Содержанка

Пролог

— О, Раф, наконец-то! Привет, брат! — кричат наперебой Борис, Артур и Славик.

— Вечер добрый.

Алекс Равский с хлопками пожимает партнерам руки. Падает в кресло, ему тут же наливают выпить.

Всем сидящим за столом около тридцати. Мужчины успешны и богаты. А еще изрядно пьяны.

— Как долетел?

— Самолет не упал, как видишь. Устал пиздец. Соколов тот еще мудозвон, не нравится мне его предложение, и всё. — Раф делает глоток, едва морщится. — Что-то не то он делает. Я жрать хочу, чем тут вообще кормят? — Равский притягивает к себе меню, начинает листать.

— Не парься. Юристы еще раз посмотрят договоры. Если что, маякнут.

— Ты же знаешь мою чуйку. Ладно, забили. Отдыхаем сейчас.

У Рафа голова взрывается. Участие «СоларЭнерджи», его главного детища, в международной выставке заслуженно изменило представление о солнечных батареях. Но получить заказы — это только треть дела. Важно их выполнить. Принципиально важно — в срок.

Раф наугад выбирает блюда и отпускает официанта. Трет лоб и виски, вяло слушая разговор друзей, сам по сторонам оглядывается в поисках той, с кем можно познакомиться. Расслабиться. Нужно хоть немного расслабиться, иначе он сойдет с ума. Поедет в больничку и будет лечить голову, как вечно угрожает его приемная мать. Нельзя столько работать. Деньги — далеко не всё в жизни. Легко рассуждать об этом, когда они есть. Еще недавно у Рафа ничего не было и он готов был поспорить.

— Как у вас дела? — спрашивает наконец.

— Нормально. Рита хочет подать на развод. — Артур сообщает новость как само собой разумеющееся. — Всё как обычно.

— Опять? Вы хоть раз доходили до финиша?

— Пару раз доезжали до загса, — усмехается приятель. — Потом нервы сдавали у нее или у меня. Поглядим, как в этот раз.

— Вот поэтому я больше никогда не женюсь. — Борис наполняет стаканы.

— Одному тоже херово. — Раф смотрит перед собой. — Я летел двадцать часов, сил нет зрачками двигать, не то что проводить презентацию себя хорошего и знакомиться.

— Ну сними шлюху.

Раф морщится. Его параноидальный страх перед всякой заразой не позволяет даже притронуться к девице с низкой социальной ответственностью. Вообще, сложное дело —вести столь крупный бизнес и параллельно успевать строить отношения. Знакомиться, уделять время, неделями помнить о существовании женщины...

— Ладно, проехали.

— Все мои проблемы решились с тех пор, как я стал спонсором, — встревает Борис.

— Блядь, кем? — Раф приподнимает брови.

— Спонсором. Девчонки это так называют. Я оплачиваю ее расходы, она за это заботится обо мне. Никакого равноправия, чувств и прочей современной ерунды. Патриархат, удобство и комфорт. В койке, как в турецком отеле, — все включено.

— И много у нее таких, как ты? — уточняет Равский брезгливо.

— Полная эксклюзивность. Я периодически проверяю, кстати. Чуть не по нраву — вышвырну. Подумай, Раф, реально. Это круто. А потом, как созреешь, можно и жену поискать. Хотя с твоим характером будет сложно. Содержанка — то, что тебе сейчас нужно. Могу познакомить, у моей есть подружки.

— Дорого? — Раф слегка улыбается.

— С твоими доходами — ерунда. Ты же Алекс Равский, кто сейчас не знает это имя? Хотя бы попробуй. Гарантирую, это кайф, на который легко подсесть.

— Подумаю. — Раф осушает стакан.

Он физически не может спать в самолете, поэтому бодрствует уже больше суток. Организм функционирует на автомате, усталость настолько сильная, что сон не идет. Такое с Рафом уже бывало. Нужно напиться и выключиться. Через пару дней войдет в режим и перестроится на новое время.

— Ты гений, но гений с подвохом. Не каждая бесплатно захочет терпеть.

— Я не собираюсь больше жениться.

— Детей все равно надо. Рано или поздно ты к этому придешь, но согласен, сейчас реально некогда. Ты надолго в Москве?

— Месяца два-три. В Сиднее пока нечего делать, там все налажено. Ну и Игорь смотрит.

— Отлично. Ладно, парни, я поехал. Моя нежная девочка уже заждалась, ужин домашний готовит. Не хочу ее расстраивать. — Борис поднимается с места.

Раф бросает взгляд на пучок салата, который ему принесли. Думает о холодной постели и берет приборы.

Через час он уже дома. Ходит по квартире, борется с бессонницей. Настроение вроде бы нормальное, но при этом внутри пусто. И пустота эта — тяжелая, объемная. Какая-то будто распирающая.

Сон приходит ближе к семи утра. Примерно минут через двадцать сотовый начинает вибрировать. Раф нащупывает его рукой, разлепляет веки. Номер неизвестный. Первая мысль — вышвырнуть в окно и продолжить наконец спа-ать!

Следующая догадка иглами ужаса втыкается в затылок: вдруг что-то случилось? Тревога берет свое, Раф мажет пальцем по экрану и прижимает телефон к уху:

— Да?

— Александр Дмитриевич Равский? — резко произносит смутно знакомый женский голос.

Глава 1

Всё вымышлено, любые совпадения случайны

Ива

Я замираю с костылем, затем оборачиваюсь и запихиваю его обратно в машину.

— Ива, что ты делаешь? — Мама подходит ближе и грозно хмурится.

— Мне лучше. Правда. Да и тут два шага, ничего страшного, сама дойду.

— Доктор кому сказал беречь, не нагружать? — Мама невозмутимо достает костыль и вручает мне.

— Я и так почти не напрягаюсь. Пожалуйста, не настаивай, я справлюсь.

Мысль появиться перед сборной в столь никчемном виде буквально убивает! Я проверяла: могу продержаться на ногах час. Мне нужен этот час. Жизненно необходим, как кислород. Но мама и слышать не хочет. Разводит руками и повышает голос:

— Ты стесняешься, что ли?

— Нет, просто не хочу никого расстраивать. Я какая-то... жалкая. А я никогда не была жалкой, мам. Пожалуйста.

— Я сейчас же звоню Льву Захаровичу.

Она достает телефон, набирает номер хирурга и начинает жаловаться. Глаза жжет, я сжимаю зубы, выхватываю костыль и, опираясь на него, шустро ковыляю в сторону общежития. Операция длилась дольше пяти часов — я не могу подвести врача и испортить результат его работы. И так уже всё, что могла, испортила, неудачница.

Глупая травма! Я почти восстановилась и должна была ехать сегодня на соревнования. Качаю головой, запрещая себе думать об этом. Не время.

Захожу в корпус и тут же слышу крики:

— Ива! Там наша Ива!

Кожу покалывает от удовольствия. Родные голоса близких людей. А еще я обожаю запах нашего общежития — жадно вдыхаю его, насыщаясь. Если честно, то дома уснуть не получается. У мамы... словно в гостях.

Девчонки спешат навстречу, и мы обнимаемся. Особенно долго — с Таней и Леной, моими самыми близкими подругами. Да, формально, на соревнованиях, мы соперницы, в последние годы делили первые места и даже ссорились из-за внимания тренера. Но все остальное время — неизменно поддерживали друг друга, как никто в мире.

— Как ты? — спрашивает Лена, когда мы отходим чуть в сторону и остаемся втроем. Смотрит в глаза.

Я с трудом выдерживаю взгляд.

— Нормально. Буду болеть за вас изо всех сил. Первые два места точно наши.

— Могло бы быть три, — говорит Таня. — Вы с Леной делите первые два, потом я. Как всегда.

— Ставят Лизу, но она не сможет. Должна была ехать ты, Ива, — с жаром заявляет Лена. Упрямо, быстро. Словно ее слова что-то могут изменить.

— Да ничего, это не важно. Все мысли о том, как вы выступите. И зря вы про Лизу, я в нее очень верю.

— Жаль, что ты не сможешь поехать хотя бы поболеть!

