Случаи в жизни могут быть разные. Сборник юмористических рассказов

Не верю

– Не верю я женщинам! Все в них наигранно, искусственно, каждый шаг свой они рассчитывают с тем, чтобы извлечь максимальную выгоду, – сказал Петя Куркин.

– Чем это они так не угодили тебе? – поинтересовался Иван Недайвода.

– Да потому что кинули меня сегодня на базаре, как последнего лоха.

– С этого места и поподробней.

– Налей мне, никак не могу успокоиться.

– Это мы сейчас мигом. – Иван торопливо выполнил пожелания друга. Тот залпом опрокинул стакан.

– Ах, ядреная у тебя самогонка, Петя. Поделись секретом, из чего ты её делаешь?

– Никакого секрета тут нет. Видел же ты у меня сад?

– Видел. Хороший сад.

– Так вот упадут у меня спелые абрикосы, я их не выбрасываю на мусор, а бросаю в большую бочку. Через время они заиграют, а я туда добавляю сливы, яблока, груши, которые спелыми падают с дерева. Всё это тщательно перемешиваю, и дней десять оно у меня бродит, после чего получается отличная бражка. А дальше, как говорится, дело техники.

– Да, процесс замечательный и продукт получается высшего качества.

– Может еще.

– Нет, спасибо, дай передохнуть.

– Главное в этом процессе, что у меня никакой фрукт не пропадает.

– Так о чем это я говорил?

– О женщинах говорил ты что-то.

– Да, о женщинах. – Петр напряг память, согнал морщины на лице. – Никогда не мог подумать, что они способны на такую подлость.

– Что ты тянешь кота за хвоста, давай рассказывай.

– Даже неудобно такое говорить, люди смеяться будут.

– Я никому не расскажу, вот тебе крест. – Иван перекрестился несколько раз.

– Смотри ж только никому.

– Могила.

– Так вот поехал я сегодня черешню продавать. Ты же знаешь, какая у меня черешня "Воловое сердце"?

– Конечно, знаю. Ты же мне на прошлой недели дал её попробывать. Вкусные вишни, малая моя, не могла оторваться. Я боялся, что с ней плохо будет.

– С чего бы это ей плохо было? Я ведь химикатами дерево не обрабатывал.

– Да, потому что много кушала. Но всё нормально прошло. Ну, что же дальше было?

– Говорю ж тебе, что повез на базар черешню – целый прицеп нагрузил. Продаю я, значит, черешню. Торговля так себе была, но товар покупали. И тут ко мне подходит женщина… Ну, такая красивая. Всё при ней, одета с иголочки, прическа сделана хорошо. Словом, такую красавицу можно только по телевизору увидеть. Спросила она у меня, почем у меня товар, а у меня сердце едва не выскочит, такого туману она напустила. Ответил я ей, а она мне.

– Свесь мне килограммчик, только вон с того ящика, что на верху. – встает она на подножку прицепа и показывает мне понравившийся ящик. А я смотрю туда, и ничего не вижу, ибо юбчонка у неё задралась, а под ней ничего – темный лес. Бермудский, короче, треугольник во всей красе. Понятное дело, что кровь у меня заиграла от такого видения, хотя у меня была жена, я не мальчик, но разволновался, как школьник, который увидел запретный плод. Помню, как в школе, нас ребята из города, они всегда были продвинуты в этом деле, научили заглядывать под юбки школьницам. В ботинок вставляли зеркальце маленькое, и свою ногу девушкам между ног ставили. Любопытно было, что там да как. Взрослели детки.

Так один у нас был Иванушка-дурачок, так он целое трюмо примостил на ботинок. Девушки, конечно, его разоблачили и пожаловались директору, который всем тогда сделал большую лекцию на этическую тему. Да, славное было время. Прошло. Нет, уже того Вани. Попал он на Чернобыль. Ведь не было у него за кого спрятаться: ни богатых родителей, ни знакомств нужных, ни кучи детей. А страна сказала: "Надо". И он пошел. Налей еще своей плодоягодной продукции.

Петр сказал: "Земля ему пухом", – и выпил залпом.

– Вот такие они герои. Простые незаметные. Они просто выполняют свою работу.

У Петра аж слеза поступила.

