4

Наконец Люси уснула, а рано утром ее разбудил пронзительный телефонный звонок.

Со сна он показался ей не трелью, а настоящей сиреной. Люси упала с кровати и, только поднявшись, осознала, что именно ее лишило сна, где она находится, и, наконец, то, что совершенно обнажена.

Именно в этот момент она вспомнила о происшедшем накануне.

Увидев свою ночнушку на полу, Люси схватила ее, чтобы тут же натянуть на себя, в ужасе от того, что Джеймс сейчас на нее смотрит.

Но он не смотрел. И вообще Джеймс был теперь не в ее постели — ночью он перебрался в свою и сейчас сонно ворочался, разметав темные волосы по подушке, одетой в наволочку, которую ее тетя получила в подарок на свою свадьбу четверть века назад и которая хранилась накрахмаленная, тщательно выглаженная, пересыпанная сухой лавандой.

Во сне он выглядел как-то моложе — странно, но раньше Люси никогда этого не замечала. Сейчас его лицо утратило властное выражение, стало почти мальчишеским, рот слегка приоткрылся, а щеки порозовели.

Отчего-то Люси стало не по себе, и она поспешила отвести от Джеймса взгляд. И тут до нее дошло, что телефон все еще звонит — трубку почему-то никто не брал. Странно, в этот час ее тетя и дядя обычно уже вставали. Она мельком взглянула на часы и убедилась в том, что уже половина восьмого.

Неужели тетя Милли уже уехала в больницу? А дядя Уильям в поле? Должно быть, уходя, они старались не шуметь, чтоб не потревожить сладкий сон молодоженов.

Люси сняла с вешалки халат и, укутавшись в него, спустилась вниз.

Звонивший явно был весьма настойчив, и это ее встревожило. Схватив телефонную трубку, Люси уже приготовилась услышать нерадостную весть. Что Дэвиду хуже? Или даже что… Но нет! Об этом она и думать не станет.

— Алло, это ведь не миссис Грей, не так ли? Это ее племянница?

— Да, Люси Хартли. — Голос показался ей знакомым, хотя Люси и не могла вспомнить, где именно его слышала.

На другом конце провода явно улыбнулись.

— О, здравствуйте, — тепло приветствовал ее женский голос. — Я так и думала, что узнала вас. Я сестра Глория.

Сердце у Люси чуть не остановилось. Но затем, когда шок прошел, она сказала:

— О да, здравствуйте, сестра. — Во рту у нее пересохло, и она едва могла вымолвить, — Что-то… случилось?

Люси услышала какой-то шум за спиной и, обернувшись, увидела стоявшую на лестнице тетю, одетую в старый зеленый шерстяной халат и новые розовые шлепанцы. Она застыла, вцепившись в перила, с лицом, побелевшим от страха.

Люси тут же захотелось подбежать и успокоить ее, но она вовремя вспомнила, о чем ей только что сказали, и осталась там, где была. Костяшки ее пальцев побелели — до того сильно она вцепилась в телефонную трубку.

— Не волнуйтесь! Я звоню вам не для того, чтобы сообщить плохую новость! — Сестра Глория радостно рассмеялась. — На самом деле совсем даже наоборот. Он только что открыл глаза! Десять минут назад, когда я его умывала. Я как раз говорила Дэвиду, что его надо снова побрить, и отпускала глупые шуточки по поводу того, как быстро у него растет борода, и тут он внезапно открыл глаза, посмотрел на меня и сказал, как ему жаль, что доставляет столько хлопот, а я чуть не свалилась от неожиданности!

Чтобы не упасть, Люси прислонилась к стене.

— О Боже, — только и выдохнула она дрожа.

Милли Грей была уже возле племянницы.

— Что? Что? — Она была вне себя от волнения. — Он не умер? Люси, что там говорят?

— Он вышел из комы, — ответила Люси, смеясь и плача одновременно, и передала трубку тете.

Милли ушам своим не верила.

— Вышел из комы? Ох, Люси! — Она поднесла трубку к уху. — Сестра? Говорит Милли Грей.

