Ольга Вадимовна Горовая Снежная сказка

Коридоры оказались странно пусты. Ей думалось, что на прием к Хранителю стремятся попасть куда больше сограждан. И почти полное отсутствие людей заставляло Элис еще больше нервничать, испытывая все те сомнения, неуверенность и страх, которые едва ли позволили на секунду забыться этой ночью. Из-за этих же эмоций она практически не ощущала усталости.

Хотя не совсем так. Измождение, опустошение и смирение давно стали частью ее сущности. На это она уже даже не обращала внимания. Но после бессонной ночи сейчас испытывала ажиатированный подъем энергии и странную дрожь внутри, которой не знала, да уже и не искала объяснений.

Или это лишь на первом этаже, и на следующих людей окажется больше? Она не была уверена, но поняла, что не хотела бы этого. Элис было тяжело сейчас оказаться сосредоточием чьего бы то ни было внимания. Тем более, что она пришла в роли просителя.

Тяжело втянув воздух, она на секунду замерла, переводя дыхание. Здесь пахло лимоном и мятой. И еще чем-то, едва уловимым, горьковатым. Пока не различимым. Мята все перебивала. Холодно и отстраненно, несмотря на ковровые дорожки, скрадывающие шаги.

Хотя и свежо. Даже приятно, несмотря на холод и метель на улице, от которых все ещё покалывало кожу щек. Впрочем, в последние месяцы ей и летом было холодно, морозно до костей, так что аромат мяты не повинен. Он к месту. Тонизирует. Ее взбодрило, во всяком случае, помогая продолжить путь.

Тело болело. Все тело. И дышать было больно. А еще – смотреть по сторонам. Оттого она с гордым достоинством и безупречной осанкой смотрела только вперед. Правда, из-за этой проклятой осанки ныли все остальные синяки и ссадины. Николо вчера словно с цепи сорвался. Из-за воздержания? Хотя не то чтобы с ним такое не случалось и раньше. Регулярно. Однако вчера, видимо из-за заключения и своего подвешенного состояния, муж совершенно утратил контроль над собой. Или не считал необходимым сдерживаться.

Элис ощущала большую часть смятенных, злых и разъяренных эмоций мужа, когда он безжалостно и жестоко овладевал ее телом, пользуясь правом позволенного им свидания. Буквально пропитывалась его гневом. Они проникали в нее вместе с хаотичными и злыми ударами его плоти, с алчными и неумолимыми захватами твердых рук. Забивали ее нос, перекрывали горло. Душили, забирая возможность ощущать и различать ароматы.

Не то чтобы она не могла понять его эмоций. Никто пока не огласил им причину, по которой его задержали три месяца назад. И сама Элис не имела понятия: имелась или нет для этого причина.

Тихо поговаривали об участии Николо в заговоре. Или о причастности к тем, кто в каком-то заговоре участвует. Но официальных обвинений не было. Ссылались на тайну расследования. Николо бесился, требовал суда, следователя, пристава, самого Хранителя. Кого угодно, кто бы объяснил - что он тут делает? На ком можно было бы сорвать свою злость и ярость. А потом вдруг начинал лихорадочно метаться по комнате для свиданий, кусая грязные ногти и бормоча, что его подставили. Это все его враги. И она, Элис, должна его вытащить. Должна доказать, что его оболгали.

Она должна была. Конечно. Николо был ее мужем. А жена всегда должна следовать за мужем и быть его надежным тылом. Хотя, боги свидетели, эти три месяца ей было не так уж и плохо. О, нет! Она искренне волновалась о Николо, переживала о том, каково ему в заключении. Ей было больно видеть то, что с ним происходит здесь. Но… честно говоря, их брак оказался вовсе не таким, каким Элис когда-то виделись картины любовных отношений. Может, дело в том, что она была слишком юна и просто ничего еще не понимала ни в любви, ни в семье?

Ее выдали замуж за Николо меньше года назад. Элис едва успела вернуться из Гимназии, куда все семьи, принадлежащие к кругу Управляющих, отправляли на воспитание дочерей. Она пробыла в кругу семьи от силы пару недель и впала в какую-то непонятную хандру. До сих пор те несколько месяцев были спутаны в памяти Элис. Да и родные не спешили делиться с ней воспоминаниями о событиях тех дней. Казалось, они боялись вспоминать о том, что тогда происходило с их единственной наследницей. И Элис допускала, что причина может быть достаточно веской. Возможно, она утратила контроль над Силой, что являлось признаком душевной болезни и уделом низших классов? Потому и не помнила ничего, кроме смутных, смазанных картин и полустертых воспоминаний ароматов, что делали полноценными ее мир? И родные пытались скрыть это ото всех?

Такое случалось. И именно эта причина казалась ей весьма возможной. И, возможно, объясняла, отчего они так торопились с её браком.

Да, собственно, у неё вроде бы и не имелось возражений. И Николо воспринимался таким приятным и милым. Семьи были знакомы целую вечность, и они когда-то играли вместе в детстве. Только вот аромат ряски, словно возле болота, окружал его и в детстве, и сейчас. Однако, растерянная и напуганная происходящим с ней, Элис не обращала внимания на предупреждавший ее аромат. А Николо, казалось, так и остался весёлым и очаровательным, угадывающим каждое желание молодым мужчиной.

Он и был таким. Кроме тех случаев, когда им самим овладевали неконтролируемые приступы сомнений и ревности. А происходило это куда чаще, чем Элис могла себе даже представить. И несмотря на то, что она отчаянно старалась и не давала мужу ни малейшего повода для этой ревности: разговаривала только с подругами и родней, не смотрела ни на кого... Ничего не работало. И ему было достаточно уже того, что на неё кто-то смотрел.

Тогда Элис решила просто никуда не выходить. Но и это не спасло её от сомнений и агрессии мужа. Он всюду искал подвох, уверенный, что она просто пытается ввести его в заблуждение. И с каждым днем таких отношений у Элис оставалось все меньше сил или доводов, чтобы в чем-то его убеждать. Не хватало воли сопротивляться, усиливая его бешенство. И было безумно стыдно признаться кому-то в том, что происходит. Даже матери или бабушке. Казалось, что они не поймут, упрекнут её в том, что не умеет вести себя безупречно, не может стать опорой и гордостью мужа…

К тому же, вне этих ужасных вспышек, муж был внимательным и нежным, стремящимся окружить её заботой и вниманием, угадывающим любое желание Элис. Он готов был едва не кормить её, умоляя о прощении на коленях, и чуть ли не сам носил на руках, чтобы искупить эти приступы ревности. Осыпал подарками и вниманием. И только овладевал ею с той же жадностью, жестокостью и властью, словно жажда к ней не оставляла в нем места для нежности.

И Элис молчала. Терпела. Запиралась в лаборатории, единственном месте, казалось, не вызывающим у Николо подозрений. Создавала ароматы для заказчиков, получая одобрение мужа, так как это упрочняло их положение, да и достаток. А сама наслаждалась своим даром и любимым делом.

Но и этой отдушины она вскоре была лишена. И все из-за своей же Силы и дара.

Постоянно с момента, когда она очнулась от своего странного затмения сознания, Элис преследовал аромат. Холодный на поверхности, терпкий в сердце. Горьковатый и затягивающий. Он клубился вокруг, заставляя Элис метаться в попытках собрать все его составляющие вместе. Создать единую композицию. Но, несмотря на то, что она повелевала ароматами, обладая едва ли не самым сильным даром среди всех в своей семье, ей это не удавалось.

Ей никто не заказывал этого аромата, никто не платил за его создание. Это был явно мужской запах. И он совершенно не подходил Николо. Элис даже не представляла, почему не может избавиться от наведённого марева этого запаха. И сама не зная почему, держала в тайне все свои, неудачные в общем-то, попытки воплотить этот аромат в парфюм.

Но Николо все равно узнал.

Элис буквально заболела ароматом, посвящая все больше времени ускользающей композиции, пропиталась составляющими. Её руки, одежда, волосы пропитались ветивером и бергамотом, тягучим мхом и горьким грейпфрутом, которые она никак не могла собрать в верной пропорции, стараясь угадать все компоненты. Видимо, Сила действительно вырвалась из-под её власти, уже повелевая хозяйкой. А она все больше времени проводила в своей лаборатории. Почему-то Элис казалось, что создай она этот парфюм – и наваждение испарится, к ней вернётся самообладание и память о том времени, между Гимназией и замужеством. И она сможет успокоиться, вновь подчинить себе собственный разум.

Но ничего не выходило. А её одержимость работой и эта смесь ароматов утвердили мужа в мысли, что Элис старается для конкретного мужчины. Её же отрицание данного факта лишь разожгли его гнев и бешенство...

В тот раз, впервые, пришлось вызывать целителя. Николо сказал, что в их дом проникли воры, которые разгромили лабораторию его жены, а когда она спустилась, услышав шум, напали и на Элис, стремясь скрыть свое преступление. Его в тот момент дома не было.

Слуги подтвердили рассказ хозяина, они служили в этом доме и его семье долгие годы. Именно они, якобы, спугнули бандитов, сбежавшись на крики хозяйки. Они же вызвали хозяина домой.

На самом деле никто и никогда не отзывался на её стоны и крики. Стены этого дома, как и все его жители, казалось, были глухими и немыми.

В тот раз он не успел попросить прощения. Николо арестовали этой же ночью, в странной, гнетущей тишине, когда она спала, забывшись после чар целителя. А проснувшись, пораженная Элис не знала, что отвечать раздавленной свекрови, да и своим родителям. Она ничего не знала о делах своего мужа, он никогда не сообщал ей о том, куда идёт, с кем встречается или чем занимается. Владея силой металлов, Николо вроде бы занимался финансами, помогая распоряжаться богатствами тем, кто не имел подобного чутья и дара. И у неё никогда ранее не было повода предполагать, будто бы муж связан с изменниками.

Впрочем, кроме родни и знакомых, никто не расспрашивал Элис. Её не вызывали на допрос и никто более не являлся к ним в дом с обысками или в поисках каких-то тайных документов. Саму Элис также никто не трогал и, казалось, ни в чем не подозревал. Ей даже разрешали раз в две недели посещать мужа. Правда, ему она сказала, что свидания разрешены не чаще раза в месяц, и то, с позволения тех, кто занимается его делом.

Ей было жаль Николо. Она даже любила его, наверное. Никогда не изменяла и была предана, несмотря на его вечные подозрения. Но просто не могла теперь подавить в себе ужас и, вероятно, ненависть, вспоминая, как безжалостно он наказывал её за то, чего Элис никогда не делала.

И все-таки сейчас она шла по длинному и пустому, холодному коридору, направляясь на аудиенцию к Хранителю, чтобы попытаться узнать, в чем обвиняют её мужа. И сделать все, чтобы освободить его. Это было требование самого Николо. Он велел ей освободить его любой ценой. И смотрел при этом так, словно был уверен, что Элис придётся отдаться Хранителю ради этого: уже подозревая и злясь, наполняя свое сердце ревностью. Она ощущала. И это вызывало злость, усиливало ненависть. Хотя, о боги, Элис никогда не слышала, чтобы Хранитель требовал чего-то подобного от своих подданных просто так или в ответ на их просьбы о чем-либо. Не знали о таких случаях и все те, кого Элис посмела вчера расспросить о подобном. И все же, провожая её, Николо с силой сжал и так ноющее после его «ласк» плечо, и сказал, чтобы она не смела предавать его чести.

Богам лишь ведомо, что заставило её в тот момент посмотреть на него и спросить:

- А если для твоего освобождения именно это и потребуется?

Может быть, просто устала молчать и бояться.

В ответ на вопрос на её щеке появился новый синяк и звенящая головная боль, о которой Элис успела позабыть за эти три месяца. А ещё в глазах мужа загорелся такой гнев, что лишь появление стража, огласившего конец отпущенного им времени, уберег Элис от нового визита целителя, кажется.

И все же он ничего не сказал и не опроверг её вопроса. Значило ли это, что Николо готов был принять такую цену?

Элис вдруг споткнулась, хоть полы в коридорах управления Хранителя были ровными и не скользкими. А что, если ей, действительно, придётся рассчитываться именно так за свою просьбу? Если именно такую цену запросят?

Она никогда не изменяла Николо. И, по вполне очевидной причине, даже мысль об этом внушала ей трепет и какой-то суеверный ужас. Да и вообще, она не хотела отдавать себя, свое тело и душу, ещё кому-то на попрание. Ведь если человек, клянущийся ей в любви, творил такое, что сотворит равнодушный?

Или (Элис почти ничего не знала об этом, но все же слышала кое-что краем уха ещё в Гимназии, да и потом, на приёмах) если ей вдруг будет хорошо с другим? Так, как тем подругам, что краснели и млели, когда хихикая, шёпотом, рассказывали о своих приключениях? Как ей потом жить с Николо? А он ведь её муж. И никто не имеет права становиться между мужем и женой. Только смерть. Или нечто, совсем уж ужасное, что может послужить причиной для повеления о расторжении брака и договора между семьями.

Как государственная измена, к примеру...

Но Элис не думала об этом. Запрещала себе. Сейчас она не имела никакой уверенности ни в чем. И ей было страшно представить, что будет дальше. Она сомневалась, что любые изменения – к лучшему. Скорее, почти верила в обратное.

Наконец, она поднялась на третий этаж, где и должна была состояться аудиенция. Людей в коридоре так и не прибавилось. Зато появились стражники. И холодный, терпкий аромат бергамота примешался к прохладе мяты и лимону.

Это сбило её с толку. Насторожило. Не стража - Элис официально запрашивала разрешения на встречу и у неё имелось приглашение, подписанное самим Хранителем.

Бергамот...

Однако Элис заставила себя собраться и твёрдой рукой протянула приглашение стражнику, уверенно держась. Длинное облегающее платье укутывало её от подбородка до основания пальцев на руках. Практически касалось пола. И только синяк на щеке ткань не скрывала, но Элис держалась так, будто бы так и надо. И словно бы у неё не болит все тело.

Стража осмотрела её с ног до головы безучастными глазами. Так же тщательно они изучили приглашение. После чего один повернулся и тихо постучал в высокую резную дверь, перед которой они все стояли.

Какое-то время, секунд двадцать, Элис казалось, что ничего не происходит. И она уже даже ощутила, как замерло, сбившись с ритма сердце, испугавшись, что Хранитель передумал. Смешно, она ведь вроде бы не очень хотела и самой встречи, так же опасаясь. Но тут, наконец, из-за двери донесся звук приближающихся шагов и створки распахнулись.

