Сны куклы

Глава 11 КУКЛА И ЕЁ СНЫ

Чародейка промолчала.

— Ещё разочек окунуться в детство так заманчиво. Увидеть снова торжественное пробуждение прекрасной богини Весны, — на лице Эни расцвела блаженная улыбка, — злой братец Зима заточил свою вечно юную сестру в глыбе льда, погрузив в бесконечный круговорот снов. Ему страшно хотелось единолично царствовать на земле. В детстве я обожала танцы и песни зверей, птиц, рыб, пришедших пробуждать Весну. А уж от арии Принца цветов у меня буквально слёзы на глазах наворачиваются. При чём до сих пор! Девчонкой я пыталась целовать пионы, надеясь привлечь внимание Принца цветов, но безуспешно. Вот, чем занимаемся мы, а как прошло твоё путешествие? Рикочка, ты даже не представляешь, какой шум подняла тётушка Михо из-за твоей скупой на информацию записки. Куда ты поехала? С кем? Она выразила надежду, что Королевская служба дневной безопасности догадается отправить кого-то солидного сопровождать юную девицу, которой совсем небезопасно одной путешествовать по стране.

— Ты знаешь, что в Акияму я ездила не одна, — чародейке удалось вставить словечко, — госпожа Михо может спать спокойно.

— Повезло вам, — завистливо проговорила Эни, — отправиться в командировку на самый дорогой модный курорт Артании. Там знаменитейшие горячие источники и самый красивый замок в стране. Я прекрасно помню коробку с чаем, на которой замок Алой цапли изображён во всей красе.

— Замок, и правда, несказанно хорош, — согласилась Рика, — хорошо, что у нас нашлось время, и Вил любезно позволил мне осмотреть его снизу доверху.

— Вил? — хитро прищурилась подруга, — уже четвёртый сын Дубового клана — просто Вил?

— Нечего делать такое выражение лица, — раздражённо ответила чародейка, — или ты позабыла, сэр Вилохэд Окку тоже ведёт расследование убийств.

— Боги мои, как это романтично! — воскликнула Эни, — двое влюблённых гуляют под тёплым южным солнцем, любуются закатом над океаном или погружаются в знаменитые на всю Артанию горячие источники!

— А ничего, что эти твои воображаемые влюблённые ещё при этом и ищут смертельно опасного преступника? — издевательски проговорила Рика.

Но это её замечание не произвело совершенно никакого впечатления, и подруга продолжала, словно ни в чём не бывало:

— Словно в любовном романе. Ты такая счастливая, Рикочка. Надеюсь, — огромные чёрные глаза Эни стали ещё больше, — вы не преминули воспользовались Древесным правом?

— Далось всем это старьё! — в сердцах воскликнула чародейка, — и нечего на меня так смотреть. Да кто в наше время придерживается обычаев эпохи Расцветания и увядания!

— Замшелые традиции!? — искренне возмутилась подруга, — нужно быть абсолютно бесчувственным бревном, чтобы называть чудесный обычай, позволяющий осуществиться любви, заставить юные сердца биться в унисон, сплести души тела, глупым и устаревшим.

Чародейка, поднимавшаяся по лестнице в свою комнату, замерла на месте. До неё начал доходить смысл Древесного права.

— Ну-ка разъясни без эвфемизмов и поэтических сравнений, что ты имела ввиду?

— Ты правда не знаешь или прикидываешься? — сощурилась Эни.

— Если б знала, то, наверное, не спрашивала бы, — отрезала чародейка, в душе которой начали нарождаться самые нехорошие подозрения. «Ничего не значащая ерунда, — подумала она про себя, — просто старый обычай, — ну-ну, господин коррехидор».

— Ещё с давних времён император даровал чудесное право сие древесно-рождённым лордам, — пафосным театральным речитативом Эни, — лорд мог взять в жёны пробным браком любую девушку, и ему для этого не требовалось ни благословения жрецов, ни разрешения её рода. Постоянная вражда между кланами в те далёкие времена нередко мешала соединению двух любящих сердец. Если лорд не был удовлетворён кандидатурой, то девушка возвращалась в дом родителей, ей давали хорошее приданое и выдавали замуж.

— Иными словами, — Рика даже задохнулась от возмущения, — испокон веков древесно-рождённый мог переспать с любой и каждой по своему произволу, а потом отослать назад, откупившись некоей суммой денег, что из вежливости именовали «приданым»?

— Фи, — скривилась подруга, — вот теперь ты заговорила как истинная чародейка — цинично и приземлённо.

— Как бы я не говорила, — отрезала Рика, — отвратительная сущность данного обычая остаётся неизменной. Но я тебя разочарую, дорогая моя любопытная подружка, ничего, даже отдалённо похожего на Древесное право, между мной и графом Окку нет и не было. Не представляю себе смельчака, которому пришло бы в голову предложить такое посвящённой богу смерти! У меня богатая фантазия по части нанесения неизлечимых, но не мешающих жизни увечий.

Она решительно зашла в свою комнату и в сердцах бросила саквояж на пол. Эни осталась в коридоре, так как чародейка заявила, что ей необходимо срочно переодеваться, работа ждать не будет.

— Ты хотя бы кофе выпила с дороги, — проговорила жалобным тоном Эни, которой было невдомёк, что послужило причиной столь резкой перемены в настроении подруги, — мы накануне напекли булочек с фруктовой глазурью.

Ответа она не получила, вздохнула и ушла восвояси.

В коррехидории Вила встретил Турада, сохраняющий на физиономии притворно-постное выражение. Адъютант и личный секретарь поклонился по всем правилам этикета, затем позволил себе лёгкую ухмылку и поинтересовался с самым невинным видом:

— Как прошла поездка на воды, милорд?

Вил, взбешённый после выволочки отца, естественно, догадался, откуда расползлась сплетня о них с Рикой, холодно поглядел поверх лица на прилизанные волосы парня, и проговорил, приглушив голос:

— Если ты, Дурада (он намеренно исказил фамилию, как это нередко делала Рика), ещё раз откроешь свой рот и станешь распускать обо мне и мистрис Таками безобразные слухи и разного рода домыслы, тебе придётся горько пожалеть об этом. Я публично оскорблю тебя, вызову на поединок и пристрелю, как собаку. Ты ведь при всей своей осведомлённости не можешь не знать, что свой первый пистолет я получил в подарок от старшего брата, когда мне сравнялось тринадцать?

Турада сглотнул. Ему было известно, что коррехидор прекрасно стреляет.

— Надеюсь, вы не только услышали мои слова, но и станете впредь действовать, исходя из полученной информации, — перешёл на свой обычный тон Вил, — что у вас тут новенького?

Адъютант струхнул и решил немножко разрядить обстановку. Он привычно провёл рукой по гладко причёсанным волосам и проговорил со светскими интонациями:

— Представляете, ваше сиятельство, до чего чудны́е нравы в наше время: люди уже сами не знают, чем развлечь себя. Позавчера, например, пышные похороны манекену устроили.

Вилохэд, уже направлявшийся в свой кабинет, замер на месте.

— Что? — переспросил он.

— Похороны, дорогущую церемонию в храме, погребение, цветы, памятник и всё это, вы не поверите, для обыкновенного деревянного манекена! Я и сам бы не поверил, если бы в «Вечернем Кленфилде» не прочитал. Об этом потом кто только не болтал, — парень покачал головой, — Меллоун, например, усмотрел во всём этом фарсе деяния злых сил. Кто-то считал, будто прекрасная дама в траурной вуали, что шествовала за гробом, хоронила свою любовь. Любовник её бросил, вот она и устроила их отношениям пышное погребение: купила манекен, одела его в платье бывшего, да и похоронила на кладбище, написав на памятнике ненавистное имя. Или бедная брошенная девица решила навести порчу на изменника, — продолжал вдохновенно фантазировать Турада, обрадованный переменой интереса начальника.

Вила же домыслы Турады не интересовали вовсе. Ему хотелось узнать имя и адрес дамы под вуалью, которая заказала церемонию погребения.

— Газета со статьёй всё ещё у вас? — спросил он.

— Да, господин коррехидор, — парень шустро выдвинул ящик письменного стола, порылся и протянул аккуратно сложенный номер «Вечернего Кленфилда».

