Взяв из рук девушки пузатую глиняную баночку, я задумалась. Что это еще за Чарослав? И отчего он так добр ко мне? Захотелось это немедленно узнать, потому я спросила:
– Почему же он сам не принес все это, раз так беспокоится обо мне? Заставил тебя иди сюда, а ведь это опасно.
– Потому что не хочет, чтобы вы об этом знали. Что он велел это все вам передать. Да и с отцом боится ссориться. Если господина Чарослава ненароком увидят здесь, непременно доложат господину Военегу, и тот сильно осерчает. Но я думаю, вам надо знать, кто желает вам добра.
Так, понятно. Этот Чарослав сын моего мужа. И судя по тому, что я бесплодна и слишком молода, чтобы быть его матерью, даже если он мальчик, это сын от первой жены. Уже хоть что-то ясно. Похоже, в этом месте у меня есть друг, который беспокоится обо мне. Это немного утешало.
– Господин Чарослав сказал, что замолвит за вас словечко перед отцом. Чтобы вас поскорее выпустили из этой грязной темницы, – заявила Инга.
– Неужели? Передай Чарославу, что я буду очень благодарна ему за это.
– Не буду. Ведь он запретил мне говорить, кто послал вам эти дары. Если скажу, он меня побьет.
Я поморщилась. Какие-то жутковатые нравы в этом странном месте. Тут что, бить женщин было нормой?
Накинув на плечи длинную шаль, я улыбнулась служанке, откусывая от еще теплого пирога.
– Инга, а скажи, сколько сейчас времени? Ночь?
– Да. Полночь, госпожа. Я специально дождалась, чтобы в крепости все уснули. Чтобы не видели как я пошла к вам.
– Ты все верно сделала. И я очень благодарна. Добра я не забуду, поверь, – сказала я.
– Это вы господина Чарослава должны благодарить, не меня. Я не хотела идти. Ведь, если ваш муж узнает, что я принесла вам еду, меня высекут или, того хуже, продадут в рабство в Налагию.
– И все же ты пришла.
– Потому что господин Чарослав пригрозил, что сам меня немедля побьет, если я не пойду к вам. Я и подумала, что лучше выполнить приказ.
Слова девушки были пропитаны страхом и страданием. Мне стало жаль ее.
– Госпожа, можно я уже пойду? А то хватятся, а меня нет.
– Иди, Инга. Все будет хорошо, не волнуйся.
Когда испуганная служанка ушла, я с жадностью доела кусок пирога и яблоки, запила водой, что стекала по камням. Она вроде не пахла и казалась довольно чистой. К тому же выбирать мне не приходилось.
Оставшись в темнице одна, я снова начала осматривать себя. Мои длинные белесые волосы были распущены и спутаны. Густые и шелковистые, они показались мне прекрасными. В том мире, где прожила всю жизнь, я имела тонкие и жидкие волосы. Начесывала их и постоянно завивала, чтобы придать хоть какой-то объем.
Сейчас же у меня волосы были так густы, что, когда я заплела косу, она оказалась толщиной с мой кулак и длиной ниже бедер.
Дальнейший осмотр тела и моей новой внешности вызвал у меня неподдельное восхищение. Тонкое крепкое тело, молодое и подвижное. Узкая талия, покатые бедра, высокая девичья грудь. Разве можно было мечтать о подобном в семьдесят лет, когда просыпаешься утром и у тебя обязательно что-то болит.
Я не понимала, как оказалась здесь, в этом юном теле, но новая внешность мне очень и очень нравилась. Кончено, я не видела своего лица. Но мои смутные воспоминания, и то отражение, что я видела мельком в зеркале, воскрешали образ юной девушки с белой кожей и яркими светлыми глазами.
Когда эйфория от моего нового облика немного прошла, я уже более спокойно начала размышлять, что делать. Окружающая жуткая темница предоставляла мало выбора.
Я снова забралась на каменное ложе и прилегла. Надо было хоть немного поспать, набраться сил. Поджав к животу босые ноги в тряпичных туфлях, которые мне принесла Инга, я прикрылась шалью и зажмурилась. Лежать на камне было невероятно жестко, и я положила под голову руку.
– Тут холодно, и я точно заболею, – сказала сама себе, когда мысли уже захватила дрема.
В моем мире я часто болела простудами, был хронический гайморит. Оттого я печально думала о том, что в этой темнице даже не погреть ноги.
Проснулась я от того, что кто-то тряс сильно меня за плечо.
– Госпожа, Златовея!
Я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света факела. Надо мной стоял какой-то мужчина в кожаных одеждах и с неприятным смуглым лицом.
– Что случилось? – пролепетала я спросонья, садясь на каменном ложе.
Опомнилась немного и поняла, что я в том же молодом теле, что и раньше, и в темнице.
– Уже светает. Господин Военег распорядился выпустить вас на рассвете. Служанка уже ждет вас.
– О, какая радость! – воскликнула я, даже не ожидая подобного быстрого освобождения.
Я тут же резво вскочила с ложа, поразившись тому, что ничего не болит, и одернула рубашку и накидку. Я даже ощутила, что отдохнула и выспалась в этом жутковатом месте, что было весьма странно. Возможно, молодому телу надо было не так много для восстановления сил.
Мужчина проводил меня до решетчатой двери и распахнул ее. Я увидела, что в коридоре топчется Инга, ожидая меня. Немного замешкалась, и тюремщик прикрикнул:
– Давайте побыстрее, госпожа! У меня много дел.
Я опешила от его грубости. Тут что, все мужики считали нормальным кричать на женщин? Или только мне так повезло?
Но внезапное освобождение из темницы подняло мне настроение, потому я решила не отвечать этому грубияну и быстро подошла к Инге.
– Я так рада, что господин Военег смилостивился над вами, госпожа, – улыбнулась мне служанка.
– И я тоже этому рада, Инга. Пойдем поскорее из этого мрачного места.
– Как прикажете, ваша милость. Оказывается, господин Чарослав вчера долго говорил с вашим мужем, и после этого господин Военег решил отпустить вас. Так сказал мне слуга.
– Надо будет поблагодарить Чарослава за помощь, – ответила я, думая о том, что уже второй раз от Инги слышу имя этого заступника.
– Упаси вас Перун Громовержец от этого, госпожа! – в ужасе воскликнула служанка. – Если господин Чарослав узнает о том, что я вам все рассказала, он убьет меня!
– Прямо и убьет?
– Может, и нет. Но точно палкой огреет по спине. Вы же знаете, какой он. Такой же лютый и скорый на гнев, как и отец. Ему под руку лучше не попадаться.
– Ладно, тогда не будут ничего ему говорить.