Соколиный замок

Глава 11

О том, чтобы работать с Шейном над книгой в эту неделю, не могло быть и речи. Я лежала в розовой комнате, наблюдая, как все обитатели дома крутятся вокруг меня. Каждый день по очереди приходили все члены семьи, не оттого, что их волновало мое здоровье, а потому, что они подозревали меня. И я служила им развлечением в скучной жизни.

Я с нетерпением ждала ежедневных визитов доктора Вулфа О'Лири, а также Шейна, так как приняла его объяснение, что упала с лестницы, ведущей в мезонин. Но смутные воспоминания все еще теснились в моей голове, упорно заставляя меня возвращаться к другой версии.

Меня навестила Нора.

– Моя дорогая, – сказала она, – какой ужас, не перестаю я твердить себе. Вы знаете, мы отложили сеанс из-за несчастья, случившегося с вами. Так решила Трула. Как только вы поправитесь, мы пообщаемся с духами. Вероятно, они дадут нам какие-то ответы… – Ее голос замер.

Похоже, у Норы были сомнения относительно моего падения, и она тоже пыталась убедить себя в чем-то.

– У вас была разбита вся голова, – продолжала она через некоторое время. – Вулфу пришлось наложить столько повязок. Никогда не подумала бы, что уродливая статуя способна нанести такие повреждения. Хотя, конечно, она сделана из мрамора, самого лучшего, привезенного из Италии. Старый Шейн всегда требовал всего самого лучшего.

– Все О'Нилы требуют самого лучшего, – на пороге появился Вулф. – Вот почему я здесь. – Его лицо расплылось в ласковой улыбке. – Как вы себя чувствуете сегодня, Касси?

От его взгляда мне сделалось тепло и уютно. Я почувствовала, что могу доверять Вулфу О'Лири. Самое время, подумала я, спросить его о ранах на моей голове. Он должен знать, откуда они появились. Если я ударилась головой о статую, то должны быть отметины, соответствующие ее очертаниям.

Я приступила к обсуждению этого вопроса после того, как ушла Нора.

– Нет сомнений, что на вашу голову обрушился невероятно сильный удар. – Вулф улыбнулся мне. – Мы нашли вашу туфлю на верхней площадке лестницы. И по всему телу были порезы и многочисленные царапины, которые, скорее всего, возникли от удара о ступени при падении. – Он откинул одеяло и завернул рукав моего халата, указывая на черно-синюю отметину на моей руке. – У вас по всему телу такие синяки, – сказал он. – Вот почему вам больно.

Мое лицо залилось краской при мысли, что большой красивый доктор в данный момент знает о моем теле больше, чем я сама. Я откинулась назад, вспоминая фотографию, которую нашла в мезонине, и спросила о ней Вулфа.

– Ничего такого при вас не было, – сказал он. – Я помогал миссис Джигс разобраться с вашей одеждой, когда случилось несчастье. Под ней не было никакой фотографии. – Он умолк, задумавшись, потом спросил: – Она была очень важна для вас?

– Не особенно. – Я убеждала себя, что не имеет значения, кем была моя мать. Я все еще оставалась Касси Маги, которой пробыла двадцать шесть лет, и ничто не могло изменить этого.

Но я не могла не думать о том, зачем кому-то понадобилось забрать у меня эту фотографию. Для чего человеку, который следил за мной в мезонине, старая пожелтевшая фотография? Был ли это Шейн?

– Я подумала, что кто-то напал на меня, – призналась я в своем сомнении Вулфу. – Может быть, Шейн.

Вулф был настолько поражен, что я пожалела о высказанных вслух мрачных подозрениях, не дававших мне покоя.

– Вы знали Шейну? – переменила я тему.

– Все знали Шейну. – Вулф отвернулся от меня к очагу. – В той или иной степени, – добавил он.

– Обитатели дома считают, что я – Шейна. Иногда я и сама не уверена, что все еще Касси Маги.

Вулф повернулся ко мне.

