Случайная встреча

СЛЕПАЯ ДЕВУШКА

Были сделаны очередные попытки разыскать Тамариск, но они оказались безуспешными. Возможно, цыгане отправились в Ирландию, как это иногда бывало… Отец пожал плечами и, посоветовавшись с поверенным, решил, что Эндерби пока придется оставить в покое на случай, если все-таки удастся найти наследницу. Окна заколотили, часть слуг перешла служить к нам, а некоторые отправились в Грассленд. Раз в неделю кто-нибудь из наших слуг заходил в Эндерби навести там порядок. Я заметила, что они всегда ходят вдвоем или втроем, никто не решался отправиться туда в одиночку. После смерти тетушки Софи репутация дома стала еще хуже, да и старые слухи еще ходили.

— Надо положить этому конец! — сказал отец. — Иначе мы никогда не сумеем найти покупателя!

Жанна тоже частенько посещала Эндерби, хотя переехала в один из освободившихся в имении домов. Она еще не приняла окончательного решения о своем будущем, но я была уверена, что в один прекрасный день она вернется во Францию.

Между тем время летело. Однажды за обедом отец заявил, что ему необходимо по делам в Лондон, примерно на неделю.

— Ты поедешь со мной, Лотти? — спросил он.

— Конечно, — ответила мать. Он взглянул на меня:

— Любопытно, не пожелает ли наша дорогая дочь оказать нам честь, поехав с нами?

— Вы же сами знаете!

— Тогда решено: мы отправимся, как только вы будете готовы!

— Через неделю, — сказала я.

— Слишком долго! Выезжаем в четверг.

— Ты всегда делаешь все в спешке! — возразила мать.

— Кто мешкает, тот теряет время!

— Поспешишь — людей насмешишь! — резонно заметила я.

Отец обратился к Дэвиду.

— Эта пара всегда выступает против меня! Это надо же — обзавестись такой женой и дочерью!

Дэвид и Клодина снисходительно улыбнулись нам. Это добродушие особенно бросалось в глаза, поскольку касалось только нас с мамой.

Как хорошо я понимала своих родителей: они такие оптимисты! Я была счастлива, мне хотелось никогда с ними не расставаться, хотя Эдвард Баррингтон надеялся, что я выйду замуж за него. Он не делал мне предложения второй раз, но надежда читалась в его глазах.

Все складывалось удачно. Конечно, я была довольна, что на мне хотят жениться, и частенько мне хотелось принять — предложение. В то же время не хотелось оставлять родной дом. Мне надо было так увлечься кем-то, чтобы появилось желание покинуть родителей!

Мы выехали из Эверсли в экипаже, который был наиболее удобным средством передвижения в дальних поездках.

— Следует уложиться в два дня! — решил отец.

В первый же день мы проехали на пять миль больше, чем предполагали, но, поскольку скоро должно стемнеть, надо было поискать подходящий постоялый двор. Так мы попали к «Зеленому человеку». Это — постоялый двор, расположенный немного в стороне от дороги, с большой вывеской, на которой был изображен человек, одетый в зеленое.

— Вроде, подходящее место, — сказал отец. — Поворачивай сюда, Джексон.

Кучер спешился и вошел в дом, а мы остались в экипаже.

— Будем надеяться, найдутся комнаты для нас? — сказала мать. — Не хотелось бы ехать в темноте!

Кучер вышел вместе с угодливо кланяющимся хозяином. За ним показалась его жена, излучавшая дружелюбие.

— Мы гордимся оказанной честью! — говорил хозяин. — Это мистер Френшоу со своей женой и дочерью? Вы, милорд, получите лучшие из комнат! Если бы мы только знали…

— У нас ведь только ростбиф и пирог с цыплятами… Если бы нас заранее предупредили о том, что нам будет оказана такая честь…

Отец поднял руку:

— Нас вполне устроит ростбиф! И две комнаты — лучшие, конечно!

Я улыбнулась отцу, решив, что слава о нем распространилась на все постоялые дворы по пути из Эверсли до Лондона. Конечно, было достаточно взглянуть на него, чтобы убедиться в его достоинствах.

Когда мы вошли в гостиную, я заметила человека, пьющего из плоской бутыли. Он был в изысканном коричневом сюртуке, а на шее — ослепительно белый галстук. На столе возле него лежала коричневая шляпа. На вид ему было лет двадцать пять, и он явно заинтересовался нашим прибытием.

— Сначала мы посмотрим комнаты, — сказал отец. — Скоро ли ужин?

— Когда пожелаете, милорд! В любой момент, как будет угодно! Моя жена позаботится, чтобы вас обслужили, как подобает. Вы, видимо, хотите есть отдельно, не так ли?

— Да, конечно.

Мы уже шли к лестнице, когда я оглянулась и заметила, что мужчина, сидевший за столом, продолжал заинтересованно наблюдать за нами. Перехватив мой взгляд, он улыбнулся. Я быстро отвернулась.

Комнаты были хороши — для родителей предназначался двойной номер на стороне фасада, а мне — комната поменьше, по другую сторону. Их окна выходили на дорогу, а в мое были видны конюшни, леса и поля.

Отец заявил, что комнаты нам подходят. Когда хозяин вышел, сообщив напоследок, что ужин будет подан в небольшую комнату по соседству с гостиной, отец заметил, что нам повезло с постоялым двором.

— Похоже, они тебя знают? — спросила мать.

— Я езжу по этой дороге много лет и останавливаюсь на многих постоялых дворах! Теперь нам нужно смыть всю дорожную грязь, поесть, а потом, я полагаю, пораньше лечь спать и хорошенько выспаться! Мы выезжаем на рассвете.

Когда мы шли в столовую, я вновь заметила того самого мужчину из гостиной. Он поклонился мне так, будто мы были старыми знакомыми. Я слегка кивнула.

Мать шепнула:

— Похоже, он считает нас своими знакомыми! — Отец ответил ей весьма громко, чтобы этот человек слышал:

— Самое разумное — не заводить никаких знакомств на постоялых дворах! Никогда не знаешь, какой жулик здесь попадется.

Дверь за нами закрылась. Мы оказались в небольшой комнате, где был накрыт стол на троих. Уже дымились тарелки с супом.

— Надеюсь, он не услышал твоих слов? — заметила я.

Отец пожал плечами:

— Я не откажусь от них! Давайте-ка посмотрим, чем здесь кормят, у этого «Зеленого человека».

Кормили здесь очень неплохо, и после ужина мы разошлись по своим комнатам.

— Не забывай, — напомнил мне отец, — встаем рано! Я уже предупредил хозяина, что завтракаем на рассвете. Он пообещал приготовить все вовремя.

Пожелав родителям спокойной ночи, я отправилась к себе. Хотя я и устала, но сразу ложиться спать. мне не хотелось. На новом месте всегда трудно засыпать, а я не хотела мучиться бессонницей.

Я подошла к окну и стала наблюдать за происходящим возле конюшни. Наш экипаж чистили кучер и форейтор. Работая, они лениво переговаривались.

Я зевнула. Приятно все-таки на некоторое время уехать из Эверсли. Смерть тетушки Софи очень опечалила всех нас. Хорошо, если бы с нами поехала и Амарилис, но ей лондонская жизнь нравилась меньше, чем мне. Я любила бродить по лавкам, ходить в театр, и уж наверняка во время нашего пребывания там кто-нибудь из друзей отца будет давать бал.

Пока я размышляла обо всем этом, мужчина, который пил вино в гостиной, вышел и остановился возле нашего экипажа. Он о чем-то поговорил со слугами, осмотрел экипаж, и особенно внимательно наш фамильный герб. Потом сунул голову внутрь и потрогал подушки сидений. Наш кучер начал что-то с энтузиазмом объяснять ему, с явной гордостью указывая на детали отделки. Мужчина облокотился о крыло экипажа и продолжил разговор. Мне очень хотелось услышать, о чем они говорили. Я заметила, как незнакомец сует деньги в руки наших слуг, но, боясь, что он может заметить меня в окне, отступила в глубь комнаты.

О чем он мог разговаривать с нашими слугами? И почему вдруг решил вознаградить их? Конечно, джентльмены часто давали слугам на чай, даже чужим. Возможно, он был щедрым человеком и решил, что сообщенные ими детали устройства экипажа стоят того, чтобы за это заплатить?

Я легла в постель и, несмотря на то, что это происшествие показалось мне весьма странным, тут же уснула и, как мне показалось, почти сразу же в дверь постучала мать, сообщая, что уже пора подниматься.

Во второй половине следующего дня мы прибыли в нашу лондонскую резиденцию, в дом на Альбемарл-стрит. Весь первый день отец отсутствовал по своим делам, а мы с матерью ходили по магазинам — занятие, доставлявшее нам обеим наслаждение. Мы накупили материи, кружев и лент, а когда возвращались домой с покупками, мне показалось, что я вновь заметила того человека, которого видела на постоялом дворе.

Он неспешно шел вдоль улицы и, как мне показалось, приостановился, взглянув на наш дом. Я решила, что, возможно, ошибаюсь: много мужчин вокруг были одеты так же, да и просто на улицах таких высоких мужчин было немало.

Я спросила мать:

— Ты видишь этого человека?

Она оглянулась:

— Да.

— Не его ли мы видели на постоялом дворе? — Мать ответила как-то неопределенно.

Я не стала уточнять. Мне самой было удивительно, почему я запомнила его. Возможно, потому, что он разговаривал с нашими слугами и я видела, как он передает им деньги?

На третий день отец предложил матери сходить к его друзьям. Мне туда идти не хотелось. Тогда мать сказала, что мы вместе погуляем во второй половине дня.

— Мне хотелось бы покататься верхом в парке! Ты не против?

Она, конечно, была не против.

Должно быть, прошло полчаса с тех пор, как они ушли. Я решила выйти на улицу. В одной из лавок я приметила красивую ленту, и сейчас мне пришло в голову ее купить: мать, конечно, не захочет идти за такой мелочью еще раз.

В том, что я собиралась выйти одна, не было ничего предосудительного, хотя матери это не понравилось бы: она продолжала считать меня ребенком. Моя прогулка не должна была занять много времени, и я собиралась быть дома еще до возвращения родителей.

Надев шляпу и плащ, я вышла на улицу. Интересно прогуливаться по улицам Лондона, особенно одной, тем более, если за тобой постоянно присматривают.

В это утро, казалось, воздух сверкал, такая в нем висела изморось. Я решила пойти по Бонд-стрит, меня прельщала ее элегантность. Лавки своими витринами, уставленными товарами, словно приглашали войти. Здесь были галстуки, духи, всевозможная обувь. Все это самых модных фасонов, а шляпы были настоящими произведениями искусства.

Мимо проносились экипажи, в которых сидели изящно одетые люди. Меня окружали шум и буйство красок. Это захватывало.

