Снег на глазах его

Я чертыхнулся и вернулся в подъезд. Искать пацана на улице сейчас, в потьмах, да ещё когда он несётся на крыльях своих чувств, это ничего не даст, кроме усталости и расстройства. А дома ждёт какао. И телеведущая. И разговоры с Сашенькой. Просыпайся, сволочь.

Глава пятнадцатая.

Ржавчина в глазах.

(Иннокентий)

Как волчий взгляд, как воронья камланье,

Разлилась над землёю темнота…

Эрик Ван Берстерн.

Пиво заканчивалось. Я с сожалением посмотрел на последнюю полупустую бутылку в своей руке, всосал пару глотков и передал сосуд живительной влаги Облому, дылде на три года старше меня. Обломыч всегда вызывал у меня уважение. Он действительно крут. Бомбит тачки, не стесняется сбивать понты со всяких лохов. И вообще – мировой человек. Стоявший рядом с нами Куцый вдруг толкнул меня кулаком в плечо:

-Глянь, Кеша. Кто идёт!

Я проследил за его пальцем и где-то внутри зажёгся огонёк. Это судьба. По тёмной улице чапал Белов, штатный гомосек нашего класса. Его, конечно, в школе давно не было видно, после той драки… Ухо до сих пор ноет. Даже швы накладывали. Ездил тогда в травму с маман. Ничё, терпимо. И вот теперь это существо, с которым я ещё и в лес ходил, пиво пил (аж вспомнить противно), бодро чапало под светом тусклых фонарей в нашу сторону. По-ходу, он пока ещё нас не заметил. Но мы его видели прекрасно. Облом тихо спросил:

-Это тот, о ком ты травил?

-Ага, - отозвался я. Не прощу гаду, что в глаза врал своим пидарским языком. Уже в который раз вспомнилась та поездка на полигон. А я ещё хотел с ними остаться! Меня аж передёрнуло. А на вид нормальный пацан. Даже как-то взгрустнулось. Облом уставился на Сергея с каким-то непонятным интересом. Словно таракана изучал. А когда уроду до нас оставалось метра три, Обломыч вежливо так сказал:

-Эй, пацан. Разговор есть.

Серый словно споткнулся. В жёлтом свете уличного фонаря его лицо показалось мне похожим на разбитое стекло… В глазах одноклассника плеснулось что-то странное. Настолько чужое, что на миг мне даже стало муторно. Но Облом смёл все сомнения одним лишь рыком:

-Сюда иди.

И тут я понял, что Серому не страшно. Он напрягся и ответил:

-Тебе надо, ты и подходи.

Облом хмыкнул:

-Да мы не гордые, правда, парни? Подойдём.

Он расслаблено шагнул к гомосеку и мгновенно метнулся вперёд. Я даже не сразу понял, что происходит, а Серёга уже лежал носом в асфальт. Облом жёстко придавил его к тротуару и довольно сказал:

-Ты мне ещё потрепыхайся, соска. Бля буду, поломаю на хрен.

Мы с Куцым подошли к старшему приятелю, и я спросил:

-Чё делать-то будем?

-Куцый, у тебя ключи от гаража с собой?

Тот пожал плечами:

-А то.

-Табаним соску туда. Будет у нас своя девочка, - лицо Облома скривилось в жёсткой ухмылке. Белов под ним дёрнулся так, что Обломыч отлетел в сторону и приземлился на задницу. Серёга вскочил и рванул прочь. А Куцый заорал:

-Стой, блядь! Хуже будет!

-Лови суку! – подорвался Облом и припустил следом за тем, кого я совсем недавно считал если не другом, то приятелем точно. И тут меня охватил азарт – убежать захотел, гомик?! А не дам! Ноги пружинисто рванули асфальт… Гаврик никогда не мог обогнать меня на физ-ре. Но сейчас показал просто чудеса прыти. Правда, ему это не помогло. Я догнал его метров через сто, рванул за куртку и швырнул в сторону. Белов с шумом покатился по асфальту, как-то странно вякнув. И затих. Подбежали Облом с Куцым. Ромик тут же перевернул Белова и присвистнул:

-Ой, бля… Он башкой приложился.

Облом присел рядом с ним:

-Ничё, очухается. Всё, потащили.

Гаражи были, в общем-то, недалеко. Но пока мы втроём доволокли Серого до ряда бетонных коробок, выдохлись, как кони на пахоте. Ромик «Куцый» торопливо отпер гараж своих родителей, и мы втащили гомика вовнутрь. Загорелся свет, лязгнули ворота. Ну вот и всё. Я тяжело перевёл дух. Облом пнул валявшегося на бетоне парня:

-Харэ балдеть. Вставай, бля.

Серёга пошевелился и сел. В его глазах висела пелена, словно он был всё ещё где-то не здесь. Тряхнул головой и побледнел:

-Вы чего?

-О, дошло! – осклабился Дмитрий, - Ты попал, хуесос. Теперь ты наш с потрохами.

-Кешка? – взгляд Белова упёрся в меня, - Вы чего, парни?

-Ебало завали, гомосек, - зло ответил я. Внутри снова всё вскипело. И это чмо ещё выёбывается! Типа, ах-ах-ах… К горлу подкатило такое острое ощущение ненависти, что моя нога в осеннем ботинке сама врезалась Белову в скулу. Серый рухнул на спину, схватившись за лицо. Облом и Куцый, словно обрадовавшись, принялись пинать этого говнодава. Я же только выдавил из себя:

-Убью, тварь!

Обида, сидевшая где-то в глубине все эти дни, вырвалась наружу… Минут через пять мы успокоились. Белов лежал на бетоне безжизненной куклой. Голова его была разбита в кровь, но вроде нигде не пробита. Облом удовлетворённо хекнул и наподдал гомику напоследок в живот. Сергей беззвучно сложился и снова замер. Куцый с минуту посмотрел на избитого, а потом просто плюнул ему на голову и сказал:

-Ты, блядь, за всё ответишь.

За что будет отвечать Белов, мне было до одного места. Главное – он ответит. Сегодня, завтра, сколько надо будет. Димка «Облом» сплюнул и распорядился:

-Всё, пацаны. Вяжем соску, чтобы не трепыхалась. И по домам. Завтра вечером продолжим. Я тут кое-кому скажу, что гомика выловили. У народа счёты есть к таким. Чего-то много этих пидаров развелось. Надо уменьшать популяцию.

Мы с Ромиком нашли какую-то старую верёвку и крепко обмотали Белову ноги и руки. Причём локти Облом посоветовал свести за спиной – для надёжности. Гомосек застонал и что-то пробормотал разбитыми губами. А потом в полный голос добавил:

-Суки! Тронете Митьку, вам не жить!

Облом заржал от удовольствия, потом сказал:

-Это мы ещё посмотрим, кому тут не жить, пидарочек. Это мы ещё посмотрим.

Он закурил последнюю сигарету из пачки, смял картонную коробочку и швырнул в ведро у дверей гаража:

-Это мы ещё посмотрим. Надо бы тебе рот залепить, чтобы не орал. Куцый, скотч есть?

Ромик с готовностью извлёк из ящика обшарпанного верстака бобину прозрачной ленты. Облом деловито оторвал кусок широкого липкого скотча и присел возле Белова. Тот волком зыркнул из-под бровей. И Димка с воплем отлетел почти на два метра – Серый впечатал ему связанными ногами прямо в лицо. Облом взревел:

-Убью, паскуда!

Но Куцый схватил Облома руками в замок, заорав:

-Стой, блядь! Не сейчас и не здесь! Нахуй мне тут решать кого-то! Совсем охуел?!

Я же взял в руку кусок арматуры, стоявшей в углу гаража, подошёл к Белову и сказал:

-Ещё раз дёрнешься, и я тебе эту хрень в жопу вставлю. Так, что из глотки вылезет. Понял?

