ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ

Развод матери случился лёгкий и быстрый. Отца Юля предупредила: не возникать. «Ты чуть не довёл маму до смерти, не бери грех на душу, отпусти её. И Любу отправь домой на тот день, когда мама приедет!» Мама вернулась из Молдавии удивлённая: отец ни слова против не сказал. И суда не понадобилось — дети взрослые. Раздел имущества отец обещал произвести по совести, вот только пройдёт какое-то время, пока он подсчитает, сколько и чего приходится на каждого из членов семьи. «Вы все много работали, — сказал отец матери, — должны же и получить как полагается». Несмотря на катастрофу с Аркадием, отец остался при фирме. На прощанье он сказал матери: «Не говори никому из наших знакомых, что мы разошлись, я хочу сохранить свою свободу. И ты, и дети в любой момент можете вернуться домой. Юле с Баженом передай, пока я жив, буду присылать им десять процентов прибыли». Но дайте мне время высчитать, сколько это получится каждому.

Свадьбу играли всей школой.

Валентин Петрович нашёл не то столовую, не то частный ресторан. Зал небольшой, но в нём легко поместилось пятьдесят человек. Громадный стол, пространство для танцев и весёлых игр…

Даша тоже «играла» мамину свадьбу — неуверенно топотала по залу за шарами, раскладывала цветы по полу и ходила от одной группы к другой.


Мама уехала жить к Валентину Петровичу в небольшую двухкомнатную квартиру. Комнаты не изолированные, но и у мамы, и у Валентина Петровича были письменный стол и стул. «Что ещё нужно?» — сказала мама.

Юле сняли квартиру в том же доме, на самом последнем — девятом этаже.

Квартира точно такая же маленькая, как у мамы, над мамой, только у Юли был балкон, на который она могла выставлять коляску с Дашей — после обеда Даша теперь спала на улице, на свежем воздухе.

Окно выходит в парк. В парке — тихо, и с балкона можно смотреть на зимние деревья, с чуть прогнувшимися от снега ветками.

С Асей расстаться не удалось. Она, как часы, приходила дважды в неделю. Пила чай, разговаривала с Дашей.

— Сегодня, Даша, я расскажу тебе о голубой ласточке. Эта ласточка прилетела с неба. Кто послал её, сейчас узнаешь. — Асины истории всегда оказывались невероятными: в них были включены Бог, и космос со звёздами, планетами, и подземный мир, и чудеса, и реальность. Кто-то кого-то спасал, кто-то кому-то открывал дверцу будущего. Первое сознательное слово Даша сказала: «Ася».

Ира благополучно родила сына, усадила с ним свою мать. И была свободна в течение дня, как ветер. Иногда она забегала, приносила фрукты или овощи. Казалось, она совсем не понимает, что происходит между Митяем, Игорем и ею, Юлей. Ира говорила о том, какой Митяй внимательный и заботливый, как он любит сына и её самое, о том, как он много работает, как спешит вечером к ней и к сыну, как обставил её трёхкомнатную квартиру, которую купил неподалёку от фирмы, о том, какое приданое он заготовил сыну: купил даже велосипед трёхколёсный, на котором тот сможет ездить по коридору и холлу, даже мячи купил, в которые он сможет когда-то играть.

Мама забегала к Юле по несколько раз в день: сразу после уроков и потом, чуть не каждый час. Поставила она перед Юлей условие: подготовительные курсы! «Отец обещает деньги. Значит, ты не должна работать, значит, ты сможешь выучиться. Подготовительные курсы — вечером, мы с Валей будем кормить и укладывать Дашу, а ты себе спокойно учись, волноваться не о чем». И Юля решила стать юристом. Профессию бухгалтера и всё, связанное с её работой в Аркашиной компании, она возненавидела.

Курсы нашёл ей Валентин Петрович и отправился вместе с ней относить документы. Он же достал ей все необходимые для занятий учебники. И он встречал её после курсов и доставлял домой. Своё обещание — разобраться с Петром Первым, Иваном Грозным… выполнил с лихвой: по дороге домой начинался спор и никак не мог закончиться и после ужина, пока мама не разгоняла их спать.


Родителям Аркадия Юля звонила каждую неделю.