На пороге кабинета стояла высокая женщина в облегающем, но строгом платье, чем-то напоминающем наряд самой Элис, только роскошнее. Её длинные тёмные волосы были собраны в низкий узел на затылке. Лицо не выдавало возраста, но становилось ясно, что она имеет и опыт, и прожитые годы за плечами. Глаза это четко показывали. Внимательные и пристальные, замечающие все вокруг. И сейчас взгляд этих глаз, казалось, проникал вглубь разума Элис.

Сестра Хранителя, ближайший помощник, неоднократно подтвердившая свою преданность брату. Она молчала, разглядывая Элис, казалось, зная о ней все и даже более возможного. Однозначно заметила синяк и, возможно, догадалась, почему Элис так гордо держит осанку. Закончив осмотр, она почему-то сильнее сжала губы, словно не была довольна его результатом, и зачем-то бросила короткий взгляд через плечо, назад в кабинет, на пороге которого все ещё стояла, не пуская Элис. Словно сомневалась, пускать ли?

- Ханна? Не задерживай нашу гостью на пороге. Мы ведь уважаем и ценим властителей ароматов. Семья Тамари всегда предана и дарит всем нам прекрасные творения.

Похоже, у того, кто находился по ту сторону двери, возникли такие же мысли. Ирония звучала весьма различимо. А также ударение на то, что её воспринимают как представителя семьи Парфюмеров, а не женой Николо.

Но не от этого у Элис почему-то в голове зашумело и сбилось дыхание от звука мужского голоса. Она не могла объяснить причины, но её мир словно качнулся, теряя четкость, расплываясь. Пришлось глубоко вдохнуть и несколько раз моргнуть, чтобы прийти в себя.

И сестра Хранителя это заметила. Но ничего не сказала. Просто молча отступила в сторону, позволяя Элис пройти. После чего так же без слов закрыла двери. С другой стороны. Оставив Элис наедине с Хранителем Силы и всеми её страхами.


- Проходите, леди Элис. Садитесь.

Отчего-то ей потребовалось приложить усилие, чтобы поднять глаза и посмотреть на Хранителя, стоящего у дальнего от двери окна. Его голос заставлял её замирать. Оказалось непросто сосредоточить все ещё расплывающийся взгляд. А когда она все же сделала это, то поняла, что самочувствие лишь ухудшилось. Голова закружилась и сердце по-странному непривычно зачастило в груди. Возможно, последствия вчерашней «семейной» встречи?

Или же эта аудиенция повинна...

Она никогда ранее не видела Хранителя в жизни. Лишь в эфирах. И сейчас очень явно поняла, почему именно он раз за разом побеждает на выборах, неизменно пользуясь поддержкой Совета Семей, даже при наличии несогласных и противящихся его политике, обвиняющих этого человека в узурпации всей власти. Сила Хранителя буквально сбивала с ног, окружала и оглушала, хоть и чувствовалось, что он контролировал ее, не пытаясь повлиять на Элис. И еще, конкретно для нее, оказался ошеломляющим аромат...

Возможно, именно от него у неё закружилась голова – Элис даже на мгновение показалось, что она зашла в собственную лабораторию в разгар попытки создания того самого неуловимого парфюма. Веттивер, бергамот, грейпфрут и мох… Она сама не поняла, когда начала дышать глубже, стараясь уловить, распознать смесь пряных, знакомо-незнакомых ароматов.

Но каким образом такое возможно? Ведь они никогда не встречались с Хранителем? А этот запах однозначно не являлся парфюмом, скорее запахом, присущим именно этому мужчине.

Возможно, Николо был не так уж безоснователен в своих подозрениях?

Ощущая полный хаос в чувствах и мыслях, не имея ни единого ответа для возникших в голове вопросов, Элис неуверенно сделала два шага вглубь кабинета и сама понимая, что покачивается. Остановилась у стула с высокой спинкой и ухватилась за неё в поисках опоры. Продолжая при этом смотреть затуманенным взглядом на Хранителя. Кажется, он разрешал ей сесть...

Элис тяжело опустилась, продолжая держаться за свою опору.

- Леди Тамари? Вам плохо?

Хранитель нахмурился и быстро подошёл к ней, похоже, поняв, что с ней что-то не так. Вероятно, потому, что Элис опустилась прямо на пол, так и не сумев сесть на стул?

Она покачала головой, отвечая на его вопрос. Хотя наверняка и глупцу стало бы ясно, что ей нехорошо. Но она пришла в роли просителя, а гордость не позволяла давить на сочувствие или жалость. И попыталась понять, отчего он снова обозначил её родовым именем, а не по мужу?

Хранитель не стал упорствовать, выясняя её самочувствие. И, что совершенно сбило с толку Элис, сел на пол рядом с ней, словно это не было странно и нелепо. Их глаза оказались почти на одном уровне и достаточно близко, чтобы она, наконец-то, смогла рассмотреть самого Хранителя. Человека. Мужчину, а не только ауру его силы и власти, буквально сбившую её с ног.

Они были похожи с сестрой. Такой же слишком опытный взгляд на лице, по которому не угадаешь возраст. Обветренная кожа, резкие, даже чуть грубые черты, немного заостренные, словно и их начало истончать время.

Она столкнулась взглядом со стальными глазами, которые так же внимательно изучали её. И, похоже, заметили все, что Элис пыталась спрятать. Сильные, твердые и тёплые пальцы сжали её щеки, заставив повернуть к нему поврежденную щеку.

- Вы были у мужа. Зачем.

Хранитель даже не спрашивал, а констатировал, заставив Элис удивлённо задохнуться, когда эти самые пальцы опустились по коже ниже, оттянув высокий ворот платья.

- Пожалуй, я лишу его права на свидания.

Он внимательно всмотрелся в темные отметины, но она не смогла хоть отдаленно понять мысли Хранителя при этом. Ей показалось, что он нахмурился и что-то изменилось в сером взгляде, но не была в этом уверена, а чёткость мира ещё не вернулась. Впрочем, Элис и так оказалась поражена: она считала, что никто не знает о том, что Николо с ней делает. Однако, похоже, ошиблась.

- Зачем вы ходили к нему, леди Элис? - все же спросил он, так же и сидя около неё на полу, таким тоном, будто бы они обсуждали метель, продолжающуюся за окном. Но это заставило Элис встрепенуться, немного прийти в себя и вспомнить, что именно она делает здесь и зачем пришла.

- Он мой муж, - даже для неё самой был очевидным недостаток уверенности в этой фразе.

Хранитель продолжал смотреть. И все ещё держал её лицо в своей ладони.

О, боги! У него были такие теплые руки! Твёрдые, явно сильные. Жесткие, но не жестокие, как мягкие ладони Николо. И такие горячие… А она ощущала такой холод многие месяцы! И сейчас это тепло словно просачивалось в нее из его пальцев, ладоней. Ей хотелось уткнуться в эти руки, согреваясь, и просто дышать ароматом, которым и так давно была одурманена. Элис не понимала, что происходит. Совершенно не понимала.

Зато, вовсе неадекватно, у нее вдруг появилась мысль, что было бы не так и сложно, не настолько уж и страшно отдаться такому человеку...

Элис вздрогнула, когда осознала, о чем именно подумала. А Хранитель уловил ее дрожь, точно.

- Вы любите его? – тем же тоном уточнил он. Его ладони не сдвинулись и на миллиметр.

Возможно, чтобы лучше следить за ее реакцией? Или причина в том, что она не вырывалась?

- Он мой муж, - она не знала, что на это ответить.

Хранитель кивнул, словно ее мысли понял.

- Преданность. Даже тем, кто вам не отвечает тем же.

Учитывая то, о чем только что думала, Элис не сочла себя вправе отвечать.

- Вы просили аудиенции, леди Элис, - видимо, поняв, что она не будет комментировать его прошлую реплику, проговорил Хранитель. – Зачем?

Она постаралась собраться, но так и не смогла заставить себя оторваться от его тепла. Правда, очень старалась дышать реже. От этого головокружение только усиливалось.

- Моего мужа арестовали три месяца назад. Нам ничего не сообщили о причине этого ареста или обвинениях. Или о том, когда его освободят и что он может сделать для своей защиты…

- И он прислал вас, - Хранитель как-то холодно усмехнулся, прервав ее объяснения. – Разве он заслуживает вашей преданности, леди Элис? После всего? Оценит? Разве вам не было спокойней последние месяцы? Уверены, что он не заговорщик?

Она растерялась. Элис не знала, чего ожидать, когда шла сюда, но и не такого разговора, наверное. И не того, что он аж настолько осведомлен о ее эмоциях и мыслях.

Что это? Тот самый допрос, на который ее так и не вызывали? Или просто разговор?

-Я не знаю, - ответила она. Вдруг испугалась, что это звучит неоднозначно. – Не знаю, имеет ли он хоть какое-то отношение к заговорам. Николо никогда не посвящал меня в свои дела, - пояснила Элис.

- И вы все равно готовы просить за него? Умолять об освобождении любой ценой? – все с той же усмешкой уточнил Хранитель, явно демонстрируя свою прозорливость и опыт во многом. – А если я скажу вам, что он и правда связан с заговорщиками? Вы останетесь при своем мнении?

Элис отвернулась, отчего-то ощущая жгучий стыд и вину перед этим человеком. Не перед Николо. Но хранитель все равно не позволил ей отстраниться от его рук.

- Он мой муж, - в который раз за это недолгое время повторила она, просто не имея иных аргументов. – Я должна быть его опорой…

Хранитель резко поднялся, одним движением лишив ее тепла. Но шлейф его аромата продолжал кружиться вокруг, как и его сила.

- А он был для вас той защитой и опорой, которую вы заслуживаете, леди Элис? – Хранитель отошел к своему прежнему месту у окна. – Участие в заговоре – веская причина, чтобы я объявил договор и брак расторгнутым, если вы обратитесь ко мне с такой просьбой…

Мысль показалась такой же крамольной, как и по пути сюда, в коридоре. Но сейчас она была реальной. И сладкой - от замаячившей перед ней возможностью свободы от Николо. Вызывая бардак и сумятицу в душе и разуме.

Только Элис вновь мерзла. И потому, наверное, обхватила свои плечи руками, опустив голову.

- Я заслуживаю? – зачем-то переспросила она. За последний год Элис отвыкла от мысли, что имеет право на что-то рассчитывать. И вдруг сделала глупость, поддавшись импульсу. – Вы Хранитель силы нашего народа, гарант порядка и власти. Вы – сильнейший из управляющих. Вы в состоянии увидеть мой дар и силу...

Элис зажмурилась, так и не подняв глаз на Хранителя, кажется, удивленного сейчас ее словами. Похоже, ей удалось сбить его с толку.

- Скажите, я… - ей пришлось глубоко вдохнуть для того, чтобы решиться на этот вопрос. – Я теряю власть над своей силой? Становлюсь безумной, подобной управляемым?

Кажется, у нее даже сердце прекратило биться, стоило Элис выговорить этот вопрос. Если ответ будет положительным, он может изгнать ее из привычного и родного мира. Превратить в изгоя. И было истинным безумием спрашивать. Но Элис устала жить с этим страхом, заставляющим ее смиряться со всем прочим кошмаром своей жизни.

Какое-то время в кабинете Хранителя стояла полная тишина. Словно все остановилось, даже время. А потом Элис ощутила, как к ней потянулась, окружила его сила. Не так, как ранее, когда эта сила просто ощущалась. Проверяя, сканируя, вытягивая суть ее дара наизнанку, проникая в саму сущность Элис.

И странно, но несмотря на дискомфорт и ее страх, это не было неприятно или отвратно, как Элис страшилась. Хотя ее пульс и взбесился, кажется, пока она ждала результатов.

- Нет, леди Элис. Вы полностью управляете своей силой. Она велика и, возможно, еще не полностью вами охвачена и познана. Но вы, совершенно определенно, не безумны и не теряете власти над своим даром.

Сила ее облегчения была настолько велика, что Элис показалось, будто и в голосе Хранителя прозвучала подобная эмоция. Она зажмурилась, чтобы не дать пролиться слезам, заполнившим глаза. Не справилась и согнулась пополам, уткнувшись лицом в колени.

- Леди Элис? – кажется, Хранитель вновь приблизился. И теперь в его голосе точно было слышимо какое-то напряжение.

Но она сейчас не могла посмотреть на этого мужчину. Все внутри Элис буквально дрожало и вибрировало. Однако - впервые за долгие месяцы - это происходило от положительных эмоций.

Наверное, это была самая странная аудиенция Хранителя. Когда человеку, сидящему сейчас на коленях посреди его кабинета, согнувшемуся в три погибели, стало вовсе не до хозяина кабинета. Да и не до первоначальной цели своего визита.

- Леди Элис? Вы нормально себя чувствуете?

Хранитель вновь опустился рядом с ней на пол, укрытый плотным ковром.

- Да. Простите, - ей пришлось собраться, чтобы хоть как-то утихомирить бушующие чувства.

Элис заставила себя распрямиться и вытерла влажные щеки пальцами, понимая, что все равно не сумела утаить слез облегчения.

- Я прошу у вас прощения за свою слабость, - ещё раз извинилась она.

Но Хранитель отмел эти извинения резким жестом руки и улыбнулся.

- Вашей выдержке и силе многие бы мужчины позавидовали, леди. Наверняка именно потому ваш муж и послал вас выяснять причины его ареста, а не потребовал аудиенции самостоятельно.

Элис нахмурилась – Николо говорил ей, что ему отказали во всех просьбах о встрече.

- Он не просил аудиенции? – она повернула голову, рискнув вновь встретиться глазами с этим человеком, столь запросто с ней общающимся, несмотря на нюансы этой встречи.

- Ни разу, - Хранитель, казалось, внимательно изучал в ней нечто, ведомое лишь ему одному.

- Мне он говорил иное...

Элис не знала, о чем теперь просить и как поступить. Возможно, имея подсознательное желание найти повод, она даже не усомнилась в словах Хранителя о муже.

- Итак, леди Элис, вы пришли…

Хранитель замолчал, продолжая внимательно смотреть и ожидать, что она теперь скажет, видимо.

- Чтобы просить вас озвучить причины ареста моего мужа и умолять освободить его, - как-то отстраненно прошептала Элис.