Я разыскала ту самую лавку, где продавалась лента, но купив ее, не спешила возвращаться домой: хотелось насладиться жизнью большого города.

Был момент, когда показалось, что за мной кто-то следит. Я тут же остановилась и осмотрелась. Вокруг было множество людей, но все они, похоже, были заняты своими делами. Мне показалось, или я в самом деле видела, как высокий мужчина в коричневой шляпе резко отвернулся и начал усиленно изучать содержимое витрины? Нет, у меня, видимо, появилась навязчивая идея, связанная с тем мужчиной!

Я уже собиралась перейти через дорогу, как кто-то ухватился за мой рукав. Я резко обернулась и увидела молодую девушку. Ей никак не могло быть больше пятнадцати-шестнадцати лет. Она тихо попросила:

— Пожалуйста, не могли бы вы помочь мне перейти через дорогу?

В том, как она улыбалась в пустоту, стало понятно, что она слепа. Девушка была чисто, но бедно одета и производила впечатление такой беспомощной, что меня сразу охватило чувство жалости.

— Ну, разумеется! — ответила я и взяла ее за руку.

— Вы так добры! — сказала она. — Я была с сестрой, но потеряла ее. Это случилось в толпе. Я теряюсь, когда оказываюсь одна! Когда я с ней или с матерью, мне кажется, я в безопасности, но когда одна…

— Конечно! — согласилась я. — Я подержу вас за руку. Я повела ее через дорогу, перейти которую было сложно даже зрячему. Наконец мы добрались до противоположной стороны.

— Вам далеко идти? — спросила я.

— Нет, — ответила она. — Если бы вы только помогли мне добраться до Грейвил-стрит… я буду так благодарна…

— Так вы живете на Грейвил-стрит?

— На Грант-стрит, это если свернуть с Грейвил.

— Буду рада проводить вас.

— Вы так добры! Моя мать будет вам очень благодарна. Нужно сказать ей, чтобы она не бранила Сару, она не виновата. Знаете ли, там было так много народу! Это пугает — оказаться в одиночестве, в полной тьме, а вокруг такой шум…

— Вероятно. Я рада, что вы обратились за помощью ко мне. Вот и Грейвил-стрит.

— Вам действительно будет нетрудно проводить меня до Грант-стрит? Надеюсь, я не очень задерживаю вас?

— Пустяки, это рядом!

— Не будете ли вы добры проводить меня до двери? Девятнадцатый номер.

Это был довольно большой четырехэтажный дом. На втором этаже — балконы, а все окна тщательно зашторены.

— Просто не знаю, как благодарить вас! Может быть, вы позвоните в дверь?

Я позвонила и уже была готова уйти, когда девушка сказала:

— Подождите секундочку. — Дверь открыл крупный мужчина:

— Ах, вот и вы, мисс Мери! Мисс Сара вернулась уже четверть часа назад. Ваша мамочка беспокоится!

— Эта добрая леди привела меня домой.

— Зайдите на минуточку, мисс, прошу вас!

— В этом нет необходимости, — ответила я. — Мисс Мери благополучно добралась домой.

Он просительно взглянул на меня.

— Хозяйка рассердится на меня, если у нее не будет возможности поблагодарить вас!

— Да я…

Мери крепко схватила меня за руку и втянула в холл. Дверь за нами захлопнулась. Раздалось гулкое эхо, и я заметила, что в холле нет мебели.

— Кто там? — послышался голос.

— Пойдемте, — сказала Мери. — Это моя мама, она захочет поблагодарить вас.

Этот же крупный мужчина открыл другую дверь, и Мери ввела меня в комнату. Она была очень скромно обставлена: стол, пара стульев и, пожалуй, больше ничего. За столом сидела женщина. Я не могла рассмотреть ее, поскольку сидела она лицом к окну, но начала понимать, что здесь что-то неладно, и впервые ощутила беспокойство.

На столе перед женщиной стоял черный поднос с чашками и блюдцами. Когда мы вошли, она с любопытством взглянула на меня.

— Эта леди привела меня домой, мама, — объяснила ей Мери.

— Ах, как это мило с вашей стороны! Это уже не первый раз, когда какая-нибудь добрая леди приводит Мери домой. Благодарю вас! Вы не откажетесь выпить чашечку чая?

— Благодарю, но я не могу задерживаться. Мне вообще не следовало бы заходить сюда, ничего особенного я не сделала!

— Вы сделали большое дело, и вам следует выпить со мной чашечку чаю, иначе вы огорчите меня!

— Нет, спасибо, я уже должна быть дома.

— Ах, какая вы милая юная леди! В вас сразу видно благородную даму! А мы… вынуждены покидать свой дом: нашу мебель уже вывезли, почти всю, только хлам остался. Да и мы скоро уедем! Я понимаю, конечно, мы не из тех людей, с которыми вам положено знаться…

Появился тот же мужчина, с чайником.

— О нет, я не могу… — я.

— Ну, хоть маленькую чашечку? Ага, я так и знала, что вы согласитесь… Джекоб, передай-ка это юной леди…

Я чувствовала, что во всем этом есть что-то странное, не вполне естественное…

Мне в руки сунули чашку, а у меня появилось желание выплеснуть этот чай и убраться отсюда побыстрей. Мери и ее мать наблюдали за мной. Меня поразило, что Мери теперь уже не казалась слепой!

Я уже собиралась поднести чашку к губам, как в дверь настойчиво позвонили. И Мери, и ее мать явно испугались. Похоже, мы втроем одинаково внимательно прислушивались к происходящему. Я услышала чьи-то голоса, потом крик, звуки какой-то возни, возможно, драки… Дверь резко распахнулась, и, к моему изумлению, на пороге показался тот мужчина в коричневой шляпе!

Я вскочила, пролив чай, и, запинаясь, произнесла:

— Кто вы? Что здесь делаете? — Он смотрел на меня в упор:

— А что здесь делаете вы?

— Убирайся! Убирайся из моего дома, кем бы ты ни был! — закричала женщина. — Чего тебе здесь нужно?

— Мне нужно выяснить, зачем вы привели сюда эту юную леди?

— Какое твое дело!

Он продолжал смотреть на меня:

— Пойдемте!

Я нечаянно смахнула чашку на пол, направляясь к этому человеку. Женщина бросилась к нам, вслед за ней Мери! Они схватили меня за руку, но он оттолкнул их и потащил меня за собой в холл, где на полу лежал мужчина и тихо стонал.

— Быстрей отсюда! — сказал человек в коричневой шляпе.

В дверях он обернулся и прокричал:

— Вы еще запомните это!

Мы вышли на улицу. Моим первым чувством было облегчение, что я покинула дом, где для меня готовилось что-то дурное.

У меня дрожали ноги. До этого момента я не осознавала, как была напугана. Во всем происшествии была какая-то нереальность — девушка, изображавшая из себя слепую, этот пустой дом, странная, почти театральная атмосфера… Я просто не представляла, что все это могло значить?

Я посмотрела на мужчину, стоявшего возле. Впервые я смогла рассмотреть его вблизи. Он был довольно привлекательным, черты его лица можно было назвать классическими. Его светло-карие глаза явно умели смеяться, но сейчас он выглядел озабоченным.

— Это самое неподходящее место, где могла бы оказаться благовоспитанная юная леди! — сказал он.

— Не понимаю, что все это значит? Знаю лишь, что должна быть благодарна вам за спасение!

— Я собирался принести свои извинения за проявленное любопытство, но сейчас оно пошло как раз на пользу! Не хотите ли зайти куда-нибудь освежиться?

— О нет, нет, я хочу домой!

— Вы боитесь, я понимаю вас… после случившегося. В таком случае я провожу вас домой.

— Благодарю вас!

— Улицы Лондона — небезопасное место для привлекательных молодых дам!

— Я никак не могу понять, что все это значило? Эта слепая девушка…

— Она не более слепая, чем вы или я!

— Тогда зачем?..

— Она послужила приманкой: вас хотели заманить в этот дом!

— Зачем? Чтобы ограбить?

— Думаю, речь шла о более серьезных вещах! Я был изумлен, увидев, как вы входите в этот дом, мисс…

— Френшоу.

— Это место, мисс Френшоу, пользуется дурной славой! Это, простите, бордель!

— О нет! Мне показалось, что это пустой дом!

— Тем не менее, этот дом является тем, чем является! И они сумели заманить вас туда! Это весьма распространенная практика: обычно так и ловят девушек, только что приехавших из провинции. Они же не могли знать, что вы принадлежите к влиятельному семейству? Простите, но я видел вас, когда вы ехали сюда в семейном экипаже. Я тоже был в «Зеленом человеке», — он тепло улыбнулся мне, — и заметил, с каким почтением принимали там ваших родителей. А эти люди специально охотятся на беззащитных девушек!

— Не могу поверить в это!

— Они опоили бы вас зельем, а проснувшись, вы могли бы оказаться на борту корабля в открытом море! Эти люди — сущие дьяволы, без всякой совести, их интересует лишь нажива!

— Но это ужасно!

— Я вижу, что вы еще не отошли от потрясения. Но уверяю вас в том, что готовилось нечто подобное, и я благодарю Бога за то, что сегодня оказался на Бонд-стрит! Я увидел вас, узнал и — вы уж простите! — начал следить за вами и искать предлог для того, чтобы заговорить, как вдруг заметил, что эта девушка подошла к вам. У меня сразу возникло подозрение, поскольку перед этим она свободно ориентировалась в толпе, а тут вдруг неожиданно «потеряла зрение». Это меня насторожило. Я последовал за вами на некотором расстоянии, повернул за угол на Грант-стрит и увидел, как вы входите в этот дом. Я был поражен и понял, что происходит что-то неладное. Поколебавшись, я решил позвонить в дверь и войти, чего бы это ни стоило. Остальное вы знаете!

— О, спасибо вам! — сумела я выдавить из себя.

— Я с удовольствием верну вас в родную семью! Как-то раз я видел вас на Альбемарл-стрит. Похоже, нашим путям было суждено пересечься. Мне удалось спасти вас от… от того, что эти люди собирались сделать с вами.

Я содрогнулась:

— Это было просто чудом! Я и не представляла, что подобные вещи могут происходить здесь!

— Разумеется. Я проклинаю себя за свою нерешительность! Ведь в течение нескольких минут я стоял за дверью, спрашивал себя, имею ли право вмешиваться? Я никак не мог понять, что вам понадобилось в таком месте? Потом я отбросил сомнения, позвонил в колокольчик и потребовал, чтобы меня впустили. Человек, открывший дверь, спросил, что мне нужно, а я сказал, что желаю видеть юную леди, которая только что вошла в дом. Он велел мне убираться, но я услышал голоса, доносившиеся из комнаты. Он пытался задержать меня, но я оттолкнул его, поскольку к этому моменту был убежден, что вас задерживают против воли. Мне доводилось слышать о странных делах, которые творят эти люди. Ну вот, собственно, и вся история. Я очень рад, что оказался в нужное время в нужном месте.

