– Соня, приготовь мне быстренько что-нибудь поесть… Мне предстоит пить, и я не хочу, чтобы меня развезло с первой же рюмки.
Наталия говорила это в прихожей, расшнуровывая ботинки, но зная, что Соня, домработница, прекрасно ее слышит.
Тот уровень жизни, при котором она имела возможность нигде не работать, держать домработницу, а также путешествовать по миру и ни в чем себе не отказывать, Наталия создала себе сама. Дар, заключавшийся в видениях, позволявших ей предугадывать преступления или имеющих хотя бы косвенное отношение к ним, она использовала, работая на богатых клиентов, которым не терпелось узнать, кто же убил (или собирается убить) жену или мужа; Наталия могла также «увидеть» предполагаемую измену или «подсмотреть», где находятся украденные или спрятанные деньги… Но так как ее видения носили характер порой абстрактных и сюрреалистичных картин, поскольку показывали лишь сотую и, быть может, несущественную часть дела, ей приходилось додумывать, а это был уже творческий процесс, требующий нервного и умственного напряжения и составляющий основу ее второй, параллельной жизни, о которой не догадывался ее друг, прокурор города Игорь Логинов. Ему и в голову не могло прийти, что Наталия, работая подчас в одной «упряжке» с ним и ведя параллельное расследование, в отличие от него получит за эту работу неплохие деньги. Как не догадывался он и о том, что тех денег, которые приносил он (то есть прокурорскую зарплату), им хватило бы разве что на еду, не больше. Не говоря уже о домработнице, каких-то покупках, да и вообще том образе жизни, который они вели и который требовал денег.
Соня, симпатичное существо со светлыми, коротко стриженными волосами и добрыми глазами, встретила ее с улыбкой:
– Уж не с тем ли мальчиком из библиотеки ты собираешься отправиться в рюмочную?
С недавнего времени они перешли на «ты», что сильно облегчило их общение. Соня вообще стала своим человеком, которому – и это Наталия уже знала наверняка – можно было доверить любую тайну. Но она удивилась, когда услышала про мальчика из библиотеки.
– Откуда ты знаешь?
– Откуда? Так ты же сама сказала вчера вечером, что встретила «очень красивого, породистого мальчика с серыми глазами и в красном джемпере, который ему так идет, что он и сам, наверное, догадывается об этом…»
– Да, точно… Соня – ты гений. Но с тобой становится опасно жить под одной крышей. Ты делаешь выводы, как профессиональный психиатр. Действительно, именно с этим мальчиком я и собираюсь отправиться поразвлечься… Но это совсем не то, что ты думаешь. Просто мы с ним сегодня пережили самый настоящий стресс… – И она рассказала Соне о том, что произошло в библиотеке.
– Какой кошмар! – запричитала та, поливая отбивную маслом и посыпая укропом. – Скоро вообще невозможно будет выходить из дома. Ты будешь чай, кофе или…
– … или компот из вишни. Я видела утром, как ты ставила его остужать на окно. Соня, иногда ты напоминаешь мне мою маму. Она, правда, далеко, поэтому я так смело об этом говорю. Но она бы только порадовалась, что у меня есть такой человек, который ухаживает за мной, заботится обо мне и понимает меня с полуслова…
– Не перехвали. Не забывай, что все это я делаю за деньги. Хотя, если они у тебя когда-нибудь кончатся, я, наверное, по инерции буду приходить к тебе, чтобы убраться и приготовить обед. Мне нравится, что ты иногда пропадаешь неделями… Тогда я ем все те вкусные вещи, что готовлю для тебя с Логиновым, сплю на мягком диване в гостиной и смотрю до полуночи телевизор… Чем не райская жизнь? И это при том, что мне же еще и платят…
Наталия рассмеялась:
– Послушать тебя, так и мне захочется оказаться на твоем месте. Но в чем-то ты, безусловно, права. Отбивная отменная… Спасибо. И компот тоже. Придет Логинов, скажешь ему, что я уехала по делам. И еще скажешь волшебное слово…
– Какое?
