Соло для няни

Как-то мы возвращались домой, когда я обратила внимание на женщину, нервно толкающую перед собой детскую коляску. Плач малыша раздавался на всю улицу. Вскоре они завернули в наш двор.

— Пойдем, посмотрим, кто там плачет, — предложила я Мэри.

— Да, — кивнула она.

У нее в лексиконе пока только «Да», «Неть», «Мами Тапотася» — на этот призыв откликается кот.

Мы свернули в подворотню, Мэри смешно переставляла ножками, быстро-быстро. Кто же там плачет? Она любопытная, как все Обезьянки.

Няня — то, что это не мама и не бабушка ребенка, я поняла на второй минуте — пыталась уложить ребенка спать. Он не засыпал, кричал так отчаянно, что замирало сердце. Мы прошли рядом, я мельком заглянула в коляску, похоже — кесаренок, родился недоношенным, еще и гипертонус в наличии имеется, пальчики сжаты в кулачки, головку заводит назад, ищет удобное положение. Кесарята — они другие, более возбудимые, на малейшие колебания атмосферного давления очень чутко реагируют, частое срыгивание — тоже их симптоматика.

Пока Мэри раскачивала соседскую кошку на качелях, я наблюдала за няней. Коляску она трясла так, что казалось, малыш вот-вот выпадет из нее. Но ребенок продолжал кричать, не засыпал, беспокойно поджимал ножки к животу.

Тетенька судорожно стала выкладывать содержимое сумки — бутылочки, соски, салфетки, достала погремушку и стала трясти ею над лицом малыша, при этом раскачивая коляску как маятник. Ребенок не успокаивался, никак не хотел засыпать и это ее доводило до бешенства. Не думая, что за ней наблюдают, нянька с таким остервенением трясла этого несчастного малыша, что казалось, голова его оторвется. Потом достала бутылочку с чаем и попыталась его напоить. Но так как бутылочка была не из термоса, детеныш не стал пить холодный чай, а тетю оплевал и продолжил заходиться в истошном крике.

— Надо что-то делать, — сказала я сама себе.

Мэри удивленно подняла голову, что это няня сама с собой разговаривает? На редкость смышленая девица растет.

— Может, помощь нужна? — спросила я со всей любезностью, на какую только была способна в ту минуту. На самом деле хотелось просто придушить эту няньку на месте.

«Неужели тебе его не жалко, ну откуда столько злобы на малыша? Он тебе добросовестно пытается объяснить, чего хочет, прислушайся к нему и все поймешь».

Женщина резко отстранилась от коляски, повернулась ко мне и пропела слащавым голосом:

— Ну что вы, мамочка, у нас все хорошо, сейчас баиньки будем. Да, маленький? — слюняво просюсюкала она.

Малыш на мгновение затих, как будто прислушался: «Ну, может, поймет меня кто-нибудь, наконец!» — так ясно читалось на его сморщенном личике.

— Я няня.

Слащавость тут же сползла с лица тетки.

— Сколько у тебя час стоит? — Ошарашила она меня вопросом.

— У меня дорого, но это не обсуждается.

— Чего орет? — приняв меня совсем за свою, злобно спросила тетка.

— Посмотрим сейчас. Я вытерла руки антисептической салфеткой, мы с Мэри всегда берем их с собой на прогулку, бережно достала ребенка из коляски. Он замер, на мгновение напрягся, но потом доверчиво прижался ко мне.

— Кесаренок?

— А? Че? Не поняла, что ты спросила?

Она еще и с говорком не местным, понятно, экономия за три рубля. Мэри, увидев на моих руках другого малыша, сурово насупила брови:

— Неть!

— Что, Мэри, — «Неть»? Ты же не хотела, чтобы малыш плакал? Теперь он не плачет.

Она постояла, подумала, потом кивнула и отошла к качелям.

— Смотри ты, и не орет совсем, вот чудеса! Знаешь, он у них прям бешеный какой-то, орет и орет не переставая.

Я сцепила зубы, чтобы не наговорить ей все, что я думала о ней и о таких, как она. Малыш тут же почувствует мой гнев, а уж Мэри тем более.

— Как зовут малыша?

— Представляешь, Вася! Назвали как кота.

Васенька моментально заснул у меня на руках, еще бы, так накричался, продолжая во сне судорожно вздрагивать.

Я внимательно посмотрела на эту тетку и искренне пожалела и ребенка, и маму этого малыша. Рассказывать ей про массаж, закаливания, гимнастику — пустая трата времени, не будет она делать ничего, даже самого элементарного, свои доллары она и так получит.

— Не трясите его больше, — попросила я, — его нельзя трясти. Никого нельзя, а его тем более.

— А как же его тогда уложишь? — выразила она недоумение.

— Подумайте, присмотритесь к нему, он сам вам все скажет, только внимательно слушайте.

Тетка посмотрела на меня как на полоумную.

— Как же он мне скажет, он же маленький совсем, грудной.

— Скажет. Жестами, звуками, может, даже ворчанием, — попыталась убедить я ее.

— Мэри, нам пора, хватит раскачивать кота на качелях, а то он, как космонавт после полетов, — шатается.

Мы попрощались с Васенькой и бодрым шагом направились домой.

Дома были все: и Жанна, и Майкл, и Иван, и домработница Татьяна. Все ходили молча, с каменными лицами.

— Что-то случилось? — спросила я Таню.

— Да, часы у Ивана пропали, дедушкин подарок, Жанна говорит, они стоят немыслимых денег.

Опять эти поиски бесконечные! Конечно, за год можно было бы к ним и привыкнуть. Я вздохнула.

— Пойдем кушать и спать, — позвала я Мэри.

Татьяна нервно передвигала посуду, вытирала тряпкой стол, пару раз что-то с жутким грохотом уронила.

— Что ты нервничаешь, в первый раз, что ли? — пыталась я ее успокоить. — Найдутся часы.

Она села на стул и расплакалась.

— Ты что? Чего ты рыдаешь, тебя, что ли, обвиняют?

— Да, можно сказать и так. Иван говорит, что до уборки они были, а потом исчезли, — всхлипывая, пояснила Татьяна.

Я посмотрела на нее — глаза красные, затравленные, веко нервно подергивается.

— Я десять лет отработала в семьях и никто, никогда, — она судорожно выдохнула, — никогда и никто меня ни в чем не обвинил, не упрекнул.

— Танюш, все случается в этой жизни. Ты же знаешь, что не брала, а на остальное, наплюй.

Она невесело улыбнулась:

— Ладно, попробую.

Я разогрела для малышки овощной суп, приготовила ложку, — попробуем сегодня кушать самостоятельно. Мэри эта идея в принципе понравилась и она с энтузиазмом принялась размахивать ложкой.

— Мы есть будем или баловаться?

Отложила ложку, вопросительно посмотрела на меня.

— Быстро моем ручки и за стол, а то суп остынет.

С первого раза самостоятельное кормление получилось не очень, и на фартук налили, и стол испачкали, но Мэри очень старалась. Завтра еще попробуем.

Надо закрыть окно, резко похолодало, подумала я, переодевая девочку в пижаму.

С засыпанием у нас проблем нет. Укрылись, почитали сказку, не длинную, положили ладошку под щечку, все — спим. Майкл поначалу меня спрашивал, как это я ее укладываю? «У вас она засыпает быстро, а у меня часов до одиннадцати скачет», — жаловался. Как-то вечером даже специально остался посмотреть, ну прямо курсы молодого бойца. Мэри слышала, что папа дома, но и няня же здесь, попыталась пискнуть, папу позвать.

Я зашла в детскую, она увидела, что это опять я, а не папа, обреченно так вздохнула, с этой, мол, спорить бесполезно, отвернулась к стенке и уснула. Майкл был потрясен, потом я еще несколько раз проводила для него эти курсы, но он не преуспел, Мэри веревки из него по сей день вьет.

Татьяна позвала меня перекусить.

— Иди, я уже все поставила на стол. — И пожаловалась: — Уйду я отсюда, не смогу больше.

— Перестань, везде так, то шубы пропадают, то трусы с кольцами, хоть бы раз в суд подали за кражу. Раз уж обвиняете, так обвиняйте, более предметно, а не языком балабольте, — попыталась ее успокоить.

Весь вечер мы искали кота.

— Тапотася, Тапотася, — по-старушечьи причитала Мэри.

Мы бродили с ней, как два странника. Квартира большая и вся в углах, — авторское решение новомодного дизайнера. Видела я его пару раз: глазки светленькие, голосок тоненький и глядит на тебя с легкой придурью, но счет за свои квадраты выставил как художник Малевич. Майкл потом долго вспоминал этого сладкого мальчика.

— Там. — Мэри показала на дверь в комнату Ивана.

— Пойдем посмотрим, — согласилась я.

Потихоньку поскреблись.

— Можно?

Кот мягкой пушистой волной растекался по столу, взглянул на нас с удивлением.

— Он здесь, нашли… Следопыт ты мой юный, — восхитилась я детской проницательностью.

Мэри, победно улыбаясь, направилась к столу. Все утро она лечила коту зубы, к счастью, до удаления дело не дошло, ограничилась консервативными методами, но кот и этого не одобрил, вот спрятался в комнате Ивана. Скорбно посмотрел на Мэри, зевнул и перебрался под диван. Мэри за ним, я — за ней, в общем, дедка за репкой, бабка за дедкой, это про нас. Достала Мэри из-под дивана, протянула Ивану квитанцию.

— Посмотри, валялась там. Может, нужное что? — При этом глазами выхватила надпись, сделанную шариковой ручкой: «Часы, три тысячи»…

— Так сколько стоят твои дорогущие часы? — спросила презрительно.

Иван встал к двери в ожидании неминуемой расправы, но постарался выглядеть спокойным и независимым.

— А вам какое дело? — с вызовом и одновременно со страхом отозвался он.

— Никакого. Можешь все здесь с потрохами заложить в ломбард, но перед Таней придется извиниться.