Улыбаюсь шире. Тренер сказала, что не стоит.

Меньше всего на свете я хочу, чтобы девочки ехали с чувством вины или испытывали ко мне жалость. Зря взяла в поездку маму! Она должна была помочь, а не вести себя так, словно мне пять!

Отставляю злополучный костыль подальше и опираюсь на подоконник.

— Мне значительно лучше. Правда. Скоро восстановлюсь.

— Впервые без тебя. Если честно, я не представляю как... Меня даже тошнило с утра.

Мой рок — излишняя эмоциональность — прорывается даже через обезболивающие. С самого детства я могла заплакать на ровном месте от радости или печали. Сейчас сам бог велел. Слезы катятся по щекам, хотя я продолжаю улыбаться. Забавно, что могу, плача, продолжать делать необходимое. Тренера давно привыкли.

— А ну-ка перестаньте! — встряхиваю подруг. — Вы самые лучшие! Самые-самые! Сильные, смелые, талантливые. Мои девочки! Вы поедете и привезете медали. Кто-то же должен мне их показать, в конце концов!

— Ох, Ива!

Мы обнимаемся втроем крепко-крепко. Потом я провожаю девочек до микроавтобуса. Обнимаюсь с тренерским составом, улыбаюсь.

Меня зовут Иванна Ершова, мне двадцать один год. С шестнадцати лет я в сборной страны и в этом году должна была выступать на Олимпийских играх. Сейчас это под вопросом. Игры через несколько недель, а у меня нога в гипсе.

Четыре месяца назад в моей жизни начался кромешный ад. Травма, и как ее следствие — сорванное выступление. Полный шок и провальное интервью. Мне вкололи что-то очень сильное, разум словно помутился, я не поняла журналистов и сказала не то, что следовало. После чего спонсоры прекратили со мной сотрудничество. Разом. Без объяснения причин и шанса оправдаться. Просто вычеркнули из жизни.

То злополучное интервью и фотографии красовались во всех спортивных изданиях. Я почти восстановилась, но неделю назад, как сказала Алла Теодоровна, доломалась окончательно.

Всё, что могу сделать для команды — это поддержать морально.

Смотрю вслед уезжающему микроавтобусу. Лена и Таня высунулись из окон и машут, а я в ответ. Девочки шлют воздушные поцелуйчики. Я плачу и смеюсь одновременно.

— Ива, я на работу опаздываю, — осторожно просит поспешить мама.

— Да-да, конечно. Идем.

Глава 2

Когда гимнастка выходит на ковер, каждая деталь имеет решающее значение. Еще до того, как зазвучит музыка, задолго до момента, как будет выполнено первое движение программы — я уже выступаю. Ко мне прикованы взгляды. Гимнастка создает образ с первой секунды.

Смотрю в зеркало и встряхиваю головой. Сегодня мой образ также продуман до мелочей, вот только он не для судей, а для одного человека, с которым у меня свидание.

Волосы распущены, макияж ярче, чем я привыкла. Одежда, отдать должное, по вкусу. Никаких вырезов или прочих унизительных деталей. Стильное закрытое платье из плотной ткани, по фигуре.

Учитывая, что все спонсоры вмиг отвернулись от неугодной спортсменки, которую впереди ждет долгая реабилитация, нужно где-то найти деньги. Работу или компанию, которая поверит в меня, согласится помочь в обмен, например, на рекламу. Иначе я даже не представляю, что делать.

Алла Теодоровна считает, что не помешает выйти замуж. Разумеется, удачно, а не за какого-нибудь козла. Она обещала посодействовать. Сглатываю. Я не думаю, что это хорошая идея, но спорить так и не решилась. Была не в том состоянии.

Бросаю взгляд на большие часы в золотой раме — начало восьмого. Я бы сейчас заканчивала тренироваться в любимом телесном купальнике и собиралась на ужин. В нашей столовой по пятницам дают рыбные котлеты. Безумно вкусно.

Сжимаю костыль крепче — потрясающий аксессуар при мне.

— Вам помочь? — предлагает администратор руку. — Проводить до столика?

— Спасибо, я сама. Меня уже ждет, полагаю, какой-нибудь богатый дедушка-извращенец?

Администратор, замешкавшись, моргает.

— Да я шучу! Просто свидание вслепую, — улыбаюсь весело, отмахнувшись. — Нервничаю.

Администратор смеется и грозит пальцем, дескать, ну и шуточки. Я о том же, не поверите!

Ну и шуточки у вас, Алла Теодоровна! Какое замуж?

— Вы первая. Идемте.

Пораженно вновь смотрю на часы — я опоздала на десять минут и приехала... первой?

Присаживаюсь за столик и оглядываюсь. Неуютно. Прячусь за меню. Представляю, как буду рассказывать об этом подругам, и щеки тут же пылают. Ситуация и без того была довольно унизительной, сейчас она впечатывает в стену.

— Определились? — спрашивает официант еще через пять минут.

Я честно ждала ужин с этим добрым богатым человеком, Андреевой не за что меня упрекнуть. Просто не мое это, наверное. Как и спорт, успех, счастье и прочее хорошее и прекрасное. Пора домой. Закрыться в ванной от мамы и продолжить лежать на полу, рыдая.

— Спасибо, но нет. Что-то совсем пропал аппетит. Посчитайте воду, пожалуйста...

В этот момент к столику быстрым шагом подходит мужчина. Меня даже ветром обдает от такой стремительности. Растерявшись, я вдруг чувствую себя очень одинокой и беспомощной. Опускаю глаза. Не успеваю рассмотреть незнакомца как следует, лишь мажу глазами по белоснежной рубашке и огромному букету алых роз, следом окутывает их навязчивый запах. Сердце ускоряется, кислорода становится недостаточно.

Начинается. Начинается самым кошмарным образом — мужчина опоздал и принес цветы, которые я не люблю.

Он останавливается рядом. Я смотрю перед собой.

— Извини, пожалуйста, я задержался.

Голос кажется смутно знакомым. Хотя, наверное, это галлюцинации. Я мало с кем знакомилась вне спорта.

— Привет. Ничего страшного, я не скучала.

Мужчина наклоняется и клюет меня в щеку. Горячие губы прижимаются к коже и обжигают неожиданностью. В этот момент вся краска мира, кажется, устремляется к моему лицу.

Целует он вроде бы по-дружески, но при этом задерживается чуть дольше, чем следовало бы. В нос ударяет запах его туалетной воды — довольно терпкий.

Когда мужчина отстраняется, я поднимаю глаза и застываю. Это же тот самый сумасшедший, который скупил для меня все розы в Эмиратах! Пульс ускоряется. На следующий день я упала и получила травму. Я их не выношу: очень плохие воспоминания из детства. Розы — дурной знак.

Часто моргаю.

Мужчина же улыбается и смотрит так заинтересованно, что щеки продолжает печь. Ему на вид около тридцати. Смуглая кожа, темные волосы. Радужки глаз так и вовсе почти сливаются со зрачками в этом освещении. На контрасте с белой тканью рубашки смотрится довольно эффектно.

— Это тебе. — Он протягивает букет.

— Спасибо. — Я принимаю розы и сразу откладываю на стул подальше.

Лицо так и пылает. Понятия не имею, как быть и реагировать! Он, разумеется, не может знать о моей нелюбви к этим цветам, я еще никому в жизни ее не озвучивала, боясь показаться странной. Но хотелось бы, конечно, чтобы догадался.

Как же его зовут? Александр вроде бы. У него сейчас мегапопулярный стартап.

— Я так рад тебя видеть, — выдает Александр. — Еще раз хочу извиниться за то, что опоздал. Некрасиво вышло. Надеюсь, цветы хоть немного загладят вину. Я правда ждал этот вечер. — Он присаживается за стол.

— Пробки? — подсказываю.

Глава 3

На ковре я всегда одна. Друзья, мама, тренеры... все они рядом, буквально в нескольких метрах, но при этом в момент выступления — невообразимо далеко. Играет музыка, и близкие как будто остаются в другой реальности. В этой... есть только гимнастка, ее настрой, воля к победе. Мне нравилось это ощущение — когда все зависит лишь от меня. Любила его.