Вилохэд взял газету, велел подать чай и пригласить госпожу Таками, сопроводив приказание таким суровым взглядом, что у адъютанта не возникло даже желания подтрунивать над чародейкой.

Рика только что пришла, она злилась на Вила за то, что он не рассказал ей правду о Древесном праве, а отделался пустыми отговорками. Её буквально заливала краска стыда, стоило лишь вспомнить разнообразные намёки в Оккунари и Кленовом дворце и совершенно спокойное лицо Вила. «Так бы и врезала по этой холодной самодовольной роже»! — подумала она, для успокоения нервов раскладывая свои папки в хронологическом порядке.

Стук в дверь оторвал её от этого высокоинтеллектуального занятия.

— Доброго вам дня, мистрис Таками, — поклонился Турада, — господин верховный коррехидор Кленфилда приказал вам явиться в его кабинет.

— Приказал? — вскинулась Рика.

— Попросил прийти, — смешался незваный посетитель, у него в памяти слишком свежо было воспоминание о тихом голосе и угрозе четвёртого сына Дубового клана, — вероятно, у него к вам какое-то важное дело.

У чародейки чуть с языка не сорвалось «Древесное право», но она вовремя сдержалась и спросила, идёт ли речь о срочном вызове, и следует ли ей взять с собой саквояж коронера?

— Ничего такого мне неизвестно, — последовал ответ.

Рика пожала плечами и пошла в другое крыло здания к Вилохэду. Турада деликатно отстал.

— В чём причина столь мрачного вида? — проговорил коррехидор. Он, как ни в чём небывало, сидел с газетой и большой чашкой чая в руке. На письменном столе перед ним стояла знакомая чародейке фарфоровая тарелка с любимым печеньем Вилохэда из перемолотых зёрен овса с вкраплениями кусочков шоколада.

— В Древесном праве! — выпалила с порога Рика, — и вашем отношении к данному вопросу.

Коррехидор даже чашку поставил на стол от удивления.

— Вас не устраивает статус-кво, или вы требуете осуществления упомянутого вами права? В таком случае вы выбрали не самое удобное время и место.

— Естественно, нет! — чародейка смутилась, осознав, насколько двусмысленно прозвучали её слова, — я имела ввиду…, то есть хочу сказать, что вы держали меня в неведении относительно одного вопроса, — тут она поняла, что даже под страхом смертельного заклятия не заставит себя высказать Вилу в лицо то, что говорила подруге.

— То есть, вы ставите мне в вину, что я не просветил вас о сущности Древесного права? — сощурился коррехидор, — но, простите, хоть вы и совершеннолетняя девушка, моё целомудрие плюс банальные нормы приличия не позволяют обсуждать некоторые аспекты взаимоотношения полов с посторонними дамами.

— Выкручиваетесь! — заклеймила его чародейка, — а сами, поди, посмеялись от души, пока родственники, знакомые и малознакомые личности, не стесняясь, подшучивали над Древесным правом!

— Даже и не думал. У меня в мыслях не было оскорбить вас словом или действием. Я просто старался уменьшить количество таких намёков. Поверьте мне, любые древесно-рождённые жених и невеста в полной мере подвергаются шуткам и намёкам различной степени пошлости.

— Но мы с вами формальные жених и невеста, — возразила чародейка.

— Конечно, однако ж не стоит кричать об этом на каждом углу. Подобными заявлениями вы повредите и своей репутации, и репутации Дубового клана.

— Прикрывать свои собственные интересы интересами клана — низко! — воскликнула девушка, — вы просто надсмехались надо мной.

— И не думал. Во-первых, мне и в голову не приходило, что в вашем возрасте вы сохранили понейшую неосведомлённость по данному вопросу, — проговорил Вилохэд, жестом приглашая чародейку присоединиться, — вокруг вашей братии ходит такое количество слухов, что найти невинную душу среди чародеек также сложно, как — он тут замялся и не закончил фразу, — одним словом, я прошу у вас прощения за то, что исходил из неправильного мнения. В Оккунари и потом я просто старался по возможности смягчить для вас последствия подшучивания древесно-рождённых, многие из которых отнюдь не блещут утончённостью нравов и манер. Во-вторых, я не считаю возможным для себя и для вас пользоваться подобной привилегией, — твёрдо закончил он.

Рике стало неловко. Она ворвалась в кабинет человека и набросилась на него со своими обвинениями, хотя по сути-то дела, её незнание и было её собственным просчётом. Поэтому девушка поправила волосы и спросила, зачем, собственно, её пригласили.

Вил указал на газету.

— Пока мы с вами наслаждались тёплым южным солнышком и любовались старинной архитектурой, в Клефилде произошло одно прелюбопытнейшее событие, — коррехидор постучал пальцем по лежащей газете, — похороны манекена.

Рика чуть не подавилась горячим чаем. Манекен. Кукла. Это как раз по их части.

— Да, да, — кивнул коррехидор, — я по вашим глазам вижу, что у вас возникли те же самые мысли, что и у меня, когда Дурада показал мне газету.

Рике очень хотелось узнать, почему четвёртый сын Дубового клана назвал подчинённого её презрительным прозвищем, но не стала нарушать рабочую атмосферу, показавшуюся ей благодатно нейтральной после их стычки из-за Древесного права.

— На днях в столице произошло знаменательное событие, — прочитал Вил, — внимание граждан столицы привлекли куклы. Да, да, дорогие наши читатели, ваши глаза вас не обманывают, в дорогущем дубовом гробу лежал самый настоящий деревянный манекен, из тех, что выставляют в витринах магазинов модной одежды. К удивлению нашего сотрудника, манекен одели в традиционное артанское шёлковое платье убрали алыми паучьими лилиями, что по традиции символизируют глубочайшую скорбь. За гробом в трагичном молчании следовали двое. Таинственная светловолосая красавица с закрытым траурной вуалью лицом и высокий статный молодой мужчина, рано поседевшие волосы которого припорошил внезапно начавшийся снег. Кем были эти двое, выяснить редакции «Вечернего Кленфилда» нам так и не удалось, а природная скромность не позволила вашему покорному слуге нарушать скорбное безмолвие, тяжёлым бременем упавшее на хрупкие плечи юной красавицы, в торжественной печали следовавшей за гробом, — он перевёл дух, — дальше следуют предположения, одно фантастичнее другого, зачитывать их у меня нет никакой охоты. Большинство из них как раз в духе нашего Меллоуна.

— Неужели это событие имеет непосредственное отношение к нашему делу? — спросила чародейка, разглядывая в газете рисунок, изображающий похоронную процессию под сильным снегом, — но зачем куклам устраивать подобное, привлекая к себе внимание столицы? Наверное, если бы я не разругалась с подругой и соседкой по квартире, она непременно поведала бы мне об этом знаменательном событии.

— Вы успели ещё и поругаться с подругой? — удивился коррехидор, — и что послужило камнем преткновения?

— Так, — отвела глаза Рика, — сущая безделица и чрезмерное любопытство одной особы по имени Эни.

— Полагаю, вы просто устали и на вас сказалась перемена климата, — примирительно заключил Вил, — помните, старший библиарий говорил о том, что чародей, создающий куклу как бы делится с ней частью своей жизни?

— Да, — кивнула девушка, — я прекрасно помню это, а сам создатель, так сказать, пресловутого лекарства стареет на то количество лет, на какое не поскупился для своего создания.

— Тогда мы можем предположить, что, когда куклы проживают выделенное им время, они умирают, и, возможно, они возвращаются в своё первоначальное положение, то есть становятся манекенами. Ведь вряд ли для превращения в человека подойдет марионетка ростом в несколько четвертей?

— Без сомнений, — кивнула чародейка, — для этого придётся накладывать заклятие по типу личины, продержится оно недолго, а обновлять его весьма накладно по силам и затратам маны. Соглашусь с вами, манекен в человеческий рост — самое оптимальное решение. И что мы в связи со всем этим предпримем?

— Всё очень просто, нам нужно узнать, кто заказал похороны куклы.

