Глава первая

Заметишь парящую в туманной пелене дверь – не открывай!

И не важно, что опасность тебе по душе, что любопытно и ты глазам не веришь – как это дверь висит в пустоте…

Обещай развернуться на сто восемьдесят градусов и бежать.

Другими словами, не повторяй моих ошибок: не тупи.

Сама дверь – так, ничего особенного: три панельки, растрескавшаяся белая древесина, позеленевшая медная ручка. И говорить-то не о чем. Но она настолько внезапно возникает из ниоткуда, что испытываешь волнение, словно в рождественское утро. Больше ничего не происходит. Серьезно, вообще ничего. В эфемерной пелене я совершенно одна. Спать я отправилась давно и успела заскучать. Поэтому такая неожиданность щекочет нервы.

Я тянусь, хочу повернуть ручку; даже не сразу доходит, что там меня могут не ждать распростертые объятия. Дверь висит неподвижно. И что? Я еще больше хочу ее открыть.

Смотрю на своего главного противника, во мне нарастает желание попасть внутрь, и вдруг вспоминаю Джиджи Макдоналд, капитана команды по лакроссу, которая для нас, порхающих вокруг мотыльков, как свет в окошке. Каждый раз, когда мы заваливаем подачу или даем возможность другому игроку прорваться и забить гол, она гоняет нас без капли жалости, пока мы все не отработаем. Но основной мотивирующий фактор у нее – футбольная команда.

– Хотите, чтобы футболисты держали нас за слабаков?! – орет она, пока на лбу не взбухнет венка. – Или покажете, что настоящие спортсмены способны не просто бегать по полю, натыкаясь на мяч?

Вопрос чисто риторический. Но сегодня ночью…

Я лицом к лицу с противником. Воочию представляя всех футболистов, которые глумились над женским спортом, делаю шаг назад, выставляю вперед плечо и со всей мочи тараню дверь. Дверь – нараспашку, я – лечу.

Прямо…

В черную.

Тишину.

Воздух сдавливает грудь.

Жалящий ветер колет лицо, тыщ-тыщ, словно по щекам хлещут крылья миллионов бабочек. По ушам бьет так, что я уверена: барабанные перепонки сейчас лопнут. Во рту сухо, как в пустыне. И я моргаю, моргаю, моргаю, моргаю. Пытаюсь разглядеть хоть что-то в темноте. Я растворяюсь в небытии.

Но вдруг…

Все прекращается.

Перед глазами мелькает череда картинок: артритные голые ветки в лунном свете, каменистая тропка, что-то зеленое…

А потом я приземляюсь лицом вниз, прямо в бурую груду жухлых листьев. Лежу неподвижно, вдыхая бодрящий осенний воздух, который щекочет мне ноздри. Приподнявшись на локтях, отбрасываю листик, запутавшийся в густых темных волосах. Думала, что летела в неизвестность – в Зазеркалье, но это место оказывается мне знакомым.

Это природный заповедник позади футбольного поля Хорсменов. Ошибки быть не может: вон наш Пень – все, что осталось от могучего дуба, который срубили, когда мне было десять. Всем известно, что здесь допоздна тусуются крутые ребята из старшей школы Ирвингтона. Еще это своеобразный памятник – место, где кое-кто поднабрался жизненного опыта. Именно здесь я впервые попробовала пиво, и именно здесь меня, четырнадцатилетнюю девчонку, поцеловал старшеклассник – звезда футбола. Вкус пива оказался на любителя, а вот поцелуй уже не забудется…

Сейчас ночь, и тут никого. Над головой нависают голые деревья, между скрюченными ветками которых ослепительная полная луна играет в прятки. Под ногами хрустят сучья. Огибаю какие-то камни, корни, наугад нащупывая дорогу, и скоро оказывается, что это и есть тропа. На мне все необходимое для пижамной вечеринки, в чем я и легла спать: майка и коротенькие шортики. Чтобы согреться, растираю руки и пеняю на себя:

– Модница… Нет чтобы одеться по погоде.

Продолжаю обреченно брести по тропинке, изо всех сил стараясь не обращать внимания на кожу, которая из-за мурашек превратилась в наждачку. Не сразу замечаю, что зашла уже очень далеко – эта часть леса мне незнакома. Неожиданно сломавшаяся под ногой ветка хрустит особенно громко, и я подпрыгиваю…

– Тс-с-с-с, – шикает кто-то справа.