Сейчас я вообще не понимаю, что происходит. Пытаюсь хоть как-то удержать контроль над ситуацией, но куда там!

Равский смущает своим вниманием, увлеченностью. Ловит мой взгляд и произносит:

— Ты мне нужна в первую очередь для имиджа.

— А...

Не дав ответить, он тут же продолжает:

— Моя жизнь в данный момент — предмет повышенного интереса, за мной даже стали следить папарацци, поэтому и спутница нужна соответствующая. Яркая, уверенная, способная противостоять давлению и вести себя адекватно. Вы, гимнастки, железные. Во всем идете до конца. Поэтому я и выбираю тебя.

— Спасибо. Эм... польщена.

— Это ирония? — Алекс беззлобно улыбается. — Напрасно. Ты лишилась своей мечты, помоги осуществить мою. Вместе у нас получится.

Вот вам и свидание. Алла Теодоровна упоминала, что богатые гении со странностями. Но, кажется, шкатулочка только открывается.

— Ты предлагаешь заключить... сделку? Вот так сразу? А как же чувства? Я могу тебе... просто не подойти.

Он хмурится, будто вообще не понимает, что я несу. Затем решает, видимо, не обращать на глупости внимания. Через заминку объясняет:

— Вся эта любовная хрень не для меня, да и времени нет. У меня проект, заказчики, и жажда заработать. Поэтому мы заключим договор на три года. За это время ты восстановишься, выучишься, выплатишь ипотеку. И, если все пройдет хорошо, я помогу тебе в тренерской карьере. Заманчиво?

— Но тебе ведь будет недостаточно, чтобы я просто носила статус твоей девушки и красовалась с тобой на фото? Иначе это было бы... слишком похоже на сказку. — В моем голосе мелькает такая явная надежда, что сама поражаюсь.

Вот бы это был очередной спонсорский контракт! Я рекламирую Рафа, нахваливаю в прессе шикарного надежного мужика, он в ответ помогает реабилитировать ногу и имя. Это странно, но присутствует логика. В этот момент Равский действительно начинает нравиться. Он симпатичен, обаятелен, умен и успешен. Работать с ним было бы комфортно.

Раф тем временем чуть приподнимает брови и произносит:

— Ты слишком красива.

И пялится. Как жаждущий на воду. Моя бедная душа сжимается в комочек и падает в пустоту.

Всего три слова, но их хватает, чтобы четко осознать: сказки не будет. Этому мужчине нужно большее. Он оторвался от конференции и приехал сюда за именно за мной.

Краснею. В тысячный раз за десять минут свидания прячу глаза.

В висках шумит, а уши начинают гореть. Равский спрашивает, понизив голос:

— Ива, ты девственница?

Я вскидываю глаза и ошпариваю засранца возмущением! Нет, это ни в какие ворота! Он полностью серьезен и крайне увлечен беседой. От злости покалывает кожу. Если бы не больная нога, я бы ушла немедленно! Сейчас, увы, гордо продефилировать не получится, скорее — жалко. Лишь поэтому остаюсь на месте.

— Если нет, мой гонорар будет урезан? — парирую, приподняв бровь. — На сколько процентов?

— Не будет. Ты дико смотришь, пытаюсь понять причину. Мы пока просто разговариваем.

— Ты пытаешься купить меня. В открытую!

Он кивает, дескать, и что? Меня же окончательно накрывает! Вместо того чтобы тренироваться, быть в кругу приятных близких людей, я обсуждаю с чужим мужиком свою стоимость. Я его знаю пять минут! Не хочу ни целовать, ни тем более спать с ним. Слезы подкатывают, я моргаю и стараюсь переключиться. Зареветь сейчас явно не в тему. Только не перед ним!

— Эй, — зовет Раф. — Мы просто обсуждаем условия.

— Прости, я не продаюсь.

— Все продаются, главное — указать цену.

У меня открывается рот.

— Все? По-твоему, за деньги можно купить любого?

— Даже чемпионку.

— Боже! Не знаю, это воспитание или ты сам придумал... Но так же нельзя! Знаешь, я бы пожелала тебе пожить какое-то время в бедности и попробовать с людьми дружить. Общаться. По-настоящему. Может быть, и не пришлось бы покупать спутниц: они бы захотели быть с тобой просто так. Бесплатно.

— Никто бы не захотел, — отвечает он тут же, причем абсолютно спокойно.

Фыркаю.

— Ты попробуй, вдруг получится!

— Мне скоро тридцать, я пробовал. — Раф смотрит ровно, хотя взгляд становится напряженнее. — У меня социальная дезадаптация, со мной не уживаются.

Я осекаюсь, смутившись. Это что такое? Болезнь? Больным он не выглядит явно. Скорее, напротив, слишком здоровый, бодрый, богатый и охреневший кобель.

— В каком плане не уживаются? Ты бьешь людей? — Склоняю голову набок.

Глава 4

— Оладьи или блины? — У мамы излишне веселый голос.

Обычно она так не разговаривает. Даже на записях с моих детских праздников нет столько наигранности, а ведь мне двадцать один, а не четыре. Приветливо улыбаюсь, не желая ее расстраивать. Понимаю, насколько нам всем нелегко.

— Я пас! — Поднимаю вверх руки, сдаваясь. Указываю на стол, где лежит ворох фантиков от конфет и шоколадок. Поглаживаю живот. — Если съем еще хоть что-нибудь сладкое, впаду в сахарную кому.

— Вижу, времени зря не теряла. — Мама шутливо грозит пальцем. Подходит к столу и начинает собирать бумажки. — Отвела душу?

— Да-а, — усмехаюсь и потягиваюсь. — Выполнила пятилетку за день.

— Здорово! Самое время позволить себе то, что раньше было нельзя. О, Ива, а давай сделаем сливочную пасту с красной рыбой, как мы пробовали в том ресторане с Андреевой? Спорю, там в одной ложке миллион калорий, но ведь вкусно! Обалденно. Я сливки возьму пожирнее. Только нужно за продуктами сбегать.

— Я пулей! — вызываюсь в шутку. Затем указываю на ногу и закатываю глаза.

Мама улыбается и присаживается рядом на диван. Мы зачем-то обе смотрим на весы, что пылятся в углу.

— Если не хочешь, я сделаю котлеты на пару́ из индейки. И потру морковь. Тоже вкусно.

Прыскаю в ладонь. Да-да, я самой себе неприятна последние недели, что уж о других говорить. Унылая девица на выданье. Апатия — жутко противная штука. Причем тяжело всем, и человеку в этом состоянии, и его близким.

— Спасибо, мам. Приготовь, что сама хочешь. Правда. Больше никогда не буду выпендриваться.

Мама фигуристая, и я, видимо, пошла в нее. После пятнадцати лет вес начал резко расти, организм стремился к женственности. Приходилось прилагать огромные усилия, чтобы при росте сто семьдесят сантиметров удерживать себя в пределах сорока четырех килограммов.

Тысячи раз мы ругались с мамой по поводу готовки! Сколько бы я ни просила, она упорно жарила котлеты на сливочном масле, а супы варила такие густые, что ложка стояла. Когда-то эти проблемы казались суперважными.

Мама обнимает одной рукой, я закрываю глаза. Зажмуриваюсь. Действительно тошнит от количества сладкого, что запихала в себя зачем-то. Включается чувство вины, из-за чего становится еще хуже. Я тяжело вздыхаю и тоже обнимаю маму. Она чудесная, столько для меня сделала! И точно не заслужила вот так нянькаться с великовозрастной дочерью.

— Мам, ты можешь поехать к Сергею или пригласить его на ужин. Я совсем не против. Все равно хотела лечь пораньше, — говорю ободряюще.

Сергей работает начальником охраны в той же клинике, что и мама. Так они и познакомились восемь месяцев назад.

— В другой раз. Расскажи лучше, как прошло вчерашнее свидание? — Мама слегка толкает локтем. — Слова «норм», «пойдет» и жим-жим плечами не принимаются .

Улыбаюсь.

— Тогда я в тупике. — Меняю положение и вытягиваю ногу. — Поужинали, поболтали. Он... симпатичный, но совсем не в моем вкусе. Разные взгляды на будущее. Поэтому мы провели вместе время и разошлись в разные стороны.

