Случайный граф

Глава 5

На следующий день после обеда Фиона размышляла над тем, не нарисовать ли графа. Даже сейчас, спустя почти двадцать четыре часа после их встречи в парке, она легко могла вспомнить текстуру его волос, легкую щетину на подбородке и настороженное выражение его лица. Она также помнила ощущение от прикосновения его руки и волну смятения, которая прокатилась по ее телу от этого прикосновения. Да что там, она не могла думать ни о чем другом.

И именно поэтому она еще пока не могла его рисовать. В характере лорда Рэйвенпорта были грани, которые она не могла запечатлеть углем на бумаге: то, как его глаза были сначала холодными, а потом вдруг становились горячими; то, как изгиб его рта мог выражать недовольство, а через долю секунды – интерес.

Граф все еще оставался для нее загадкой.

Поэтому Фиона набросала по памяти портрет викария. Точнее, она сидела в гостиной и пыталась это делать, пока ее сестра Лили безжалостно допрашивала ее.

– Ты сказала, что лорд Рэйвенпорт попросил разрешения нанести тебе сегодня визит. – Лили расхаживала перед диваном, на котором сидела Фиона, притворяясь, что поглощена рисованием очков викария.

– Да, – подтвердила Фиона, возможно, в пятый раз за утро. Она сообщила об этом своей семье за ужином вчера вечером, чтобы появление графа не застало их врасплох. Ее мачеха чуть не подавилась ростбифом, а сестра уронила вилку, услышав эту неожиданную, но очень приятную новость.

Лили перекинула через плечо каскад темных кудрей и скрестила руки на груди:

– И он сказал тебе об этом во время случайной встречи в парке?

Фиона пропустила мимо ушей скептический тон сестры. И увернулась от взгляда ее проницательных зеленых глаз.

– Именно так, – сказала она небрежно. Как будто такое происходило с ней каждую среду.

Лили склонила голову на сторону:

– А как бы ты описала тон просьбы графа? Он был сдержан и вежлив? Или страстен и откровенен?

Боже правый. Фиона нахмурилась над рисунком, который держала на коленях, надеясь, что викарий простит ей ту маленькую ложь, которую она собиралась сказать. Ведь правда заключалась в том, что не граф просил разрешения прийти, а она велела ему это сделать. Она ответила:

– Он был сдержан. – Это было ближе к правде, чем страстен и откровенен.

Лили кивнула, усваивая новую информацию:

– Неудивительно. Он довольно холоден, не так ли? Сомневаюсь, что лорд Рэйвенпорт хоть немного склонен к романтическим жестам.

Холоден не совсем то слово, которое Фиона бы избрала для описания графа, но она поняла, что сестра имела в виду.

– Он довольно неулыбчив, – сказала Фиона. И упрям. И доводит людей до белого каления. Но было слишком поздно искать другого потенциального мужа. Кроме того, она не была уверена, что хочет это делать.

– Должно быть, ты произвела на него впечатление на балу в Норткрофте, – размышляла Лили.

– Ты имеешь в виду тот вальс, когда мне почти удалось завалить его на себя?

– Он очень красив, – ответила Лили. – Так что у меня возникают мысли и похуже.

– Лили!

– Ты писала о нем? В дневнике, я имею в виду?

Фиона посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что их мачеха не подкралась незаметно. Вскоре после завтрака она ушла в свои комнаты с горничной, чтобы подготовиться к приезду графа.

– Я начала вести дневник, – сказала Фиона, – как и обещала.

Лили сложила руки в восторге:

– Очень хорошо. – Блеск в ее глазах мог бы заставить Фиону занервничать, если бы она не знала наверняка, что Лили никогда не опустится до того, чтобы рыться в ее спальне или вторгаться в ее частную жизнь.

Что не означало, что Лили сдерживалась в попытках вытянуть информацию из Фионы, используя все имеющиеся в ее распоряжении средства.

– Ты написала о том вечере, когда был бал? А о встрече в парке?

Фиона сжала губы и начала напевать какую-то мелодию, рисуя пряжку на правом ботинке викария.

Но Лили было нелегко сбить с толку.

– Дорогой дневник, – драматично продекламировала она, – граф – существо одновременно угрюмое и восхитительное. У него лицо Адониса и тело…

– Ну хватит, – сказала Фиона, подняв ладонь. – Может, твой дневник и полон писанины влюбленной школьницы, но уверяю тебя, мой – нет. – Сама идея была абсурдной, и гром ее разрази, если она когда-нибудь поддастся таким дурацким, сентиментальным импульсам. – И поскольку лорд Рэйвенпорт может очень скоро войти в наши двери, не пора ли начать притворяться воспитанными молодыми леди, которые не теряют головы только лишь из-за того, что к ним в гости приходит джентльмен?

