Сладкий капкан

6

Вернувшись из Парижа, Антуан свой первый звонок сделал дядюшке Бено.

— Как ты себя чувствуешь, дружище? — искренне поинтересовался он.

— Со мной-то все в порядке, — ответил старик. И, понимая, что Антуана также интересует все, связанное с Николь, добавил: — А вот моя племянница вернулась из Бордо сама не своя.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, что там произошло? — забеспокоился Антуан.

— Это она не хочет об этом говорить, так что… А вот и Николь, — искусственно бодрым голоском произнес Бено. — Передаю ей трубку.

— Здравствуй, Николь, — приветствовал ее Антуан, не зная, как правильно построить разговор с девушкой, чем-то очень расстроенной. — Я вернулся в Бордо. Я много раз порывался позвонить тебе в Перигор, но у тебя же нет мобильника! А мне так хотелось, чтобы мы поговорили свободно, не стесняясь дядюшки Бено.

Николь молчала, тяжело дыша в трубку.

— Я хочу тебя видеть, Николь, — взволнованно произнес Антуан. — Ты сможешь приехать в Бордо завтра?

— С трюфелями?

— Ну что ж, можно и с трюфелями.

— Хорошо, — несколько печально ответила она. — Я приеду.

Но когда она утром вошла в кабинет Антуана, то не могла скрыть радости от встречи с ним.

— Боже, как же я соскучился! — воскликнул Антуан и протянул ей коробочку, завернутую в золотую фольгу.

— Что это? — удивилась Николь.

— Мобильник. Мне кажется, он соответствует твоему стилю — изящный и одновременно деловой.

Николь нетерпеливо развернула оберточную бумагу.

— Телефон фирмы «Нокиа»… Это очень дорогой подарок, Антуан. Я не могу принять его, — покраснев, произнесла она.

— Считай, что это чисто рабочий момент. Мне просто нужно быть на связи со всеми моими поставщиками, включая лучшего тартюффайо.

— Ну, если это только рабочий момент… — протянула Николь.

— Мобильник — это мелочь. Ты же понимаешь, я мог бы осыпать тебя драгоценностями, но ты бы ведь их отвергла…

— Конечно, отвергла! — с негодованием воскликнула Николь.

— Я не хочу спорить с тобой. Сегодня чудесный день, мы снова вместе. Я соскучился по тебе, — пробормотал Антуан. Внезапно он оказался рядом с ней и обнял ее. Она растаяла в крепком кольце его рук. А потом опомнилась.

— Нет, не надо, я не хочу! — запротестовала Николь.

— Но почему? Я тебе противен?

— Конечно нет. И ты знаешь это. Я просто… не хочу хотеть тебя.

Антуан засмеялся. Николь побледнела. На глазах ее показались слезы.

— Ведь ты женат. А у меня в жизни и так было достаточно разочарований. — Она попыталась вырваться из его объятий.

— Только не уходи! — стал умолять ее Антуан. — Позволь мне сказать: я люблю тебя, Николь! Люблю с первой нашей встречи. Да, я не свободен. Но я что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю! Я ведь чувствую, что и Ингрид не любит меня. Видимо, наш брак дал трещину. И с этим ничего не поделаешь. Недаром говорят, что семь лет — это самый критический срок для брака. А мы женаты ровно семь лет.

— И все же нам не надо здесь встречаться, — грустно покачала головой Николь. — Я больше не буду приезжать в Бордо, пусть даже и с трюфелями. Тем более что сезон сбора грибов скоро заканчивается.

— И что ты тогда будешь делать? — поинтересовался Антуан.

— Пока не знаю. Может, вложу деньги в развитие туристического бизнеса в Перигоре. А может, в космическую индустрию в Бордо. Это же очень перспективное дело. — И Николь улыбнулась.

— Ты меня не перестаешь поражать! — восхищенно произнес Антуан. — Из нас двоих настоящий бизнесмен — это ты, хрупкая и нежная Николь. И я тебя за это люблю еще больше. — Он с обожанием посмотрел в ее зеленые глаза.

— И все же я должна покинуть тебя, Антуан. Ты можешь приезжать ко мне в Перигор. Тем более что теперь мы имеем возможность договориться об этом по мобильнику. — Глаза ее лукаво блеснули. — А сюда я больше приезжать не буду. И не только из-за тебя. — Она нахмурилась.

— В чем дело? Скажи мне правду! — потребовал Антуан.

— Патрик ко мне пристает, — сообщила после паузы Николь.

— Так ты из-за этого вернулась в Перигор расстроенная?

