Глава 10

Но вовсе не беспечной она себя сознавала. Учащенно билось сердце, при взгляде на Анри ноги стали ватными. Она с трудом перевела дух. Но как ни тяжелы, как ни глубоки были ее переживания, вид парня, таращившего на нее глаза и беззвучно шевелившего губами, показался ей все же настолько смешным, что она не удержалась от улыбки.

— Да что ж такое?! — воскликнула она со смехом. — Ты прямо губошлеп какой-то. Или не рад мне?

— Что ты здесь делаешь? — Он выразил свое удивление. Его голос прозвучал довольно-таки жестко, вот только глаза выдавали радость.

А она-то думала, что он сразу заключит ее в свои объятия, покроет ее лицо поцелуями, как там, в оазисе. Не самой же ей вешаться ему на шею. Ну и увалень! А может, дело все-таки в том, что он не любит ее по-настоящему? Она уже неплохо его изучила и знала, что это очень даже заметно, когда он ее желает. Сейчас же ни малейших признаков желания у него не замечалось. Выходит, не любит. Но это еще не означало конца. У Лизы был свой план действий, и отступать она не собиралась.

— Рада тебя видеть, — сказала она и, не ожидая приглашения, слегка оттолкнув стоявшего у нее на дороге Анри, вошла в номер.

— А я как раз направлялся к тебе, — неуверенно произнес Анри.

Лиза сжалась, ожидая неприятностей. Его тон их предвещал.

— Хотел поговорить со мной, да? — спросила она.

— Лиза… — начал он.

Она всплеснула руками, воскликнула:

— Анри!.. — Услыхала стук своего сердца. Повернулась к нему и взглянула в его глаза. И там, в их глубине, заметила искорки тепла, которые еще так недавно грели и поддерживали ее. Потерять его? Нет, ни за что! Упрямо повторяла это про себя Лиза. Но вслух говорила другое:

— Я заехала за тобой, чтобы показать тебе достопримечательности города… Ты не против?

Она немного помедлила. Черт побери, надо бы придумать что-нибудь более разумное в объяснение своего визита. Но придумать ничего не удавалось. Ее поступок выходил легкомысленным и опрометчивым, и, раз уж она его совершила, остается только улыбаться и делать вид, будто она и в самом деле хочет заинтересовать его какими-то достопримечательностями.

— Решай! — болтала она. — Если ты не прочь посмотреть город, я покажу тебе очень интересные места. Я очень хорошо его знаю.

Минута молчания затянулась. Анри словно похоронил их любовь и теперь печально стоял над ее могилой. Возмущенная Лиза бросила на него угрожающий взгляд, и он принял еще более скорбный вид. А ей своим взглядом хотелось принудить его к согласию. Ну, чтобы он согласился на прогулку или на кое-что еще… Но она знала, что он далеко не тот человек, который склонен поддаваться давлению извне. Это была, пожалуй, единственная черта его характера, которая никоим образом не вдохновляла Лизу. Но игнорировать ее она не могла.

Анри потирал висок. Лиза наблюдала за ним, и от волнения у нее пересохло в горле. Она не знала, что ей делать. Играть в молчанку? Возобновить разговор?

— Я хотел пойти к тебе, Лиза, чтобы попрощаться, — сказал Анри угрюмо.

Лизу пронзили его слова, ей почудилось, будто чья-то ледяная рука сжимает ее горло. «Он хочет уехать?! Так быстро! Он хочет бросить меня? Он что, не понимает, что я люблю его?» — пронеслось в ее голове.

— Анри…

— Подожди, Лиза, дай мне сказать, — перебил он. — Мы говорили обо всем на свете, только не о том, что нас разделяет. А разделяет нас многое. Я — простой солдат, ты — дочь миллионера. В результате получается, что те отношения, которые связали нас, не могут принести радости ни мне, ни тебе. И ты сама это отлично понимаешь. Или я не прав?