Турада со нетипичной для себя скромностью сказал, что Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя никоим образом не интересовалась данным событием, поскольку общественный порядок и безопасность граждан Артанского королевства опасности не подвергались, а посему, личный секретарь графа Окку не имеет ни малейшего понятия, кто именно стоял за сей экстравагантной, и даже несколько скандальной, церемонией. При этом его подвижное, выразительное лицо сохраняло выражение благовоспитанного подчинённого, разговаривающего с начальством, а не показывало отношение Турады к каждому сказанному слову.

Вилохэд предложил отправится в редакцию газеты.

— То, что они не написали фамилию «таинственной незнакомки под траурной вуалью», вовсе не означает, будто она им неизвестна, — заметил коррехидор уже в магомобиле.

Издательство газеты «Вечерний Кленфилд» занимало первый этаж доходного дома неподалёку от торгового квартала и больше всего напомнило Вилу ситуацию, когда в Университете заболел преподаватель, но следующая лекция всё же состоится, посему никто никуда уйти не может, и все занимаются своими делами. Сумбур, гул, непонятные хождению туда-сюда. В коридоре у окна двое весьма взлохмаченных молодых людей увлечённо спорили, попыхивая модными трубками. Замотанного вида девица прошла мимо с видом привидения. Она несластопку рукописей, а парни лишь чуть посторонились, даже не подумав ей помочь.

— Где нам найти главного редактора? — спросил коррехидор у курильщиков.

Тот, что повыше ростом, в пиджаке на континентальный манер, неопределённо махнул рукой, показывая, видимо, что нужно пройти до конца коридора и повернуть направо. Второй кивнул непонятно чему: не то подтверждал маршрут, не то высказывал одобрение предыдущей мысли собеседника.

Вил поблагодарил, и они двинулись дальше.

— Почему вы не показали им амулет коррехидора? — поинтересовалась чародейка, оглядываясь на молодых людей, — представляю, как они бы забегали, узнав, что столь пренебрежительно отнеслись к древесно-рождённому. Они бы вас с поклонами проводили!

— А зачем? Мы прекрасно сами найдём кабинет главного редактора. К тому же я не вижу смысла тыкать всем в нос при любом случае своим происхождением и положением. Тем паче, что сюда мы пришли не как представители Кленовой короны, а в качестве самых обыкновенных посетителей.

Они свернули направо, очутились в небольшом тупичке с одной дверью, кожаным диваном и чахлой пальмой в квадратном деревянном горшке на полу. Табличка на двери извещала, что за ней работает главный редактор газеты «Вечерний Кленфилд». На стук ответила худосочная девица с таким выражением лица, словно ей в рот попала пахучая мошка. Девица сурово поинтересовалась, по какому поводу непрошеные посетители вздумали беспокоить господина главного редактора в столь неподходящее для визитов время, он как раз работает над праздничным номером газеты.

— Вы должны понимать, — назидательным тоном проговорила она, и Рике подумалось, что в списке её обязанностей не в последних рядах числится спроваживание посетителей, — насколько важен для нашей газеты выпуск, в котором будет освещаться помолвка его величества Элиаса…

Она не успела договорить, потому как на узкой ладони Вилохэда сверкнул алмазными прожилками золотой коррехидорский амулет, и секретарь резко выдохнула.

— Сообщите господину главному редактору, что с ним желает поговорить верховный коррехидор Кленфилда, граф Окку, — спокойно попросил Вил.

Выражение лица девицы сменилось с кислого на довольно-таки испуганное, и она прошмыгнула в кабинет начальника. Затем появилась и пригласила:

— Господин А́ррен примет вас.

Чародейка уже успела прочесть на табличке, что популярной в столице газетой руководит некто, носящий имя Ба́ру Аррен.

Первое, что бросалось в глаза любому, кто попадал в кабинет главного редактора, был обширный письменный стол, заваленный бумагами и разного рода вещами, отчего невольно создавалось ощущение, что последний раз здесь прибирались ещё в эпоху Расцветания и увядания. Помимо подноса с курительными принадлежностями, бутылок из-под спиртного у края стола примостился даже совершенно неуместный кактус в глиняном горшочке с улыбающейся рожицей рогатого демона. Сам хозяин кабинета оказался низкорослым, широкоплечим мужчиной, явно успевшим разменять шестой десяток. Он был небрит, а мешки под глазами недвусмысленно указывали, что минувшую ночь он провёл в обществе весёлых друзей и бутылки.

— Проходите, проходите, — проговорил он сочным басом, — располагайтесь по своему вкусу. Чем моя скромная персона вызвала интерес столь важных господ?

Вил показал номер газеты и статью.

— Конечно, конечно, — редактор взял в руки газету, — отличная статья. Немного суховато, но по- существу и без лишних красивостей, какие нынче так в моде. Руководство нашего издания, видите ли, не поощряет различные графоманские экзерсисы, оно твёрдо стоит на принципах золотого века артанской литературы: чёткая форма, полная иносказаний и смысла. Мы стараемся не говорить с читателями напрямую, пытаемся заставить их рассуждать, понимать скрытые посылы, которые в итоге приведут к пониманию таких вечных вещей, как быстротечность жизни, яркость восприятия в моменты жестоких разочарований и обретения блистательного счастья.

— Конечно, — усмехнулась про себя Рика, — именно из подобных высоких соображений вы и печатаете у себя всевозможные сплетни из светской жизни.

«Вечерний Кленфилд» просто обожала их квартирная хозяйка. Они с Эни могли бесконечно обсуждать светские сплетни, скандальные происшествия, да и вообще откровенные выдумки о контактах с потусторонним миром и восставших из мёртвых. Именно это издание разразилось разоблачением о связях Кленовой короны с Неблагим двором пикси. За своими мыслями девушка прослушала, какой вопрос задал её начальник.

— Ко́ринз, молод, амбициозен и несомненно талантлив, — отвечал господин Аррен, — но при этом ему пока не хватает умения отличать важное от незначительного. Хотя с похоронами куклы он попал, что называется, в яблочко. Руководство сперва не хотело брать статью, — чародейку немного шокировала манера главного редактора говорить о себе в третьем лице, скромно именуясь «руководством», — но потом оно усмотрело некий потенциал интереса читателей, и он подогрел продажи. Видите ли, — он хитро прищурился, словно собирался открыть секрет, — руководство ведёт тщательный подсчёт, сколько номеров газеты продалось. Эта, на первый взгляд, зряшная затея отлично показывает, каким образом тот или иной материал повлиял на продажи. Затем, после всестороннего анализа, оно решает, какие направления перспективны. Вот таким нехитрым образом наша газета продолжает быть на плаву и конкурировать, а порой и обходить, таких гигантов, как «Кленфилдский вестник», который, как известно, не брезгует взять в руки сам король.

Вил воспользовался паузой и спросил, могут ли они поговорить с молодым дарованием, написавшим статью.

— Коринз сейчас на задании, — приглушив свой бас для пущего эффекта таинственности, сообщил главный редактор, — на важном и секретном задании, — он многозначительно округлил глаза.

— Надеюсь, вы сообщите нам, где его можно найти?

Господин Аррен пососал чубук своей успевшей погаснуть трубки, покопался зачем-то в разбросанных по столу бумагах, потом сказал:

— Руководство считает возможным сообщить данную информацию Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя.

— Весьма тронут вашим доверием, так сообщите же, наконец, — Рика видела, что терпению коррехидора приходит конец.

Почувствовал что-то и главный редактор. «Руководство» быстро нацарапало адрес на клочке бумаги и протянуло его четвёртому сыну Дубового клана.

— Мы отправили этого перспективного юношу, одарённого хваткой настоящего журналиста, проследить и первым узнать одну весьма деликатную тайну, — он выразительно приложил палец к губам, — один видный политический деятель, находящийся в данный момент в оппозиции к его королевскому величеству, ожидает прибавления в семействе. И пикантность ситуации заключается в том, что младенца ожидает вовсе не супруга нашего клиента, а одна молодая, привлекательная особа, которую господин Х. уже более года одаривает своим сердечным вниманием. Руководство «Вечернего Кленфилда» лелеет дерзкий план первыми выяснить пол новорождённого и имя, которое ему будет дано. Для этих целей Коринз нанялся дворником в дом дамы, адрес которой вы можете видеть на листке, что руководство любезно передало Королевской службе, и в данный момент времени наш сотрудник находится в непосредственном эпицентре событий. Там его сможете найти и вы.

