Глава 12


Он смотрел на нее, пока она спала.

Было уже поздно. Очень поздно. Глубокая ночь и усталость во всем теле должны были сморить его. Но сон не шел. Норт чувствовал страх. Он боялся закрыть глаза и не найти Октавию, когда откроет их снова. Кто-нибудь заберет ее, или, хуже того, она уйдет сама.

Поэтому он лежал тихо, не рискуя шевельнуться, не обращая внимания на боль в раненой руке, которую подложил Октавии под голову. Пусть спит. Сейчас Октавию лучше не будить. Утром он выдержит ее раскаяние, ее сожаления, но не сейчас.

— Норри? Проклятие!

— Что-то не так?

Он улегся на спину, чтобы не смотреть Октавии в глаза. Так будет легче вынести то, что она сейчас произнесет.

— Нет. Все в порядке.

— Тогда почему ты так себя ведешь?

Она переживает или обвиняет? И как он должен себя вести? Эта ночь изменила все. Усложнила все. Она что, н понимает этого?

Октавия ласково коснулась его руки.

— Ты жалеешь об этой ночи?

— Я жалею, что меня подстрелили. Ты об этом?

Ему показалось, что Октавия слегка улыбнулась. Поняла, что стоит за его угрюмостью? Поняла, что это напускное, потому что единственное, что пугало его еще больше, чем возможность потерять Октавию, — это желание не расставаться с ней.

— Нет, не об этом. Понятно, что не об этом.

— Это все меняет.

— Мне не хочется, чтобы менялось то, что связывает нас.

Как можно на это рассчитывать? Она хочет, чтобы они остались друзьями, и ничего больше? Должно быть, так. Наверняка она не испытывает такого смущения, как он.

Если ей ничего не хочется менять, значит, она и дальше будет тянуть эту волынку со Спинтоном. Вернется назад в свой мир, а Норта бросит здесь. Он понимал, так будет лучше. Честно, понимал!

— Вот и прекрасно, — пробормотал он. — Значит, ничего не изменится.

Октавия вдруг успокоилась, и это полоснуло его по сердцу.

— Как здорово! Мне так хорошо рядом с тобой! Я готова наслаждаться каждой минутой.

Значит, ей будет о чем подумать, когда Спинтон будет потеть и пыхтеть на ней. Или она испытывает к нему не просто дружеские чувства? Норт терялся в догадках, а проклятая трусость не позволяла спросить напрямик.

Брак со Спинтоном стал бы для Октавии прекрасным вариантом. Она заслужила такую жизнь. Сколько раз нужно повторить себе эти слова, чтобы поверить в них?

Вместо этого Норт сказал:

— Я тоже.

Повисла неловкая, тяжелая тишина. Наконец Октавия отвела глаза и высвободила руку.

— Мне нужно возвращаться. Беатрис, наверное, уже вне себя.

Может, она под боком у Спинтона, но Норт не собирался вмешиваться. Он сомневался, что граф способен на такие авансы. Не думал он, что Беатрис, чопорная и жеманная, согласится на такие отношения.

Увы, это только у них с Октавией. Странно, что вещи неправильные, откровенно скандальные и греховные могут выглядеть абсолютно правильными.

Октавия собралась уходить, и он понимал, что не должен задерживать ее. Но когда она села на постели, не скрывая от него наготы, Норт схватил Октавию за руку. Он не отрываясь смотрел ей в лицо. Ее тело было настолько красиво, что хотелось запечатлеть в памяти грудь, бедра, руки — все, что прикасалось к нему этой ночью. Но еще ему нужно было видеть лицо Октавии, видеть отражение чувств.

— Это — то самое, чего ты хочешь? — Можно было бы не переживать, но кто защитит ее? Спинтон? Смешно! Если она уйдет, Норт ее отпустит. Но сам встанет под ее окнами и будет охранять ее день и ночь, чтобы знать, что ей ничто не угрожает.