— Просто не знаю, как благодарить вас! Думаю, нужно быть очень смелым, чтобы решиться на такое! Мои родители наверняка захотят отблагодарить вас!

— Я достаточно вознагражден тем, что получил возможность выручить вас из беды!

Мы дошли до Альбемарл-стрит, и я настояла на том, чтобы он зашел и познакомился с моими родителями.

Отца не было дома, а мать уже вернулась. Она удивилась, увидев незнакомого человека, а услышав, что случилось, пришла в ужас.

— Просто не знаю, как и благодарить вас, мистер…

— Питер Лэнсдон. Рад познакомиться с вами!

— Вам следует попробовать нашего вина! Ах, Джессика, как ты могла! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не выходила из дому одна!

— Ах, мама, я не ребенок!

— Но еще, судя по всему, не способна позаботиться о себе! Что же касается вас, сэр, мы обязаны принести вам огромную благодарность за спасение дочери и за то, что вы привели ее домой. Прошу не возражать: это смелый поступок! Какой, вы говорите, адрес? Грант-стрит, девятнадцать? Мой муж немедленно разберется с этим! Одно дело, когда в эти дома люди идут по доброй воле, совсем другое, когда начинают хватать на улицах невинных девушек. За них следует хорошенько взяться! Расскажите, как вы узнали о том, что там находится моя дочь?

Питер Лэнсдон рассказал ей то же, что и мне.

— Всему виной, следует признать, чрезвычайное любопытство. Я видел вас в «Зеленом человеке» и запомнил. А сегодня утром мне случилось оказаться на Бонд-стрит, и я узнал вашу дочь.

— Слава Богу, что вы там оказались!

— Мне показалось, что эта слепая девушка ведет себя подозрительно.

— Я уже сказала мистеру Лэнсдону, что он очень наблюдателен, — вставила я.

Мать кивнула.

— Должен признаться, я шел за вашей дочерью на некотором расстоянии и заметил, как она вошла в этот дом.

— А вы знали, что это за место?

— Помнится, его как-то при мне упоминали, — видимо, в каком-то из клубов. Я никак не мог понять, почему эта девушка, которую неожиданно поразила слепота, ведет вашу дочь туда. Действуя по наитию, я и вошел в дом.

— Сегодня вы должны отобедать с нами, — объявила мать. — Конечно, если вы не против?

— Это будет честью для меня! Через полчаса он ушел.

— Какой очаровательный человек! — заявила мать. Когда отец вернулся и узнал о случившемся, он был поражен. А потом впал в такой гнев, что я испугалась, не будет ли у него апоплексического удара. Он повернулся ко мне:

— Как ты могла так глупо вести себя! Такое впечатление, что ты понятия не имеешь о вещах, творящихся в большом городе! Сама мысль зайти в совершенно незнакомый дом…

— Эта девушка была слепая!.. Я так думала… Она выглядела так трогательно!

— Действительно, трогательно! А ты выглядела идиоткой!

Я покорно приняла его упреки, чувствуя, что заслужила их. Только теперь, когда опасность миновала, я поняла, в какую жуткую историю попала. Этот высокий мужчина в коричневой шляпе был, несомненно, личностью, причем весьма интересной. Он собирался прийти к нам на обед, и я была уверена, что знакомство с ним окажется очень интересным.

Отец приказал матери:

— Держи дочь при себе: оказывается, она способна на любые глупости! А ты, Джессика, помни, что ни при каких обстоятельствах тебе не разрешается выходить на улицу одной! Я достаточно ясно выразился? Пообещай мне!

Я пообещала. Вскоре после этого отец ушел. Он собирался навести справки о доме номер девятнадцать по Грант-стрит.

Мне вновь и вновь пришлось рассказывать матери о случившемся: как эта слепая девушка обратилась ко мне, что говорили в этом доме. И все время она повторяла:

— Слава Богу, что появился этот молодой человек! Нужно сказать, он очаровательный и скромный. Похоже, он и в самом деле считает, что не сделал ничего особенного? Это надо же, зайти в такой дом… Бог знает, что с ним могло бы там случиться! И все это ради посторонней девушки, с которой он даже не перебросился словечком! Я полагаю, он исключительно храбрый и благородный человек! Буду рада видеть его у нас!

Через несколько часов домой вернулся отец. Он навел справки о доме на Грант-стрит. Раньше это действительно был бордель, где заправляла некая мадам де Ларж, по-видимому, француженка. Сейчас там никого не было, и дом был предназначен на продажу. У мадам де Ларж на Пиккадилли было еще заведение, которое она называла респектабельным. Там действительно развлекались джентльмены, но девушки приходили туда добровольно: никто не заставлял их делать это насильно. Мадам освободила дом на Грант-стрит, и он пустовал уже около недели. Мадам понятия не имела о том, что за люди могли заманить туда юную девушку; все это якобы не имело к ней никакого отношения. Мадам могла лишь предположить, что кто-то сыграл злую шутку. Дальнейшие расспросы, похоже, подтверждали правдивость мадам де Ларж.

— Все это весьма загадочно! — произнесла мать, а отец был в некотором замешательстве.

— За этим местом следует последить! — решил он. Мое приключение оказалось еще более загадочным, чем выглядело поначалу.

В этот вечер с нами обедал Питер Лэнсдон.

Сведения, полученные отцом о доме на Грант-стрит, заставили его испытывать еще большую благодарность моему спасителю. Он считал странным, что в доме находились люди, не известные мадам де Ларж. Ему казалось, что все это весьма подозрительно и дурно пахнет. Он знал, что существуют люди, заманивающие молодых девушек в ловушку, чтобы потом вывезти их за границу и заставить работать в домах, пользующихся дурной славой. Мысль о том, что это могло случиться с его дочерью, вызывала в отце такой гнев, что мать боялась за его здоровье. Отец решил продолжить свое расследование.

Питер Лэнсдон оказался любопытным гостем.

Мы обедали вчетвером: родители не хотели, чтобы ехало известно об этом неприятном случае со мной. Кррме того, отец, человек по природе подозрительный, хотел узнать поближе Питера Лэнсдона, прежде чем представлять его нашим друзьям.

Питер Лэнсдон с удовольствием рассказал о себе. По его словам, он сравнительно недавно приехал в Англию. У его семьи были владения на Ямайке, откуда она экспортировала сахар и ром. Год назад он решил продать свою долю и обосноваться в Англии.

— Такие дела занимают больше времени, чем поначалу предполагаешь, — объяснил он.

Отец согласился с этим.

— А чем вы собираетесь заняться, поселившись в Англии? Я вижу, что вы не из тех молодых людей, которые склонны вести пустую жизнь, проводя большую часть времени в клубах за азартной игрой.

— Вы угадали, сэр! Действительно, такой жизни я себе не желаю. Подумываю о том, чтобы купить где-нибудь поместье и обосноваться там… где-нибудь на юге: привыкнув к теплому климату, я боюсь не прижиться на севере.

— Вы что-нибудь уже подыскали? — спросила мать.

— Я посмотрел пару мест, но они меня не устроили.

— Вы постоянно живете в Лондоне?

— Пока нет: я много разъезжаю, а сейчас живу в отеле, осматриваюсь.

— Моя дочь говорила мне, что вы видели нас у «Зеленого человека»?

Я улыбнулась ему:

— Помню, вы сидели в гостиной, когда мы приехали туда.

Он кивнул.

— И вы узнали мою дочь, увидев на улице? — спросил отец.

— Знаете, — он тепло улыбнулся, — ее нетрудно запомнить! Еще больше я заинтересовался, заметив, что та девушка изображает из себя слепую.

— Очень странное дело! — произнес отец. — Несколько часов спустя, когда я зашел туда, в доме никого не оказалось! Должно быть, люди в спешке покинули его. Мадам де Ларж, владелица дома, ничего о них не знает…

— Она француженка?

— Не уверен в этом: возможно, лишь называет себя француженкой. И почему все думают, что французы более умелые жулики, чем мы?

— Наверное, потому, что это действительно так, — предположила я. — Жульничество смахивает на моду: для него нужна некоторая элегантность, иначе будешь выглядеть жалко!

Питер Лэнсдон рассмеялся.

— Полагаю, в этом что-то есть, — согласился он. — Я тоже занимался расследованием и не могу поверить, что мадам де Ларж, которая, по ее словам, дорожит «своей репутацией», решилась бы на такое! Это абсурдно!

— Знаете, после ваших слов я начинаю чувствовать себя совсем глупой, понимая как меня обвели вокруг пальца, — сказала я.

— О нет, нет! А кто бы на вашем месте не попался на эту удочку? Бедняжка, слепая девушка, которая просит помочь ей! Нужно быть совершенно бессердечным человеком, чтобы отказать!

— Но войти в этом дом…

— Это было совершенно естественно!

— А для меня все это выглядит очень странно! — сказал отец, а мать добавила:

— Я вся дрожу, думая о том, что могло бы произойти, если бы там не оказалось вас, мистер Лэнсдон!

— Не думайте об этом: все хорошо, что хорошо кончается, а для меня, уверяю вас, все закончилось хорошо! Приехав из-за границы, я здесь еще не обзавелся знакомствами, и приглашение к вам на обед доставило мне огромное удовольствие! Искренне надеюсь, что это не конец нашего знакомства!

— Для этого нет никаких причин, — согласилась мать.

— Я думаю, вы сможете помочь мне. Видите ли, я так мало знаю об этой стране, хотя это моя родина! Я уехал на Ямайку к своему отцу сразу после окончания школы.

— Он и сейчас там живет? — спросил отец.

— Два года назад злокачественная лихорадка загнала его в могилу, — обычное дело на Ямайке! До этого он страдал от нее несколько лет. Знаете, это очень ослабляет человека… — Питер печально покачал головой.

— И после этого вы решили уехать? — спросила я.

— Знаете, к родине всегда питаешь особое чувство: хочется жить среди своего народа. Те же идеалы, тот же образ мышления, вы понимаете, что я имею в виду?

— Прекрасно понимаю вас! — воскликнула мать. — Я чувствую то же самое! Я уехала во Францию, когда мне было двенадцать или тринадцать лет. Мой первый муж был французом, но я всегда считала Англию своим родным домом!

Питер Лэнсдон взглянул на меня.

— Нет, нет! — заметила мать. — Это не отец Джессики! От первого брака у меня дочь Клодина, и она замужем за сыном моего второго мужа. Кроме того, у меня тоже есть сын, который живет во Франции. Весьма сложные родственные отношения! — добавила она.