Сергей посмотрел на меня диким взглядом. Он, похоже, до сих пор не поверил, что всё происходит на самом деле. Что именно я стою перед ним с железякой в кулаке. Смотри, сука, смотри. Куцый воспользовался моментом и залепил Белову рот. Вот теперь мы могли спокойно уйти по домам. Облом спросил у куцего:

-Чё родоки? Не припрутся в гараж?

-Не, - скриво усмехнулся в ответ Ромик, - Они бухать свалили в деревню к собутыльникам. Пару дней их точно не будет.

-Это хорошо. А там чего-нить придумаем, - кивнул Облом.

Покурив ещё возле уже запертого гаража, договорились встретиться здесь же следующий вечером и разошлись в разные стороны. В моей груди по-прежнему вязко бесилось что-то, похожее на гнев, обиду и… стыд. И этого я тебе, Серенький, не прощу никогда.

Глава шестнадцатая.

5 ноября.

Капля за каплей.

(Мир)

За окном бушует осень,

Дождь стегает по земле.

Нам шагов осталось восемь.

Дальше – только крик во мгле?

Денис Листопадов.

Борис Иванович устало облокотился на стол, разглядывая свой планшет. Мария с тоской смотрела в окно, словно забыв о том, что у неё на кухне сидит участковый. А тот думал. Эх, пацаны, пацаны… Что ж вам неймётся-то? Он был уверен, что Сергей Александрович Белов, оболтус семнадцати лет, сбежал к своему… Как бы это помягче-то сказать? Другу, наверное. Иваныч хмыкнул.

Мария Степановна Белова словно очнулась. Она перевела взгляд на полицейского и сказала, роняя безжизненные слова в пространство:

-Не пришёл он к Митьке. Я звонила вчера им. Матвей его ждал. Они договорились, что Сергей придёт к ним ночью. А он не пришёл.

Борис Иванович вздохнул:

-Найдётся. Сам придёт, не сегодня, так завтра.

-Очень на это надеюсь, - Мария спохватилась, - Чаю хочешь, Боря?

Участковый кивнул. Сколько же проблем вокруг тебя, Серёга! Вот же оказия. Пацан вырос, можно сказать, у него на глазах. И тут такое. На стол перед Иванычем бухнулась большая чашка горячего ароматного напитка. Мария чуть улыбнулась и как-то виновато сказала:

-Ты прости, Боря. Но я позвонила ему. И всё рассказала. Он сказал, что сегодня вечером уже будет в городе.

Участковый почувствовал холодок в области сердца. Только этого не хватало ему на старости лет! Он выпрямился и пристально посмотрел Марии в глаза, а потом скзал:

-Ты понимаешь, что начнётся, когда он здесь появится?

-Более чем, Боря. Но он его отец. И должен был узнать всё. Он имеет на это право.

Борис Иванович тоскливо засмеялся:

-Ну, всё. Хана.

Меньше всего им с Валерычем сейчас нужен приезд в город Саши Песца. Он пробормотал:

-Если к нам придёт Писец, будет всем нам тут пиздец…

Мария вздрогнула и тоскливо посмотрела на старинного друга своего отца. В ту же секунду зазвонил её мобильник. Она машинально взяла его в руки, нажал кнопку приёма и спросила в трубку:

-Да? Здравствуй, Нина. Нет, никаких известий. Ничего не знаю пока. Спасибо. Конечно, позвоню.

Закончив разговор с матерью Матвея, Мария снова посмотрела на Бориса Ивановича. Тот попытался улыбнуться:

-Мы сделаем всё, что в наших силах, Маша. Ты это знаешь. Мы его найдём.

-Главное, чтобы он был живой. Ты же помнишь, как было с Сашкой. Как его чуть живого нашли только через неделю.

-Помню, Маша. А ещё я помню, - Иваныч на миг замолчал, - Я помню и то, что случилось потом. Крови пролилось много. Братки до сих пор шёпотом говорят о тех днях.

-Мне тоже страшно, Боря. Очень страшно. Но я боюсь теперь только за Серёжку. И ни за кого больше.

Участковый утопил лицо в старых морщинистых ладонях. Он помнил ту давнюю историю во всех подробностях. И не хотел, чтобы она повторилась. Ни за что, и ни с кем.

А в другом доме высокая статная женщина в парчовом халате положила трубку домашнего телефона и уже с минуту смотрела на аппарат, словно не пластиковая коробка с цифрами приютилась на полке, а скорпион, готовый ужалить любого, кто прикоснётся к нему. Бледный Митька стоял рядом и смотрел на неё. Нет, он кричал на неё немым вопросом, застывшим в широко распахнутых глазах. Нина сглотнула, прижала сына к себе и глухо сказала:

-Его ещё не нашли. Но его ищут.

Матвей затрясся. Молча, нехорошо, пугающе. Нина Тряхнула парня за плечи:

-Успокойся! Мы все будем его искать! Возьми себя в руки!

-Ему плохо, мама, - прошептал Матвей, - Я чувствую это. Ему плохо, мама…

-Это тебе сейчас станет плохо! Не смей, Митька! Слышишь?! – Нина испуганно вгляделась в лицо сына, ища знакомые признаки. Так и есть. – на коже появились первые, пока небольшие, пятна синевы. И задышал он как-то слишком часто и влажно. И Нина с ужасом поняла, что Митька просто падает из её рук. Она крикнула:

-Антон!

Муж появился в прихожей мгновенно, подхватил сына на руки и унёс в зал. А Нина трясущимися руками стала набирать на телефоне новый номер. Самый короткий и самый важный в её жизни. С той самой поры, как они с Антоном узнали, что у семилетнего Митьки слабое сердце. Она набирала «О2».

Глава семнадцатая.

5 ноября.

Связанные одной целью.

(Лицо)

Ты скажи, я всё найду.

Прикажи, звезду достану.

А когда назад приду,

Просто рядом тихо встану.

Ларри Кронхаус.

Хорошо всё-таки, что эти молодые недоумки относятся ко мне, как к пустому месту, чмырю и лоху. Иначе не стали бы так опрометчиво говорить при постороннем о ТАКОМ. Хоть и вскользь, но мне хватило и этого намёка. Кажется, я нашёл его, моего Ангела. И тёмная ярость пошла к голове раскалённой волной. Нет, стоп! Надо успокоиться… Я это умею – успокаиваться. Даже в лице не меняюсь, специально наблюдал за собой. А эти два тварёныша продолжали говорить, сидя на облупленных перилах возле лавочки, на которой я сидел.

-Чё, правда, Куцый?

-Ага, мы завтра опять пойдём туда. Облом сказал, что сегодня нельзя. Могут заметить.

-А как это? Расскажи!

-Ты чё, опух, Чита? Вот придёшь и сам посмотришь. Опустили по полной сучку. Вчера так хрипел. А Кеша блеванул. Ну да он, понятно, ещё раньше общался с этим уродом. В одном классе учились.

Они перешли на шёпот, а потом быстро умотали со двора. Значит, завтра… А этого Кешу я, похоже, знаю. Есть такой среди знакомых моего Ангела. Ну да ладно. Думаю, послезавтра будут говорить – «был».

Мысли скакнули на другую проблему. Ищейки, походу, уже плотно сели на хвост. Не сегодня-завтра могут повязать. Так что пора завязывать с делами в этом городе. Я улыбнулся, подставив лицо ноябрьскому солнцу, которое уже почти не грело, но по-прежнему ласково ободряло. И почему у меня такое стойкое ощущение слежки? Как говорится, если вам кажется, что за вами следят, это ещё не значит, что у вас паранойя. А ведь следят. Но, если так, то завтра я сам подставлюсь, пытаясь вытащить Ангела из беды. Мда…

Я ещё раз улыбнулся. Ну вот, Сашенька, похоже, скоро мы расстанемся. И я отдохну от тебя. Наконец-то, спустя столько лет. От одной этой мысли в сердце вернулся покой. Завтра всё кончится, надеюсь. Чтобы ни случилось, я спасу своего Ангела. Ангелам падать нельзя. От этого становится больно самой земле.