Она грустно улыбнулась:

— За несколько минут ты отдалился от меня настолько, что я подумала: пусть все будет, как ты хочешь.

Это означает, что она не собирается бросать его? Что, если она захочет остаться? Они оба готовы воспользоваться таким шансом?

— То, что я хочу, не важно. — Норт оставлял решение за ней. И то, что ему не хотелось отпускать ее, не имело никакого значения.

— Как это — не важно? Это твой дом. Я должна уйти. Норт не отпустил ее руку. Он заставил себя приподняться и сел рядом, обернув бедра простыней.

— К черту, Ви! Единственный раз не думай о том, что хочется мне, что захочется кому-нибудь еще. Чего хочешь ты? Хочешь вернуться домой, в свою пустую постель, к Спинтону и Беатрис, в высшее общество? Или останешься со мной, здесь, в моей постели, в моем доме?

— Я… — Губы задвигались, но не выдавили ни звука. Будь что будет. Норт выпустил руку Октавии.

— Тогда тебе надо идти. Доедешь в карете Брама.

— Мне не хочется уходить. — Она сказала это низким и хриплым голосом. — Я хочу остаться. В твоей постели.

От этих слов он почувствовал возбуждение, какое не могли дать никакие ласки, никакие эротические фантазии.

— Тогда оставайся.

Их взгляды встретились, и Норт понял, что ей нужно нечто большее, чем просто остаться с ним. Она желала его. Она понимала, что их влечет друг к другу, не намного яснее, чем он. Ей не хотелось копаться в себе, чтобы понять, насколько глубоко ее чувство к нему. Но одно было яснее ясного — он занимал в ее душе такое же место, как и она в его. Много лет она оставалась самым главным человеком в его жизни, главнее, чем братья. И он для нее был главным. Никто не знал о нем больше Октавии, и никто не знал ее лучше, чем он.

Она откинулась на спину и открыла ему объятия. Норт очутился между ее стройных бедер. На этот раз их соединяло не просто физическое влечение, но еще и самое настоящее чувство.

Существовали вещи, которые ни он, ни она не могли облечь в слова, но их тела знали, как действовать, сами по себе. Ее чувство привязанности к нему выражалось в трепете бедер, в том, как она отчаянно цеплялась за него. Схватив Норта за руки, она выгибалась, прижимаясь к нему. Ее тело словно умоляло заполнить пустоту внутри. Она хотела ровно столько, сколько он мог дать. Хотела ровно столько, сколько могла вынести. И он знал, что немного погодя даст ей то, что она хочет.

Что-то такое, что останется с ней навсегда.

Норт целовал ее груди с набухшими розовыми сосками. Не останавливаясь, сдвинулся вниз, добрался до округлых женственных бедер.

Тут на него словно что-то накатило. Он стал ублажать ее ртом и руками. И это тоже был акт любви. Безжалостный, грубый, мучительный. Когда она закричала, содрогаясь от наслаждения, Норт поднялся над ней на руках и вошел в нее. Его не волновали последствия. Разум как будто отключился. Он сосредоточился только на том, чтобы достать до самой ее глубины, чтобы добраться до души Октавии.

Давным-давно он дал зарок, что у него не будет незаконнорожденных детей, и не собирался отступать от него. Если в результате Октавия забеременеет, она сможет выйти замуж за него, а не за Спинтона.

Стиснув зубы, Норт входил в нее настолько глубоко, насколько она могла выдержать. Сцепив ноги у него на талии, она хваталась за его трясущиеся руки. Рана тут же дала о себе знать. Норту было все равно. Октавия прерывисто задышала. Выгнувшись, прижалась к нему. Слабо захныкала. Он еще жестче заработал бедрами. Еще быстрее. Потом вдруг все остановилось. Он перестал дышать, перестал соображать, перестал жить. Вцепившееся в него жаркое жадное тело впитывало в себя его оргазм.