– Бартоломей.
– А что оно означает?
– Это фамилия матери и дочки, которых пришили в библиотеке. Странная, скажу я тебе, пара.
Забыв надеть берет, но прихватив зонт, в пальто и с сумочкой на плече, Наталия легко спустилась вниз и уже через пять минут подходила к библиотечному крыльцу, где на ступенях стоял и мок под мелким дождем Олег.
– Ну что, пойдем?
– Я уж думал, что вы не придете…
– Давай на «ты», хорошо? Если ты не забыл, меня зовут Наташей. Ну и куда ты хотел меня повести? В «Арлекино»?
– Нет. Лучше в какое-нибудь другое место.
– Хорошо. Можно пойти в «Метелицу». Название, конечно, зимнее, но там сейчас хорошо, тепло, уютно, подают виски с содовой и пиццу.
В «Метелице» было, несмотря на будний день, довольно много посетителей. В основном, как поняла Наталия, подростки, прогуливающие со своими подружками занятия в школе или университете, причем «молодняк» при деньгах и при больших, потому что одна только маленькая порция виски с содовой стоила там пять долларов, не говоря уже о дорогих сигаретах и просто-таки золотой пицце с креветками, грибами, помидорами и швейцарским сыром…
Звучала музыка Гершвина в симфоническом исполнении. Все казалось настоящим, дорогим и роскошным, начиная с виски и кончая Гершвином. И даже капельки дождя, застрявшие в белокурых волосах Олега, казались если не бриллиантовыми, то уж хрустальными – это точно. А за чисто промытым окном спешили под зонтами прохожие, спасаясь от дождя и ветра.
– Нет, все-таки виски с содовой – это ерунда… Вот джин с тоником – это вещь…
Когда Наталия поняла, что «Метелица» Олегу не по карману (а это она прочла в его переполненном паникой и смущением взгляде, который он бросил на красную глянцевую карточку меню), она сразу же решила взять инициативу в свои руки:
– Не переживай, я вчера получила гонорар за статью в газете… У меня есть деньги. Ты же мне не любовник, а просто знакомый, друг, поэтому ничего страшного в том, что заплачу за все я, не будет. Не комплексуй, Олежек. Зато отдохнем, расслабимся и поговорим…
И если первые четверть часа Олег чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что оказался не в состоянии угостить понравившуюся ему девушку, то чуть позже, после того как алкоголь ударил ему в голову, он расслабился и, казалось, успокоился.
– Вкусная пицца, только очень горячая… – говорил он, терзая тупым ножом аппетитную красно-желтую с зеленью пиццу. – Скажи, неужели такая шикарная девушка, как ты, ни с кем не встречается?
«Разве что поздно вечером, когда Логинов возвращается с работы и мы с ним садимся ужинать… так почти ни с кем…» – с улыбкой подумала про себя Наталия. А вслух сказала:
– Нет… Если честно, то мне просто лень. Это же надо ходить на свидания, выслушивать какие-то бредни влюбленного в тебя парня… Нет, я на это не способна.
– Но ведь ты же согласилась прийти ко мне на свидание…
– Разве это свидание? Просто мы решили с тобой немного расслабиться на пару, выпить и осмыслить создавшееся…
– Не понял…
– Все очень просто. Я пригласила… Вернее, ты пригласил меня для компании, а я согласилась, чтобы поговорить с тобой о Бартоломей. Я не такая кровожадная, как это может показаться в самом начале, но истории, подобные той, что произошла у вас в библиотеке, интригуют меня ужасно… Вот скажи, зачем убийцам понадобилось отрезать им руки? Что это – знак? Символ?
– А почему ты считаешь, что убийца был не один? – спросил с набитым ртом Олег.