Я подхвачу тебя, мой Ангел. И ты продолжишь свой полёт. А я буду смотреть на тебя, приняв то, что заслужил. А заслужил я много. Ой, много. Прости меня, Саша, прости, сердце моё. И побудь со мной ещё немного. А потом мы пойдём с тобой спасать Ангела. От тех, кто ангелов калечит и убивает. От самих себя.

Глава восемнадцатая.

5 ноября.

Ведь ты меня помнишь?

(Мир)

Стылое сердце былых размышлений,

Не говори мне, что – помнить, что – нет.

Никола Баккэ

Ехать было, в общем-то приятно. Привычно и спокойно. Родной город принял автомобиль моросью и воспоминаниями. Александр, развалившийся на заднем сиденье почти нового «Хаммера», давно отучился переживать и бояться. Жизнь заставила. Он проигрывал в голове предстоящий разговор с местным смотрящим. Надо будет сразу дать понять, что прошлое забыто. Спустя столько лет Саше Песцу не хотелось снова затевать шухер. С тех дней ни один браток не смеет раскрыть рот и что-либо сказать про Песца, не напившись после этого собственной кровью. Отморозок… Так его, кажись, прозвали тогда? Видели бы они настоящих отморозков. Отребье.

На въезде в город к его машине пристроились три «Лексуса». Почёт, блин. И уважуха. Александр засмеялся, вызвав косой взгляд водителя в зеркало заднего вида. Костян долго уговаривал шефа ещё в Иркутстке взять с собой пару машин охраны. Но Александр отказался. Ну вот сидела в нём уверенность, что всё будет хорошо. Всё будет, как надо.

«Хаммер» подкатил к аляповатому двухэтажному ресторанчику, излюбленному месту тусовки местной братвы. Костя приопустил стекло и пальцем поманил швейцара. Тот быстро, но при этом как-то степенно, оказался рядом и замер, готовый выслушать всё, что скажут заранее уважаемые им люди. Ведь на таких машинах ездят далеко не последние люди этого мира.

Водитель так же молча указал на дверь автомобиля. Поняв жест правильно, швейцар распахнул её, выпуская пассажира. Его взгляд скользнул по туфлям клиента и скользнул вверх, к лицу. Его охватила дрожь. Одет приехавший был дорого. Очень дорого. Сверхдорого. На швейцара глянули серые глаза, по скуластому лицу скользнула улыбка. И пассажир «Хаммера» встал на тротуар. Словно по команде, из остановившихся рядом джипов выбрались несколько крепышей намного более затрапезного, по сравнению с гостем, вида. Не жалея ни серого костюма, ни туфель, пассажир спокойно прошёл по лужам ко входу в ресторан. На двери висела табличка «Зарыто на спецобслуживание».

Александр улыбнулся. Золотые девяностые! Всё, как раньше. Он, не чинясь, распахнул дверь и прошёл вовнутрь, где его уже ждали две милые девушки. Песец лишь скользнул по ним взглядом и по старой памяти двинулся в нужную ему сторону, ориентируясь в холле, как у себя дома. Вот и малый зал. Малый-то малый, но обстановка соответствовала тем, кто дал в нём Александра. Мощный бритоголовый мужик в чёрном костюме, сшитом на заказ в Италии, поднялся с кресла и протянул руку для рукопожатия со словами:

-Добро пожаловать, господин Белов. Рады снова видеть вас в городе.

Александр пристально посмотрел в глаза здоровяка. Увидев там то, что нужно, пожал протянутую руку. Только после этого со своих мест поднялись и остальные. Их было двое. Высокий высохший старик в белом костюме, Аркадий Олегович, смешно сморщил нос и старательно потряс протянутую Александром руку:

-Ай, дарагой! Сколько лет, сколько зим!

Второй, маленький и ни разу не худой, поздоровался с не меньшим энтузиазмом:

-Это дело надо отметить, Саша! Как же давно мы не виделись!

Александр холодно посмотрел ему в глаза. Именно этот человек волей-неволей стал когда-то причиной давних событий. Василий «Мудрый» смутился. Он тоже всё прекрасно помнил. И сейчас не знал, что говорить и чего ждать. Приезд в город Песца смущал всех. Смущал и пугал.

Александр улыбнулся и сказал:

-Я сюда ненадолго, господа. По личному делу.

И уселся в одно из кресел возле царски сервированного стола. Аркадий и Мудрый поспешили занять свои места. Хозяин же застолья, Никита, больше известный как «Таран», провозгласил первый тост, обхватив лапищей бокал дорогого французского коньяка:

-За быльё на могилах старых обид!

За это грех было не выпить. И потёк странный разговор. Ни о чём. Беседа перетекала с пятого на десятое. И Александр наслаждался нарастающим страхом своих собеседников. Наконец, спустя час, он резко сменил тему разговора:

-Вы все знаете, что этот город мне не чужой. И знаете, почему. И у меня остался не решённым один вопрос, который я хотел бы вам задать. Кто похитил моего сына?

Все трое собутыльников ощетили мороз на коже. Последние слова Александр произнёс памятным им голосом. Тем, что предварил повальный отстрел братвы пятнадцать лет назад. Аркадий Олегович первым рискнул нарушить тишину:

-Мы ищем, Саша. Мы очень ищем.

-Я очень на вас надеюсь, уважаемый Аркадий Олегович, - сказал Александр.

Больше говорить, в общем-то, было не о чем. На прощание Песец поставил своих коллег перед фактом:

-Я буду в гостинице «Централь». Ждать буду сутки.

Что будет по истечении этих суток, объяснять не было надобности. Василий «Мудрый» бодро проводил до самых дверей, рассыпаясь в любезностях. Вернувшись в зал, толстяк кисло проговорил, глядя в коньячный бокал:

-Так и поседеть можно.

-Ай, дарагой! – отмахнулся Аркадий, - Не то, что поседеть, умереть можно. И это у нас сейчас главная проблема.

-Может, его… того? – неуверенно спросил Таран.

-Дурья башка! – взбеленился Мудрый, - Ты хочешь, чтобы сюда приехал его босс? Сам же знаешь, что Соболь в случайности не верит. Он нам тут устроит не то что кузькину мать, а самый настоящий кирдык!

-Вася дело говорит, - поддакнул Аркадий, - Его беречь надо. Пылинки сдувать. А раз он сказал, что будет ждать сутки, значит, у нас всего сутки на решение проблемы с его сыном. Так что говорите, соколики. Говорите. Кто? Кому жизнь так не дорога? Все свои дорогие зубы даю, это уличная шпана. А мальчики под тобой ходят, Таран. Думай.

Могучий браток действительно всерьёз задумался. А его соратники нервно пили коньяк. Наконец, Никита созрел:

-Пропасть пацан мог только между своим домом и домом второго пидарёнка. А там смотрит Баклан. Я его уже настроил. Он ищет. Но пока тишина.

-Весь город поднимай, генацвале, - вкрадчиво ответил Аркадий, - Всю свою шпану поднимай. Если не найдём малого, нам пиздец. Кровью умоемся. Вспомни, что было пятнадцать лет назад.

Таран тяжко вздохнул. В те годы он был ещё банальным «бычком» и принял участие в резне самое непосредственное. Слава Богу, он состоял в бригаде Хорька, а тот всегда был в стороне от общих свар. Но в тот раз даже Хорёк не выдержал. И принял сторону Песца, а точнее – своего босса Соболя, чего ему так и не простили братки. Лет через пять Хорёк накрылся медным тазом – нашли тело в лесу, расстрелянное из автомата. Этого им, кстати, уже не простил Соболь, покровитель зверушек – Хорька и Песца. Многие полегли в те годы. А всё из-за того, что Песец влюбился. Он и теперь в своём Иркутске с той любовью обретается. Да вот же нелёгкая принесла. Кого же скудоумие попутало наложить лапу на пацана?