Вилохэд поблагодарил главного редактора за оказанное содействие и вместе с чародейкой отравился по указанному адресу. И примерно через полчаса они уже неспешно шли по улице к симпатичному особнячку, прятавшемуся летом в тени старых деревьев, а сейчас смотрящему на улицу сквозь голые ветви весёленьким фасадом, выкрашенным в бледно-зелёный цвет. На улице мужчина в лохматой шапке, видавшей времена и получше, сосредоточенно колол лёд.

— Полагаю, это и есть господин Дару Коринз, — вполголоса проговорил коррехидор и, когда они подошли, спросил об этом.

— Нет, что вы, — с нарочитым акцентом жителя северных островов ответил дворник, — вы ошибаетесь. Я даже никогда не слыхал о парне, носящим такое дурацкое имя. Я — А́мру Ру́ка, тутошний дворник.

Лицо его при этом имело столь бесхитростное и открытое выражение, что, если бы чародейка не присутствовала при разговоре с главным редактором, засомневалась бы. Парень шмыгнул курносым носом и расплылся в широкой располагающей к себе улыбке.

— Может вы адресок попутали? Или сторону улицы? — продолжал вдохновенно врать дворник.

— Возможно, — согласился Вил, — тогда я вернусь в редакцию газеты и передам господину Аррену, что вышеупомянутый журналист в данный момент не находится на секретном задании, а попросту водит за нос руководство, попивая пиво в соседнем кабаке.

При упоминании газеты, частые удары по льду прекратились вовсе, парень почесал лоб под шапкой и сказал, воровато оглянувшись на дом:

— Господин хороший, с чего это вы меня среди бела дня палите, вдруг услышит кто? Чего хотели-то?

— Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя, — коррехидор небрежно показал амулет, — а нужно нам задать вам несколько вопросов.

— Ага, — журналист снова глянул в сторону дома, — давайте так: вы делаете вид, будто подошли дорогу спросить, я показываю. Вы сворачиваете за угол и дожидаетесь меня в кафе под названием «Пьяная мышь». Я покручусь тут ещё чуток для виду, потом в кафе зайду. Сами понимаете, у меня тоже работа.

Предложенный план показался Вилу вполне приемлемым, он согласился. Дворник, жестикулируя, показал куда-то не то на низко нависшую тучу, не то на прогуливающуюся по противоположной стороне улицы рыжую псину. Вил с достоинством поблагодарил, взял чародейку под руку и отправился в указанном направлении. К н и г о е д. н е т

Кафе они увидели сразу: над входной дверью раскачивалась жестяная красноносая мышь с куском сыра в одной лапе а большую кружку пива она лихо придерживала хвостом. Внутри было тепло, пахло слегка подгоревшей рыбой и пивом. Последнее расстроенная служанка вытирала с полу, и сам вид её указывал на то, что оплата разлитого напитка будет вычтена из её жалования. Вил огляделся, выбрал столик в углу, с подозрением покосился на сиденье стула, вздохнул и присел. Рика сделала то же самое.

— Не советую есть здесь что-либо, — проговорил коррехидор, — разглядывая картонку, на которой от руки были перечислены подаваемые блюда и их цены, — если не хотите, конечно, потом маяться желудком.

— Но что-то заказать нам всё же придётся, — возразила чародейка, — мы не можем сидеть просто так и дожидаться нашего журналиста.

— В таком случае давайте закажем чай. Его мы сможем выпить с минимальным риском для здоровья.

Официантка в сомнительной чистоты фартуке приняла заказ, сонно посмотрела на посетителей и удалилась. Чай, к удивлению Вила, оказался вполне сносным, да и журналист не заставил себя долго ждать.

Бару стянул с головы свою безобразную шапку и плюхнулся на стул.

— Давайте, спрашивайте, но побыстрее. У госпожи Ари́сы уже схватки начались. Весь дом на нервах, говорят сам член Палаты Кланов должен подъехать.

— Откуда вы узнали о похоронах куклы?

— Куклы? — не понял журналист, — а, вы про спектакль с погребением! Узнал случайно. У меня, могу заявить без ложной скромности, полным-полно разных контактов. Я и в шикарные ресторации, и в модные магазины, и даже в похоронные агентства захаживаю. А как же? — ответил он на удивлённый взгляд чародейки, — так первым узнаешь, кто помер, глядишь, и какую-нибудь сенсацию с грызнёй наследников раскопать можно. Так вот, захожу я к старику Веру́ту, а он меня с порога огорошивает, говорит, мол, хочешь присутствовать на самых необычных похоронах, какие только можно представить? Тогда двигай, к Храму на Холме расставаний, там завтра манекен хоронить станут. Я с него, натурально, адресок чудиков спрашиваю, но старик ни в какую. У меня, говорит, профессиональная этика на первом месте, ни за что не позволю, чтобы по моей вине или недосмотру клиентов журналисты беспокоили людей в момент тяжкой утраты. Я, понятно, не удержался, пошутил, что коли манекен хоронят, там услуги не похоронного агентства нужны, а хороший мозгоправ требуется. Явно у господ заказчиков с головой не всё в порядке. А Верут руками замахал, мол, не его это дело. Клиент платит, а в остальном он в своём праве. Верно ведь, — парень закашлялся, и Рика пододвинула ему свою только что поданную чашку, из которой не отпила ни глотка.

Журналист шумно отхлебнул чай и продолжил:

— Моя собственная тётушка, эх и противная была бабёнка, устроила настоящую церемонию с присутствием жреца, когда издохла её не менее противная собачонка, что успела перекусать всех родственников и даже случайных знакомых. Так что не мне осуждать причуды богатых людей.

— Значит, вы не знаете ни имени, ни адреса заказчицы? — уточнил Вил.

— Да, не знаю. Зато я могу указать вам похоронное агентство, которое занималось организацией самих похорон. Господин Верут — владелец конторы «Вечный покой по сходной цене», что находится на улице Медников, номера дома не помню, но вы легко найдёте заведение. Желаете что-нибудь ещё узнать?

Было заметно, что парень едва может усидеть на месте. Вил сказал, что они услышали всё, что хотели. Он поблагодарил журналиста, оставил на столе плату, и они покинули кафе со странным названием «Пьяная мышь».

До улицы Медников добраться оказалось совсем несложно. Журналист не соврал: похоронное агентство, обещающее вечный покой по сходной цене, нашлось сразу. Первый этаж двухэтажного здания был облицован благородным чёрным мрамором с вырезанными на нём изображениями богов, оберегов и начертанными строками заупокойных молений. Внутри было темновато, тихо и отчётливо пахло благовониями. Большая комната с низким потолком могла похвастаться солидной коллекцией гробов, что стояли вдоль стен вперемешку с корзинами искусственных цветов. Сам владелец «Вечного покоя» оказался важным, немолодым, а его разрез глаз и желтоватая кожа говорили, что его предки перебрались в Артанию из Делящей небо.

— Что желают молодые господа? — спросил он, отвешивая низкий вежливый поклон, — поверьте, вы обратились в нужное место. Нигде в столице вы не встретите такого сочувствия свалившемуся на вас горю и не получите услуг первоклассного качества по сходной цене, как здесь, — ещё один поклон, сопровождавший отточенный жест, указующий на широкий выбор аксессуаров для погребения. — Прискорбно, господа. Терять близких всегда очень тяжко, но вы не должны погружаться в пучину горя, не забывайте, что сакура расцветает даже после самой суровой зимы. Жизнь продолжается.

— Благодарю вас за слова утешения и поддержки, — чуть поклонился в ответ коррехидор, — однако мы к вам совсем по другому делу. Вы попусту расточаете своё красноречие, ибо сама церемония погребения нас, хвала богам, пока не интересует.

— Да? — господин Верут погладил седоватую длинную бороду, — я рад, что у вас всё в порядке. Но какие дела привели вас в мою контору?