Хранитель кивнул и поднялся.

- Он участвовал в заговоре.

Это была причина, насколько она поняла. И казалось сомнительным, что имеет смысл заговаривать об освобождении Николо.

- Мне известно, что вы не знали о планах мужа и не принимали в этом участия, - Хранитель смотрел на неё сверху вниз, потому как Элис все ещё не нашла в себе сил подняться и сесть на стул. – И я предлагаю вам помочь нам в расследовании этого дела.

Элис молча смотрела на Хранителя, слабо понимая, чем может помочь.

- Ему передадут, что вашу просьбу удовлетворили, и завтра утром Николо будет освобожден.

В этот момент такие слова вызвали приступ паники в душе Элис, который она не сумела скрыть. Почему-то она почти не сомневалась, что муж найдёт нетрадиционный способ отблагодарить её. И Хранитель увидел, а также понял эти эмоции.

- Не беспокойтесь, леди Элис. Вы не останетесь с ним. Я объявляю разорванными соглашения ваших семей и недействительным этот брак. – Кажется, у неё зашумело в ушах. - До завтрашнего утра вы должны забрать вещи из его дома и покинуть это место. Советую забрать все, что представляет для вас ценность, особенно из лаборатории, учитывая характер этого человека. Я дам вам охрану и помощника для этого. Не общайтесь и не обсуждайте это ни со своей семьей, ни с семьей бывшего мужа. Завтра утром вы будете присутствовать при его освобождении. Не одна. Там будем и мы, - вновь успокоил он опасения Элис ещё до того, как она успела бы их озвучить.

- Но если я не должна общаться с родными, куда мне пойти? – немного растерянно и все ещё оглушено от стремительно разворачивающихся событий, спросила она.

А Хранитель почему-то улыбнулся этой её растерянности. Так нетипично и неуместно для официальной аудиенции: тепло и по-доброму. Это выражение не казалось обычным для его лица.

- Это мы обсудим завтра, леди Элис. Сейчас вам стоит поторопиться, чтобы все успеть.

Он протянул руку - очевидно, предлагая ей помощь, чтобы подняться с пола. И Элис не отказалась, а даже с затаенной радостью оперлась о теплую и твердую ладонь, вновь ощущая блаженное тепло. Глубоко вдохнула. И вдруг замерла, так и не выдохнув.

Кедр! Это был кедр! Тот компонент, который ей никак не удавалось распознать, чтобы сделать композицию парфюма целостной.

Наверное, у неё изменилось даже выражение лица от этого открытия. Во всяком случае, Хранитель чуть прищурился. Она ощутила, как напряжение завибрировало и в его позе, и в силе. Его рука сжалась немного сильнее, и он с требовательным вопросом посмотрел в её распахнувшиеся глаза. Обхватил её ладонь второй рукой, будто собирался удерживать.

- Что такое, леди Элис? У вас есть ещё вопросы?

А она в ответ и для себя неожиданно, широко улыбнулась, покачав головой.

- Вы согласитесь принять в подарок от меня парфюм? Ваш. Личный. В благодарность...

Мужчина напротив неё словно бы расслабился и так улыбнулся, что у Элис, уже привыкшей к холоду, пробирающему до костей, и вечному ознобу, по всему телу разлился жар. Его ладони ещё чуть крепче сжали её пальцы.

- Из ваших рук я приму что угодно, леди Элис. Тем более, честью для меня будет принять подарок вашего дара и силы.

Хранитель медленно наклонился и прижался губами к её ладони, продолжая при этом смотреть Элис в глаза.

Хорошо.

Да. Она поняла, почему Николо был так уверен, что Элис уплатит любую цену, которую Хранитель ни запросит. О, боги! Ее опалило жаром, и колени дрожали вовсе не от усталости. И даже удивительно стало, что она никогда не слышала о том, насколько этот мужчина может быть покоряющим.

Но он уже выпрямился и отвернулся к столу, что-то нажав. Её рука так и не получила свободы при этом. Через минуту в дверь постучали и на пороге появился плотный, высокий, абсолютно лысый мужчина. Он молча замер, не проходя в кабинет, и лишь склонил голову в приветствии, когда они обернулись к нему.

- Вас проводят и защитят, леди Элис. До встречи завтра утром.


- Ты совершаешь ошибку.

Голос сестры был полон холодного осуждения. Но это не заставило Кристофа оторваться от наблюдения за тем, как его помощник помогает Элис усаживаться в мобиль, укрывая от метели. Тот факт, что помощь Мора она предпочла слуге своего мужа, тщеславно тешил его самолюбие, пусть это и было довольно глупо.

Бывшего мужа. Его стараниями.

- Это опасно, Кристоф! – Ханна не унималась.

Да, это могло стать опасным. Но его выдержка кончилась. Наверное, рано или поздно каждый сталкивается с тем, без чего оказывается не в состоянии обходиться. Или без кого. Он ломал себя почти год, а сегодня увидел её и сдался без боя.

- Ты переходишь черту, Кристоф. И начинаешь подменять понятия. Смешивать личное с интересами государства.

- Ты преувеличиваешь, - силуэт мобиля полностью растворился в метели, но он не торопился отворачиваться от окна.

Одна ночь. Ещё всего одна ночь, и Элис вновь будет его.

- Преувеличиваю? - Ханна иронично хмыкнула. – Ты арестовал её мужа без всякой причины!

- Он участвовал в заговоре против нас с тобой, между прочим, - напомнил Кристоф сестре.

Он с самого начала знал, что она не будет в восторге, но это не было её делом. Ни ранее, ни сейчас.

- О, боги! Но ты ведь не знал об этом, когда приказал его арестовать! И взбесился потому, что узнал – он её избивает!

Вихрь энергии закружился по кабинету, опрокидывая стулья и сметая все со стола, срывая тяжёлые шторы. И потребовалось слишком выраженное усилие, чтобы взять себя в руки, овладевая гневом.

Зря она об этом напомнила, Кристоф и так ещё буйствовал внутри из-за вида Элис, сплошь покрытой синяками; из-за того, насколько она была измученной и дезориентированной, потерявшей свой оптимизм и волю к жизни; из-за того, с каким видом она сидела на полу, посреди его кабинета.

Боги! Он не для того когда-то давал ей свободу от себя, чтобы какое-то ничтожество сломило Элис!

- Кристоф, она была, есть и будет твоим слабым местом и болевой точкой, - вспышка его гнева заставила сестру чуть сбавить обороты. Ханна с опасением наблюдала за ним. – Разве не поэтому ты тогда и согласился, что лучше её отпустить?

- Я передумал.

Кристоф искоса глянул на сестру, надеясь, что ей достанет ума и опыта замолчать. Однако, зря.

- Если об этом узнает хоть кто-то, тебя точно обвинят в узурпации власти! Ты арестовал её мужа!

- Бывшего, - поправил Кристоф сестру. – И он заговорщик, у меня были все основания.

Но Ханна не интересовалась его основаниями.

- Бывшего? – в её голосе послышалось какое-то смирение. Но и возмущения в нем хватало. – Ты объявил о разрыве договора?

- Я соблюл все законы, - его не интересовало мнение сестры.

- Не сомневаюсь, - реплика Ханны сочилась сарказмом. – Разве ты бы нарушил законы ради личной выгоды? Да никогда!

- Разве я хоть раз нарушал их? – его голос был полон холода.

- Нет, - согласилась сестра. – Никогда. Ранее. И в этом была твоя сила и преимущество. Ранее.

- Я и сейчас ничего не нарушал, - взмахом руки он отмел её намеки.

И, окончательно взяв себя в руки, унял кружащий по кабинету энергетический ветер. Его тон ясно говорил сестре, что больше он обсуждать эту тему не намерен. И в этот раз Ханна вняла предупреждению.

- Посмотрим, - только и добавила сестра.

Кристоф предпочёл это не комментировать. Прошёлся взглядом по кабинету, не замечая устроенного беспорядка, а размышляя о том, что заставило Элис усомниться в своём здравомыслии? И не был ли он повинен в этих сомнениях - определённо, достаточно сильно измучивших её. Вероятнее всего, именно так и обстояли дела: уходя, зная, что так будет лучше для обоих, он постарался полностью убрать память о себе из разума Элис. Однако её сила действительно была велика. И вполне вероятно, что она сопротивлялась его влиянию, что-то ощущая и пытаясь вспомнить. Хотя Кристоф не мог не признать, что первой его, алогичной реакцией на вопрос и просьбу Элис – стал страх.

Он знал, что никогда не сможет изгнать её, отправив к низшим, даже действительно обнаружив зарождающееся безумие. И столь же стремительно осознал, что это не будет иметь значения, коль скоро Кристоф решил вернуть Элис себе. Он скрыл бы ото всех любое проявление её болезни. Что являлось бы прямым нарушением тех самых законов, которые он был избран вершить. К счастью, в этом не имелось потребности.

Однако, не так уж пусты оказались упреки Ханны...


Элис с трудом следила за временем, и оказалось весьма кстати то, что Хранитель отправил с ней Мора. И не только из-за подозрительно следящих за ней дворецкого и прочих слуг Николо. Хотя и в этом помощник-страж, определённо, оказался не лишним. Но также он внимательнее её самой отсчитывал часы, с чем сейчас не справлялась Элис.

Уже уходя от Хранителя, все ещё испытывая сумятицу и сумбур в мыслях, она все же собралась спросить: зачем именно её присутствие завтра утром при освобождении Николо, если Хранитель уже признал их брак недействительным и собирался завтра это огласить публично? Хранитель ответил, хоть Элис и не могла сказать, что в восторге от повода, пусть и признавала разумность идеи.

Николо не относился к сдержанным мужчинам. Однако оказался достаточно осторожным и немногословным, а следствие нуждалось в уликах и, что более важно, в возможности выйти на его связи и прочих участников заговора. И они рассчитывали, что её присутствие при объявлении развода разозлит Николо достаточно, чтобы стать необдуманным и яростным. Заставит совершить ошибку.

При этом Хранитель обещал лично гарантировать и обеспечить её безопасность. Богам ведомо почему, но Элис ему верила. Больше, чем своему страху перед тем, кто регулярно её мучил. И она согласилась с этим планом. Потому и потратила почти всю ночь, пакуя свои вещи с помощью Мора. Не все, конечно, но хоть самое необходимое и любимое. Этот молчаливый охранник, очень редко роняющий хоть какое-то слово, отчего-то сразу пришёлся ей по душе, внушая такое же доверие, как и его хозяин. И она даже сумела поспать пару часов перед рассветом, зная, что Мор этот сон охраняет. Правда - и за это Элис выдержала пару неодобрительных взглядов своего охранника - до того, как отправиться на отдых, она не удержалась и поддалась почти нестерпимой потребности своего дара. К тому же, два экстракта будто нарочно попались ей под руку, когда Элис укладывала свои «сокровища» в специальные сундуки. Конечно, она не смогла и не успела бы создать всю композицию, но эти два компонента смешала в нужной пропорции, создавая сердце будущего парфюма.

Но отдых не принёс ей должного облегчения. Правда, странно было ожидать крепкого безмятежного сна в такой ситуации, так что Элис философски отнеслась к мешанине образов и событий, эмоций и ароматов, которыми были полны эти недолгие часы. Хранитель, бергамот, Николо, болотная ряска, странно-безумная радость, счастье и боль. И противная, ужасно непослушная, но такая забавная мелкая собачка. Тефи. Николо удавил её через два месяца после свадьбы, когда верное животное пыталось защитить хозяйку от его злобы. Тефи с самого начала не любила Николо. Потом он и за это извинился. И дарил драгоценности. А Элис очень долго оплакивала любимицу. Однако в последние пару месяцев почти не вспоминала. А тут она ей снилась. Видимо, Элис совсем измучилась.

Но беспокойство о предстоящем, а особенно о том, что она будет делать дальше, куда отправится – заполонили разум, едва Мор разбудил её. Так что все это позабылось.


Метель улеглась. Но тучи все равно плотно закрывали небо, казалось, едва не касаясь голов людей, собравшихся возле тюрьмы. Воздух ощущался тяжёлым и влажным, несмотря на мороз. Из-за чего дрожь пробирала до костей.

Как и обещал Хранитель, Элис не оказалась один на один с бывшим мужем. Собственно, она находилась даже не в непосредственной близости от Николо. У выхода дежурили стражники, явно в большем количестве, чем когда она приходила, чтобы проведать мужа. Также там стоял судебный пристав, как раз публично зачитывающий приказ Хранителя о разрыве соглашения между семьями и расторжении брака. И, боги свидетели, Элис была рада, что стоит гораздо, гораздо дальше. Да, на возвышении, чтобы ее легко заметили. Но даже в отдалении своего места ей было видно, какой злостью пылает лицо Николо. Она ощущала ярость, пожирающую его душу. И все эти эмоции имели к ней непосредственное отношение. А то, что Элис оказалась недостижимой, пусть и прекрасно видимой для Николо, только подогревало это бешенство.

И в тоже время она чувствовала покой и уверенность. Не свои. Мужчины, который стоял рядом с ней. Очень близко. Что, несомненно, тоже бесило бывшего мужа. Уж Элис знала, что и как Николо мог и уже наверняка себе надумал.

Хранитель стоял около Элис. Даже чуть впереди, позволяя её увидеть, но при этом словно закрывая от ярости Николо. И это работало. Его уверенность и спокойствие она ощущала сильнее всего остального, а оттого и в душе Элис появлялось давно позабытое чувство равновесия. Защиты.

Наконец пристав закончил и свернул документ, протянув бумаги Николо. Но он оттолкнул служащего и резко двинулся сюда, в сторону Элис. Однако она не успела испугаться: Николо тут же окружили стражники, пристав что-то проговорил. Возможно, напомнил, что камера не так далеко, и он ещё может туда вернуться?

А саму Элис отвлекли от этого всего. Хранитель повернулся к ней:

- Погода не для долгих прогулок, леди Элис, - с мягкой улыбкой заметил он, словно бы неподалеку ничего не происходило. Или все шло именно так, как он и планировал. – Позвольте, я помогу вам сесть в мобиль. Больше нет необходимости мерзнуть. Вы и так оказали неоценимую помощь.

И Хранитель потянул руку, предлагая ей свою поддержку, чтобы дойти до мобиля, стоящего неподалёку. Возле которого дежурил все тот же Мор.