Уголком глаза Люси заметила, как к ним по лестнице в шелковом халате, надетом поверх пижамы, спускается Джеймс. Волосы все так же растрепаны, но румянец уже сошел со щек — Люси он даже показался необычно бледным и нахмуренным.

Пожалуй, это известие взволновало его не меньше, чем саму Люси. Очевидно, Джеймс слышал, что она сказала тете. Глаза их встретились, и Люси поняла, что он пытается по взгляду разгадать ее мысли, а потому тут же отвернулась.

Да она и сама, пожалуй, не знала, что думать. Сейчас она даже не думала, а только чувствовала — чувствовала бесконечное счастье от того, что Дэвид пришел в сознание, и радость за тетю Милли и дядю Уильяма, и невыразимое облегчение от того, что напряжение и боль последних дней наконец оставили их.


Люси отправилась на кухню: обычные домашние дела помогут ей немного успокоиться. Двигаясь чуть замедленно, она расставила чашки и тарелки, обратив внимание на то, что кто-то, очевидно дядя Уильям, уже позавтракал — на столе виднелась раскрытая пачка кукурузных хлопьев. Чай он заварил себе сам: рядом с тарелкой стоял уже остывший чайник, а в посудомоечной машине лежала использованная чашка.

Должно быть, тетя Милли просто-напросто проспала, или дядя Уильям специально выключил будильник, чтобы дать ей как следует передохнуть. Этому Люси тоже не удивилась. Вчера вечером тетя выглядела чрезвычайно утомленной.

Если бы она не проспала, то сейчас была бы уже в больнице и, возможно, сама увидела, как пришел в сознание сын. После всех этих часов бдения у постели Дэвида отсутствовать именно в тот момент, когда ои вышел из комы! Какая несправедливость!

При этой мысли Люси взгрустнулось. Тетя Милли, безусловно, заслуживала того, чтобы быть рядом с Дэвидом, когда тот очнется.

Вечно судьба играет с людьми свои злые шутки, с досадой решила она.

В кухню вошел Джеймс. Он прислонился к двери и теперь стоял со скрещенными на груди руками.

— Так ему лучше? Уже известно, есть ли у Дэвида какие-то мозговые нарушения?

Вопрос этот вывел Люси из раздумий. Джеймс прав. Очевидно, мозг Дэвида мог серьезно пострадать, ведь он провел в бессознательном состоянии несколько дней — пожалуй, им всем следует быть готовыми к этому испытанию.

Люси сердито взглянула на Джеймса. Обязательно ему надо испортить праздник. Ну почему он не даст им хоть немного порадоваться?

Из кофеварки закапал кофе, так что ей волей-неволей пришлось им заняться, и она только сдержанно спросила:

— Что ты хочешь на завтрак — яйца, бекон или грибы?

— А ты что будешь?

— Да не знаю. Я не голодна.

— Да нет же, не может быть. Ты наверняка голодна, — протянул он голосом, от которого по спине Люси пробежала дрожь.

Иногда Люси была почти уверена в том, что не нравится Джеймсу. Нет, он, конечно, мог ее хотеть, но за его насмешливым взглядом, ироничным тоном крылась порой какая-то тайная враждебность. Возможно, Джеймс, человек гордый, жестокий и самодостаточный, считал свою страсть к Люси проявлением слабости?

Она ответила:

— Мне, пожалуй, хватит одной яичницы, а ты ешь, что хочешь.

Он криво улыбнулся:

— Яичница на бутерброде — это отлично!

В тот момент, когда Люси доставала сковородку, в кухню вошла тетя Милли. Лицо ее прямо-таки светилось от радости.

— Ну разве это не замечательная новость? Ой, Люси, я прямо не знаю, что делать, я так счастлива…

Люси обняла ее, поцеловала в щеку и сказала:

— Но перед тем как бежать в больницу, ты должна позавтракать — мы тут жарим яичницу. Будешь то же самое?