Я сказала Равскому «нет». Четко, резко и абсолютно категорично. Пока шум аплодисментов еще звучит в ушах, я не буду бегать за мужиками по щелчку пальцев.

Встала из-за стола и отказалась от помощи. Гордо проковыляла до гардероба, потом ждала такси на улице. Алекс позвонил, когда подъезжала к дому. Спросил, всё ли в порядке. Это было, наверное, приятно, но ровным счетом ничего не изменило. Я злилась. Жутко злилась на себя из-за того, что оказалась в этой тупой ситуации, и буркнула в ответ что-то скупое! Вышла из такси кое-как, дохромала до мусорного бака и выбросила туда цветы.

Когда повернулась в сторону подъезда, увидела в нескольких метрах черную теслу. Алекс сидел на заднем сиденье, окно было открыто. Он смотрел на меня. Так же как и его водитель.

Сердце покрылось льдом, рухнуло на асфальт и рассыпалось в крошку. Машина вдарила по газам и пафосно скрылась за поворотом. Я почувствовала себя последней гадиной. Вот зачем он следил за мной?! Мы с мамой ненавидим розы, я не могла принести их домой! Но при этом честно терпела запах в такси, чтобы не обидеть Рафа.

Стыд сжал горло. Ответом ему стал гнев! Сильный, жгучий, неконтролируемый. Я понимала, Равский не виноват в том, что через месяц не я поеду на Игры. Не Алекс оставил меня без спонсоров и дохода. Он попытался помочь. В конце концов, угостил ужином!

Но очередная ошибка стала фатальной. Она размазала бывшую чемпионку по стеночке. Мне нужна была хоть какая-нибудь победа, хотя бы самая крошечная! Вместо этого провал за провалом.

Я открыла приложение и перевела примерную половину стоимости ужина на привязанную к номеру Алекса карту. Не нужно меня кормить, я поступила плохо. После чего, наконец, разрыдалась.

Мама внимательно смотрит на мое лицо, чуть повышает голос:

— А кто в твоем вкусе, Ива? Спорт? Обруч? За булавы не выйдешь замуж.

— Может, я буду первой.

***

Весь понедельник провожу в поликлинике. Очереди, снимки, беседы с врачами. Бесконечный замкнутый круг. Частную клинику я больше не могу себе позволить, но реабилитация положена по полису. Правда, чтобы ее получить, нужно обойти миллион врачей и двести раз подняться и спуститься по лестнице.

Глава 5

В другой ситуации я бы подошла к Алексу и поздоровалась первой. Необязательно оставаться на разговор, спрашивать о делах или что-то в этом роде. Можно ведь отдать дань вежливости и просто сказать: «Привет, хорошего дня!» Если ответит доброжелательно — извиниться, что так вышло с цветами.

Поразительно, какой свободой я обладала, когда ходила без костылей! Можно было бы направиться в его сторону, затем передумать и легко скорректировать маршрут. Сейчас же мои передвижения успеют заметить все. Вдруг Равский отвернется?

Жуть пробирает, как глупо я буду выглядеть!

Стреляю глазами в сторону мужчин: что-то обсуждают взахлеб. Алекс самый высокий, под метр девяносто, чуть худощавый. Темные, жесткие на вид волосы чуть вьются. Он стоит спиной, и не видно его мимику. Но по движению плеч понятно, что довольно расслаблен.

Я же от факта его присутствия накручиваю себя все сильнее. Совесть трактором вспахивает нервную систему. Впервые я думаю о том, что мой жест — оплатить половину счета — мог показаться еще более оскорбительным, чем выброшенные цветы. Дескать, мне от тебя ничего не нужно. Совсем. Хотя я иное имела в виду.

Какой ужас! Равский, должно быть, думает, что я просто хамка!

Девочки уходят готовиться к новой фотосессии с предметами. Меня тоже приглашают, но очевидно, что из жалости. Вдобавок нога дает о себе знать, поэтому отказываюсь и присаживаюсь на стул.

Молча наблюдаю с тем, как Лиза принимает эффектные позы перед фотографом. Давление на затылок возрастает, сжимаю зубы крепче. Я бы сделала не так. Чуть вытягиваю одну руку, делаю движение второй.

Сама не замечаю, как позирую... Но замечает одна из подруг Лизы. Она показывает пальцем и смеется. Все оборачиваются и пялятся на меня.

В груди взрывается. Я резко опускаю руки. Краска ударяет в лицо. Смотрят все — тренеры, фотографы, менеджеры, гости. Даже Лиза!

На глаза наворачиваются слезы, чертят по щекам дорожки. Вспышки камер ослепляют, отчего слез еще больше. Фотограф кричит, просит повторить, но я не соглашаюсь. Тушуюсь.

Сломанная кукла тоскует о былом величии, ей не следовало приходить сегодня.

Оглядываюсь по сторонам в поисках своих девчонок, но их нигде нет. Зато вижу Алекса. Он так и стоит у дальнего стола с бокалом шампанского.

Наши глаза встречаются, и на этот раз я не отвожу свои.

Да пофиг уже!

Равский по-прежнему серьезен, кивает в знак приветствия. Смущенно улыбаюсь в ответ и тоже киваю.

Мы удерживаем зрительный контакт несколько ударов сердца. Алекс говорит пару слов друзьям и через весь зал идет в мою сторону.

В душе неожиданно разливается тепло от благодарности, что я испытываю. Одной сейчас просто невыносимо.

— Привет, — говорит он, протягивая бокал. Оглядывается в поисках стула, но не находит.

Встать бы тоже, но тогда нужно тянуться к костылю, а я уже принимаю фужер.

— Это твой же.

— Я не притрагивался.

— Не пьешь? Я думала, у тебя есть водитель и ты можешь себе позволить.

— Да, есть. Но я ему не доверяю.

Улыбаюсь широко. Алекс такой странный! Это занимательно. Краем глаза слежу за тем, как Лиза подкидывает мяч, неловко ловит. Делаю усилие, чтобы не прикрыть ладонью лицо. Она может лучше, сейчас нервничает, это понятно. Но если сбоит на обычной фотосессии, что она собралась делать на Играх?

Запиваю боль алкоголем. Равский, как и любой далекий от гимнастики человек, не замечает ошибок, он мажет по Лизе взглядом и возвращается ко мне.

Не слишком удачная позиция: я сижу, а он стоит и смотрит сверху вниз.

— Показательный бёрн-аут у твоего подъезда был эффектным, но лишним, — говорит Алекс. — Обычно я так не делаю. Хочу извиниться за эту сцену.

Пузырьки попадают в нос, его щиплет, и я тру кончик. Он имеет в виду шлифование на месте и резкий старт, наверное.

— О. Не извиняйся, я понимаю. Это ты меня прости, что так вышло с розами. У мамы аллергия, я не могла принести цветы домой. И мне... просто некуда было их деть.

Лгу безбожно, но что уж поделаешь. Брови Алекса ползут вверх, и меня уже не остановить. Мы, спортсмены, во всем идем до конца:

— Она сразу начинает чесаться и может задохнуться.

Какая чушь! Алекс моргает.

— Понял. Только на розы?

Щеки вспыхивают, остатки слез испаряются моментально, как вода с раскаленной сковородки. Он спрашивает... как будто хочет что-то еще мне подарить?

— Да, только на них. Особенно на красные. Я тоже не люблю эти цветы. И мне жаль, что так вышло. Вот. Честно, жаль. Хотела написать тебе, но не нашла слов.

Облегчение, которое я испытываю, становится колоссальным! Как же хорошо, что у нас есть рот и мы можем с его помощью разговаривать.

Алекс приседает и смотрит теперь снизу вверх. По-прежнему серьезен, взгляд прямой, и становится не по себе от внимания. Но при этом не хочется, чтобы оно заканчивалось. В эти минуты мне жизненно необходимо внимание. Любое.