— Откуда ты знаешь?

— Дядюшка Бено сказал.

— Ах он старый болтун!

— Нет, он просто любит тебя и беспокоится.

— И все подмечает. Он очень глазастый.

— Да, это правда. Но как может быть иначе? Он же опытный охотник за трюфелями! — Анту-ан замолчал, а потом тихо произнес: — Я согласен на твои условия, Николь. Я буду приезжать к тебе в Перигор. А сейчас… — Он прильнул к ее губам в нетерпеливом поцелуе. Потом отстранился и глухо произнес: — Иди. А то я за себя не ручаюсь.

Неделю спустя в доме дядюшки Бено раздался звонок. Николь сама взяла трубку.

— Здравствуй, Николь, — услышала она голос Антуана.

По ее телу пробежала сладкая дрожь.

— Здравствуй, Антуан, — только и смогла выдохнуть она.

— Ты готова встретиться со мной?

— Где?

— В Перигоре, конечно.

— Ну разумеется. — Она улыбнулась: — Когда ты собираешься приехать?

— Я уже приехал. Иди встречай меня — я стою прямо перед входом в дом. — Он засмеялся. — Ты что же, не поняла, что я звонил тебе по мобильному?

— Нет. Но… — Николь вспыхнула. Боже, она же совсем не готова! Если бы Антуан догадался заранее предупредить ее… А так… она даже не переоделась. Впрочем, разве это имеет какое-то значение?

— Выходи, Николь, — нетерпеливо произнес Антуан. — Я так соскучился по тебе!

Отбросив сомнения, она выскочила из дому. Антуан стоял возле калитки. В руках у него был огромный букет роз.

— Ах, Антуан… — Николь покачала головой. — Как это мило с твоей стороны! — Она оказалась в объятиях Антуана, и все поплыло перед ее глазами.

Наконец он отпустил ее.

— Цветы — это еще не все, — усмехнулся он. — У меня для тебя есть и другой подарок.

— Какой же?

— Это сюрприз. — Подойдя к багажнику машины, Антуан извлек оттуда большую картонную коробку. Николь попыталась разобрать, что на ней написано, но это было бесполезно — коробка была обернута в подарочную бумагу.

— Я же говорил, это сюрприз! — засмеялся Антуан. — Пошли в дом — там все посмотришь.

Они вошли в дом. Николь поставила цветы в вазу, и по дому разлился нежно-сладкий аромат роз.

Антуан торжественно водрузил коробку на стол.

— Ну что ж, пришло время познакомиться с сюрпризом, — провозгласил он. — Открывай!

Николь разрезала бумагу. Под ней оказалась изящная коробка из серого картона — без единой надписи.

Что же в ней может быть? — терялась в догадках Николь.

Она раскрыла коробку и ахнула. В ней лежал брючный костюм фантастического синего цвета. Шелковая ткань переливалась и казалась живой.

— Пожалуйста, примерь его, я хочу убедиться, что выбрал правильно. — Голос Антуана чуть подрагивал от волнения.

Схватив костюм, Николь убежала в спальню. Она выложила его на кровать и посмотрела на ярлык. «Шанель»… Так вот почему костюм выглядел безупречно. Это была настоящая «Шанель»! Николь надела наряд и подошла к зеркалу. Костюм прекрасно подчеркивал линии ее тела и сидел на ней с той непревзойденной рафинированной элегантностью, которая и всегда отличала эту прославленную марку.

Николь выбежала из спальни:

— Ну как, тебе нравится? — Она покрутилась перед Антуаном и затем остановилась, заглядывая в его глаза. — Нравится? — тихо спросила она.

— Я просто не могу отвести от тебя глаз, — признался он. — Ты в любом наряде выглядишь просто замечательно, но в этом — особенно. — Он покачал головой. — Я так волновался — не был уверен, что угадал твой размер.

— Ты не ошибся, — засмеялась Николь. — Ты хорошо запомнил мой размер! — Почувствовав, что выражается чересчур уж откровенно, она смутилась. На ее щеках показался легкий румянец, который сделал ее еще очаровательней. — Только я не смогу носить этот костюм здесь, в Перигоре.

— Но почему? — удивленно протянул Антуан.

— Здесь никто не носит модной одежды, — протянула Николь. — Все женщины в Перигоре одеваются довольно скромно, и если я появлюсь здесь в таком костюме, то буду выглядеть белой вороной.

— О чем ты говоришь, Николь! Ты будешь выглядеть фантастически, и все будут просто любоваться тобой!