Аркадий сидел в кресле, словно лом проглотил. Думал и вздыхал. Говорили ему когда-то, что история повторяется, что она ходит по кругу. Не верил. Ан нет – вот же она, история. Почти точь в точь, как пятнадцать лет назад. Его бросило в холодный пот. Если мальчишка мёртв, то разборка будет охеренная. С потом и кровью. Лучше пацана найти. И найти живого. Тогда наказать можно будет кого-то одного, не подставляя всю братву.

Таран тем временем обзванивал всех подряд из своей телефонной книжки. Потому что выбора действительно не было.

Глава девятнадцатая.

6 ноября

Когти женщины.

(Иннокентий)

Ночь – это нега, луна и страданье.

Ночь – это грязь, безнадёга и страх.

Тебя я пытаю. Цени же старанье,

С которым себя превращаю я в прах.

Аделаида Перкинс

Наташка выловила меня, когда мы с пацанами сращивали бабок на пиво. Ничё так деваха, но вредная. Вот и на этот раз сначала проехалась насчёт моего участия в отборе денег у мелкого населения. А уже после этого спросила, оттащив меня от нашей гопки:

-Не знаешь, что-нибудь слышно про Серого?

Я уставился на неё, как дурак:

-А мне-то чё до этого пидара?

-Ну и кретин же ты, - выдохнула Натали, - Жалко его.

-Нашла кого жалеть, - скривился я, - Лучше пожалей тех, кто с этим пидаром общался.

-Ни фига ссе, - обалдела Натали, - Да ты гомофоб, каких поискать.

-Чё?! – не понял я, - Ты чего сказала?

-Говорят, его маньяк хватил. Тот, что уже два месяца людей режет.

-Ха, туда ему и дорога, - усмехнулся я, - Они нашли друг друга. Вот и хрен с твоим Сереньким. Ничё, потрахается и вернётся. Недолго осталось.

Натали прищурилась, словно взяла в прицел:

-А ведь ты что-то знаешь, Кеша. Почему недолго?

-Слушай, вали, а? – отмахнулся я, начиная злиться.

-Я-то уйду, Кеша. А вот ты мудак. Видеть тебя не хочу, - резко произнесла Натали, развернулась и пошла своей дорогой. В общем, день прошёл пусто, как и всегда. Время визита в гараж подошло, когда на улицах уже плавал сумрак. Я распрощался с братвой и почапал в известном уже направлении.

И возле моего дома наткнулся на Наташку снова. Она прохаживалась возле подъезда, где жили Беловы. Вся такая в своих джинсиках… Ну просто прелесть. Когда молчит. Увидев меня, она почти крикнула:

-Кеша, разговор есть.

Конечно, я подошёл. Натали затащила меня за какую-то белую иномарку, приткнувшуюся во дворе, и сказала:

-Тут с тобой поговорить хотят.

Такой подставы я не ожидал. Но рвануть куда-либо просто не успел. Рядом вырос какой-то мужик, а за спиной нарисовался наш участковый. Мужик посмотрел на меня тяжёлым взглядом и ткнул в нос свои корочки:

-Следователь Егоров. Следственный отдел при Прокуратуре. Мне надо с вами поговорить, молодой человек. О вашем друге, Сергее Белове.

На какое-то мгновение мне стало страшно. Но где наша не пропадала? Я тут же заканючил:

-А чё я сделал? Гуляю себе…

-Давайте присядем в машину, чтобы удобнее было разговаривать, - Егоров распахнул дверцу, приглашая в нутро той самой белой иномарки. Сзади вплотную подошёл Иваныч и легонько так, только намекая, качнулся на носках своих начищенных туфель. Делать нечего – полез.

Уже внутри Егоров представился по полной программе. И я снова затянул:

-Я же ничего не сделал! Ну что вы, в самом деле, Степан Валерьевич?!

-У меня к тебе, Иннокентий, всего один вопрос. Есть подозрение, что ты обладаешь нужной нам информацией. Так вот… Где Белов?

От вопроса у меня едва волосы не встали дыбом. Ну, Наташка, тебе хана! Дай только выбраться из машины. Но отвечать что-то надо было. Пришлось издать хоть какие-то связные звуки:

-Да я-то тут причём! Он пропал! Откуда мне знать, где он?! Может, со своим хахалем где трахается!

-Матвей Бриз в больнице с тяжёлым приступом сердечной недостаточности. Поэтому с ним Сергей Белов быть не может, - хмуро ответил Егоров.

Вот тут мне опять стало не по себе. Бля, хреново-то как. Ещё и второй может ласты склеить… Уже спокойнее я сказал, засунув руки в карманы куртки:

-Я не знаю, где Белов. Честно. Чем хотите, поклянусь.

-Ладно, - кивнул следак, - Тогда всё. Спасибо за разговор.

Поняв, что меня больше не задерживают, я быстро выбрался из тачки и осмотрелся. Ни участкового, ни Натали видно не было. Ну, хорошо, девка, мы с тобой потом пообщаемся. А пока надо было идти. И я припустил к цели всеми возможными обходными путями. Там уже, наверное, все собрались.

Глава двадцатая.

6 ноября.

Наука паниковать.

(Мир)

Нас прошлое оставить не желает,

Нам прошлое на души страх бросает.

Эдвард Фиц-Фер

Звонок раздался, когда Таран успел глубоко задуматься. Поиски пока ничего не дали. Баклан, да и остальные по районам только матюкались и выдавали ноль результата. За окном кабинета сгущались сумерки. Дарованные Песцом сутки отживали последние минуты. И Никита нервничал. До чего же хотелось возврата к старому, к разборкам со стволами, со всей этой грязью. Ему повезло уцелеть в эпоху раздела имущества. А вот теперь всё может лопнуть, как мыльный пузырь. И депутатство его не защитит. Таран протянул руку, схватил мобильник и посмотрел на экран телефона. Светилось имя человека, приставленного следить за Беловым. «Ну, что там ещё?» - дёрнулась щека. Нажав кнопку приёма, Таран рявкнул:

-Слушаю!

-Он уехал из гостиницы, - испуганно ответил парень на той стороне.

-Блядь! – Никита почувствовал, как тяжелеет воздух, - Куда?

-За ним следят. Похоже, направился к своей бывшей.

Мир снова посветлел. Никита облегчённо выдохнул:

-Это пусть. Бабу поддержать надо, тем более – мать своего оболтуса.

-Как и подержаться за неё, - хохотнул следила.

Никита отключил вызов. Уж кому-кому, а Белову бабы нужны не были. Ему хватало того, что есть. Телефон снова зазвонил. На этот раз на проводе был Баклан. Услышав то, что хотел сказать ему помощник депутата городской думы, Таран аж вспотел. И тут же связался с Аркадием:

-Олегович, слушай сюда. Похоже, нацарапали след. Баклан говорит, один из его пацанов видел, как в одном из гаражей в его районе начали тусоваться шпанюки. Закрываются и буянят. Говорят, кричал там кто-то пару раз.

-Спокойно, генацвале, - отозвался в трубке голос Аркадия, - Спокойно. Если это то, что мы думаем, то ещё не поздно. И темно уже. Ну всё, как надо, Таран. Собирай народец и дуй к своему Баклану. А я прихвачу Васю со-товарищи. И тоже приеду. Главное, звякни – куда нам подтягиваться. И без паники.

Старик прервал связь. А Никита буквально почувствовал, как его отпускает тяжесть последних часов. Ну вот и дело нарисовалось. Неужели всё обойдётся без большой крови? Так, малость накапает.

Через двадцать минут он с ребятами на двух машинах подкатили к офису Баклана. Тот лично встретил на улице важных гостей. Таран первым делом спросил:

-Где пацан? Который дал тебе наводку?

-Щас привезут. За ним поехали Шкет с Люрой, - ответил старый друг и помощник. Никита аж застонал от ярости. Опять ждать. Он глянул на часы:

-У нас с тобой всего полчаса, чтобы решить проблему. Понял, Миша? Всего полчаса! Звони Шкету! Пусть летит, как на самолёте. На копов насрать. Привезёт сюда хвостов, разберёмся.