— Я совсем не хочу есть, Люси! — Она вдохнула аромат, витавший в кухне, и добавила: — М-м-м… кофе… пожалуй, я выпью чашечку.

Люси усадила ее за стол.

— Сиди здесь и пей кофе, пока я расправлюсь с этими яйцами. Через пять минут завтрак будет на столе. Если ты не поешь, то заболеешь.

— Вот вам гренки, — вступил в разговор Джеймс, а затем достал из холодильника апельсиновый сок и протянул ей: — И это вам тоже не повредит.

Милли взяла предложенные сок и гренки и блаженно улыбнулась.

— Ой, Уильям! Я должна сообщить ему известие! — Ее глаза расширились. — Он мне никогда не простит, если я этого не сделаю! Интересно, где он может работать сегодня утром? Кажется, он говорил о том, чтоб покончить со стенами на Большом Лугу, а после перегнать туда овец с верхних пастбищ.

— Ну так после завтрака я схожу туда и передам ему новость, — вызвался Джеймс.

— О спасибо, — поблагодарила его Милли. — Но это довольно высоко. Вы уверены, что одолеете подъем?

— Думаю, да, — сухо ответил Джеймс.

— Ну конечно. Но только не отправляйтесь туда в хорошем костюме, а то испортите его. У вас есть из вещей что-нибудь попроще?

— Я надену джинсы и свитер, не волнуйтесь! — улыбнулся Джеймс.

Тут и завтрак поспел. Когда все поели, Люси отослала тетю наверх одеваться, пообещав, что сама все уберет.

Джеймс остался помочь жене. Загружая посудомойку, он холодно сказал:

— Когда мы соберемся, ты отведешь меня туда, где работает твой дядя.

— Я тебе начерчу план, и ты сам его легко найдешь, — ответила Люси. — А сама поеду в больницу с тетей Милли.

— Нет, ты не сделаешь этого! — В голосе его послышалась ярость.

— Нечего мне приказывать! Я поеду с тетей, и тебе меня не остановить!

— Но она не хочет этого! — выпалил Джеймс, и Люси в недоумении уставилась на него. Лицо мужа было спокойным, а взгляд серых глаз — ледяным. — Она его мать. И живет в этом кошмаре уже много дней, ради Бога, ну дай же ей хоть немного побыть с сыном наедине.

Люси прикусила губу.

Конечно же, Джеймс прав, и она ненавидела его за это.

Люси включила посудомоечную машину, еще раз окинула взором безукоризненно убранную кухню и пошла к лестнице.

Тетя Милли уже покинула ванную комнату, и Люси, захватив кое-какие вещи, отправилась туда помыться и одеться.

Вернувшись в спальню, она застала Джеймса стоявшим у окна — он тотчас оторвался от него и оглядел жену с ног до головы. На Люси были старые брюки, обтягивавшие ее как перчатки, и не менее старый желтый свитер — пожалуй, слегка тесноватый, но она всегда надевала его с этими брюками, так что и сейчас не стала делать исключения из правила.

— Я никогда раньше не видел тебя в этом, — протянул он, уставясь на пышную грудь Люси, которую эффектно подчеркивал облегающий свитер.

— Это старье я не носила уже много лет… Ванная свободна, — сказала она, чувствуя, как краснеет под его взглядом.

Джеймс, конечно же, заметил ее смущение — Люси поняла это по его насмешливому взгляду, однако он не произнес ни слова, а просто пошел в ванную.

Ну а она стала приводить спальню в порядок. Дело уже подходило к концу, когда на пороге комнаты появилась ее тетя, одетая в свое лучшее платье из розового джерси. Она надевала его только в особо торжественных случаях.

— Ты прелестно выглядишь! — воскликнула Люси, и лицо Милли осветилось улыбкой.

— Спасибо. Ну как, ты готова?

Люси улыбнулась и покачала головой.

— Иди одна, тетя Милли, а я зайду к нему попозже. Думаю, мне лучше показать Джеймсу дорогу к Большому Лугу, а не то он еще заблудится.

Лицо тети изменилось лишь на секунду, но Люси и мига хватило для того, чтобы понять: Джеймс был прав — так оно просияло.