Элис вложила замерзшие пальцы в его горячую ладонь, полностью осознавая, что этот жест виден Николо. Но она не для провокации бывшего мужа поступила так, даже если Хранитель рассчитывал на это. Погода действительно не щадила находящихся на улице, но Элис почему-то казалось, что и на самой жестокой жаре она потянулась бы за этим прикосновением. Просто потому, что хотела этого.

- Необходимо ещё что-то сделать? – поинтересовалась она, стараясь скрыть свои эмоции. Не подать виду, насколько поглощена его прикосновением.

- Нет, леди Элис. Вы все сделали великолепно, - увлекая её к теплому салону, крепко держа под локоть, Хранитель покачал головой. – А сейчас мы отвезем вас домой, - сказал он, чуть надавив ей на плечо, чтобы Элис не задела раму опоры, садясь.

И это оказалось последним, что Элис услышала и запомнила.

Возможно, виной всему была накопившаяся за эти месяцы усталость. Или последняя ночь, почти бессонная. Или все, что привело её к Хранителю. Но Элис вдруг ощутила, как теряет связь с реальностью, как её сознание и разум проваливаются в какое-то тёплое марево, где безопасно и хорошо. Ощутила кокон его силы, окружающий ее. Она покачнулась, постаралась удержаться за что-то, ещё крепче сжав руку мужчины, стоящего позади неё, из последних сил сопротивляясь этой странной усталости, и обернулась, неосознанно боясь потери ориентации в происходящем. Внутри вспыхнул ужас и ожидание боли, к которой приучил Николо.

- Кристоф? – почему-то позвала Элис, жалобно и неуверенно.

Что это за имя? Откуда всплыло в её разуме? Элис не представляла.

Хранитель же изменился в лице и стремительно подхватил её на руки.

- Всё хорошо, Элис. Спи. Мы едем домой, - прижавшись лбом к её щеке, прошептал он.

И с ней на руках сел на мягкое сиденье. Мор захлопнул двери.

Его слова, запах, прикосновение - успокоили. Уняли ужас. Принесли уверенность. Элис уснула, прекратив сопротивляться.

- Давно пора, мастер, - Мор не обернулся, говоря это, а внимательно смотрел на дорогу.

Кристоф криво усмехнулся на замечание своего давнего помощника-охранника-друга. Они так долго знали друг друга, что Мор мог позволить высказать ему свое мнение, не опасаясь.

- Ты не считаешь, что я допускаю ошибку? – крепче сжав спящую у него на руках Элис, он откинулся на подголовник. – Ханна уверена, что я забыл о долге и использую власть в личных целях.

- Забудь вы о долге, леди Элис не было бы утром у казематов.

Кристоф прикрыл глаза, наслаждаясь близостью Элис, о чем лишь мечтал эти бесконечно долгие месяцы.

- Я был очень близок к тому, чтобы связаться и приказать тебе не везти её сюда. Не делать её объектом его злобы и ненависти, - признался он помощнику.

- Я не упрекнул бы вас в таком случае, - только и заметил Мор. – Хоть это и самый верный способ вывести предателя на чистую воду.

- Я больше не сумею отпустить её, Мор. Сколько бы Ханна ни твердила о долге перед державой и моем равновесии.

- Со всем почтением к вашей сестре и нашей державе, леди Элис и так достаточно настрадалась во имя этого сомнительного долга, - с сарказмом высказал Мор его собственные мысли. – Никто этого все равно не оценит.

Кристоф промолчал, продолжая крепко обнимать Элис и вспоминать все, что случилось.

- Собака? - минуты через две уточнил он.

- Ее муж пришиб Тефи, - с презрением проговорил Мор.

- Я знаю, - Кристоф нахмурился, подавляя ненависть к тому, кого и так уже накажет. – Ты нашёл ей похожую?

- Вы действительно думаете, что леди Элис не заметит? – с сомнением уточнил помощник.

- Ты нашёл собаку, Мор? – он проигнорировал этот вопрос.

- Нашёл, её уже привезли, - помощник больше не спорил.

- Хорошо, - Кристоф кивнул, довольный. – Не хочу, чтобы она об этом помнила.



Он встретил Её, когда с серого и тяжелого неба сыпал первый в том году снег.

Ничего нового, как будто бы. Он был слишком опытным и прожившим так долго, что и не помнил уже точно, сколько раз «первый снег» сыпал на его веку. Как не помнил и того, придавал ли когда-то этому феномену хоть сколь значимое мистическое действие.

Конечно, Он знал, что первый снег несёт силу. Все в их мире имело её. И именно эта сила делала их самими собой, разделяя на творцов и исполнителей. Ведущих и ведомых. Управляющих и низших. И все же Он стал слишком опытным и искушенным, чтобы обращать внимание на эту непритязательную и безыскусную магию. Когда тебе подвластен океан, разве обратить внимание на маленький родник, едва пробивающийся из-под камней? Нет. Становишься чрезмерно самонадеянным, полным холодной гордыни. Пока смертельная жажда не поставит на колени, смиряя.

За это, видимо, Его и решила проучить та самая сила, которой он столь самонадеянно и безгранично пользовался.

Снег сыпал с неба, ещё не успев покрыть землю покрывалом, лишь слегка припорошив дорожки огромного старого парка, только начав укрывать пожухлую траву. Он знал, что век этого снега недолог: первый снег обречен растаять. И лишь следующие метели укутывают землю, пряча от холодов и стужи до весны. Потому, вероятно, даже не замечал холодные кристаллы, кружащие перед лицом. Ему было о чем подумать.

Дело бунтарей требовало решения. Или, скорее, аргументов для Него самого, чтобы примириться с уже принятым решением. Не в первый раз он выносил смертный приговор. И даже не в двадцатый. Слишком долог век и совсем не празднична ноша того, кто управлял силой. Но впервые его предавал настолько близкий и давний друг.

Что ж, все когда-то случается впервые, Ему ли не знать? И именно этот опыт позволял ко многому относиться отстраненно и холодно, не вмешивая эмоции. Впрочем, порой Ему казалось, что тот же опыт, знания и прожитые годы разучили Его чувствовать, ощущать.

И в этом убеждении Его ждал сюрприз. Жизнь полна сюрпризов. Он об этом забыл. Пока не встретил Ее.

Снег сыпал, кружась пушистыми, холодными звездами. Он размеренно мерил шагами тропинки, пустые из-за погоды, и мало что замечал вокруг. Пока прямо ему под ноги не прыгнул сиреневый резиновый мячик, больше похожий на взбесившегося ежонка. Тут же за этим самым мячом, весело тявкая, кинулась небольшая, пушистая черно-белая собачонка. А за всем этим бедламом, кроша ледяной воздух звонким смехом, Ему навстречу бежала девушка.

Он остановился только потому, что не видел смысла сталкивать тявкающий клубок шерсти с дороги. И, слабо интересуясь собачонкой, сфокусировал внимание на ее хозяйке. Молодая, совсем девчонка. Лет двадцать, не больше. Наверное, только из гимназии, если семья отправляла Ее на обучение. То, что она принадлежала к Управляющему Кругу, было очевидно. Не главные семьи, но однозначно состоятельные. Имеющие силу и управляющие ею. Сила девушки клубилась вокруг нее разноцветным, искристо-радужным облаком. Еще не плотным, вуалевым. Словно покрытым хрустальной крошкой. С преобладанием сиреневого, бирюзового и золотого. Она еще училась и искала себя. Что и неудивительно, учитывая Ее возраст.

Его собственная сила, вздумай кто просканировать ментально, окружала Его плотным, упругим, серебристо-стальным коконом. Отражающим или поглощающим то, что оказывалось в достижимых пределах, в зависимости от Его интересов и желаний.

Она тогда только излучала. Боги! Неужели никто не учил ЕЕ, что не стоит быть настолько щедрой?

Собака продолжала тявкать у Его ног, хоть поглядывала настороженно, интуитивно ощущая напор силы, и в основном грызла свой сиреневый мяч-еж.

- Тефи! Ко мне! – девушка подбежала совсем близко, подзывая собаку голосом и хлопками рук.

Но животное не обращало внимания, с упоением вгрызаясь в резиновые иголки.

- Тефи! – теперь окрик девушки был полон укора. Но голос все равно переполняли оптимизм и радость от жизни.

Дивная пташка.

- Извините, - теперь Она смотрела на него, продолжая открыто и искренне улыбаться. Он не видел ни капли притворства или фальши в ауре Ее силы. – Мне ее подарили только неделю назад. Мы еще привыкаем друг к другу и работаем над послушанием.

Она подхватила на руки свою собачонку, так и не выпускающую из пасти мяч, и вновь перевела на него веселый взгляд.

- Извините, - повторила опять. – Не хотели вам мешать.

Он коротко махнул головой, показывая, что не имеет претензий. Она его не отвлекла - скорее прекратила лишний внутренний монолог. Решение пересмотру не подлежало. Независимо от его сожаления и грусти.

- На день рождения? – поинтересовался Он, когда Она уже сделала шаг в сторону.

- Простите? – девушка обернулась к нему вновь.

Снежинки падали на ее щеки, нос. Укрывали плечи и шапку.

Не было похоже, что она поняла, с кем разговаривает. Слишком веселым и безмятежным был взгляд Ее глаз. Тоже бирюзово-сиреневых, как и флер силы. Совсем юная. Сила еще не стабилизирована.

- Собаку подарили на день рождения? – уточнил.

Он еще не все узнал о Ней. И не собирался отпускать.

- А, да, - Ее улыбка стала еще шире. И какой-то застенчивой. – На день рождения. И в честь возвращения домой.

- Из гимназии?

- Да, - собачонка тявкнула, немного заглушив голос хозяйки.

Но это не было важно. Он получил подтверждение всем своим предположениям о Ней. Опыт. Слишком долгий опыт, когда уже почти ничего не удивляет и ты действительно знаешь все о любом, даже не спрашивая. Можно было дальше идти своей дорогой. Но…

- И чей Ваш дом? – не меняя голоса, спросил Он, не позволяя ее силе заволноваться или поддаться ощущению неуместности такого вопроса.

Хотя Он был тем, кто имел право спрашивать. И Она бы все равно ответила, представься Он или если бы сама его узнала, чуть дольше пробыв дома.

- Тамир.

Безмятежность Ее взгляда все больше притягивала Его. Неужели действительно можно оставаться настолько открытой и искренней? Хоть и в двадцать? У него, кажется, и в десять уже не было такой открытости для этого мира. А может, он просто забыл.

- Парфюмеры, - кивнул Он, испытывая удовлетворение, хоть до этого момента еще и не сформулировал для самого себя цель.

И все же, семья из Управляющего круга, но не самая влиятельная. Имеющая прочную нишу и уверенный достаток благодаря только им присущему таланту управления ароматами. Ни разу не участвовали в интригах, не интересующиеся бунтарскими течениями. Будет несложно все уладить.

- Да, Парфюмеры, - девушка чуть нахмурилась, словно ощутила какое-то сомнение, но это быстро прошло, стоило ему чуть усилить свое влияние.

Собачонка - видимо ощутив пертурбации силы вокруг себя - зашлась громким лаем.

- Тефи! Прекрати сейчас же! – Она смутилась, попыталась одернуть псину.

Животина умолкла, но опасливо косилась в его сторону и ворчала.

- И как, уже создали свой первый особый аромат? – не обратив на это никакого внимания, спросил Он.

Она покачала головой, почему-то покраснев.

- Нет. Еще нет, - похоже, испытывая неловкость из-за этого, девушка передернула плечами.

- Ну, ничего. Дело наживное. И времени еще впереди – океан, - усмехнулся Он. Кивнул. – Всего доброго, - Он продолжил свой путь по примерзшей дорожке, сминая ровное и чистое покрывало первого снега.

- И вам! – донеслось Ему в спину сквозь лай шавки.

О, свое добро Он добывал всегда сам. Так что тут Она могла и не сомневаться. Пусть и не догадывалась об этом.


Бунтарей казнили на следующее утро. Казнь состоялась публично. И ее транслировали все эфиры. Чтобы никто не усомнился: Он не потерял ни силы, ни власти, чтобы ею управлять. В Его приемной тут же образовалась очередь из посетителей, желающих заверить Его в свой преданности и полном согласии с проводимой линией внутренней и внешней политики. Его власть не была наследуемой - Главу Совета Семей, Хранителя, избирали. И выбор падал на того, кто мог на практике доказать, что он сильнейший. А потом подтверждать это снова и снова.

И все же всех этих посетителей в его приемной встречала сестра, давно занявшая место доверенного лица. Что, впрочем, не мешало Ему время от времени проверять ее лояльность. Жизнь раз за разом учила Его, что полностью доверять нельзя даже самым близким. Сестра пока успешно проходила все проверки.

Он же вновь шел по мерзлым дорожкам пустого парка, вслед за небольшими вихрями снега, разметаемого ветром. Белое покрывало уже примяли сотни следов, проступила серость земли, марая чистоту. Век первого снега всегда недолог.

И не было для Него неожиданностью услышать звонкий лай собачонки, несущейся прочь от хозяйки. Как и Ее возмущенный окрик:

- Тефи! Ты должна была принести мне мяч! Ты! А не я! Еще и гнаться за тобой?! Я больше не выведу тебя, слышишь!? Будешь мучаться и скучать в доме! А я не обращу никакого внимания на твои грустные глаза!

Возмущение в голосе девушки ясно слышалось. И нотации разносились в кристально-морозном воздухе на огромное расстояние. Он остановился, усмехнувшись чему-то: то ли ЕЕ забавному возмущению, такому детско-серьезному; то ли ЕЕ предсказуемости и тому, что так ожидаемо обнаружил юную властительницу ароматов на этом месте.

Сегодня Он знал о ней все, что только возможно: единственная в этом поколении прямая наследница семьи Парфюмеров. Действительно только вернувшаяся из гимназии и едва-едва отпраздновавшая свое двадцатилетие. Мечтательная и впечатлительная молодая особа, пока официально не представленная Семьям из-за своего юного возраста. Еще проходящая обучение семейному мастерству управления ароматами. И подающая большие надежды на этом поприще.

Она была довольно высока, как для современной моды на миниатюрных девушек, пошла в отца. И все же при этом взяла от матери тонкую кость, а также стремительность мыслей и поступков. Гибкая и хлесткая.