Баклан схватился за мобильник.

Глава двадцать первая.

6 ноября.

Ниточка к ниточке.

(Мир)

Тебя увижу я вновь и скажу тебе сразу:

«Не надо бросаться в омут воспоминаний.»

А ты мне ответишь:

«Тогда не толкай меня в этот омут. Уйди.»

Мэри Ладански

Александр не спешил выбираться из «Хаммера». Машина стояла во дворе до боли знакомого дома. А её пассажир даже с каким-то страхом смотрел сквозь стекло на подъезд. Наконец, словно решившись, он распахнул дверцу тяжёлого авто и ступил на асфальт. Взгляд Сашки Песца скользнул к знакомым окнам. И ноги сами понесли его туда, где оборвались самые важные в его жизни ниточки.

В белой иномарке, по-прежнему стоявшей во дворе, в полном изумлении сидел следователь Егоров. Человек, которого он только что увидел, просто не мог быть здесь и сейчас. Хоть Иваныч и предупреждал его, что Песец вернулся, Степан ему не очень-то и поверил. Хоть пропавший парень и приходился бандиту сыном, следователь даже предположить не мог, что Белов вернётся в родные края. Но вот поди ж ты – вернулся. И однозначно разворотил осиное гнездо. Егоров вздрогнул от вибрации в руке. Сотовый беззвучно надрывался, а следователь всё никак не мог прийти в себя. Наконец, он ответил на вызов:

-Да, Егоров слушает. Что там у нас? Пацан в гараж зашёл? Чёрт, частная собственность… Выясняй, кто хозяева.

Степан отложил мобильник. Выходит, Песец вернулся не просто так. Он приехал разобраться, что случилось с его сыном. А ведь он может так разобраться, что тошно станет…

Палец на звонок, лязг двери, шаги… Железная дверь секции распахнулась, открывая перед Александром знакомый коридор. На пороге застыла Мария. Его Мария, которую он не видел уже много лет. Она уставилась на него тёмными глазами, в которых застыло глубокое горе. Сашка со всхлипом втянул в себя порцию воздуха и хрипло сказал:

-Здравствуй.

-Проходи, - ответила Мария, отступая в глубину коридора. Всё те же десять шагов до квартиры, всё та же дверь – даже не разу не перебили обивку. Всё, как и было. Первое, что он сказал, пройдя на кухню, слегка выбило Марию из колеи:

-Всё могло быть по-другому.

-Что всё? – глаза Беловой слегка расширились.

-Если бы согласилась принимать мою помощь, вы жили бы намного лучше, - холодно продолжил Александр.

-Нам и так неплохо… Было, - Мария сглотнула и отвела взгляд от его холодных глаз.

-Так ничего и не известно? – в голосе бывшего мужа женщина уловила ниточку трепета, того переживания, на которое и рассчитывала, когда звонила ему в Иркутск.

-Нет, Саша, - на её глаза навернулись непрошенные слёзы. Слишком много всего произошло за последние дни. Слишком много… Она стояла и тихо плакала, прижав руки к груди. Александр порывисто встал со старого стула и крепко обнял за плечи. И впервые за пятнадцать лет она не стала вырываться. Наоборот, прижалась к отцу Сергея и забилась, выплёскивая всю боль и всё то зло, что обрушилось на её семью.

Александр гладил её тёмные волосы и что-то шептал, шептал, успокаивал… Мария была ему бесконечно благодарна. За то, что приехал, за то, что забыл все те обидные, злые слова, не раз звучавшие в его сторону от неё и других. И вскоре немного успокоилась. Увидев это, Александр нежно отстранил бывшую жену от себя и сказал:

-А теперь я пойду, красавица.

-Куда? – не поняла она.

Он посмотрел на часы. Отведённое время вышло. И Александр, чуть улыбнувшись, сказал:

-Искать нашего сына.

Размышления Егорова прервал ещё один звонок. Теперь звонил другой подчинённый, который уже несколько дней следил за одним интересным типом, тоже, кстати, проживающем в этом доме.

-Слушаю, Петя. Говори. Среди каких гаражей? А, ясно. И чего его туда понесло? Пришёл следом за каким-то парнем? Стоит снаружи и смотрит? Что?! Мяченко там?! Вот же на хрен… Таких совпадений не бывает. Говоришь, он играет ножом? Значит, так. Еду к вам. Будем брать.

Часы показывали без двадцати двенадцать. Какое-то странное облегчение появилось в душе следователя. Каким-то образом все ниточки последних событий в его работе сошлись в одну точку. К тому самому гаражу. Степан завёл двигатель машины и вырулил с площадки на внутридворовую дорогу. И его жизнь понеслась вперёд.

Глава двадцать вторая.

6 ноября

Серое сердце сна

(Сергей)

Пелена запретной жизни

Застилает взоры тварям,

Я лишь пячусь, пытаясь проснуться.

Саид Ага Бескин.

Холодный бетонный пол помогал. Спасал, как мог, отдавая свой холод моим тлеющим синякам, ушибам и, возможно, поломанным костям. Дышать было очень больно. Один глаз не видел. Но я дышал. А это главное. Стянутые верёвкой руки и ноги давно уже не чувствовались. Правда, покалывание бывало. Словно кровь потихоньку, украдкой, но просачивалась в конечности, не давая им окончательно потеряться из моего сознания. Не меньше мучений мне доставляло то, что два раза пришлось просто описаться. Снять или расстегнуть что-либо я просто не мог. Хорошо, хоть по-крупному не потянуло до сих пор.

Гараж стал моей ямой, ловушкой, сердцем за эти дни. Но я старался не терять ту нить реальности, что оставалась в пределах досягаемости. Сквозь щели в воротах я видел свет. И видел темноту. Смена дня и ночи – вот всё, что оставалось у меня от жизни. И Митька. Как он там, без меня? Не сдамся, твари! Я завозился, вновь и вновь пытаясь ослабить путы. Освободить хотя бы одну руку… И порву любого! Вот же скоты. Поймали меня третьего, так? Четвёртого пришли и опять избили. Особенно старался Кеша. То, что он – ТАКОЙ, стало для меня открытием. Тем самым открытием, что позволяет взглянуть на мир вокруг новыми глазами. Иннокентий, одноклассник, вместе ходили в походы, вместе пили пиво, купались и бродили вечерами по улицам. И вот теперь он – едва ли не главный мой истязатель.

Блеск в его глазах в ту ночь меня просто заворожил. Он действительно мог убить. Прямо там и тогда. Тем стальным прутом. За что он так вызверился на меня? Этого я понять не мог. Зато другой, которого звали Облом, дал напиться перед тем, как снова заклеить рот скотчем. Правда, сначала выбил мне зуб, когда я попытался докричаться хоть до кого-нибудь.

Пятого никто не пришёл. А теперь и шестое заканчивается. Полоски света истаяли в тёмных воротах. Пить хотелось просто ужасно. Ну, уж сегодня-то они точно придут. И снова будут бить. Исступлённо, но не смертельно. А я снова буду сопротивляться, как могу. Но что я могу связанный? Вертеться только, да лягаться ногами. Да хотя бы так. Сдохнуть я себе не позволю. Чёрта лысого вы увидите мою капитуляцию. Как же всё-таки трудно дышать постоянно только носом. Я снова попробовал на прочность верёвку. Умеют же, гады.

За воротами гаража раздались голоса. Всё те же. Я глубоко вдохнул. Начинается. Сейчас войдут. И они вошли. Эти двое. Облом и этот, как его там? Куцый, вроде бы. Старший подождал, пока младший запрёт гараж и включит свет. И уже после этого подошёл ко мне и вежливо так спросил:

-Ещё дышишь? Ну, сопи. Сегодня у меня для тебя особое развлечение. Скажи, соска, тебя ведь уже в попу имели? Знаю, имели. Так что тебе не привыкать. Правда, сегодня тебя ждёт секс не с мальчиком. Не-е-ет.