Глава 6

Излишняя мужская инициативность всегда вызывала во мне чувство неловкости. Я предпочитаю дистанцию и такт. Интеллектуальный флирт, чуть прохладное общение. Наглые же, ошалелые от спермотоксикоза мачомэны, пытающиеся любым способом залезть под юбку, — всегда лишь бесили. Меня никогда не интересовал пьяный секс в клубе, я не смеялась над пошлыми анекдотами.

— А еще я впервые нахожусь на свидании не со спортсменом. — Эту фразу говорю уже вслух. — Непривычно.

— Что именно? — уточняет Алекс.

Мы уже час катаемся по городу, слушая музыку. Он ведет машину спокойно и уверенно. Никого не подрезает и не ругается. Но расслабиться не удается.

— Постоянно тянет начать обсуждать питание и тренировки, но останавливает страх показаться скучной. Что еще сказать, даже и не знаю. От этого паника усиливается троекратно. В общем, еще час, и я просто умру от ужаса! — всплескиваю руками.

Алекс улыбается:

— Ты не можешь показаться скучной.

— Ты меня совсем не знаешь.

— Зато я знаю себя и то, что меня мотивирует. Новое. Ты — вся новая, поэтому интересная. Но вижу, ты устала… — Он кивает на мою бедную ногу, которая и правда неприятно пульсирует. Я об этом не думала, пока Алекс не сделал акцент. — Поэтому говорю прямо: поехали ко мне?

— Мерить шубу? — неловко отшучиваюсь.

Листаю в соцсети новые фотографии, на которых нас обоих отметили. В чем-то Раф прав: наши отношения были бы отличной рекламой и мне, и ему. С виду красивая пара, что внутри — каждый додумает сам.

— Я снимаю однушку в Сити, оттуда открывается красивый вид, — продолжает он безэмоционально заманивать. — Ради него и снимаю, в общем-то. В остальном квартира не стоит того.

Представляю себя у него дома, и в груди все сжимается. Не от трепета и предвкушения. Алекс мне по-прежнему не нравится. Скорее, дезориентирует перспектива. Я думаю о шаге, который легко могу совершить, о последствиях, которые будут, наверное, по плечу. Что Раф сделает страшного? Займется со мной сексом? Не убьет же, в конце концов.

Андреева считает, что стоит к нему присмотреться. Мама уверена, что пора больше внимания уделять парням. Девочки закончили фотосессию и едут домой, чтобы успеть вечером потренироваться.

Бросаю взгляд в сторону Алекса. Высокий он все-таки. Заметно даже сейчас. Плечи широкие, пальцы длинные. Беззвучно барабанит мизинцем по рулю, будто нервничает, и это кажется милым.

Самое страшное я уже пережила, остальное — мелочи. Больше всего на свете не хочется сейчас снова остаться одной, поэтому произношу вслух:

— Поехали.

***

В его квартире мало мебели.

Одна большая комната в бело-серых тонах, которая и кухня, и гостиная одновременно. Посередине стоит фиолетовый диван, напротив — плазма. Огромные окна в пол. Много зелени в горшках. Доска, исписанная мелом. Еще одна доска со стикерами. На рабочем столе два монитора и две клавиатуры. Также я замечаю ноутбук на барной стойке. Рядом с ним — чашка с недопитым кофе, которую Алекс первым делом убирает в раковину.

Меня слегка потряхивает, когда присаживаюсь на диван. Вытягиваю ногу.

Алекс гремит посудой, хлопает дверцей холодильника. Откупоривает бутылку шампанского. Я не просила, это его инициатива. Все звуки кажутся неприятно громкими и значительными.

Сердце колотится где-то в районе горла, я никак не могу успокоиться, сильно хочется плакать от эмоций и общего состояния.

Он ставит на стол поднос с закусками, два бокала с шампанским. Кофемашина громко гудит, пока варит кофе. Едва она замолкает, я говорю:

— Математика — это язык, на котором написана книга природы. — Прокашливаюсь и добавляю: — Галилео Галилей, шестнадцатый век нашей эры.

— Вау, — восхищается Раф.

Присаживается рядом, делает глоток черного напитка из прозрачной чашки, борется с зевотой. Я тут же зеркалю, прикрывая рот ладонью.

— Не обольщайся, это всё, что осталось в памяти из школьного курса математики. Так что сразу срежь процентов восемьдесят тем для разговора.

Он низко смеется, подхватывает:

— Ты знаешь, что Галилей и Шекспир родились в один год?

— Правда? Ого! Теперь ты должен заявить, будто это все, что ты запомнил из школьного курса литературы.

Он качает головой, опускает глаза и вновь улыбается. Его нога дергается, словно отбивая какой-то ритм, у меня так бывает, когда очень сильно волнуюсь. Например, перед важными соревнованиями или любой тренировкой, на которой присутствует Андреева. Тело ходуном ходит, живет своей жизнью.

Раф замечает мой взгляд и прекращает, а меня бросает в пот. Неужели он правда так сильно нервничает? Былое величие прокатывается по коже, я даже плечи расправляю от удовольствия.

У Алекса красивые глаза и густые черные ресницы. Он протягивает бокал, мы чокаемся.

— За тебя, — говорит. Смотрит, пока я не начинаю улыбаться, опять разволновавшись. — И за твою гордость, от которой я в восторге.

— Она кровоточит весь день, Алекс, — объясняю причину, по которой нахожусь здесь.

Глава 7

Ощущения новые и от того ошеломительные. Они, наверное, сродни наркотику, потому что вызывают мгновенное привыкание. Дофамин шпарит в кровь тоннами, я откровенно задыхаюсь, когда Раф... всего лишь целует шею.

Сминает грудь через платье. В ответ я робко обнимаю его, царапаю затылок. Происходящие и пугает, и одновременно нравится.

Все они хотели, чтобы я была с ним. Пожалуйста. Проданная сломанная кукла. Разбегаюсь и прыгаю в пропасть назло всему миру. Слушаюсь, хотя нутро такому удовольствию противится.

Наши губы вновь встречаются. Я послушно отзываюсь на ласки языком, которые становятся всё увереннее. Раф быстро расстегивает пуговицы на рубашке. Сердце бахает.

— Давай аккуратно тебя подвинем, — предлагает он, — чтобы ногу не потревожить.

— Я в порядке. — Сама перекатываюсь на бок, уступая ему половину дивана.

— Продолжим?

— Да. Конечно, — выдыхаю.

Все происходит быстро, почти не успеваю за событиями. Едва Алекс ложится рядом, тут же крепко обнимает. Он везде! Всюду! Я ощущаю запах, пропитываюсь им.

Мы целуемся так много, что с непривычки лицевые мышцы сводит, но отказаться нет ни сил, ни желания. Его ладонь на моей талии. Неспешные, техничные поглаживания по спине. Затем вниз, до бедра. Через ткань платья. Раф ведет по здоровой правой ноге и закидывает ее на себя. Направляет мою руку себе на спину, под рубашку. У него горячая гладкая кожа с крошечными капельками пота. Он невероятно хорош на ощупь. И я не отказываю в нежности.

Его губы... они так много меня касаются. Без остановки. Это дезориентирует, я впадаю в какое-то странное состояние.

Мы оба вдруг становимся сверхтактильными. Льнем друг к другу, любую ласку Раф мгновенно поощряет ответной, не давая и шанса воспротивиться. Хочется близости. Еще. Больше. Приятнее.

Его ладонь проникает под платье и ведет выше.

Вот он касается белья, оттягивает его пальцами. Я в панике. Задыхаюсь, но не решаюсь прервать. Платье словно становится маленьким, тесным.

Раф прерывает поцелуй и спрашивает:

— Так... девственница?

Голос звучит максимально интимно, но я все равно растерянно застываю. Сложно говорить с Алексом о сексе. Даже сейчас, в момент, когда пьяная позволяю себя лапать на его диване. Дышу через раз, щеки пылают.

Он быстро добавляет еще тише:

— Мне нужно знать, чтобы понять, как дальше. Я от тебя без ума в любом случае.

Прижимается к губам, опять целует-целует, доводя до дрожи. А мне так нравится его трогать! Просто трогать этого взрослого мужчину — касаться, гладить. И ощущать, как реагирует. Как прижимает к себе. Большой, сильный, но при этом осторожный.