Вил объяснил ситуацию. Мужчина внимательно слушал, прикрыв один глаз, потом сказал:

— В конце минувшей недели ко мне обратилась сказочно красивая девушка. Можете скептически не улыбаться, я, поверьте мне, перевидал на своём веку множество красоток, но эта была особенной. Слышали, должно быть, в детстве сказки о Снежной женщине? Так вот, если б я верил в них, то под присягой мог бы поклясться, что ко мне в контору явилась одна из них. Она была холодна и абсолютно спокойна, заказала самую дорогую погребальную церемонию: гроб из морёного дуба, выстланный белоснежным шёлком, — Верут загнул один палец, — самые лучшие погребальные одежды на мужчину среднего телосложения ростом, — он потянулся за большой тетрадью в чёрном кожаном переплёте, — шести футов без одного дюйма. Затем, — палец с желтоватым ногтем заскользил по ровным столбцам записей, — пятьдесят алых паучьих лилий и пятьдесят белых лилий. Я, естественно, разъяснил ей, что цветы в феврале стоят довольно дорого, а сто цветов потянут на серьёзную сумму, и предложил заменить живые цветы на искусственные. Моя дочь делает великолепные шёлковые цветы. С трёх шагов вы не отличите их от настоящих. На это клиентка ответила, что цена для неё не имеет ровным счётом никакого значения. И оплатила счёт. Был назначен день и время. Только вместо умершего мужчины в агентство привезли деревянный манекен.

— И вас это не удивило? — Рике начинало действовать на нервы непробиваемое спокойствие и медлительность владельца «Вечного покоя»?

— Несомненно удивило, — ответил Верут, — однако мне на своём долгом веку довелось повидать многое. К примеру, в прошлом годе заявляются ко мне двое с целью приобрести недорогой, качественный, хорошо украшенный гроб. Я, естественно, предлагаю им оглядеться и выбрать любой на свой вкус. Странная парочка прохаживается, приглядывается, а затем начинают громко спорить и один из них, что пониже ростом и носил холёную бородку, заявляет, что без футона в гроб ни за что не ляжет, а второй возражает, что, мол, стёганного зимнего одеяла ему за глаза хватит. Пришлось мне вмешаться. «Молодые люди, — говорю я, — тем, кто почил с миром, ни футоны, ни одеяла не нужны. Мы делаем подстилку из циновок, и зачарованного льда, проводим все необходимые ритуалы над умершим, даже наносим на лицо грим, если потребуется». Бородатый на это лишь рукой махнул. После — того хлеще: потребовал гроб для примерки и заявил, что гроб этот ему понадобиться не позднее начала следующей недели. Тут уж я не выдержал, и начал возражать, мол, ложиться в гроб живому человеку — грех, только богов гневить, да на себя смерть накликивать, говорил, старый дурень, что никому неведом час его кончины, что даже, коли вы больны, надо сперва к лекарям и врачевателям обратиться, а не гроб примерять спешить! Клиенты переглянулись, да как захохочут. Артистами оказались, а гроб им был нужен для спектакля. Один играл роль злого волшебника, а другой должен

был восставать из гроба по его воле. Так что коли кто решил похоронить манекен, так это его добрая воля. Мы сделаем всё, чтобы клиент остался доволен.

— Значит, вы даже не попытались объяснить себе странность происходящего? — задал вопрос коррехидор.

— С одной стороны это — не моё дело. С другой, — Верут снова прикрыл один глаз, — больше всего похоже, что некий человек пропал без вести, и по прошествии семи лет его признали умершим. А его родственники, чтобы не хоронить пустой гроб, заказали манекен такого же роста. Заказчица ведь не зря указала рост покойника — шесть футов без одного дюйма, значит, имела ввиду какого-то конкретного человека. Может быть, это был её брат, а, может, возлюбленный. Кто знает. Да вы и сами можете спросить клиентку, зовут её — Эба Диккери, проживает сия почтенная особа в съёмной квартире на улице Золотого ясеня.

При упоминании знакомого имени Рика и Вил переглянулись. Похоже, их последняя версия подтверждалась.

Доходный дом, где снимала жильё бывшая солистка «Лунного цирка» был трёхэтажным, основательным и даже имел консьержа в крошечной комнатушке в холле.

— В к кому изволите? — высунулся из приоткрывшейся двери парнишка лет тринадцати, — ждите, — велел он после того, как услышал имя Диккери, — бабуля никого пускать не велела, поскольку мне неведомо, кто из жильцов в какой квартире проживает, — закончил он, на память процитировав бабушкино наставление.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся коррехидор, — мы подождём.

— Присядьте тут пока что, — подросток с деловым видом указал на скамьи вдоль стены, — дом у нас солидный, не гоже, чтобы всяческие проходимцы тут невозбранно шастали.

— С чего это ты уважаемых господ с проходимцами сравнивать удумал? — подошедшая женщина в накинутом прямо поверх платья тёплом платке стукнула мальчишку по затылку, — али не видишь, не отличаешь благородных людей от всех прочих?

— Бабуля, за что? — заканючил пацанёнок, — я ведь всё по твоему приказу сделал, не велела без тебя пускать, я и не пускаю, а ты сразу бить!

— Его правда, — вмешался Вил, — он досконально исполнил всё, что вы ему поручили. При этом был вежлив и строг.

— Простите, милорд, — поклонилась консьержка и внуку голову пригнула, его поклон показался ей недостаточно вежливым, — вы пришли к кому-то из наших жильцов?

Хотя сие было очевидным, Вилохэд чуть склонил голову в ответном поклоне и сказал:

— Мы хотели бы видеть госпожу Диккери.

— Конечно, проходите, пожалуйста. Проследуйте на второй этаж, поверните направо и дойдите до конца коридора. Дверь за номером 27 как раз её. Прекрасная девушка, доложу я вам: скромная, вежливая, спокойная. Именно такой должна быть настоящая артанка, не то, что современные вертихвостки, которые взялись во всём подражать женщинам с материка.

— Госпожа Диккери живёт одна, — как бы невзначай, словно для поддержания беседы, спросил Вил.

— Госпожа Диккери снимает трёхкомнатную квартиру вместе со своим братом, а ещё к ним приезжали родственники в гости. Вы не подумайте чего, все они люди хоть и молодые, но целиком и полностью положительные. Никаких пирушек, веселья и прочих непотребств, каких можно ожидать от современной молодёжи. Даже табаку никто не курит! — женщина подняла палец вверх. Видимо, привычка к табакокурению занимала не последнее место в её личном списке грехов.

Коррехидор поблагодарил, и они пошли на второй этаж. Дом производил удивительно ухоженное впечатление: на площадке лестницы стояли комнатные цветы, политые и свежие; ковёр на ступеньках (чтобы жильцы не поскользнулись случайно) оказался потёртым, но безукоризненно вычищенным, окна в коридоре — чистыми.

— Приготовьтесь, — тихо проговорил Вил на подходе к двери за номером 27, — иногда преступники, загнанные в угол, нападают без предупреждения.

Чародейка серьёзно кивнула. Ещё в поезде она продумала быстрое огненное заклятие, а потом в коррехидории заключила его в уголёк из камина. Оставалось лишь разломить уголёк пальцами в кармане.

Вил постучал в дверь. Сначала было абсолютно тихо, потом раздались лёгкие, почти неслышные шаги, и щёлкнул замок.

— Проходите, — негромко проговорила высокая светловолосая девушка в нарядном дорогом платье, — я догадывалась, что вы придёте.

Она медленно побрела в квартиру, продолжая прижимать к груди игрушечную овечку из белого меха.

Рика огляделась вокруг. Квартира просторная, идеально убранная, но какая-то нежилая, словно кто-то скопировал все рекомендации из модных журналов разом: от развешивания на вешалке пальто по цвету от тёмного к светлому до сервированного завтрака на две персоны, не тронутого, но красиво поданных тарелочек со свежей сдобой и остывшим чаем в фарфоровых чайных чашках.

— Я понимала, что вы придёте, — повторила Эба, изящно опускаясь в кресло возле камина, — где-то в глубине души даже ждала этого. Хорошо, что вы успели.

— Успели что? — спросил коррехидор, присаживаясь на диван, а Рика продолжала стоять возле него, не вынимая из кармана руки с зажатым угольком.

— Успели пока я, — она запнулась, либо собираясь с мыслями, либо подбирая подходящие слова, — пока ещё можно поговорить со мной.

— Вы собирались покинуть Кленфилд?