Без дыхания, он рухнул на нее. Господи! Ему казалось, что она сейчас забрала у него десяток лет. А может, добавила?

Все-таки это неправильно. Люди, которых связывает дружба, не должны заниматься любовью. Возможно, сейчас они с Октавией еще раз доказали, что мужчина и женщина не могут быть просто друзьями. Влечение всегда будет создавать сложности.

Куда уж сложнее! Она не хочет ничего менять, но как, черт подери, все может остаться на своих местах? Может, она рассчитывает, что постель вернет их отношения на исходную точку? Только у него это не получится. Нет, получится, но потребует многих сил.

И уж что будет немыслимо трудно, так это вернуть Октавию Спинтону. Она принадлежит ему, и пусть все остальное летит в тартарары. Спинтон ее не получит. Но попытается получить. Можно не сомневаться.

— О чем ты думаешь?

Норт коснулся кончика ее носа.

— О тебе.

Она улыбнулась:

— Наверно, что-нибудь хорошее?

— После этой ночи может быть по-другому?

По выражению лица Октавии Норт понял, что она думает о том же.

— Ты считаешь, он на самом деле хотел убить тебя? Кто этот «он», можно было не выяснять.

— Понятия не имею.

Это могло быть предупреждением. Вероятно, подозрительность, прозвучавшая в голосе Норта или проявившаяся в выражении лица, натолкнула Октавию на какую-то мысль.

— Может, ты тут вообще ни при чем?

— Это нам неизвестно.

Она совсем не глупа, его Ви. Он мог бы попытаться утаить от нее кое-что, но Октавия не всегда жила в золоченой клетке. Она представляла, что происходит на темной стороне жизни. Они оба понимали, что не всегда вещи представляются такими, какие есть на самом деле.

— Я никому не позволю причинить тебе вред.

— Знаю. — Октавия прямо посмотрела ему в глаза. — А я порву на куски любого, кто причинит вред тебе.

Другой поднял бы ее на смех, но Норт прекрасно понимал, что стоит за такими словами. Это не было простым обещанием. Она отомстит за малейшую обиду, нанесенную ему. По крайней мере попытается. Что будет потом, если ее попытка окажется неудачной, об этом ему не хотелось говорить.

— Оставь возмездие мне. — Он перекатился на спину, отстраняясь от Октавии и освобождая больную руку.

Ей не хотелось отпускать его, поэтому она повернулась на бок, оперлась на локоть и заглянула ему в лицо.

— Зачем так рисковать?

Норт закинул здоровую руку за голову.

— Это моя работа.

Октавия потерлась губами о его щеку. Норт порадовался, что побрился, словно специально для того, чтобы ощутить нежность ее прикосновения.

— Можно поменять работу.

— А что я еще умею делать? Может, податься в моряки или в актеры? — Он резко засмеялся. — Представь, как я составляю конкуренцию старине Кину.[6]

— Можно пойти в политику. Норт скривился:

— Ты что, поверила тому, о нем талдычит Брам? В ответ она насупилась:

— В данном случае, я считаю, он прав. Это намного безопаснее.

— Только скучнее.

До нее вдруг дошло. Он понял это, потому что увидел, как она широко распахнула глаза.

— Не верю, что ты отказываешься только из-за этого. Хочет, пусть верит, не хочет, пусть не верит.

— Терпеть не могу скуку, ты же знаешь, — легкомысленным тоном заявил он.

— Общество ты ведь тоже терпеть не можешь. — Пальцы, которые поглаживали ему грудь, замерли. — Ведь не это настоящая причина?

Октавия знала его слишком хорошо. Норт отвернулся.

— Ненавижу подчиняться приказам какого-нибудь идиота. — Это по крайней мере был честный ответ.

Теперь ее пальцы двигались в направлении его пупка.

— Просто делай то, что ты всегда делаешь, Норри. Не обращай ни на кого внимания и поступай как хочешь.

