Длинное узкое платье, подаренное Борисом, сжимает бёдра так, что мне тяжело двигаться. Я семеню, как гейша на окобо!
Господи, скорей бы закончилось это мероприятие. Нет ничего хуже дней рождения детей партнёров Бориса. Новые туфли и туго собранные наверх волосы тоже не поднимают настроения. Но в этой среде принято улыбаться. И я улыбаюсь на автомате, равнодушно глядя в окно на капли дождя.
– Виктория…
Поворачиваюсь с дежурной улыбкой. Хозяйка дома Лика подхватывает меня под локоть.
– Пойдём, подали шампанское и устриц. Мы специально заказывали их с ближайшего рейса, чтобы были живые и свежие. На дне рождения у Даниэля Алле пришлось распорядиться их запечь. Их привезли замороженными! Уж лучше бы совсем не подавала… Разве можно на таком экономить? А эти ты обязательно должна попробовать.
– Лика, я равнодушна к устрицам.
Вернее, терпеть их не могу, и меня тошнит от мысли, что я должна есть ещё живого моллюска.
– Тори… – осудительно. – Никогда и никому не говори, что ты равнодушна к устрицам! Это моветон…
Протягивает мне бокал шампанского. Спасаясь от дегустации устриц, беру во вторую руку канапешку с сыром и оливками.
Мужчины курят сигары на огромной веранде. Изредка доносится их сдержанный смех.
Та самая Алла, жена ещё одного партнёра, худощавая брюнетка с тёмно-бордовым маникюром, выскрёбывает в свой малиновый рот несчастную устрицу. Когда она глотает, я на мгновение чувствую себя этой устрицей. Меня передёргивает.
Ещё одна из женщин, совсем ещё молоденькая Дарья, стоящая чуть поодаль, запивает таблетку бокалом шампанского.
– Полгода уже не может забеременеть, – едва слышно бормочет мне Лика, во все тридцать два улыбаясь Дарье. – Думаю, если до зимы не сможет, Погодин решится на развод. Ему сорок… Уже неприлично без наследников. Подумают, что бесплодный он!
– Господи, да ей всего девятнадцать. Ей нужно просто набрать нормальный вес. С ума они сошли, что ли, какой развод?
– Я тебя умоляю, Тори, – закатывает глаза Лика. – Погодин обожает худобу. Если она наберёт нормальный вес, развод случится уже завтра! Думаю, Дарья забыла, когда нормально ела последний раз. Ест только зелень… ты заметила?
«Больные люди…» – вздыхаю я. Но я тоже часть их. И мне стыдно быть этой частью.
– Дашенька, что ты пьёшь? – ласково и лицемерно щебечет Лика.
– Мой психоаналитик прописал мне антидепрессанты… Я так устала от всего…
Мне хочется дать Даше подзатыльник, чтобы пришла в себя, смыла косметику, выплюнула антидепрессант, шампанское и просто поела. Поджав губы, я отворачиваюсь.
– Тори! – тут же ловит меня алая Алла. – Ты не собираешься этой осенью в Египет вместе с Борисом?
– Что мне там делать? Он будет круглосуточно на своих семинарах. А Илюшка не переносит самолёты…
– Найми няню, как я. Я полечу с мужем, отлично проведём с тобой время!
Её Даниэлю два с половиной. Как можно в два с половиной бросить ребёнка няне, чтобы хорошо провести время?
– Вряд ли у меня получится, – вежливо улыбаюсь я.
– Даша, ты такая худая! – с наигранным восхищением вздыхает Лика. – Просто модель!
Модель скелета? Да у неё скоро колени назад выгнутся. Как можно подпитывать её нездоровые диеты восхищением? Но здесь принято в лицо хвалить любую дичь, а осуждать и высмеивать шёпотом и за спиной.
Спасите меня кто-нибудь! Мне кажется, я тоже сейчас начну выделять яд и всех залью с дежурной улыбкой. Они заразные!!
Разворачиваюсь, чтобы сбежать в детскую. Но Илья уже идёт навстречу мне с шариковым ружьём наперевес.
– Мам…
С ледяным взглядом Лика натянуто улыбается.
– Что-то наше жертвоприношение сегодня не слишком старается… Всё время бегают.