— Что за чушь?! — возразила Лиза. — Ты как ребенок. А отношения, которые завязались между нами, это отношения вполне взрослых людей. И они кому угодно могут доставить радость и удовольствие. А это значит, что нас ничто не разделяет. И мы можем быть вместе, если ты, конечно, хочешь этого. Вот если ты собираешься разрушить все, превратить в пыль, тогда другое дело. Но прежде чем ты начнешь разрушать, ты должен объяснить причину такого своего намерения.

— Все дело в том, что мы совсем не подходим друг другу, — разъяснил Анри. — Я — простой солдат…

— Это я уже слышала!

— Что мы сблизились в пустыне и перепихнулись, как два бездумных организма, так то мы были в экстремальной ситуации, в ситуации, когда людям свойственно совершать неадекватные поступки.

— И в нормальных условиях люди, бывает, перепихиваются.

— Но нам с тобой делать этого не пристало.

— Я так не думаю, — возразила Лиза.

— А ты подумай лучше. Продумай все до конца. И ты увидишь, как многое нас разделяет. Ты — дочь…

Лиза зажала уши. Неужели он говорит всю эту чепуха только из-за страха, что она забеременеет и ему придется за это отвечать?

— Ну, разделяет, — сказала она сухо. — Я — дочь миллионера, ты — простой солдат. Я — русская, ты — француз. И что с того? Ты что-то быстро кинулся в кусты, а разве солдату пристало отступать? Или только этому и учат французских солдат? Нет, парень, ты меня разочаровываешь. Не думала я, что ты из тех, кто не сдается без борьбы.

— Я вовсе не сдаюсь. Я борюсь, потому что я не из тех, кто отступает без боя. Но есть правила игры, и они заключаются в том, чтобы учитывать наличие социальных перегородок. Напролом лезть не годится. Сейчас ты, может быть, готова поддаться мгновенному чувству, но я не хочу, чтобы ты потом жалела об этом всю оставшуюся жизнь. Мой долг — не допустить этого.

Лиза посмотрела на его кроссовки и язвительно сказала:

— Вот! Ты даже кроссовки надел, чтобы как можно быстрее отсюда убежать.

— Единственное, чего я хочу, так это быть разумным в щекотливой ситуации, — возразил Анри.

— Но это выглядит совсем иначе!

— Иначе это выглядеть не может.

— А если я все-таки забеременела? — спросила Лиза, сверкая глазами. — Ты, кажется, говорил что-то о том, что не оставишь меня в таком случае…

Смутился солдат, наморщил лоб. Лиза торжествовала, нанеся ему удар в самое больное место. Он шумно вздохнул и сказал:

— Лиза, ты наступаешь мне на мозоль, не замечая этого.

— Неужели?

— Да, и мне очень больно. Хотя это, конечно, всего лишь аллегория, фигура речи… Тебе ли, образованной, не понимать этого? Я тебе через две недели позвоню, и если окажется, что ты действительно забеременела, мы все тогда и решим…

— Теперь послушай меня. Ничего по телефону мы решать не будем. Слушай команду! Ты останешься здесь. До прояснения ситуации.

— У меня такое ощущение, что ты намеренно все усложняешь, — сказал Анри.

— А вот мне начинает казаться, что тебе совершенно безразлична моя судьба.

— Ну как это может быть? Просто я пытаюсь быть благоразумным.

— Я тоже не лишена разума. — Лиза испытующе посмотрела на него.

— Верю! — воскликнул солдат и неожиданно схватил ее за плечи. Лиза тотчас почувствовала через тонкую ткань своей блузки тепло его рук, оно жгло ее плечи. Она видела, как жадно Анри смотрел на нее. Волнение и желание овладело ею, и она, в ожидании поцелуя, вытянула губы трубочкой. А Анри сказал: — Я не встречал более разумного, чем ты, создания. Но быть разумной еще не значит быть благоразумной. Запомни это и старайся больше никогда не терять голову. А то ты время от времени ведешь себя как сумасшедшая.