— Значит, вы понимаете, как я чувствую себя, приехав на родину?

— Конечно! Надеюсь, как-нибудь вы познакомитесь и с другой моей дочерью, молочной сестрой Джессики.

— Это доставило бы мне огромное удовольствие! Простите, а в какой части страны находится ваше поместье?

— На юго-востоке. Мы живем всего в нескольких милях от моря, и ближайший от нас крупный город — Дувр.

— Ах, значит, там… А хорошие там земли?

— Да, единственное, что плохо, — юго-восточный ветер, который бывает достаточно сильным. Но, как вам, видимо, известно, на юге Англии весьма умеренный климат, благоприятный для сельского хозяйства. В общем, это довольно приятное место!

— Стоит побывать там?

— Я думаю… — мать, и я поняла, что она думает об Эндерби. — Есть там дом, который можно взять в долгосрочную аренду, совсем рядом с нами. Его владелец связан с нашей семьей, и мы заинтересованы, в этом деле. Как ты думаешь, Дикон, может быть, молодому человеку стоит посмотреть дом?

— Не слышал, чтобы там были какие-либо имения на продажу, — ответил отец.

— А как насчет этого дома? — с интересом спросил Питер Лэнсдон.

— Боюсь, там недостаточно земли.

— А нельзя ли землю прикупить?

— Возможно, и удалось бы. Большую часть земли занимает наше поместье, и еще одно — Грассленд, но по соседству есть еще две фермы.

— Звучит многообещающе! А как называется то место, что продается?

— Эндерби, — сказала я. Он улыбнулся.

После еды мы прошли в гостиную, и там Питер Лэнсдон завел с отцом разговор о Ямайке и об экспорте сахара и рома. Отец всегда интересовался деловыми перспективами, и мне показалось, что ему нравилась компания Питера Лэнсдона. Мать же ему симпатизировала с самого начала, в основном, думаю, из-за того, что он спас меня.

Я же была просто заинтригована. Он по-особенному, пожалуй, даже восхищенно, смотрел на меня, и я решила, что именно по этой причине его внимание привлек этот уличный инцидент.

Питер покинул нас в половине одиннадцатого и вернулся к себе в отель. Мать поднялась ко мне в комнату, и мы немножко поболтали с ней.

— Интересный молодой человек! Я рада, что он зашел к нам на обед!

— Похоже, он тоже был рад этому.

— Конечно, у него ведь нет здесь друзей: он совсем недавно приехал с Ямайки. Дорогое мое дитя, я благодарна Богу за этого молодого человека! Когда я начинаю думать…

— Ах, мама, пожалуйста, не начинай все сначала! Да, я вела себя глупо, была беспечна, но получила хороший урок!

— Ну, если это послужит тебе…

— Ну конечно же, послужит! Собственно говоря, опыт можно получить только таким путем. Больше я никогда так не попадусь!

— В таком городе, как Лондон, нужно быть очень осторожной!

— Теперь я это знаю!

— Ну что ж, мы познакомились с интересным молодым человеком, и твой отец очень благодарен ему. Было бы любопытно, если бы он переехал в Эндерби!

— Любопытно?

— Я хотела сказать «интересно» или, если хочешь, «странно»! Но с Баррингтонами мы тоже познакомились при необычных обстоятельствах, и они переехали в Грассленд.

— Не думаю, что он захочет жить в Эндерби: не слишком уж это привлекательный дом.

— Это так. Но кое-что другое может его привлечь…

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что он очень заинтересовался тобой!

— Мама! Ты неисправимый романтик!

— А что здесь такого: ты молода и очень привлекательна!

— Это с твоей, материнской точки зрения.

— Во всяком случае, он весьма интересный человек! Надеюсь, мы еще встретимся с ним.

После ее ухода я стала размышлять. Странным оказался этот день. Я вновь и вновь вспоминала ужасные минуты в комнате на Грант-стрит. Казалось, это был сон, если бы не Питер Лэнсдон. Я никак не могла перестать думать о нем.

Неудивительно, что я уснула с большим трудом, и, похоже, видела его во сне. Когда я проснулась, первой моей мыслью было: «Увижу ли я его вновь?»

Как изменилась жизнь в нашей округе, и всего за несколько последних лет! Вначале меняется что-то одно, за ним другое, третье, и вдруг оказывается, что все полностью изменилось. Ну, скажем, не совсем все, поскольку в Эверсли как раз мало что изменилось. Но вот Грассленд, где когда-то жила странная миссис Трент со своей внучкой, стал теперь домом обычного семейства Баррингтон. Тетя Софи умерла, и в Эндерби сейчас жил Питер Лэнсдон.

Мои родители не думали, что он решит приобрести этот дом, я же втайне надеялась на противоположное. Я начинала думать, что он влюбился в меня с первого взгляда, и сочла это весьма романтичным и льстящим мне. Он заинтересовался мной с самой первой минуты, заметив у «Зеленого человека»; он расспрашивал нашего кучера; он узнал, где расположен наш дом на Альбемарл-стрит, и, к счастью, следил за мной, когда произошла вся эта история на Грант-стрит.

Именно благодаря ему между ним и всей нашей семьей, которая не знала, как отблагодарить его, возникли теплые отношения. Так что я вовсе не была удивлена тем, что Питер Лэнсдон решил снять Эндерби на три месяца, чтобы, по его словам, «поразнюхать вокруг», и была почти уверена, что он приехал сюда ради меня.

Мне очень нравилось его общество, и мы часто виделись. Мать взяла его под свое крыло, обеспечив слугами. Она часто приглашала его в гости, и даже моему отцу нравилось беседовать с ним. Амарилис же считала его просто очаровательным — одним из самых приятных мужчин, которых ей доводилось встречать, — так она, во всяком случае, говорила.

Семейство Баррингтон относилось к Питеру с меньшим энтузиазмом, по моему мнению, его считали возможным соперником Эдварда. После прибытия Питера Лэнсдона я часто задумывалась об Эдварде. Рядом с Питером я ощущала приподнятость, а в обществе Эдварда я чувствовала себя уютно, но не более.

В то время Эдвард был очень озабочен тем, как идут дела на его фабрике, и был полностью поглощен ими. Более того, он подолгу отсутствовал. Его родители очень беспокоились за него, как и Клер Карсон. Я думаю, она была довольна появлением Питера Лэнсдона, что подтверждало мои подозрения о ее влюбленности в Эдварда.

Жизнь стала очень интересной с тех пор, как Питер поселился в Эндерби. Я была весьма благодарна ему за то, что он отправился в такую даль, чтобы быть возле меня, и полагала, что это вызовет во мне ответные чувства. Я все ждала того волнения, которое связывала с ощущением влюбленности, того самого, которое я чувствовала, когда видела цыгана Джейка, танцующего вокруг костра. Мне следовало бы повзрослеть, — напоминала я себе. Вскоре мне предстоит выйти замуж, от меня этого ждут. Я решила, что мне повезло, — два соискателя руки, и пожалела Амарилис, у которой не было ни одного!

Конечно, мне следовало выбрать Питера: обстоятельства нашего знакомства были столь романтичны! Бедный Эдвард, его сердце будет разбито! Мне было очень жаль его, потому что он мне тоже нравился, и менее всего я хотела бы обидеть его. Возможно, он женится на Клер? Это было бы решением, устраивающим всех. С самого начала Питер с восторгом отнесся к идее приобретения Эндерби. В первый раз он приехал вместе с нами в Эверсли, и мать пригласила его погостить пару дней.

Он не уставал возносить хвалу нашему дому. «Великолепный образец елизаветинской эпохи», — он называл его. Ему хотелось узнать как можно больше обо всем нашем семействе.

— Именно этого не хватает тем, кто решает обосноваться за границей, — сказал он. — как я вам завидую!

Питер внимательно изучил портреты в фамильной галерее и задал несколько вопросов, касающихся их. Он объездил все имение с Амарилис и мной и был любезен с нами обеими.

Потом вместе с матерью мы отправились осматривать Эндерби. Было любопытно, что он подумает о доме, который выглядел мрачным, особенно зимой.

Я внимательно следила за Питером, пытаясь понять, какое впечатление на него произведет холл, этот угрюмый старый холл с галереей для менестрелей и с высокой сводчатой крышей.

— Здесь своеобразная атмосфера, — заметил он. — Не столь величественная, как в Эверсли, но все же по-своему благородная.

Мы поднялись по лестнице и осмотрели спальни.

— Довольно большой дом для одинокого джентльмена, — сказала мать.

— Да, это семейный дом, — согласился он.

— Это дом, которому нужны люди! Его последняя обитательница, моя родственница, жила здесь вдвоем со служанкой. Перед этим дом довольно долго стоял пустым.

— Надеюсь, вы не боитесь привидений? — спросила Амарилис.

— Не думаю, что мистер Лэнсдон чего-нибудь боится! — улыбнулась мать.

— Чего-нибудь я, наверное, боюсь, — ответил он, — но уж никак ни привидений!

— До чего интересно осматривать старый дом! — произнесла Амарилис Следует признаться, мне никогда не нравилось это место!

— Вы пытаетесь отговорить меня? — спросил Питер.

— О нет, нет… решать, конечно, вам. Вообще, я думаю, одно и то же место по-разному действует на разных людей.

— Вы, действительно, подумываете о возможности приобретения этого дома?

— Он расположен как нельзя лучше для моих целей. — Питер открыто улыбнулся мне и Амарилис.

— Значит, вы решили осмотреть окрестности, собираясь прикупить земли?

— Думаю, это просто идеальное место!

— Конечно, — сказала мать, — покупать поместье — непростое дело! Принять окончательное решение можно только пожив некоторое время в этих местах.

Мы прошлись по комнатам.

— Как их много! — проговорил Питер.

— А кроме всего прочего, есть страшно интересная вещь — переговорная труба, соединяющая спальню и кухню! Нужно непременно показать ее вам! — сказала я.

— Очень любопытный дом! Хотелось бы взглянуть на него еще раз, если можно.

— В любое время! — ответила мать. — Девушки проводят вас, хотя, возможно, вы предпочтете сделать это в одиночку? Когда мне нужно принять решение, я предпочитаю делать это в уединении.

Весь день мы обсуждали Эндерби.

— Вы говорите мне лишь о недостатках этого места! — заметил Питер.

— В общем-то, в нем нет особых достоинств, так что рассказывать нечего, — ответила я.

— Есть, по крайней мере, одно!

— Какое же?

— У меня будут очаровательные соседи!

Еще до отъезда он принял решение арендовать на некоторое время Эндерби. Я была уверена в том, что он сделал это не потому, что ему понравился дом. Просто он влюбился в меня и хотел жить рядом.

