Расчистка двора от снега при всей своей бессмысленности наполняла Гвендолин странным ощущением счастья. Отбросив в сторону очередную порцию снега, она поправила себя: не счастья, а душевного спокойствия.
Славное занятие — врезаться в снежные пласты, шаг за шагом очищать пространство перед собой и ничего, кроме снега, не видеть, при этом чувствовать, как ноют все мускулы, а тело поет.
Гвендолин остановилась и чихнула. Как там у меня нос? — подумала она и сразу же вспомнила о Феликсе Миллингтоне. Семьдесят два часа назад этот финансист и его нос вихрем ворвались в ее спокойную, ясную, чистую жизнь. Именно чистую!
Молодая женщина яростно отбросила в сторону еще одну лопату снега и остановилась, чтобы оценить результаты своих усилий.
— Кретинизм! — изрекла она с отвращением и, вместо того чтобы продолжить работу, плашмя упала в сугроб.
Удивительно! Она, такая разборчивая, и так быстро решилась на интимную связь с еле-еле знакомым мужчиной. Ох, ах — и все! И до свидания!
Может быть, все дело в возрасте?.. Гвендолин где-то читала, что женщины достигают зрелости к тридцати годам, а ей в середине августа стукнет тридцать один. Возможно, разыгрались гормоны и выкинули такую шутку?..
Она поворочалась, поудобнее устраиваясь в холодном, мягком, чистом снеге. Чистом, как вся ее предыдущая жизнь, как все ее помыслы.
И вот теперь все пошло наперекосяк, и ее уважение к себе поколебалось. Это было больно, едва ли не больнее, чем расставаться с человеком, которому она на миг доверилась больше, чем кому бы то ни было в этом мире…
В отношениях с Ричардом уважение к себе взяло верх над принципами. В отношениях с Феликсом верх, наоборот, взяли принципы. Верх над чем? Над любовью? Но она всегда считала, что это чувство вызревает медленно, исподволь.
Но как тогда объяснить огонь, загоравшийся в ней, стоило Феликсу всего лишь посмотреть в ее сторону? И как объяснить смелость, с которой она отдалась ему?
Память о его ласках и теперь горячила ее, несмотря на холод и снег.
Молодая женщина провела языком по губам и вспомнила соленый привкус пота на коже своего новогоднего возлюбленного. Ее бросило в жар.
— Потрясающе! — пробормотала Гвендолин. — Даже отсутствуя, ты не даешь мне покоя.
Что же ей теперь делать? Замерзнуть здесь?
— Прекрасный заголовок для газеты: «Владелица фирмы, поставившая своей целью приносить людям радость, найдена замерзшей во дворе собственного дома!»…
Ее мысли вслух прервал автомобильный гудок. Гвендолин села в сугробе и всмотрелась в темно-синий «ниссан», медленно ползущий по дорожке к ее гаражу.
Машины она не узнала, а вот водителя — с первого взгляда.
— Феликс Миллингтон, какого черта ты здесь делаешь?
Он вышел из «ниссана», подошел к ней и, без особых церемоний поставив на ноги, отряхнул от снега ее лисью шубу.
— Я?.. Я намерен провести здесь остаток своего отпуска.
— Остаток отпуска?! — Гвендолин так взвизгнула, что сама испугалась и зажала рот. — Что ты хочешь этим сказать?.. И почему именно здесь? — сдавленно спросила она.
Феликс, снисходительно улыбнувшись, повернулся к дому.
— Итак, вот он — замок прекрасной девы Снайдерсон! Ну что ж, я был прав. Довоенной постройки, из красного кирпича и с террасой. Добротно спланированный, в компании таких же хорошо сохранившихся домов. Солидность, основательность и уют — очень хорошо!
Произнеся это с отрешенно-задумчивым видом, он направился прямиком к крыльцу. Гвендолин поспешила за ним. Под ногами обоих приятно поскрипывал снег.
— Ты покончил с банком и решил переключиться на торговлю недвижимостью? — не без ехидства поинтересовалась она.
Феликс Миллингтон всей грудью вдохнул воздух.
— О, этот аромат морозного дня. Как я люблю его свежесть, смешанную с запахом дымка! — Он постучал костяшками пальцев по темной деревянной двери, украшенной рождественским венком из остролиста. — Оч-чень мило.
Пропуская мимо ушей, недовольное ворчание хозяйки, Феликс открыл дверь и вошел в прихожую.