– Да потому что трудно себе представить, чтобы один мужчина (надеюсь, ты не думаешь, что это все проделала женщина?) справился сразу с двумя женщинами. Вот смотри… – Она достала блокнот и быстро набросала схему расположения кабинок в туалете библиотеки. – Смотри, они заходят одновременно, это уж точно… Запираются в кабинках… Стоп. Надо вернуться в библиотеку и проверить, нет ли снаружи шпингалетов, при помощи которых можно было запереть их, чтобы по очереди удушить… Кроме того, надо бы спросить, не слышал ли кто вчера вечером шума, доносящегося из туалета…
– Там вокруг отдел книгохранения, это огромные книжные залы, и вокруг – ни одной души… Но ведь твои знакомые же всех опросили… Может, кто-то что-то и слышал. Позвони и спроси.
– Да-да, я так и сделаю… И еще. Обрати внимание: на улице холодно, мать и дочь должны были быть тепло одеты и при зонтах… А ведь они были в платьях… Я слышала, как Манджинян разговаривал с гардеробщицей, дежурившей вчера вечером внизу, в подвале, ведь именно там находится гардероб… Она сказала, что у нее не осталось ни одного пальто или плаща. А мать и дочь она вообще не помнит… Но она старая женщина, у нее может быть склероз… Хотя если бы пальто остались, то они бы так и висели на вешалке. Значит, убийца как-то отвлек гардеробщицу, вызвал ее, к примеру, к телефону, а сам быстро взял пальто и спрятал их в надежном месте… Вот только где? Они либо где-нибудь в библиотеке, либо он унес их с собой. И это уже улики.
– А может, это было ограбление?
– Исключено. Разве ты не видел на пальцах рук обеих жертв кольца с бриллиантами, обручальное кольцо и крупный перстень с рубином?
– Если честно, то я как увидел эти посиневшие пальцы, эту запекшуюся кровь… Мне стало дурно…
– Ну что ж, давай тогда еще немного выпьем, не возражаешь? А потом ты расскажешь мне немного о себе, хорошо?
После «Метелицы» взяли такси и поехали на Пролетарскую.
– Я так и не поняла, где ты живешь? – спрашивала, поднимаясь по узкой сырой лестнице и распугивая кошек, Наталия. – Неужели в общаге? Ведь это семейное общежитие… Ты что у нас, человек семейный?
– Нет… Пока нет.
– Я все поняла. – Наталия резко схватила его за руку. – У тебя есть девушка, с которой ты живешь, так?
– Так. Но ее сейчас нет дома. Она в Москве, на курсах…
– А зачем мы вообще поднимаемся к тебе?
– Чтобы выпить чаю, ты же сама просила…
– Да, верно… После этой жуткой пиццы горячий чай мне бы не помешал. В таком шикарном кафе и нет чая – просто невероятно… Но дальше я не пойду… Слишком уж мрачное место… Мне здесь не нравится. Втаких темных, сырых и пропахших кошками подъездах обычно и происходят убийства… Ты живешь в гиблом месте… А такой красивый человек, как ты, не должен жить в общаге, пусть даже и семейной… Мы сейчас поедем с тобой на мою вторую квартиру, которую я покупала Люсе… Ей уже никогда не понадобится эта квартира… А ведь я даже прикупила ей кое-что из мебели… Если бы ты знал, Олежка, как люди могут быть неблагодарны…
– Я знаю, – ответил он ей примерно таким же горестным тоном, – и поэтому их надо наказывать…
– Я целиком и полностью с тобой согласна, но, как правило, они сами себя наказывают… И это не простые слова. Так было и с Люсей, так будет и с Жестянщиком… Я, например, нисколько не удивлюсь, когда узнаю, что Валентин попал в какую-нибудь катастрофу… И не потому, что я его не люблю, а потому что предавать – это подло… Ты согласен со мной?
– Конечно… – Он даже не заметил, что вместо того, чтобы подниматься к себе на пятый этаж, он покорно, как крыса за дудочкой из старой сказки, спустился за Наталией вниз. Снова такси, снова быстрая езда по мокрому вечернему городу, исчерченному разноцветными зигзагами уличного освещения и рекламных огней, а затем новая лестница, но уже более чистая, просторная, с цветочными горшками на подоконниках лестничных пролетов, и дверь, обитая мягкой кожей абрикосового оттенка. Наталия открыла ее и впустила в квартиру Олега.