Зачем она Ему понадобилась? Точного ответа не было. Да и не могло быть. Желание? Прихоть? Блажь? Попытка вспомнить, каково это - быть настолько молодым и неискушенным? Всего понемногу? Если дело касалось Его – причина не имела значения, по большому счету. Он утолит эту блажь и вернётся к привычному укладу. Так или иначе, это не продлится долго.

Она все-таки сумела подозвать к себе собачонку и, теперь уже тише, что-то ей привычно рассказывала. Активно жестикулируя руками и тем самым мячом. Странный способ дрессировки.

Он понаблюдал за этим еще пару минут. Медленно двинулся вперед, тихо приближаясь, не позволяя собаке выдать свое появление. Но шавка все равно заворчала. Он не обратил на это внимания. А Она просто не успела, когда Он мягко перехватил ее руку с мячом, заведенную за голову. И твердо сжал запястье, при этом второй рукой обхватил ее талию. Ощутил дрожь, пробежавшую у нее по телу. Поймал взгляд, когда она резко обернулась. Высокая, и правда. Почти доставала Ему до щеки, а Его боги ростом не обделили. Упругая и гибкая. Это ощущалось и через слои теплой одежды. Полная бурлящей силы.

- Так не дрессируют, - тихо проговорил Он почти Ей в самое ухо. – Покажи ей, кто главный. Что у тебя – сила и власть. Ты – хозяин. И в твоем праве поощрять ее или наказывать. Пока что - это собака дрессирует тебя.

- А как надо? - Она неуверенно улыбнулась, узнав Его, похоже, теперь действительно зная, с кем Ее вчера свел первый снег.

Смотрела казни? Вряд ли. Все, что он узнал, говорило - подобные зрелища не в Ее вкусе.

Он взглянул на собаку, которая бегала вокруг них с громким лаем.

- Тихо! Сидеть, - не повышая голоса, велел Он.

Собака замерла и послушно плюхнулась на снег, признав Его силу и авторитет. Как Он и думал, родные подарили Ей выдрессированное животное. Просто оно почувствовало открытость, доброту и искренность новой хозяйки. И не преминуло этим воспользоваться.

Но кроме этого, Он ощутил и новую волну дрожи, пронзившей Ее тело. Снова перевел глаза, внимательно вглядываясь в расширенные зрачки. Вслушался в прерывистые вздохи.

- Страшно? – так же ровно уточнил Он у Нее сразу обо всем.

- Нет, - она качнула головой, отметая Его подозрения. И улыбнулась, вновь щедро делясь своей силой. Такой же искрящейся-сладкой по ощущениям, как Она сама. – Тревожно. Но по-хорошему.

Ее слова заставили Его улыбнуться.

- Это правильно, - одобрил Он.

И, отклонившись чуть назад, завёл Ее руку дальше, после чего заставил резко бросить мяч:

- Принеси! – велел Он отрывисто, властным тоном.

Собака сорвалась с места и резво понеслась за мячом.

- Запомнила? – Он вновь опустил взгляд на Нее.


Он пах ветивером. И северным мхом. И бергамотом, а также еще какой-то морозной горечью, которую Она никак не могла узнать. Мешало обилие иных незнакомых и новых эмоций.

Но это все не было парфюмом. Уж Она-то в этом разбиралась. Так пахла его кожа. Весь этот мужчина. Она еще вчера ощутила этот аромат. И тут же в ней вспыхнул интерес, а следом и азарт: каким надо создать парфюм, чтобы не заглушить, а подчеркнуть всю мощь, твердость, бескомпромиссность и индивидуальность этого мужчины? Черты Его характера, Его личности, так отчетливо читались в Его походке, движениях и мимике, скупых словах, что это оглушало. И сегодня это ощущение не уменьшилось, скорее, нарастало с каждой секундой.

И его сила – плотный кокон, холодный, серебристо-туманный. Этот кокон обхватил Ее вместе с Его руками и словно втянул в себя. Поглотил. Не оставил шанса ни думать, ни ощущать ничего, кроме Него. Она не слышала ни слова из его советов по дрессировке: никак не могла справиться со всем этим.

Впрочем, наверное, это не было удивительно, учитывая то, кем Он являлся. Более слабый человек не сумел бы ни заполучить, ни удерживать это положение настолько долго. Хотя он был настолько же сногсшибателен и вчера, когда Она понятия не имела, чьей прогулке они с Тефи помешали. А сегодня утром, во время общего с родными завтрака, случайно увидела Его лицо в эфире.

Она не осталась за столом, чтобы следить за казнью. Да и не рассказывала никому о вчерашней встрече: слишком противоречивы были Ее эмоции, а сам инцидент вроде бы казался не стоящим обсуждения. Слишком мимолетно и безлично. Но и без этого ей хватило пищи для размышлений после этого эфира. И некоторой доли смущения, что не узнала, так просто разговаривала с Ним.

Да и сама эта казнь… Нет, Она знала, что наказание за измену – смерть. И тут не имелось сомнения, что эти люди хотели предать их народ, систему, Его как Хранителя. Просто Ее коробило от того, как это все приводилось в исполнение. Да и вообще, пугало подобное. Родные всегда оберегали Ее и она почти не сталкивалась с полной реальностью жизни. Да и не стремилась. Ей и так все нравилось.

А еще, какое-то время заботили мысли: как Он перенес такое предательство от давних друзей? Наверняка тяжело. Она не представляла, что можно подобную новость перенести иначе. И в какой-то момент Ей стало очень больно за незнакомого Ей, один раз встреченного на пути человека. И волна простого сочувствия накрыла так, что слезы навернулись на глаза.

Но, разумеется, Она и представить не могла, что увидит Его еще раз. И уже сегодня. И что Он так близко подойдет. И будет учить ЕЕ, как совладать с несносной собакой.

Она только-только вернулась из гимназии и не особо привыкла к вниманию противоположного пола. Такому вниманию. Ее и Семьям должны были представить через год, не ранее. Так что она совершенно не обладала практическими навыками поведения в подобной ситуации. И даже общие правила субординации вылетели у нее из головы. Все забил ветивер и бергамот.

Однако, казалось, Его это не беспокоит. Как и полное отсутствие между ними расстояния. Не волновала Его и Ее немногословность. Так и не дождавшись ответа на свой последний вопрос, Он лишь усмехнулся одним уголком губ и наклонился еще чуть ниже. Поцеловал центр ее ладони, продолжая при этом удерживать Ее взгляд. Твердо, властно. Свободно, с полным правом. Чем вызвал еще больший ступор в ее мыслях и полный раздрай в эмоциях.


Он забрал Ее себе через две недели.

Никогда Он ещё не поступал подобным образом. Никогда не шел настолько тонким льдом, подвергая собственные принципы и положение опасности. Не было обсуждения с семьей, не заключалось соглашения. Боги ли, сила ли распорядились так, что вся Ее родня уехала на похороны дальней тетки, оставив наследницу дома на попечении гувернанток и Тефи. Оберегая от горя.

А Он не мог, не хотел ждать. Да и, непонятно почему, вдруг не пожелал сообщать еще кому бы то ни было о своем интересе. И Она сказала близким, что её пригласила к себе в гости подруга. Семья не противилась и Ему оставалось лишь усилить в их сознаниях эту мысль и уверенность.

Он уже признавал, что не стоит никому знать о Ней и о том, насколько Он стал бредить Ею. Словно опоенный. Обезумевший.

И даже несмотря на то, что предпринял максимальные меры безопасности, Он не был окончательно уверен, что это разумно. О том, что он сделал, не знала даже сестра. Казалось бы, и другим не узнать в таком случае.


***

Она проснулась резко, словно из глубины на поверхность вынырнула. И почти так же, как с глубины, испытывая странную нехватку воздуха, жадно вдохнула. Сжалась, ощущая бессознательный страх, подтянула колени к груди. Моргнула, пытаясь прийти в себя и осмотреться, понять: что она и где? И с облегчением откинулась на подушку, вдыхая самый любимый в мире аромат. Бергамот и ветивер.

Все в порядке, она дома, в их спальне. Боги! Что же ей такое приснилось, что сердце до сих пор колотится в горле?

Элис не могла вспомнить. Только обрывки нечетких картин, остатки эмоций. Неуловимый шлейф ароматов. Перемешанных, вязких. Это все сбивало с толку. Но бергамот успокаивал, усмирял пульс. Однако ей хотелось большего.

Упираясь локтями в подушку, она приподнялась, осматривая комнату, погруженную в ночные тени: тяжелые шторы не до конца закрывали окна, позволяя различить обстановку. Но в данный момент Элис не интересовали детали. В комнате она находилась одна – вот то, что имело значение. А ей хотелось к Кристофу. Наверняка, он снова работает, и не имеет значения, что ночь давно перевалила за середину. Он просто не замечает времени.

Да, безусловно, она понимала, что у него имелось такое количество обязанностей, на нем лежит такое бремя ответственности за их народ, что времени просто не могло хватать. А он действительно должен был всем этим заниматься. Для того и избирался Хранитель. И чести этой (или проклятия власти) удостаивался самый сильный, уравновешенный, умеющий сохранить баланс среди подданных. Элис восхищалась Кристофом. Гордилась, хоть ее заслуг в том, каков он – не было вообще. И не смущала ее необходимость прятаться и таиться. Не обижало то, что он скрывал ото всех их отношения и Элис почти не имела возможности покидать этот дом, по крайней мере, открыто. Понимала всю важность и тяжесть его положения. Своей роли в этом.

Однако, испытывая трепет перед Хранителем, она не могла не стремиться всеми своими силами, всей своей душой, облегчить хоть сколько-нибудь тяжкое бремя мужчины, которого любила. И не беспокоила ее собственная неопытность, против его всеобъемлющего знания и контроля над любой ситуацией. Элис просто его любила. И каждый раз использовала малейшую возможность, чтобы заставить Кристофа хоть немного расслабиться.

Потому и сейчас она поднялась с кровати. Замерла на мгновение, с непониманием прислушиваясь к себе: почему-то болели мышцы и каждое движение отдавало волной приглушенных, но не очень приятных ощущений в теле. Совершенно не поняв, что с ней, Элис списала это на неудобное положение в недавнем сне. И, привыкнув к полутьме комнаты, направилась в сторону яркой полоски света из-под двери, ведущей в кабинет Кристофа.


Он поднял голову, стоило ей оказаться на пороге. А она словно споткнулась. Врезалась в невидимую стену. И на какое-то очень долгое мгновение замерла, не в силах ни пошевелиться, ни что-то сказать. У нее отчего-то набежали слезы на глаза и дыхание стало в горле. И слова все пропали. Душу, разум, сердце - охватило непонятное чувство. Захотелось подбежать к Кристофу и обнять его. Так крепко, так сильно, насколько хватит силы рук. И в груди стало больно. Будто сердце не выдерживало силы, обилия чувств и эмоций, захлестнувших ее в этот момент.

- Элис?! Что случилось, хрустальная? - Кристоф резко поднялся из-за стола, видимо, увидев все, что с ней творится.

Возможно, это отразилось и в ауре. Слишком сильный всплеск. Неконтролируемый. Совершенно необъяснимый для нее самой. Однако рассказать ему все это она не могла - слова не появлялись. Только тоска и это ощущение боли внутри усиливались. И Элис поддалась: рванула с места, забыв о тянущих и ноющих мышцах; махнув рукой на здравое сомнение, что совершенно нет повода для таких эмоций. Кристоф часто подшучивал над ее импульсивностью, называя это пороком молодости и неопытности. Так что нет повода сдерживаться, он не удивится.

Они столкнулись. Кристоф успел сделать ей два шага на встречу, когда Элис налетела на него. Силы сплелись, потянулись друг к другу так же, как она сама хотела вокруг него оплестись. А Элис обхватила любимого, прижалась губами к его шее, ощущая пульсирование крови Кристофа, считая удары сердца.

- Элис? Ты зачем так носишься? Что случилось? - точно с той мягкой иронией из-за ее поспешности, которую Элис и ждала, спросил Кристоф. - Плохой сон увидела?

Обнял ее так сильно. Сильнее, чем она его.

- Не знаю. Не помню сон. Сумбур, - прошептала она, не в силах оторваться от кожи Кристофа. Полной грудью вдохнула его родной аромат. - Ужасно без тебя, почему ты не идешь спать? Невозможно так пренебрегать своим здоровьем, любимый, - глотая слезы, которые старалась спрятать, забралась ладонями под его рубашку.

Странно, ведь нет никакой причины так реагировать, а ее просто на части изнутри рвет.

Должна была коснуться. Не могла утерпеть. Пальцы зудели. Словно бы не вечером обнимала его последний раз, а много-много месяцев назад. Так давно, что кожа забыла его прикосновение и пальцы отвыкли касаться любимого. И сейчас будто током ударило, как тогда, когда обнимала Кристофа в первый раз.

Привстала на носочки, чтобы поцеловать ироничные губы. И охнула:

- Все болит, - прошептала в ответ на вопросительный взгляд. Снова прижалась к губам. - Видно, спала неудобно. Не пойму…

- Ты упала вчера. Разве не помнишь? - нахмурившись, спросил Кристоф, подхватив ее обеими руками за пояс. Приподнял, усадив на стол. - За Тефи своей неслась. На ступеньках.

Он стал вдруг таким серьезным и хмурым. Почти мрачным. И так пристально смотрел в глаза Элис. А она растерялось.

- Нет. Не помню…

Странно так: разве можно забыть о падении? Что с ней происходит? Элис вздрогнула, несмотря на крепкие объятия Кристофа. И внутри зародилось непонятное чувство, будто что-то тоскливо и медленно тянуло из нее жилы, закручивая в узел.

- Целитель говорил, что может быть потеря памяти на ближайшее перед событиями время, - не став более радостным, произнес Кристоф.

Обхватил ее подбородок ладонью. Щеки обнял пальцами. Горячими. Нежными. Жесткими. Родными и любимыми.

Противоречивый. Обожала его. И теперь понятней был сумбур в мыслях и головная боль. И легче стало. Неважно, не стоило внимания. Главное, что рядом с ним, что в его объятиях.

- А Тефи, - так и целуя в промежутках между словами его губы, уточнила Элис, все еще испытывая смутную и непонятную тревогу, которую не могла объяснить. Беспокойство. - С ней все нормально?

- Что с твоей собачонкой станется? Сам бы придушил ее за то, что тебя такому риску подвергает, - раздраженно проворчал Кристоф, не мешая ей.

А держал так же крепко, не ослабляя объятий.