— Нет, Антуан, не уговаривай. Я знаю, что говорю. Я все-таки пожила здесь достаточно долго и имею представление, как выглядит местная публика, особенно женщины. Носить здесь такой костюм все равно что бросать вызов окружающим. Никто, может быть, и не скажет ничего, но про себя подумают: чего эта девчонка так выпендривается?

— А если бы мы были в Бордо, ты носила бы этот костюм? — тихо спросил Антуан.

— Ну конечно! — вырвалось у Николь.

— Давай сделаем так: я отвезу костюм в Бордо и положу его в подсобку ресторана, — проговорил Антуан, глядя ей в глаза. — И когда ты снова окажешься там — неважно как, то просто возьмешь этот костюм из подсобки и наденешь его. Идет?

Николь неуверенно кивнула.

— Но только я не знаю, когда это случится. Я же не собираюсь приезжать в Бордо.

— Этот костюм будет залогом того, что когда-нибудь ты обязательно туда приедешь! — с жаром произнес Антуан, притягивая ее к себе и горячо целуя в губы. — Я уверен, что это случится. И, быть может, гораздо раньше, чем мы оба предполагаем!

Николь таяла в его объятиях. Она не слышала ничего, кроме его голоса — такого родного, пронизанного искренней, горячей любовью. В эту минуту ей было так хорошо! Только… что же делать с Ингрид?

— Антуан, а как же Ингрид? — тихо спросила она.

Лицо Антуана окаменело.

— Я уже говорил тебе: наши супружеские отношения разладились, — глухо произнес он. — Она не желает иметь детей, не хочет даже обсуждать этот вопрос. И я понял, что ничто, похоже, не сможет заставить ее изменить эту ситуацию. А что же это за жена, которая не желает иметь детей от собственного мужа? — Он заглянул Николь в глаза. — Ты понимаешь?

— Кажется, да.

— Поэтому наш развод с Ингрид — это лишь вопрос времени. Это должно случиться… рано или поздно. И тогда уже ничто не сможет помешать нам быть вместе! Ничто и никто на всем белом свете! А пока я хочу, чтобы этот костюм лежал в Бордо и дожидался тебя — как залог того, что наша встреча обязательно состоится.

— Хорошо, Антуан. Если ты этого хочешь… — прошептала Николь и спрятала сияющее лицо у него на груди. Боже, как же она была счастлива! Она была по-настоящему любима — теперь в этом не оставалось и капли сомнения.

Прошла еще неделя. После очередного похода в лес дядюшка Бено пробурчал:

— Хочешь не хочешь, Николь, а придется тебе ехать сегодня в Бордо.

— Почему?

— Поясницу прихватило, — вздохнул он. — Видно, староват я стал для ночных прогулок. Честно говоря, поясница разболелась так, что я еле дополз до дому.

— Ах вот оно что! — воскликнула Николь. — Ну конечно же я съезжу в Бордо! Но только не говори мне больше, что ты стал староват для прогулок по ночному лесу. Лучшего тартюффайо во всем Перигоре все равно не найти, я-то знаю!

Сначала Николь ехала очень быстро, буквально мчалась по трассе. Но чем ближе она подъезжала к Бордо, тем больше сбавляла скорость, точно стараясь оттянуть время неизбежной встречи с Антуаном. В голову заползали разные мысли, от которых она никак не могла отделаться. Ведь во время прошлого свидания они договорились, что она не будет приезжать к нему в Бордо. Конечно, возникли непредвиденные обстоятельства — никто не мог предположить, что дяде внезапно станет так худо, что, кроме нее, просто некому будет отвезти в Бордо драгоценные трюфели.

Николь вздохнула. Как все-таки противоречива жизнь! И почему, когда любишь, все время наталкиваешься на препятствия? Она вспомнила замечательные розы, подаренные Антуаном. Роза — это символ любви. Но роз без шипов не бывает…

Справа мелькнули футуристические бетонные вышки городского аэропорта, расположенного в пригороде Бордо — Мериньяке. Как же быстро пролетело время в пути! Теперь от Антуана ее отделяли лишь считанные километры. Николь даже не заметила, как ее нога сильнее надавила на акселератор и машина точно на крыльях понеслась вперед.

Антуан, сидя в кабинете, просматривал деловые бумаги. В углу с кипой модных журналов на коленях пристроилась Ингрид. Лившийся из окна свет окружил золотистым сиянием ее волосы, и Антуан невольно подумал — как же фантастически красива она в профиль! Но почему, глядя на нее теперь, он больше не испытывает того безоглядного, сумасшедшего счастья, как когда-то в Гренландии?