– Вы совершенно не похожи на нее, Касси. Совершенно. – Он улыбнулся. – Мужчина может полюбить такую девушку, как вы. Я представляю, сколько желающих найдется. С Шейной это была бы страсть, и ничего больше. Знаю, что это звучит грубо. Нет, вы – Касси, а не Шейна.

– Благодарю вас, Вулф, – сказала я.

– Если бы вы знали Шейну, то поняли бы, что я имею в виду. Она была необузданной. Вольная душа. Не ее вина, что она стала такой. По моему мнению, старый Шейн во многом способствовал этому. Он был их дедом – Шейна и Шейны, а также Рой и Хью. Необыкновенно красивый мужчина, но тиран в определенном смысле.

– Рой говорила, что он пытался направить Шейну на путь истинный, рассказывая ей об Арии Депрей, служанке, которая разбилась, упав со скалы.

– Существуют две версии этой истории, – сказал Вулф. – Та, которую рассказывали в городке, и старого Шейна. Мой отец в то время был врачом в Соколином озере. Все считали, что девушка, как говорится, попала в беду. И записи отца подтверждают это. Я заглянул в них из любопытства, когда Шейна исчезла с того самого места, которое много лет назад выбрала Ария Депрей. Она вела себя неосмотрительно, и для нее это был выход из положения. Возможно, Шейна, пошла к скалам, задумав то же самое, Бог свидетель. Старый Шейн не раз рассказывал историю позора Арии, доведшего ее до самоубийства, всем детям. Он использовал ее в качестве назидания, несмотря на то что все в городе знали, что старый Шейн и Ария были любовниками. Он был лет на сорок пять старше нее. Она была тщеславной девушкой и хотела прибрать к рукам Соколиный замок. Но старый Шейн не собирался отдавать ей его. И, как частенько случается, остепенившись, сделался ярым поборником добродетели. Он хотел, чтобы внуки вели себя так, как он требовал от них, а не так, как вел себя сам. И не так, как вел себя вслед за ним его сын Кон.

– Коном звали отца Шейна и Шейны? – спросила я.

– Старый Шейн цеплялся за древние имена. Всю свою семью он назвал в честь давным-давно живших О'Нилов, – сказал Вулф. – Он был одержим страстью, навязчивой идеей изучить древние легенды и вернуть их к жизни. – Вулф умолк. – Да, Кон был отцом Шейна и Шейны. Он обладал необузданным нравом, и, возможно, Шейна унаследовала свои наклонности от него. Она подражала своему отцу, открыто не повинуясь старому Шейну. Когда у Кона родились близнецы, он не отказался от разгульной жизни, а заодно от ссор со стариком. Отец Рой и Хью – Мэтью – старался быть примерным сыном. Тем не менее старый Шейн был намерен оставить Соколиный замок Кону и его потомкам – Шейну и Шейне.

– Если старый Шейн сделался таким ярым поборником добродетели, почему он предпочел Кона Мэтью? – спросила я, чувствуя, что к этой истории меня влечет нечто большее, чем праздное любопытство.

– Потому что Мэтью был незаконнорожденным, – объяснил мне Вулф. – Старый Шейн позаботился о том, чтобы Мэтью и его семья – Нора, Хью и Рой – имели крышу над головой до тех пор, пока они живут в Соколином замке. Но далее его забота о них не простиралась. Только законнорожденные и безгрешные О'Нилы имеют право наследования. Старый Шейн специально оговорил это в завещании. Ни один из О'Нилов, чей отец был незаконнорожденным, не может наследовать Соколиный замок. Раньше О'Нилы имели репутацию распутников, и, похоже, старый Шейн был намерен положить этому конец. Даже на Шейну распространялась эта установка. Она унаследовала половину Соколиного замка после смерти старого Шейна – он, между прочим, пережил обоих сыновей – Кона и Мэтью. Если бы у Шейны появился ребенок вне законного брака, то доля ее наследства автоматически переходила к Шейну. И, конечно, окажись Шейн отцом незаконнорожденного ребенка, его доля должна была перейти к Шейне. В случае если бы они оба пошли по кривой дорожке, тогда имение возвратилось бы к незаконной ветви семьи – к Хью – последнему представителю династии по мужской линии. А в качестве приложения он унаследует пункт завещания, установленный старым Шейном.