Звонила с затаившимся дыханием — вдруг Ганна всё-таки успела снять проклятье и Аркаша сам подойдёт к телефону и спросит: «Юленька, как ты там?»

Но изменений не было. Аркадий ел, спал, однако не помнил ничего. Ребёнок, которого нужно учить произносить слова и понимать окружающий мир. Маргарита Семёновна ушла с работы, а отец, наоборот, пропадал теперь на работе и в субботы с воскресеньями: расходы возросли втрое.

Маргарита Семёновна спрашивала о Даше: сколько прибавляет, какие слова произносит, как меняются глаза, волосы, тельце?

Голос матери дробился, Юля слышала: плачь, плачь, плачь…


Звонил Бажен. Ему наконец сказали правду, и он стал звонить регулярно — раз в неделю по субботам вечером. Рассказывал о колледже, где учится английскому, о Марине и о растущем животе с двойней. Свою долю, свои десять процентов, которые ему выделял отец, передал Юле. Юле казалось, Бажен близко, и, если, не дай Бог, что-нибудь, он примчится. Она рассказывала ему, чему учат её на подготовительных курсах в институте, какие слова говорит Даша, на сколько сантиметров выросла. Целовала Марину и каждый раз говорила, как она рада, что Бажен женился на ней.

— Бажен, спасибо за звонок, — говорила она. И, положив трубку, долго разглядывала фотографии.

Бажен и Марина — голова к голове. Бажен — возле своей машины. Марина — в свадебном платье. Московские фотографии, американские.

Почему она считала брата угрюмым? Он всё время улыбается.

Она закрывала глаза и снова проигрывала их общую московскую жизнь. Бажен рассказывает, как живут люди на периферии. Вот они все — в музее, вот — в ресторане, вот — гуляют по парку. А вот сидят в их гостиной, слушают музыку, читают.

У неё есть брат. И теперь есть сестра — Марина.


Жизнь потихоньку налаживалась, и уже не каждый день Юля вспоминала Ганну, смерть Генри и фактическую гибель Аркадия. Летом она поступит в институт. Кончит его и станет сама зарабатывать на жизнь.

И Бажен кончит университет. И, кто знает, может быть, Бажен с Мариной устанут жить без России и без неё с мамой и вернутся. Вот когда наконец начнётся настоящая жизнь!

Юля стала спокойнее спать.


Но однажды ей приснился сон.

Они с Аркашей бегут по лугу. Кашки, васильки, ромашки — земля дышит запахами цветов, опаивает их с Аркашей своим хмелем.

Они бегут к воде. Под ярким солнцем.

Почему-то воздух начинает звенеть. Звенит так, что закладывает уши.

— Юля, Юля! — звенит воздух голосом Марины. — Бажен разбился на новой машине. Он не был виноват. Баба — наркоманка. Юля, ты слышишь меня? Он оформил вам вызов и собирался с ним вылететь за вами через неделю — помочь оформить все необходимые документы, вместе с вами сходить в американское посольство. Он так хотел, чтобы вы сюда приехали, он так волновался о вас! Он не мог жить без вас. Он не перенёс талисман из старой машины в новую.

«Проклинаю!» — голос Ганны.

Кого проклинает Ганна? Аркашу? При чём тут Бажен?

Бажен летит к ним, чтобы увезти их в Америку и жить всем вместе?

Юля садится в постели.

Какой страшный сон!

Гудки бьются в истерике, трубка валяется около подушки на розовой в цветочек простыне. Они только что бежали с Аркашей по цветам к воде.

Четвёртый час ночи.


Бажен уезжает в Америку. Эта минута тихая. Он завёл Юлю в гостиную — проститься. Держит её лицо в своих руках и говорит так, чтобы слышала только она:

«Ты самая красивая женщина в мире. Ты самая любимая женщина в мире».

«Ты — моя сестра. У нас одна кровь. Мы с тобой будем всегда всё видеть одинаково. Спасибо тебе за Марину. Спасибо тебе за спасение. Ты хорошо придумала».

Голос звучит в комнате. Ещё в той, счастливой, квадратной. Солнце хозяйничает в ней, чуть подрагивает, ослепляет. Бажен прощается с ней.