Питер въехал туда перед Рождеством. Это не доставило ему особых хлопот, поскольку дом был обставлен и находился в том виде, каком его оставила тетушка Софи. Мы проводили много времени в Эндерби, а Питер часто бывал у нас в Эверсли. Мы с Амарилис помогали ему украшать дом к Рождеству, а он настоял на том, что примет нас в День подарков, поскольку приехал, как-никак, на Рождество.

Мать сказала, что Эндерби в праздничном убранстве выглядит очень трогательно. Когда здесь жила тетушка Софи, ничего подобного не устраивалось, а до этого дом был и вовсе заброшенным. Мы принесли полено для Сочельника и повесили возле двери рождественскую корзинку, раздобыли падуб и омелу и украсили дом плющом.

Были приглашены Баррингтоны, и мне показалось, что миссис Баррингтон не очень довольна, поскольку в канун Рождества она собиралась устроить праздничный вечер у себя и пригласить нас.

Когда мы танцевали в Грассленде с Эдвардом, он напомнил мне о своем предложении, но я вновь ответила, что еще не приняла решения. Он казался довольно хмурым, видимо, был озабочен тем, что в моей жизни появился Питер Лэнсдон. Мне было жаль Эдварда и хотелось утешить — ведь сейчас у него была тяжелая пора. Но я не знала, как потактичнее отказать ему.

В этот раз Клер Карсон решила, наконец, заговорить со мной:

— Какой привлекательный мужчина — ваш новый друг из Лондона!

Я согласилась.

— Интересно, надолго ли он задержится в Эндерби?

— Он еще присматривается к тому, чем заняться после возвращения в Англию: недавно он продал свои владения на Ямайке.

— Как интересно! Я полагаю, вы выйдете за него замуж?

Я покраснела:

— Почему вы так решили?

— Мне показалось, что он хочет именно этого… так же, как и вы!

— Значит, вам известно больше, чем мне.

Она рассмеялась, а я вдруг вспомнила, что это с ней бывает очень редко.

— Я буду удивлена, если этого не произойдет! — ответила она.

Я подумала про себя: «Неужели так заметно? Или просто Клер сильно этого хочет?»

Петтигрю проводили Рождество в Эверсли. Мой отец очень любил встречаться с Джонатаном. Конечно, ведь он был наследником, а мой отец из тех, кто любит заглядывать далеко вперед. Он питал к Джонатану своеобразные чувства — некую смесь зависти и восхищения, полагаю, оттого, что видел во внуке многие собственные черты.

Питера Лэнсдона очень интересовали родственные связи в нашем семействе:

— Все так сложно. Постоянно приходится вспоминать, кто есть кто. Мне, например, кажется странным, что Джессика ваша тетя, Амарилис!

— О да! — согласилась Амарилис Это давало ей такое чувство превосходства, когда мы были детьми, что можете быть уверены — она пользовалась этим преимуществом!

— Джессика всегда будет пользоваться преимуществом!

Мы шли домой из церкви пешком. Было рождественское утро, и у меня в голове продолжали звучать рождественские гимны, которые я обожала. Я была такой счастливой, что мне хотелось петь. Я сказала:

— Можно подумать, что я жадная и хитрая! Вы, действительно, так обо мне думаете?

Питер повернулся ко мне и взял за руку:

— Простите, я хотел лишь сказать, что вы полны энергии и желания наслаждаться жизнью, что, собственно говоря, естественно!

— Это правда! — подтвердила Амариллис. — Джессика, как бы это выразиться поточней, уверенная, что ли! Я же склонна колебаться, более доверчива, возможно — глупа?

— Я не позволю вам говорить о себе такие вещи! — теперь Питер обратил все внимание на нее. — так же, как и Джессика, вы очаровательны!..

— Хотя мы совсем разные, — она.

— Вы обе… такие, как надо!

— Вы хотите сказать, что мы — совершенство, — сказала я, — но это не соответствует действительности… даже в отношении Амарилис!

— Я продолжаю настаивать на своем мнении!

— Возможно, вам придется изменить его, когда вы познакомитесь с нами поближе.

— Я уже достаточно хорошо знаю вас!

— Люди вообще не знают друг друга по-настоящему…

— Вы имеете в виду так называемые тайники души? Ну что ж, возможно, именно поэтому люди так интересны. Вы это имели в виду?

— Возможно…

— Я все еще немножко «плаваю» с. вашими родственными отношениями. Кем является этот энергичный юный джентльмен?

— Вы имеете в виду Джонатана?

— Да, Джонатана. Кем он вам в точности приходится?

— У моего отца от первого брака были сыновья-близнецы — Дэвид и Джонатан. Джонатан женился на Миллисент Петтигрю, и юный Джонатан — это их сын. Дэвид женился на дочери моей матери от ее первого брака — Клодине, и Амарилис — ребенок от этого брака!

— Стало быть, Амарилис и Джонатан — кузены?

— Да, а я прихожусь тетей Джонатану и Амарилис!

— Правда странно, какие сложные отношения мы умудрились выстроить? — спросила Амарилис.

— Мой отец любит, когда Джонатан приезжает сюда, — сказала я. — Я уверена, в один прекрасный день он унаследует Эверсли — конечно, после смерти Дэвида.

— Не нужно говорить об этом! — тихо бросила Амарилис.

— Это будет еще не скоро. Ведь, в конце концов, это случится со всеми нами! — беспечно заметила я.

— А у Петтигрю нет имения, предназначенного Джонатану?

— У них есть прекрасный дом, но это не поместье в полном смысле этого слова, — ответила Амарилис.

— Для Джонатана, разумеется, предназначен Эверсли, — вновь вмешалась я. — Мой отец настоит на этом. Ему повезло, что сыновья оказались столь разными. Дэвид всегда интересовался делами имения, а его брат Джонатан, похоже, не имел к этому ни малейшей склонности. У него всегда была куча каких-то таинственных дел, и умер он насильственной смертью… Думаю, именно по этой причине! Возможно, Джонатан вырастет похожим на своего отца?

— Моя мать говорит, что он очень напоминает отца, — Амарилис.

— Ваш отец производит впечатление человека, который точно знает, чего хочет, — сказал Питер, — и наверняка умеет этого добиться!

— Вы совершенно правильно охарактеризовали его! — ответила я. — Не знаю, что будет, если Джонатан не оправдает его надежд. Отец всегда говорил, что жалеет о том, что у Дэвида не было, кроме тебя, Амарилис, еще и сына. Он очень любит тебя, но предпочел бы, конечно, чтобы ты была мальчиком. Он считает, что сын Дэвида был бы… ответственным человеком!

— Вот видите? — воскликнула Амарилис У меня репутация человека, который легко поддается чужому влиянию!

— Это не совсем так, — ответила я. — Амарилис умеет быть твердой, но склонна идеализировать людей!

— Какой милый комплимент отпустила тетушка своей племяннице! — улыбнувшись, сказал Питер. Он взял под руки нас обеих, и мы пошли к дому.

Питер распрощался с нами и отправился в Эндерби, пообещав участвовать вечером в празднике.

Собралась очень веселая компания, когда за рождественский стол уселись семейство Баррингтон с Клер Карсон, Питер Лэнсдон, семья Петтигрю и все наши. Кроме того, пришли доктор с женой и поверенный из соседнего городка, занимавшийся делами моего отца в Эверсли. В течение нескольких лет все эти люди были нашими гостями, и единственным новичком оказался Питер Лэнсдон. Этим он и выделялся среди остальных, и мы приложили все усилия, чтобы он чувствовал себя, как дома. Похоже, он очень понравился Клер Карсон, но я считала, что нравится он ей только потому, что, якобы, собирается на мне жениться, и я питаю к нему ответные чувства.

В последнее время я много размышляла об Эдварде, и пришла к выводу, что будет прекрасно, если Клер выйдет за него замуж. Она заботилась бы о нем, делила его трудности, да и в делах она немножко разбиралась, поскольку жила с его семьей в Ноттингеме с раннего детства. И почему люди отдают свое сердце не тем, кому надо?

За обедом я разговаривала с Эдвардом и спросила, как обстоят дела в Ноттингеме. Он ответил:

— Несомненно, вы слышали, что луддиты все чаще прибегают к насилию? Идет волна по всей стране. Эта проклятая французская революция во всем виновата!

— Да уж, эта Франция…

— Такие события не могли не прокатиться эхом по всему миру!

— А что будет с теми, кто разбивает машины?

— Нужно более жестоко наказывать преступников: это единственный способ решить проблему!

— Вы имеете в виду… каторгу?

— Каторгу… а, возможно, и виселицу! Только глупцы не понимают, что промышленность не может стоять на месте, она обязана развиваться!

— Даже если это означает для многих потерю работы?

— Значит, им следует найти другую работу! Со временем промышленность начнет развиваться, а это обещает стране расцвет! — Он посмотрел на меня извиняющимся взглядом. — Похоже, мы нашли не самый удачный предмет для беседы за рождественским столом?..

Я положила свою руку на его.

— Бедный Эдвард! Конечно, это трудно выбросить из головы!

Он пожал мою руку. Мне показалось, Питер заметил это, и с некоторым чувством удовлетворения я подумала: «Он будет ревновать».

Я была молода, легкомысленна и полна гордыни. И не могла не ощущать радостного возбуждения от того, что в меня влюблены двое мужчин. Мне очень нравился Эдвард, я его очень жалела. Если Питер попросит меня выйти за него замуж, что я скажу Эдварду? Нельзя же вечно крутить хвостом. Мы встретились при таких странных и романтических обстоятельствах! Конечно, я собиралась выйти замуж за Питера, хотя была не уверена, что влюблена в него. Я была неопытна в том, что касалось влюбленности, но понимала, что должна быть влюблена в Питера!

Мой отец разговаривал с лордом Петтигрю, сидевшим напротив него. Я услышала, что в разговоре было упомянуто мое имя, и поняла, что речь идет о том самом событии, когда Питер спас меня.

Питер тоже внимательно прислушивался к разговору.

— Я продолжаю свое расследование, — сказал отец, — и не намерен оставлять это дело! Я собираюсь докопаться до сути!

— Это будет трудно… Вы говорите, что там пусто?

— Эта женщина, де Ларж, говорят, владелица этого дома, а я в это не верю! Думаю, не стоит ли за этим кто-то другой? Я продолжаю следить за этим домом.

Мы встали из-за стола, чтобы освободить зал для танцев.

Питер оказался хорошим танцором. Он танцевал сначала со мной, а потом с Амарилис. Я в это время танцевала с Эдвардом, который двигался, я бы сказала, прилежно — правильно, но без вдохновения.

— Вам следовало бы приехать в гости в Ноттингем, — предложил он. — Ваша мать говорит, что с удовольствием отпустит вас. Она очень подружилась с моей.

— Да, это было бы интересно, — согласилась я.

