Снегопад чудес

8

Анна позвонила бабушке.

— Аннушка, в чем дело? — услышала она недовольный голос Елены Аркадьевны. — Ты же знаешь, что в это время я смотрю единственный любимый мною телевизионный проект «Следствие вели…» с Ленечкой Каневским.

— Прости, бабуль.

— Ну говори уже, коли позвонила, — снизошла та.

— Ба, я, кажется, замуж выхожу.

— Почему — кажется? Ты не уверена в этом человеке? Это тот самый мужчина, что разочаровал тебя на Пасху?

— Я не уверена в том, что все это происходит наяву… со мной… Понимаешь?

— Анна, ты в эйфории, — поставила диагноз бабуля. — Ну если этот мужчина тебе угоден… отчего же нет? Он хотя бы хорош в постели? Это очень важно.

Анна смутилась.

— Бабулечка, ну, мне как-то неудобно об этом говорить…

— Это все издержки ханжеского воспитания.

— Мы подали заявление в загс.

— Прелестно. Надеюсь, ты не станешь приглашать на торжество всяких отщепенцев, вроде твоего отца?

— Бабуль… ну зачем ты так? Я, наоборот, надеюсь, что папа примет мое приглашение, и мы с ним наконец увидимся и найдем общий язык. Мама обещала поговорить с ним.

— Наивное дитя. — У бабули вырвался хрипловатый смешок. — Впрочем, это твое дело. Думаю, если твой избранник богат и влиятелен, то мой зять, старый маразматик, не будет возражать. А если нет, то даже не стоит и пытаться получить его родительское благословение. Или ты не знаешь своего папашу?

— Ба, давай не будем…

— Ты живешь у своего мужчины?

— Да, уже переехала.

— Чудесно, а что ты станешь делать со своей площадью?

— Не знаю. У меня возникла мысль вернуть квартиру отцу. Он ведь был против, чтобы я в ней жила.

— Это совершеннейшее безумие, Анна. И только любовная эйфория объясняет возникновение в твоей голове столь ужасных мыслей. Если ты не знаешь, что делать с квартирой, так лучше сдай ее в аренду хорошему человеку или приличной супружеской паре.

— Вот и мама так говорит.

— Серьезно? Похоже, сам Господь внял моим молитвам и послал моей дочери Людмиле немного ума на старости лет. Посему, Анна, тебе следует прислушаться к совету двух неглупых женщин, повидавших жизнь.

Елена Аркадьевна внезапно заторопилась.

— Прости, милая, но рекламная пауза заканчивается, и я должна вернуться к просмотру телепередачи. Я желаю тебе всего наилучшего. Чао, дорогая…

— Пока, бабуль.

Анна продолжала работать в фирме Морозова. Виктор не настаивал, чтобы его невеста сидела дома.

— Я не вижу особой нужды в том, чтобы ты трудилась, но если тебе это не в тягость, если тебе так хочется — ради бога.

Правда, он тут же добавил, что не очень-то гуманно с ее стороны отказывать в куске хлеба тем страждущим, кто мечется в поисках приличного места. Анна обещала подумать.

Она обзвонила несколько агентств недвижимости и предложила свою квартиру в качестве жилья в наем. Рынок аренды квартир летом был не слишком оживлен, и желающих долго не находилось. Тем временем Виктор предложил ей съездить с ним за границу и взял две путевки в Испанию. Они провели там две совершенно фантастические недели: купались, загорали, смотрели местные достопримечательности. Эта поездка привнесла в их отношения еще больше романтики, ибо под южным солнцем их чувства и переживания стали острее, ярче, насыщеннее. Дни и ночи они были поглощены друг другом, отрешившись от всего остального мира, который существовал вокруг них постольку поскольку, как красивая картинка.

Вернувшись домой, Анна узнала, что ее разыскивает риэлтер из агентства. Нашлись желающие снять жилье в этом районе, и она поехала показывать им квартиру.

Вместе с риэлтером и молодой семейной парой они поднялись на девятый этаж, вышли на площадку… И тут Анна просто остолбенела. Дверь ее квартиры была снята с петель и поставлена рядом с дверным проемом.

— Боже мой… — пробормотала она. — Что это такое?

— Это ваша квартира? — спросила клиентка.

— Да-а… кажется…

«Молодожены» понимающе переглянулись и, простившись, вернулись в лифт. Риэлтер, совсем юная девица, шмыгнула следом за ними, пытаясь что-то объяснить. Видимо, ей очень хотелось реабилитироваться в глазах клиентов, и она стала предлагать им другие варианты. Анна осталась одна на площадке перед вскрытой квартирой. Она побоялась заходить туда в одиночку и набрала номер Виктора. Он ждал возле дома, в машине, и после звонка сразу поднялся к ней. Вместе они вошли внутрь.

Если бы малолетний Ярослав увидел эту картину, он непременно сказал бы Анне назидательным тоном, что ей больше не следует впускать Мамая к себе домой. Вся квартира оказалась перевернутой вверх дном. Обои свисали со стен рваными ошметками, линолеум был сожжен какой-то кислотой, шкаф искорежен, диван буквально выпотрошен, розетки выворочены с корнем, а вещи Анны, которые оставались в квартире, изрезаны в мелкие лоскуты. Она заглянула в санузел. Там была разбита вся плитка, а ванна и унитаз испачканы гудроном. Кухня оказалась усеяна осколками битой посуды, стиральная машина, плита, гарнитур — все было испорчено. На кухонном столе, среди всей этой разрухи, белела записка. Анна подняла листок и прочла: «Грязная тварь! Отстань от моего мужчины!»

Вот так вот. Коротко и ясно. А иллюстрацией к лаконичному и хлесткому посланию служил погром. Автор весьма недвусмысленно давал Анне понять, чем для нее может обернуться ослушание. Виктор подошел к девушке и взял листок из ее рук.

— Ань, поедем домой, — произнес он. — Я с этим после разберусь. Надеюсь, ты не станешь всерьез воспринимать этот идиотизм?

Она вспомнила, сколько лет копила деньги, чтобы обустроить свое одинокое жилище, отказывая себе во всем, и у нее из глаз хлынули слезы от жалости к самой себе, потратившей столько усилий на эту квартиру. Она даже не подозревала, как ей все тут было дорого — даже старый Манин диван, который не складывался.

Виктор принялся ее утешать.

— Анечка, милая, ну не надо так… Мы все тут отремонтируем. Станет даже лучше, чем было.

— Я не хочу, чтобы лучше… хочу — как раньше…

— Ну хорошо, хорошо, котенок… Будет как раньше. И диван «бэушный» найдем где-нибудь. Чтобы не складывался… Только не плачь… И ничего не бойся.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— А я с тобой ничего не боюсь.

Стоя среди всей этой разрухи, они были похожи на людей, выживших после глобальной катастрофы. Им ничего не оставалось, как поверить друг другу.