И тут стало не важно, куда направляется ее рука. Октавия задела за живое.

— Как-то это лицемерно звучит от человека, который живет по жестким правилам.

Октавия откинула волосы назад.

— Но честнее, чем менять правила по ходу игры. Я связана обещанием. Кстати, мое лицо находится несколько выше того места, куда ты уставился.

— Я знаю. — Это не о том, где находилось ее лицо. О том, что она говорила. — Ты пообещала мне, что всегда будешь рядом.

Она натянула на себя простыню. С какой стати она отгораживается от него, как будто он посторонний? Она может прятаться от кого угодно, только не от него. Он-то знает ее тело, как свое собственное.

— Ты обещал то же самое, — напомнила Октавия. — Смотри, как мы врали друг другу.

Какого дьявола?..

— Я не обманывал тебя, — сердито посмотрел он.

— И я. Тогда мы были детьми, и все казалось простым. — Она вздернула подбородок, словно ожидая, что Норт начнет возражать. — А оказалось сложным.

— Да, — согласился Норт. — Иначе мы не лежали бы с тобой в одной постели.

— Или по крайней мере мне хватило бы благопристойности, чтобы почувствовать угрызения совести за то, что я нахожусь здесь.

Даже если бы она треснула Норта его же собственным ботинком, он не был бы настолько поражен.

— А ты не чувствуешь?

Октавия вздохнула. Она вытянула руку и дотронулась до его щеки. Это было просто ласковое прикосновение, но ему показалось, будто невидимый обруч сдавил грудь, не давая дышать.

— Нет, не чувствую. Мне много раз приходилось жалеть о своих поступках. Но только не об этом.

Октавия отлично знала, что сказать, чтобы полностью разоружить Норта. Он не мог злиться на нее. На обстоятельства, на ее деда, на весь мир, в конце концов, но только не на нее.

— Иди ко мне.

Октавия без возражений придвинулась и очутилась у него в объятиях.

— Сердцем я всегда был рядом с тобой, — признался Норт, когда она устроила голову у него на сгибе руки.

Ее мягкие губы потерлись о его горло.

— Я — тоже.

В том, чтобы облачиться в одежду Норта, было что-то совсем интимное. Октавия почувствовала это обстоятельство позже, когда они завтракали. Завернувшись в его халат, она сидела за маленьким столиком в кабинете Норта. Темно-синяя парча была мягкой и пахла свежестью и Нортом. В следующий раз, когда он наденет халат, тот будет пахнуть свежестью, и Норту это понравится? И вообще, обратит ли он на это внимание? Конечно, обратит.

Молча отхлебывая кофе, она разглядывала его, пока он просматривал донесения своих сотрудников. На нем были только брюки и сорочка. Ноги босые. Расстегнутый ворот сорочки выставлял напоказ высокую сильную шею и загорелую грудь. Щетина на подбородке и в беспорядке вьющиеся волосы вносили свою лепту в его пиратский облик.

Аристократы сейчас зашикали бы. Но Норт никогда не станет лощеным джентльменом. Что бы он ни делал, его никогда не примут в тот — в ее — круг. Нет ничего удивительного, что Норт создал свой собственный. Не ниже и не выше. Свой мир, в котором действует по своим правилам и правит по собственному желанию.

Как Октавия завидовала Норту! Он не был связан никакими обещаниями. Он не боялся запачкать имя своей семьи. Конечно, имя Райлендов с самого начала отнюдь не отличалось голубиной чистотой. В каком-то смысле ему повезло, хотя он наверняка не осознавал этого. Ему не нужно было притворяться кем-то, кем он не являлся на самом деле. У него отсутствовало чувство вины за то, что приходилось покидать друзей и любимых, чтобы начать другую жизнь. Октавия не могла не признать, что из-за собственной любви к удобствам и всему, что дает власть денег, она не посмела бы вести себя так демонстративно. Но Норт — это Норт. Морщинки вокруг глаз и рта, немодный загар и небритая щетина еще больше отдаляли его от ее мира. И каждый раз от этого начинало ныть сердце.