— Это действительно очень приятный дом, хотя, конечно, не такой старинный, как ваш. Но это хороший семейный дом. Совсем рядом с городом и в то же время окруженный зелеными полями…

— Возможно, и в самом деле, неплохо приехать туда весной, — сказала я. — Эдвард, я искренне надеюсь, что ваши трудности к этому времени закончатся!

— Обязательно, это не может так долго продолжаться! Следует спрашивать с луддитов по всей строгости закона, и тогда увидим изменения к лучшему.

— Ваши родители очень беспокоятся…

— Да, они беспокоятся за меня. Приходится быть в самой гуще событий.

— Ах, Эдвард… будьте осторожны! Он пожал мою руку.

— Вас это так волнует?

— Что за глупый вопрос! Ну, конечно же, волнует! Меня волнует вся ваша семья, ваши мать отец, вы и Клер. Клер, по-моему, особенно беспокоится за вас…

— О да, она же член семьи.

Я подумала, как хорошо, если бы он и Клер поженились, тогда меня перестала бы мучить совесть.

— А вы еще не приняли решения?..

Мне хотелось сказать, что я приняла решение, что выйду замуж за Питера Лэнсдона. Но как я могла сказать это, если Питер не делал мне предложения? В чем я была уверена, он волновал меня, будоражил, а обстоятельства нашей первой встречи были столь необычными, сколь и многозначительными.

Я неуверенно ответила:

— Н-нет, Эдвард, еще нет…

Он вздохнул, а мне стало неловко: он и так выглядел грустным, и нельзя было сыпать соль на рану.

Вновь показался Питер, который, закончив танец с Амарилис, направлялся ко мне. У него была легкая походка, он великолепно чувствовал ритм танца, уверенно вел меня, и я почти парила в воздухе.

Он сказал:

— Как мне повезло в тот день оказаться у «Зеленого человека»! Вы знаете, ведь тогда я чуть было не отправился в «Кошку со скрипкой»! Представляете, что было бы? Я не оказался бы на той самой улице, не заметил бы девушку, притворившуюся слепой, не спас бы вас… и не был бы здесь сегодня, танцуя с вами!

— А что было бы со мной?!

— Не думайте об этом! Я просто удивлялся везению, благодаря которому оказался здесь. Ваш отец не забыл о том деле! Я слышал, как он разговаривал об этом с лордом Петтигрю.

— Конечно, он не успокоится, в Лондоне у него много связей. Если возможно выяснить, кто были эти люди… он выяснит!

— Может статься, они уже покинули страну?

— Вы так думаете?

— Никогда не знаешь, что происходит в мире преступников!

— Мой отец — человек, который никогда не упустит ни одной детали. Теперь, конечно, он постарел и гораздо реже бывает в Лондоне, но в свое время он участвовал в самых разных предприятиях, как и его сын Джонатан. В семье об этом всегда говорили шепотом. Боюсь, что молодой Джонатан может оказаться склонным именно к такого рода деятельности, а не к управлению имением… как, впрочем, и его покойный отец! У некоторых людей есть к этому склонность, а у других нет. У Амарилис, например, особый дар: она постоянно разъезжает по имению вместе со своим отцом, у нее мягкий характер, и народ ее любит. Я как-то слышала, что Дэвид говорил о необходимости поддерживать добрые отношения с народом, живущим в округе. Речь идет не о том, чтобы собирать с арендаторов плату и ремонтировать их дома, речь идет о чувстве товарищества! У Амарилис есть этот дар, так говорит ее отец. Ее родители вообще считают ее совершенством, и, уверяю вас, они недалеки от истины! В нашем роду встречаются добрые люди, мягкие женщины и дикие, своенравные! Мы с Амарилис — две яркие представительницы этих типов!

— Я думаю, вы обе очаровательны!

— Но по-разному!

— Ну, разумеется!

— Вы хорошо танцуете! Где вы учились?

— В Англии я ходил в школу, а потом провел целый год на севере страны со своими кузинами, которые считали, что их главная задача — научить меня вести себя в благородном обществе!

— Это было до того, как вы отправились помогать своему отцу на Ямайке?

— Конечно.

— Что ж, им прекрасно удалось справиться с поставленной задачей!

— В отношении танцев или правил хорошего тона?

— И в том и в другом! — Он сжал мою руку.

— Просто удивительно, когда вспоминаешь, что мы знакомы друг с другом так мало!

— Да, но после нашей первой встречи мы очень часто видимся.

— Мне очень нравится Эндерби!

— Как вы себя чувствуете в этом огромном пустом доме?

— Мне очень нравятся соседи!

— Вы еще долго здесь будете?

— В зависимости…

— Вы имеете в виду ваши поиски? Вы уже нашли что-нибудь подходящее?

— Сказать по правде, у меня почти не было на это времени — из-за рождественских праздников и неограниченного гостеприимства моих добрых соседей! Но мне нравится Эндерби!

— Серьезно? Удивительно, как завораживающе это место действует на людей! Взять мою тетушку Софи: она увидела его и немедленно пожелала там жить.

— Вообще-то это семейный дом!

— Конечно, он слишком велик для одного…

— Он совершенно переменится, когда заполнится детишками…

— Вы правы: нам следовало бы поискать женатую пару с целым выводком детей!

— Ну, для этого не нужно слишком долго состоять в браке, а дом может подождать с топотом крошечных ножек!

Я рассмеялась, ощутив волнение, и решила, что он собирается сделать мне предложение. Что я отвечу? Могу сказать: «Слишком уж быстро! Я еще не уверена…»

Танец закончился, и слуги начали разносить прохладительные напитки. Некоторое время мы сидели молча, а затем Питер сказал:

— Простите, этот танец я обещал вашей племяннице! — Я наблюдала за тем, как он танцует с Амарилис. Она смеялась и очень оживленно разговаривала. Я была рада тому, что он ей тоже нравится.

Подошел Эдвард и сел рядом со мной.

В День подарков Питер показал себя прекрасным хозяином Эндерби, а мы с Амарилис остались довольны тем, как нам удалось украсить дом. Он, нужно признать, совершенно преобразился, утеряв угрюмый вид, отличавший его в прошлом.

Питер сумел весьма хитроумно спрятать свои подарки. Нам доставили массу удовольствия их поиски, поскольку он с большой фантазией сформулировал указания, следуя которым, мы двигались от одного тайника к другому. Было необычно слышать смех, раздающийся в этом старом доме.

По-видимому, прав был Дэвид, заявив, что Эндерби, когда в нем поселятся нормальные люди, станет ничуть не хуже других домов.

— Я никогда не думала, что в этом доме можно так весело проводить время! — воскликнула мать.

— Вы сумели прогнать привидения! — пошутил отец. Это произошло двумя днями позже, когда я, Питер и Амарилис катались верхом и он согласился по дороге домой заглянуть в Эверсли на стаканчик вина.

Мы находились в холле. Там же были мои родители, Клодина и Дэвид. Вошла одна из служанок и сообщила, что фермер Уэстон хотел бы поговорить с моим отцом, добавив, что тот чем-то расстроен.

— Пригласи его, — сказал отец, и в холл вошел фермер Уэстон. Он явно был возбужден.

— Мне хотелось бы поговорить с вами наедине, сэр! — обратился он к отцу.

— Вы можете говорить здесь. Что-нибудь произошло на ферме?

— Нет, сэр… не совсем! Дело в том, что моя Лиззи и… еще кое-кто. Я бы лучше все-таки поговорил с вами наедине…

— Тогда прошу сюда, — и отец провел его в комнату, которую мы называли зимней гостиной.

Они находились там минут десять, а потом вышли — у Уэстона было красное лицо, а отец казался очень рассерженным, хотя, видимо, не на фермера, поскольку ему он мягко сказал: «Не бойтесь, я поговорю с ним. Возможно, все уладится!»

Он вышел проводить фермера Уэстона и вскоре вернулся.

Мать взглянула на него вопросительно.

— Этот мерзавец Джонатан! — воскликнул отец.

— Что случилось?

— Лиззи Уэстон…

— Она же еще ребенок! Сколько ей? Четырнадцать или около того?

— В том-то и дело! Сам Джонатан тоже не намного старше. Этого мальчишку стоит проучить! Если уж он решил разбрасывать семя, то ему следовало бы заниматься этим не на моих землях!

Мать переводила взгляд с отца на Питера.

— Я очень сожалею об этом, — проговорила она.

— Ну что ж, — сказал отец, — молодежь, горячая кровь, такое случается! Нелегко будет успокоить Уэстона!

Питер, поняв, что, сам того не желая, оказался посвященным в чужие дела, заявил, что ему пора домой, и вышел.

— Он превосходно воспитан! — заметила мать. — Дикон, а тебе обязательно нужно было все выкладывать в его присутствии?

— Ты меня спросила, я тебе ответил: ничего ужасного не произошло! Мне кажется, нам и семейству Петтигрю еще не раз придется сталкиваться с неприятностями такого рода из-за Джонатана! Я как раз думаю, следует ли мне говорить об этом с Миллисент или ее отцом?

Мать заметила:

— Ты же знаешь Миллисент, она считает своего мальчика безупречным, а лорд Петтигрю слишком мягок! Может быть, леди Петтигрю… Нет, Дикон, ты нагонишь страха в ее бедное маленькое сердечко! Придется тебе разбираться самому!

— Весь в отца!

— В конце концов, Джонатан был благородным человеком и умер достойно, — Клодина.

— Уэстон — хороший человек, — заметил Дэвид. — Его ферму можно назвать просто образцовой.

— А теперь ему приходится беспокоиться за свою Лиззи, — вздохнул отец. — Если она через девять месяцев одарит нас ребенком, у Джонатана будут неприятности!

— Я полагаю, что именно поэтому Уэстон сразу же и пришел к вам, — сказал Дэвид. — Он хочет, чтобы вы знали о том, что ответственность несет Джонатан!

— От этого юноши надо ждать больших неприятностей! — буркнул отец. — Ему нужно хорошенько задуматься: я не собираюсь передавать Эверсли в руки того, кто пустит его по ветру… будьте в этом уверены! Его отец тоже не интересовался имением!

— Ну, у тебя был Дэвид, — сказала Клодина.

Отец хмыкнул:

— Ладно, посмотрим, что будет дальше. Я собираюсь серьезно поговорить с ним. Пойду к себе в кабинет, а слуги пусть разыщут его и немедленно пошлют ко мне.

Этот инцидент испортил праздничное настроение. Все ощущали некоторую подавленность, а Джонатан, поговорив с моим отцом, повел себя вызывающе.