В его глазах похоть и тепло. Что ж, Андреева ведь этого хотела, когда наряжала меня и отправляла на свидание?

Я киваю. Раф вновь целует.

— Мне так и сказали.

Вспыхиваю. Глаза жжет.

— Я хочу тебя, — говорит он. — Продолжим?

И опять киваю. Понимаю, что зря, что в действительности не хочу этого. Я не влюблена и мечтала бы быть в другом месте. Он обсуждал секс со мной с посторонними людьми, он его планировал сильно заранее. Но то ли алкоголь, то ли апатия... я просто молчу, не сопротивляясь.

Алекс встает и поднимает меня на руки. Прижимает к себе — будто бережно. Несет в комнату, ее дверь до этого была закрыта.

Там спальня. Небольшая комната с гардеробной. Внушительная двухместная кровать не заправлена. Простыни темно-коричневые. Во всю стену окна, за которыми только начинает темнеть.

Раф бережно укладывает меня на матрас. Мягко, удобно, хорошо здесь.

— Простыни вчера менял, — успокаивает.

Я быстро улыбаюсь, он тоже. Опускаются жалюзи, становится значительно темнее, и Алекс вновь ко мне рвется.

Целует-ласкает, пьет будто бы. Я глаза закрываю, не поспевая за ним. Лишь жалобно всхлипываю. Он достает из тумбочки тюбик, выдавливает гель на пальцы. Я медленно, под аккомпанемент рваного дыхания, поднимаю подол до пупа, демонстрируя розовое белье.

Лихорадит. Безумие.

Смазка прохладная, а я сама капец какая горячая. Контраст ошеломляет, как и мысль о том, что меня там трогают. Крепко сжимаю колени.

— Расслабься, будет приятно.

Раф раздвигает мне ноги и нежно водит пальцами под бельем, ласкает чувствительную кожу. Сердце при каждом ударе словно надрывается. Еще. Еще. И еще.

Он ласкает меня все активнее, во рту становится много слюны, внизу живота ноет.

Раф стягивает штаны и шуршит упаковкой. Я не смотрю, не хочу видеть. Молча снимаю плавки.

Когда он вновь нависает, страх уступает место потребности трогать и обнимать его, такого теплого.

— Малыш? — шепчет Алекс, целуя в шею. Напряженный, горячий. Разрешения спрашивает.

— Ногу мне вторую не сломай только, — отвечаю с улыбкой. — Пожалуйста.

Он усмехается. Кивает, обещая безопасность. Затем серьезнеет и подтягивает меня под себя.

Глава 8

Равский оставил на моей шее засос размером с галактику и не звонит.

Кручусь перед зеркалом, разглядывая синеватое пятно и размышляя, можно ли его как-то спрятать. В водолазке будет слишком жарко, в шарфике — странно. Да и мне в больницу, а там духота! Нужно пройти еще трех врачей и, если повезет, попасть наконец к терапевту, взять направление на реабилитацию.

При одной мысли о больничной лестнице становится не по себе и нога откликается фантомной болью. Еще пятно это! Злюсь. Беру тональник, наношу толстый слой.

И вообще! Не то чтобы я ждала от Рафа «Спокойной ночи, котенок» или «Доброе утро, моя девочка». Даже мыслей таких нет! Переспали — подумаешь?

Ну стал он моим первым мужчиной... Разве такие мелочи что-то значат в наше время?

Замираю и опускаю газа. Рассматриваю пальцы на ногах, пока сердце отбивает быстрый марш, а глаза жжет. Хоть что-то можно было ведь...

Зря я с ним переспала, конечно. Он домой отвез, я помылась тщательно и все равно всю ночь его запах чувствовала. Будто бы пропиталась им, словно въелся. Просыпалась, ворочалась, сотовый проверяла. Пусто. Все чудилось, что Алекс рядом, что снова обнимаю его. Между ног жгло опять же, как напоминание.

Вот тебе и романтика.

С другой стороны, если бы прошлым вечером я не сделала хоть что-то значительное, то просто сошла бы с ума. Нужно было отвлечься.

Вот, отвлеклась, поздравляю! Тут же передразниваю себя и наношу еще один слой тонального. Лучше бы в караоке выбралась!

Одно я знаю точно: если Алекс не позвонит, переживать не буду. Есть такой тип мужчин — потеряшки. Я читала об этом. Сильно травмированные личности, которые не способны на привязанность. Они пропадают сразу после первого секса. Девушки расстраиваются, что дело в них, но в реальности же адекватный человек всегда завершит общение достойно. Особенно если секс ему понравился. А Равскому понравился, я уверена.

Добиться, поиметь и исчезнуть — поведение типичного контрзависимого неудачника, заслуживающего сочувствия. И психотерапию.

Даже если Раф ничего больше не напишет, я не стану чувствовать себя использованной. Я хорошо провела время и получила, в принципе, то, зачем ехала. Наверное.

Качаю головой и тянусь за платком, обматываю вокруг шеи. Пора поспешить, чтобы добраться до метро.

Уже начинаю обуваться, как звонит сотовый. Номер неизвестный. Зажимаю трубку плечом, завязывая кроссовку. Костыль с грохотом падает, и я неприятно морщусь.

— Здравствуйте, — говорю бегло, тянусь за «любимым» аксессуаром.

— Иванна Ершова?

— Да.

— Клиника «Лаборатория здоровья». Мы звоним напомнить, что через два часа у вас прием у врача и первая физиотерапия. Вы будете?

Пораженно качаю головой. Они издеваются?

— Спасибо, но я же отменила этот этап. Дальше буду лечиться в государственной клинике.

— Эм. Вы хотите оформить возврат средств?

Замираю.

— Что? Каких средств?

— У вас оплачено полное восстановление после спортивной травмы. Максимальный пакет. Вы не хотите больше у нас лечиться? Если так, не могли бы поговорить с нашим менеджером и ответить на вопросы? Мы должны знать причину, чтобы стать лучше...

Догадка осеняет: «Линкс» передумали? Спонсор хоть и разорвал контракт, но оплатил мне лечение?! Это так благородно!

— Погодите! Все оплачено? Точно нет ошибки?

Через полтора часа я влетаю, если можно так выразиться в моем положении, в «Лабораторию здоровья». Между лопаток капли пота катятся — так тороплюсь. Прошу на ресепшене свою карту и чеки.

А потом застываю и нервно кусаю губу.

Ошибки и правда нет, зато есть подпись Алекса. Большая «Р», мелкие стремительные буквы. Не «Линкс», увы. Равский.

Жар прокатывается по телу, мужского запаха будто становится больше. И правда под кожей.

Раф оплатил всё: массажи, физиотерапию, ЛФК с тренером клиники. Своему я больше не интересна.

Губы пересыхают. Начинает потряхивать.

Сообщений и звонков по-прежнему нет. Трахнул и щедро заплатил. Вот как это делается. Лицо горит нестерпимо.

Спустя пять минут я сижу в кресле-каталке и поднимаюсь в прозрачном лифте на нужный этаж, рядом стоит улыбчивая медсестра. Интересуется, удобно ли мне.

Да. Не то слово. У самой же внутри паника.

Вжимаюсь в сидушку так, словно мечтаю стать ее частью. И пульс шпарит как бешеный. Что происходит вообще? Что я делаю?

***

«Привет! Заеду в шесть».

Следом приходит: «ОК?»

Вау, Алекс старается. Сжимаю телефон, а затем откладываю подальше. Подтягиваю колено к груди, обнимаю крепко.

В клинике мне сделали горячий травяной чай, массаж ноги вокруг загипсованной части, провели физиотерапию, после которой отек уменьшился на глазах! Позанимались еще и здоровой ногой — там тоже кости истонченные, нужно восстанавливать, иначе есть риск такого же перелома.

Глава 9

Раф ведет костяшками пальцев по моему животу. Обводит пупок. Наклоняется и... целует чуть ниже. Мышцы моментально напрягаются. Я облизываю губы и в миллионный раз за полчаса задерживаю дыхание от того, как это приятно.

— Однажды нам нужно будет заняться сексом без одежды. — Его голос в тишине квартиры звучит грубо, а смешок в конце получается отрезвляющим.