Каждая моя клеточка напряглась. Присматриваюсь и замечаю, что, прислонившись к дереву, рядом стоит парень и разглядывает что-то перед собой. Рубашки на нем нет, темно-русые волосы немного выгорели на солнце, на животе четыре кубика из шести. Высокий – выше меня по крайней мере сантиметров на тридцать. Несмотря на широкие плечи, худощав и легко прячется за массивным стволом клена. Короткие, но густые вихры его шевелюры слегка кучерявятся, а длинный, немного смещенный нос обращает на себя невольное внимание харизматичной кривизной. Нос кажется косой стрелой, которая выскальзывает из выдающегося лба и направляется прямиком к чертовски привлекательному рту. Мое тело, теперь уже напряженное по несколько иной причине, пронзает приятная, но такая предательская сейчас дрожь. Я уже настроилась на дружеское общение, тем более что собеседник оказывается таким горячим…

Парень едва оценивает меня изумрудно-зелеными глазами и тут же возвращается к предмету своего наблюдения. Потом вытягивает руку, предлагая устроиться у него под боком в идеальном – прямо мой размерчик – укрытии.

Впервые не знаю, что делать.

В этом месте обычно не тратишь время на размышления. А зачем? Ведь нет никаких последствий, нет выпускного экзамена, никто не спросит тебя, почему и что именно ты думала в каждый конкретный момент. Есть только здесь и сейчас. Странно, что у меня возник непредвиденный порыв замять ситуацию. Я что, стесняюсь? С чего бы? Здесь же все нереально. Неужели меня смущает именно то, что больше всего сейчас хочется принять предложение и прильнуть к этому полуобнаженному лесному богу?

Попросив свою бессознательную сознательность пойти далеко и надолго, шагаю вперед. Вдыхаю рядом с этим божественным парнем полной грудью и забываю обо всем на свете. Дурманящий аромат мыла «Дав», оттеняя мальчишеский запах пота, манит меня прямо как рисованные струйки аромата в мультике про Скуби-Ду. И я проскальзываю в уготовленное для меня укрытие.

От парня исходит тепло, но от этого моя дрожь не проходит. Поднимаю голову и улыбаюсь. Он совсем не обращает на меня внимания, продолжая вглядываться в неведомую мне точку. Интересно, что может привлекать больше, чем полуголая девчонка, которая прижимается к твоей груди?

Хочу посмотреть.

Вдруг в невероятно ярком свете луны посреди полянки вдали замечаю лежащего олененка. Его глаза широко раскрыты, дыхание сбивается. В бок впилась стрела.

– Рана смертельна. Но умирать он будет очень долго, – по-прежнему не глядя на меня, произносит парень.

К горлу подкатывает комок, но когда я открываю рот, у меня не вырывается стон, и я спокойно говорю:

– Я знаю, что делать.

Через секунду я уже на полянке. Одну руку кладу на дрожащий подбородок олененка, другую на его затылок. Животное пытается сопротивляться. Но оно ранено, плохо соображает, и это мне только на руку.

Прижимаю оленя к земле ногами. Абсолютная уверенность в том, что в подобной ситуации убийство из жалости самый правильный поступок, придает сил.

Парень у дерева кричит. Кажется, он просит меня остановиться… Но я не могу.

Глаза олененка расширяются. Дыхание затухает. Мои руки еще сильнее сдавливают его подбородок и затылок. Захват закреплен. Все, через мгновение я готова свернуть ему шею.

– Нет! – заполняет все крик парня. – Проснись!

Все вокруг застывает. Расплываются контуры деревьев. Стихает ветер. Растворяется олененок, хотя я все еще чувствую его в своих руках.

Парень пропал, а на меня обрушиваются новые звуки. Сначала приглушенные. Теперь уже это крик.


– Сара! Прекрати! Ты ее убьешь! – вопит знакомый женский голос.

Картинка перед глазами снова приобретает четкие контуры. Не сразу, но я возвращаюсь к реальности. Теперь надо мною не потрясающая осенняя луна, а утопленные галогеновые лампы низкого потолка.

Опускаю взгляд и соображаю: я в каком-то подвале, а рядом, глядя на меня с ужасом, кричат две мои подруги.

– Прекрати! – умоляет Тесса. – Сара, ты должна остановиться!

Эмбер как ненормальная открыла рот, вцепившись в трансе в подушку. Чувствую, подо мною что-то сопротивляется, пытается высвободиться.

Что-то я продолжаю удерживать руками и ногами. Нет, не что-то. Кого-то.

Это же Джиджи – наш школьный спортивный капитан!

Она буквально захлебывается в рыданиях. Бьется в стальном захвате моих рук, которые плотно зафиксированы на ее подбородке и затылке. Готовые свернуть шею.

Вот дерьмо, мелькает мысль, опять. Только не это…

Загрузка...