Эрин сосредотачивается на том, чтобы выложить в линию свои ручки рядом с тетрадью. Она переворачивает страницу на новую.
Ладно, она специально медлит. Потому что Блейк смотрит на неё с любопытством, а девушка не может встретиться с ним лицом к лицу в этот конкретный момент, не тогда, когда между ними другие студенты. Его взгляд – сила, притягивающая её к нему, вопрос, на который она чувствует обязательство ответить. Наконец, входит новый студент, и Блейк переключает своё внимание. Эрин чувствует соответствующую дрожь от этой потери.
Она практически сбежала со встречи со своим руководителем, надеясь добраться раньше других и пожелать Блейку удачи. Но резко остановилась, выдохшись, когда услышала голос профессора Дженкинс внутри, вместе с ним. Звучало так, судя по приглушённым голосам, будто та приглашала его на Бал факультета. И он согласился.
Хотя Эрин знает, что Блейк не поступил бы так с ней.
Обнаружив их вместе, она вспомнила тот вечер, когда увидела эту женщину в доме Блейка. И в ней возродилась та же старая злость. Даже после того, как профессор Дженкинс выскочила, выглядя злой, Эрин осталась в коридоре. Она не хотела, чтобы он видел её такой. Девушка верила, что когда услышит полную историю, всё будет в порядке. Но в данный момент она чувствует только грусть.
Только когда двое других студентов зашли внутрь, у неё получилось прошагать в класс и притвориться равнодушной.
Кто-то садится рядом с ней. Она поднимает взгляд. Улыбающееся лицо.
– Я не знал, что ты будешь здесь, – говорит парень, – но приятно видеть знакомое лицо.
Эрин улыбается.
– Джереми. Разве я не видела тебя у кабинета доктора Миллера?
– Я хотел догнать тебя после урока, но ты так быстро ушла.
Она краснеет, думая о том, кого именно так спешила увидеть.
– Не хотела опоздать. Первый день и всё такое.
– Что с этим парнем? – спрашивает он, и ей требуется минута, чтобы понять, что Джереми говорит о Блейке. Профессор Моррис, – напоминает она себе.
– А что с ним?
– Во-первых, его лицо, – когда девушка хмурится, он быстро продолжает. – И откуда он взялся? Это урок высшего уровня. Не могу поверить, что его отдали новому адъюнкт-профессору (прим. пер.: Адъю́нкт — должность или звание помощника или заместителя в различных областях).
– Вероятно, это значит, что в него очень верят.
Собственная оборонительность удивляет её. Она должна следить за собой, если не хочет, чтобы люди догадались, что что-то между ними происходит.
Джереми смотрит на неё, хмурясь.
– Конечно. Всё равно, – он достаёт ноутбук и подключает его к розетке в стене позади них. – Кроме того, ещё только один семестр, и я уберусь отсюда.
Она усмехается. Теперь, когда может понять его.
– Я тоже.
– Боже, не могу дождаться. Меня так достало это место.
В этом она полностью с ним согласна. Со своей степенью Эрин наконец-то сможет поддерживать себя не только залогами. Она наконец-то сможет позволить себе больше, чем совместную, дерьмовую квартиру. Может ли она действительно винить Блейка за разговор с профессором Дженкинс или желание видеться с ней после работы? Та ему ровня. Эрин тоже этого хочет.
Девушка бросает на него взгляд, пока Блейк возвращается к своему столу и открывает портфель. Бумаги внутри выглядят мятыми и перемешанными. Это на него не похоже.
Отдалённый звон сигнализирует о начале урока. В более новых зданиях нет звонков, но это одно из самых исторических зданий кампуса, что означает, что вся мебель поцарапанная, и постоянно пропадает электричество. Тихий гул разговора исчезает в молчаливом ожидании. Блейк кладёт бумаги и обходит стол с пустыми руками. Он разворачивает один из стульев спинкой вперёд и садится на него верхом.
В некотором роде приветствуя их всех как равных.
Её сердце смягчается. Должно быть, ему тяжело встречаться со всеми лицом к лицу на одном уровне, без щита или реквизитов, которые используют большинство профессоров, даже те, кто не имеет шрамов. Но Блейк не показывает никакой нервозности. Он выглядит спокойным, компетентным. Как опытный профессор, а не мужчина, которого разорвали на части, физически и эмоционально. Как солдат.