– Лорд Рэйвенпорт не просто джентльмен, – сказала Лили. – Он таинственный красавец и к тому же граф… Можешь быть уверена, что матушка выставит себя с самой глупой стороны, как только он ступит на порог.

Фиона поежилась:

– Знаю. Поэтому я надеюсь, что ты поможешь мне доказать, что у нас не вся семья слетела с катушек.

Хихикнув, Лили обошла Фиону со спины и заглянула через плечо в блокнот у нее на коленях:

– Еще один прекрасный рисунок, Фи. – После небольшой паузы она спросила: – Мне кажется, или добрый викарий осуждает нас?

Фиона посмотрела вниз на доброе лицо викария и его мудрые глаза, а затем вздохнула:

– Нет, тебе не кажется. – Казалось, священник знал о ее тайных делах и не одобрял ее секреты и поцелуи в каретах с графами.

Лили засмеялась:

– Я собираюсь встретиться с Софи в парке. Хочешь присоединиться к нам?

– Думаю, останусь дома и закончу этот портрет. Но, пожалуйста, передай Софи мои наилучшие пожелания и не задерживайся слишком надолго. Ты будешь нужна мне здесь, когда придет граф.

– Я не оставлю тебя наедине с ним. – Лили ласково сжала плечи Фионе. – Вернусь через час или около того.

– Спасибо. – Как только Лили ушла, Фиона достала записку шантажиста из нижнего ящика своего бюро.

Всякий раз, когда она начинала сомневаться в благоразумии этой затеи – выходить замуж за незнакомого ей человека, она доставала письмо и перечитывала, позволяя себе полностью прочувствовать, насколько ужасна угроза. Ее взгляд упал на низ первой страницы, где было написано:

Чтобы Вы не сомневались в моей решимости, я приложил точную копию письма, которое написал в «Лондонские сплетни». Получив от вас требуемую оплату, я уничтожу письмо и унесу тайну Вашей семьи в могилу. Даю слово. Однако если я не получу от вас полной суммы, то немедленно доставлю письмо в газету для публикации в следующем же выпуске.

Фиона глубоко вздохнула, прежде чем достать следующую страницу. Письмо шантажиста в «Сплетни» было написано в такой пикантной и вызывающей манере, что не останется жителя Лондона, который не купил бы этот выпуск – если, конечно, Фиона не помешает его публикации:

Мисс Лили Хартли, младшая дочь богатого владельца нескольких мельниц, может похвастаться не только красотой и богатством, но и мрачной, скандальной тайной в своей биографии. Ее родная мать бросила ее, когда та была еще совсем маленькой, оставив на пороге дома, где она могла легко погибнуть от холода, если бы не Божья милость.

Истина заключается в том, что женщина, которая родила мисс Хартли, не кто иная, как владелица самого известного в Мейфэре публичного дома. Достаточно лишь взглянуть на лица юной дебютантки и мадам Серены Лабель, чтобы убедиться, что они действительно мать и дочь. Однако дополнительным доказательством тому служит сувенир, найденный в свертке с брошенной малышкой. Младенец госпожи Лабелль был найден в одной пинетке с вышитой буквой Л. Внутри пинетки была записка со словами: «Пожалуйста, позаботьтесь о моей любимой Лили». Мадам оставила вторую пинетку себе, чтобы никогда не забывать о своем поступке.

Мисс Хартли, несомненно, предпочла бы держать правду о своем происхождении в тайне, но поскольку пришло ее время оказаться на ярмарке невест, будет справедливым рассказать правду о ней тем джентльменам, которые могли бы ею заинтересоваться: в ее венах течет дурная кровь.

Ни учеба в институте благородных девиц, ни королевское приданое не могут скрыть того, что мать мисс Хартли – шлюха.

Фиона не поверила бы в эту историю, если бы шантажист не упомянул о пинетке и записке, оставленной в ней. Сколько ночей они с Лили не спали, думая о ее родной матери? В их романтических мечтах мать Лили была принцессой, вынужденной покинуть свое королевство. Не имея возможности заботиться о любимом ребенке, она оставила Лили в семье, которая будет ее обожать.

Фиона и Лили наивно верили, что однажды изгнанная принцесса появится у их дверей с пинеткой в руке, умоляя Лили о прощении и приглашая ее переехать во дворец, где она займет место, которое заслуживает по праву рождения.