Мать сумела выудить из отца всю историю и потом пересказала ее мне:

— Фермер Уэстон застал эту парочку в одном из амбаров. Его как громом поразило: ты же знаешь, какой он богобоязненный человек!.. Ходит каждую неделю в церковь, да и все семейство Уэстон такое. И застать юную Лиззи на месте преступления с Джонатаном… Это глубоко потрясло его! Но я думаю, что большинство родителей почувствовало бы то же самое. Конечно, твой отец относится к этому с пониманием, и он не впал в ярость, как можно было бы ожидать. Но больше всего его рассердило то, что это дочь Уэстона и что это происходило в его поместье! Ведь он уже поговаривал о том, чтобы Джонатан переехал сюда и хорошенько взялся за изучение дел в имении, но теперь я не знаю… Жаль, что в семье больше нет мальчиков!

— А почему они считают, что женщина не справится с этим делом?

— Потому что большинство женщин не способны на это! Ладно, все уладится само собой, не будем придавать слишком большого значения этой выходке Джонатана.

— Ты называешь это выходкой? Лиззи Уэстон потеряла честь, и это просто «выходка»?

— Именно так назвал это твой отец! Его волнует будущее Джонатана.

— А я разделяю озабоченность Уэстона!

— Твой отец сочувствует ему. Он сказал, что если будут последствия, то сумеет все уладить…

— Вряд ли это удовлетворит фермера Уэстона.

— Но, по крайней мере, это хоть чем-то поможет. Не хотелось бы мне оказаться на месте Лиззи в течение ближайших недель!

— А Джонатан отделается легким испугом? Мне кажется, это несправедливо!

— А разве мир когда-нибудь был справедлив к женщинам?

— Похоже, у тебя жизнь сложилась весьма удачно!

— Так же она сложится и у тебя, любимая! — ответила мать.

— Возможно, — сказала я, думая о Питере.

Пришел январь, задули холодные юго-восточные ветры. Настала настоящая зима. Деревья раскидывали голые ветви, рисуя на фоне серого неба узоры из кружев. Пожалуй, они были так же красивы, как и весной. Все гадали — выпадет ли снег. Петтигрю уехали.

— Я рад избавиться от них, — проворчал отец. — Пусть уж Джонатан доставляет неприятности в их собственном гнезде и оставит в покое мое!

Питер ненадолго отправился в Лондон. Он пока не собирался оставлять Эндерби, хотя поиски подходящих земель пока не дали никакого результата.

Эдвард Баррингтон вновь вернулся в Ноттингем, а миссис Баррингтон подхватила простуду, и ей пришлось лечь в постель.

— Тебе следовало бы навестить ее, — сказала мать. — Она очень любит тебя.

Я отправилась в гости и уселась возле кровати в уютной комнате, где топился камин.

— Так мило с вашей стороны навестить меня, Джессика! Вы очень порадовали меня!

— Где же вы простудились?

— Думаю, просто по рассеянности: я совсем перестала следить за собой. Мне не по себе оттого, что Эдвард находится в гуще событий, в Ноттингеме!

— Луддиты в самом деле становятся опасными, — согласилась я.

— Беспорядки приобретают размах. Тем не менее Эдвард говорит, что если не устанавливать новые машины, мы не сможем конкурировать с иностранцами. А если производство перестанет быть доходным, люди все равно потеряют работу! Просто какой-то тупик!

— Конечно же, но люди этого не понимают!

— Луддиты недальновидны! Я рада, что отец Эдварда уже почти отошел от дел. Как бы мне хотелось, чтобы и Эдвард отсиделся здесь, пока все успокоится!

— Но это же его дело! Он чувствует, что обязан быть там.

— Это так, но все же это беспокоит меня…

— Это беспокоит нас всех. Она взяла меня за руку:

— Я хотела бы… он такой хороший молодой человек!

— Да, — согласилась я, — это, действительно, так.

— Вряд ли найдется много таких, как он: на него всегда можно положиться! Как бы мне хотелось видеть, что он уже устроил свою жизнь!

В комнату вошла Клер Карсон.

— Я зашла узнать, не нужно ли подбросить угля в камин?

— Пока все в порядке. Спасибо тебе, дорогая! Я рассказывала Джессике об этих ужасных беспорядках.

— Вам не следует расстраиваться, — произнесла Клер. — Эдвард со всем справится!

— Да, я понимаю, но очень уж неприятно думать об этом! Как бы мне хотелось…

— Это не продлится долго, — сказала я. — Я слышала, что применяют все более суровые меры наказания к тем, кто организует беспорядки.

— Это может лишь взбудоражить народ! — воскликнула миссис Баррингтон. — Клер, не будешь ли так любезна сходить и попросить, чтобы нам принесли чаю?

Клер вышла, оставив нас наедине.

— По-моему, камин слишком разгорелся, — заметила я. — Может быть, установить экран?

В ответ миссис Баррингтон вздохнула. Ей хотелось продолжить разговор о браке, но она поняла, что именно этой темы я хочу избежать.

Вскоре принесли чай. Клер решила составить нам компанию, и началась обычная болтовня — о рождественских праздниках, погоде и о перспективах на этот год.

Возвращаясь домой, я встретила Амарилис с Питером и очень удивилась: я не знала, что он вернулся.

— Я прибыл лишь сегодня утром, — пояснил он. — Потом я заглянул в Эверсли и узнал, что вас нет дома. Мы с Амарилис решили прокатиться верхом.

— Мы как раз возвращаемся, — Амарилис. Домой мы вернулись все вместе.

В течение последующих дней я заметила, что Питер изменился. Казалось, что-то гнетет его, и мы не встречались с ним наедине. Я решила, что, пока он находился в Лондоне, случилось нечто важное: не получил ли он предложение, из-за которого его перестало интересовать имение поблизости от нас.

Через три дня после возвращения из Лондона он пригласил нас пообедать в Эндерби. Воспоминания об этом вечере надолго остались в моей памяти. Мне кажется, еще ни разу в жизни я не была так потрясена.

Почти весь день Амарилис отсутствовала. Она вернулась в Эверсли лишь переодеться для обеда, и мы все вместе выехали в экипаже.

Питер тепло приветствовал нас, заявив, что очень рад, что вернулся. Вскоре мы уже сидели за столом. Он рассказывал о своем посещении Лондона, вновь повторяя, что рад возвращению. Все, в общем-то, шло, как обычно, а потом грянул гром.

Питер сказал:

— Я полагаю, настало время раскрыть вам тайну! Я искренне надеюсь, что вы разделите нашу радость. Мы собираемся пожениться!

Я уставилась на него. Он не делал мне предложения! Я не могла поверить в реальность происходящего, должно быть, это мне снилось.

Питер улыбнулся Амарилис, которая раскраснелась и выглядела еще прелестнее, чем обычно.

— Да, Амарилис согласилась стать моей женой! — Он посмотрел на Дэвида и Клодину. — Я благодарю родителей Амарилис за согласие принять меня в семью в качестве зятя и надеюсь, что мы получим благословение остальных членов семьи.

— Ну и сюрприз, Амарилис! — воскликнула мать. По ее мнению, Питер интересовался мной.

— Как только мы увидели друг друга, мы поняли… — продолжал Питер.

Потом, казалось, заговорили все разом, кто-то произносил какие-то тосты. Я чувствовала, что двигаюсь, как механическая кукла. В горле я ощущала тугой комок, в голове билась одна-единственная мысль — никто ничего не должен заметить!

Я не могла поверить в то, что произошло. Я была не уверена в своих чувствах, в общем-то, я не была влюблена в Питера… Мне нравилось его внимание, и казалось, что он всерьез рассматривает наше совместное будущее… Я была слишком потрясена, ошеломлена, чтобы мыслить ясно!

Амарилис счастливо улыбалась. Сейчас она была настоящей красавицей. Вместе с остальными я подняла свой бокал. Я заметила, что Клодина избегает смотреть на меня: она меня просто жалела… Нет, это было невыносимо!

Выдала ли я свои чувства? Мне нужно было что-то произнести, я была обязана вести себя нормально. Знал ли Питер? Предполагал ли он? Амарилис не знала: если бы знала, она не была бы сейчас так счастлива.

Я услышала, как произношу:

— Как жаль, что вы поторопились: мы с Эдвардом тоже собирались объявить о нашей помолвке после того, как он вернется в Грассленд!

Молчание, потом восторженные восклицания. Именно этого и хотели мои родители! Они всегда хотели, чтобы я вышла замуж за Эдварда Баррингтона.

— Это радостная новость! — восторженно воскликнула мать, а отец сказал:

— Значит, будут сразу две свадьбы? Я был уверен, что наша Джессика не позволит Амарилис перехватить инициативу!

Последовали новые тосты, а я сидела и тупо размышляла о том, что наделала.

Как это было похоже на меня — действовать, поддавшись сиюминутному чувству! Мне следовало вести себя хладнокровно, но, с другой стороны, — это был единственный способ скрыть свои чувства. Я не могла позволить, чтобы меня жалели. Питер все время был влюблен в Амарилис? Я не могла поверить в это даже сейчас!

Рядом со мной оказалась Амарилис. Она обняла меня и расцеловала.

— Я так довольна, Джессика! Эдвард — прекрасный человек! Как это чудесно!.. Мы обе — в один и тот же день!..

Я подтвердила, что это чудесно, и присоединилась к тостам, но все время мечтала убежать к себе в комнату. Мне хотелось побыть одной и поразмышлять о том, что же я наделала.

Когда мы вернулись домой, ко мне в комнату зашла мать. Она настолько хорошо знала меня, что я предположила — она все поняла.

Мать положила руки мне на плечи и притянула к себе. Несколько секунд она держала меня в объятиях.

— Моя дорогая, ты счастлива? Это правда?

— Да, конечно, — солгала я.

— Эдвард — хороший человек! И твой отец, и я всегда любили его и надеялись…

— Ну что ж, теперь можете быть довольны! Но мне не следовало выкладывать это: нужно было подождать Эдварда!

— Я понимаю, — согласилась она. — Поскольку Амарилис…

— Я думаю, мне тоже захотелось почувствовать, вот поэтому…

— Ну, собственно, неважно, как и когда объявляют о помолвке. Важно лишь то, что ты и Эдвард…

— Я предпочла бы, чтобы об этом не упоминали… до тех пор, пока Эдвард не вернется домой. Барринггонам может быть не по себе: ведь об этом следовало объявить в их присутствии. Пусть это останется в семье… до возвращения Эдварда!

— Конечно… — произнесла она и внимательно посмотрела на меня. Всю жизнь мы были очень близки друг другу, и я всегда очень ценила это. Но сейчас я предпочла бы, чтобы мать не поняла меня.

Она нежно поцеловала меня, пожелала спокойной ночи и оставила наедине с моими мыслями.