«Тетка ты не плохая, никуда не лезешь, с советами дурацкими не пристаешь и маменьке по мелочам не стучишь», — ясно прочла я на его мордашке. Так что, ссориться со мной ему резона не было.

— Ладно, я все улажу, — произнес Иван без энтузиазма.

Жанна позвонила, сообщила, что пациентов нет, визиты она отменила, будет ужинать с Майклом дома и хочет в связи с этим сама что-нибудь изобразить. Изображает она, надо сказать, вкусно, быстро, но не часто — а на фиг баловать?! Но может и суши приготовить, если Майкл пожелает.

Наша мама на кухне генерал, прапорщик и солдат-сверхсрочник в одном лице.

— Таня, это надо почистить, это порезать, это помыть, а это отрезать за ненадобностью. — При этом сама она без дела тоже не сидит и уже через полчаса по кухне плывут божественные запахи.

Окрыленная перспективой уехать домой пораньше, я быстренько перегладила вещи Мэри. Папа их скупает целыми коллекциями, хороши необыкновенно, сама бы носила. Конечно, рюши да оборки выглаживать занятие хлопотное и трудоемкое, но Мэри в голландских кружевах — это вам не Аленка в платочке. Поглядывая на часы, успеть бы все сделать до папиного прихода, так, Мэри — в душ. Сегодня был бассейн, так что надобность в ванной отпадает, контрастный душ самое то, что нужно — тут тебе и гигиена, и закаливание. Растираемся жестким махровым полотенцем, наша самая любимая процедура. Можно повизжать, подурачиться, даже на шее у няни повисеть. Стряхиваю ее легонько на кровать:

— Пижаму сама наденешь? У нас неделя самостоятельности — сами едим, сами пуговицы застегиваем, правда, сикось-накось, но да с Мэриными с талантами это семечки.

Жанна Владимировна, вся в трудовом порыве, желая поразить папу кулинарными шедеврами, сама уже подустала от своей активности, зато от запахов все слюной изошли.

— Девчонки, давайте коньячку по сто капелек, — предложила она.

Девчонки переглянулись — накатывает на нашу маму иногда приступ популизма. Нет, все, что касается попить, поесть няне или еще кому-то, тут без вариантов — все есть, пожалуйста. Предпочтение отдается «Азбуке вкуса», дорогущему такому магазину.

Жанна не жадина, и за лишний кусок колбасы не удавится. За долгие годы работы мне семьи разные попадались. Иные в мусорное ведро свежие продукты выбрасывали, а няня должна была приходить со своими бутербродами, не то еще объест ненароком.

— Жанна Владимировна, я за рулем и мне еще до дома добираться, — напомнила ей. — А то свалится на мою голову сверхбдительный гаишник и лишусь я прав годика эдак на два. Оно мне надо?

— А я выпью. Я чевой-то не в себе, вот и прыщик на губе, ох растрачу я здоровье в политической борьбе. — Танюша сказку Филатовскую часто цитировала и всегда к месту.

— Сегодня еще и чашку грохнула, — вспоминала она до кучи.

— Да бог с ней, с чашкой, это на счастье. Часы-то нашлись. Иван искал, искал — нашел!

— Куда бы им деться? — вставила я дипломатично.

К приходу папы все было готово: свечи, салфетки, шампанское в ведре и Жанна во всем своем великолепии. Она у нас действительно красавица, а еще и умница: англичанин, юрист, все ее капризы выполняет на счет «раз», даже жениться обещает, но пока раздумывает.

Татьяна решила, что коньяк лучше налить в кофе, и пила его так медленно, смакуя.

— Давай, плесну капельку, — предложила мне с барского плеча.

Коньяк уже начал на нее действовать, Танюшка раскраснелась, перестала домой торопиться. Мелодичный звонок в дверь, похожий на детскую колыбельную, прозвучал неожиданно. Все, увлеченные своими делами — кто переодеванием, кто кофе, даже не сразу отреагировали. Жанна в образе любящей, заботливой жены и в соответствующем длинном платье до пола, оказалась поворотнее всех. Двери папе открыла сама.

— Милый, ужинаем сегодня дома, я приготовила все, что ты любишь.

Майкл заулыбался, приятно, когда вот так встречают. Иностранцы они же не избалованны женской лаской, у них там феминизм в почете.

— До свидания, Жанна Владимировна, до свидания Майкл. Я поеду, пожалуй, — проговорила я вопросительно.

— Спасибо. Это зарплата за неделю, — протянула мне конверт с долларами. — Там еще премия, — добавила она.

— Премия? Это радует, — улыбнулась я. — Спасибо.

Зарплата у меня достойная, и ее размер зависит от отработанных часов. Больше часов — больше денег, меньше часов, соответственно и денег меньше, но это не про меня.

Соглашаясь на очередной контракт, я четко обговариваю мою почасовую занятость. В идеале у меня — восьмичасовой рабочий день, но в реальности — это полная утопия. А в процессе работа обычно складывается из трех этапов.

На первом — родительская настороженность и недоверие. «И что это за няня за такие деньги?» Или «А что она такого умеет, чтобы платить ей столько?» Но так как ребенка в течение дня никто не слышит, ни мама, ни папа, ни сверхбдительные бабушки, и проблем с ним никаких нет, малыш весел, спит, ест по часам и ночью всем дает выспаться, наступает вторая часть марлезонского балета. Начинается она с вопросов: «Не могли бы вы задержаться? Не могли бы пораньше приехать, а лучше, если бы вообще не уезжали», и называется «От рассвета до заката». Есть и третья часть, она же последняя: «Не могли бы вы забрать малыша к себе?» Это может быть на день, на неделю, на две. Правда, больше, чем на две, я лично никого не забирала.

Третья «часть» самая денежная, но и самая опасная. Случись что с ребенком на твоей территории, ноги в тазик с цементом и в Москва-реку. Прецеденты уже были, правда, не нашли отражения в средствах массовой информации, но это детали, кому надо, те знают. Так что премия после трудовых будней действительно радует, это как признание: мы видим вашу работу, ценим и благодарны за нее. Не во всех семьях такое практикуется и зависит совсем не от достатка родителей.

В выходные мы с сыном все премию ухлопали. Он еще и подхихикивал: «Подумаешь, сколько тех денег было!» Триста баксов разлетелись за два дня. Отдыхать так отдыхать — наш девиз.

Вечером в воскресенье раздался звонок. Пока я размышляла, кто бы это мог быть, ребенок трубку снял, стал с кем-то разговаривать. «Неужто Володю пытается приохотить к конькам?» — мелькнула у меня мысль.

— Сын, он мастер по теннису, отстань от него с коньками, — тихонько шепнула ему.

— Это не Володя, это Жанна Владимировна, тебя спрашивает и голос у нее какой-то странный, по-моему, она плачет, — сообщил Димка.

— Да, Жанна Владимировна, я вас слушаю. — Мысленно перебираю возможные причины столь позднего звонка. Не иначе как опять в поездку собралась, вот утром бы и сообщила столь радостное известие.

— Здравствуйте, Людмила, я с просьбой. — Голос у нее действительно дрожал, не иначе как плакать собралась.

— Что случилось? — проявила я искреннюю озабоченность. — С Мэри все порядке?

— С Мэри, да, она спит. Не могли бы взять ее к себе на несколько дней? — В трубке послышались судорожные всхлипывания.

— Да случилось-то что, Жанна Владимировна? Вы, меня пугаете.

— Вы даже представить себе не можете. — Всхлипывания перешли в отчаянный плачь. «Карточку, что ли, кредитную заблокировал? — терялась я в догадках. — Ну так ведь сама может заработать, дамочек, подсевших на ботокс, пруд пруди, за красотой в очередь выстраиваются».

— Он меня побил, — разрыдалась она.

— Кто? Майкл? — недоверчиво переспросила я. Фантазия у нашей мамы неуемная, надо же такое придумать: наш чопорный англичанин-юрист и вдруг дал ей в глаз.

— Да вы не поверите!

— Действительно в такое трудно поверить, — согласилась я. — Он что, на самом деле вас ударил?

— Да. Нет. Не совсем ударил.

— А это как? — недопоняла я. — Хотел, но промахнулся, что ли?

— Вам, Люда, весело… — произнесла Жанна трагическим голосом.

— Да уж, обхохочешься.

— Ну, я сама хотела ему двинуть, замахнулась, а он локоть выставил и мне в глаз попал, — подробно изложила она.

Оказалось, я сильно заблуждалась, предполагая, что Майкл никогда не женится на Жанне.

Женится, еще как женится, можно сказать, уже для этого созрел! Раз бушуют такие мексиканские страсти, — быть нашей мамочке миссис Ларсен.

— Мне надо уехать, у меня врачебная конференция и я должна прийти в себя, — продолжила объяснять мне Жанна.

Я задумалась, Мэри я заберу, об этом речи нет. Но сколько все это может продолжаться? Самый тяжелый контракт у меня в этой англо-русской семье. Жанна с синяком, это, конечно, впечатляет, но как же надо было достать Майкла, чтобы он начал размахивать руками, да так неудачно, что попал ей в глаз?!

— Хорошо, привозите завтра Мэри. — Перспектива собрать все утренние пробки меня совсем не радовала, нет уж, пусть она едет ко мне.

— А может, сегодня вечером? — нерешительно спросила Жанна. — Мне еще нужно собраться… А я совсем прошлую ночь не спала — с Майклом скандалила.

«Ночью спать надо, а не с Майклом ругаться», — подумала я, но вслух твердо произнесла:

— Завтра утром. — Повесив трубку, повернулась к Димке:

— Сынок, завтра утром привезут Мэри, может, к папе переберешься на время?

Он оторвался от учебника:

— Мам, давай ее совсем усыновим, то есть удочерим. Что вы ее возите туда-сюда?

— Не выдумывай. У нее есть родители, просто там сейчас небольшие проблемы. И потом у нас загород, свежий воздух, а в центре гулять негде, — сделала я ход конем.

