Около восьми вечера в Сашину дверь позвонили. Она никого не ждала. Посмотрела в глазок. В подъезде было темно. Она никого не увидела.
– Кто там? – спросила Саша из-за двери. Ей никто не ответил. Она снова спросила, погромче. Какое-то шуршание. И тишина. Она отошла от двери. Подумала, что кто-то балуется. Мало ли хулиганов. И снова звонок. – Кто там? – крикнула девушка уже раздраженно и несколько испуганно.
– Саша, это твой отец. – Послышалось из-за двери.
Она сползла по косяку. Поднялась. Вдохнула. Выдохнула. Открыла дверь…
Отца своего Саша не помнила. Можно даже сказать, не знала. Всплывали иногда в ее памяти смутные картинки: вот он сидит у ее кроватки и читает «Мойдодыра». Лицо его было неопределенно и расплывчато, но Саша точно помнит, что читал он именно «Мойдодыра».
Вдруг из маминой из спальни
Хромоногий и кривой
Выбегает умывальник
И качает головой…
Вот он качает Сашу на ноге и утверждает, что она скачет на лошадке.
Вот, собственно, и все.
Он ушел, когда Саше было три года. Ей пришлось расти среди постоянно сменяющихся маминых ухажеров, среди маминых депрессий, истерик, болезней и угроз самоубийства. Ей пришлось расти в бедности. Она вынуждена была очень рано повзрослеть. Когда она была еще подростком, иногда смотрела на свою рыдающую, немного пьяненькую мать, и не понимала, кто из них мать, а кто дочь. Она себя считала матерью этой беспомощной, хрупенькой, немолодой девочки. Саше пришлось стать ей поддержкой и опорой. Мать всю жизнь провела в поисках настоящей любви. Она жаждала любви, но ей не везло. Ей встречались одни лишь негодяи и подонки, которые были рядом с ней довольно непродолжительное время, а потом исчезали бесследно. Сашина мать бурно горевала, а затем устремлялась на поиски новой большой любви.
Саше пришлось самой зарабатывать деньги с четырнадцати лет. Хорошего образования она так и не получила. Ей казалось, что нормального детства у нее и не было. Саша была уверена, что детство у нее украли. Кто? Мать обвиняла во всех своих несчастьях отца. Саша считала, что детство у нее украл тоже он. Она привыкла ненавидеть своего отца. Отца, которого она совсем не знала. И вот он стоит у нее на пороге.
Это был высокий, изможденный, высохший мужчина. Рано постаревший. Мать, несмотря на свои вечные несчастья, выглядела значительно лучше. Значительно моложе. У него были большие, печальные карие глаза. Ее глаза. Такие же, только совсем потухшие. У Саши дух захватило от этого странного ощущения: она будто бы смотрела сейчас в свои собственные глаза.
– Здравствуй, дочка, – произнес мужчина сдавленным голосом. Он шагнул к ней и сделал еле уловимое движение, будто хотел обнять ее, Саша отшатнулась. Он беспомощно опустил руки. – Можно мне войти?
Саша посторонилась. Он вошел, снял ботинки и замер в нерешительности.
– Проходите на кухню, – она не могла называть этого совсем чужого мужчину на «ты». Ей не хотелось, чтобы этот чужой мужчина вторгался в ее жизнь. Она сейчас жалела, что открыла ему дверь.
Он сел на колченогий стул с сильно потертой гобеленовой обивкой. Только тут Саша заметила, что отец одет в роскошный костюм. Несмотря на свой болезненный вид, мужчина смотрелся на убогой Сашиной кухне нелепо. Слишком элегантен для нее. Саше стало стыдно за свое съемное жилище. Но другого она себе позволить не могла. Тут же вспомнила, что если бы этот человек когда-то не бросил их с матерью, то, возможно, она жила бы теперь в совсем другой квартире. Она давно уже не злилась на отца, потому что она о нем давно не вспоминала, но тут старая обида накрыла ее.
– Что вам угодно, сэр? – спросила она с легким полупоклоном и ядовитой улыбкой на губах. Она так и не села на второй стул, а осталась стоять, прислонившись к стене. Руки ее были скрещены.
– Я пришел вернуть долг, дочка, – голос по-прежнему сдавленный. – И попросить прощения.
– Вы мне ничего не должны. И простить я вас вряд ли смогу. Так что, извините, но ничем не могу помочь.
Он посмотрел ей в глаза с такой тоской, что она чуть не зарыдала от жалости к этому человеку.
– Да, ты права, мне нет прощения. Я тебя понимаю. Можешь меня не прощать, но позволь хотя бы вернуть долг.
– О каком долге идет речь? – жалость улетучилась, вернулась язвительность.
– Об отцовском, дочка.
– О! Это ж, какой должок-то накопился за двадцать пять лет! Плюс пени, плюс проценты. Как расплачиваться будете?
– К сожалению, у меня уже нет времени, чтобы расплатиться с тобой любовью и вниманием, поэтому я хочу отдать долг хотя бы деньгами. Я скоро умру, дочка.
Саша опустилась на стул.
– С чего ты это взял?
– Диагноз, вещь убедительная. Рак, – он ухмыльнулся.
– И ничего уже нельзя сделать?
– Врачи говорят, поздно.
– Почему ты не пришел раньше?
– Как я мог к тебе придти? Давно хотел, да смелости не хватало. А теперь уж тянуть дальше некуда – пора отдавать долги и подводить итоги.