– Если Шейна обнаружила, что беременна, она могла выйти замуж, ликвидировав оговорку старого Шейна, – резонно возразила я. – Мне кажется, любой молодой человек, у которого была связь с ней, был бы просто счастлив узаконить ребенка Шейны. Учитывая, что она была богатой молодой женщиной.

– Старый Шейн подумал об этом, – объяснил Вулф. – Ребенок Шейны должен был родиться не ранее, чем через девять месяцев после заключения брака, только в этом случае она могла унаследовать свою долю Соколиного замка. То же самое относится к Шейну. – Вулф усмехнулся. – Я говорил вам, что он старый подонок.

– Не думаю, что мне нравится дед О'Нил, – согласилась я. – Он кажется бессердечным. Но это не означает, что я приветствую свободу нравов. Люди имеют право на свои ошибки.

– Старый Шейн считал, что облагодетельствовал этих ребят, став их совестью. Он знал, какой хочет видеть их жизнь. Имея ужасное пристрастие к прошлому, он тратил значительную часть своего времени на добывание фактов о семействе О'Нил. Раза два он путешествовал по Ирландии и вывез оттуда те старые семейные реликвии, которые сумел разыскать, чтобы создать здесь соответствующую атмосферу. Полагаю, вас ознакомили с кровавым камнем, который, по легенде, источает капли крови при малейшем намеке на смерть.

Я кивнула, вспомнив близкое знакомство с тем странным камнем и капли крови Шейна, ярко сверкавшие на его гладкой поверхности. Не мою ли смерть они предрекали? Меня пронизала дрожь.

– Я познакомилась с Шейном в Ирландии, – объяснила я. – Он рассказывал мне о семействе О'Нил, пока мы были там.

Вулф удивленно посмотрел на меня, в его глазах блестело явное любопытство.

– Я не знал об этом, – сказал он.

– Мы провели вместе значительную часть времени, – призналась я. – Наши отношения были как у брата и сестры. Шейн хотел, чтобы это было так.

Вулф кивнул, и я поняла, что он думает об условии завещания старого Шейна.

– Я и сама хотела того же, конечно, – продолжала я. – Я не смогла бы путешествовать с ним, если бы наши отношения были другими. Я не… не такая, как Шейна, – добавила я невыразительно.

Затем я продолжила рассказ, стараясь объяснить ему суть своих отношений с Шейном О'Нилом.

– Наша привязанность друг к другу не имеет физического характера. Кроме того, мы так поразительно похожи друг на друга. Наверное, я бы потянулась к любому человеку, у которого были бы мои черты лица, в силу одного только эгоизма. Шейн также, я полагаю. Я на самом деле почувствовала, что вполне могла бы быть его настоящей сестрой, Шейной, хотя я еще не знала о ней. Только сейчас я с ужасом поняла, насколько неустойчива моя собственная индивидуальность. Как будто с тех пор, как встретила Шейна, я не вполне уверена, кто я такая. Он сильный и властный. Именно таким я представляла себе Шейна Гордого.

– Старый Шейн забил внуку голову великими идеями, внушая ему гордость за своих предков. Он хотел, чтобы Шейн продолжил древние семейные традиции. Боюсь, для наших дней это не слишком практично, хотя Шейн достаточно сложная личность, чтобы слепо исполнять указания деда. Он представляет тип человека, которого люди обожают и ненавидят одновременно. Их влечет к нему этот парадокс его характера: то он ласковый и нежный, то холодный и надменный, как Шейн Гордый. – Вулф покачал головой, на его выразительных губах играла любящая, снисходительная улыбка.