Ещё есть несколько минут — сказать друг другу то, что не успели сказать за всю общую жизнь. Ещё есть несколько минут — спросить друг друга о том, о чём не успели спросить…

«Ты моя сестра, — повторяет и повторяет Бажен. — У нас одна кровь. Наступит день, и мы все воссоединимся. Мы будем жить все вместе, рядом, твои дети и мои дети будут расти вместе».


Этого не может быть, чтобы Бажен погиб.

Сейчас она сама позвонит ему. Пусть дорого. Она позвонит и услышит его голос.

Она не может позвонить ему, нечем заплатить.

Приснился сон.

Позвонить маме.

Маме нельзя звонить. У мамы утром уроки. Если окажется Маринин голос сном, зачем волновать маму?

Звонит телефон:

— Юшенька! Мы сейчас придём. Только, пожалуйста, плачь, Юшенька, плачь! Я виновата перед ним. Я за тебя… Я тебя… Я сейчас, Юша…

Снова гудки.

Не сон. Марина позвонила маме тоже.


Горели все лампы в доме.

Валентин Петрович кипятил воду.

— Каждый раз надо пить чай свежий, — говорил он. — Нельзя пить чай, если он постоял больше часа.

Чай стоит меньше часа.

— Я хочу проститься с ним, — говорит мама.

Ни у кого из них нет денег на билет в Америку.

— Пусть они привезут его домой. Я хочу увидеть его. Я не верю. Это ошибка. Он не мог погибнуть.

Мама редко выражает свои чувства. Мама привыкла переживать всё в себе.

— Я хочу увидеть его. Я не верю.

— Выпей, пожалуйста, — Валентин Петрович поит их обеих валерьянкой.

— Марина сказала, перезвонит…


Трое мужчин-защитников было в её жизни. Аркаша, Бажен, Генри. Кого прокляла Ганна? Аркашу или её?

Теперь каждую ночь, когда она ложилась спать, они подходили к её изголовью втроём: Генри, Бажен и Аркадий. Стояли стражами её сна и стражами её жизни. Все трое рослые, красивые, сильные — её защитники. А утром, перед уходом в школу, звонила мама и говорила: «Доброе утро, Юша! Я надеюсь, день у тебя будет хороший. Подготовься, пожалуйста, хорошо к семинару». Мама приносила каждый день еду. Они не голодали. Но деньги всё равно таяли. На учебники шли они, на одёжку для Даши, но самая большая сумма — на квартиру.

И через неделю наступит день, когда за квартиру ей заплатить будет нечем.

Отец всё не звонит и не спешит прислать обещанную их долю. Наверное, Люба догадалась, что он теперь свободен, и взяла его в оборот. Может быть, и ребёнка поспешит родить?! А ей нужно срочно идти работать, чтобы как-то свести концы с концами. Подготовительные курсы в любом случае придётся бросить — работать она вынуждена будет вечерами, когда мама может сидеть с Дашей. Если совсем прижмёт, останется одно: уехать жить в Молдавию. И — навсегда без мамы и Валентина Петровича.

И, словно подгадал, в этот день явился к ней Митяй. Пришёл прямо утром — она только успела посадить Дашу в манеж и собиралась идти умываться.

— Ты одна? — спросил с порога. И, когда она пожала плечами, строго сказал: — Ты нальёшь мне чаю и будешь слушать меня.

— Нету чаю, — пробормотала Юля.

Даша играла в манеже. Увидев Митяя, потянула к нему руки.

— Папа! — крикнула она.

Лишь секунду Митяй помешкал, в следующую кинулся к манежу, подхватил Дашу, прижал к себе и закрыл глаза.

Юля обмякла. «Поставь… — крикнула она, в манеж», но ни звука не прозвучало в кухне.

Прошло много времени, прежде чем Юля вернулась в себя и жёстко ухватилась за Дашино тельце. Потянула его со всей силы и вырвала из объятий Митяя.

Даша заплакала. Митяй опустился на стул.

— Она плачет. Зачем ты так?

Одной рукой Юля подхватила манеж, другой крепко прижала к себе Дашу и почти бегом кинулась в комнату. Любимые игрушки и песенки успокоили Дашу.