– Мне ничего не нужно… Папа, – как, оказывается, сложно произносить это слово. – Неужели ничего нельзя сделать?
– Можно, девочка: умереть спокойно. Единственное, чего я сейчас хочу, умереть спокойно. Ты права. Ты вполне справедливо ненавидишь меня, я поступил тогда… Да, наверное, я поступил, как подонок. Хотя… Мне кажется, что человек не обязан жить с женщиной, которую он не любит. Я не жалею, что ушел. Мне было плохо с твоей мамой. Но ты… Того, что я с тобой не общался, простить себе не могу.
– А почему ты со мной не общался?
– Я сначала воевал с твоей матерью из-за тебя. Сколько скандалов было! Я у подъезда вашего часами стоял, тебя караулил. А они, мать твоя и бабушка, не разрешали мне с тобой видеться. А потом я уехал. Когда возвращался в ваш город, звонил твоей матери, но она так меня к тебе и не пустила. Говорила, что у девочки теперь новый отец и лучше бы ей вообще не знать о моем существовании… Я же не железный, я устал бороться, сдался… Я больше не искал встреч с тобой. А потом у меня родились другие дети… Я знаю, что я виноват, знаю, что меня сложно простить, дочка…
– А алименты? Мы ведь жили в беспросветной нищете.
– Твоя мать так же как ты сейчас говорила: мне ничего не от тебя не нужно. Несколько раз швыряла мне деньги в лицо. Я тогда решил, что буду откладывать для тебя деньги, и когда ты вырастешь, передам тебе сразу большую сумму, и ты сможешь купить то, что тебе нужно. Думаю, этот момент настал, – он достал из кармана кредитную карточку, – вот, это тебе, – он положил карточку на стул и пододвинул к Саше.
– Спасибо, папа, но не нужно, я уже привыкла рассчитывать только на себя.
– Я умилен твоей порядочностью, дочка, но, поверь мне, глупо отказываться от денег. Тем более что эти деньги причитаются тебе по праву. Это твои алименты… С процентами, разумеется и с компенсацией морального вреда, – произнес мужчина с усмешкой. Саша поняла, что отец у нее весьма саркастичен. Возможно, он очень интересный человек. Жаль, что его не было рядом все эти годы. Она и сама не знала, почему отказывалась от денег. Отец был прав. И деньги были ей нужны. Наверное, это та же нелепая гордость, которая заставляла мать швырять деньги в лицо ее отцу. Других причин, вроде бы, не было.
– Нет, я не могу взять эти деньги, – сказала Саша твердо.
– Где ты работаешь?
– В салоне красоты. Я парикмахер.
– Это то, о чем ты мечтала?
– Я не хотела бы рассказывать тебе о своих мечтах. По сути, мы чужие друг другу люди.
– К сожалению, у нас практически нет времени, чтобы узнать друг друга поближе. У тебя какие-то секретные мечты, которые нельзя предавать общественной огласке? Преступные или извращенные? – отец рассмеялся. Саша подумала, что он, со своей иронией и чувством юмора, скорее всего, действительно, был не парой ее слезливой, вечно несчастненькой матери.
– Я мечтаю заработать денег и открыть свой салон красоты, – сдалась Саша. – Я уже все придумала. Я даже конкурентные преимущества и изюминки своего будущего салона знаю. Я уже и бизнес-план составила. У меня есть все, кроме денег.
– Какая же ты чудачка, Саша, – отец снова рассмеялся. – У тебя есть деньги, вот они, – он указал на карточку. – Ты будешь идиоткой, если их не возьмешь. Но я уверен, что моя дочь, умная девочка. Бери! – Саша отрицательно замотала головой, но уже не так уверенно. – Упрямица! Вся в меня! Ну, что ж, последний аргумент, – он вздохнул. – Саша, я виноват перед тобой, но я вижу, что ты добрая девочка. Возьми деньги, дай мне умереть спокойно. Не хочу я, чтобы на смертном одре меня мучила совесть из-за того, что я так для тебя ничего и не сделал. Будь милосердна, дочка!
– Хорошо, – ответила Саша после нескольких секунд раздумий.
Они засиделись в тот вечер на кухне до глубокой ночи.
Несколько месяцев Саша жила надеждой, что отец все-таки победит болезнь и останется жить. Она только что обрела отца. Он не должен умереть. Саша сначала навещала его в больнице, потом дома. Она даже подружилась с новой женой отца. Ему становилось все хуже, а она все ждала чуда. Чуда не произошло…
Через полгода после смерти отца Саша открыла свой первый салон и стала обладательницей трехкомнатной московской квартиры – отец оставил ей хорошее наследство. Расплатился за украденное у дочери детство. Хотя сама дочь уже искренне считала, что ни в чем он перед ней виноват не был. Отец умер спокойно, раздав все долги, окруженный детьми и маленькими внуками.
Мать Саши так и не смогла его простить. Его благородство, разрушающее образ подлеца и негодяя, лишь еще больше ее разозлило.
– Как был козлом, так и остался, – сказала она старинной подружке Машеньке, – никакое это не благородство, не может стать подлец порядочным человеком. Денег он дал своей брошенной дочери! Хммм… Да грехи свои замаливал перед смертью, старый распутник. В рай хотел въехать. О душе своей задумался. Вот и все его хваленое благородство. Всех обманул, но меня-то не обманешь…