И в воображении Лили и Фионы Лили ответит, что они с Фионой родные сестры и их просто невозможно разлучить. Потерянная мать Лили должна будет довольствоваться тем, что Лили и Фиона будут жить во дворце шесть месяцев в году, поскольку оставшиеся полгода они будут проводить в Лондоне с семьей Хартли.

Вышитая пинетка должна была стать ключом к тайне, который привел бы Лили в объятия еще одной любящей ее семьи.

А это оказалась улика, которая могла уничтожить будущее ее сестры.

Небольшой драгоценный подарок, который способен разделаться со всеми ними сразу.

Пока Грэй стоял на пороге дома Хартли, собираясь постучать в дверь, у него возникло пугающее чувство дежавю. Месяц назад он так же наносил визиты Хелене и вежливо беседовал с ее семьей, пытаясь понравиться. И ненавидел каждое мгновение этих визитов.

Если и было что-то хорошее в том, что его бросила невеста, так это то, что он больше не должен был притворяться, что ему интересны десятки сортов роз, которые суетливая мать Елены выращивала в своем богом забытом саду. Он больше не обязан был учить плаксивого избалованного младшего брата Елены фехтовать, ему больше не нужно было курить старые сигары и вести пустые светские разговоры с ее нудным отцом.

Теперь время Грэя принадлежало только ему, и он не отвечал ни перед кем, кроме своей бабушки, за которую он с радостью бы отдал жизнь.

Но прямо сейчас он стоял у чертовой парадной двери мисс Хартли, и все потому, что она осмелилась поцеловать его.

Во время сегодняшнего визита ему предстояло выполнить две задачи. Во-первых, пригласить их на домашний прием, который должен был раз и навсегда убедить мисс Хартли оставить свою дурацкую идею выйти за него. И, во-вторых, убраться отсюда к черту, прежде чем кто-либо из членов семьи или домашних животных к нему привяжется.

Он постучал и протянул свою визитку дворецкому в крахмальном сюртуке. Несмотря на невозмутимость и вежливые манеры слуги, Грэй заметил его легкое удивление: ноздри дворецкого слегка вздулись, а глаза широко раскрылись, что наводило на мысль, что у мисс Хартли и ее сестры не так уж много поклонников.

Грэй почувствовал неожиданный всплеск гнева. Какая разница, что Фиона Хартли не благородного происхождения или что ее отец сколотил состояние на торговле? Кому какое дело, если она будет падать и позориться на каждом балу хоть до самого Рождества? Конечно, она выводила его из себя, но она не заслужила быть изгоем.

Каблуки дворецкого зацокали по идеально чистому мраморному полу, пока он сопровождал Грэя в роскошную гостиную, где вся мебель сверкала, как новая. Золотые часы на резной каминной полке, серебряная ваза на сверкающем столе красного дерева, хрустальные подвески на элегантных настенных канделябрах – каждый тщательно подобранный предмет свидетельствовал о роскоши. О богатстве.

Грэя прошиб холодный пот. В доме Хартли был полный штат слуг и все удобства. Что они подумают о Крепости со сквозняками, потертой мебелью и облезлыми обоями? Вот только прошлой ночью, лежа дома в постели, он слышал, как на чердаке шелестят летучие мыши, а за стеной шуршат обычные. А в доме Хартли он и мухи себе представить не мог.

Его разум кричал, чтобы он отказался от этого нелепого плана, ушел и никогда не оглядывался назад. Так он избавил бы себя от множества неудобств и головной боли.

Но тут он заметил мисс Хартли, которая с ногами забралась на диван и сбросила туфли на пол. Солнечный свет струился ей через плечо, лоб сморщился от усердия, а уголек летал над блокнотом, который она держала на коленях. Она была так поглощена своей работой, что, казалось, не замечала, что один завиток выбился из прически и упал ей на висок, а юбка задралась и открыла взору ее икру, обтянутую чулком.

Она выглядела такой трудолюбивой, и серьезной, и… уязвимой. Он не мог не сдержать слова.

Но мог постараться мягко разубедить ее и не поощрять ее намерений.

Ее младшая сестра, которую Грэй даже не заметил за фортепиано, предупреждающе кашлянула за секунду до того, как дворецкий огласил:

– Граф Рэйвенпорт.

Альбом мисс Хартли соскользнул с колен, и она поторопилась встать на ноги, прикрывая снятые туфли подолом платья. Она присела в реверансе, одновременно пытаясь обуться.

– Милорд, – выдавила она. Он открыл рот, чтобы ответить, но тут за его спиной в комнату ворвалась миссис Хартли. Ее пышная грудь неслась впереди нее, как нос корабля викингов.