— Ну, если загород и воздух, тогда пусть везут, — согласился сын. — Нам бы квартиру побольше, можно было бы детский сад открыть.

— Лучше ясли, — мечтательно подхватила я.

— А разница какая? — не понял Димка.

— Садик — это для детей постарше, а ясли — для совсем маленьких, грудничков, — пояснила я.

— Когда много таких маленьких — это, наверное, сложно, — засомневался сын.

— Ну, с четырьмя-пятью человечками я справилась бы. Если все по-умному организовать, выстроить четкую схему, кто что делает, да и пригласить еще пару нянь, думаю, все получилось бы. Но, к сожалению, мы с тобой об этом можем только фантазировать.

Сын понимающе усмехнулся:

— Ты бы всех грудничков собрала и целыми днями с ними занималась.

— Завтра утром Мэри привезут, — напомнила я ему. — Так как мы решаем? Ты пока у папы побудешь? И бабушка жалуется, что ты не заходишь, не помогаешь.

Димка скептически поджал губы:

— Да она все время жалуется, то на природу, то на погоду, теперь вот я стал любимым объектом для ее жалоб и претензий… — Мам, а как у нас насчет покушать? Из еды есть что-нибудь? — без всякого перехода элегантно сменил он тему бабушки.

— Пойдем на кухню, поищем. Может, найдем чего-нибудь.

Пока я без особого энтузиазма рассматривала содержимое холодильника, соображая, что бы такое придумать, чтобы и возле плиты долго не стоять, и съедобно было, Димка отрапортовал:

— Уроки сделал, рубашки белые погладил… — Он явно на что-то рассчитывал.

В школе, где учится мой сын, обычной, районной, строгие требования к одежде учащихся. Никаких джинсов, маек, кроссовок. Костюмы — для мальчиков, форменные платья — для девочек. До фартуков с галстуками дело не дошло, но на урок не допустят, если одежда не соответствует школьным требованиям, насчет этого у них строго. С умением носить костюмы еще никто не рождался, это навык приобретенный, а любые навыки надо развивать, тут я со школой согласна. Поэтому за введение школьной формы проголосовала обеими руками. Ну а где костюм, там и белая рубашка, это генетически от меня сыну передалось. Теперь каждый воскресный вечер мы наглаживаем: он — рубашки, я — блузки, соревнуемся, кто лучше и быстрее.

— Так, рубашку погладил и… Ну, продолжай, — подтолкнула я Димку.

— Может, в «Метро» съездим, а то еды у нас мало?

— Я за выходные наездилась с тобой до икоты, совесть имей.

— Ну и ладно, — согласился. — Нет так нет.

У нас с сыном хорошие ровные отношения, правда, иногда он пытается сесть мне на голову, но я это быстро пресекаю.

Если говорю «нет», то мое «нет» никогда не становится «да». Он это усвоил еще в младенчестве, поэтому больших проблем у меня с ним не возникает, только маленькие разногласия.

Жанна привезла Мэри ранним утром. Димка даже еще в школу не ушел. Мэри увидела его, обрадовалась, руками замахала и заверещала: «Амалет». Самолет то есть, это он такую игру с ней придумал.

— Пойдешь ко мне? — спросила я девочку. — Давай переоденемся. — И сразу почувствовала, что с Мэри что-то не так.

— Жанна Владимировна, что-то она тепленькая или мне это кажется? Давайте измерим ей температуру, — предложила я с тревогой.

Жанна рассеянно на меня посмотрела, по-моему, не все услышала, а поняла еще меньше.

— Ой, да все в порядке, в машине жарко было, вот она и вспотела, — торопливо проговорила мамочка, поспешно вставая. — Хотела выпить с вами кофе да уже не успеваю. Володя ждет, надо поторопиться.

— В машине климат контроль, — напомнила я ей, пристально всматриваясь ей в лицо. Синева под глазом проступала, хотя и была тщательно замазана тональным кремом.

Жанна смутилась.

— Не заметно? — спросила с надеждой.

— Немного заметно, но это если приглядываться, а так нормально, — успокоила я ее.

— Ладно, я побежала. — Жанна порывисто вскочила со стула и выпорхнула за дверь.

Мэри забралась на диван и свернулась клубочком, грустно на меня поглядывая.

— Принести тебе попить? — Она отрицательно помотала головой.

— А покушать? Тоже нет? Давай-ка все же смерим тебе температуру.

Мэри вяло забралась ко мне на колени. Я расстегнула ей кофточку, поставила градусник. Вот безголовая маманя — привезла такого больного ребенка. Сейчас мы ей позвоним, огорчим немного.

Ну точно, под сорок. Стряхивая градусник, я нашла телефон, набрала номер. А в ответ — только длинные гудки.

— Да возьми же ты трубку, чертова кукла! — ругаюсь про себя. Болтает там с Володей так, что звонка не слышит. Временами Жанна бывала очень общительной. Я раздраженно швырнула трубку.

— Давай-ка, дружочек, потихонечку снижать температуру, — вернулась я к Мэри. Раздела ее, обтерла спиртовым раствором. Затем переодела в пижаму и прикрыла тоненьким одеялом.

— Принести попить? — спросила шепотом на ушко. Мэри слабо кивнула. Я налила сок, предварительно его подогрев, и тут услышала телефонный звонок. Наверное, Жанна увидела мой не отвеченный и вот перезванивает.

— Вы мне звонили, я не сразу услышала, — произнесла она веселым голосом.

«Сейчас ты у меня веселиться перестанешь и точно никуда не поедешь», — рассердилась я.

— У Мэри высокая температура, она заболела. Вы вернетесь? — спрашиваю Жанну.

— Вы что? У меня билет на руках, регистрация уже началась, это совершенно невозможно. И потом у меня же конференция, — трагическим голосом произнесла она. — Ну температура, вы что, не умеете ее сбивать? Вы же сами доктор, — попыталась она мне подольстить, прекрасно зная, что я всего лишь фельдшер.

— Жанна Владимировна, у меня же нет никаких документов, денег вы мне не оставили, — постаралась я втолковать ей всю серьезность ситуации.

— Надеюсь, немного своих денег у вас найдется? — Жанна никогда не сомневалась в моей платежеспособности. — А Майкл прилетит через два дня, привезет вам и деньги, и документы. С чего такая паника? Дайте ей жаропонижающее, антибиотик какой-нибудь…

— Антибиотики без осмотра нельзя, я не понимаю, что с ней. Мэри жаловалась на что-нибудь?

— Да нет вроде, — ответила она с сомнением.

Понятно, Жанна так была занята собой и разборками с Майклом, что на дочь внимания не обратила. Я поняла: она не приедет, надо прекращать этот бессмысленный разговор.

— Попросите Володю, пусть как освободится, ко мне подъедет. У меня ни детских лекарств, ни еды для Мэри. — Я-то тоже безголовая, понадеялась, что мать в магазин заедет, все купит. — А я пока вызову «скорую». Пусть приедут, посмотрят, может, подскажут что-нибудь.

— Делайте все, что сочтете нужным, я вам полностью доверяю.

— Спасибо!

— За что? — искренне удивилась Жанна.

— За безграничное доверие, — буркнула я и отключила телефон.

Подошла к Мэри, дотронулась ладонью до ее пылающего лобика. Она во сне что-то прошептала. Я еще постояла немного около нее и заметалась по квартире в поисках телефонной трубки. Она у нас живет своей жизнью: постоянно куда-то исчезает, затем появляется в самых немыслимых местах. Наконец нашла.

— Девушка, пожалуйста, примите вызов. У годовалого ребенка высокая температура, дыхание поверхностное, неглубокое, больше никакой симптоматики нет… — Я назвала адрес, почему-то не сразу вспомнив номер собственной квартиры.

— Кто вызывает?

— Няня.

— Простите, не поняла? Еще раз повторите, кто?

— Няня, — произнесла я более отчетливо.

— Ожидайте, сейчас подъедут, — ответила девушка.

Действительно, подъехали очень быстро, буквально через несколько минут, раздалась домофонная трель.

— Мам, это я, уроки отменили…

— Поднимайся, сейчас приедет «скорая помощь», посмотрит малышку, надо будет сбегать в аптеку.

Сын вошел в квартиру со словами:

— Может, мне побыть у бабушки? Уроки там сделаю, а если буду тебе нужен, ты мне просигналь.

— Солнышко мое, что бы я без тебя делала? — Я с благодарностью посмотрела на Димку. Солнышко заулыбалось.

Еще бы, тут две беспомощные женщины и он — единственный мужчина-рыцарь, защитник и покровитель!

Когда сын был совсем маленьким, я часто ему повторяла, что есть мужчины и есть дядьки в штанах. Они тоже мужского рода, но их бесконечное нытье, жалобы на жизнь, жен, детей, начальство, обесценивают их мужские качества. И поступки тоже делятся на мужские и не мужские. Не знаю, понимал ли Димка, что я ему внушала, но раньше нередко спрашивал: «Мам, а это мужской поступок?» Но сейчас перестал. Может, сам разобрался что к чему?

Пока Дима копошился в коридоре, раздеваясь-переобуваясь, я прошла к Мэри, присела с ней рядом, поднесла ее горячую ладошку к губам.

— Все будет хорошо, маленькая моя, все пройдет. Сейчас придет доктор, и тебе станет полегче.

Хотя страх холодной волной разливался по моим рукам и ногам: в доме чужой ребенок, больной с высокой температурой, а у меня ни документов на него, ни медицинской страховки. А вдруг случится самое плохое?

— Даже думать так не смей, все будет хорошо, ты справишься! — в отчаянии приказала я себе вслух.

Димка с тревогой посмотрел на меня:

— Мама, Мэри совсем плохо?

— Нет, — поспешно ответила я, — нормально, сейчас приедет врач, посмотрит и все нам скажет.

— Кажется, приехали! — Димка выглянул в окно. — Точно, в наш подъезд. Я тебе нужен или мне пока выйти, чтобы не мешаться?