«Жертвоприношение» – это детские аниматоры. Здесь принято называть это так. Взрослые не переносят, когда дети мешают им хорошо проводить время. И детям делают человеческое жертвоприношение в виде аниматоров. Терзайте, только не мешайте!
Присаживаюсь перед сыном, чтобы спрятать его от взгляда Лики. Платье натягивается… и я чувствую, как немного лопается разрез. Боже…
– Мам, я хочу домой.
– Потерпи, детка, ладно? Поедем через час.
– Я туда не пойду.
– Почему?
– Там… один мальчик написал в шарики. Фу… А девочки говорят на Мальвину… – мнётся он и, решившись, наклоняется и шепчет мне на ухо: – «Шлюха…»
– О, Господи! – в этой аристократичной вакханалии остаётся только молиться. – Побудь со мной.
Беру его за руку, усаживая на кресло. Женщины недовольно поглядывают на меня. Мужчины возвращаются с веранды. Я присаживаюсь на подлокотник кресла, пряча свой надорванный разрез.
– Тори… ах… – с восторгом наклоняется к моей груди Алла. – Борис – щедрый мужчина! Это же бриллиант?
Машинально прикрываю подаренный на наш юбилей кулон, сжимая его в пальцах.
– Да, – киваю я.
– Шикарный «Ашер»! Сколько карат? Какой чистоты?
– Да я… не помню, если честно, – пожимаю плечами с улыбкой.
– Ой, лукавишь, – машет она мне своим длинным наманикюренным пальчиком, – кто же такое забудет? Я, скорее, имя мужа забуду! – смеётся она, жадно поглядывая на камень.
Разворачивается к подошедшему ближе Борису.
– Борис… – разводит руками. – Сразу видно – твои дела пошли в гору. Украшения жены выросли на пару карат!
Борис признательно улыбается ей… А он очень редко улыбается. Я уже и забыла, как он улыбается мне или Илюшке. И мне становится тошно. Не от ревности, нет. А вообще…
Илюшка, скучая, поднимает своё большое шариковое ружьё и, играясь, целится в шоколадный фонтан.
– Бах… бах…
– Илюшка… не надо… – тихо прошу его.
– Мамочка… я хочу домой…
– Потерпи ещё немного.
Впереди у нас ещё одно нездоровое мероприятие!
– Аукцион! – словно услышав мои мысли, радостно объявляет Лика, хлопая в ладоши. – Наша Владочка нарисовала для гостей три картины. Внимание! – игриво разворачивается она, указывая на детскую мазню на настоящих холстах и в дорогущих рамках. – Вот наши лоты: «Закат над Тегал Ванги»…
Красное пятно масляной краски над синей полосой.
– … «Букет магнолий»…
Много розово-белых пятен над зелёным шаром.
– … «Вечер у камина»…
Непередаваемая живописная смесь коричневого и красного!
– Среди нас есть профессиональный художник! Тори, милая, дай нам скорее рецензию!
– Это… – подыскиваю я слова. – Очень мило!
– Мне кажется, Владочка будет очень талантлива в экспрессионизме!
– Безусловно, – киваю я.
– Итак, разыгрываем первый лот. «Закат над Тегал Ванги». Стартовая цена – сто евро!
Уж лучше бы откровенно поставили кубышку и попросили собрать в неё денег. Но, к сожалению, ритуал проводится не ради денег, а ради того, чтобы потом хвастать, что картина отпрыска, нарисованная им в семь лет, была продана за несколько тысяч евро. Такая вот дичь…
– Двести! – взмахивает рукой Борис, открывая аукцион.
Другие мужчины поднимают ставки.
– Восемьсот… – снова поднимает Борис.
Отворачиваюсь, гляжу на Илюшку и про себя обещаю ему, что никогда больше не буду справлять его день рождения в кругу партнёров его отца. Любой кровью! Даже если мне придётся годами не разговаривать с Борисом. Не хочу, чтобы он смотрел на это всё.
Илья поднимает опять ствол ружья и…
– Илья! – тихо и сердито рявкает на него стоящий рядом отец.
Сын пугается, и его пальчики резко сокращаются, нажимая на курок. В ужасе смотрю, как огромный шар быстро летит в шоколадный фонтан!
Шлёп!!! Все лоты и платье Лики залито жидким шоколадом…
Все шокированно поворачиваются к нам!
Мамочка…