Значит, Вулф тоже считает, что Шейн не совсем нормален? Неужели старик исковеркал души близнецов своей маниакальной одержимостью и завещательным отказом в недвижимости по нравственным принципам?

Когда Вулф покинул меня, я задумалась над тем, где же найти ответы па вопросы, терзающие мой разум. Кто и почему отобрал у меня фотографию моей матери? Я не была уверена, что меня обрадует известие о принадлежности моей матери к этой странной семье из Соколиного замка. Я почти готова была забыть о своем страшном открытии после того, как фотография пропала. Почти, но не совсем.

На следующий день пришло письмо от Сью Багли. В нем она рассказала мне, что дом бабушки Мэри был взломан и ограблен. Я не могла не почувствовать, что найденная мною фотография матери каким-то образом связана с этим событием.

«Все это очень странно, – прочитала я в письме Сью, – но я не обнаружила никакой пропажи. Воры – кем бы они ни были – сосредоточили свои поиски на чердаке и устроили там страшный погром. Содержимое многочисленных сундуков твоей бабушки разбросано повсюду. Я не знала, что человек по имени Уэнделл Л. Уилки баллотировался на пост президента против Рузвельта в 1940 году, а ты знала? Я обнаружила это, когда пыталась привести в порядок старые политические документы твоего отца. К счастью – и ты поблагодаришь меня за это, Касси, – у меня было какое-то предчувствие: всего за несколько дней до взлома я увезла тот особый сундук, в котором хранились драгоценности и старая Библия. Поскольку все вокруг с ума сходят по антиквариату, мне пришло в голову, что за эти старые вещички в их нынешнем виде ты сможешь получить приличные деньги. Теперь я вижу, что была права, забрав эти вещи к себе. Без сомнения, грабители искали добычу такого рода и достаточно ценные и некрупные предметы антиквариата – чтобы унести их под пальто».

В письме не упоминалось о фотографии моей матери. Впрочем, Сью Багли не представляла, какое она может иметь значение.

Я отложила в сторону ее письмо, у меня сложилась своя теория об этом ограблении. Так, кто забрал фотографию моей матери, которую я нашла в мезонине, мог с неменьшим усердием искать и другие улики, свидетельствующие о моей связи с семейством О'Нил.

Все в доме знали, что я приехала из Сан-Франциско. В телефонном справочнике можно было найти мое имя и адрес, а отыскать дом бабушки Мэри не составляло труда.

В первый раз я призналась себе, что вполне реально могу находиться в родственных отношениях с Шейном. Более того, мне казалось вполне вероятным, что неукротимая кровь О'Нилов бежала в моих заторможенных венах.

Я не знала своей матери. Сопровождалось ли скандалом ее пребывание в Соколином замке? Не по этой ли причине Шейн, нашпигованный своеобразными представлениями своего деда о добродетели, пытался убить меня? Отыскал ли он меня только ради этой цели?

Страшные вопросы кружились в моей голове. Я знала, что не уеду из Соколиного замка, пока не получу вразумительных ответов. Вероятно, я не была бы столь отважна в своем решении, если бы не знала, что у меня есть союзники в лице миссис Джигс и в докторе Вулфе О'Лири.

Миссис Джигс ухаживала за мной, как за родной дочерью. Хотя об этом не говорилось, я знала, что она постоянно пребывает на страже, охраняя меня от неизвестной опасности, притаившейся в темных углах старого дома. За неделю, проведенную в постели, я обнаружила, что миссис Джигс пользуется в замке всеобщим уважением. Она слишком долгое время была няней Шейна и Шейны, Хью и Рой, и теперь они прислушивались к ее мнению. Что же касается Вулфа О'Лири, то моя симпатия к нему все возрастала, и я обнаружила, что рассчитываю на него.

В тот день, когда пришло письмо от Сью, я спросила доктора, могу ли я отправить по морю на его адрес в Соколином озере сундук, в котором хранится фотография матери и другие семейные реликвии.

