прижались его раскалённые, чувственные, пожирающие губы.

Он сразу же провёл по ним широким языком, пробиваясь сквозь зубы — настойчиво, жадно, привлекая меня к себе, так, что наши носы столкнулись… но это было последним, о чём я могла думать.

Мой первый в жизни поцелуй.

Мне почти сразу стало нечем дышать, но Иво не остановился. Всё так же хозяйничая у меня во рту, напирая, выпивая моё дыхание, он положил вторую руку мне на грудь — поверх одежды — и сразу же сжал, почти неслышно застонав мне в рот.

— Идеальная… самая сладкая, как я и думал, — хрипло прошептал он, и именно этот его шёпот, произнесённый тогда, когда он на секунду сполз с моих губ к подбородку и шее, словно сломал что-то внутри меня.

Я жалобно всхлипнула, и Иво хрипло и довольно усмехнулся, вновь возвращаясь, оставляя на мне горячий, короткий поцелуй, отрываясь, тяжело дыша мне в губы и прислоняясь ко мне лбом.

Глаза в глаза — с полным осознанием.

Дрожа, я упёрлась в его твёрдую грудь руками — в совсем слабой попытке отодвинуть мужчину, но он неожиданно зло рыкнул и удержал меня.

— Нет! — и снова — жадный, влажный поцелуй в губы, а за ним слова, которые я впитала вместе с его дыханием. — Я просто покажу тебе, как это может быть.

И он начал показывать — прямо там же, не отпуская, не переставая целовать, не давая мне прийти в себя.

В какой момент я перестала слабо сопротивляться, дёргаться, что-то бормотать?

Наверное, тогда, когда его жаркий, чувственный рот сомкнулся на моём соске — так остро, что стало почти больно. Платье стянуто до пояса, огромная ладонь удерживает меня за торс, а вторая вцепилась в другую, обнажённую грудь. Иво сосал, целовал, иногда даже прикусывал — слегка, явно сдерживая себя.

— Я буду целовать каждую твою родинку, каждую впадинку твоего тела, — горячо шептал он, и его слова смущали меня и сводили с ума даже сильнее, чем прикосновения.

А потом он опустился передо мной на колени, проникая ладонями под юбку скромного шерстяного платья, хватая за ягодицы, укрытые тряпками, которыми я пыталась прикрыть самое сокровенное.

— Что за… — он умело просунул руку под ткань, впиваясь в кожу, в ягодицы, притягивая ближе к себе, и мне самой захотелось схватить его в ответ.

Вцепиться в его волосы, впиться в плечи, оставить следы — чтобы другие видели! Откуда это во мне?

Ощущения были такие, будто я попала в водоворот, который засасывал, кружил, затягивал… но это было ничем по сравнению с тем, что произошло, когда раскалённый язык прошёлся по внутренней стороне моих бёдер.