Быстро опускаю подол платья, прикрываясь, и мгновенно жалею о том, что мы делали. Двигались, навстречу друг другу. В основном Алекс, конечно. Плавно, жадно. Едва я подчинилась, близость стала походить на животный танец.

Боли не было практически, лишь удовольствие от каждого соприкосновения. До сих пор волоски дыбом.

Мы и правда как звери: с порога вцепились друг в друга, давай трусы стягивать. Губы горят от бешеных поцелуев, у Алекса они тоже припухшие. Да и глаза диковатые. Блестят лихорадочно, словно он ловит знак для повторного захода.

Отвечаю, изрядно смутившись:

— Однажды — может быть.

Но явно не сегодня! Поднимаюсь, ища глазами белье. Алекс тоже садится, подтягивает штаны.

— Цветы в воду поставлю. Мама придет утром, обрадуется... — Надеваю плавки, стараясь не смотреть на него.

Равский вдруг обхватывает меня за талию, тянет к себе и целует в шею.

— Не спеши. Я помогу.

Вместе мы покидаем комнату. Я опираюсь на него, все еще изрядно смущаясь. Предлагаю чай, в глубине души надеясь, что откажется.

Соглашается.

Нервно так, конечно. Когда мы начинаем целоваться, все происходит само собой. Разговор вот только никак не клеится. Вообще, ситуация странная. Я дважды переспала с Алексом, потому что сама этого хотела. Но при этом нуждаюсь в деньгах и принимаю от него огромные суммы. В целом складывающаяся картина так себе, и как ее сгладить, нет ни одной идеи.

Алекс тем временем приносит цветы в кухню. Открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить использованный презерватив.

— Эй! — возмущаюсь. — Мама увидит же! Давай хотя бы в пакет завернем.

— Эм. Ладно, давай.

Я достаю непрозрачный пакет, Алекс прячет в него улику, продолжая улыбаться. Мы заговорщически переглядываемся, в этот момент становится легче и я немного расслабляюсь.

Ставлю чайник, Равский садится за стол.

— Спасибо, что оплатил лечение, — перехожу к главному. — Мне... ужасно неловко. Это столько денег.

— Мне было приятно тебе помочь. Что говорят врачи? Я планировал сам свозить тебя на первый прием и послушать, но не смог проснуться.

Я у него, безусловно, далеко не на первом месте. Даже сон важнее. Только в моей жизни кроме него и лечения ничего не происходит, нельзя забывать об этом.

— Повторили в очередной раз, что о спорте нужно забыть, — отвечаю сухо. — Ты мало что пропустил.

Разливаю чай, достаю конфеты. Хлопоты дают возможность избегать зрительных перестрелок. Я все еще чувствую отголоски близости, Равский же ведет себя так, словно не трахался несколько минут назад — он бодрый, собранный, внешне спокойный. Вот только вертит в руках телефон. Быстро. Закончив с приготовлениями, присаживаюсь напротив.

— Мы можем обратиться к другим врачам. В Европе, Израиле.

Я качаю головой, и он продолжает издеваться:

— Ты быстро сдалась.

От негодования вспыхиваю! Фыркаю:

— Израильские медики подарят мне новые кости?

— Ты даже не попыталась, — опять грубит он.

— Как бы тебе объяснить-то... О, ты же программист. Смотрел фильм про Сноудена?

— Да.

— Помнишь момент, как он спрыгнул с кровати и сломал сразу обе ноги? Его кости истончились, образовались микротрещинки, и при увеличении нагрузки ноги не выдержали. У меня примерно то же самое. Ни один тренер не возьмется возвращать в профессиональный спорт. А если и рискнет, Андреева его с землей сравняет. Она сказала, что больше мне на ковре делать нечего. Значит, нечего.

Алекс продолжает еще быстрее вертеть телефон, и это начинает действовать на нервы.

— Ты ей полностью доверяешь? — говорит наконец.

— Да. Она мне как вторая мама. Иногда казалось, — опускаю глаза и улыбаюсь, — что как первая. У меня довольно упрямый характер, Алла Теодоровна со мной хлебнула. . Хотя, сказать по правде, с ней тоже мало кто уживался из девочек. Но мы сразу сконнектились. Алекс, она очень много сил и лет своей жизни в меня вложила. Если бы был хотя бы крошечный шанс на возвращение, она бы за него ухватилась. Я знаю. Понимаю умом. Просто... сейчас мне постоянно плохо. Ищу причину, почему эти кости не выдержали! — Прижимаю кулак ко рту и борюсь с потребностью разрыдаться. — Иногда я сидела на дополнительных диетах, о которых Алла Теодоровна не знала. Я была толще девочек, и хотелось... быть еще лучше. Может быть от этого? Тогда это моя вина... Ты можешь оставить телефон в покое? Пожалуйста.

Алекс поспешно откладывает мобильный на стол и напрягается.

— Может быть, виновата, может быть — нет. Какая разница? Но я тебя понимаю. Понимаю, почему тебе плохо. Мы похожи.

Глава 10

— А потом он его догнал! — выпаливаю подругам. Мы вместе завтракаем в городе, я рассказываю взахлеб: — И побил!

Лена с Таней пораженно переглядываются и придвигаются ближе. Пробные фотографии с фотосессии лежат на столе, они изумительные и забыты совершенно незаслуженно. В былые времена мы могли бы два часа обсуждать их без скуки и устали, но сегодня я сразу поменяла тему.

Равский. Так вышло, что он стал интереснее даже гимнастики.

— Прямо на улице? — переспрашивает Лена.

— Да! Я перепугалась до смерти. То есть... вы же знаете, как я отношусь к насилию, оно вводит в мгновенный ступор. Так и застыла у окна. Это совершенно жуткое зрелище — наблюдать, как мужчина, с которым ты полчаса назад занималась любовью, кого-то бьет. Алекс толкнул этого парня со спины. Тот повалился на асфальт. — Зябко потираю предплечья. — Я была в таком шоке, что не могла глаз отвезти. Мне казалось, Алекс его просто убьет.

Девочки вновь многозначительно переглядываются, и я чувствую укол ревности — за четыре месяца, что я не в строю, они словно стали дружить ближе. Моментально раздражаюсь, но гашу вспышку. Они приехали сюда ради меня в единственный выходной, я несправедлива.

— А потом что?

— Подлетели еще парни, начали оттаскивать своего приятеля и успокаивать Равского. Тот оказался один против пяти и сбавил напор. Вернулся с черным пакетом, в котором были мои трусы. Сюр. Ну и объяснил, что это был пранк: пацан должен был на спор стащить белье известной спортсменки. Парень вроде как растерялся и вместо одних схватил все. Тупость. Они вычислили, когда работает мама, и были уверены, что я одна дома. Со сломанной ногой.

Произнося это, ощущаю сильный дискомфорт. Хорошо хоть пранк, а не что похуже. Консьержка потом долго извинялась. Она всегда пропускала курьеров, и впервые такое.

— Это все от голода, Ива. Зарабатывать становится сложнее, народ ради денег и охватов решается на преступление. Повезло, что ты была не одна. Мало ли что им могло прийти в голову!

— Вдруг задание было снять трусы с тебя.

— Спасибо, Танюш, я только успокоилась, — качаю головой. — Но вообще ты права. Курьер услышал мужской голос из кухни и вылетел пулей. Ну и... судя по бешеным глазам Алекса, он бы позволил снять с меня что-либо только через свой труп. Такой злой был!

Вопреки ожидаемой реакции, Лена и Таня не просто не кривятся на это утверждение, напротив, на их лицах мелькает... зависть. Светлая, но при этом искренняя. Со смесью восторга и восхищения. Словно подругам бы тоже хотелось, чтобы ради их белья какой-то мужчина был готов на убийство.

— Боже, как это романтично! — тянет Таня. — Ива, он в тебя влюбился, да? С первого взгляда?