Когда Юля вернулась, Митяй сидел в той же позе — склонившись к коленям.

— Уходи! — Юле не давался голос.

Митяй встал и, глядя Юле в глаза — вот когда она увидела его истинного — с сошедшимися в ней двумя штопорами из зрачков! — заскрежетал:

— Всё, что ни пожелаешь: Рио-де-Жанейро, например… любой каприз… Да, у меня есть сын. О нём не печалься. У него моя фамилия, квартира, он не будет ни в чём нуждаться, но мне нужна только ты. Увидел и пропал. Согласись.

Ягнёнок тычется ей в ноги и в ладони. Узнаёт её, блеет, подняв мордочку: говорит ей что-то. Кудрявый. Ресницы длинные. Улыбается. Она берёт его на руки. Он — лёгкий, маленький. Хрупкая жизнь.

Гришаня убивает ягнят — руки у него в крови. Её ягнёнка тоже убили. Разделывают. Из шкурки — шапку, мясо — на продажу.

И у неё руки — в крови.

Нечем платить за квартиру. Мама кормит их. Но откуда у мамы доллары заплатить за квартиру?


— Я жду ответа. Ты сомневаешься в моём слове? Или ты думаешь, что у меня руки — в крови?

Юля вздрогнула.

— Я не могу доказать…

— Я тебя боюсь, — прерывает его Юля. — Пожалуйста, уходи.

— Гонишь? Смотри, Юлька, — назвал он её, как называет её отец, — пробросаешься. Хорошо подумай, Юлька. Сроку даю неделю.

У неё и есть неделя сроку. Через неделю платить за квартиру. Через неделю платить за второй семестр подготовительных курсов.

Даша играет в манеже. Хлопает дверь. Митяй ушёл.

Почему Даша кинулась к нему? Откуда она знает имя «папа»?


Митяй ушёл.

Наконец поняла: она — в западне. Обложена Митяем, как медведь — охотниками, пришедшими к берлоге за его шкурой.

Законных денег Митяй с Игорем ей не отдадут, тех, что Аркадий заработал тяжким трудом, тех, что идут потоком — прибылью с завода, денег, по праву полагающихся ей, как жене Аркадия, и Даше, как дочери Аркадия! И это входит в план Митяя. Он засыплет её Аркашиными деньгами, если она выйдет за него замуж — ни в чём отказу не будет.

Митяй не оставит её в покое: даже если она найдёт себе хорошую работу, сделает всё, что в его власти, чтобы она лишилась этой работы. Будет ходить за ней до тех пор, пока не вынудит её выйти за него замуж.

Из матери тянуть деньги больше невозможно. Маленькая квартира, в которой они с Аркашей жили вначале и которую он обещал купить ей на первое время, оказалась недооформленной.

И Бажен не спасёт. Бажена нет.

Выхода два. Бежать в Молдавию, где не надо платить за жильё, где Даша станет жить на подножном корму, а она запряжётся в прежний воз и потянет его на себе, где она вынуждена будет жить под одной крышей с Любой вместо мамы, потому что мама туда вернуться не может. Или… не жить…

У одних жизнь — длинная, до морщин и атрофии всех органов и всех чувств, у других — короткая. Что ж из того, что у кого-то — короткая?! Она знает, что такое любовь. Она знает, что такое дружба. Она знает, что такое — брат. Она знает, что значит родить человека. Что ещё ей хотелось бы узнать? Дашу вырастит мама. С помощью мамы и Валентина Петровича Даша станет счастливым человеком.

Митяй заслоняет свет. Он тут, раскинул сети, поймал её в них. Нет!

Юля бросается к балконной двери, раскрывает её, глотает ледяной воздух зимы. Одно движение, одно лёгкое движение — через барьер перемахнуть, и всё. Девятый этаж!

— Мама! — топот Дашиных ног. Юля резко оборачивается к дочери. — Ты гуляешь, да? Я тоже хочу гулять. Возьми меня с собой.

Юля подхватывает дочь на руки, прижимает к себе. Как же она может бросить беспомощную девочку одну в квартире?! Совсем с ума сошла!

Как Даша выбралась из манежа?

Ася говорила: стенки уже низки для высокой Даши.