— Ингрид, — тихо проронил он, — нам надо серьезно поговорить.

— Да, дорогой? — Она отложила в сторону журнал.

— Почему ты не хочешь иметь детей?

— Какая глупость, Антуан! — Ингрид звонко рассмеялась. — Почему ты решил, что я не хочу иметь детей?

Антуан крепко сжал подлокотники кресла.

— Но это же очевидно!

— Просто я не хочу заводить их прямо сейчас. Еще слишком рано. Но наступит момент, когда у нас будут дети. Много детей, Антуан! Я тебе обещаю.

— Когда же наступит этот момент? — выдохнул Антуан. — Я уже устал ждать, Ингрид. Я так мечтал о сыне… о дочери… о нормальной семье, где есть место и детскому смеху, и детским шалостям, первым детским словам и первым шагам. Но ничего этого нет!

— Как же ты мне нравишься таким — горячим, порывистым, нетерпеливым! — Ингрид вплотную приблизилась к нему. — Именно поэтому я тебя и полюбила. — Она положила руки ему на плечи, ее губы оказались в каких-то миллиметрах от его губ. — А дети… они у нас будут. Я обещаю. И мы могли бы заняться этим прямо сейчас… не откладывая.

От нее исходила такая волна чувственности, что Антуана невольно бросило в жар. Но он все же сумел совладать с собой.

— Ингрид, — тихо, но настойчиво проговорил он, — я всякий раз слышу это от тебя — «потом», «когда-нибудь», «не сейчас». Но когда?! Когда ты скажешь мне, что готова родить мне ребенка, и когда, наконец, это случится?

— Чтобы это случилось, мы должны любить друг друга. Я хочу быть твоей, Антуан. Возьми меня… возьми меня прямо сейчас!

— Что ты делаешь?! Сюда в любой момент могут войти. Что подумают наши сотрудники?!

Словно кошка Ингрид скользнула к двери и защелкнула замок. Вернувшись назад к мужу, она посмотрела на него блестящими от желания глазами.

— Ну вот, теперь нам никто не помешает!

Ее пальцы легли на его плечи, она притягивала его к себе, дрожа от возбуждения, и Антуан чувствовал, что у него остается все меньше и меньше сил сопротивляться этому колдовскому напору неприкрытой чувственности.

— Ингрид, — с трудом выдавил Антуан, — так ты родишь мне ребенка?

— Да… да… — Ее руки страстно обвились вокруг него и не отпускали.

— Но когда? Ты столько раз обещала… Я хочу точно знать: когда?

Глаза Ингрид потемнели:

— Господи, Антуан, ну почему ты хочешь выяснить это сейчас, в эту минуту?!

— Потому что это важно для меня!

— Важнее даже, чем моя любовь? — Ее дыхание стало прерывистым.

— Ингрид, — глядя ей в глаза, тихо промолвил Антуан, — иметь ребенка моя самая заветная мечта. И я хочу знать когда…

В дверь громко постучали.

— Не надо открывать! — страстно прошептала Ингрид.

Стук возобновился — еще более громкий, еще более настойчивый.

— Не подходи к двери, прошу тебя! — выдохнула Ингрид.

— Хозяин! — раздался из-за двери голос Жерома. — Извините, что беспокою вас, но дело неотложное.

— Что случилось, Жером? — бросил Антуан.

— Привезли трюфели.

Ингрид посмотрела на мужа.

— Ничего не поделаешь, дорогая, — развел руками Антуан, — придется открыть.

— Проклятые трюфели! — с кривой улыбкой выдавила Ингрид.

— Ничего не поделаешь, — повторил Антуан. — Я сам ввел такое правило: все трюфели, которые прибывают в наш ресторан, осматриваю и оплачиваю я сам и не считаю возможным его менять. В конце концов, трюфели — самое дорогое, что у нас есть, и от них зависит буквально все.

Антуан подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Николь с корзиночкой трюфелей. Заметив в глубине кабинета Ингрид, она явно смутилась.

— Проходи, Николь. Мы тут обсуждали кое-что, — пригласил ее Антуан и запоздалым жестом поправил галстук, немного съехавший в сторону, когда Ингрид страстно прижималась к нему.

— Дядюшка Бено снова приболел, и мне пришлось приехать вместо него, — потупив глаза, произнесла Николь. Присутствие Ингрид заметно сковывало ее. — Вот. — Она поставила перед ним корзиночку с грибами.

— Извини, что разочаровала тебя, — язвительно заметила Ингрид мужу. — Конечно, куда мне до трюфелей! — И она царственной походкой выплыла из кабинета.