У нас действительно тесно, а когда поднимутся врач с фельдшером, совсем будет негде повернуться. Сын это понял и нашел верное решение.

Я взяла Мэри на руки и, нежно прикачивая, стала ходить с ней по комнате.

— Сейчас доктор придет, послушает тебя. — Малышка насупила бровки, взмахнула ресницами и уткнулась мне в грудь. — Маленькая, да ты боишься, что ли? А кто у нас важный-отважный, который ничего не боится?

— Я! — Для убедительности Мэри ткнула себя пальчиком в животик.

— Конечно, ты самая смелая девочка, которой ничего не страшно!

Наконец-то! Как же долго они поднимались.

— Здравствуйте, проходите, — пригласила я доктора.

— Кто у нас болеет?

— Девочка Мэри.

— Какая красотка!

Мэри сразу заулыбалась. Она обожает комплименты, и как всякая барышня соответственно на них реагирует.

— Вы — мамочка? — обратился ко мне доктор.

— Нет, няня.

— Простите, я не понял. Кто?

— Няня! — Я вздохнула и виновато посмотрела на него — сейчас начнет спрашивать документы, задавать бесконечные вопросы. Как ни странно, обошлось.

— Где у вас можно руки помыть?

— Проходите, здесь ванная, чистое полотенце справа.

На докторе кипенно-белый халат. И как это ему удается, работая на «скорой».

Пока он мыл руки, я ходила с Мэри по комнате и рассказывала ей, что у доктора есть трубочка, через которую он послушает, как стучит ее сердечко.

— Как? — заинтересованно посмотрела она на меня.

— Тук-тук, тук-тук, тук-тук. А когда малыши болеют — тук-тук-тук.

— Сколько девочке? — спросил доктор, входя в комнату.

— Десять месяцев.

— А выглядит старше, — удивился он. Осмотрел Мэри быстро, профессионально.

— Лимфоузлы в норме, слизистые в порядке, дыхание чистое, хрипов нет. Температура сейчас какая?

— Тридцать девять, измеряла пять минут назад.

— Что-нибудь делали, чтобы снизить температуру?

— Да, обтирание полуспиртовым раствором. Температура спала буквально минут на десять, потом опять поднялась под сорок. Да, — вспомнила я, — мы недавно прилетели из Египта. Может, это акклиматизация так проходит?

— На акклиматизацию не похоже. А кроме температуры больше никакой симптоматики? Девочка не нервничала? Не могло ее что-то сильно испугать?

Я обомлела. Неужели Мэри была свидетельницей этой безобразной сцены между Жанной и Майклом, завершившейся синяком в финале?

— Введем сейчас литическую смесь, посмотрим, как быстро спадет температура. Придется сделать анализы, посмотреть роэ, исключить воспалительный процесс…

— Доктор, а можно, я сама сделаю укол? Мне девочка доверяет, а вас не знает и будет бояться.

— Конечно, если ей так будет спокойнее.

«Нормальный врач попался», — с облегчением подумала я, набирая в шприц анальгин с новокаином и димедрол — как снижали температуру десять лет назад, так и по сей день те же лекарства в ходу. Анальгин — та еще гадость болезненная, вместе с новокаином переносится полегче, но вводить надо медленно, чтобы не было уплотнения.

— Мэри, надо сделать укол.

— Неть! — Для большей убедительности она отвернулась.

— Хорошо, как скажешь, нет так нет, хозяин-барин! — Я положила шприц на стол. — Только тогда гулять не скоро пойдем и в самолет с Димой не получится поиграть, ты же болеешь!

— Гулять!

— Тогда укол! — напомнила я ей. — Будет не больно, ты же мне веришь?

Мэри горестно вздохнула, медленно повернулась и стала готовиться к малоприятной процедуре.

— Все, почти все, — говорила я ей, медленно вводя лекарство. — Ты моя умница, молодец.

Мэри согласно кивнула, конечно, она и умница и молодец, в этом нельзя сомневаться.

— Посидишь с доктором? Я пока отнесу шприц и ампулы.

— Неть!

— Почему? Ты боишься или он тебе не нравится?

Мэри помахала мне рукой, подзывая подойти поближе. Интересно, что за тайны у нашей девочки? Я подошла, нагнулась. Ах, история про трубочку! Как же я могла забыть?

— Доктор, вы не дадите Мэри фонендоскоп, она хочет послушать, как стучит ее сердечко.

— Такой умнице — все, что угодно!

— Налить вам кофе? — предложила я. — У меня есть растворимый, но могу и сварить. Вы какой любите?

— Если можно, заварной. Дежурю вторые сутки, устал, кофе выпью с удовольствием.

Я встала, поправила одеяло на Мэри, пошла варить кофе.

— Доктор, кофе на столе, — позвала врача, доставая пирожные из холодильника.

— А вы не составите мне компанию, пока Мэри занята лечением кукол? К ней уже целая очередь на прием выстроилась.

— Да, она у нас знатный доктор, правда, раньше ей больше стоматология нравилась, — вспомнила я несчастного кота. — А сейчас вот кардиологию осваивает.

— По-моему, вы имеете отношение к медицине — укол сделали мастерски, ребенок даже не вздрогнул. Кстати, я не представился — Сергей Николаевич. — Доктор протянул мне руку.

— Людмила Валентиновна. Вы правы, у меня диплом фельдшера и навыки реанимационной сестры. Инъекции делаю шлепком, и дети никогда не плачут, так что на кусок хлеба всегда смогу заработать. Берите пирожные, — придвинула ему поближе коробочку. — Не стесняйтесь.

— А где вы раньше работали?

— Да во многих местах: в хирургии, в операционной, в следственном изоляторе… — Я не успела договорить, потому что доктор поперхнулся пирожным.

— Где? Я правильно расслышал, в СИЗО? — переспросил он, откашливаясь.

— Все правильно, так получилось, случайно, а потом в Германию уехала. Номер моей полевой почты до сих пор помню.

— Н-да — диапазончик у вас, милая няня! Ну а после Германии?

— А после Германии нужно было деньги зарабатывать. Пять лет на съемной квартире жили. Из окна — огни Шереметьева, шестнадцатый этаж, хорошая квартира, но не своя. Я пойду, посмотрю, как там Мэри, — сказала я, доливая доктору кофе. Вернувшись, доложила: — Все в порядке, спит, фонендоскоп под подушку спрятала, всех кукол вылечила.

— Спасибо, у вас очень вкусный кофе!

— Это мама Мэри приучила меня к хорошему кофе — привозит из Италии и балует меня.

— Мама в отъезде, поэтому ребенок с вами?

— Да. — Я вздохнула, вспомнив причину ее внезапного отъезда. — Через пару дней приедет папа и привезет все необходимые документы Мэри, вам же надо оформить вызов или лучше наличными расплатиться?

— Не надо, когда привезут документы, тогда и оформим вызов.

Я попыталась положить ему в карман халата пятьсот рублей.

— Вот не ожидал от вас, — укоризненно посмотрел на меня Сергей Николаевич.

— Простите, не подумала!

— Думайте иногда. Это не помешает нашему дальнейшему сотрудничеству!

«Зря я с деньгами сунулась, балда, ясно же сказал — оформим вызов, когда будут документы», — подумала так, закрывая за ним двери.

Какой же это был чертовски длинный день! И ночь не дала мне перерыва — пришлось переодевать, поить и снова переодевать девочку. Температура у Мэри то резко поднималась, то также стремительно падала. К утру не осталось ни одной сухой пижамки и я, завернув Мэри в Димкин махровый халат, из которого он давно вырос, включила стиральную машинку. Доктора беспокоить не стала — человек дежурил двое суток. Что, я сама не справлюсь? Ведь кроме температуры больше никакой симптоматики. Вечером позвонил Володя и спросил, не нужна ли его помощь.

— Жанна Владимировна сказала мне, что Мэри заболела. Я мог бы приехать, привезти продукты или лекарства, ну все, что нужно.

— Спасибо вам, но вы целый день были за рулем, устали и Мэри спит после укола. Позвоните лучше завтра с утра и я решу, что нам нужно привезти.

Мы попрощались, и я с сожалением положила трубку. Ну почему так нелепо складывается моя жизнь? Слова лишнего не могу ему сказать, потому как мы работаем вместе. Этот чертов механизм внутри, скоро совсем меня доконает: не проспи, лишнего не ешь, на работе только деловые отношения.

Сын умчался ночевать к отцу, строго-настрого мне наказав, звонить ему, если что. Очень нравится ему эта роль — помощника, защитника и покровителя. Я добросовестно пообещала держать его в курсе происходящего.

— Только не засиживайтесь долго за компьютером, а то увлечетесь с отцом какой-нибудь игрой и про все на свете забудете.

Бывший мой муж — натура увлекающаяся и непостоянная, поэтому и перешел в разряд бывших, но он замечательный отец. Когда родился сын, муж с таким энтузиазмом стал заниматься его физическим воспитанием, что меня прямо оторопь брала. Ему, как офицеру, полагался двухнедельный отпуск по уходу за младенцем. Представьте себе, был такой замечательный закон в Советской Армии при советской власти. И весь уход за новорожденным, дневные, вечерние, даже ночные кормления он взвалил на себя. Переоденет, запеленает ребенка, да так, как ни одна детская медицинская сестра не сможет, потом несет его мне: «Нате мамочка, кормите нас». Покормлю — снова забирал. Занимался с ним гимнастикой, обливал прохладной водой, устраивал младенцу воздушные ванны. Все, что вычитал в умных книгах, то и применял с энтузиазмом первопроходца.

— А ты поспи, — говорил мне, забирая сына на прогулку. И так всегда говорил, если я ему мешала.

А из посещения бассейна с искусственной волной (есть такой в Берлине) устраивал настоящие показательные выступления под названием «Мой ребенок — Ихтиандр», доводя немецких старушек до обморочного состояния. При этом, надо сказать, сам плавать не умел и панически боялся глубины.

— Чего тебе не хватает? — причитали мои подруги, когда через одиннадцать лет мы с ним разводились. — Красавец, обаятельный в общении, тебя любит, сына обожает. Одной лучше, что ли?