– Вот, кстати, вспомнил. Жил у нас в селе такой незаметный мужчина, невысокого роста, худощавый, всегда помнил я его в рабочей одежде и сапогах ходил. А потом праздник какой-то был. В клубе народа собралось, негде яблоку упасть. Все при регалиях своих, при параде. Открывает собрание представитель военкомата, и вызывает на сцену того мужчину , кажется, Виктор Александрович, его звали. Вышел он на сцену, а у него вся грудь в орденах. Да все боевые, заслуженные, не те что на юбилеи дарят. Наши-то ветераны, которые привыкли по президиумам сидеть, да воспоминаниями делиться так и сникли как-то. А вызвали-то того мужчину затем, чтобы награду вручить, как говорится, нашла награда героя. Не помню точно, какая медаль была, то ли за освобождения Польши или Венгрии. Вот такие-то они герои.

– А мой дед Польшу освобождал, и слыхал я, как он рассказывал, на меня никто не обращал внимание, ибо маленький был, но я хорошо это запомнил. Поляк так застращали, что идет русский медведь на их землю, который будет грабить, насиловать, убивать, что бедные полячки прямо сами в постель тащили солдат, лишь бы ублажить их, лишь бы не грабили, не убивали.

– Кто его знает, как оно там было?

– Но насилия-то не было, как сейчас говорят. Тогда за это строго было. Приказ был Главнокомандующего, расстреливать насильников, и расстреливали. Представь, люди дошли до Берлина, конец войны,а их к стенке свои.

– Да, были времена. Так о чем это я говорил?

– О женщине, которая покупала у тебя черешню.

– Ох, и сволочь же она. Показала мне всё свое богатство, и говорит, что не буду я покупать твои вишни, они у тебя подавленные. Развернулось и пошла. А я смотрю ей вслед, как загипнотизированный, и ничего не могу сказать. А потом чувствую, что что-то неладное творится. Хватился, а пояса с кошельком, который у меня на поясе болтался – нет, сняли его у меня, пока я прелестями её любовался. Сознание вернулось ко мне, и побежал за ней, кричу: "Держите, вора! Держите, вора!"

Женщина идет, ничем не выдает своего волнения. Подбегаю я к ней, хватаю за руку. Где в меня только смелость взялась, говорю.

– Пошли в милицию!

– С какой такой стати я должна идти. Гнилыми вишнями торгуешь, а меня честную женщину в милицию ведешь. – Голос она свой повысила, ибо возле нас собралась толпа зевак.

– Ты у меня кошелек украла!

– Посмотри, в сумку, обыщи меня, – она по-прежнему держится спокойно, что я даже растерялся, понятное дело, не могла она в своей дамской сумочке спрятать мой пояс с кошельком. Тем не менее, я не отступаю от своего, бо больно мне денег жалко, там же была выручка за несколько дней. У меня была такая привычка, все деньги с собой носить, может, какой нужный товар подвернется по сходной цене.

– У тебя сообщники были, которые и своровали мой кошелек, когда ты меня отвлекала.

– И чем же это я тебя отвлекала? – говорит она и с наглой усмешкой смотрит на меня.

– Тем, – запнулся я, неудобно было даже говорить.

– Чем? – прямо она-таки издевается надо мной, так нагло, бесстыдно – есть же такие женщины, у которой ни на грамм совести нет. Не выдержал я и кричу.

– Ты без трусов по базару ходишь!

– Фу, какие мы нежные и чувствительные. Или никогда женщин голых не видели? – снова нагло издевается надо мной.

– А вот сейчас пойдем в милицию, пускай она разбирается, почему это такие гражданки ходят с голыми задницами по базару.

Тащу я её за собой, некоторые из зевак поддерживают меня, ибо появились у них подозрения. Но женщина вырывает свою руку из моей руки.

– Что это делается. Честных женщин в милицию тащат. Безобразие и только!

– А ходить по базару голой это не безобразие!

– Да, да, – поддерживают зеваки. – В милицию её, в милицию.

– А если у меня в трусах резинка лопнула, то, как я должна ходить? Вот проверь, если не веришь, – и она швырнула мне в лицо свои красненькие трусики. Я, конечно, выпал в осадок, а она пошла, как герой, с высоко поднятой головой. Толпа зевак рассеялась. Вот такие они женщины. Все делают для того, что бы напустить на нас туман, а затем взять нас голыми руками, – закончил Петр и смотрит на Ивана, а тот смотрит куда-то, ввысь и говорит.

– Не верю.

– Ты не веришь, что меня так женщина облапошила. Да, я тебе трусики её принесу, в машине лежат.

– Нет, я не верю, что внук, правнук вот того героя войны Виктора будет стрелять во внука, правнука его побратима, с которым они били ненавистного врага и гнали до самого Берлина. Не верю.