— Очаровательно… Дыхание весны посреди стужи. Голубые подушки на сине-зеленом диване.
Феликс пощелкал языком.
— Гвендолин, а ты, кажется, говорила, что ненавидишь желтый цвет?
Отряхнув и сняв ботинки, Феликс поставил их на подставку для обуви. Его ноги стояли на куске зеленоватого туфа, подложенного вместо коврика.
— Очень благоразумно с твоей стороны было вставить в окна толстые стекла… Ты что-то сказала?
— Да так, одно словечко, которое когда-то прочитала в туалете колледжа! — процедила Гвендолин сквозь зубы, но тут же сладко улыбнулась. — Ладно, Феликс, хватит валять дурака. Что ты здесь делаешь?
— Ты знаешь, точно такой же вопрос я собирался задать тебе. Чем ты занималась, распластавшись в сугробе в позе парящего орла?
— Придумывала очередное новогоднее поздравление! — язвительно ответила Гвендолин.
— Ага, понятно. Ты много чего успела сделать за эти три часа двенадцать минут и… — Феликс, взглянул на часы, — и сорок одну секунду. Как возвращалась домой? Без проблем?
— На деньги, которые я выложила таксисту, можно было запросто отдохнуть на Палм-Бич.
Уперев руки в бока, Гвендолин неприязненно оглядела его с головы до ног.
— Кстати, об отдыхе. Почему ты не любуешься на девиц в бикини в Монтего-Бей?
— Потому что ты не в бикини, а значит, и смотреть не на что. — Феликс потрепал ее по разрумянившейся от мороза щеке. — С тобой все в порядке? А дом — с ним ничего не случилось за время твоего отсутствия?
Гвендолин захлестнуло знакомое уже тепло и ощущение полного доверия.
— Я в порядке, — сказала она со вздохом. — Судя по всему, электричества в доме не было два часа. Трубы не успели замерзнуть, так ничего страшного не произошло. Я приехала, позвонила родителям и поздравила их. Затем приняла ванну, выпила нормального кофе… переоделась и по примеру соседей, пошла убирать снег…
Гвендолин осеклась, увидев на лице Феликса счастливую улыбку.
— Феликс Миллингтон, — снова повысила она голос, — почему ты здесь и чем вызвано твое хорошее настроение?
— Тем, что я люблю тебя.
Феликс снял пальто, в одних носках прошел в гостиную и уселся в кресло возле камина, поставив рядом принесенный с собой небольшой чемодан коричневой кожи. Напротив него, в углу, красовалась украшенная рождественская елка.
— Ты не хочешь узнать, чем я был занят последние три часа, — он снова взглянул на часы, — двадцать минут и двенадцать секунд?
Гвендолин только вздохнула. Тогда он продолжил:
— Я дошел до того места, где в пятницу оставил машину. Отыскал неподалеку грузовик, который оттащил моего железного коня в ремонт, затем поймал такси и поехал в аэропорт. Взял там напрокат этот синий «ниссан», вызволил свой багаж, поехал домой, принял душ, переоделся… и направился прямиком сюда.
Феликс похлопал по коричневому чемодану у своих ног.
— Заново все упаковал — с учетом здешнего сурового климата.
Гвендолин стала вдруг серьезной.
— Слушай, ты же не можешь действительно провести отпуск здесь, в моем доме. Это… это…
— Безумие? Сумасшествие? Попрание нравов? — спросил он быстро. — Перетерпим! К тому же замок Снайдерсон показался мне просто очаровательным.
Феликс оглянулся вокруг и радостно засмеялся.
— Ты права: я не вижу ни одной вязаной салфеточки.
— Хватит! — заорала Гвендолин, и Феликс с деланным испугом замахал на нее руками.
— Что ты, что ты! Перестань! А то соседи, чего доброго, подумают, что на тебя напали грабители!
Гвендолин сердито уставилась на него.
— Вот и хорошо. Может быть, они вызовут полицию, и тогда…
— Полиция страсть как не любит встревать в семейные ссоры.
— У нас не семейная ссора!
Обескураженная и сбитая с толку Гвендолин злилась на себя все больше и больше. А Феликс тем временем спокойно взял кочергу и принялся неспешно ворошить тлеющие угли в камине.
Проклятье! — мысленно выругалась молодая женщина. Можно подумать, что он у себя дома и все здесь принадлежит ему, в том числе и я. Черт возьми, он даже занял мое любимое кресло!