— Мне, наверное, да, — устав объяснять причины нашего разрыв, отвечала я.

— Подумаешь, подарки не те дарит, за столько лет могла бы его и научить!

Но научить мужа видеть во мне единственную любимую женщину мне, к сожалению, оказалось не под силу.

Воспоминания вещь приятная, однако совершенно бесполезная, думала я, разгружая стиральную машину с бельем Мэри. Машина у меня с сушкой, поэтому я знала, что к утру я успею все перегладить.

Почему же температура такая высокая? Ведь никаких проявлений больше нет. Дыхание ровное, чуть поверхностное, но ни одышки, ни кашля нет, нос тоже нормально дышит, не заложен. Почему же у меня такая паника? Я все время боюсь чего-то не усмотреть, что-то пропустить, забыть? Размышляя над этим, я отправилась на кухню и налила себе чаю.

«Съесть пирожные или удержаться?.. По-моему, у меня все признаки скрытой депрессии: паникую, плохо соображаю, еще и сладкого хочется, — поставила я сама себе диагноз, доедая второе пирожное. — Посуду, чашку с ложкой завтра помою, шум воды тоже раздражает. А ведь это тоже один из признаков депрессии», — поставила я себе окончательный диагноз, наконец-то укладываясь на диван.

Он у меня жутко неудобный — по дизайну больше подошел бы для офиса, но денег после ремонта хватило только на этого монстра, схватила не глядя, вот и мучаюсь теперь.

Кроватка Мэри, такой раскладывающийся манеж, был придвинут вплотную к моему дивану и съедал значительную часть и так небогатого жилищного пространства. «Надо как-то улучшать квартирные условия», — подумала я, устало прикрыв глаза.

Утром температура у Мэри опять резко подскочила и остановилась на отметке тридцать девять, хотя при этом поела она с аппетитом, еще и добавки попросила. Сварила ей куриный бульон. Этот процесс происходит у меня небыстро, потому что я люблю, чтобы бульон был прозрачным, а для этого нужно время. Терпеливо жду, когда он закипит, чтобы шумовкой снять поднимающуюся шубу, и тщательно все вылавливаю. Может, есть менее трудоемкий способ, но я таким не владею, поэтому вожусь с бульоном долго, зато он получается как слеза. Мэри ест только такой и с домашними сухариками, непременно ржаными.

Выпив свой любимый банановый сок, она попросила:

— Читать.

— Сейчас, только доктору позвоню.

Мэри радостно заулыбалась, Сергей Николаевич ей явно понравился, несмотря на болезненный укол, назначенный этим милым доктором.

— Сергей Николаевич, это няня Мэри. Температура за ночь несколько раз поднималась, сейчас тридцать восемь и пять, но аппетит хороший, чашку куриного бульона за пять минут одолела, еще и добавки попросила. Кроме температуры больше никакой симптоматики, все настолько спокойно, что даже странно.

— Вызовите «по цито» клинического лаборанта, пусть сделает анализы крови и мочи. Я подъеду к вам через час, как раз анализы будут уже готовы, все сразу посмотрю.

— Спасибо, сделаю, как вы сказали, — поблагодарила я доктора, положила трубку и обратилась к девочке:

— Мэри, сейчас приедет тетя, уколет тебе пальчик, знаешь, как комарики кусаются? Примерно так.

Мэри недоверчиво посмотрела на меня: что это еще за тетя такая с кусачими комариками.

— Давай покажем ей, какая ты у нас храбрая девочка.

Лаборантка приехала, быстро все приготовила, Мэри глаз с нее не сводила, где же она прячет этих комариков кусачих? Отважно протянула руку, только брови чуть нахмурила, но надо же храбрость показать, и она героически терпела. Только ойкнула от неожиданности, когда девушка уколола ей пальчик.

— Какая у вас спокойная девочка, — удивилась лаборантка, приклеивая Мэри пластырь с цветной картинкой.

Мэри заинтересовалась картинкой и про все сразу забыла.

— Я позвоню и продиктую результаты анализа через полчаса, а бланки вы потом в регистратуре заберете.

Лаборантка перезвонила через час, я записала под ее диктовку результаты анализов. Гемоглобин мог бы быть и повыше, роэ тоже оказалось чуть выше нормы, но в допустимых пределах. Гемоглобин, возможно, снизился из-за температуры или я составила не достаточно питательное меню? — задала я себе такой вопрос, разглядывая записи.

— Сергей Николаевич, по анализам все спокойно, не понимаю, что с ней происходит, — доложила я доктору, едва он вошел в квартиру.

— Спокойствие, только спокойствие, — отозвался он, проходя в комнату и надевая кипенно-белый халат.

Я опять удивилась: и как ему это удается, работая на «скорой»? — не иначе есть кто-то и это — женщина, которая пристально следит за состоянием его одежды.

— Сегодня прилетает папа Мэри, он отменил какую-то встречу и к вечеру будет здесь, — мне утром позвонил его секретарь и сообщил столь радостное известие.

Мэри радостно запрыгала по кровати, заверещав на французский манер: «Папи, папи!»

— Сварить вам кофе? — предложила я.

— Ваш итальянский выпью с удовольствием.

Пока Сергей Николаевич осматривал девочку, я заварила кофе и приготовила горячие бутерброды. Если он голодный, обязательно соблазнится. Грибной суп и горячие бутерброды я делаю действительно вкусно, это отмечает даже моя мама, а она достаточно придирчива и больше меня критикует, нежели хвалит.

Пока я суетилась на кухне, Сергей Николаевич закончил осмотр.

— Ну вот, милая барышня, — обратился он к Мэри. — Дал вам все рекомендации, которые необходимо соблюдать, а ваша няня проследит за их неукоснительным выполнением.

— Какие же рекомендации вы дали Мэри? — полюбопытствовала я.

— Не прыгать по кровати, пить побольше соков и ждать приезда папы.

— Рекомендации замечательные, главное, легко выполнимые, — засмеялась я. — Проходите, доктор, ваш кофе на столе, и я приготовила горячие бутерброды. Только сразу не отказывайтесь, попробуйте сначала, а потом определитесь, стоит их есть или нет.

— Побудешь одна? Я тоже пойду кофе выпью, — спросила я Мэри.

Она согласно кивнула и принялась укладывать куклу спать.

— У вас нет знакомого психолога? — спросила я доктора, усаживаясь за стол и наливая себе кофе.

Сергей Николаевич удивленно поднял бровь.

— Позвольте полюбопытствовать, а кому нужен этот специалист?

— Мне, — вздохнув, призналась я. — В последнее время на меня накатывают приступы панического страха. Я стала бояться, что все делаю неправильно, боюсь не уследить за чем-нибудь или просто забыть. И сладкое ем, хотя я далеко не сластена…

— И много съели?

— Чего?

— Сладкого.

— Вчера два пирожных, — неуверенно сообщила я.

— Для вас это действительно перебор, — улыбнулся он. — Вам просто нужно отдохнуть и для начала хорошенько выспаться.

— А если это не поможет?

— А если не поможет, звоните, номер мой у вас есть, тогда поговорим более предметно.

Я повеселела, хорошо, когда есть с кем посоветоваться, получить хорошую консультацию или даже просто услышать слова поддержки и участия. Отсутствие медицинской практики сказывается на мне не лучшим образом, навыки теряю. Нет, мастерство, как говорила старшая медсестра нашего хирургического отделения, не пропьешь, в любую вену я попаду с закрытыми глазами, но реакция на нестандартные ситуации явно ухудшается и самостоятельные решения тоже, как-то с паузами принимаю.

Я любила мою прежнюю работу, училась хорошо и с удовольствием, только две «четверки» по общеобразовательным предметам лишили меня красного диплома. Нимало не печалясь от такой вопиющей несправедливости, я махнула на все рукой и уехала работать.

Родное училище в качестве утешительного приза выдало мне направление для поступления в институт, без отработки по распределению. Молодых специалистов с новоиспеченными дипломами отправляли на периферию, чтобы они могли отточить свое профессиональное мастерство на простых смертных в глубинке. Покрутив в руках эту невнятную бумажку для поступления в высшее учебное заведение, я отложила ее в сторону и попросила членов приемной комиссии послать меня куда-нибудь подальше, на край земли.

«Справку в психдиспансер ей надо было выдать, а не направление в институт», — ясно читалось на их лицах. Желающих покинуть родительское гнездо в таком нежном возрасте было немного, и моя просьба их, несомненно, обескуражила. На момент окончания училища мне не исполнилось еще и восемнадцати лет. Родственники тоже недоумевали, но отнеслись к моему решению с пониманием: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы проблем не создавало. Так я уехала работать в медсанчасть при одной крупной атомной станции. Начальник отдела кадров, бегло просмотрев мои документы и по достоинству оценив мой диплом, вынес однозначный вердикт: в хирургию. Для барышни без малейшего опыта работы в стационаре, и до совершеннолетия которой оставался целый месяц, — это дорогого стоило. Я стала резво оправдывать возложенное на меня доверие: суточный график дежурств, практически без выходных, сутки через сутки, двое суток через сутки и трое суток подряд — такое тоже случалось, вот такой был темп работы в хирургическом отделении. По КЗоТу такая самодеятельность в переработках не приветствовалась и даже запрещалась, но персонала не хватало, и руководство больницы смотрело сквозь пальцы на подобные нарушения. Тем более что на качестве работы это никоим образом не отражалось. Перевязки, процедуры, переливание крови, все проходило в условиях полнейшей стерильности с соблюдением асептики и антисептики, инъекции антибиотиков строго по часам, а обезболивающие и снотворные средства надо было еще и записать в специальном журнале, так как велся строгий учет сильнодействующих наркотических средств.