– Лорд Рэйвенпорт, – заворковала она, – для меня большая честь приветствовать вас в нашем скромном жилище. Спасибо, что одарили нас своим присутствием. – Она положила одну руку на грудь и предложила ему другую.

Склонившись над ее рукой, он ответил:

– Это честь для меня, миссис Хартли.

Две задачи. Пригласить. Сбежать.

– Вы ведь уже знакомы с моими очаровательными дочерями, Фионой и Лили. – Она махнула рукой в их сторону, и его окутало тяжелое облако ее духов, таких терпких, что у него начали слезиться глаза. – На самом деле они мои падчерицы, – продолжила она, – как, я уверена, вы уже поняли. Хотя иногда нас принимают за сестер.

Грэй бросил взгляд на Фиону, которая заметно смутилась. Он наклонил голову, чтобы не смотреть на миссис Хартли, и ответил:

– Подобная ошибка вполне простительна.

– Где мои манеры? – Она зацокала языком. – Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, а я пока позвоню к чаю.

– Боюсь, я не могу остаться, – быстро проговорил он.

Фиона ахнула:

– Но вы только что пришли.

– Да. Но меня зовет долг, – сказал он, намеренно уклончиво. – Уверен, вы меня поймете.

Но ее безутешное выражение лица говорило о том, что она ничего не поняла.

– Конечно, понимаем, – заверила его миссис Хартли. – Вы граф, и у вас, должно быть, много обязанностей. Мы бы никогда не осмелились помешать вам их выполнять. – Она бросила угрожающий взгляд на падчериц, молча запрещая им возражать.

– Но я хотел бы пригласить вас к себе, – сказал Грэй, – на следующей неделе. Начиная с понедельника я устраиваю небольшой прием в моем загородном поместье. Я был бы рад, если бы вы и ваша семья присутствовали. Я также буду рад видеть вашу подругу леди Каллахан и ее дочь.

У миссис Хартли отвисла челюсть:

– Домашний прием? – Она повернулась к падчерицам и улыбнулась так, будто не могла поверить, что им так повезло. Она повторила: – Домашний прием. В загородном поместье графа Рэйвенпорта.

– Не смогу предложить вам особенных удобств, – предупредил он. – Дом ремонтируется. Я восстанавливаю его в основном ради моей бабушки. Она жила там, когда была девочкой, и с нежностью вспоминает былую обстановку и природу вокруг.

Почему, черт возьми, он делится своими личными делами с Хартли? Он закрыл рот, прежде чем рассказать все сентиментальные детали. Никто не должен знать, что здоровье его бабушки, а точнее, ее зрение, ухудшается. Или что врач пригрозил, что она ослепнет в течение двух лет. Или что Грэй был полон решимости вернуть дому былое великолепие, пока она еще может его увидеть.

Будь он проклят, если последнее, что она увидит в доме своего детства, это стены с треснувшей штукатуркой и окна, в которые не проникает свет из-за разросшегося плюща. Она должна полюбоваться на блестящий мрамор, сверкающее стекло и ухоженные газоны – она это заслужила. Хотя бы это он сможет для нее сделать.

Глаза миссис Хартли увлажнились, как будто это приглашение тронуло ее до глубины души:

– Для нас с дочерями большая честь присутствовать на приеме в вашем доме, лорд Рэйвенпорт.

– Отлично. Завтра сообщу вам все детали. Пора уходить. Я с нетерпением жду встречи с вами на следующей неделе.

– На следующей неделе? – вырвалось у Фионы. – Я надеялась, что мы сможем раньше насладиться вашим обществом.

– Фиона! – еле слышно одернула ее мачеха.

Тогда вперед выступила младшая сестра Хартли, заламывая руки.

– Возможно, мы увидимся в городе до приема. На балу или званом вечере. Может быть, в опере, – сказала она отчаянно.

– Сомневаюсь, – ответил Грэй. Даже если бы он хотел посещать такие мероприятия, а он не хотел, теперь каждая минута нужна была ему для того, чтобы сделать усадьбу хотя бы пригодной для проживания.

Он слегка поклонился и бросил последний взгляд на Фиону, о чем сразу пожалел.

Ее щеки порозовели, а глаза пылали неудовольствием. Она хотела, чтобы он публично ухаживал за ней. Она хотела стремительной помолвки.

Но ничто из вышеперечисленного он делать не собирался, и она не должна ожидать от него большего.

Потому что он не мог дать ей большего.

Если остался хоть один маленький уголок его сердца, который не покрылся льдом, то в нем жила его бабушка. И чем скорее мисс Фиона Хартли поймет, что с ним ничего не выйдет, тем лучше для нее.