Антуан нахмурился. Он уже разгадал тактику Ингрид: сначала пообещать ему ребенка, потом — соблазнить и погрузить его в пучину чувственных наслаждений и, наконец, забыть о своем обещании. Ингрид обманщица. Он знал теперь цену и ее словам, и ее поступкам. Он так устал от лжи собственной супруги!

— Я пришла не вовремя? — по-прежнему не поднимая глаз, промолвила Николь.

— Вернее, это я когда-то поспешил и принял самое важное решение в своей жизни, — произнес Антуан. — Что, дядюшка Бено совсем плох? Случилось что-то серьезное?

— Да, ничего хорошего, — без улыбки ответила Николь. — Поясницу застудил. За руль ему садиться нельзя. Хотя я надеюсь, что к концу недели ему станет лучше. Правда, дядюшка попытался доказать мне, что это просто наступила старость, но я, честно говоря, подняла его на смех.

— И правильно сделала, — решительно сказал Антуан. — Такому «старику», как дядюшка Бено, можно только позавидовать. Никому из молодых за ним не угнаться. Хотя, — его глаза лукаво блеснули, — если бы он сейчас не заболел, то я бы не увидел тебя, верно?

— Верно. Мы же договорились, что я в Бордо приезжать больше не буду. Но тут такой случай… И все же, когда я увидела мадам, мне стало нехорошо. — Николь смутилась.

— Ах, Николь-Николь… — Антуан порывисто встал из-за стола и подошел к ней. Он почувствовал, как неистово забилось его сердце, зашумело в ушах, и… привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. — Я люблю тебя… Я люблю тебя, — повторял он с нежностью, прижимая ее к себе, чувствуя напряжение ее тела, дрожь ее пальцев на своей спине.

— Я тоже люблю тебя, — услышал он в ответ. И эти ее слова были самой желанной, самой драгоценной наградой.

В дверь постучали. Антуан и Николь на мгновение окаменели, а затем отпрянули друг от друга.

— Войдите, — сказал Антуан хриплым, каким-то не своим голосом, автоматически поправляя галстук.

В дверь просунулась голова Жерома.

— Прошу извинить меня, хозяин, что снова беспокою вас, но в ресторане случилось чрезвычайное происшествие, которое требует вашего немедленного присутствия.

— Моего личного присутствия? — недовольно переспросил Антуан. — А что, собственно, произошло?

— Один посетитель облил другого пивом.

— И ты хочешь, чтобы этим занимался я? — В голосе Антуана прорезалась язвительность, — Что, больше некому с этим справиться?

— Боюсь, что нет, патрон, — вздохнул Жером. — Дело в том, что пострадавший актер Венсан Шардонне, лауреат Каннского фестиваля. А облил его пивом не кто иной, как звезда футбольного клуба «Бордо» Доминик Буйабез.

— Обладатель Кубка европейских чемпионов?!

— Да, того самого, что разыгрывали в прошлом году у нас в Бордо.

— А отчего Буйабез вдруг накинулся на Шардонне?

— Дело в том, что Шардонне пришел в ресторан со своей новой подругой, моделью Моник Лафайетт.

— Но ведь…

— Вот именно. До этого Моник три года встречалась с Домиником. Футболист выследил их и устроил фантастическую сцену ревности. — Жером потупил глаза. — Кроме пива, в ход пошел и томатный соус, и даже бутылка минеральной воды. И теперь все герои этой безобразной сцены сидят и больше всего на свете боятся, чтобы эта история не просочилась наружу и они не стали мишенью для скандальной прессы. Ведь Шардонне выбран на роль генерала де Голля в новом культовом фильме. А разве может достойно сыграть национального лидера человек с подмоченной репутацией?

— И к тому же облитый томатным соусом, — пробормотал Антуан.

— В том-то все и дело. — Жером тяжело вздохнул. — Боюсь, только вы сможете уладить этот инцидент.

— Ну что ж, я постараюсь. — Антуан порывисто двинулся к двери. — Скандалы нам не нужны. У ресторана слишком хорошая репутация. А звезды порой — как дети. Их тоже надо по возможности оберегать. — Он обернулся с порога и виновато покачал головой. — Извини, Николь, что так получилось. Придется мне гасить этот пожар.