— Я хочу есть. Покорми меня, мама! — Даша играет Юлиной косой.

И — тонкий голос Давида Мироныча:

Вооружённый зреньем узких ос,

Сосущих ось земную, ось земную,

Я чую всё, с чем свидеться пришлось,

И вспоминаю наизусть и всуе…

И не рисую я, и не пою,

И не вожу смычком черноголосым:

Я только в жизнь впиваюсь и люблю

Завидовать могучим, хитрым осам.

О, если б и меня когда-нибудь могло

Заставить — сон и смерть минуя —

Стрекало воздуха и летнее тепло

Услышать ось земную, ось земную.

— Мама, почему ты плачешь? Мама!

В игольчатых чумных бокалах

Мы пьём наважденье причин,

Касаемся крючьями малых,

Как лёгкая смерть, величин.

И там, где сцепились бирюльки,

Ребёнок молчанье хранит —

Большая вселенная в люльке

У маленькой вечности спит, —

голос Давида Мироныча.

Юля крепко прижимает Дашу к себе.

— Господи, помоги! — шепчет она.

Один раз Господь помог — когда мама чуть не умерла.

Вечность и сегодняшний её день, отпущенный ей Богом. Грязь под ногами и — земная ось.

— Господи, помоги! Дай путь. Спаси от Митяя!

Яркий Свет заливает глаза. И словно она голос слышит:

— Почему ты должна погибать?! Из-за кого? Из-за грязи под ногами? Из-за убийц? Из-за предателей? Из-за сегодняшних отбросов России?

Живой голос сверху. Митяй отступает в темноту, становится всё мельче и мельче. В Юлю вливается Свет, Он что-то творит с ней — сама собой выпрямляется спина.

Он проникает внутрь и начинает в себя вбирать её растерянность, её страх.

И вот она — очнулась. Она жива. Спала, спала и проснулась.

Она хочет осознать то, что они начали понимать с Аркадием. Вечная жизнь… К ней надо готовиться.

Нет, она не хочет быть Лизаветой — она не позволит убить себя!

В самом деле, почему должны жить подлецы, а они с Аркашей должны не жить? Она не имеет права никого жалеть. Она видела: две машины, слева и справа, врезались в них. Их двое — Игорь и Митяй. Они вдвоём убили Генри. Они хотели убить Аркадия. Игорь привёл своих рэкетиров. Не своими руками Игорь и Митяй убивали Генри и Аркадия. Вот и пригодились верные слуги Игоря.

Нотариальная контора, пропажа документов, сейф. Пожалуй, это не сумбурные мозги Митяя, это — Игорь.

Что же, Митяй — не убийца? И следующим в очереди мертвецов будет Митяй? Похоже, Игорь ни с кем не захочет делить ни власти, ни доллара!

Митяй — не убийца?! И она зря возненавидела его?! Да, он неприятный человек, но, если он не убивал, если способен так сильно любить, может быть, он — человек? Игорь тоже способен сильно любить. Ещё с уроков Давида Мироныча она была уверена: люди, способные сильно любить, убийцами быть не могут. Что бы сказал ей сейчас Давид Мироныч?

Убийца Митяй или не убийца?

Тогда почему он такой ввалился в контору?

Не её это дело: разбираться, её дело — рассказать американскому следователю подробно всё, что знает, о чём думает она.

При чём тут американский следователь в убийстве Аркаши?

При том! Русского следователя Игорь и Митяй купят!

Всё-таки опять Митяй? Так и выскакивает само собой его имя!

Наказуемо или ненаказуемо зло?

Почему она должна жалеть сына Митяя и будущего ребёнка Игоря, которых они вырастят тоже убийцами, и не жалеть свою девочку, дочку Аркадия?!

— Господи, помоги! Просвети!

Юля закрывает глаза и видит: на фоне очень светлого неба — лучи выплываемого из-за горизонта солнца. И над головой — стая птиц. Распахнули крылья, в строгом порядке летят к восходу солнца.

— В лесу родилась ёлочка… — бессонный голос Аркадия.

И светлое лицо Генри.

И лицо Бажена.

— В лесу она росла, — говорит Юля вслух.

Только она может себе и их с Аркашей дочке обеспечить нормальную жизнь. Она должна быть сильной.