— Я собираюсь исчезнуть, — совершенно спокойно сказала Эба.

— Вы одна дома? Где ваши товарищи? — Вил незаметно огляделся.

— Риччи в спальне. Вы должны посмотреть на него.

Рика положила свободную руку на плечо коррехидора и прошептала слово: «Западня».

— Нет, уважаемая госпожа чародейка, — на неё взглянули большие глаза такой чистой и нежной голубизны, какая бывает только у весеннего неба, — это не засада и не ловушка. Просто мой дорогой брат Риччи находится в спальне. Пойдёмте, я покажу чем он стал.

Эба встала. Она попыталась скрыть усилие, которое ей для этого потребовалось, но от чародейки не укрылись побелевшие костяшки пальцев, сжимавшей подлокотник руки.

— Прошу вас, вы просто обязаны это увидеть. И не бойтесь, я не причиню вам вреда, потому что не хочу делать этого, да и не могу уже.

В спальне на кровати с дорогим постельным бельём лежал манекен, обыкновенны деревянный манекен. У него не было лица, а пакля, изображавшая волосы, просто сползла с головы и упала на подушку неопрятной спутанной кучей. Одет манекен был в шёлковую мужскую пижаму с вышитыми журавлями и пребывал в обычной позе спящего человека.

— Это Риччи, — грустно произнесла Эба, — он был предпоследним. Осталась одна я.

— Не могли бы вы рассказать нам, что происходит? — попросил Вилохэд, чуть поддержав покачнувшуюся Эбу.

— Конец, — просто ответила она, — мы ведь — куклы, самые обыкновенные куклы. Изготовленные по прихоти нашего создателя и проживающие свою короткую жизнь для его блага. Теперь вот наша жизнь подошла к концу. Настало время умирать.

— И поэтому вы решили захватить с собой и других людей? — сурово спросила Рика, — вы убивали лишь потому, что вам самим не хотелось расставаться с жизнью?

— Технически — да, — Эба опустилась назад в своё кресло. Она по-прежнему прижимала к груди меховую овечку, — но всё сложнее. Будет лучше, если я расскажу вам сама. У меня очень мало времени. Может быть это дни, может часы, а, может, и того меньше. Я хочу, чтобы хоть кто-то узнал всю правду. Присядьте, мистрис Таками, у меня нет ни, сил ни возможностей навредить вам. Вы ведь подстраховываете господина коррехидора? Не так ли?

— Как вы узнали? — выгнул бровь Вил.

— С момента, как вы вошли в гостиную, госпожа чародейка держит левую руку в кармане. Это весьма нетипичная привычка для девушки, а значит, она готова применить заклинание. Зачем? Чтобы защитить от меня вас и себя тоже.

— А вы умны и наблюдательны, — похвалил коррехидор, — надеюсь, нам не придётся использовать против вас то, что Эрика держит в кармане.

— Не придётся, — слегка улыбнулась Эба, и эта бледная тень улыбки только подчеркнула необыкновенную красоту безмятежно спокойного лица, — ручаюсь, что не придётся, — она вздохнула и начала свой рассказ, — нас было пятеро. И ещё месяц назад никто из нас не подозревал, что мы куклы. Мы были труппой господина Рэйнольдса, труппой «Лунного цирка», весьма знаменитыми артистами, акробатами, певцами. Кто мы, откуда, как попали в труппу, и что с нами было раньше, никто не задумывался. Полагаю, каждый из нас имел разговор с господином Рэйнольдсом, и получил исчерпывающий ответ: огненная амнезия.

— Огненная амнезия? — переспросила Рика, — я никогда не слышала ни о чём подобном.

— Возможно, огненную амнезию выдумал Хито. Он сказал мне, что все мы в детстве жили в одном приюте, где по причине воровства руководства не был сделан надлежащий ремонт, и произошёл сильный пожар. Много воспитанников погибло, а выживших отдали на усыновление или распределили по другим детским домам. Мы попали в число тех, кого взял Рэйнольд, набиравший тогда новую труппу. От сильной психологической травмы при пережитом пожаре у меня и моих коллег случилась огненная амнезия. Он предупредил, чтобы я не поднимала этот вопрос с другими, дабы не травмировать их, успокаивал и говорил, что со временем амнезия непременно пройдёт, что мы обязательно вспомним своё прошлое. Я и вспомнила, — Эба горько усмехнулась, — точнее узнала. Всё началось со смерти О́ди. Она была самой тихой и незаметной среди нас: ниже ростом, неуверенная в себе, но отличалась исключительной ловкостью и гибкостью. Первоначально трюк внутри колеса смерти был для неё. И вот однажды вечером мы сидели и играли в карты, а Оди зашивала костюмы, она любила возиться с иголками и нитками, говорила, что, если что-либо испортилось, его нужно либо отремонтировать, либо уничтожить. Вот и ремонтировала своё платье с блёстками. Мы увлеклись, играли, пили вино. А знаете, я потом только осознала: мы ж никогда не хотели есть и не пьянели, сколько ни выпей. Почему не задумывались, ведь это же так странно? А ответ Хито, мол, специальные тренировки, о которых мы тоже начисто забыли, изменили наши тела, доведя до совершенства, по сути — пустая отговорка. И нам хватало этого шитого белыми нитками вранья, пока мы не увидели, что Оди превратилась в деревяшку. Знаете, это был шок. Ещё минуту назад она шутила по поводу увлечения азартными играми, и вдруг замолчала, а когда я оглянулась, на кровати был манекен с выпавшим из рук платьем. Я закричала, мы все были в смятении, даже приблизиться к ней боялись, думали, какое-то страшное колдовство. Пришёл Хито, увёл всех нас прочь, а потом спокойно с безупречной логикой, как он всегда умел, объяснил нам, что Оди никогда не была человеком.

— Вы ж не могли не замечать, — говорил он, прохаживаясь по комнате, — что Оди всегда отличалась от вас?

Он мог быть исключительно убедительным, когда хотел этого, или ему это было нужно. Хито говорил, будто купил Оди по случаю у одного знакомого чародея, экспериментировавшего в области создания гомункулов. Получалось, что наша напарница и есть один из неудавшихся образцов. Якобы маг собирался уничтожить девушку, не соответствовавшую его задачам и требованиям, а наш хозяин благородно выкупил её, но вот теперь магия иссякла, и Оди возвратилась в своё первоначальное состояние.

Эба вздохнула, помолчала, механически поглаживая свою овечку, словно это был кот, потом продолжала.

— Хотя Хито утверждал, что мы — совсем иные, у меня начали зарождаться подозрения. И мне пришла в голову идея написать в мэрию города, где по словам нашего господина и находился злополучный сгоревший детский приют. Основание придумалось как-то само собой: я хочу узнать, кто мои родители, чтобы встретиться с ними или посетить их могилы. И вот через неделю мне пришёл ответ. Взгляните, что ответили на мой запрос власти, — она расстегнула пуговки на животе овечки и вытащила письмо.

Рика подумала, что Эба использует игрушку для хранения каких-то особо ценных для себя вещей.

Вил взял письмо.

— Не возражаете, если я для экономии времени прочту вслух?

Девушка отрицательно покачала головой.

Уважаемая госпожа! — начал читать коррехидор, — либо вас ввели в заблуждение, либо закралась страшная ошибка. Обладая аналогичным именем и фамилией с одной из наших воспитанниц, вы посчитали себя ею. Но, согласно записям, хранящимся в городском архиве, госпожа Эба Диккери, девочка 14 лет погибла при пожаре в детском приюте «Доброта» при попытке вытащить из горящей спальни малышей, оказавшихся отрезанными огнём от основной массы детей и не эвакуированных вовремя по вине сотрудников приюта. Она сгорела заживо вместе с пятнадцатью малышами в возрасте от 1года до трёх лет. Ей помогали четверо ребят из старшей группы, ставших маленькими героями нашего города. Все дети похоронены на городском кладбище за счёт Кленовой короны. Имена героев мы приводим ниже:

Эба Диккери, 14 лет;

Оди Зе́рби, 15 лет;

М́арус Се́мил, 14 лет;

Джек Фэ́ррал, 14 лет;

Ри́ччи Я́рси, 15 лет;

Нам очень жаль, но городская мэрия не полномочна предоставлять информацию о родных и близкий покойных кому бы то ни было. С уважением, остаёмся искренне Ваши… Дальше подпись и дата.