Однажды, поднимаясь к себе в отделение, не на смену, а просто так — почирикать с дежурной сестричкой, я проходила через приемное отделение. В этот момент там у одной больной случился эпилептический припадок с клоническими судорогами, которые выводили ее дугой. В этот же день в приемном отделении дежурил заведующий нашим отделением, хирург от Бога. Он фиксировал женщине голову, одновременно пытаясь открыть рот, чтобы случайно язык не откусила, а вокруг них суетилась со шприцем старушка — божий одуванчик — медсестра приемного отделения. Руки так тряслись, что было понятно: не то что в вену — в канат не попадет. Ведь в приемном отделении такой навык как-то без надобности, там все больше бумажной работой занимаются. Увидев меня, мой заведующий кивнул — подключайся, мол, давай, не стой пнем. Такой приступ можно снять только внутривенным введением лекарства. И попасть надо было с первого раза, потому как врач был уже на последнем издыхании, попробуй, удержи больную в судорогах, при этом следи, чтобы она язык не откусила, голову не разбила и не захлебнулась рвотными массами. Я попала, со второго раза, и до самого вечера очень собой гордилась.

Так что работу я свою любила и теперь очень по ней скучаю, но жизненные обстоятельства заставили меня переквалифицироваться в няню.

Занятая воспоминаниями о далекой трудовой юности, я не заметила, как перегладила все вещички Мэри. К приезду папы подготовиться надо было особенно тщательно, подобрав все детали туалета строго в тон, одинаковые по фактуре, и не забыть про туфельки точно в цвет. Сама не поверила бы таким сказкам, если бы не принимала регулярно в этом участие. По сто раз переодевались, собираясь на прогулку. А тут папа приезжает, подготовиться надо почти как к приему у английской королевы.

Володин звонок прозвучал неожиданно громко, я вздрогнула и покосилась на Мэри — не проснулась ли? Нет, Мэри сладко спала в ожидании предстоящих чудес, которыми всегда балует папа, привозя из поездок то волшебные сундучки с маленькими феями, то двигающихся мишек, и обязательно сказочной красоты новые наряды. Напрыгалась и уснула.

— Долго до вас не мог дозвониться, сто раз пожалел, что вчера не приехал, — укоризненным тоном произнес Володя. — Как ваши дела? Как Мэри себя чувствует? Мы договаривались, что сегодня я приеду, привезу вам продукты и все необходимое.

— Володя, извините, пожалуйста, что не перезвонила, с утра приезжал лаборант, брал у Мэри анализы, потом ее доктор еще раз смотрел, затем секретарь Майкла предупредил, что сегодня прилетает папа Мэри, и сразу же непременно приедет к нам.

— Да, я знаю, что Майкл прилетает, мне сегодня звонила наша диспетчер и просила встретить его в Шереметьево. А я выходной на сегодня взял, думал, что буду нужен вам с Мэри. — В голосе Володи послышалось разочарование. — Так мне не приезжать?

— Вы нам очень нужны, — тихо произнесла я в трубку. Не могла же я сказать, что он мне нужен. — Мэри выпила весь сок, и у нас совершенно пустой холодильник.

— Так мне приехать? Говорите, что нужно привезти, огласите, пожалуйста, весь список!

— Каши «Беби-Ситтер», гречку и овсянку, пюре мясное «Бичинат», только индейку, сок предпочтительно банановый, вот, пожалуй, и все, — перечислила я то, что было нужно девочке.

— А для вас что привезти? Пирожные, это я помню, а что еще?

Опять про пирожные вспомнил. Убей не помню, когда же я ему про них говорила?

— У вас по пути будет магазин «Седьмой континент», у них там отличная икра грибная, вот ее мне и привезите, если вас не затруднит, — попросила я.

— Грибы в любом виде. Как же я мог забыть? — засмеялся Володя. — Буду через час, ждите.

Я попрощалась, положила трубку, подумала: «Как же замечательно, что он такой заботливый, деликатный, не надо говорить каких-то лишних слов, необязательных фраз, он понимает все мои интонации».

Мэри проснулась, потерла кулачками глазки и сразу спросила:

— Папи?

— Еще нет. Так и мы еще не готовы. Ну-ка, быстренько умываться, одеваться, кушать. — Надела на нее платье, тоненькое как паутинка, из последней коллекции Сони Рикель — папин подарок. Мэри ест аккуратно, кашу по тарелке не размазывает, так что урона внешнему виду не нанесем, потом переоденемся во что-нибудь «попроще» от Диор или Живанши.

Через час раздался звонок по домофону, и Мэри радостно запрыгала:

— Папи, папи!!!

Я взглянула на часы и слегка ее разочаровала:

— Это не папа, это Володя еду нам привез.

Весь увешанный пакетами, он с трудом протиснулся в дверь, стал все сгружать на стол.

— Вот то, что вы просили для Мэри, а это для вас, — протянул мне несколько свертков. — Я поехал за Майклом в Шереметьево.

Я посмотрела на него с удивлением:

— Кто-то же говорил про выходной?

— Кто-то говорил, это точно, но не с нашим счастьем. Позвонила диспетчер и сердечно попросила меня съездить за Майклом в Шереметьево, сначала привезти его к вам, а потом доставить домой на Остоженку. Я вам больше не нужен? Так я поеду? — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Вы нам очень нужны, — повторила я. — Если бы не ваша продовольственная помощь, мы погибли бы от голода, во цвете лет, — вложила я в мою интонацию капельку иронии.

Володя засмеялся:

— Пока я рядом, вам это не грозит.

Папа приехал. Мэри медалью повисла на его шее, дрыгая ногами и не переставая щебетать:

— Папи, папи!

Личико ее раскраснелось, и я забеспокоилась:

— Мэри, что доктор сказал, помнишь? По кровати не прыгать, по папе тоже не стоит, температура может подняться.

Майкл удивленно уставился на меня.

— Какой врач, почему врач? — Он, когда нервничает, плохо говорит по-русски, но понять его можно. — Что, Мэри болела?

— Да, два дня поднималась температура до тридцати девяти. Мы сдали анализ крови, он не показал ни малейшей патологии, все спокойно. Кроме высокой температуры, никакой симптоматики.

— Когда заболела Мэри? Жанна Владимировна знает? Почему вы не позвонили мне? — Майкл с ходу забросал меня вопросами.

И в какой последовательности мне отвечать? Начну, пожалуй, от печки, не всегда у меня это получается, но, как говорят: попытка — не пытка.

— Мэри заболела в тот день, когда Жанна Владимировна привезла ее ко мне. Я померила малышке температуру и позвонила маме на мобильный, сказала, что у Мэри высокая температура.

Майкл непонимающе уставился на меня.

— Жанна Владимировна знает, что Мэри больна? — раздраженно переспросил он, нервно расхаживая по комнате из угла в угол.

Глухим вроде никогда не был, удивилась я и повторила:

— Знает. Она предупредила меня, что вы прилетаете через два дня, привезете медицинский полис и контракт на обслуживание ребенка.

— Почему вы не позвонили мне?

— Да, и что бы это изменило? Потом такой команды — вам сообщать от Жанны Владимировны не поступало, а я не сторонница всякой самодеятельности.

Майкл непонимающе посмотрел на меня и переспросил:

— Недосторонница, это что?

Мало того что, волнуясь, он начинает плохо говорить, Майкл еще перестает слышать русскую речь или слышит только то, что хочет, сделала я для себя неутешительный вывод без надежды перевести ему то, что он не понял. Сообразить бы еще, что его так злит — моя безотказность или пофигизм Жанны?

Пока мы энергично выясняли, кто что знал и кто что понял, Мэри перемерила все привезенные ей наряды и пошла по второму кругу активной примерки.

— Мне, что ли, примерить, может, подойдет что-нибудь? — проговорила я в раздумье, глядя на это дизайнерское великолепие.

У Мэри принцип: что мое, то — только мое и ничье больше. Лукаво покосившись на меня, она принялась распихивать все по коробкам, припрятывать, а то еще взбредет няне в голову примерить. Зато и бесконечное дефиле наконец-то прекратилось.

— Мы где с Мэри будем обретаться: здесь или на Остоженку переберемся?

Майкл удивленно поднял брови. Слово «обретаться» никак не переведет в своем мозговом компьютере.

— Нам перебираться? — переспросила я, тихонько прошептав, он же все равно не поймет. «Только не на Магадан, енто мне не по годам, я пока туда доеду, опасаюсь — дуба дам». — «Мы» на Остоженку или здесь останемся?

— Если вы будете с Мэри на Остоженке, я смог бы отпускать вас вечером домой, — неуверенно ответил он.

Такая перспектива меня чрезвычайно обрадовала. Майкл ответственный папа, все сделает как надо, ничего не напутает, да и Мэри очень по нему соскучилась. Но вдруг температура опять поднимется? Стоит ли везти ее в машине, ведь не понятно, почему температура скачет. Сергей Николаевич предположил невротическую этиологию, и мне так кажется.

— Майкл, давайте подождем денечек, а завтра с утра или лучше к вечеру, если все будет спокойно, мы приедем на Остоженку, — предложила я. — Здесь хоть погуляем на свежем воздухе. Я сама могу ее привезти, вспомнив, что Володя хотел взять выходной.

— Не выдумывайте! Ваша щепетильность к месту не сейчас. Вас привезут назад и вперед, — разгорячился Майкл.

Опять занервничал. Сам-то хоть понял, что сказал?

— Жанна Владимировна деньги вам оставила, или как всегда, вы своими расплачивались?

— Оставила, не волнуйтесь, только полис привезти не успела, — решила я не усугублять ситуацию. Потом у Жанны возьму, за анализы.

Майкл недоверчиво посмотрел на меня.

— Точно оставила? — переспросил еще раз.

— Майкл, — неуверенно начала я, стараясь побыстрее проскочить денежную тему, — меня сейчас другое беспокоит. У Жанны Владимировны на лице синяк. Вы что, ударили ее? Я не ради любопытства спрашиваю, врач предполагает невротический характер таких резких температурных скачков у Мэри. Надо понять, почему это происходит.

— Я ее не ударял, я просто прикрыл лицо рукой, когда она попыталась… — не договорив, он замолчал.