И всё-таки начнёт она с американского посольства. Попросит вызвать того следователя и всё расскажет ему. Пусть будет международный скандал. Пусть Игорь с Митяем поймут, что зло наказуемо: убийцам нельзя жить!

Она вернёт деньги, заработанные Аркадием, принадлежащие Аркадию, и, когда восстановит справедливость, будет спешить делать добро тем, кого можно ещё спасти. Будет защищать людей от убийц.

Как сказал Бажен: «Политика достаёт». Придётся включиться в реальную жизнь. Нет выбора. Она не может быть сторонним наблюдателем. Или она ворует, убивает, или пытается помочь жертвам.

Немногие для вечности живут.

Но если ты мгновенным озабочен…

Спасибо, Давид Мироныч. Жить для вечности — значит жить по заповедям, значит защищать добро.

Она будет учиться у Аси. Прочитает те же книги. Научится улыбаться и служить другим.

В Вечности живут святые. Генри — святой. Аркадий — святой тоже и должен пройти свой путь к Вечности. Этот путь не кончен. Аркадий слушал Асю и — пробуждался. Срочно вернуть Аркадия домой, чтобы Ася могла помочь ему. Кто сказал, что нельзя помочь Аркадию. Он лежал всего в одной больнице. Есть другие. И есть Богом присланные на землю врачи. Найти их. Если будут деньги… можно сделать операцию на мозге и вернуть Аркаше память, вернуть ему их любовь.

— Мы живём в век чудес, — говорит Юля вслух.

— Мама, прочитай мне сказку о живой воде. Бабушка читала. Там принцесса и принц оживают.

Юля прижимает к себе дочку. И какое-то время стоит без мыслей и без дыхания.

Да, она не может вернуть к жизни Генри и Бажена, но Аркадий — жив. И её задача — найти живую воду.

У неё есть Марина. Сестра. Совсем девочка, она уловила единственный нужный свой образ и пришла к Бажену. Не её вина — гибель Бажена. Марина — оказалась мудрее их с Аркадием, поняла, что происходит в России, бежала прочь. Марина, дети Бажена, мама, Валентин Петрович, Ася — её семья.

— Мама, пойдём гулять!


Первый шаг. Какой она должна сделать первый шаг?

Крепко прижимая к себе Дашу, Юля идёт к телефону, набирает номер.

— Отец, — говорит она жёстко, — нам нечего есть и нечем платить за квартиру. Прошло много времени, а ты так ничего и не прислал. Пожалуйста, выдели нам наши деньги. Мы с мамой заслужили их, много лет работали, как каторжные.

— Доча, ты даже не поздоровалась. А твой папка думает о тебе. Твой папка понимает, как тебе трудно. Послезавтра я пошлю деньги с Гришаней. Сам приехал бы, но, знаешь, как я занят?!

Юля кладёт трубку на рычаг.

Второй шаг. Сегодня она сделает и второй шаг: как только мама вернётся, пойдёт в американское посольство.


— Спасибо, Давид Мироныч, наконец я стану хорошей вашей ученицей. Вы ушли из дома, чтобы обрести новую жизнь. Ваша жизнь состоялась. И моя состоится — вопреки Ганне и прочим. Я выучусь на юриста. Я восстановлю справедливость. И — вопреки Ганне — вылечу своего мужа. Я вылечу своего мужа! — чуть не кричит она. — Я верну его себе! Господи, помоги! Ты — со мной. Теперь, когда Ты навсегда со мной, мне ничего не страшно!


1996 год

Бостон — Мичуринец


Нищая девчонка из глухой провинции, воспитанная слишком интеллигентным школьным учителем…

Что могла принести ей Москва?

Казалось бы, НИЧЕГО ХОРОШЕГО!

Но все сложилось «как в кино» — богатый, сильный, преуспевающий муж, «дом — полная чаша», очаровательная дочурка… А любовь? Да кому она нужна, эта сказка!

Однако ЛЮБОВЬ — не сказка и не миф. Однажды — нежданная, незваная — она ВОРВЕТСЯ в жизнь Юлии — и заставит платить по счетам и делать НЕЛЕГКИЙ ВЫБОР!..

Загрузка...