— Ладно, дорогая. Тогда до скорого.

Глядя, как спешит тетя, Люси почувствовала смутную вину. Конечно, ей тоже очень хотелось увидеть Дэвида и выяснить, каким образом долгое пребывание в бессознательном состоянии отразилось на работе его мозга, но первые моменты после пробуждения хоть и близкого ей человека, безусловно, принадлежали его матери. Она укорила себя за то, что сама не подумала об этом, а проницательность Джеймса, по мнению Люси, только усугубила ее вину…

В комнату вошел Джеймс, одетый в голубые джинсы и коричневый свитер. Люси взглянула на его все еще влажные волосы, чисто выбритое лица, и сердце ее забилось быстрее, отчего она тут же рассердилась на себя.

— Готова? — спросил он, и она кивнула.

Осеннее утро было прекрасным, а солнце на ярко-голубом небе — мягким и теплым. Оно ласково согревало им спины, а на головы Пюси и Джеймса сыпался золотой дождь из листьев. Вереск на полях стоял все еще пурпурный, папоротник же кое-где будто тронула ржавчина. Высоко в небе парил ястреб, приводивший в ужас многочисленных кроликов, которые спешили в укрытия, только белые их хвостики мелькали, когда они ныряли в свои норки.

— Учти, дорога все время поднимается вверх, — сухо заметила Люси.

— Ну в такую погоду идти по ней даже приятно. Видишь, горизонт будто отодвинулся далеко-далеко, правда?

— А с Большого Луга открывается великолепный вид на Стену Адриана.

— Мне бы хотелось когда-нибудь пройти всю эту стену от начала до конца, — сказал Джеймс, пробираясь через лаз в стене.

И вдруг он замер — совсем рядом мелькнула тень огненно-рыжей лисицы, но буквально через мгновение уже и след простыл.

— Твой дядя охотится?

— Сейчас нет, охотился, когда был молодым. Тут вокруг видимо-невидимо лисиц, и он старается строить такие курятники, чтобы они не могли в них проникнуть. Хотя, конечно, иногда приходится мириться с неизбежными потерями.

— Но они ведь случаются и по вине самой природы?

Люси кивнула:

— Особенно овцы подвержены разным заболеваниям. К тому же они такие глупые. Вечно залезают на стены, а потом сваливаются с них, ломая себе ногу или шею. Или съедают что-нибудь неподходящее. Так что хлопоты, которые доставляют лисицы, не идут ни в какое сравнение с заботами, которые приносят овцы. Во всяком случае, лиса не станет охотиться на взрослую овцу, но вот когда ей нужно кормить детенышей, тогда, да, она может напасть на маленького ягненка. Они всегда выбирают самых слабых, это-то и расстраивает дядю Уильяма. Законы природы жестоки, знаешь ли. Посмотрел бы ты, что вытворяют лисы, если им удается забраться в курятник!

— Да, я слышал, что тогда они буквально сатанеют.

Люси остановилась перевести дыхание — она не лазала по горам уже несколько месяцев, и это давало себя знать.

— Сядь скорее, пока не прихватило сердце! — сказал Джеймс, глядя на пылающее лицо жены. Они оба опустились на траву. — Однако хищники убивают, только чтобы прокормиться, не так ли? Чего не скажешь о нашем брате человеке, — продолжил Джеймс.

— Да? А кошка, играющая с мышкой даже тогда, когда не голодна? Нет, у них инстинкт убивать, независимо от того, хотят они есть или нет.

— Да, инстинкты — вещь опасная, — согласился Джеймс, глядя на жену из-под ресниц.

Люси не обратила внимания на интимный оттенок в его голосе.

— Лиса передушит всех в курятнике и оставит их там лежать, — сказала она сурово. — Запах крови их страшно волнует, и, начав убивать, они уже не могут остановиться. Ястребы — да, они нападают только ради добычи, причем в основном на кроликов, мышей да крыс, так что они, скорее, помогают в хозяйстве, чем наносят вред. Чем меньше в округе крыс, тем лучше! Вот почему фермеры держат в амбарах огромное множество кошек — ты их увидишь, если…

Она замолчала — издали послышался собачий лай.