– Вы все еще не верите нашим рассказам, что упали с лестницы, верно, Касси? – спросил Вулф, снисходительно улыбаясь мне. – Неужели вы думаете, что я позволил бы вам пробыть здесь хоть одну минуту, если бы считал, что кто-то преднамеренно пытался причинить вам вред? Зачем кому-то делать это? Меньше всех это нужно Шейну. Его второе «я» не позволило бы ему этого: вы слишком похожи на него.

– Значит, я – недоверчивая ведьма, – сказала я. – Скажем так, я нуждаюсь в предлоге, чтобы прийти в Соколиное озеро и навестить, для разнообразия, вас в вашем доме.

Вулф действовал на меня самым положительным образом. Я полностью доверяла ему, и даже жуткое ощущение нависшей опасности, витающее в покоях Соколиного замка, не могло рассеять теплого радостного чувства, которое охватывало меня при его приближении.

– Я сохраню для вас этот сундук, не бойтесь, – сказал Вулф. – И буду беречь его как зеницу ока, пока вы не потребуете его.

Затем он осмотрел меня, задал вопросы относительно моих повреждений и, убедившись, что симптомы сотрясения мозга исчезли, сказал мне, что теперь я могу покинуть свою комнату и гулять где угодно. Уходя, он разрешил миссис Джигс снять на следующий день последние повязки.

Как только Вулф ушел, я тут же написала Сью, прося ее выслать сундук. Я хотела разобраться в бумагах, до которых у меня до сих пор не доходили руки, и посмотреть, не найду ли я в них то, что надеялся найти грабитель.

Я не сомневалась, что человек, забравшийся в дом бабушки Мэри, прибыл из Соколиного замка. Он мог легко ускользнуть отсюда, пока все остальные спали, и сломя голову помчаться в Сан-Франциско, тайно проникнуть в старый дом на Телеграф-Хилл и вернуться назад прежде, чем заметят его отсутствие.

Я не раз слышала, как машины выезжали из гаража позади Соколиного замка. Трула Парди водила машину, так же как Хью и Рой. Только у Норы не было прав, как сказала мне миссис Джигс. Все остальные часто ездили в Соколиное озеро за покупками. Был также Тейлор, сокольничий, которого я мельком видела из своего окна, когда он работал в парке. И Шейн. Я не должна забывать о Шейне.

Сью сообщила мне в своем письме, что одно из окон в задней части моего дома было разбито. Ни бабушке Мэри, ни мне никогда не приходило в голову, что кому-нибудь захочется ограбить нас. Мы не предпринимали каких-то специальных мер против грабителей, так что забраться в дом было несложно.

Кто бы то ни было, грабитель ушел с пустыми руками. Прекратит ли он теперь свои попытки? Или станет действовать более решительно, чем прежде, чтобы прибрать к рукам то, что, по его мнению, хранится на чердаке дома бабушки Мэри? Более того, не решит ли он, что я привезла эту улику с собой в Соколиный замок?

Я почувствовала, как холодная дрожь пронизала меня. В это время раздался стук в дверь, и я подпрыгнула. Вошел Шейн О'Нил.

– Дорогая Кассандра, – сказал он. – Вулф сообщил мне хорошие новости. – Шейн пришел не с пустыми руками. Он принес мне соколенка. – Я не позволил бы Тейлору прикоснуться к нему, – сказал он, позволяя птице перелететь на мою кровать. – Я хотел, чтобы вы первой наложили путы на его лапы и снабдили его серебряными колокольчиками. Это ваш сокол, Кассандра, и вы будете тренировать его.

Шейн Гордый отдавал приказ. Я ощутила острое желание наброситься на него и снова обвинить в попытке убить меня. Посмотрев в его янтарные глаза и увидев в них отблеск искренней гордости и удовольствия, я подумала, не приснилось ли мне это нападение?

Решив заняться воспитанием сердитого соколенка, я обнаружила, что благодарна Шейну.