Гвендолин почувствовала, что ей нестерпимо жарко. И только тут сообразила, что виной тому не только разошедшиеся нервы, но и толстый пуховик, по-прежнему надетый на ней. С трудом, расстегнув молнию дрожащими руками, она сняла его, повесила на вешалку, пригладила мокрые волосы… и приготовилась к решающей схватке.
— В общем, так, Феликс Миллингтон, командовать здесь ты не будешь!
— Почему это?
Гвендолин растерялась.
— В каком смысле?
— О, ты все еще носишь мои рубашку и носки! А говорила, что переоделась, как только приехала! Я тронут, весьма тронут. — Он поднялся из кресла, подошел к ней и положил руку на ее бедро. — В этом наряде ты выглядишь такой знакомой, родной, желанной…
Гвендолин понимала, что если не отступит сейчас хотя бы на шаг, то неминуемо погибнет… Но стояла на месте, как вкопанная.
— Я… я, как вышла из ванной, сразу набросила на себя то… что попало под руку, и пошла, разгребать снег…
— А ты поела?
— Поела?.. А, да… сварила себе кофе… — не сводя с него глаз, пролепетала Гвендолин, плохо понимая, что говорит.
— Ясно!
Она внезапно пришла в себя и, зло, сощурившись, в упор посмотрела на Феликса.
— Слушай, я не беспомощная малышка, которая не в состоянии сама о себе…
— Пожалуй, я приготовлю обед. — Феликс улыбнулся. — После махания лопатой и лежки в сугробе тебе самое время снова помокнуть в ванне. Тем более, что ты об этом мечтала три последних дня. Я иду в кухню, Гвендолин, сделаю что-нибудь, чтобы накормить тебя. А когда ты снова станешь цивилизованным человеком, мы поговорим.
Обреченно вздохнув, Гвендолин вышла из гостиной и скрылась в самом безопасном, как она полагала, месте дома — в ванной.
Впрочем, не прошло и пяти минут, как в дверь постучали.
— Ну конечно! — шлепнула кулаками по воде Гвендолин. — Он просто ждал, пока я разденусь, чтобы потом…
Она задернула белую занавеску.
— Что такое? — сердито спросила молодая женщина, когда Феликс вошел. — Тебе не стыдно?
— Боже, ты такая скромница?
— Была. До прошлой пятницы.
Гвендолин поглубже опустилась в пенную воду. А Феликс, сорвав с крючка первое, попавшееся под руку полотенце, расстелил его на кафельном полу и уселся.
— Так, по-твоему, ты растеряла свою прежнюю скромность?
Честный вопрос требовал честного ответа, и Гвендолин решилась говорить как на духу.
— Да, есть такое ощущение. Скромность предполагает умение придерживаться общепринятых норм морали и нравственности. Какая по-настоящему скромная женщина ляжет в постель с мужчиной после двух дней знакомства?
— Какая?.. Ты, например.
Гвендолин нахмурилась.
— Я никогда раньше так не поступала. И не предполагала, что способна, на такое. — Она покосилась на него. — Не понимаю, почему я это сделала…
— Я понимаю. — Феликс поймал ее руку своими сильными пальцами. — И ты понимаешь, просто боишься в этом признаться даже себе.
— В чем признаться?
— В том, что тобой двигало не влечение тела, а самая настоящая любовь.
Гвендолин осторожно высвободила руку.
— Если бы ты знала, — проникновенно продолжил Феликс, — как ты мне нравишься, когда забываешь об общепринятых нормах поведения и становишься самой собой — непретенциозной и твердо стоящей на земле! Были мгновения, когда я дико ревновал тебя к твоему предыдущему кавалеру, но потом понял, что он даже не прикасался к настоящей Гвендолин Снайдерсон…
Их взгляды встретились.
— А я прикасался. Я счастливый. Я трогал ее, вкушал ее, любил, наслаждался ею. И она проделывала со мною то же самое — свободно, по собственному желанию. И словами это волшебство описать невозможно!
У Гвендолин дыхание перехватило от такого признания, но она упрямо произнесла:
— Ах, вот почему ты здесь! Ты решил, что можешь и дальше свободно эксплуатировать мое тело, всласть развлекаться… А потом… потом…
— Твое тело меня абсолютно не интересует.
Гвендолин обескуражено и где-то обиженно моргнула.
— Не интересует?
Феликс с трудом удержался от смеха при виде ее разочарованного лица.