Он представляется как: профессор Моррис, но зовите меня Блейк. Она улыбается этому. Он сказал ей что–то похожее, в самом начале, когда Эрин пришла убирать его дом, хоть тогда это и было мистер Моррис. Тогда девушка инстинктивно сопротивлялась, осознавая, что интимность между ними может разрастись как лесной пожар. Так что для неё он всегда был мистером Моррисом… пока они не переспали.
Теперь он Блейк.
Он говорит гладким баритоном, который приятно слышать и воспринимать. Блейк рассказывает об основных принципах урока, расписании и исследовательских документах, которые будут основными для расчёта их оценок. Все, включая Эрин, записывают информацию.
– Ладно, перейдём к делу. Мне сказали, что учебники для этого урока были в списке информации при регистрации.
Это она сказала ему это. В его время информацию получали в первый день урока. Так говорил он – в моё время. Она смеялась. Будто он старик, а не всего на десять лет старше.
Девушка достаёт свой учебник вместе с остальным классом. Книги лежат в кругу на столе, не открытые.
Блейк останавливается на мгновение, будто раздумывая.
– Это не урок спорных вопросов. Я ожидаю, что вы будете в курсе того, что происходит в политической сфере… и подтянитесь, если по какой-то причине не следили за новостями последние пять лет. Но я не собираюсь говорить вам, как относиться к эвтаназии или следует ли вам поддерживать кандидата, который курит травку. Это ваше дело – выяснить, как граждан и почтенный выпускник этой программы. Этот урок должен дать вам понятие о том, как выражать эти чувства и свою поддержку. О языке. Об инструментах.
Ещё одна пауза, и на любом другом уроке началось бы шарканье, когда студенты бы отвернулись, незаинтересованные, к своим телефонам. Вместо этого повисает только задумчивая тишина. Эрин обнаруживает, что тоже задумалась. Какие у неё есть инструменты? Ответственность, как гражданина… это сильные слова, но он сказал их без злобы или осуждения. С определённым чувством доверия, будто он уверен, что кучка страдающих от похмелья студентов колледжа сама придумает правильные ответы.
– Как тебя зовут? – спрашивает Блейк одного из парней напротив неё.
– Эм-м, Аллен.
– Аллен, пожалуйста, можешь прочесть первый параграф первой главы?
Шелестят листы, пока все переворачивают на нужную страницу. Название главы гласит: "ПРЕЦЕДЕНТ".
Аллен читает вслух:
– Прецедент – это случай или событие, имевшее место в прошлом и служащее примером или основанием для похожих обстоятельств, или принцип, установленный в произошедшей раньше ситуации, который может применяться для последующих случаев с похожими обстоятельствами.
– Хм-м, – произносит Блейк. – Это идеальное определение, но, думаю, мы можем сделать лучше. Кто-нибудь хочет попробовать?
В классе тишина. Блейк ждёт.
Наконец, рядом с Эрин начинает говорить Джереми:
– Это способ объяснить поведение в настоящем, основанный на чём-то, что произошло в прошлом.
– Отлично. Обрамление настоящего с помощью прошлого. В чём польза от этого?
– Если что-то было правдой тогда, полагается, что будет правдой снова, – поддерживает другой студент.
– Использование прошлого как контекста. Хорошо.
– Последовательность, – произносит парень с угрюмым лицом. – Правила устанавливают, а затем им следуют.
– Да. Верно. Что ещё? – когда никто не отвечает, он продолжает: – Почему прецедент так важен, что его помещают вперёд и в центр, в качестве первой главы учебника?
Эрин опускает глаза на глянцевые белые страницы с суровыми чёрными чернилами. Несколько предложений подчёркнуты предыдущим владельцем учебника. Там много мелкого текста, но ничего не даёт ей понять, почему это на первом месте, или почему важно вообще.
Блейк, кажется, устроился удобно, положив локти на спинку стула перед собой.
– Было время, когда никто не мог сравниться с силой Рима, – начинает он. – Ближе подобрался Карфаген, со своей выгодной позицией торговли и хорошо развитой культурой. К несчастью, римляне считали карфагенян дикарями и угрозой их образу жизни. Или так они утверждали. На самом деле они просто хотели богатств Карфагена. Так, осматривая город и окружающую сельскую местность, римская комиссия передала сенату о "изобилии судостроительных материалов" и утверждала, что карфагеняне построили свою флотилию в нарушение договора.