— Я люблю тебя, Норри.

Норт оторвался от бумаг и ласково сжал руку Октавии.

— А я — тебя.

Ничто в его жесте и в выражении лица не говорило, что любовь, о которой он только что сказал, такая же глубокая и жуткая, как у нее. Он любил ее обычной своей любовью как друг. Верный, настоящий друг. В этом не было сомнения. Но всего лишь друг! Она знала, что он готов сделать все, что она попросит, он расшибется в лепешку ради нее.

Пойдет на все, но не будет любить ее так, как ей хотелось. А Октавии действительно хотелось, чтобы он полюбил ее. Ей никогда не забыть того, как по-девчоночьи она любила его тогда. Сейчас это чувство расцвело, стало зрелым и оттого принесло боль. Он был ее самым близким другом, ее любовником, ее единственным. В ее жизни Норт стал самой важной фигурой, единственным человеком, который видел ее и с прекрасной, и с дурной стороны. Он знал все ее секреты. Ладно, все, кроме одного — ее любви к нему. Он был единственным, кому она верила полностью. Если бы он сказал, что достанет с неба звезду, она поверила бы.

Поэтому она поверила и тому, что он любит ее, хотя и понимала, что это не так. Не так, как ей хотелось. На этот раз Беатрис оказалась не права. Октавия не смогла заполучить того, что хотела.

Так даже к лучшему. Но теперь та маленькая глупая девчонка, которая сидела у нее внутри, тихонько заплакала. Столько лет она лелеяла в себе надежду, что он испытывал и до сих пор испытывает к ней такое же чувство, как и она к нему. Но увы. Все сложилось по-другому. Вот это и было важным.

Правда, он все равно оставался ее Норри, а она навсегда останется его Ви. Конечно, в такой ситуации были свои положительные моменты. Нужно просто их разглядеть.

— Как ты думаешь, для людей, которых связывает между собой дружба, это обычное дело — заниматься любовью? — Господи, зачем она об этом спрашивает? Ведь он не ответит так, как ей хочется.

Норт поперхнулся кофе.

— Ох, Ви! Дай сначала проглотить, а потом спрашивай.

— Извини. — Она не чувствовала себя виноватой. — Ну так что?

— Понятия не имею. Для нас, кажется, в этом нет ничего необычного.

— Полагаешь, других тоже связывает такая же дружба? — Она поиграла салфеткой. «Полагаешь, другие женщины будут собственными руками устраивать себе трагедии?»

— Мужчина и женщина не могут быть просто друзьями. Между ними обязательно возникнет физическое притяжение.

Чушь! Но Октавия не собиралась спорить, тем более что ему не хотелось говорить на эту тему. Его уклончивость давала слабую надежду вместо огорчения. Норт не вступал в споры тогда, когда боялся показать свою уязвимость.

Октавия не сомневалась, что он к ней неравнодушен.

Только вот не знала насколько.

— Мне нравится думать, что наша дружба — нечто особенное. — Ну чего она прицепилась к нему?

Он посмотрел ей в глаза:

— Единственная во всей моей жизни. У нее замерло сердце.

На миг на его лице появилось выражение глубокой печали, и он снова замкнулся.

— Мне жаль, что я не смогу присутствовать на твоей свадьбе со Спинтоном.

Да, он умел сыпать соль на раны! Норт не собирался выпускать свои чувства из-под контроля, а заодно и Октавии не давал строить воздушные замки. Вне всякого сомнения, он считал, что близость тут же все меняет для женщины. Он очень по-мужски рассуждает! Единственное, что постель дает женщине, так это возможность контролировать мужчину. Что же касается ее чувств, они не меняются.

Да Бог с ним! Норт делает все, чтобы Октавии было легче бросить его. Это только она придумывает всякие сложности.