Куцый слушал всё это с огромными глазами. Похоже, он поражён не меньше меня. Бить – это одно. Но то, что задумал дылда, судя по всему, станет сюрпризом для всех. Я пружиной извернулся, пытаясь лягнуть Облома. Тот, уже наученный, отскочил и рассмеялся:

-Какой же ты необъезженный… Ничего, сегодня обломаю тебя, пидар. Подожди немного.

Как бы я хотел уметь жечь глазами…Время тянулось медленно, но всё-таки неумолимо. В гараж пришли ещё два типа. Молодой ещё пацан по прозвищу Чита, знакомый по дворовой кодле, и ровесник Облома. Вот тогда-то меня и просветили на предмет того, что меня ожидает. Под дикий гогот остальных, этот самый ровесник мрачно повертел в руках старую швабру, наверняка принесённую в гараж в качестве предмета «и старо, и не выбросишь», а затем с кривой ухмылкой сказал:

-Шваброй тебя ебать будем, понял, пидарок? По самую перекладину.

Где-то в груди зародился холод. И понимание – ЭТОТ может. Он сделает, как сказал. И тогда хана. Ну, сука, просто так не дамся. От бессилия захотелось плакать. Но я с яростью зажал в себе слёзы. Не дождётесь, твари! Хрен вам!

Словно прочитав что-то в моих глазах, Облом даже поджал губы:

-Хм… А ты храбрый гомосек, мальчик по имени Серёжа. Очень храбрый. Вот и посмотрим, насколько на самом деле ты герой. Правда, мы ждём ещё одного друга. Вот, когда он придёт, мы и начнём.

И друг пришёл. Кешка, скотина, пришёл. Не запылился. Был он каким-то нервным и заполошным. Они с Обломом о чём-то пошептались, после чего старший прикрикнул на гомонивших «друганов»:

-Ша, пацаны.

Он кивнул в мою сторону:

-Этого козла копы ищут. Кешу трепали. Значит, пора завязывать. Сегодня он должен испариться. Поэтому, те, кто ссыт, валите на хрен отсюда. Чтобы не бледнели потом.

Захотелось выть. В глазах потемнело. Всё, мне полный аут. Но тут словно волна накатила. Пусть я сдохну, но мне не это важно. Митька мой важен. Где он, что с ним? Сердце забилось ровно. Всё волнение ушло на задний план. Ради нас с тобой, Митя, я готов на всё. Ради того, чтобы ты жил дальше. Если мне придётся умереть в этом грёбаном гараже… Пусть. Лишь бы Митька, мой Митька, остался цел. Как же хочется его увидеть, обнять, почувствовать этого трепещущего птаха рядом с собой. И больше ничего в этой жизни не потребуется…

И тут я УВИДЕЛ. Зайдя в гараж, Кешка не запер его! Не запер! Забыл или не посчитал нужным. Но для меня это всё-таки шанс. Главное – освободиться от верёвок. Остальное – приложится. Я уже давно заприметил на верстаке набор стамесок. Только одну бы в руки взять. Только бы…

Что-то, наверное, опять появилось в выражении моего лица. Потому что Чита, и не подумавший уходить, со страхом шарахнулся под защиту Облома. Тот же явно не понял порыва души шкета и засандалил ему по шее ладонью. Чита обиженно надулся и уселся на верстак. Облом и его ровесник ещё немного пошептались, а затем дылда сказал, глядя на меня:

-Тихо, главное – тихо.

И шагнул вперёд. Вот тут-то и рухнули все мои представления о дальнейшем. Потому что створка гаражных ворот очень-очень тихо стала открываться. Гопники, увлечённые мной, ничего не замечали. А я, я извернулся ужом и забился подальше в хлам. Облом скакнул вперёд, увернулся от моей очередной попытки врезать ему ногами, и навалился сверху:

-Колян, покрышки в кучу!

Его руки потащили меня в центр гаража, на железную плиту, закрывавшую смотровую яму. Ровесник Облома, тот самый Колян, шустро сложил стопкой четыре покрышки. И меня взвалили на эту пирамиду лицом вниз. Вертелся я, как мог. Но что толку? Как и закричать не мог – скотч надёжно держал губы. Холодные руки залезли под куртку и рубашку, яростно, злобно рванули с ног джинсы. Мой вопль, так и не прозвучав в гараже, сотряс мир. Иначе как объяснить голос, раздавшийся где-то на грани сознания:

-Прочь от него, бесы. Этот ангел – мой.

Глава двадцать третья.

7 ноября

Отблеск чёрного ножа.

(Лицо)

Лишь тот - человек, чьё сердце - пепел.

У кого оно сгорело ради других и себя.

Джон Малахия Уайт.

Учили мы с тобой, Сашенька, Гоголя в школе. Помнишь? Ты погляди, как они застыли. Да они стоят в лучших традициях финальной сцены «Ревизора». Ты согласен со мной? Я тщательно запер гараж изнутри. Как же заботлив был тот, кто не сделал этого раньше. Он дал мне душевное равновесие. Мой взгляд снова охватил панораму сражения.

Мой Ангел лежал на груде покрышек, сверкая обнажённой кожей. А над ним стоял молодой бес со старой шваброй в руках. Рядом с этим бесом с отпавшей челюстью маячил ещё один, совсем такой же. Внутри, как минимум. Ещё двое замерли в оцепенении неподалёку от меня. Милые мальчики. Одного бесёнка даже как-то звали… Не помню. Даже здесь, в пещере дьявольской надо мной сияло кранное небо. То, что надо для освобождения. То, что надо… Я сказал:

-Когда ангелы падают, больно самой земле. Вы знаете об этом?

-Чего? – вздрогнул бес со шваброй, просыпаясь от ступора, - Ты ваще кто такой?

-И каждое перо, выпавшее из ангельского крыла, режет мир до самой его сути.

-Бля, это псих! – вякнуло создание рядом со мной. И бросилось мимо меня к выходу из пещеры.

Но я не дал ему избежать освобождения моего Ангела. Рука сама схватила его за волосы. Бесёнок завизжал, дёрнулся и стих, глядя на меня своими пустыми глазами. Чёрный клинок вышел из его тела, прихватив с собой поганую душу. Я разжал пальцы, и тельце мешком опустилось на землю. Один из бесов постарше закричал что-то странное:

-Мамочкабляходуябольшенебуду…

-И чтобы сшить раны мира, не достаточно просто покаяться, что дал ангелу упасть с небес на землю, - продолжал я рассказывать этим недалёким бесам свою историю, - Не достаточно сшить нитью зияющие провалы, что кричат от гнева, увидев, наконец, это страшное небо…

Бес, у которого когда-то было имя, завизжал и как-то странно запах. Я сморщился. И в это время бес с палкой перешёл в нападение. Это было то, чего мне не хватало. Чего не хватало освобождению. Это была правильность. Та, которая развязывает руки даже кровоточащим младенцам с белоснеными крыльями. Хватаю палку, взмах верного меча, и вот он – торжествующий вой души, почувствовавшей грядущую свободу. Бес с диким воплем отбежал в дальний угол пещеры и там запричитал:

-Оймамабольномамабольнонетпроститеменямамане-е-е-е-ет…

Странно пахнущий бесёнок с мокрыми штанами заскулил:

-Не надо…

-Надо, - ответил я, ласково склоняясь над ним (ведь он уже лежал на полу, свернувшись калачиком), -Ты полежи и послушай.

Не раненый старший бес меня ударил. Чем-то острым. Я с удивлением увидел, что из моего плеча торчит рукоять стамески. Посмотрел на беса, на алое небо, снова на беса. И рассмеялся:

-Закрыть рты чёрные, богохулящие небо, можно только освобождением. Тебя освободить?