— Любопытный документ, — прокомментировал Вил, возвращая письмо, — из него вы поняли, что господин Рэйнольдс вас обманывает.

— Да, — Эба аккуратно застегнула овечку, — я рассказала остальным, мы принялись обсуждать это, и тут нам принялось бросаться в глаза множество несоответствий. Например, ни у кого из девушек не было ежемесячных особенностей женского организма, мы не испытывали голода, не боялись морозов и жары. Болевой порог у нас чрезвычайно низок. Я обратила внимание, что многочисленные статьи в газетах о бездомных людях, бедных животных, голодных птичках зимой меня совсем-совсем не трогают. Как, собственно, и внезапная смерть Оди. Неожиданно, да. Жаль — нет. Единственное чувство, которое мы все испытывали — был страх. Страх за себя, и всё. Когда мы были с Хито одни (иногда он приглашал меня провести ночь в его комнате), я выбрала момент и снова заговорила с ним об этом. Он сначала упирался, а потом, видимо под действием вина, сознался в обмане. Так я узнала, что мы все куклы, и нам дан короткий срок жизни. Сколько именно, выяснить не удалось, хозяин пустился в пространные рассуждения о различных привходящих условиях, определяющих срок жизни, плёл что-то о том, чем больше мы нужны кому-то, и чем больше в нас человеческого, тем дольше. Но я твёрдо была уверена, что подо всем этим скрывалось нежелание раскрывать мне правду. Я беспрестанно ломала голову, как получить нужную мне информацию, и надеялась найти способ удлинить наши жизни. Ходила по разным магазинчикам, покупала газеты и журналы о магии. Серьёзные издания (мне как-то в руки попал номер журнала «Магия. Последние изыскания») мне явно были не по зубам, и я скоренько возвратила его назад в магазин. На мои сетования на абсолютную непонятность публикаций и языка владелица лавки посоветовала начать свой путь в чародейки с чего-то более простого. Так ко мне в руки попала книга для начинающей ведьмы. Меня не заинтересовала ворожба на жениха, богатство тоже было как-то без надобности. Я уже готова была счесть книгу пустой тратой денег, как я увидела заклятие, позволяющее узнать, истинное отношение любимого человека. Я провела описанный ритуал, особо ни на что не надеясь, к этому моменту я уже успела осознать, что никакие тесты на способности к колдовству я позорно не пройду. В предисловии к книге говорилось, будто чтобы осуществить заклятие никакой особой одарённости не нужно, и любой девушке под силу узнать о подлинных чувствах возлюбленного. Я видела, как господин Хито выделяет меня из ряда остальных сотрудников, при этом его чувства были мне глубоко безразличны. Я хотела знать лишь одно: как продлить нам жизнь, и кто нас создал. Ритуал был, действительно, несложным, только вот результат вышел совершенно иной, он совсем не отвечал моим ожиданиям. Моя сущность словно бы изменилась: мир вокруг расцвёл звуками, запахами, вкусами. Я начала плакать и смеяться, сама не понимая почему. Но главное, я увидела сон Хито. Сон сей был кошмаром, в котором я или девушка с моим именем погибала у него на глазах. Я не поняла, как это происходило виделось лишь очень много крови и рука с кольцом в виде цветка сакуры. Знаете, я вообще никогда не носила колец, поэтому взяла себя в руки и огляделась: в том сне помимо молодого Хито действовали ещё три человека. Хито бросился к одному из них — коротышке в кружевных манжетах с надменным выражением лица, и воскликнул:

— Акито, за что? Как ты мог сделать такое со мной и Эбой?

— Сие плата за твою чёрствость и предательство, — ответствовал Акито, — твоя Эба заплатила, заплатишь и ты.

— Диметрий! — обратился господин ко второму, грузноватому парню в кожаном фартуке и с шапкой кудрявых волос. За ухом у него торчал карандаш, а из кармана фартука выглядывала мерная линейка, — ты так и будешь молчать? Почему ты отвернулся от меня, неужели и ты веришь в то, что говорит Касл? Разве ж я мог столь жестоко оборвать чужую жизнь? Разве кто-то заслужил уходить рано, в расцвете юности? Не было ли здесь твоей ошибки? Повернётся ли твой язык перед богами и людьми заявить, что не внёс свою лепту в ужасную трагедию, коснувшуюся всех пятерых?

В сне Хито кудрявый рассмеялся зловещим смехом и ответил, что каждому отмерен свой срок и своя мера страданий, страдайте и вы!

Господин залился слезами, потом обратился к последнему — мужчине в королевском тартане. Он был одет в форму вашей службы, господин граф.

— Сержант, — взмолился Хито, — почему вы выбрали жертвой именно меня, по какому праву вы столь жестоко вторглись в мою судьбу, словно она не была щедра ко мне по части боли? Зачем вы добавили ещё? Почему я? Неужели в вас не осталось совсем нисколько места для справедливости и сочувствия? Ваше грубое вмешательство сломало то, единственное, что у меня ещё осталось — мою жизнь.

— Твоя жизнь — ничто, — буквально выплюнул ему в лицо собеседник, — ты и все, кто стоит рядом с тобой, — пустышки, марионетки, камешки на клетчатой доске, которым никогда не суждено встать на звезду. Мне нет дела до вас, ибо для Джерри Сато существует только Джерри Сато. До всех остальных ему просто нет никакого дела.

Затем последовал удар по лицу, и мой господин проснулся. Оказалось, что я не спала вовсе, а просто лежала рядом с закрытыми глазами и чётко видела его сон, словно это был его собственный. Видимо, я не смогла правильно выполнить ритуал из книги, — Эба чуть качнула головой.

— Нет, — проговорила Рика, — вы всё сделали правильно. Просто в вашей книге ритуал для пробуждения истинной души вещи выдавался за любовную ворожбу.

— Вот как, понятно. Интересно, что за душу я пробудила в себе и моих товарищах? — бледная тень улыбки тронула пухлые розовые губы куклы, — что за чудовищ я пробудила во всех нас?

— Рэй Хитару, а именно так по-настоящему звали вашего господина, — сказал Вил, — по незнанию создал вместо театральных кукол-марионеток борцов с демонами-пожирателями снов, но, видимо, он не обладал достаточными знаниями и умениями, чтобы сделать это в полной мере, да и целью он задавался иной. А вы смогли довершить начатое им в полной мере — Эба печально кивнула, — из сна господина вы узнали имена людей и ошибочно связали их со своими проблемами?

— Да, всё прекрасно складывалось: пятеро, а нас было пятеро; предательство, ужасная безвременная кончина, кольцо с цветком сакуры — символ юности, весны и любви. Люди, которые либо не пожелали помочь в ритуале нашего создания, либо сознательно вредили, — Эба нервно мяла в руках игрушку, — из-за них мы умираем столь рано. Я провела ритуалы со всеми. Неделя тренировок, и мы могли входить в сон любого человека, находящегося не далее ста сяку. И мы решили выяснить, как нам продлить наши жизни, какие ошибки сделал Хито, когда создавал нас. И мы начали…

— Пытать и убивать, — услужливо подсказала чародейка.