Но сейчас, когда они были вместе, для нее была невыносима мысль, что через несколько часов они распрощаются и не увидятся вновь.

Нужно поменять тему. Октавия плотнее запахнула на себе халат.

— Когда собираешься наведаться в писчебумажную лавку?

Норт свернул последнее донесение и положил его к остальным.

— Как только получу доклад от Фрэнсиса. Если он найдет нашего стрелка, тогда не будет нужды отправляться в лавку.

Октавия отхлебнула кофе.

— Нужно обязательно съездить туда. Стрелка могли просто нанять.

Норт крепко стиснул чашку в руке, не слишком заботясь о том, насколько она хрупкая. Хмуро посмотрел на Октавию.

— Я не оставлю тебя одну.

— Разве я здесь одна? Тут ведь слуги.

— Но без охраны.

— Ты не сможешь защищать меня вечно.

— Вечно — нет. — Он звякнул чашкой, поставив ее на блюдце. — Это будет заботой твоего мужа.

Еще одна уловка!

— Верно.

— А сейчас это моя забота.

И Октавия сейчас — его. Он не сказал этого вслух. Но она услышала властные нотки в его голосе. Ей стало не по себе. Появилась тревога.

— Если узнают, что я была с тобой наедине, от моей репутации ничего не останется.

Норт фыркнул:

— Я часто привожу сюда людей, которым нужна защита. Об этом знает каждый.

— Но все видели, как ты флиртовал со мной! Люди подумают самое худшее.

Он это не предусмотрел. Единственно, что его волновало, — ее безопасность.

— Пока я не найду мерзавца, тебе угрожает опасность даже в собственном доме.

Октавии не хотелось отправляться домой. Она хотела остаться у него.

— Ты мог бы пригласить сюда Беатрис в качестве компаньонки. — Затаив дыхание, Октавия подняла на него глаза.

Он, казалось, заколебался.

— Но она может догадаться, что мы… Что между нами что-то есть.

— Мне кажется, мы сумеем ее разуверить. — Это правда. Беатрис поверит всему, что Октавия ей скажет. А если нет, кому какое дело? Октавия хотела остаться у Норта, и, чтобы быть до конца откровенной, ей было все равно, как это удастся провернуть.

Казалось, он все еще пребывал в нерешительности. В конце концов он, должно быть, понял, что другого выхода нет.

— Ладно, — недовольно проворчал он. — Посылай за своей кузиной.

Ура, победа! Октавии удалось задержаться в его жизни.

— Прямо сейчас и отправлю посыльного. Как твоя рука?

— Точно также, как десять минут назад, ты уже об этом спрашивала. Прекрасно.

Это было больше, чем десять минут назад, и что-то было совсем не прекрасно, потому что настроение у Норта заметно ухудшилось.

Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь еще вторгался в их мирок. Он не хотел них кем делить Октавию.

— Еще нужно, чтобы ты черкнул записку Спинтону.

— О? — Зачем? Беатрис ведь их посредница. — Хорошо. — Теперь он избегал ее взгляда. — Он все-таки твой нареченный.

Кому он пытается напомнить, Октавии или себе? Впрочем, не важно. Это было одинаково болезненно для них обоих.

— Ты прав. — Она хохотнула. — Хотя он может решить, что после всего этого я буду ему не нужна.

Взгляд Норта пригвоздил ее к стулу.

— Спинтон не расстанется с тобой. Никто бы не расстался.

У Октавии перехватило дыхание. Он подразумевает и себя?

— Ты ценишь меня выше, чем я того заслуживаю.

— Не согласен.

— Остановись, Норри. — Октавия смутилась и почувствовала себя неловко. Она предназначалась одному, а улеглась в постель с другим. Неужели Норту невдомек, что она не заслуживает подобных слов?

— Ты прекрасный человек, Ви. Преданная до безрассудства. Если даешь слово — держишь его. Спинтон не найдет лучшей графини.