— Бесс, — пробормотала Люси, поднимаясь.

— Кто? — Джеймс тоже встал, и они продолжили восхождение.

Одна из пастушьих собак дяди Уильяма — наша старушка. Дядя Уильям всегда берет ее с собой, куда бы ни отправлялся. Она его любимица.

— И сколько же у него всего собак?

— Сейчас три. Бесс — мать двух других. Дядя Уильям сохранял по одному щенку из каждого ее помета, а было их всего два, потому что она рабочая собака и взяли ее не для того, чтобы разводить собак. Так что у них живет сейчас молоденькая сучка Салли, которая, по мнению дяди, пошла в мать, и Рокет — он на пару лет старше. Его дядя Уильям оставил, потому что он был самым красивым щенком из первого помета Бесс. Обе они хорошие рабочие собаки, но Бесс по-прежнему дядина фаворитка.

И тут перед ними появился Уильям Грей. Люси замахала ему, подзывая подойти поближе.

Он поспешил и через минуту уже стоял рядом, в то время как его собака скалила зубы на незнакомца.

— Нельзя, Бесс, — закричал Уильям Грей.

Собака легла на живот и поползла, повиливая хвостом и заискивающе глядя на хозяина.

— Что случилось?! — Лицо Уильяма было белее снега.

Люси поторопилась его успокоить.

— Он вышел из комы, дядя, и разговаривает!

Уильям Грей облегченно вздохнул.

— Слава Богу. А они сказали… С ним будет все в порядке? Как он… или они еще не знают?

— Пока еще рано судить об этом. Но сестра Глория уверяет, что он вполне разумно с ней говорил, а она опытна в подобных делах. Думаю, если б что-то было не так, она бы поняла.

Уильям Грей снова вздохнул.

— А Милли? Я оставил ее в постели спящей. Решил, что ей нужно отдохнуть. Ты?..

— Ей обо всем известно, и она уже поехала в больницу. Не могла дождаться, чтобы увидеть Дэвида, но попросила нас сообщить об этом тебе.

— Должно быть, она вне себя от счастья, — улыбнулся Уильям. — Ну ладно, пойду переоденусь — и к сыну. Ты со мной или поедешь потом на машине Джеймса?

Люси раскрыла было рот сказать, что идет с ним, но Джеймс ее опередил.

— Мы пока погуляем. Вы идите, а мы навестим Дэвида попозже.

Люси бросила на мужа сердитый взгляд. Похоже, у него вошло в привычку вмешиваться в ее жизнь — она уже сыта этим по горло.

— Точно? — спросил Уильям Грей, переводя взгляд с одного на другого.

— Абсолютно. Вам ведь надо побыть немного наедине с сыном, это так естественно. И мы это понимаем, правда, Люси? — Джеймс холодно посмотрел на жену. — И потом, в больнице, наверно, не обрадуются, если к нему нагрянет сразу столько посетителей. Наверняка они захотят сейчас сделать кучу всяких анализов, чтобы удостовериться, все ли с ним в порядке. Так что идите, а мы появимся у Дэвида попозже днем.

Его пальцы железным браслетом обхватили запястье Люси. Но она даже не повернулась в сторону мужа, все еще возмущенная его приказами, хотя и понимала: в его словах есть смысл.

Она улыбнулась старику:

— Мы скоро приедем, передай Дэвиду, что я его сегодня же увижу и что я счастлива… тому, что он очнулся.

На лице Уильяма Грея отразилась целая гамма переживаний — грусть тут соседствовала с радостью, а вина — с сожалением.

— Моя дорогая, — начал он, и Люси пришлось его остановить. Ведь рядом с ними Джеймс, а он весь внимание.

— Тебе лучше поторопиться. А то тетя Милли станет беспокоиться, почему ты не идешь.

Уильям Грей поцеловал ее в щеку.