Я была слишком ошеломлена, чтобы уснуть. Я была оскорблена, рассержена, я чувствовала себя обманутой, но не могла понять, кто именно обманул меня. Может, я сама? Я была слишком тщеславна. У меня не было ангельской внешности Амарилис, но я считала себя более привлекательной, а теперь получила урок.

С самого начала я была уверена, что являюсь избранницей Питера. Что заставило его передумать? И что я чувствовала сама? Ощущала ли я, что меня бросили с разбитым сердцем… или что-нибудь вроде этого? Да, моя гордость была уязвлена. Нельзя сказать, что я была влюблена в Питера: я почти не знала его. Но у меня были романтические чувства, поскольку познакомились мы при романтических обстоятельствах. Что же касается Амарилис, она была с ним знакома еще меньше, но успела в него влюбиться.

Я действительно не могла понять себя. И почему я была столь безрассудно глупа, что объявила о помолвке с Эдвардом? Просто я бесстыдно использовала его, чтобы вывернуться из неприятной ситуации. Почему я не остановилась, не поразмыслила немножко? Достойней было бы спокойно сидеть, не показывая, как это ранило меня. Вывернуться из одной щекотливой ситуации, попав тут же в другую. Как это похоже на меня!

Я провела очень беспокойную ночь, а на следующий день отправилась в Грассленд. Миссис Баррингтон уже оправилась от простуды и выглядела, как обычно, бодрой. Я спросила ее об Эдварде и узнала, что он возвращается на следующий день. Я решила встретиться с ним как можно раньше.

Амарилис была в восторге. Не только у нее все складывалась удачно, но — и это было так похоже на Амарилис! — она могла радоваться и чужому счастью.

Я пыталась утешить себя тем, что, если бы я не сделала этого заявления, счастье Амарилис было бы омрачено: она, подобно моей матери, считала, что именно я являюсь объектом страсти Питера Лэнсдона. Ее очень порадовало то, что я была влюблена совсем в другого человека. Это позволяло ей наслаждаться своим счастьем без малейших угрызений совести.

— Конечно, я всегда знала, как Эдвард относится к тебе, — говорила она, — но думала, что ты еще не приняла решения. Ты долго думала!

— Мне хотелось быть уверенной, — ответила я. Она счастливо захихикала:

— Как странно, что именно в этом случае ты оказалась рассудительной! Мы с Питером влюбились друг в друга с первого взгляда! Бывают же в жизни чудеса, правда? Я думаю, что Питер очень храбрый, если он решился зайти в тот дом!

Она обняла меня:

— Все так чудесно! Я так счастлива, Джессика! Как будет прекрасно выйти замуж в один и тот же день! Надо подумать об июне. Но как долго ждать…

— Я думаю, что это вполне подходящее время, — сказала я.

— Питер тоже считает, что слишком долго ждать!

Удивительно было видеть Амарилис в таком состоянии. Я чуть было не напомнила ей, что она почти не знала мужчину, за которого собиралась замуж: несколько недель назад она даже не слышала его имени. Но к чему было делать это? Она была влюблена и собиралась выйти замуж за человека, которого выбрала сама. Я тоже должна была выйти замуж, но уже не по своему выбору.

Эдвард вернулся на следующий день. Я отправилась в Грассленд после полудня. Он был рад встрече со мной. Я сказала:

— Мне нужно поговорить с вами наедине… и поскорей!

— Сейчас?

— Да, но не в доме. Может быть, проедемся верхом? Это было бы лучше всего.

Мне показалось, что Эдвард несколько скован, но, услышав мое предложение, он обрадовался, и я испытала теплое чувство к нему. Он был очень добрым, и я была уверена — он сделает все возможное, чтобы помочь мне сейчас… и всегда. Мне очень повезло, что в меня был влюблен такой человек. Все-таки нехорошо было с моей стороны не испытывать к нему ответных чувств и гораздо больше волноваться в обществе мужчины, которого я, можно сказать, почти не знала. Собственно говоря, именно сейчас я начала задумываться: почему я решила, будто Питер Лэнсдон заинтересовался именно мной?

Вскоре мы уже ехали верхом бок о бок.

— Эдвард, мне следует признаться кое в чем!

— Признаться? — он был озадачен и внимательно взглянул на меня.

Я продолжала:

— Вы уже не раз просили моей руки! Вы продолжаете настаивать на этом?

— Я всегда мечтал о вас, Джессика!

Я почувствовала огромное облегчение и произнесла:

— Я хочу признаться, что сообщила всем, что мы собираемся пожениться!

— Джессика!

— Да, это было не совсем прилично с моей стороны: Амарилис и Питер Лэнсдон объявили о своей помолвке…

— Амарилис? Но я думал…

— Нет, нет. В Лондоне Питер действительно спас меня, но приехав сюда, влюбился в Амарилис, а она в него! Они объявили о своей помолвке за праздничным столом, и я подумала, ну… почему бы мне не сообщить о том, что Эдвард и я… Мне стало казаться, мы слишком долго решаемся…

— Мы?

— Я, конечно, я. Но… думаю, все-таки не следовало объявлять об этом именно в той обстановке… С другой стороны, почему именно они говорят о своей помолвке. Мы с Эдвардом знаем друг друга гораздо дольше, и у нас больше причин сделать это.

Эдвард взял мою руку и поцеловал.

— Обсуждать такие дела, сидя верхом на лошади!

Мы оба рассмеялись. Его лицо преобразилось: морщинки, вызванные постоянной тревогой за дела в Ноттингеме, исчезли. Он казался очень молодым… и очень счастливым.

— Ну что ж, Эдвард: рано или поздно это должно было случиться, не так ли? Мои родители очень рады, они питают к вам большое уважение.

— Мои родители тоже будут рады!

— Значит, все будут просто счастливы!

— Ах, Джессика, это чудесно! Давайте поедем домой и сообщим эту новость!

В общем, все оказалось очень просто.

Я сидела в гостиной Грассленда. Мистер Баррингтон настоял на том, чтобы из погреба достали лучшие вина. Миссис Баррингтон крутилась вокруг нас и была страшно возбуждена. — Ну вот, Джессика, теперь ты наша дочь! Просто не могу передать, как ты нас порадовала! Правда ведь, папочка?

Мистер Баррингтон ответил:

— Именно этого мы и хотели! Меня удивляет только, что вы так долго тянули!

— Они поступили совершенно правильно! — заявила миссис Баррингтон, хотя, по моему мнению, ее это «подвешенное» состояние волновало гораздо больше, чем мужа. — В таких вопросах всегда нужно быть полностью уверенным в себе, не так ли. Джессика? Самым чудесным днем нашей жизни оказался тот, когда вы встретили на дороге нашего папочку и доставили его домой. Кстати, интересно, как сложилась судьба того цыгана? Должно быть, он отсидел свой срок?

— Он получил семь лет, — ответила я, — и уже отбыл шесть из них.

— Как летит время! Ты была тогда такой милой крошкой, Джессика! Ты так волновалась из-за этого бедняги, и мы все полюбили тебя за это!

Отец и сын Баррингтоиы согласились с этим.

У меня даже поднялось настроение. Я подумала: до чего же все-таки приятная семья — наверное, более простая, по сравнению с семьей моих родителей, но такая чудесная. Моя будущая семья…

Эдвард сказал:

— Я хочу, чтобы Джессика съездила в Ноттингем и осмотрела мой дом! Должно быть, ей захочется что-то там изменить.

— Ну да, невесты всегда любят делать все по-своему. Мы тоже обставляли свой дом, верно ведь, папочка. Сколько же это лет назад? Столько, что уже и не упомнишь! Теперь, конечно, он немножко старомоден, но ничего не поделаешь!

— Он будет вашим вторым домом, — сказал мистер Баррингтон. — Вы будете приезжать в Грассленд, ставший для нас семейным гнездом, хотя мы живем здесь недолго.

— Мы полюбили Грассленд с первой минуты! — воскликнула миссис Баррингтон. — Я ни разу не пожалела о том, что мы приехали сюда! И, вы знаете, это благодаря соседям, семейству Эверсли! А теперь еще это… Я так давно об этом мечтала! Кстати, где Клер?

— Ей следовало быть здесь, — заметил мистер Баррингтон.

— Я вспомнила: она собиралась в город сделать кое-какие покупки. Скоро должна вернуться. А на какое время намечена свадьба?

— Моя мать подумывает об июне, — сообщила я.

— Июнь — чудесный месяц для свадеб!

— Только слишком долго ждать! — вздохнул Эдвард.

— Поглядите на нетерпеливого жениха, — рассмеялась мать. — Нам понадобится время, чтобы хорошенько подготовиться, правда, Джессика?

— Амарилис тоже выходит замуж, — сказала я.

— За этого молодого человека? — неодобрительно спросила миссис Баррингтон. — Быстро же они договорились! Она ведь почти не знает его?

— Я познакомилась с ним при очень драматичных обстоятельствах, — напомнила я.

— Знаю… и таким образом он оказался в Эндерби! Да, довольно забавно. И все-таки я думаю лучше, когда люди уже достаточно хорошо знают друг друга. О человеке нужно многое знать, если ты собираешься прожить с ним всю жизнь! Мы были обручены… сколько, папочка?

— Два года! — гордо сказал он.

— А кроме того, мы были знакомы с детства!

— Это, конечно, пошло вам на пользу?

— Ну разумеется, мы точно знали, что ожидать, к чему готовиться!

Миссис Баррингтон искренне расхохоталась, и в это время в комнату вошла Клер.

— Ага, вот и Клер! — воскликнула миссис Баррингтон. — А у нас новости! Подай-ка Клер бокал, папочка! Наконец мы дождались: Эдвард и Джессика помолвлены!

Клер стояла очень спокойно, Но я заметила, что ее опущенная рука сжалась в кулак.

— А я думала… — начала она.

— Мы все думали, что они слишком долго тянут, — перебила ее миссис Баррингтон, — но, наконец, решились!

Клер повернулась ко мне:

— Поздравляю… и вас, Эдвард!

— Мы пьем за их здоровье и счастье, — сказал мистер Баррингтон. — Присоединяйся, Клер!

Она подняла свой бокал, посмотрела на меня, и в ее глазах был какой-то странный блеск.

Знал ли Эдвард, что она влюблена в него? А родители Эдварда? Я решила, что не знали. Клер жила в этом доме с раннего детства: никому не нужная сирота, которую привезли дальние родственники… К ней относились как к члену семьи, но все-таки, должно быть, она чувствовала себя не вполне уверенно. Хотя я убеждена: Баррингтоны делали все возможное, чтобы она не чувствовала себя чужой. И она любила Эдварда, действительно, любила его! Вот в случае с ней речь шла как раз не об уязвленной гордыне!

Она сумела принять свой удар более достойно, чем я. Я восхитилась Клер Карсон, и меня охватило неприятное чувство: я поняла, что, избрав такую судьбу, заняла ее место.