-Не-е-е-е-е-е-е-е-е-етттт, - вопль кончился зубовным стуком, сквозь который из беса хлынула ликующая душа. Мой чёрный клинок ласково нырнул в его нутро во второй раз. И в третий. Второй рот открылся на его шее, закричав красной кровью. Я отступил на шаг и сообщил ему:

-Теперь ты свободен. И закрылась одна чёрная пасть. Больше не будет она скверну толкать в небеса, сбивая ангелов с полёта и роняя их на землю в страшных муках.

Откуда-то издалека донёсся плачь:

-Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не надо.

Кто-то во мне поморщился. Вот же зануда. Пора и его освободить. Красное небо над головой стало темнеть. А значит, надо было спешить. Я прошёл по пещере к скулящему бесу со словами:

-Бросая скверну в небо из чёрного зёва своей души, думал ли о том, что убьёшь этим ангела? Думал ли ты о том, что ранишь этим землю? Думал ли ты вообще, бес?

Его глаза заняли пол-мира. И затрепетали, когда клинок вошёл в средоточие его жизни. А потом погасли. А я продолжал освобождение с каждым движением ножа:

-Так теперь посветлеют небеса – меньше скверны стало на земле. И взлетит упавший ангел, и продолжит свой полёт крылатый бог. И помогу в том ему я. И только я.

Где же мой Ангел, которого надо вернуть на небо? Я обернулся и увидел его. Его глаза кричали мне что-то, залитые слезами. И какими же они были большими и красивыми. Я добрался до алтаря, на который бросили бесы моего Ангела, опустился на колени перед ним и вытер с лица слёзы:

-Нет, мой Ангел. Не надо плакать. Всё кончилось. Сейчас ты отправишься на небо.

Я поцеловал свой чёрный меч, оставив на своих губах бесовскую кровь… Кровь? Нельзя, чтобы ангела замарала эта грязь. Я встал и нашёл на верстаке какую-то тряпку. Кровь надо вытереть старательно, всю.

Пещера наполнилась гулом, и голоса других бесов колыхнули моё багровое небо:

-Открывайте! Немедленно открывайте! Полиция!

Они бились и бились, не в силах проникнуть к нам с Ангелом. Ну вот, больше крови на мече нет. Я вернулся к ангелу. И поцеловал его в губы. Как моего Сашеньку когда-то. Как моего Демона. И решил поделиться с ним самым сокровенным:

-Когда-то я ведь тоже был Ангелом. Таким же чистым и сияющим. Но чернота дьявольской жажды съела мою чистоту. А тебе я помогу.

Пальцы мои вплелись в густые волосы моего Ангела. И подняли его лицо ближе к моему. Вторая рука, с чёрным мечом, взмыла под самый багрянец небес. И вспыхнуло в голове солнце...

Кто-то освободил меня.

Глава двадцать четвёртая.

7 ноября.

Первый снег этого года.

(Мир)

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?

Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?

Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,

Равно ты радости и козни сеять рада.

Шарль Бодлер.

Егоров смотрел на бойню в гараже с абсолютной пустотой внутри себя. С той пустотой, которая появляется, когда душа осыпается пеплом. Развязка, тем более такая, застала врасплох всех. Они уже отчаялись попасть в гараж, откуда доносились дикие крики. Как вдруг щёлкнул засов и на улицу буквально выпал всё тот же Кеша. Грязный, с пятнами крови на одежде, и с полным безумием в глазах. Степан перескочил через мальчишку и влетел в гараж. Картина, застывшая в его глазах, будет теперь сниться ему каждую ночь. В этом Егоров был уверен.

Нутро гаража было просто залито кровью. И посреди этого кошмара на стопке покрышек лежит с голой задницей пацан. Его голову за волосы держит окровавленный мужик. И в занесённой руке маньяка чёрной каплей зияет провал ножа. Степану хватило мгновения, чтобы оценить ситуацию. И грянул выстрел. Пуля вошла точно в переносицу озверевшего убийцы. Тот безмолвно рухнул на пол, а парень резко дёрнулся и сполз с резины. Его сотрясали то ли рыдания, то ли спазмы истерики.

Егоров вышел из гаража, выкинул из себя остатки небогатого ужина и распорядился:

-Медиков сюда. И экспертов. И понятых найдите…

Его буквально оттащило прочь от ворот. Привалившись к стене, Степан мутным взглядом окинул ночь. Лёгкое удивление проклюнулось в голове. Рядом с его старой легковушкой чернели силуэты нескольких больших машин. Причём, один точно был «Хаммер». Но вот взревели моторы. И чужие автомобили испарились в ночи. Кроме здоровенного американского джипа.

Александру позвонил сам Аркадий. Когда он приехал в условленное место, там уже ждали Таран, Мудрый и всё тот же Аркадий. Их сопровождали полтора десятка бойцов. Никита первым нарушил повисшую тишину:

-Посмотри туда. Копы нашли твоего сына раньше нас. Может, это и к лучшему.

-Первым в гараж вошёл не полицейский, - тихо добавил Василий, - кажется, я знаю, кто вошёл туда первым.

Оставаться на месте преступления ушлый народец не пожелал. И Александр остался среди гаражей один. Если не считать, конечно, стражей закона. Вскоре гаражный коридор озарился проблесками множества мигалок. Тут были и «скорая», и «труповозка», и ещё много кого.

Сергей немного пришёл в себя, когда его укладывали на носилки. Он смутно понял, что его вынесли под открытое небо. Он повернул голову. Как странно. Почему-то Кешка лежит и смотрит в ночь… А почему ночь такая светлая? И что-то белое летит к земле? Неужели снег? Первый снег этого года… Невольная улыбка наползла на лицо. А взгляд снова скакнул на Иннокентия. И всё-таки странно. Сергей увидел, как прямо на распахнутый глаз парня опустилась хрупкая снежинка и замерла в полном покое. Почему она не тает? Что с Кешкой? Сергей нахмурился (или подумал, что нахмурился). При чём здесь вообще этот урод? Ему надо увидеть Митьку, доброго, славного Митьку-Матвейку. И обязательно позвонить маме. Чтобы она не беспокоилась… На этой мысли он снова потерял сознание.

Александр с лёгкой улыбкой смотрел, как его сына торопливо заносят в карету «скорой помощи». Судя по суете – пацан жив. А это самое главное. Песец достал из кармана брюк свой непритязательный мобильник, которому было уже лет пять, и набрал знакомый номер:

-Алло, Маша? Всё в порядке. Серёга нашёлся. Жив. Сейчас его повезут в больницу. Тебе сообщат, в какую. Обязательно. Я попрошу. Прямо сейчас я уеду из города. Конечно, обратно в Иркутск. Что? Олегу привет передать? Знаешь, он будет очень удивлён, но я передам. Всё, мне пора. И вот ещё что. У меня к тебе просьба. Расскажи Сергею при случае обо мне правду. Уверен. Теперь он поймёт. И ещё, Мария. Я очень рад, что и ты начала понимать меня. Пусть даже спустя пятнадцать лет. Прощай. И… Звони, если что.

Мобильник отправился обратно на своё место. Александр пошёл прямо к суетящимся службам. Его тут же тормознул какой-то службист, но Песец лишь досадливо отмахнулся. Егоров, увидев, кто пожаловал к гаражу, безо всякого пиетета проворчал:

-Вот ещё тебя тут не хватало, Саня.

-Ты ведь знаешь, ищейка, что этот пацан – мой сын, - усмехнулся Александр.

-Вот потому ты и дошёл до меня сейчас, - пожал плечами следователь.

-Будь человеком, позвони его матери и скажи, куда увезли малого. Она там с ума сходит.

-Что я, зверь что ли? Конечно позвоню, - удивился Степан.

-Прямо сейчас, если можно. А я поехал. Не место мне в этом городе.

Егоров ещё долго смотрел в сторону, куда удалился этот страшный человек. Человек, на руках у которого крови было больше, чем у всех местных шакалов, вместе взятых.

-Надо же… Заботливый какой.