— Ну тогда пока.

И он зашагал по жесткой траве в сопровождении черно-белой собаки. Люси смотрела ему вслед, а в горле ее будто комок застрял.

И только тогда, когда Уильям отошел уже достаточно далеко, Люси сочла нужным обратиться к Джеймсу.

— Не смей больше так поступать! — Глаза ее метали голубые молнии.

— Как именно? — Он сделал вид, что не понял вопроса, и взирал на нее, как ястреб на свою добычу, остро и безжалостно.

— Ты прекрасно все понимаешь! Перестань вмешиваться в мою жизнь!

— Ты собиралась мчаться в больницу, и мне пришлось остановить тебя. Тебе просто в голову не приходило, что им надо побыть немного наедине с собственным сыном. — В голосе Джеймса слышалось презрение, от которого Люси вспыхнула.

— Ты, похоже, забыл, что я почти всю свою жизнь была членом их семьи. И что я вовсе не посторонняя, которая пристает к ним в неподходящий момент. Я выросла с Дэвидом и знаю: они захотят, чтобы я была с ними, в конце концов, они сами попросили меня приехать. Так что оставь меня в покое и возвращайся в Лондон. Здесь ты мне не нужен.

— Ну конечно, не нужен. Теперь, когда твой возлюбленный Дэвид вернулся к жизни, ты постараешься провести с ним наедине как можно больше времени.

В его голосе было столько яда, что у Люси даже руки зачесались — так захотелось ей ударить Джеймса!

— Ну что, потеряла дар речи? Ты, как вижу, даже не отрицаешь моих слов. — Он насмешливо улыбнулся, и тут Люси взорвалась.

— А зачем?! Ведь совершенно очевидно, что тебе известно обо мне много больше, чем мне самой. Так что к чему тратить время на ненужные перепалки?

Джеймс криво улыбнулся.

— Тогда, надеюсь, ты не станешь спорить, когда узнаешь, что я не только остаюсь здесь до выходных, но и то, что в Лондон в воскресенье со мной поедешь и ты.

Люси с силой выдохнула воздух и покачала головой так яростно, что горный ветер разметал ее черные волосы, как гривы у быстроногих лошадок, которые еще водились в самых отдаленных местечках этого края.

— Я не поеду!

— Нет поедешь, Люси! — Джеймс больше не улыбался. Теперь лицо его стало жестким и недовольным, словно перед ним был чужой человек, к которому он к тому же не испытывал симпатии. Впрочем, может, так оно и было?

Люси уже приходилось видеть у него такое выражение лица в суде, когда Джеймс задавал вопросы свидетелю противника. Его изощренный саркастичный ум оставлял противнику мало шансов на успех. Люси вспомнила, что Джеймс использовал любые средства ради достижения победы, потому что именно победа значила для него все как в суде, так и в жизни.

Люси — его жена, и Джеймс считал ее в некотором роде своей собственностью — он даже признавался в этом, не так ли? Сказав, что все еще хочет ее тела, а потому не собирается ее отпускать.

По спине молодой женщины пробежали мурашки. Сейчас ей так нужно побыть одной, побродить по осенним полям и обдумать свое положение.

Люси повернулась и, не говоря ни слова, пошла прочь от мужа.

— Куда это ты направилась? — Джеймс схватил ее за руку.

— Я хочу немного пройтись.

— Но одна ты не можешь идти. — Джеймс взглянул на пустынные холмы и нахмурился. — Или ты с ума сошла? Тут на многие мили не найдется ни одной живой души, и если с тобой что случится, обнаружат тебя нескоро.

— Я знаю эти холмы как свои пять пальцев, мы с Дэвидом проводили тут целые дни напролет.