— Я буду молиться, чтобы вам хватило воды, — откликнулась с улыбкой Николь. Если честно, то в глубине души она была бы даже не против, если бы газеты немножко потрепали нервы Моник Лафайетт — этой долговязой гордячке с холодными глазами, чем-то отдаленно похожей на мадам Лану. Эта модель, слывшая любимицей таких кумиров моды, как Джон Гальяно, Стелла Маккартни и Карл Лагерфельд, относилась к мужчинам, как к какому-то аксессуару одежды — сумочкам или перчаткам, — и меняла их столь же часто и легко. Если бы Доминик Буйабез вздумал обливать всех своих обидчиков пивом, то ему, наверное, не хватило бы всех запасов, что находились в тот день в заведении Антуана Лану. Может быть, сегодняшний случай немного отрезвит Моник и она начнет вести себя более сдержанно, перестав наконец создавать поводы для подобных скандальных ристалищ в ресторанах?

Спустившись вниз, Николь села в свой автомобиль. Какая же она счастливая! Антуан любит ее! Она до сих пор ощущала себя в его объятиях, чувствовала его сильные и одновременно бесконечно нежные руки, сжимавшие ее. Как же ей не хотелось на самом деле уезжать из Бордо! Она мечтала быть рядом с Антуаном, смотреть в его карие глаза, таять в его объятиях. Но она была умной девушкой и понимала, что нельзя испытывать судьбу. Наверное, сама жизнь поможет им, подскажет выход из этой сложной ситуации. А сейчас надо соблюдать приличия. И не попадаться лишний раз на глаза Ингрид.

И все же ее что-то удерживало в Бордо. В конце концов, она еще успеет в Перигор, к дядюшке Бено. Подумав мгновение, Николь завела мотор и направилась в сторону улицы Святой Екатерины. Войдя в уютное кафе, которое она заприметила еще в прошлый раз, она заказала капучино и пирожные.

— Николь, это ты? — услышала она за спиной знакомый голос.

Она обернулась. К ней подплывала шикарно одетая девушка.

— Катрин, это ты?! Глазам своим не верю! Мы же не виделись сто лет! — обрадовалась Николь, узнав в красавице свою подругу по музыкальной школе в Безансоне. — Как поживаешь? Как твои дела?

— Сто, не сто, но много, — согласилась Катрин. — У меня все просто замечательно. Работаю здесь, в оперном театре Бордо. Пока еще не прима, но, если честно, перспектива стать ею есть. — Она улыбнулась. — Кстати, сегодня я занята в «Травиате». Хочешь послушать?

— Конечно! — воскликнула Николь.

— Прекрасно! Жду тебя на входе за полчаса до начала. Не опаздывай! Только… — Катрин замялась.

— Что-то не так?

— Да нет, ничего. — Катрин снова замялась, а потом, слегка покраснев, спросила: — А ты не могла бы надеть что-нибудь поприличнее? Здесь так принято. После спектакля мы можем пойти в ресторан — посидим, поболтаем, вспомним детство. Согласна? Только не обижайся, Николь.

— Да знаю я строгие правила дресс-кода Бордо, — засмеялась Николь. — Не подведу! Просто в этой одежде я завозила в ресторан месье Лану трюфели, которые ночью же и собрала.

— Ты и трюфели?! Но я слышала, что ты стала в Безансоне успешной бизнесвумен. Что у тебя там свое кафе. Что же случилось?

— Да ничего страшного, — засмеялась Николь. — У меня тоже все в порядке. Честно! Просто я обожаю собирать трюфели, а сейчас как раз их сезон.

— Ну, тогда до вечера. Мне столько надо тебе рассказать… — И Катрин, чмокнув подругу в щеку, вылетела из кафе.

Ну и дела! Катрин Лафоре поет в бордоской опере, удивилась Николь. Хотя что это я? Ведь Катрин была самой талантливой из нас. И, быть может, через пару лет она действительно станет примой и будет петь вместе с Вильяссоном или великим Пласидо Доминго.

Николь задумалась. Вечером ей надо выглядеть нарядной — так, как это принято в Бордо. Что же делать? Возвращаться в Перигор за своей одеждой или срочно купить что-нибудь новое? Но успеет ли она? Ведь ей надо не только одеться, но и привести себя в порядок.

И вдруг она просияла, вспомнив: ведь в подсобке ресторана висит шикарный брючный костюм из синего шелка, подаренный ей Антуаном! Антуан так мечтал, чтобы она когда-нибудь надела его и они вместе пошли бы куда-то… Но к время для этого еще не наступило. А вот пойти сегодня в оперу в этом костюме будет в самый раз. Сейчас она туда заскочит, заберет костюм, а потом — в салон навести блеск. Да, она все успеет и будет выглядеть вечером сногсшибательно.