«Ну, прямо бои без правил», — мелькнула у меня мысль.

— И Мэри это видела?

— Да. Она очень плакала, долго не могла уснуть, я сам в тот вечер ее укладывал, — сообщил он совершенно убитым голосом.

— Не могли же вы столбом стоять, тогда синяк был бы у вас, — отозвалась я, пытаясь сообразить, как бы поделикатнее перевести разговор в более шутливую плоскость. — Ну, поскандалили, в какой семье не случается.

— Вы не знаете, когда приезжает Жанна Владимировна? — спросил Майкл.

— Нет, мне она ничего не говорила. Возможно, Володя знает, он ее отвозил в аэропорт.

Майкл задумчиво походил по комнате, рассеянно переводя взгляд с предмета на предмет, затем стал собираться.

— Так что же мы решаем? — спросил он.

— Давайте посмотрим, как пройдет сегодняшний вечер, будет ли температура опять подниматься. Если нет, завтра к вечеру мы приедем на Остоженку, — повторила я компромиссный вариант.

Наконец он уехал. Мы с Мэри разложили все наряды по полкам и шкафам, хорошо, что большую их часть папа увез домой. Только я присела, чтобы наконец-то что-нибудь съесть, раздался телефонный звонок. С кем же я еще сегодня не общалась? На экране высветился номер Жанны. Если она не уложится в десять минут, голодный обморок мне обеспечен. Что же это я икру грибную в холодильник не убрала, скосив глаза на баночку, пожалела я. Жанна уложилась в отведенное ей время, и все десять минут я была вынуждена слушать печальную повесть о том, какой Майкл козел и какая она золотая.

— Жанна Владимировна, — наконец-то мне удалось прервать бесконечный поток жалоб и задать вопрос: — Вы когда приедете? Это не я спрашиваю, это Майкл интересуется. — Сама я таких вопросов никогда не задаю, этого требует этика работы в семье: все сами скажут, если посчитают нужным, или не скажут.

— Не знаю. Еще ничего не решила.

«Хороший ответ, а главное, очень определенный», — подумала я, наливая в кружку кофе и прицеливаясь к грибной икре, потому как есть и пить уже хотелось со страшной силой, десять минут нашей содержательной беседы подходили к концу.

— Если ночью температура будет нормальная, мы с Мэри поедем к папе на Остоженку. Утром сдали анализ крови, он не показал никакой патологии, — бодро доложила я о проделанной работе.

Жанна — приличная во всех отношениях женщина, не злобная, не вредная, капризная и избалованная — да, но ведь это не черта характера, а особенности поведения, убеждала я себя с периодичностью — шесть раз в неделю.

На следующий день мы абсолютно здоровые, бодрые и веселые загрузились в Володин «Опель» и к вечеру прибыли на Остоженку. Майкл обещание свое сдержал, правда, не в полном объеме: домой я приезжала не раньше полуночи, но и этому была безмерно рада. Мэри хорошо себя чувствовала, температура больше не поднималась, так что вскоре мы поехали в бассейн.

За время нашего отсутствия деток там прибавилось, да так, что не развернуться. Быстренько переоделись, няня в купальник, Мэри в плавки и — в сауну. Погрелись минут пять — семь, приняли холодный душ для контраста, только после этого — в воду. Мэри резвилась от души: ныряла, плавала, но и за другими детишками тоже подглядывала, кто что делает, а главное — как. Крикунов оказалось через одного. Я так называю малышей, которым занятия в бассейне не в радость: или потому, что они боятся воды: или потому, что не доверяют взрослому человеку, находящемуся рядом. Доверие и понимание играют большую роль в занятиях. Бывают и особо упертые мамочки или папочки: ребенок криком кричит, надрывается до синевы, а они упираются до последнего. Уплатили — значит будем плавать все полтора часа до последней минутки.

У нас с Мэри все было по-другому: мы привыкали постепенно. Она совсем кроха была, ей всего две недельки исполнилось, когда мы в первый раз приехали в бассейн. Походили, посмотрели на все внимательными глазками, ручкой водичку потрогали, с инструктором познакомились. На первый раз — достаточно, тем более что все необходимые упражнения мы в ванной отрабатывали и температуру воды тоже постепенно понижали. Так что водная стихия для Мэри была привычна и приятна. Никакого шока или негатива не случилось ни в первое посещение, ни в последующие, все проходило тихо, чинно, благородно.

Мамочки косились на нас поначалу, что это вы по времени так мало занимаетесь? А я, если видела, что Мэри устала или ей не в радость какое-то упражнение, никогда на нее не давила: не хочешь, как скажешь, сделаем в следующий раз. Однако результат у Мэри был на порядок выше, чем у других детей. Инструкторы очень ее полюбили, никто никогда не слышал ее плача или истеричного крика. Она очень улыбчивая, отзываясь на ласковое слово или комплимент, обязательно улыбнется, промурлычет что-то на своем языке. Сауну сначала не очень хорошо приняла, не приглянулась она ей как-то, зато душ контрастный и обливание полюбила всей душой и только повизгивала от восторга, когда я окатывала ее холодной водой из ведра. А как же, сия процедура строго по науке, и никакой отсебятины.

Через месяц Майкл решил посмотреть, в какой мы ездим бассейн и чему уже научились. Я понимала его родительское тщеславие, но не была уверена, что Мэри правильно отреагирует на его присутствие. Дети — актеры, и если есть хотя бы один зритель, заметно меняют поведение, и не всегда угадаешь, в какую сторону произойдет перемена.

Но Мэри меня не подвела, она показала такой мастер-класс, какого я от нее и не ожидала. Майкл, когда увидел некоторые элементы динамической гимнастики, у него брови наверх поползли, да так там и остались до конца занятия.

Он долго сокрушался, что не захватил видеокамеру и не заснял такое зрелище. Я его успокоила, заверив, что такое шоу здесь на каждом занятии, это только ему в диковинку, заснять на камеру можно и попозже, когда, например, освоим ныряние с аквалангом. Я, конечно, шутила, но Майкл после всего увиденного поверил мне на слово.

Температура воды в бассейне двадцать восемь градусов, и это, конечно, бодрит, упражнения надо проводить в хорошем темпе и вовремя унести малышку в сауну, чтобы согреть. Тут и чутье важно, и понимание ребенка, устал он или нет, замерз или можно заниматься дальше. Не уверена в полезности занятий, если ребенок кричит, не переставая, и ничто ему не в радость. Я не сторонница тупых и прямолинейных мер, нужно понять, чего хочет малыш. Возможно, вода вообще не его стихия и ему подошло бы что-то другое.

Майкл был в полном восторге, и к вечеру все его сотрудники знали, что его двухмесячная дочка посещает бассейн и в будущем есть надежды на олимпийское «золото» по плаванию и по гимнастике. Слово «динамическая» он опустил, и народ недоумевал: откуда в бассейне гимнасты?

— Мэри скоро годик? — спросила меня инструктор, когда мы стали собираться домой.

— Да, скоро будем праздновать — всей командой. Принесем торт для всех и свечу самую красивую, какая только отыщется, поставим ее в центр, а Мэри задует, — пообещала я погрустневшим голосом. Я догадывалась, почему инструктор спросила про ее день рождения.

— Вы уже нашли для Мэри гувернантку?

— Еще нет, но думаю, скоро подберем, — ответила я. А для себя решила: как только Жанна прилетит, нужно будет поговорить с ней о замене. Я знаю, это всегда проблема и для родителей, и для меня. Родители обычно недоумевают: «Почему вы уходите? Что вас не устраивает? Давайте обсудим ваши пожелания, может быть, вы останетесь подольше?» Всегда присутствует элемент обиды: раз няня уходит, значит, ее что-то не устраивает. «Это не так, — каждый раз пыталась я объяснить. — Я люблю мою работу и малышей понимаю, но после года ребенку нужен другой человек — педагог, который владеет навыками раннего развития маленького человечка, умеет подобрать ему индивидуальную программу. Просто отсиживать часы и получать за них неслабую зарплату, совесть не позволяет. И самое главное, мне должно быть интересно, а интересно мне заниматься физическим развитием и закаливанием именно грудничков, учить же я вовсе не умею». Так честно признавалась родителям.

Жанна прилетела через два дня. Я уже уложила Мэри спать, присела передохнуть. Днем был бассейн, Мэрины бесконечные: «Ныряем!» — напрочь меня умотали.

Я сидела за столом и думала о том, что постоянный цейтнот моей жизни диктует, увы, свои правила. Контракт с этой семьей еще не закончился, а звонки от других родителей уже начались. Как же мне построить разговор с Жанной, чтобы у нее была нормальная реакция на мой уход, а не поток вопросов: «Все-таки, почему вы нас бросаете?» Такое тоже случалось, хотя в моих контрактах все сроки всегда четко оговариваются, но, к сожалению, обиды все равно присутствуют.

Жанна заглянула в детскую и шепотом спросила:

— Вы все придумали, да?

Я недоуменно посмотрела на нее.

— Вы это о чем, Жанна Владимировна?

— Про то, что Мэри заболела. Вы просто не хотели, чтобы я уезжала и несколько преувеличили ее состояние, ведь так?

Проницательность — отличительная черта блондинок, и Жанна не являлась исключением.

— Вот запись осмотра врача «скорой помощи», а это развернутый анализ крови, мочи — общий, — протянула ей бланки, выходя из комнаты. — Кровь брали по цито, я вызывала на дом клинического лаборанта. Кстати, с вас две тысячи рублей, — проговорила как можно спокойнее.

— Почему так дорого? Такая уйма денег? — возмутилась она. — Вы что, не могли отвезти ее в поликлинику сами, на своей машине?

— В условиях нашего контракта нет пункта, предусматривающего использование моей машины в личных целях работодателя, — попыталась вернуть Жанну в жизненную реальность. — Поэтому ваши замечания по поводу моих действий не совсем корректны. Вы не находите?

— Но вам же не трудно это было бы сделать, — недовольно проворчала Жанна.