Будто и он не мог унять потребности быть вместе, словно сам ощущал эту необходимость касаться. Возможно, она его слишком напугала своим падением?

Может быть. Его же раздражение питомицей - развеселило Элис. Знала, что Кристоф никогда не причинит Тефи и малейшего вреда. Ему прекрасно известно, насколько Элис любит собаку, и он ни за что ее не расстроит, хоть порой и показывает ей, насколько старше и опытней в любом жизненном вопросе. В том числе, и в плане всевозможных привязанностей, тем более к животным, чей век недолог. Но Элис пропускала мимо ушей такие остроты Кристофа. Несмотря на разумные и взвешенные слова, поступки любимого говорили вовсе об ином. И это заставляло Элис любить его только больше с каждым днем.

Потому и не спорила, и не говорила ничего. Жалко было тратить эти секунды, отчего-то ставшие невероятно драгоценными. И она снова прижалась теснее, целовала так, как, кажется, еще и не решалась: открыто и откровенно, словно пыталась всю свою нужду и потребность в нем одним поцелуем выразить. Откуда это в ней, где смелость взяла? Но и Кристоф отвечал ей с такой же силой, даже с властностью, пожалуй. Такой родной и любимой, всегда присущей ему.

- Ты мне нужен, Кристоф! Пойдем. Хватит! Невозможно все решить. Не объять необъятное за ночь, - почти плача, прошептала она.

Ощущала себя на грани какой-то тревоги, потери. Нуждалась в нем.

- Это и есть то, что я обязан делать, хрустальная, - усмехнулся он в губы Элис. Только не слышалось в голосе Кристофа веселья. - Я Хранитель и…

- Нет. Сейчас ты - мой мужчина. Любимый мой. И я нуждаюсь в тебе! - с небывалой для себя требовательностью, эгоизмом даже, возразила она. С какой-то жадностью, заставляющей цепляться за него.

И это небывалое для Элис поведение, похоже, удивило, сломило намерение Кристофа сопротивляться. И он еще крепче обхватил ее плечи, прижав к себе, поцеловал так голодно, жадно. Отстранился:

- Уговорила, - с улыбкой, которая не отразилась в пылающих глазах, он кивнул. - Не хочу, чтобы ты опять видела кошмары. Дел и на завтра хватит, не поспорить.

И он подтолкнул ее к дверям спальни, чуть ослабив объятия, перехватил за руку. Элис же с радостью потянула его за собой, путаясь в подоле сорочки. Сердце колотилось и казалось просто огромным для груди, не вмещающим все те чувства и эмоции, что она испытывала в этот момент. И все тело трепетало. Казалось неважным, что есть какие-то синяки и последствия падения. Она хотела его любви, его жадности и того восторга обладания, которому Кристоф и научил ее.

Но стоило дверям закрыться за ними, отрезав от света, окутав темнотой, как Элис второй раз за ночь, непонятно почему, споткнулась на ровной поверхности. Замерла, не в состоянии двинуться, ощущая захват руки на своем плече, горячие пальцы на собственной талии. Сердце сбилось, замерло вдруг, а потом зачастило. И на коже выступил холодный, противный и липкий пот, заставляя сорочку неприятно обволакивать и холодить кожу. И по спине прошла дрожь. Ужаса. Бессилия. Беспомощности и обреченности. Какой-то странной готовности, практически предчувствие боли: мышцы сжались, напряженно сократились, словно бы Элис готовилась защищаться от грозящих ударов. И в носу “разлился” удушающий болотистый аромат, забивая легкие и горло: ил, ряска и гниль.

- Хрустальная?

Видимо, ощутив и уловив, что все в ней изменилось, заметив напряжение, вдруг сковавшее Элис, тихо позвал Кристоф.

- Что с тобой, Элис? Что-то болит?

Его голос обволакивал, прогоняя все лишнее, укутывал теплом, даже жаром, который всего секунду назад пылал между ними. А мягкое прикосновение горячих и сильных рук, скользнувших на спину, словно уговаривающих расслабиться, снимало болезненное напряжение в теле.

Она вздрогнула. Будто бы вновь проснулась от глубокого сна. Моргнула, не в силах понять, что заставило ее так реагировать? Что испугало? Откуда такие странные ассоциации и мысли? Тоже последствия падения? Элис откинулась назад, всем телом прижавшись к Кристофу. Вдруг поняла, что отчаянно нуждается в опоре, в этом тепле, которое он ей дает, в его голосе, прикосновениях.

Да что же с ней? Будто нарушение сознания. Какая-то болезнь…

- Кристоф? - в этот раз шепот срывался и звучал жалобно. - Что со мной? Что это?

- Это из-за удара, - уверенно произнес он, чуть крепче сжимая плечи Элис.

Наклонился ниже и прижался губами к ее волосам, коснулся уха, спустился поцелуями по шее.

- Все станет хорошо, и ты придешь в себя через пару дней, хрустальная. Все будет нормально.

Горячие губы прижались к ямке между плечом и шеей, и Элис вновь пронзила дрожь, только уже не страха - чувственного голода. И опять вспыхнуло желание, которое будто бы растекалось, соскальзывая с требовательных и сильных пальцев Кристофа, медленно, но настойчиво поднимающих ее сорочку, добравшихся до кожи. Его ладони накрыли ее грудь, чуть сжимая, а губы снова двинулись в обратное путешествие, вынуждая Элис повернуть к нему лицо, чтобы ртом встретить губы.

И она поверила. Элис всегда верила Кристофу. Кто из их народа не верил Хранителю? Тем более, она поверила своему любимому.

Отбросив все сомнения и такое обилие странностей этой ночи, она позволила его рукам дразнить и возбудить ее тело, прогоняя отголоски страха и растерянности. Выгнулась еще больше, чтобы полнее открыться. Целовала губы Кристофа так жадно, как ни разу за собой не помнила. Расстегнула его рубашку, чтобы скорее добраться до кожи, и сама принялась целовать его плечи, ключицы, пусть и поддавалась напору любимого, вынуждавшего ее отступать к кровати.

Застонала, когда упала спиной, откинулась на матрас, вцепилась в плечи Кристофа, нависшего сверху. Тянула, почти умоляла его лечь, дать ощутить его тяжесть в полной мере. Но любимый был непоколебим, упираясь руками по бокам от ее тела, оберегая от боли, наверное. Однако его тяжелое, хриплое дыхание, горящий взгляд и пот, выступивший на коже, так явно показывали, что и предел выдержки Хранителя слишком близко. И это сводило Элис с ума. Делало нечто непривычное с ее разумом, напрочь отключая контроль или стеснение. Она так хотела его! Не стеснялась своих криков, не стыдилась умолять. Выгибалась, подставляя тело под поцелуи, и сама давно касалась ртом его тела так, словно бы воровала эти прикосновения. Задохнулась, когда ощутила, как он настойчиво проникает в нее, вновь покоряя, делая навсегда своей, как и десятки раз до этого. Попыталась ухватить горящим горлом еще немного воздуха. Не смогла, вцепилась в его плечи, сбившись с дыхания. Перед глазами мелькали искры. И было невыносимо жарко от нарастающего внутри напряжения. Но запах ветивера и бергамота окутывал ее, так же упорно и беспощадно, так же неотвратимо, как сам владелец аромата покорял тело Элис. И она не могла бы никакими словами описать свой восторг и радость от смеси этих ощущений. Словно мандарин и грейпфрут, и вода горного родника, и сладость нероли, смешавшись с горьковатым бергамотом. И все это растекалось по ее губам, проникало сквозь поры кожи, разносилось по телу ошеломляющей дрожью, от которой голос сорвался и взорвалась аура их общей, слившейся силы под сомкнутыми веками. И Элис кричала. Кричала от удовольствия и счастья. Умоляя своим стоном, чтоб Кристоф никогда не позволял ей вынырнуть из этого дурмана их эйфории.


Утро было сладким. И тягучим. И таким счастливым. Элис даже себе не могла объяснить почему. Кристоф не торопился вставать. И даже про свои обязанности не вспоминал. Сказал, что сегодня останется с ней, будет наблюдать за ее здоровьем. Хочет удостовериться, что последствия падения полностью уйдут.

Она не помнила, когда такое бы еще было - Кристоф всегда считал, что Хранитель не имеет права на отдых. Но в тот момент ей даже боль во всем теле показалась малой платой за такое счастье. Тем более, что болело уже не так и сильно. И Элис наслаждалась. Тем более, саму отчего-то охватывал необъяснимый ужас при мысли, что Кристоф сейчас уйдет. Внутри поселился иррациональный страх, будто бы любимый может не вернуться.

Но он никуда не пропадал. Лежал рядом с ней, обнимая Элис. Снимал ее боль, облегчая состояние. Кристоф не был целителем, но обладал огромной силой, и это позволяло ему помогать Элис.

Они и позавтракали в кровати, также впервые, и Элис не могла избавиться от какого-то странного привкуса... не сказки, нет. Но ощущения не совсем реальности всего, что происходит. А может, из-за воздействия силы целителя и влияния силы Кристофа такое ощущение возникло?

Разбираться не хотелось. Только наслаждаться ощущениями. Ведь впервые за огромное количество времени Кристоф отодвинул в сторону интересы народа и страны. Ее поставил на первое место. Так, как это сделала сама Элис, когда он ей сказал, что хочет, чтобы она была с ним. Ничего не требуя, кроме его чувства, взамен. Солгав всем родным, да и до сих пор обманывая.

Но сейчас не об этом думалось. Вообще. Странное чувство зрело в душе, какой-то зыбкости и хрупкости происходящего. Не могла объяснить детально, что конкретно тревожило. А потому решила поверить любимому и списать это на последствия травмы и лечение.


Ей удавалось притворяться почти две недели. Игнорировать странные мысли и ощущения, вспышки страха и паники. И ароматы. Запахи, которые ее тревожили. Вроде бы знакомые до последней частицы... И все же иные.

Этого не происходило, пока Кристоф был рядом, пока смотрел на нее, пока держал в своих объятиях. Однако Хранитель не может находиться дома вечно, это сулит неприятности и стране, и народу, и самому Хранителю. И Кристоф уходил. А на разум Элис тут же набрасывались какие-то непонятные ассоциации, вспышки каких-то воспоминаний, мысленных картин, которые она никак не могла ухватить или удержать в голове достаточно долго, чтобы хоть что-то вспомнить.

Тогда она пыталась скрыться в своей лаборатории, которую любимый давно оборудовал для нее. Погружалась в терпкость и сладость, забивала мысли горечью, делала вид, что не ощущает ничего, кроме свежести мяты.

Она сделала аромат для Кристофа, удивившись, что любимый перестал использовать ее подарок. Давно создала только его, личный аромат. Даже втайне гордилась тем, насколько совершенной вышла такая непростая композиция. Первая, созданная ею, подобного уровня.

А он признался, что аромат закончился.

- Почему же ты не сказал? - искренне удивилась Элис.

- Не хотел тебя беспокоить, хрустальная, - С искренней и открытой улыбкой, столь редкой для Хранителя, признал Кристоф. - Ты должна восстановиться полностью.

Но она не согласилась с таким утверждением - чем ей может навредить ее призвание? Ее дар? Это смешно!

И Элис погрузилась в работу, немного тщеславно желая вручить любимому бутылочку с ароматом как можно скорей. Казалось, это было так легко: эссенции и экстракты сами «прыгали» ей в пальцы, «звали», притягивая силу Элис. Она порхала по лаборатории и не нуждалась в том, чтобы заглядывать в книгу составов, помнила ингредиенты для аромата Кристофа по памяти. Нашла необходимые заготовки. Возможно, и собиралась сделать новую порцию перед своей травмой? Вероятно. Элис не очень помнила. Главное, что сейчас ее ничего не задерживало.

И уже через несколько часов хрустальный пузырек лежал в ее ладонях, поблескивая в свете ламп лаборатории. А Элис не могла оторвать взгляда от переливов отблесков жидкости аромата внутри. С удивлением и непониманием осознавая, что ее охватывает отчаяние и опустошенность. И она рыдает горькими, опустошенными слезами над запахом, который так любит. А почему - объяснить не может.

Кристоф оказался дома меньше, чем через час. Примчался и ворвался в ее лабораторию. Принес с собой тревожный и холодный бергамот, впустил ледяную мяту.

Как? Почему? Кто сообщил? Словно знал, как ей плохо. Но ведь не видел слез никто. Никуда Элис не выходила.

Обхватил ее руками, обнял бережно, словно боялся повредить ее так же, как она опасалась раздавить хрустальный пузырек с его парфюмом. Ладонями стер слезы с ее губ, вытер щеки. Прижался ко рту поцелуем.

- Ты почему приехал? - растерявшись от его появления еще больше, спросила она.

- Тебе плохо, хрустальная, - так, словно констатировал очевидное, шепнул Кристоф.

Плохо? Да, наверное... Но как он узнал?

Не спросила, только посмотрела на любимого. Но он все понял. Осторожно забрал пузырек с ароматом из ее рук, отставил. Привлек ее к себе еще крепче.

- Я же просил тебя не работать пока, хрустальная, - мягко упрекнул Кристоф.

- Это тебе подарок. Я ... обещала? - почему-то испытывая неуверенность, объяснила Элис.

Не помнила, но в голове крутилось это воспоминание, кажется. Что говорили они об этом, о ее подарке ему. Об аромате...

Кристоф вдруг с силой прижался ртом к ее виску. Ее сжал слишком сильно. Уже проходящие травмы заныли, напомнив о себе. И пробежала по нервам та самая, непонятная паника.

Он замер. И неясный страх притих. И сама Элис затихла.

- Я связал наши силы, - вдруг прошептал Кристоф ей в самое ухо.

С какой-то опаской, будто бы, словно не был уверен в том, как Элис это воспримет.

Она растерялась.

Связал?

Не многие супруги решаются на подобное доверие, насколько Элис было известно. Ее родители не поступились настолько своим личным пространством. Да и не знала она никого, кто пошел бы на такой шаг. Только слышала о подобных примерах. Да и непросто это, насколько она знала. Но не для Хранителя, наверное.

Зато теперь ясно, почему он так быстро оказался дома. Ощутил ее смятение и слезы.

Но ведь ее не спрашивал...

- Ты отказалась бы, хрустальная? - Кристоф наклонился, заглядывая ей в глаза. - Не хотел, не мог рисковать тобой после случившегося...

Отказалась бы? Отдав ему всю свою жизнь без вопросов?