— Ни на йоту. — Он поднялся и вытер руки о полотенце. — Пойду, приготовлю обед, как обещал. Ты недолго, пожалуйста. Омлет начинает терять вкус через десять минут.
Гвендолин глубже опустилась в воду, и поднятые, ею волны мягко и ласково качнули ее. Тело откликнулось на эту символическую ласку так же, как если бы ее ласкал сам Феликс Миллингтон.
С тяжким стоном молодая женщина встала, вытащила пробку из ванны и, включив душ, сунула голову под тугие холодные струи.
— Ты сделал отменный омлет, — сделала ему комплимент Гвендолин, на этот раз одетая не в мужскую рубашку, а в уютную белую кофту ручной вязки. — Спасибо.
Двумя руками она обхватила чашку с горячим апельсиновым чаем.
— После расчистки снега у меня сил осталось только-только, чтобы добраться до кровати и уснуть.
— С удовольствием усну вместе с тобой.
Глаза Гвендолин удивленно округлились, затем подозрительно сузились.
— Кто-то утверждал, что мое тело его абсолютно не интересует…
— Все верно. Просто я не усну, если тебя не будет рядом.
Он принялся собирать со стола тарелки и чашки.
— У моей мамы на кухне висело старинное фарфоровое блюдо с замечательными словами «Здание строится на камне — дом строится на любви», — сказал Феликс, закрывая дверцу посудомоечной машины. — Твой дом построен на любви, на настоящей любви.
— Спасибо большое, — тихо отозвалась Гвендолин. — Я сама его обставляла. Только несколько старинных вещей осталось от тети Матильды.
Она почувствовала вдруг, что ей приятно говорить о доме, особенно после похвалы Феликса. Он в этот момент губкой вытирал, светлую деревянную поверхность стола.
— А тетина спальня один в один соответствует твоему описанию, — заметил Феликс. — Массивная кровать с водяным матрасом и огромная розовая балерина в резной раме над ней. Ничего, что я не удержался и заглянул?
Гвендолин улыбнулась.
— Ничего. У меня рука не поднялась поменять что-то в ее комнате. Не то чтобы тетушка была святой, но… но…
— Но она была Матильдой! — закончил за нее Феликс, и молодая женщина кивнула в знак согласия. — А альбомов со снимками от нее не осталось? Меня прямо-таки заинтриговала эта женщина.
— Есть несколько. В ее комнате, на комоде. — Гвендолин прикрыла ладонью зевок и добавила: — По этим фотографиям можно изучать историю века.
Она еще раз зевнула и замотала головой.
— Прости. Я уже в объятиях Морфея.
— Тогда пора спать. Тебе завтра на работу.
Феликс, шутя подхватил ее на руки и направился в спальню. Впервые в жизни мужчина нес ее на руках!..
Он как-то ухитрился нажать на выключатель, и все вокруг озарилось мягким розоватым светом.
— Твоя комната похожа на тебя. Слышишь, Гвендолин? — Он бережно усадил ее в кресло и снял с кровати цветастое покрывало. — Восхитительная смесь стилей и материалов. Гамма несколько странноватая, но выдает не испорченность натуры.
— Странноватая? А, по-моему, нет. — Гвендолин сняла кофту и оглянулась. — Феликс, ты что, собираешься спать здесь?
— Собираюсь, но не сейчас.
Когда она улеглась, он накрыл ее одеялом и заботливо подоткнул его со всех сторон.
— Сейчас проверю, как там камин, и выключу наружное освещение. Кроме того, нужно взглянуть на твою рождественскую елку. По-моему, она начинает засыхать, — сказал Феликс.
Гвендолин моргала, изо всех сил стараясь не заснуть.
— Елка искусственная, — сообщила она, снова зевнув.
— Гм… а выглядит, как настоящая.
Феликс погладил молодую женщину по щеке, ласково провел рукой по волосам.
— Спокойной ночи, любовь моя!
Гвендолин, стоя у зеркала, пыталась вдеть в уши золотые сережки, но у нее не особенно получалось, потому что глаза смотрели на отражение кровати. В том, что Феликс спал на ней, сомнений не было. На подушке осталась вмятина от его головы, а простыня до сих пор хранила тепло его тела. Наглый обманщик!
Но когда в семь часов зазвонил будильник, он, видимо, вскочил. Гвендолин слышала концерт, который он устроил в кухне, гремя тарелками и чашками. Там он пока и обосновался, предоставив ванную и спальню в ее полное распоряжение.