– Проходи, поживешь здесь… Только при условии, что не будешь водить сюда девиц. Для них, родимых, у тебя есть кошачье место. – Она имела в виду ту квартиру, до которой они так и не добрались. – Ты согласен?
– Да…
Он был бледнее, чем обычно.
– Проходи, только разувайся. Соня здесь на прошлой неделе мыла полы… Бедная Соня… Если хочешь, можешь даже принять душ, а я пока поставлю чайник.
Она так и сделала, а потом, пользуясь тем, что Олег в ванной, позвонила Сапрыкину:
– Сережа, ты не помнишь, там на кабинках в туалете есть шпингалеты или засовы, все, что угодно, чем можно было бы запереть жертву снаружи?
– Есть… Но они старые… Я уже тоже об этом думал. Ты, кстати, куда исчезла-то?
– Не знала, что вы обо мне спохватитесь.
– У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Да, конечно. Я думаю, что если отрезают руки, то, значит, этими самыми руками эти две дамочки что-то натворили. Предположим, что они музыкантши и перешли кому-нибудь дорогу, или художницы, или в свое время кто-то из них вот этими ручками в бриллиантовых кольцах надавал пощечин какому-нибудь шизофренику, или их отец (или муж) надел в свое время кому-то на руки наручники… И оказалось, что по ошибке… И такое бывает… Вот, это пока все, что пришло мне в голову… Согласна, что не густо, но потом еще посмотрим… Дело странное до ужаса… Как в американской страшилке… Знаешь, «Байки из склепа»…
– Да, только это байки из библиотеки. Явот все думаю: неужели никто в библиотеке не слышал криков о помощи?
– Я тоже думала об этом. Все очень просто: убийца зашел вслед за женщинами в туалет… Кстати, вчера в библиотеке был буфет с кофе и бутербродами; мне сказали, что и мать, и дочь выпили довольно много кофе… Так вот, убийца зашел за ними в туалет. Предположим, что наши жертвы были в кабинках… Заперев одну из них, он ворвался во вторую (там кабинки изнутри вообще не запираются, это точно) и сразу же начал душить… Находящаяся за стенкой мать или дочь (в зависимости от того, какая из них подверглась нападению первой), скорее всего, закричала, услышав возню рядом и испугавшись, но убийца, задушив и, возможно, свернув шею первой, тут же кинулся на вторую и сделал с ней то же самое. После чего перетащил оба тела в одну кабинку или оттащил подальше в угол, куда обычно никто, кроме уборщиц, не заходит, где быстро расчленил трупы, то есть отрезал ножом кисти рук, сложил их в пакет или сумку и в пакете засунул за пазуху, с тем чтобы успеть так же быстро запихнуть оба тела в шкаф… Я видела этот шкаф, в нем раньше хранились книги, это огромный шкаф, и немудрено, что убийца присмотрел его для своих целей: два тела спрятать там ничего не стоит. Оттуда вынуты перегородки, чтобы уборщица могла ставить туда ведра и щетки. Все, Сережа, я пока не могу больше разговаривать… Я тебе перезвоню, когда узнаю что-нибудь еще.
Она поспешно положила трубку на место, потому что в комнату вошел Олег. Он был почти голым, если не считать полотенца, обмотанного вокруг бедер.