Взгляд Люси устремился куда-то за линию горизонта, а глаза затуманились от воспоминаний. Господи, какое же счастливое было время! Время, когда они оба взрослели, влюблялись и сознавали, что их любовь взаимна. И, поглощенная минувшим, она сказала скорее себе, нежели Джеймсу:

— Мы устраивали пикники, бродили но округе и собирали летом голубику, ползая в траве, отчего на наших руках и ногах появлялись царапины. Но мы не обращали на это никакого внимания, а после, набрав побольше ягод, ложились в высокую траву и ели их. А потом слушали пчел, жужжавших над клевером, или наблюдали за кузнечиками — знаешь, так здорово посадить его между ладонями и смотреть, как он прыгает, стараясь выбраться наружу. При виде этого невольно хотелось раскрыть руки, и тут его как ветром сдувало.

Люси увлеклась, совершенно забыв, с кем говорила, и тут Джеймс прервал поток ее речи.

— Ради Бога! Приди наконец в себя, ведь все это было давным-давно. Ты не можешь вернуться в свое прошлое — дверь в него захлопнулась навеки. Перестань жить вчерашним днем!

Девушка подняла на Джеймса глаза и вернулась к горькой реальности. Да, действительно, какие-то прекрасные мгновения она словно жила в том золотом и счастливом времени, но Джеймс не замедлил вытащить ее оттуда.

Видя, как изменилось выражение ее лица, Джеймс и сам напрягся.

— Может, прошлое нравится мне куда больше настоящего, — бросила Люси, дрожа от боли и сожалений.

— Господи, иногда я еле сдерживаюсь, чтобы не ударить тебя, — процедил Джеймс сквозь зубы и с силой встряхнул жену за плечи, отчего ее голова качнулась, как у тряпичной куклы.

— Прекрати сейчас же! Что ты делаешь? Отпусти меня! — Люси попыталась было вырваться из его цепких рук, но он сильно прижал жену к себе, так что ей стало абсолютно очевидно, что он весь горит от желания.

Она вздрогнула.

— Не смей!

Однако отказ ее подействовал на него так, как бензин — на костер: распалил еще больше.

— Мне до смерти надоело, что между нами постоянно маячит другой мужчина! Что мне сделать, Люси, чтобы ты забыла о нем? Ведь он никогда не сможет стать твоим! Когда же ты, черт побери, это поймешь?

Джеймс схватил Люси за волосы и запрокинул голову, чтобы впиться в ее губы безжалостным поцелуем — в нем не было ни нежности, ни страсти, только ярость.

Что ж, он вызвал в Люси ответное чувство — гнев заполнил все ее существо и затемнил разум, подобно тому, как бьющий из земли фонтан маслянистой нефти заслоняет собой голубой небосвод.

Она рассердилась потому, что поняла, почему Джеймс целует ее так грубо. Ну конечно же, своим отказом она ранила его гордость. Он не любил, а только чувствовал себя ее Хозяином.

Однажды жизнь Люси уже едва не разрушили дурацкой гордостью, и она не собиралась позволить кому-либо попытаться сделать это снова.

И она со всей силы ударила Джеймса. Он покачнулся и, не удержав равновесия, упал, но при этом не только не выпустил Люси, но и увлек за собой.

В следующее мгновение она уже лежала на земле и, подняв глаза, увидела в вышине бездонное голубое небо, а через миг — горевшие страстью глаза Джеймса. От страха сердце у Люси замерло, во рту пересохло, она не могла и словечка вымолвить.

Люси замотала головой и попыталась скинуть его с себя, но безрезультатно.

Джеймс снова поцеловал ее, и голова женщины прижалась к жесткой траве, больно царапавшей шею, на что она, однако, почти не обратила внимания.

Джеймс запустил руку под ее свитер и принялся ласкать грудь, отчего Люси задрожала. Затем он стянул с жены свитер и поставил колено меж ее ног.

Нет, он явно не собирался ограничиваться поцелуями. Люси с ужасом осознала, что он собирается взять ее прямо сейчас!

— Не здесь, — бормотала она, изгибаясь под его телом. — Ради Бога, Джеймс, не здесь…

Он поднял голову и жестко сказал:

— Здесь, Люси! Именно здесь! И когда ты в следующий раз подумаешь о горах, то вспомнишь не то, как была здесь с ним, а то как была здесь со мной.

Загрузка...