— Ну, все-таки поцелуй меня, — попросила Лиза.

— С удовольствием!

«Ура, я выиграла, — подумала Лиза, целуясь с Анри, — он остается в городе! Хотя бы на некоторое время. А этого времени мне хватит, чтобы убедить его в том, что мы созданы друг для друга и у нас нет другого выбора в жизни, кроме как быть вместе».

— Ты прекрасна! — выдохнул Анри, ошалевший от счастья.

— Что, что, повтори, пожалуйста!

— Пре-крас-на, — повторил он и, отстранившись на миг, залюбовался своей девушкой.

— Ты действительно так думаешь? — принялась кокетничать с ним Лиза.

— Я не могу думать иначе.

— А как же твое благоразумие?

— Оно помогает мне лучше разглядеть тебя.

Это была настоящая победа. Лиза и без заверений Анри знала, что она прекрасна, но, собираясь к нему, она, чтобы действовать наверняка, еще и принарядилась, шикарно оделась. На ней была очень красивая блузка из нежно-розового шифона с глубоким вырезом, а ее шею украшала золотая цепочка с маленьким бриллиантовым сердечком. Все вместе произвело на Анри неотразимое впечатление. Оба дрожали от возбуждения, и мир для них снова раскалился, как это уже случилось однажды в пустыне.

* * *

В течение последующих дней Анри и Лиза не разлучались почти ни на минуту. Но это днем, а по ночам ему все-таки приходилось оставаться в отеле одному, и как же он тогда тосковал! А Лиза просто излучала счастье. Видя, как она двигается, вслушиваясь в то, как она говорит, ловя на себе ее взгляды, порой какие-то смущенные, из-под опущенных ресниц, он приходил к выводу, что у нее счастье возвышенное, чистое, а у него — возбуждение грубого животного. Он постоянно хотел близости с ней и едва сдерживал себя. В общем, бил копытом в землю и издавал дикий рев.

Но на самом деле и в его чувствах было много поэтического. Так, он вовсе не забывался, не терял над собой контроль и держался перед возлюбленной с достоинством. А что в особенности доводило его не только до отчаяния, но и до какого-то высокого экстаза, так это мысль о скорой разлуке. Она до крайности огорчала Анри и делала его поэтом. Он жаловался на судьбу, изливал душу, и у него выходили чуть ли не стихи. Лиза не могла не заслушаться. Правда, она не сомневалась, что его думки опять устремились в каком-то ложном направлении. Снова он твердит что-то о социальном неравенстве, о том, что общество не позволит им быть вместе. А она верила, что они соединились навсегда.

Ходили по музеям, бродили по улицам, бывали в театрах, посетили Лувр, частенько гуляли по Монмартру. Анри восхищало, что она, москвичка, так хорошо знает Париж и так любит его. Он в столице своей страны на все смотрел широко раскрытыми глазами и чувствовал себя провинциальным увальнем.

Однажды, во время очередной прогулки, Лиза склонила голову на его плечо. Легкий ветерок развевал ее белокурые волосы. И у него защемило сердце, вновь постучалась в голову настойчивая мысль: неужели все скоро кончится и он никогда не увидит больше этот завиток? Ведь им так хорошо вместе!

Еще несколько счастливых дней миновало словно в тумане. Каждый вечер, оставаясь один у себя в номере, Анри повторял, что должен уехать. А утром с нетерпением ждал появления Лизы. Ему следовало поехать на юг и повидаться с семьей, а затем вернуться в расположение своего отряда, однако он не трогался с места. Ничего не предпринимал, плененный Лизой Перовой.

В его честь отец Лизы устроил вечеринку. Впервые Анри так близко увидел такое множество богатых и уважаемых людей. У него разбежались глаза от обилия драгоценностей и роскошных нарядов. Но взгляд Лизы был сосредоточен только на одном мужчине — на нем, Анри, облачившемся ради торжества в свою парадную голубую униформу. Он выглядел в ней, как орел среди стаи голубей, и держался он очень солидно, с чувством собственного достоинства.