Сев в машину, Николь вернулась в ресторан и быстро прошла в подсобку. К счастью, дверь была не заперта, так что ей не пришлось возиться с ключами.

Войдя в темное помещение, Николь попыталась отыскать выключатель, а когда глаза ее привыкли к полутьме, остолбенела. На диванчике в недвусмысленной позе сплелись Патрик и Ингрид.

Заметив Николь, Ингрид панически взвизгнула:

— Держи ее, Патрик! А то она настучит Антуану! А мне это совсем не нужно!

Одним прыжком Патрик оказался радом с Николь. Она увидела его глаза, затуманенные желанием. В них было и еще что-то, что заставило Николь подумать: он употребляет наркотики!

— Ну вот, милая, мы и встретились, — притворно-ласково произнес Патрик, крепко схватив ее за руку. — Ты не хотела тогда по-хорошему. Но теперь ты сама пришла сюда. — Его глаза плотоядно блеснули. — Сейчас я буду иметь тебя здесь сколько захочу, пока мне не надоест.

Он закрыл дверь изнутри на два поворота ключа, снова шагнул к Николь и одним движением разорвал на ней блузку.

— Не смей дотрагиваться до меня, ты, ирландская свинья! — завизжала Николь, инстинктивно пытаясь прикрыть свою наготу.

Патрик ударил ее по лицу и скомандовал Ингрид:

— Помоги же мне! Держи ее за руки! — Он швырнул Николь на пол, стянул с нее брюки и взгромоздился сверху.

Николь не могла шевельнуться. Руки ее были прижаты к полу железными пальцами Ингрид. Лицо горело. Из уголка рта тянулась струйка крови.

— Мне это нравится! — осклабился ирландец. — Очень пикантно. И так возбуждает!

Он быстро и грубо вошел в нее. Николь закричала от боли. Но Патрик, находившийся под воздействием афродизиаков, ничего не услышал. Он яростно задвигался в Николь, мыча от удовольствия. Ингрид, наблюдая за этой сценой с огромным интересом, тоже возбудилась и закричала:

— Я тоже хочу ее ласкать! Пусти, теперь моя очередь!

— Ты что? — оторопел Патрик. — Ты ж не лесбиянка!

— Это все отвар твоей бабки-друидки. Он так на меня действует, что я хочу всех — и мужчин, и женщин. И я ненасытна в своем желании, — прохрипела Ингрид. Глаза ее расширились от вожделения. Оттолкнув Патрика, она опустилась на колени радом с Николь и стала облизывать ее груди, а потом спустилась к животу.

Николь чуть не стошнило от отвращения. Но смелость ее куда-то улетучилась, и она жалко пробормотала:

— Отпустите меня, пожалуйста! — Ее губы задрожали. — Я ничего не скажу месье Лану.

Ирландец и Ингрид переглянулись.

— Ничего и никогда, — тяжело дыша, потребовала Ингрид. — И чтобы я тебя здесь в Бордо больше не видела!

— Обещаю, только отпустите, — взмолилась Николь.

— Отпустим, так и быть. Мы люди добрые, — хмыкнула Ингрид. — А пока тебе придется немного потерпеть. — И она укусила Николь за грудь.

Боль была настолько сильной, что девушка потеряла сознание.

Когда она временами приходила в себя, то видела склонившиеся над ней попеременно лица то Ингрид, то Патрика, ощущала их руки, шарящие по всему ее оскверненному телу, их возбужденное дыхание. Видела какие-то вспышки света.

Наконец садисты устали и откатились от нее в разные стороны. Ингрид кинула ей полотенце:

— Оботрись. У тебя все бедра в крови. Оказывается, ты была девственницей.

Патрик О'Коннор загоготал, а Ингрид продолжала:

— Ну что с тебя взять с деревенщины! Я вот потеряла девственность в двенадцать лет. И с тех пор получала полное удовольствие от жизни!

Николь молчала. Перед ее глазами плыли круги.

— Учти — мы тебя все время фотографировали. — И Патрик показал ей фотоаппарат. — Только пикнешь — и мы отошлем твои фото в желтую прессу. Не отмоешься от позора! А мы еще и денег заработаем.

Николь продолжала молчать.

— И запомни: одно слово Антуану — и я порежу тебя на куски, — зловеще произнесла Ингрид. — Я была лучшей работницей на рыбозаводе в Гренландии. Разделывала тушки больших рыб всего за несколько секунд. Так что до сих пор владею ножом виртуозно. На то, чтобы превратить тебя в фарш, у меня уйдет не больше минуты. А потом, — засмеялась она дьявольским смехом, — мы погрузим то, что от тебя останется, в полиэтиленовые мешки и отвезем в море. Хищные морские рыбы растащат эти лакомые кусочки за несколько минут!