Разговор с Сапрыкиным настолько протрезвил разгулявшуюся Наталию, что она, глядя на этого в общем-то незнакомого мужчину, спросила себя, что она здесь с ним делает и зачем привела его на эту квартиру. Больше того, она, кажется, пообещала ему предоставить эту квартиру в его распоряжение. И с какой же это стати? Неужели из-за его серых глаз? Нет, с нее довольно. «Надо поскорее заканчивать эту историю, пока она не успела начаться…»
– Что у нас с чаем? – спросил Олег. Как ни странно, но он производил впечатление довольно застенчивого и закомплексованного парня. То смущение, которое он выказал в кафе, когда понял, что у него слишком мало денег, умиляло. Но она знала, что это самая первая реакция девушки на факт отсутствия денег у понравившегося молодого человека. Уже начиная со второй встречи это начинает раздражать, а потом и вовсе выводить из себя. Хотя она понимала также, что Олег еще слишком молод, чтобы быть богатым. Если родители не смогли обеспечить его приличными деньгами, то ведь он сам-то в этом не виноват. А потому надо бы отнестись к нему с пониманием. Она и сама еще не осознавала, что процесс превращения Олега в альфонса уже начался, как только она оплатила счет в кафе, привела его в свою квартиру и предложила ему здесь поселиться. «А почему бы нет?»
– С чаем все нормально. Пойдем на кухню. По-моему, чайник уже вскипел. Ты, кажется, обещал мне рассказать о себе… Ты кто?
– Никто. Закончил школу пару лет назад, – («Боже, да он совсем мальчик! Младше меня на целых пять лет!»), – поступил в университет на биологический, на дневное, но надо было зарабатывать себе на жизнь…
– У тебя что, нет родителей?
– Можно сказать, что нет… – Наталия поняла, что это его больная тема, и потому промолчала.
– Но было просто невозможно совмещать работу с учебой, я тогда работал в одной довольно престижной фирме… Но она развалилась… И я остался на улице. Директор с замом уехали за границу с деньгами, даже не выплатив нам зарплаты за три месяца… Пришлось бросить университет, съезжать с квартиры, которую я снимал, и перебираться в общежитие… Да и то, та комната, куда я тебя приглашал, не моя, а одного моего приятеля. Вот такая невеселая история…
– А потом ты устроился в фирму, от которой и работаешь сейчас на ксероксе?
– Совершенно верно.
– А та девушка, которая сейчас в Москве, она кто тебе?
– Просто девушка. Ей тоже негде жить. Она переводчица, поехала в Москву за каким-то довольно крупным заказом на перевод книги или рукописи, я не понял даже… Она живет со мной, а за это стирает мои рубашки, готовит ужин и иногда составляет мне компанию…
– Она твоя любовница?
– Не знаю… Любовница от слова «любить», а у нас с ней что-то вроде договоренности. Мы спасаемся от одиночества…
– Она красивая? Как ее зовут?
– Зовут ее Лина. Да, она, пожалуй, красивая, но по сравнению с тобой, конечно… – Он развел руками. – Ты очень красивая, Наташа. Находясь с тобой вдвоем, начинаешь чувствовать свою материальную ущербность… Когда я там, в «Метелице», напился джина, то мне стало как-то все равно, если признаться, что ты обо мне подумаешь… Но здесь, в этой квартире, я чувствую себя дикарем, нищим… Я не имею права находиться рядом с тобой, я это понимаю… Для таких шикарных девушек, как ты, существуют супермены… Я никогда не достигну твоего уровня…
– По-моему, ты занимаешься дешевым самобичеванием. Если думаешь, что я начну тебя успокаивать и гладить по головке, то ты крупно ошибаешься. Я вообще не имею привычки жалеть мужчин. Больше того, признаюсь, что мужчина без денег (для меня, во всяком случае) – это не мужчина. Но ты очень молод, а потому у тебя все еще впереди. Я бы могла тебе найти хорошую работу, но не стану этого делать… Ты должен всего добиться сам. Это принципиально. Ну вот, а теперь мне пора идти. Чаю мы с тобой попили, пора и честь знать.
Олег, который все правильно понял, быстро допил чай и оделся.
– Скажи, ты разочарован? – спросила она, чувствуя, что в общем-то поступает с ним жестоко. – Видишь ли, спьяну я могу наговорить Бог знает что… У меня муж и двое детей… Так что встречаться с тобой я уже больше не смогу, как ты понимаешь… Разве что, когда забегу в библиотеку… А сейчас я отвезу тебя куда скажешь, вернусь домой и посплю… Что-то глаза слипаются…