— Да, — согласилась Октавия, неожиданно испытывая горечь. — Просто я каждый день напоминаю себе о том, что стало бы со мной, если бы я пошла по стопам матери.

Он опять сжал ей руку, на этот раз сильнее.

— Потому что ты настоящая леди. Честная и преданная. То, что ты сейчас здесь, в этом смысле ничего не меняет.

Ох, еще как меняет. Он что, не понимает? Одно его слово — вообще-то, конечно, три слова, — и Октавия всерьез задумается, не послать ли к чертям все обещания и свои потуги превратиться в леди.

Но разве она сама не сказала ему, что ничего не хочет менять в их отношениях? Дура, идиотка! В тот момент она испугалась, вдруг он заявит, что они не смогут оставаться друзьями, что нужно со всем покончить. Но сейчас… Сейчас ей стало казаться, что он говорил совсем о другом, о том, чтобы все изменить к лучшему. Сделать их отношения более близкими, а не просто дружескими.

Что бы он ни имел в виду, сейчас это было не важно. Он не начнет разговор первым, как, впрочем, и она. Несмотря на браваду, они оба были отчаянными трусами. Потому что боялись потерять дружбу, боялись получить отказ. В жизни каждого из них и без того было полно потерь и нежелательных переживаний.

Помимо всего прочего, у каждого была своя жизнь. Норт не захочет стать частью ее мира, и Октавия не была уверена, что готова существовать в его мире. Вряд ли она сможет спокойно смотреть, как Норт день изо дня подвергает свою жизнь опасности. Но останется ли он таким же счастливым, если будет заниматься каким-нибудь другим делом? А разве легче будет слушать о его похождениях, чем вместе с ним переживать их?

От этих мыслей даже разболелась голова.

— Пообещай, что будешь осторожен, если найдешь того, кто стрелял в тебя.

Ледяной взгляд голубых глаз дал понять, что Норт ничего обещать не намерен.

— Я постараюсь убедиться, что он тебя больше не побеспокоит.

Он понимает, что говорит?

— Господи! Норт, это тебя ранили, а не меня!

Ее вспышка так же сильно поразила его, как и саму Октавию. Как мило, сейчас она еще и расплачется в довершение ко всему.

— Просто пообещай, что будешь осторожен. — Голос сел, а в глазах защипало. Если с ним что-нибудь случится… Она не переживет этого.

Норт схватил ее за руку, и лед в его глазах растаял.

— Я буду осторожным, Ви. Обещаю.

У нее отлегло от сердца. Если Норт пообещал, значит, так и сделает. Она согласно кивнула.

Он не шевельнулся, чтобы обнять ее и успокоить. Оба понимали, чем это грозит. Они снова окажутся в его постели или на полу, и эмоции снова захлестнут их, а обоим сейчас нужно иметь трезвую голову.

— Почему бы мне не отправить записку для мисс Генри? Что скажешь?

Октавия кивнула. Он говорил с ней как с ребенком. Судя по всему, Норт не мог понять, как реагировать на ее взвинченное состояние. Что было вполне естественно — она и сама этого не знала.

Он поднялся из-за стола и вышел из комнаты, дав ей время успокоиться.

Октавия сделала глубокий вдох. Это всегда приводило ее в чувство. Потом, резко выдохнув, повернулась к окну.

И замерла, не в силах дохнуть.

На улице, прямо напротив окна, у которого она сидела, стоял человек, противный на вид, но на удивление весьма изящно одетый. Он стоял и курил сигару. Встретившись глазами с Октавией, незнакомец ухмыльнулся. От этой ухмылки мурашки побежали у нее по спине. Незнакомец отбросил сигару, повернулся и пошел прочь, выдохнув на ходу тоненькую струйку дыма.

Октавия смотрела вслед. Сердце бешено колотилось. Кто это? Незнакомец следил за ней?

Если да, то что он увидел? И почему он за ней следит?


Загрузка...