Блейк прерывает свою историю и тянется назад, чтобы сделать глоток воды. Это мгновение тишины, кажется, придаёт девушке напротив Эрин смелости.
– Вы искажаете факты, – выпаливает она. Когда тридцать лиц поворачиваются к ней, она краснеет и выглядит так, будто хочет забрать слова обратно.
Блейк тоже поворачивается к ней, не обиженный.
– С чего вы решили? – спокойно спрашивает он.
– Вы говорите, их мотивация в том, что римляне действительно просто хотели их богатств, но вы этого не знаете. Может быть, они были уверены, что другие им угрожают.
– Может и так. И в этом плюс истории, мы можем заглянуть внутрь их частных писем и в их воспоминания. Мы можем покрепче ухватиться за то, о чём они думали за пределами публичных речей. В отличие от настоящих событий, где у нас есть только публичный вид.
– Ещё один плюс прецедента, – говорит Эрин еле слышно.
Он бросает ей быструю улыбку.
– Да. Именно. Итак, карфагеняне знали, что сдадут им свои задницы, – один из парней усмехается от используемого языка. Блейк продолжает: – Так что они умоляли сенат, клялись, что не нарушали договор, обещали сдаться без боя.
– Так что умные римляне придумали три испытания. Во-первых, они попросили триста сыновей из знатных семей в качестве пленников. Карфаген отправил их в лодке. Во время второго испытания они потребовали, чтобы Карфаген прислал им доспехи и оружие. Карфаген выполнил и эту просьбу. Когда пришло время последнего испытания, дипломат объяснил карфагенянам, что им нужно передвинуть свой город, строения, всё на десять миль влево.
Кто-то фыркает.
– Зачем?
– Расположение рядом с морем портило нрав Карфагена, – произносит Блейк. – По крайней мере, судя по словам комиссара.
В маленькой комнате раздаются тихие смешки недоверия. Это нелепо, но правда. История.
– Здесь у Карфагена не было выбора, кроме как отказаться. Представьте, переносить всю инфраструктуру на десять миль влево. Это было невероятно. Очевидно, Рим искал предлог, чтобы вторгнуться и украсть их ресурсы.
– Чепуха, – произносит парень, который говорил раньше, лицо которого, похоже, вечно хмурое. Он тоже большой, грузный, но и пугающий. Стул и стол выглядят слишком маленькими для него.
– Простите? – как обычно произносит Блейк.
– Я сказал, это чепуха. Вы говорили, что вы здесь не для того, чтобы говорить нам, что думать, но делаете именно это.
– Вы не согласны с моим представлением Третьей Пунической войны? – узнаёт Блейк.
Парень издаёт грубый звук.
– Вы говорите ни о какой-то Пунической войне и не о римлянах, и мы все это знаем.
– Тогда о ком я говорю?
– Вы говорите о Иракской войне. О Буше. Это какая-то либеральная пропаганда.
– Это просто рассказ. Почему это должно что-то значить?
– Потому что… – парень затихает. Он тихо фыркает. – Потому что это чёртов прецедент.
Блейк мычит в знак согласия и подтверждения.
– Прецедент полезен по многим причинам, но истории связывают нас с миром, позволяют понимать большую часть картины. Я рассказал историю о Риме, и теперь вы естественно привязали это к Ираку. В этом сила историй. Никогда не недооценивайте это.
Он направляет их внимание обратно к учебнику, но теперь Эрин чувствует больший интерес к этим теоретическим словам, понимая просьбу. Все, кажется, присоединяются с энтузиазмом, даже парень, который чуть ранее спорил с Блейком. Вся враждебность исчезает под силой любопытства… и под силой историй.
Нет, она определённо не будет снова это недооценивать. И не будет снова недооценивать Блейка. Он мог отказаться и не браться за эту работу, но здесь у него не будет никаких оговорок, чтобы выступать в полную силу. А его полная сила очень, очень могущественна.
Эрин уверена, что если бы не знала его раньше, то уже наверняка сильно бы в него влюбилась. Но она знала его раньше, видела Блейка радостным и печальным. Эрин видела, как он смеётся, не сдерживаясь, и кончает с мучительным стоном. Её чувства прямо сейчас превосходят страсть. Они перерастают в любовь.