В глазах Ингрид было столько жгучей злобы и ненависти, что Николь поняла: эта женщина и в самом деле способна на все.

Патрик подошел к двери, отпер ее, а потом с гаденькой улыбочкой произнес:

— Вали отсюда, шлюха перигорская! Больше я в твоих услугах не нуждаюсь. — И вытолкал еле стоявшую на ногах Николь в коридор.

… Николь не помнила, как добралась до автомобиля, припаркованного во дворе. Хорошо, что сейчас поздняя осень и темнеет рано, пронеслось у нее в голове. Она вытащила из сумки расческу и стала машинально расчесывать свои спутанные волосы. Она действовала механически, еще не отдавая себе полного отчета в той трагедии, которая произошла. Наткнулась на мобильник, который совсем недавно получила в подарок от Антуана. Как давно это было! С тех пор прошла целая вечность! И она выбросила мобильник в окно.

Он мне больше не понадобится, сказала она себе. Мне ничего больше не понадобится. Все кончено!

Собрав всю свою волю в кулак и не обращая внимания на жгучую боль во всем теле, она выехала со стоянки. Прочь отсюда! Прощай, Антуан! Пути назад больше нет.

По дороге Николь несколько раз останавливалась, чтобы протереть разбитое лицо и попытаться привести хотя бы в относительный порядок одежду. На разорванную блузку она натянула куртку. Наконец она не выдержала. Слезы градом полились у нее из глаз. Она даже не предполагала, что в человеке может быть столько слез. Потом зарыдала в голос. А потом завыла как зверь. Мысли ее все возвращались назад, в проклятую подсобку, где ее насиловали Патрик и Ингрид. И она раз за разом переживала весь ужас и всю мерзость надругательства над собой.

В конце концов слезы иссякли. Она еще раз протерла лицо, с трудом вновь завела машину и поехала вперед.

Добравшись до дома дядюшки Бено, она долго сидела в машине. Выйти не было никаких сил. Наконец, не выдержав, он сам, скособочившись от боли в пояснице, доковылял до машины и распахнул дверцу.

— Что ты там застряла… — ворчливо начал он, но тут же замолчал, с ужасом наблюдая, как Николь буквально выползает из автомобиля.

— Девочка, что случилось?! На тебя напали бандиты?! Я сейчас вызову полицию и «Скорую помощь»! — закричал старик.

— Не смей никого вызывать. Лучше помоги мне подняться в дом, — прошептала Николь.

С помощью дяди она добралась до своей комнаты и рухнула на постель.

— Умоляю, ни о чем не спрашивай, — хрипло попросила она. — Дай мне поспать и разбуди, пожалуйста, ровно через час. Обещаешь?

Дядюшка молча кивнул. Он был готов сделать для своей племянницы все: вызвать врача, полицию, Антуана, убить тех, кто сотворил с ней весь этот ужас. Он понимал, что с Николь случилась настоящая беда, но сдержал свое обещание и даже не позвонил Антуану. Только принес Николь две таблетки обезболивающего. Проглотив их, она скоро впала в забытье.

Через час он разбудил племянницу. Она встала, двигаясь как сомнамбула, приняла душ и медленно, преодолевая боль, переоделась во все чистое. Побросала немногочисленные вещи в чемоданчик, сложила свои документы и кредитки в сумку. А потом подошла к старику, тихо сидевшему в углу со скорбным видом.

— Прощай, дядя. Не ищи меня. И ничего не говори Антуану. Я и сама еще не знаю, что буду делать. Но сейчас мне жить не хочется.

— Мы могли бы вместе пережить эту беду, девочка, — стал уговаривать ее дядюшка Бено. — Ну хотя бы поплачь, Николь, и тебе станет легче.

— У меня не осталось слез. Я чувствую только холод и пустоту.

— Надо все-таки вызвать Антуана. Может, он тебе поможет? — с надеждой спросил старик.

— Нет, только не он! Я не должна его больше видеть! — истерически закричала Николь.

Услышав это, дядюшка Бено на мгновение подумал, что это Антуан надругался над его племянницей, и неловко замолчал. А Николь воспользовалась этим и выскользнула из дома.

Раздался рев мотора, и машина умчалась прочь. А потом наступила гнетущая тишина.

Вот и закончился сезон сбора трюфелей, грустно подумал старик. Все закончилось.