- Нет, - прижалась к его ладони, впитывая тепло, жар тела Кристофа. - Просто не знала даже, что это можно сделать односторонне. Хотя тебе, наверное, и не такое под силу...

- Это не так, Элис, - Кристоф улыбнулся. - Ты была открыта для меня с первой встречи. Так свободно отдавала мне все... Не противилась, когда я соединял.

- Выходит, теперь и ты мне открыт настолько? - уже и она улыбнулась, забыв о недавней печали, заставившей лить слезы над парфюмом.

- Выходит, что так, хрустальная. Вся сила Хранителя в твоей власти, - Кристоф поклонился с усмешкой, будто принося ей это в дар.

И Элис отпустило. Стало легко. Его близость, тепло и сила - смыли тоску. Развеяли по ветру вместе со снегом, который все еще сыпал за окном.


Она никогда не была слабой. Но сейчас... Кристоф не учел того, что ее сила росла и взрослела вместе с самой Элис. А последний год, оказавшийся таким тяжелым, чего он даже не предполагал, отпуская ее от себя, только заставил ее силу закалиться. И теперь ему не удавалось в полной мере повлиять на ее память, на сознание Элис. Воспоминания прорывались впечатлениями и эмоциями, разрушали канву его силы, заменившей для нее реальность. И это разрушало гармонию внутри нее. Разбивало покой. А чем больше он усиливал свое воздействие, тем сильнее сила Элис сопротивлялась навеянному. И это крошило точки опоры ее разума в реальности.

Он мог бы просто навязать... Но тогда, учитывая силу Элис и ее сопротивление, пришлось бы приложить чересчур выраженное давление. И это могло сломить ее. А подобного исхода Кристоф желал менее всего.

Он и так не мог простить себе всех испытаний, которым подверг его хрупкую и хрустальную девочку тот ублюдок! Несмотря на весь опыт и самоконтроль, хотел бы убить его. Лично. Забить медленно и методично. Так, как этот ублюдок, оказывается, избивал Элис...

- Глупо гневаться и винить себя, если ушел из ее жизни и решил дать Элис волю, - прекрасно разбираясь в эмоциях брата, заметила Ханна. - Еще глупее беситься от того, что уже не изменишь. Ты никогда не страдал такой слабостью ранее, Кристоф. И это могут обернуть против тебя. Против нас. Ничего не изменилось. Леди Тамари все еще делает тебя уязвимым.

Он одарил ее в ответ холодным взглядом и молчанием.

Во многом сестра не ошибалась. Но и без Элис он не стал вновь тем Хранителем, которым был до встречи в зимнем парке с этой юной мечтательницей, хрупкой, как горный хрусталь, и стойкой, как ствол молодой ивы, в тоже время. А потому больше не собирался даже допускать мысли о расставании.

Но и ублюдку этому не собирался спускать. Ни-че-го. Он с ним рассчитается за каждое мгновение боли Элис.

Озвучивать это сестре не стал. А она не имела возможности заставить его раскрыть все свои мысли. Да и просто, повлиять на действия Кристофа.

И сейчас, успокоив Элис, он размышлял над тем, каким образом полностью изолировать ее от прошлого. Не позволить ничего вспомнить, чтобы не оживлять кошмары года, через которые ей довелось пройти и по его вине тоже.

Да, как ни странно, но и Хранитель испытывал сомнения... И страх. Он не хотел, чтобы она вспомнила, поняла, сопоставила и сделала вывод о том, что и Хранитель может оказаться ... слабым трусом. Особенно в том, что касалось ее над ним власти.


Все разрушилось спустя два дня. Сложно было сказать, что именно послужило «последней каплей», раскрошив нестабильную реальность. Возможно, слишком много всего накопилось, сознание не выдержало связывающей пелены. Или память тела. Или ароматы...

Просто выйдя из столовой после совместного с Кристофом завтрака, она подхватила на руки Тефи. Питомица неслась вперед, с веселым лаем путаясь в ногах. А Элис вовсе не хотела вновь упасть. Прижала к себе, с любовью почесав шерстку на спинке. Наклонилась, чтобы шутливо чмокнуть возмутительницу спокойствия во влажный нос. И вдохнула... Чужой запах, незнакомый. Хороший и ласковый, но совершенно неизвестный...

И все. Кажется, даже услышала тонкий звон, с которым начал рушиться на осколки мир вокруг нее. Как горный хрусталь, с которым Кристоф так любил ее сравнивать. Пошатнулась, выпустив из ослабевших рук собачку. Не Тефи... И с зарождающимся ужасом повернулась к Кристофу, идущему за ней.

Еще не все осознала и поняла, даже десятую часть не осмыслила. Память сыпалась на нее, словно кто-то перевернул мешок со старым тряпьем, и теперь оно падало на нее, закрывая глаза, давя на шею и плечи, душа тяжелой, затхлой, болотистой вонью.

- Элис!

Оступилась, взмахнула руками, стараясь удержать равновесие. Скорее почувствовала, нежели увидела, как Кристоф бросился к ней. Но Элис выставила руку вперед, не подпуская его. Откинулась на стену, найдя в ней опору.

Не справлялась с эмоциями, мыслями, ощущениями. Захлебывалась, тонула во всем, что вырывалось из ее собственного разума на поверхность. Затягивало в водоворот памяти.

Не знала, сколько это продолжалось. Сколько потребовалось времени, чтобы хоть как-то систематизировать и уложить внутри себя все «всплывшее». Осознать, проникаясь обидой и болью, что раздавлена таким предательством.

Пришла в себя, сидя на полу в объятиях Кристофа. Снова вынудила Хранителя отвлечься от интересов народа, выходит. Посмотрела в напряженное лицо. Он понял, что произошло. Элис знала, чувствовала это. Сам ведь связал их силы.

Дернулась, требуя свободы. Кристоф отпустил. Отползла от него, насколько это позволили ее подорванные возможности, упираясь в пол руками и коленями. Вновь замерла, закрыв глаза, все еще осмысливая.

Тефи... Нет, другая собачка куда-то делась,

- Хрустальная... - его голос был сдержанным и осторожным. Чистым.

Видимо, Кристоф понимал, что теперь она любое внушение ощутит. Он просто звал ее. И при этом, вроде бы, интонациями, приносил свои извинения.

- Зачем так? - хрипло спросила Элис, не оборачиваясь к нему. - Почему таким образом, Кристоф? - она не повышала тон, но их, теперь уже общая сила, придала странное гулкое эхо вопросу, будто отражаясь от стен. - Ты просто избавился от меня, выходит? Наигрался и вернул семье? Заглушил память, чтобы не возникло неудобных вопросов к Хранителю?

Только теперь подняла голову и обернулась к Кристофу, пытаясь понять выражение его глаз. Возможно, безуспешно. Как можно разобраться в человеке, который гораздо старше и опытней? Который привык управлять и манипулировать и людьми, и их чувствами, как теперь она узнала.

- Нет. Не так, Элис. Больше всего я хотел бы, чтобы этого никогда не происходило...

Боги! Отчего разочарование настолько ранит? Приносит больше боли, чем побои Николо?

- Ты знаешь, что он делал со мной? Мой муж?! - вспомнив о муже, спросила она.

И теперь в голосе звучала претензия и обида. Обвинение.

- Ты выбросил меня. А семья отдала этому... - Вновь зажмурилась.

«Падение»! Ха! Теперь она вспомнила, что послужило причиной синяков на ее теле!

Кристоф приблизился и обхватил ее руками, несмотря на сопротивление Элис. На ее попытку отстраниться.

- Я не знал. Не знал, хрустальная! - Говорил твердо. Уверенно. - Бесновался от ревности, но надеялся, что твой муж любит тебя так, как ты того достойна. Что лелеет...

И с болью, которая ощущалась. С виной. Только Элис не верила...

Осторожно, но неумолимо сжал. Опустил голову, спрятав лицо в ее волосы.

- Как только мне стало известно, я приказал арестовать его. - Кристоф хмыкнул с сарказмом. - Удачно, вероятно, что он все же оказался замешан в заговоре. Иначе пришлось бы придумать для него обвинение.

Она сильнее сжала веки. Хорошо. Этому Элис верила. Да и чувствовала, что он не врал и не лукавил. Но его объяснения не меняли основного.

Хотелось кричать. Громко. Истерично.

Визжать так, чтобы что-нибудь треснуло, чтобы разнести все вокруг на кусочки своей силой.

Колотить руками по его плечам, груди. Чтобы так же больно сделать, как ей сейчас было. Однако разве можно причинить боль тому, кто походя от нее избавился? Чем задеть всемогущего и всевластного Хранителя? Такого умудренного и опытного? Так хорошо умеющего притворяться, как оказалось, заставив ее поверить в какие-то там чувства...

- А со мной... за что так, Хранитель? Разве я не готова была всю себя посвятить вам?

Он вздрогнул от ее обращения, от тона. Стиснул плечи Элис пальцами, забывая об осторожности.

- Прекрати! Ты же знаешь, что это не так, хрустальная! Не можешь не чувствовать мои эмоции! - Кристоф почти требовал от нее чего-то.

Но Элис теперь не могла ни в чем быть уверена. Даже в своих ощущениях его силы. Доверие к нему разбилось вдребезги. Как тот самый хрупкий хрусталь.

- Нет, Хранитель... Не знаю... - медленно и потерянно покачала головой.

Дернулась в его руках, высвобождаясь. Слишком сильно он держал, тревожа еще не полностью исчезнувшие травмы. И Кристоф это понял, дал ей свободу. Элис отодвинулась, ухватилась за стену, стараясь подняться. И медленно побрела в свою лабораторию. А он ее не останавливал. Но и не оставлял в одиночестве, чего Элис сейчас очень бы хотела.

Спустился за ней следом, хоть Элис и закрыла дверь лаборатории прямо перед ним. Не пытался зайти, хотя имел для этого силу. Просто сидел за этой дверью в коридоре, совершенно не закрываясь в своей силе. Позволяя ей чувствовать собственное смятение, вину и боль. Свое раскаяние.

Однако Элис сложно было проникнуться его эмоциями. Свои душили сверх меры. Особенно обида за все те месяцы, за каждый день, проведенный в страхе, отчаянии, боли только из-за того, что он решил выкинуть ее из своей жизни. Почему? Элис в этот момент не интересовали причины такого поступка Кристофа! Он просто предал ее. Ее любовь, ее чувства, ее веру и доверие. Какая разница из-за чего?

Она бессмысленно бродила между своими экстрактами и склянками, переставляла флаконы и эссенции, не понимая, отчего не может ничего рассмотреть толком? Пока до Элис не дошло, что по щекам бегут слезы. Странно так, а она и не понимала, что плачет. Не ощущала, когда внутренняя боль стала выплескиваться из души наружу. Провела руками по коже, ощущая невероятную усталость и опустошение. Села прямо на пол, не зная, как теперь жить и что делать.

- Я совершил огромную ошибку, Элис. Но не выкидывал тебя из своей жизни. Хотел, чтобы ты жила полноценно. Не спрятанная от всех, тайком. Ты заслуживала больше...

Голос Кристофа хорошо проникал сквозь двери, но она просто не хотела его слышать.

- И вам так было легче, не так ли, Хранитель? - еле слышно прошептала она.

Но Кристоф услышал. Иногда ей казалось, что он читает ее мысли. Опыта куда больше. И в жизни, и в интригах, и в умении вводить в заблуждение ради своей выгоды.

- Элис... О, боги! Я думал о тебе каждое мгновение этого проклятого года, хрустальная! Веришь?! Думал, что сумею стать тем же непоколебимым Хранителем, которым был до встречи с тобой. Просчитался по всем пунктам. Я мог выполнять свои обязанности, как и прежде. Все свои функции. Но я не смог.

Кажется, там в коридоре, он дал волю своей силе. Двери распахнулись от этого буйства его ярости и разочарования. Однако здесь, в лаборатории, не дрогнула ни одна склянка. Он умел управлять даже бешенством и отчаянием, прекрасно контролируя себя в любой эмоции.

Элис не повернулась, чтобы посмотреть на Кристофа. Она верила ему.

Ей хотелось верить в то, что Кристофу было мучительно и тяжело без нее. Так же тяжело, как самой Элис, пусть она практически и не могла вспомнить, что заставляет душу выворачиваться наизнанку. Но это не делало сам факт случившегося более приемлемым для нее.

- Скажите, Хранитель, - произнесла она, откинувшись затылком на один из своих шкафчиков. - Как вы поступаете с теми, кто вас предал?

Закрыла глаза, пытаясь таким способом прекратить слезы. Но соленая влага прорывалась сквозь ресницы и веки, предавая ее волю и желания. Услышала новый удар его силы о стены, прочувствовала это буйство. И так же ощутила, как он унял это своей волей. Все стихло.

Кристоф промолчал. Но Элис и так знала ответ на свой вопрос. Они оба его знали.

- Как мне жить теперь? Что делать? - больше у себя спросила она.

- Хрустальная... Я не прошу простить меня. Ты права, сам не прощал никогда предательства. Но разве мы оба не заслужили того, чтобы снова быть вместе? - его голос проникал в каждую клеточку ее существа, казалось.

Хранитель умел убеждать и без воздействия силы. И все же...

- Я не могу оставаться здесь, с тобой. Не теперь. Я не верю... Уже не верю, Кристоф.

Он не стал ничего говорить вопреки этому заявлению. Не начал переубеждать. Наверное потому, что действительно, сам никогда и никому предательства не прощал. И Элис молчала, больше не добавляя ничего. Все внутри словно умерло. В какой-то момент осознала, что даже ароматы не может ощущать.

- Ты не можешь уйти, Элис, - заговорил он через какое-то время.

- Кристоф! - она почти простонала его имя в отчаянии, готовая умолять, чтобы он дал ей покой. Хотя бы на какое-то время.

- Нет, Элис. Я слышу тебя. Но Николо на свободе и, поверь мне, несмотря на то, что система безопасности наблюдает за ним, раскрывая всю структуру, я не позволю тебе рисковать собой. Никогда более! - в его последней фразе прозвучала такая ярость, такая злость, что Элис невольно вздрогнула от полыхнувшего внутри бешенства.

Хоть и ощущала, что это направлено не на нее, а на самого себя и на бывшего мужа Элис.

- Не очень своевременное беспокойство, - невесело хмыкнула она. - Или в другом причина?