Мужчины, те говорили, как всегда, о финансовых проблемах, но женская половина не скрывала своего восхищения внешностью Анри, его величавой статью. Не одна из этих дам подумала, что, окажись она в пустыне с таким молодцом, уж никак не упустила бы шанса отлично поразвлечься с ним, но ни одной из них не пришло в голову, что Лиза не только хорошо развлеклась, но и отдала ему свое сердце. По лицу Лизы догадаться об этом было невозможно. Она вела себя, как подобает хозяйке вечера. Никого не обходила вниманием, со всеми успела перекинуться словом-другим, обменялась дежурными любезностями с самыми важными из гостей отца. Надо сказать, пока она занималась этим, ее преследовала ужасная мысль, что она так и не убедила Анри в прочности их союза и он, глядишь, скоро ее покинет.

Анри как-то немножко подзабыл, что и ему полагается размышлять примерно о том же, его отвлек вид праздно суетящихся людей, и он задавался вопросом, как можно прожигать время на подобных вечеринках. Скука разобрала его. Лиза, украдкой взглянув на него и догадавшись о его состоянии, подумала: «Вот так штука, прихватил его английский сплин, а вышел из него наш русский Онегин». Это ее позабавило, ей стало веселей, он тут же решила, что с этим простодушным парнем у нее все же не будет больших проблем и она в конце концов выведет его на путь истинный.

И теперь уже ничто не мешало ей искренне радоваться возвращению к нормальной жизни. Она великолепно выглядела в вечернем темно-зеленом платье. Оно облегало ее красивую фигуру. Волосы она уложила в высокую прическу, подколотую изящной бриллиантовой заколкой. В ушах у нее блистали драгоценные камни, на шее — колье из бриллиантов. Анри оставалось только беспомощно строить догадки, сколько оно стоит. В любом случае, столько он не заработал за всю свою жизнь.

К скуке прибавилось раздражение, нехорошее чувство к окружающему его великолепию.

— А, Анри! — вдруг возник откуда-то и дружески похлопал его по плечу отец Лизы. — Как дела? Как поживаете? Вы не против, если я буду называть вас по имени?

— Нет, мсье, — вежливо ответил Анри.

— Давайте поговорим в моем кабинете, — деловито предложил Перов.

Анри облегченно вздохнул: беседа отвлечет его от неприятных мыслей. Они вошли в рабочий кабинет, заставленный книжными шкафами. Перед камином стояло тяжелое кожаное кресло. Барная стойка искрилась графинами с напитками и бокалами. Перов предложил Анри сигару и закурил сам. Виктор Иванович опустился в кресло у камина и жестом пригласил гостя последовать его примеру. Там было еще одно кресло. Анри уселся в него.

— Мой друг, — сказал Перов, — я хочу еще раз сердечно поблагодарить вас за спасение моей дочери. Вы понимаете мои чувства, ведь Лиза — моя единственная дочь.

— Не стоит благодарности, я выполнял задание и старался сделать это хорошо, — ответил солдат.

— Я понимаю. Но задание заданием, а условия, в которых вы его выполняли, были не совсем обычные, что, естественно, потребовало от вас напряжения всех сил, как духовных, так и физических. Думаю, больше физических. Я ведь знаю свою дочь. С ней столько возни… Она привыкла к комфорту, не знает ни в чем меры и отказа — и вдруг попадает в страшную для нее ситуацию.

— Лиза вела себя очень рассудительно и даже мужественно, — заверил его Анри. — Вы даже не представляете, на что способна ваша дочь.

— Значит, нашлось… как бы это выразить… ну, место, что ли… нашлось оно и для применения духовных сил?