Хочется честно признаться, что это не так. Равского интересуют мои статус и внешность, он предложил деньги в обмен на роль спутницы. Но во взгляде Тани впервые за последние месяцы нет и следа сострадания, поэтому я улыбаюсь и говорю уклончиво:

— Не знаю. Алекс был очень галантен, когда похищал меня с вечеринки. Отпустил водителя и сам сел за руль, покатал по городу. Потом мы приехали к нему. Я ничего такого не планировала. Он не настаивал. Пили шампанское, потом поцеловались.

Таня улыбается все мечтательнее, и я продолжаю:

— Было очень хорошо.

— Какая ты счастливая, Ива! Он же офигенный! Реально чувак из ниоткуда перевернул мир. Я столько читала про него и их систему. Они встраивают солнечные батареи в шифер как-то так аккуратно, что смотрится суперски. И КПД высоченный. Они сейчас в Австралии что-то строят масштабное, потом и у нас, наверное, будут.

Лена в шутку зевает, но в этот раз я не поддерживаю демонстрацию скуки на Танин треп, любопытно послушать. Тогда она спрашивает:

— Тебе самой он нравится? Просто раньше ты особо не интересовалась парнями. Только спортом. И тут сразу роман!

— Почему? Интересовалась, — возражаю я. — Скажем так, мы пока узнаем друг друга. Алекс ухаживает крайне активно: цветы, подарки. Оплатил лечение, готов даже свозить еще раз в Европу, если понадобится. Мы с Андреевой все это прошли, но тем не менее приятно.

— Оплатил лечение?! Ого! — округляет глаза Таня.

Они с Леной вновь переглядываются, будто у них есть какой-то секрет, и я на миг от досады сжимаю зубы.

— У меня же больше нет спонсорских денег. Алекс сделал щедрый жест. Для него это копейки.

— Ты точно в порядке? — вновь вставляет пару слов Лена, сверлит взглядом. — Ты с ним... добровольно?

Вспыхиваю. Это неконтролируемая реакция, слишком легко подруга попала в цель.

— Да, конечно.

— Просто... мы его пока совсем не знаем, а уже такие подарки. Тревожно. Тем более ты говоришь, он агрессивен.

— Он меня защищал, — пожимаю плечами, незаметно перебираясь на другую сторону баррикады. — Посмотрим. Алекс не похож на моего отца. Тот бил маму тайно. Точно не днем на оживленной улице у всех на виду. С виду папа всегда был идеальным семьянином.

И это правда. Никто не знал, что происходит в нашей семье, кроме соседки. Да и я сама начала понимать уже после того, как переехала к Андреевой и навещала своих на каникулах. Потом картинка как-то резко прояснилась. Стали всплывать в памяти жуткие моменты, на которые раньше не обращала внимания. Например, как-то раз на улице я бойко пожаловалась соседке, какая мама неуклюжая ! Второй раз за неделю упала и разбила нос. Мне тогда было шесть. Тетя Люда вдруг подошла и крепко обняла меня. Я подумала, она переживает, что я тоже часто падаю. Искренне заверила, что со мной такого не бывает.

Глава 11

Ехать остается совсем немного, но, чтобы справиться с волнением, я открываю социальную сеть и смотрю свеженькое по тегу #СоларЭнерджи. Фотографии и видео с последней презентации.

Четверо друзей — основатели стартапа — на фоне плаката с логотипом. Улыбаются, позируют. Все молодые, симпатичные, уверенные в себе и, конечно, как и все успешные мужчины, очень собой довольные. На следующем фото трое из них с девушками, и только мой Алекс — один.

Один. Один. Снова один. Они сидят за столом, место рядом с Рафом пустое — и такая тоска вдруг берет и обида на саму себя!

Ну что мне стоило пойти сегодня с ним, а с девочками встретиться попозже? Все ведь возможно. Чуть дольше бы прожила без знания о «Линкс» и Лене.

Невыносимое упрямство! Там человек двести присутствовало — совершенно безопасное мероприятие.

Уж явно безопаснее, чем ехать к Алексу домой. Моя непредсказуемость не знает границ.

Давно пора бы поумерить гордость и выяснить о нем хоть что-нибудь. Я решаю начать с Википедии.

Итак, верхушку я уже знаю. Дата рождения, регалии... Биография. Первая же строчка повергает в шок: был усыновлен в возрасте двух с половиной лет, настоящие родители неизвестны. На несколько секунд зависаю на этом предложении. У нас не самая благополучная семья, но мама — замечательная. Она столько сделала для меня и моей карьеры! А тут, получается, у него не было никого.

«…По словам самого Алекса, он был трудным ребенком, имел проблемы с дисциплиной в школе, хотя на успеваемость не жаловался. С седьмого по девятый класс с матерью жил в Канаде. Первые два курса учился в Москве, после чего бросил университет и переехал в США. Вернулся в Россию в возрасте двадцати пяти лет. Работал в таких крупных компаниях, как... Занимался разработкой собственного ПО».

В одном из интервью Алекс упоминал: всем, что у него есть, он обязан приемным родителям, особенно матери, которая прошла с ним ад, причем не единожды. И всегда была на его стороне.

«От биородителей мне достались излишне густые волосы, которые приходится стричь дважды в месяц, и гиперактивность, из-за которой сидеть в кресле парикмахера — пытка. Худшего сочетания придумать нельзя. — Алекс смеется. — Поэтому нет, искать их не буду».

«…После первого же крупного контракта купил родителям дом. Был женат, в настоящее время в отношениях не состоит».

— Приехали. Девушка! Мы на месте.

Вздрагиваю и быстро оглядываюсь — такси стоит на нужной улице, водитель обернулся и смотрит на меня.

— Спасибо большое. Зачиталась, — улыбаюсь, аккуратно выбираясь из машины.

Как же жарко! Градусов тридцать сегодня, не меньше. Скорее в подъезд.

Я опираюсь на свой костыль и бодро иду, саму же сковывают эмоции.

Алекс совсем непонятный, и дело даже не в том, что он не спортсмен. Хотя и в этом тоже. У него жизнь другая. Усыновление, о котором он сам рассказывает с юмором. Переезд за границу. Кроме того, он был женат! Причем, очевидно, что не сложилось. Я же — только недавно впервые занималась сексом. Никогда не жила одна и без тренера не выезжала... да никуда не выезжала.

У нас семь лет разницы, а кажется, что целая жизнь.

При этом я чувствую симпатию. У Алекса была непростая жизнь, он и правда добился успеха с нуля. И заслуживает уважения.

Обо мне предупредили, и я спокойно прохожу к лифту, поднимаюсь. Стучусь в дверь.

Замок щелкает, я приветливо улыбаюсь, готовая к диалогу. Но через мгновение улыбка тает, как и желание наконец подружиться.

Передо мной стоит девушка. Рыжеволосая, красивая.

— Привет. А ты кто? — спрашивает она.

У меня открывается рот. В недоумении бросаю взгляд на номер квартиры, затем еще раз читаю сообщение с адресом. Всего раз здесь была — запросто могла ошибиться.

Рыжая смеется и говорит:

— Шучу! Ты Ива? Заходи, Раф в душе.

Она делает движение рукой, по-хозяйски приглашая в квартиру. В горле образуется ком, проглотить который немыслимо. От негодования волоски дыбом, клянусь, как у дикой кошки.

В смысле «Раф в душе»?! После чего это ему потребовался душ? У него тут что, целый гарем? А что еще можно подумать? Рыжая в коротких шортах и майке — одежда, мягко говоря, неофициальная.

Он ведь сказал «работаю». Пара шагов до гостиной, а меня переполняют гнев, раздражение и отчего-то сильная ревность. Предательские слезы жгут глаза. Да что за день-то сегодня?! Все от меня отворачиваются.

— А вот и Ива! — громко и будто чуть пренебрежительно объявляет девушка.

В комнате помимо нее еще двое мужчин. Один сидит за барной стойкой с ноутбуком, второй — на диване перед столиком, разбирает бумаги. Оба вскидывают на меня глаза.

Слезы высыхают моментально.

И правда, кажется, работают. Только почему эта девица одета так, будто полчаса назад проснулась?

— Добрый день! — здороваюсь.

Мужчина, который сидит на диване, поспешно поднимается. Он кажется знакомым.

— Привет, Ива! Проходи, садись. Я Слава, это Борис.