Кристоф связал их. И, в отличие от процедуры расторжения брака хотя бы по ограниченному ряду причин, силы разъединить не могло ничего. Даже смерть не разделяет, а больше обделяет того, кто остается в живых. Потому и не рисковали таким соединением практически никогда. «Навечно» - слишком длительный срок. И все же именно Хранитель не побоялся пойти на такой шаг.

- Я не желаю и не допущу, чтобы ты вновь мучилась! - ярость Хранителя все-таки вырвалась на волю. Но он так и не позволил этому всему перекинуться через порог лаборатории, что было бы сокрушительно для работ Элис.

И это заставляло ее вновь и вновь вспоминать о том, насколько он опытней. Что из его действий и поступков просчитано на двадцать шагов вперед? Чему теперь верить?

- Ты можешь пожить в доме, стоящем у гор, - через несколько минут, пригасив все эмоции внутри себя, сказал Кристоф, не комментируя ее сомнения и обиду. - Пока не обдумаешь все...

«Пока не простишь», видимо, намеревался сказать он. Однако сдержался.

- Я не собираюсь больше прятаться и скрываться! - внезапно вспылила Элис, выплеснув с этим возмущением всю боль от предательства человека, для которого была готова на все. - Ты прятал меня ранее, не позволяя кому-то узнать, что у Хранителя есть слабость! Николо практически не выпускал меня из дома, ревнуя ко всему живому и на каждом шагу подозревая в изменах! С меня действительно достаточно затворничества! - Элис вскочила на ноги, испытывая внутреннее бессилие и боль, и не желая более с этим жить. - Ни в первом, ни во втором случае, подобное не сделало меня счастливее, - посмотрела на Кристофа с обвинением.

Он также поднялся, все еще не переступая порог лаборатории, созданной для нее. Медленно и сдержанно в противовес ее порывистости и горячности. Поднял уголок рта в горькой усмешке.

- Ты утверждала, что счастливее тебя нет человека в мире, и кроме меня ты ни в чем не нуждаешься, - с немного горькой иронией заметил Кристоф, глядя прямо в глаза Элис.

Она улыбнулась так же, как он.

- Но весь мой мир оказался обманом, да, Хранитель? Всего лишь забавной игрой для вас...

- Элис! - он не выдержал, кажется.

Удивив ее, буквально ворвался в комнату, хотя ничего объективно не мешало Хранителю вроде бы и ранее. Сейчас же Кристоф пересек разделяющее их расстояние за несколько шагов и сжал ее в руках, не обращая внимания на ступор и холодность Элис.

- Хрустальная! Прекрати, - горячие и жесткие ладони Кристофа обхватили ее щеки, убирая волосы с лица. Не позволили ей отвернуться. Заставили смотреть ему в глаза. - Ты же знаешь, чувствуешь, что я не играю! Я открыл для тебя всю свою силу...

- Но не самого себя, Хранитель. Нет, - эта грустная улыбка не желала покидать ее губ, как бы Элис ни старалась. И мучительная тяжесть в груди не давала нормально дышать. - Я вас любила. Люблю... - выдохнула она, зная, что он и так ощутит правду. Его не обманешь. Да и смысла нет. - Вы же мной всего лишь наслаждались.

Она не слышала его. Не старалась понять ни единого довода, которые Кристоф пытался подобрать. Не часто Хранитель сталкивался с подобным упрямством. Его решения мало кто имел право подвергать сомнениям или оспаривать. Разве что Совет Семей мог высказать ему недоверие. И все-таки сейчас он говорил не с подданной.

В нем сомневалась любимая женщина. Обосновано, учитывая все, через что Элис довелось пройти из-за его статуса и долга перед их народом. А он понятия не имел, как убедить Элис понять его и все то, что заставило его так поступить год назад. Как это донести до человека, который не задумываясь отрекся ради него самого от всего?

«Кому много дано, с того больше и спросится», конечно. Элис не имела практически никаких обязательств, соглашаясь жить с ним в тайне ото всех, даже от родных, позволив ему влиять на их воспоминания. У него же за спиной стояли все обязанности и долг перед их народом, ответственность за сам уклад, за стабильность, не позволяющую управляемым ввергнуть их страну в хаос и безвластие. Всю свою жизнь Кристоф нес бремя обязанностей. Сначала его готовили к подобному будущему, амбициозный отец мечтал о том, что если не он, то его сын сумеет получить право стать Хранителем, которого их Семья давно не добивалась. И вся юность Кристофа, насколько ему это помнилось, была посвящена муштре в политических, исторических и тактических областях знаний. В развитии и без того огромного пула силы, которым он владел. После, когда амбициозные планы исполнились, Кристоф отвечал за весь их народ, за устройство их страны, не позволяя нарушиться давнему укладу, разделяющему Управляющих и управляемых, тех, кто имел силу, и кто был подчинен ей. Его переизбирали уже четыре раза, ни один из Хранителей в их истории не добивался такого доверия Совета Семей. Больше, чем вся жизнь Элис.

Так странно ли то, что не так и просто ему было решиться разрушить и предать саму основу его власти? Презреть хоть в чем-то интересы народа ради собственных желаний и порывов, потребности в другом человеческом существе, ранее неведомой ему силы.

Однако Кристоф слишком давно управлял людьми, чтобы понимать - Элис его сейчас не поймет. Она слишком открыта, чересчур подвержена порывам и своим чувствам. В данный момент ею руководят обида и боль. Да, обоснованная и справедливая со многих позиций. И бессмысленно пытаться взывать к ее разуму, приводя все те аргументы, которые Кристоф имел. Не сейчас. Ей стоит остыть.

Конечно, ему не нравилась сама мысль о том, что она будет опять отдельно. Боги! Кристоф и так этот год держался только на собственной железной воле и надежде, что без него она будет счастливей. Что ее муж даст ей все то, чего Элис заслуживает, само признание ее положения и ценности в жизни того мужчины, которого она сделает счастливым. Он не мог дать ей ничего подобного. Не мог рисковать, подставляя под удар постоянных заговоров в попытке сместить его власть. Потому и отпустил ранее.

И все же, когда узнал, чего ей стоила его «предусмотрительность», едва не утратил самообладание и контроль. Сестра удержала от расправы над мужем Элис на месте. Это было бы слишком опрометчиво и совершенно безумно. И все-таки в тот момент это все не имело для Кристофа значения. И только давление Ханны на то, что он подставит и саму Элис, демонстрируя всем вокруг ее ценность для него, помогло немного унять гнев.

И все же, даже освободив ее от этого садиста, Кристоф не искал встречи с Элис. Не считал себя вправе возрождать то, что своими руками удалил из ее сознания и памяти. Пока не увидел ее на пороге своего кабинета. Он пал перед ней так же стремительно, как и на заснеженной тропинке в старом парке когда-то. В одно мгновение покорился и признал всю бесполезность собственных метаний и отречения. Он был Хранителем всего их народа и силы. Элис же владела им самим. Безраздельно и всевластно.

Потому он позволил ей уйти сейчас. Опыт Кристофа давал ему шанс надеяться, что она сможет услышать все его доводы, когда успокоится. К тому же, учитывая то, как возросла ее сила, пытаться повлиять на Элис было бы глупостью. Он мог просто сломить любимую. А этого Кристоф однозначно не хотел. Пусть спорит с ним и остается строптивой, страстной и порывистой. Самой собой. Околдовавшей его с первого взгляда.

Он отправил с ней Мора и еще трех слуг. Из самых проверенных и верных. И, поддавшись требованию самой Элис, хоть сам и предпочел бы иное, позволил ей перебраться в один из домов в городе. Этот особняк принадлежал когда-то семье его матери. Но сейчас не осталось никого, кто смог бы об этом вспомнить. Да и собственное право владения на этот дом он тщательно скрывал.


Элис злилась два дня. В ней все буквально бурлило, заставляя гневно метаться по коридорам и комнатам нового дома. И хоть она пыталась рассмотреть, изучить свое теперешнее пристанище, честно признавала, что вряд ли сумела бы описать обстановку и интерьеры. Слишком была погружена в себя и в свою боль от предательства Кристофа.

И все же, в конце концов, злость начала стихать. Она не была присуща характеру Элис в принципе, да и искусственно поддерживать такие эмоции в себе она не умела. И начала любоваться устаревшей, но такой уютной обстановкой. Совсем не модной нынче мебелью, тем не менее, так и манящей устроиться среди подушек и передохнуть, вышитыми вручную старинными гобеленами, картинами давно почивших Мастеров. Дом привели в порядок к ее появлению. Вычистили основные комнаты, до блеска отчистили главную спальню. Остальными же помещениями, очевидно, слуги занимались, пока она разъяренно носилась коридорами. И теперь, немного поостыв, Элис пытался рассмотреть, где же она очутилась волею богов и Хранителя. Не так и просто найти пристанище, если отреклась от всего ради любимого человека, а он тебя предал. Так что настоящее счастье, что ей было куда идти. Благодаря Кристофу, разумеется.

Хорошо. Она начинала признавать, что пытается понять его. Старается уловить ход мыслей и рассуждений человека, которого так сильно любила, что даже Сила не смогла это чувство из нее вытравить. Конечно, наверное, неверно было подходить к оценке действий Кристофа с точки зрения обычного человека. Кристоф являлся Хранителем. На нем зиждилась стабильность и безопасность всего их общества. Он следил за соблюдением закона и порядка. Он наказывал тех, кто представлял угрозу.

Элис знала, как часто ему приходилось вершить судьбы тех, кого Кристоф когда-то считал близкими. Теперь помнила их долгие разговоры по ночам, когда отказывалась уходить отдыхать, умоляла поделиться с ней рассказами о его заботах и тяготах, желая поддержать и облегчить ношу любимого мужчины.

И пусть ее все еще ужасал и бесил его поступок, злость перегорела. Элис остыла. И, словно уловив этот момент (хотя, он ведь ее действительно теперь не мог не ощущать, как самое себя), Кристоф тут же появился на пороге.


- Леди Элис, Мастер...

- Да, Мор, я и так знаю, что он здесь, - невесело улыбнулась Элис, не отрываясь от своих колб и склянок с маслами и эссенциями, которые еще продолжала расставлять и распаковывать после переезда.

- Он тоскует без вас, - Мору, как очень давнему и преданному слуге Хранителя, было многое позволено, Элис это знала.

И оценила то, что именно его Кристоф отпустил с ней. Они всегда симпатизировали друг другу, давно найдя «общий язык». Потому что оба искренне любили и заботились о Хранителе.

- Верю, - она вздохнула, каждой частичкой тела, всей своей силой ощущая, как Кристоф пересекает комнаты дома, приближаясь к ней. - Но и то, что он сделал...

- Это непросто принять, леди Элис. Но его никто и никогда не учил любить, не забывайте об этом. Только следовать долгу, - тихо добавил Мор, словно опасаясь, что Хранитель их услышит.

- Я любила его, Мор. Он мог брать с меня пример, - скорее из упрямства, отмела она эти доводы.

- Мог, вы правы, - согласился слуга еще тише. - Но нам всем сложно допустить, что у тех, кто менее опытен, можно чему-то научиться.

- Это предвзятость, - хмыкнула Элис.

И поднялась, чувствуя, что любимый уже совсем близко.

- Это ошибка того, кто слишком долго был одинок, - не согласился с ней Мор.

Но больше ничего не добавил. Склонил голову и повернулся к противоположному концу коридора, где уже были слышны шаги Кристофа. Ей всегда нравилось обустраивать лаборатории на нижних этажах. А тут, прямо в полуподвале, такая комната была... Идеальная просто. И окна - с витражами, свет пропускают, но какой-то волшебный, радужный. Да и весь дом, когда она начала замечать детали, очаровал ее. Стало невероятно приятно, что Кристоф дал ей такое прибежище. Словно специально для нее созданное. Просто к душе все, к сердцу! Она здесь себя так спокойно и защищенно почувствовала!

- Элис...

Мор исчез с поклоном, стоило Кристофу появиться в поле зрения.

- Хрустальная.

Кристоф остановился в шаге от нее, внимательно всматриваясь в глаза Элис. Она даже не пыталась сделать сердитое выражение лица. Боги! Он ощущал то, что чувствовала она. Их силы стали единым целым. Что ей скрывать от него?

- Как ты себя чувствуешь? - дипломатично поинтересовался он, видимо, поняв, что она сейчас открыта к обсуждению.

Медленно и ласково улыбнулся. Коварный. Знал, как его улыбка действует на нее. Такая редкая и такая драгоценная! Привилегия. Только ей Хранитель и улыбался чаще всего.

- Хорошо, благодарю. Почти полностью пришла в себя, - все же достаточно ровно ответила она, скрыв дрожащие пальцы в складках платья.

Чтобы не выдать, как сильно успела соскучиться. Неудивительно, что так измучилась за прошлый год! И не помня о Кристофе, к нему тянулась всем существом...

Но он понял ее маневр и взял на себя сближение. Преодолел оставшийся шаг и нежно обнял, словно все еще боялся причинить боль, неловко задев синяки. Но те уже практически исчезли, Элис не лукавила. И хоть ее руки остались опущенными, вся она прильнула к Кристофу, не пытаясь отвернуться, когда его горячий рот прижался к ее губам. С потребностью, властно, по праву. Но и так нежно! У нее все тело отогревалось рядом с ним, словно наполнялось лучистой энергией его силы, которая всем виделась холодной и стальной.

- Я соскучился, хрустальная, - тихо произнес он, продолжая крепко обнимать ее. - Пошли домой?

Но она только улыбнулась и покачала головой.

- Чей это дом, Кристоф? - спросила она, поняла руки и обняла любимого за плечи.

- Мой. Твой, - он отступил вместе с ней к ближайшему креслу с высокой спинкой. Опустился в него, устроив Элис на своих руках. - Этот дом когда-то принадлежал семье моей матери. Теперь принадлежит мне.

- А Ханна? - поинтересовалась Элис, вспомнив о его сестре.

- Ей отошло другое имение, на это она прав не имеет, - покачал головой Кристоф.

- Мне здесь нравится, Кристоф, - устроив голову на его груди, поделилась с ним своими эмоциями.

- Неужели? Когда поняла? - Кристоф хмыкнул с доброй и чуть снисходительной усмешкой. Наверняка, отправляя ее сюда, он именно на это рассчитывал. - Мне казалось, что предыдущие два дня ты только злилась, хрустальная...

Загрузка...