Гвендолин открыла шкаф в поисках коричневого кожаного ремня и шарфика, который обычно обматывала вокруг шеи, когда надевала голубое шерстяное пальто. Шарфик она нашла тут же, а ремень обнаружился на кресле под чемоданом Феликса.
Чемодан стоял раскрытый, и вещи в нем были аккуратно, с толком уложены: нижнее белье, носовые платки, свитер, две рубашки, джинсы и шерстяные брюки. Шелковый, черный, похожий на кимоно халат был переброшен через спинку кресла, но на пижаму не было и намека.
Гвендолин вздрогнула как от озноба, хотя в спальне было довольно тепло. Выходит, она провела ночь рядом с голым мужчиной и не заметила этого? Ох уж этот Феликс Миллингтон.
— Феликс Миллингтон, — повторила она вслух, наслаждаясь звучанием его имени.
— Ты меня звала? — раздался голос откуда-то позади нее.
Гвендолин с профессиональной быстротой стерла с лица блаженную улыбку и повернула голову в сторону кухни.
— С добрым утром! У тебя на редкость бодрый голос!
— Спасибо!
Гвендолин прошла в кухню, где на столе уже стояла тарелка с тостами.
— Вчерашняя борьба с сугробами не отразилась на твоем здоровье?
— Нет, я привычная к физическому труду, — ответила молодая женщина, потягивая сок из бокала, и невольно остановила взгляд на мощной спине, обтянутой свитером из верблюжьей шерсти. — А еще с утра я много не ем.
— Помню-помню. — Феликс повернулся к Гвендолин. — Поэтому и предлагаю только сок, тосты и кофе.
Он подошел к кофеварке и наполнил чашку.
— Возьми мою машину и поезжай на работу. Насколько я понимаю, твоя по-прежнему в гараже.
— Спасибо, но меня подбросит сосед с той стороны улицы. Чарли работает в конторе, которая расположена поблизости от моего офиса. Мы с ним попеременно водим машину, экономя на бензине и на плате за парковку. — Она добавила в чашку сахару и сливок. — Сегодня вечером я пригоню свою машину и…
— В чем дело? — Феликс удивленно посмотрел на стекающий с тоста на стол малиновый джем.
— Я только что вспомнила, что у меня вечером деловая встреча!
— Спасибо, что предупредила. Я собирался сразить тебя наповал своим фирменным цыпленком, но приберегу это на завтра… — Он помедлил и добавил: — Если, конечно, позволит твое расписание.
В словах его не было сарказма, только любопытство.
— Я говорила, что собираюсь акционировать фирму? Кроме того, у меня есть планы расширения сферы деятельности.
— Нет, но расскажи. С интересом послушаю.
— У меня родилась идея записывать специальные кассеты для автоответчиков, которые снабдят клиента исчерпывающей информацией о других адресах и телефонах. Для каждой фирмы, разумеется, свой, единственный в своем роде набор.
— Блестящая мысль, — одобрил Феликс. — Экономия времени и денег, ускорение процесса обмена информацией… Блестящая мысль. Он снова наполнил ее чашку.
— И эта сегодняшняя встреча должна помочь тебе реализовать идею?
— Пока еще неизвестно, — пожала плечами Гвендолин. — Я никогда лично не встречалась с Эмметом Льюисом, знаю его исключительно по переписке и телефонным разговорам. Его заинтересовали мои идеи, и мы решили обсудить возможности сотрудничества при личной встрече.
— У тебя врожденный дар дипломата, Гвендолин. Не сомневаюсь, что ты примешь верное решение.
Молодая женщина покраснела от удовольствия.
— А ты чем займешься, Феликс?
— Почитаю что-нибудь. У тебя богатейшее собрание детективов и научной фантастики… Может быть, сниму паутину с потолка в столовой.
— А окна ты, часом, не моешь? — съязвила Гвендолин.
— Я много чего делаю. Если помнишь…
Она несколько неприятных секунд пыталась выдержать его насмешливый взгляд. А когда поняла, что ей это не удается, раздался спасительный автомобильный гудок.
— О, это Чарли. Ну, мне пора!
— Удачных тебе переговоров, — пожелал Феликс… и не двинулся с места.
Ничего себе прощание, возмущалась Гвендолин, пробираясь по дорожке к воротам. Мог бы хоть в щечку поцеловать, если уж на то пошло!