А где-то в городе в это время толстенький человечек позвонил по номеру, который не набирал уже несколько лет. Когда там взяли трубку, он сказал:

-Он нашёлся, мама. Да, нашёлся наш Пашка. Разве я могу забыть, что он мой брат? И что он пропал пятнадцать лет назад? Ты никогда мне этого не позволишь… Мама… Паша мёртв. И знаешь, я рад этому, мама.

Эпилог.

Без твоих красивых глаз я погибаю,

Как в огне горит душа моя.

Лишь с тобой про все на свете забываю!

Лишь с тобой мне раем кажется земля!

Без тебя я не живу, а существую.

Без тебя я не могу ни есть, ни спать.

Я считаю каждую минуту,

Чтобы вновь тебя увидеть и обнять

Никита

Я проснулся посреди ночи. За больничным окном тихо падал снег. Зима, похоже, пришла окончательно. Уже неделя прошла с моего освобождения. Что-то в этом слове меня беспокоило… Но вот что? Я не мог понять. Впрочем, это было не важно. В голове вертелся последний разговор с мамой, когда она прошлым вечером пришла меня навестить. История, которую она мне рассказала, повергла в шок. Так вот ты какой, отец… Теперь я всё о тебе знаю… Папа.

Мама говорила долго и ни разу не дала себя перебить:

-Ты давно уже не спрашиваешь меня, где твой отец. Но теперь пора тебе рассказать о том, что он за человек. И почему мы не живём вместе. Тебе тогда два года было. Твой отец был бандит, каких поискать. Но нас он любил. Очень любил. Но судьба распорядилась иначе. Он встретил другого человека. Этого человека зовут Олег. Он был тогда твоего возраста. Твоему отцу поручили охранять его, как сына босса, или как у них там это называется. Эти двое, Олег и твой отец, Саша Белов, которому тогда было двадцать два года, прикипели друг к другу… Нет. Опять я вру. Они полюбили друг друга. Помолчи, Серенький. Мне и так трудно. И об их любви узнали. Узнали те, с кем они промышляли. А люди такого сорта терпеть не могут, когда рядом ходят голубые. Тем более такие, с которыми надо считаться. Понимаешь, Сергей, твой отец тогда уже был в достаточно большом авторитете у таких людей. А Олег так вообще был сыном босса. А тут такое. И бандиты взбесились. Однажды они их обоих схватили и увезли в разные места, где стали издеваться. И это мягко сказано. Их насиловали, ломали кости, уродовали. Где-то через неделю твой папа смог освободиться. Как, почему, он никому не рассказывал. Никогда. Но он смог это сделать. Единственное, что он потом сказал по этому поводу, что ему помогли. Кто-то ещё из его окружения оказался, как они говорят, в Теме. Вроде бы его звали Пётр… Или Паша. Да, Паша. Потом Паша тоже пропал, но это всё, что я о нём знаю. Ни кто он, ни где он сейчас. А твой отец, вырвавшись из лап насильников, бросился к отцу своего друга. И всё ему рассказал. Выяснять, что, кто и почему, тогда было некогда. Надо было искать Олега. Но все попытки выйти на след были тщетны. И тогда твой отец словно сошёл с ума. Он взялся уничтожать братков. Всех, кто хоть как-то имел отношение к похищению его и Олега. Тогда много крови пролилось. И знаешь, Серенький? Он ведь его нашёл. К тому времени Олега успели искалечить. Ему поломали спину, изуродовали всего. Но он смог выжить. И дождаться своего Сашку… Нет, Сергей, не надо… Это просто слёзы. И ничего больше. И вот тогда твой отец мне всё рассказал. И уехал со своим Олегом в Иркутск, туда, где Олег родился. На прощание Александр мне сказал, что никогда не оставит своего любимого человека. Самое смешное, что он сдержал слово. Они по-прежнему вместе. Олег теперь снова может ходить. Правда, с костылями. Но ведь важен сам факт. И помог ему в этом твой отец, Серенький. Так они и продолжают бандитствовать. А когда кто-то начинает говорить что-то про «гомосеков», то быстро умирает. Я это знаю, Серёжа. Я ведь никогда не забывала о СВОЁМ любимом человеке. Минимум, одиннадцать таких говорливых умерли или пропали за эти годы. Теперь уже никто не рискует говорить про Сашку и Олега мерзости. Потому что знают – Белов всегда платит по счетам. И эта репутация стоила ему очень дорого. Не знаю, как ты ко всему этому отнесёшься, сынок, но вот такой у тебя отец. И, когда я хотела отправить тебя к нему, я хотела, прежде всего, чтобы он тебя защитил. А не мозги вправил, как ты мог подумать. Твой отец смог бы тебя защитить. И защитит, если вдруг это понадобится. Запомни накрепко, Серенький, у тебя лучший на свете отец. Самый лучший. Кто бы что ни говорил.

Заплакал я тогда вслед за мамой. Так мне стало жалко тех неведомых мне парней, один из которых мой отец, а второй – его самый лучший и единственный человек на свете. А ещё мне стало жалко маму. Как же она мучается. И продолжает любить. Как я люблю моего Митьку.

Я приподнялся на кровати и посмотрел на соседнюю, где тихо сопел Матвей. Чего нам стоило оказаться в одной палате – про это лучше не рассказывать. Но вместе мы – Сила!

О переезде теперь не звучит ни слова. И я, как щенок ликовал, когда к нам в палату пришли почти все ребята из нашего класса. А уж Эдик поразил нас до глубины души. Он упрямо тряхнул чубом, снова продекламировал ту же самую болталку про дровосека, после чего просто протянул мне руку и сказал:

-Извините нас, парни.

Свёл глаза к носу и прогнусавил:

-Мы больше не будем. Честно-честно.

Так что, думаю, наш класс принял нас назад, в свои пенаты.

Маньяком же оказался наш с мамой сосед по подъезду. Когда выяснились все подробности, город забурлил не хуже кипящего самовара. Оказалось, что звали его Павел Рементьев, что он уроженец нашего города, но надолго уезжал. А вот с полгода назад вернулся. И там, где он жил до этого, тоже были такие убийства. Нам об этом рассказал следователь, снимавший показания с меня прямо в больнице.

А ещё вчера забегала Наташка. Она вообще почти каждый день приходит. Сказала, что подговаривает ребят из нашего класса всей толпой навестить Кешку. Он так и не пришёл в себя после той ночи, которую я не помню. И теперь его надо навещать, как и нас. Только совсем в другой больнице. В такой, где не раз лечился и маньяк.

И вот ещё что. Два дня назад нас посетил странный толстый мужчина. Он представился как-то невнятно. Имя только запомнилось – Василий. Так этот посетитель поболтал с нами минут десять, а, уходя, обронил непонятную фразу:

-Улицы для вас теперь безопасны, мальчики. Живите и радуйтесь.

Я поёжился и снова посмотрел в окно. Однажды, папа, я к тебе приеду. И мы поговорим обо всём. Но приеду я не один. Почему-то по щеке побежала слеза, едкая, горячая и неожиданная. Меня словно прорвало. В который раз уже за неделю. Но плакать я старался тихо, чтобы не разбудить моего Митьку. Тонкие руки обняли меня за плечи, а к спине прижался Он. Горячий шёпот мягко коснулся моей скулы:

-Серёжа, не надо. Всё хорошо, Серёжа. И всегда будет хорошо.

Он нежно коснулся сухими губами моей мокрой от слёз щеки. Плакать я теперь мог только одним глазом. Я осторожно развернулся к своему сердечнику. Отвечать не хотелось. А как же иначе? Только – хорошо. По другому быть не может. Правда же? Правда же, Митька! Ну ведь, правда же, люди!!!

[1] Бедлам – старейшее английское заведение для умалишенных.

[2] Тарья Турунен – рок-певица, бывшая солистка группы “Nightwish”.

[3] Специальные ботинки, предмет спецодежды или военного обмундирования.

[4] Виктор Ганч