— Мсье, — произнес Анри с некоторой суровостью, — мне кажется, что вы, говоря об этой самой духовности, имеете в виду что-то другое и даже высказываете какие-то тайные подозрения…

Перов засмеялся, замахал руками. А солдат говорил все торжественнее:

— Ваша дочь не заслуживает того, чтобы ее в чем-то подозревали. Она — чудо, и вы должны относиться к ней как к чуду, молиться на нее. Вы молитесь?

— Ну, в известном смысле, так сказать, в некотором роде…

— Какие вы, русские, изворотливые, неуловимые! — воскликнул Анри с досадой. — Все у вас не как у людей. А по мне, так надо всегда быть прямым и прямо заявлять свою позицию. Вот поэтому я вам прямо и говорю, что я на вашу дочь молюсь!

— Какая же у вас для этого причина? — осведомился бизнесмен, пристально всматриваясь в своего собеседника.

— Разве для этого должна быть причина? Мы, французы, поклоняемся женщине просто так, за здорово живешь!

— Чтобы поскорее овладеть ею?

— Мсье! Мсье! — закричал Анри. — Достаточно того, что вы ввели меня в круг своих пустых и праздных знакомых, этого мне более чем достаточно, потому что я среди них изнемог… Не посвящайте же меня еще и в свои нехорошие мысли. Вы должны извиниться за них перед своей дочерью, попросить у нее прощения. Она заслуживает уважения и любви со стороны своего отца, а не того, чтобы этот родной отец подозревал ее в каких-то сомнительных делишках. У меня, мсье, создается странное впечатление о вас. Похоже, вы настолько заняты своей нефтью и биржевыми играми, что совсем перестали думать о дочери и только подозреваете ее во всех смертных грехах. А ведь если вы не будете думать о ней, вы никогда не поймете, что она собой представляет.

— Я, — ответил Перов с улыбкой, — очень благодарен вам за поучение, но поймите, Анри, простую вещь… Если бы я не имел представления о своей дочери, я не мог бы и подозревать ее в чем-либо. А это значит, что я думал и, может быть, продолжаю думать о ней более чем достаточно.

— Нет, мсье, не более, а менее, менее чем достаточно. Это мое последнее слово. А я знаю, о чем говорю. — Анри поджал губы, показывая старому прохвосту, как он его презирает. — Я знаю, как нелегко Лизе находиться под вашим крылом. Вы простираете над ней свое отцовское крыло, а о том, какого оно цвета, не задумываетесь. Вы вываляли свое крыло в нефти, мсье Перов. Так может ли вашей дочери быть хорошо под такой крышей? Нет, не может, и она выглядит сиротливо. Но в пустыне она проявила себя с лучшей стороны, доказала, что она мужественная, умная и благородная девушка. И вы должны ею гордиться точно так же, как горжусь я.

— Какой вы занятный, — ухмыльнулся Перов. — Вы, должно быть, «Тремя мушкетерами» в свое время зачитывались. Или даже до сих пор…

— Круг моего чтения, — перебил Анри, — не должен вас интересовать, потому сами вы, я уверен, вообще ничего не читаете.

— Верно, на книжки времени не остается. Так что я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что вы влюблены в мою дочь? — Перов широко улыбнулся и стал похож на любого довольного своим ребенком отца.

Анри был ошарашен прямотой его вопроса.

— Как, мсье? — воскликнул он недоуменно. — Вы спрашиваете меня об этом… о таких вещах?

— Ответь ему, Анри! — раздался внезапно приказывающий голос. Анри завертел головой. Ему показалось, что голос прозвучал с неба. Но оказалось, что в дверях кабинета стоит Лиза.

— Я здесь только для того, чтобы услышать твой ответ на вопрос моего отца, — объяснила она.

Анри вспотел. Вечеринка его разозлила, а разговор с Перовым доконал.

— Нет, — сказал он.

— Нет?! — одновременно крикнули отец и дочь. — Что это значит?

— Это значит, что я в нее, Лизу, не влюблен, — тихо ответил Анри, удивляясь, как легко дается ему ложь.

Загрузка...