— Сначала, — Эба холодно посмотрела ей в глаза, и в ней проглянула на мгновенье почти утраченная сила, — моей целью была лишь голая информация. Но первый (им был тот самый субтильный коротышка, что так высокомерно разговаривал с моим хозяином в его сне) упёрся. Он нёс какую-то ерунду о том, что вообще не слышал ни о каких куклах и понятия не имеет, что и зачем делал Хито. Он, кстати, весьма удивился, когда узнал, что его старый друг жив. Я хотела лишь добиться от него правды. Его жизнь и его боль не имели для меня тогда никакого значения. Риччи возражал, он и до ритуала был самым чувствительным из нас, но я велела ему заткнуться и исчезнуть из сна. Я справилась сама. Однако ж, ничего не узнала. Путаница имён, событий, мешанина чувств: любовь, ненависть, ревность, страх, раскаяние. Они не дали мне ни единой зацепки. Я потратила слишком много сил, Риччи перестал со мной разговаривать, но я убедила остальных, что мой план — единственная возможность спасения, и предложила объединить силы. И мы, уже втроём, пошли к дому мастера. Его я узнала сразу, он изготовил и установил знаменитое кольцо смерти, залезать в которое мне жутко не хотелось. Мастер ничем вообще не помог, он просто орал во сне так, что у нас закладывало уши, и более ничего. Убить его оказалось куда проще первого. В наших рядах пошла смута. Риччи замкнулся, уходил куда-то на целый день, даже старался не есть с нами вместе. Семил был на моей стороне целиком и полностью, он говорил, что ради достижения цели нужно думать только о цели, а остальное — ерунда. Если бы боги были против нас, они не за что не дали бы нам таких способностей. Марус колебался. Он начал бояться смерти, пару раз ходил в храм и покупал предсказания. Никому о них не рассказывал, но погрустнел и помогал с большой неохотой. У нас оставался ещё Джерри Сато. Мы узнали, что теперь это уважаемый человек, Мировой судья Кленфилда. Если честно, нас даже забавляли статейки в газетах, где говорилось о тодзиру, а, когда я увидела, что судья нанял себе охрану, не могла сдержать смеха. Джерри Сато тоже ничего не прояснил, хотя я морозила его постепенно, старалась сохранить работоспособным сердце, как можно дольше. Он не знал вообще ничего по интересующему нас вопросу. Наверное, из всех наших клиентов, судья был наиболее далёк от магии. Хито он помнил, и даже сожалел о чём-то, но его сожаления меня не трогали.

После судьи мне стало ясно, что виноват во всём сам господин. Я предложила проникнуть к нему в сон всем вместе и прямо спросить его, как нам продлить жизнь. Знаете, — вздохнула Эба, — чем сильнее мы начинали чувствовать, тем больше не хотелось умирать. Я говорила, что мы не станем причинять вреда господину Рэйнольдсу, просто поговорим. Марус и Риччи возражали, они спрашивали, почему нам не поговорить с хозяином просто так, в его комнате. Для этого вовсе не нужно пролазить в его сны. Но я объяснила, что наяву мы не сможем отличить правду от лжи, во сне же я легко сделаю это. Риччи решил пойти для подстраховки. Он заявил, что остановит меня силой, если я попытаюсь убить хозяина. Мне было безразлично. Каждое проникновение делало меня сильнее, Риччи же погружался в чужой сон всего однажды и не знал некоторых тонкостей. Мы выбрали время и отправились поговорить с господином Хито. Я рассказала ему всё, начиная с того самого сна, в который проникла впервые, о своей безвременной смерти и его сожалениях. Вы не поверите, но он захохотал. Во сне он был молодым, таким я его никогда не видела. Он смеялся до слёз.

— Так ты серьёзно думала, будто тот сон был о тебе, Эба? — проговорил он, когда отсмеялся, — какая наивная самонадеянность! Какой же глупой нужно быть, чтобы верить, будто я полюблю куклу! Девушка с кольцом совсем другая Эба, она была живой, прекрасной, весёлой и чуточку капризной. Но меня это не раздражало, а порой и забавляло. Это в честь неё я создал твою внешность и удачно подвернувшееся имя.

Оказалось, хозяин был в числе магов, помогавших тушить пожар в приюте. Он просто записал имена погибших детей и дал их нам, а наши документы оформил, заявив, будто бумаги сгорели. Затем он спросил, действительно ли мы хотим знать причину нашей короткой жизни? Мы ответили, что да.

— Причина проста, — ответил он, — я поделил между вами годы своей собственной жизни. Иначе почему я в свои сорок лет выгляжу и живу жизнью дряхлого старика? Я просто не мог дать больше, так что извиняйте, мои дорогие полешки, радуйтесь, что вообще живёте. Да вы руки должны целовать своему создателю, а не с претензиями в чужие сны влазить. Пошли все прочь! У меня завтра важная встреча, а ваших рож мне и наяву хватает.

— Сколько нам осталось? — выдохнула я.

— На всех было тридцать лет, — усмехнулся хозяин, — сама посчитаешь, или помочь?

Получилось по шесть лет. Но он покачал головой, был ещё один, неудачный экземпляр. Он забрал три года зазря. Нам оставалось по пяти с небольшим лет. На мою просьбу сказать, сколько уже прошло, он засмеялся и велел катиться ко всем чертям. Тут я впервые испытала гнев и обиду. Зачерпнув духовной силы у всех, я просто растерзала нашего создателя изнутри.

— И что было потом? — не сводя глаз с Эбы спросил коррехидор.

— Потом? Мы сбежали. У нас почти не было трат, к тому же я знала, где лежат сбережения Хито. Я подумала, если мы станем больше людьми, то, возможно, это продлит наши жизни. Мы сняли квартиру, стали обедать и завтракать, спать в кроватях, гулять по городу, читать книги. Но это не помогло. Первым умер Семил. Именно он стоял ближе всех ко мне в последнем проникновении, и именно его сил я взяла больше. Он превратился в манекен, и я со зла сожгла его в этом вот самом камине. Следующим стал Марус. Он пил кофе, как вдруг чашка упала на скатерть. Я хотела отчитать его за свинство, а вместо него за столом сидела деревяшка в шёлковом халате. Тогда я решила похоронить его, как человека. Я заказала церемонию и отдала больше половины денег, потому что поняла, что потратить все деньги у меня всё равно не получится. Я стала слабеть. Риччи по-прежнему игнорировал меня, и на любые попытки заговорить, уходил в свою спальню. Силы утекали, таяли, я всё равно старалась каждое утро вставать, делать причёску, надевать платье. «Я человек, — упрямо твердила я себе, — просто не выспалась, устала, перестала тренироваться. Или погода меняется». Право, я не представляю, какое отношение перемена погоды может иметь к самочувствию, но много раз слышала, как такое говорили другие люди. Вчера не стало Риччи. Я приготовила завтрак и пошла позвать его. В последние дни у меня нет сил выходить из дому, поэтому в магазин посылаю сына консьержки, а вчера стало тяжко даже по квартире ходить. Риччи лежал в кровати. Он всегда спал на боку, свернувшись калачиком, и, как ребёнок подсовывал руку под щёку. Сейчас так лежит деревяшка. Пришло время умирать, — Эба судорожно вздохнула, словно ей не хватало воздуха, — я понимаю, что натворила ужасные вещи. Сначала я не ощущала никаких эмоций, важна лишь конечная цель, но постепенно я обрела чувства: страх, обида, ревность, любовь. Я поняла, насколько мне не хватает Хито, Оди с её обычным нытьём, что она некрасива, всегда и во всём уверенного Риччи, Маруса, молчаливого, но готового прийти на помощь, и Семила — словно застрявшего в отрочестве; вечно сомневающегося, любопытного, смешливого Семила с копной рыжеватых волос, с которыми справиться было не под силу ни одной расчёске. Разве мы не люди? Чем мы хуже? Мы ведь лишены даже обычной человеческой смерти с болью, страданиями. Мы просто выключаемся, как игрушки, у которых закончился завод.

Эба крепче сжала свою овечку.

— Я даже игрушку себе купила, надеялась понять, что вы чувствовали в детстве, которого у меня не было.

Она расстегнула овечку и вытащила половину листа рисовой бумаги, исписанного мелким убористым почерком.

— Я нашла это у Хито, понимала, что это и есть источник наших бед, — движение бледной руки, и бумагу охватили язычки пламени камина, — так лучше. Нельзя, не хочу, чтобы кто-то ещё пережил то же, что и мы. Никого из нас не осталось, а совсем скоро не станет и меня. Видите, — она попыталась поднять руку и не смогла. Прощайте.

Прямо на глазах у коррехидора и чародейки прекрасное лицо превратилось в гладко обструганную болванку, шелковистые блондинистые волосы обвисли длинной серой паклей. Только деревянные, по-прежнему изящные пальцы, продолжали стискивать меховую овечку. Но вот разжались и они.

Вил поднял игрушку.

— Интересно, — проговорил он, — видела ли она сны? Снятся ли куклам игрушечные овцы?

Он осторожно опустил овечку на колени манекена.

Больше книг на сайте — Knigoed.net