— Я не хочу объяснять, что мне было трудно, а что нет. Сейчас Мэри накормлена, спит, температура эти дни была нормальная, мы даже ездили в бассейн на занятия. Я могу поехать сегодня домой пораньше?

— Да, конечно, спасибо, — вяло поблагодарила меня Жанна и в раздражении отвернулась.

Я быстренько собралась, заглянула в детскую, посмотрела на спящую Мэри. Она заворочалась, перевернулась на другой бок и засопела.

— Бай, — тихонько попрощалась я с ней. — До завтра, маленькая.

Коли столь удачно выпали свободные часы, я решила съездить в агентство к Тамаре Владимировне. Пусть поищет гувернантку для Мэри, может, что и подберет. Мне работать осталось меньше двух месяцев, нужно без суеты спокойно посмотреть, кто мог бы подойти для всех членов этой семьи.

Раздумывая над этим, я торопливо спустилась по лестнице и вышла во двор. Лето, моя любимая пора. Я давно живу в Москве, но никак не привыкну к небу, часто затянутому облаками, к дождям, кажущимся бесконечными. В Волгограде, на моей родине, я так привыкла к солнцу, что долго тосковала без него. И только лето примиряет меня с сырой, промозглой московской погодой.

Как же мне добраться до Шаболовки быстро и без пробок?

Водитель я так себе. Если маршрут привычный, то добираюсь быстро, но в агентство еще ни разу не ездила. Понимаю, что ехать надо через центр, а там кирпич на кирпиче, глаза в кучу соберешь, пока найдешь нужный адрес. Топографический кретинизм тоже со счетов не сбросишь: промахнусь на каком-нибудь повороте и окажусь вместо Шаболовки на Юго-Западе. Со мной такое уже случалось: вместо того чтобы добраться за двадцать минут, ехала два часа. Друзья-приятели с пониманием относятся к такому странному передвижению, ждут, когда же я, наконец, доеду. Правда, дожидаются не все, только самые терпеливые, а таких у меня немного.

Карта города — умная вещь, но издана она явно не для меня. Вроде и буквы все знаю, и слова знакомые попадаются, однако как доехать, все равно не соображаю. Она мне не помощница — это факт.

Позвонить Володе и спросить его, как мне лучше ехать? Но не хотелось ему демонстрировать свою тупость, потому что потом придется звонить и переспрашивать, ведь с первого раза все равно ничего не запомню. Словом, я встала перед выбором: или наматывать круги по Москве, или все-таки ему позвонить, других вариантов нет.

Володя так толково все всегда объяснял, что даже у меня появился шанс добраться до нужного места с минимальными потерями времени.

— Володя, здравствуйте, вы не могли бы подсказать, как мне лучше добраться до Шаболовки?

— Все очень просто, — отозвался он с энтузиазмом.

— Как кому, — вздохнула я. — Для меня так это высшая математика.

— Если хотите, я мог бы подъехать на моей машине, а вы двигались бы на своей следом за мной.

Уловил-таки панику в моем голосе, а я так старалась ее скрыть. Я действительно боюсь новых маршрутов, знаки не всегда вижу и с разметкой могу напутать, поэтому предпочитаю передвигаться знакомыми, наезженными тропами.

— Так что мы решаем? — Володин голос вывел меня из задумчивости.

— А как у вас со временем?

— Нормально у меня с ним, раз я сам предлагаю такой вариант. Жду вас на Тверской, там есть поворот в Благовещенский переулок. Тверская, надеюсь, вам хорошо знакома, не заблудитесь?

— До Тверской доеду с закрытыми глазами, — обрадовалась я.

— С закрытыми как раз ни к чему, лучше пошире их откройте, чтобы ничего важного не проглядеть.

— А что у нас важное на сегодняшний день? — позволила я себе капельку пококетничать.

— Как кому, — повторяя мою интонацию, произнес Володя. — Мне, к примеру, вас увидеть, а вам, наверное, успешно добраться до Шаболовки, — предположил он.

«Дококетничалась: «Маруся, я Дубровский», эдак мы далеко уедем, но в другую семью ты пока не ушла, так что сбавляй обороты!»

— Буду просто счастлива видеть вас в роли инструктора.

— Немного же вам надо для счастья, — явно улыбнулся Володя.

— Скромность она не только украшает, она еще и пользу приносит, — отозвалась я, плавно трогаясь с места.

Бытует мнение, что все женщины, которые плохо водят, — блондинки. Но по-моему, блондинов на дороге больше, даже если выглядят они горбоносыми брюнетами. Ведь «блондинка» — это скорее характер, уровень элементарной культуры.

До Благовещенского переулка доехала как «блондинка» — быстро, но припарковалась, как француженка: подъехав, аккуратно растолкала соседние авто и влезла. Володя меня уже ждал и внимательно пронаблюдал за моими усилиями втиснуться между танкоподобным «Хаммером» и красавицей «Ауди».

Отдышалась. Парковка в условиях, приближенных к боевым, все-таки мне удается не с первого раза, Володя даже поаплодировал:

— Я думал, придется вам помогать! Так как мы решаем? Поедете за мной следом? Или вас отвезти?

— За вами я ничего не запомню, кроме номера вашей машины и размеров габаритных огней, — вздохнула я. — Было бы значительно лучше, если бы вы сидели рядом и подсказывали… — Решила я и добавила: — Конечно, если вам не страшно ехать со мной.

Володя постоял, подумал, наконец махнул рукой:

— Все там будем. Поехали, чего уж!

— Я хорошо езжу, скоро будет год водительского стажа, — накинув для убедительности пару месяцев, похвалилась я.

— Год — не срок, — заявил Володя, открывая дверцу моего автомобиля.

Я торопливо уселась, повернула ключ зажигания, машина завелась и… заглохла.

— Странно, бензина полно, что-то я сегодня рассеянная, — пробормотала я, повторяя попытку тронуться с места.

Она, к счастью, прошла успешно, и мы поехали.

Добрались на удивление быстро, хотя добирались какими-то садами-огородами и объездными тропами. У меня от бесконечных переулков аж в глазах зарябило. Наконец выбрались на большую дорогу и понеслись семьдесят километров в час!

Володя сидел смирно, за руль не хватался, горестно не вздыхал, только в боковое зеркало пристально поглядывал. Или, возможно, мне так казалось. Когда мы доехали, встал вопрос: а ему-то что теперь делать? Сидеть в моей машине и ждать, когда я освобожусь? С моим водительским эгоизмом я как-то об этом не подумала.

— Я вас подожду и покажу вам другую дорогу, — правильно истолковал мой безмолвный вопрос Володя и добавил: — Там, где полос разделительных меньше.

«Какой же он все-таки молодец!» — подумала я, вытаскивая из машины сумку.

Телефон разрядился, экранчик погас, и я не имела ни малейшего представления о времени. «Хоть бы какие часы повесили, — шаря глазами по стенам, сердилась я. — А еще солидное учреждение, Медицинская ассоциация».

— Ты чего такая заполошенная? — удивленно разглядывая меня, спросила Тамара Владимировна.

— Думала, что опаздываю, а я ужасно этого не люблю.

— Сколько тебя знаю, такого никогда не было.

— Все когда-то случается в первый раз, — печально напомнила я.

— Что-то случилось? — правильно истолковав мою интонацию, насторожилась Тамара Владимировна.

— Хочу уйти с контракта, — я виновато вздохнула. — Все, больше не могу.

— Ты же всегда дорабатывала до конца. Сколько по времени тебе осталось? — озабоченно спросила Тамара.

— Меньше двух месяцев.

— И что, совсем невмоготу?

Я кивнула.

— Устала безумно, боюсь не уследить за чем-нибудь или что-нибудь забыть, не могу в таком состоянии работать.

Тамара Владимировна знает меня давно, очень давно знает мою выдержку, умение найти нужный градус в отношениях со всеми — от родителей до дальних родственников ребенка. И уж если я попросила замену, значит, наступил предел моему терпению.

— Надо подумать, кого вам прислать. Обрисуй вкратце психологический портрет мамочки. Ее, кажется, Жанной Владимировной зовут? Или лучше давай сделаем так. Сейчас должна приехать Людмила Ивановна и вы вместе поищите по картотеке и подберете кандидатуру, которая устроит всех — и папу, и маму, и малышку. Чтобы совпали, как пазлы, и больше не было никаких замен.

— Что же вы, малышку на последнее место поставили?

Тамара Владимировна невесело усмехнулась:

— Тебе-то не надо это объяснять?

Мне — не надо, я сама знаю, как бывает. Гувернантка — замечательная, с ребенком у нее отношения великолепные, малыш все усваивает, обучение идет успешно, но что-то не нравится маме, папе, или тете…

— Хорошо, подожду Людмилу Ивановну, — согласилась я. — Может, что и подберем. Людмила Ивановна — психолог, специалист высокого класса и добрейшей души человек.

— Я не настолько оптимистично настроена. Сейчас все хорошие гувернантки на контрактах, — протягивая мне кружку с горячим кофе, сообщила Тамара Владимировна. — Вот выпей и подумай, может, все-таки доработаешь эти два месяца, а я за это время точно подыщу вам подходящую кандидатуру.

Я взяла кружку и подошла к окну. Машину мою совсем не видно, спряталась крошка-енот за большими. Это сын придумал нашему автомобилю такое название и очень этим гордится.

— Да, кстати, сегодня приезжала одна мамочка, жена известного журналиста, заключила контракт на медицинское обслуживание и просила найти хорошую няню, — Тамара Владимировна, выделила голосом, слово «хорошую», — для своего малыша. Съездишь, посмотришь?

— Мамочку? — улыбнулась я. — Мне малыша увидеть бы, тогда я сказала бы — мой он или нет, а так… Съезжу, конечно. Когда ребенок должен родиться?

— Через два месяца, но она уже все договора заключила и все оплатила, и няне — неустойку по ожиданию. — Ты твердо решила уйти? — недоверчиво спросила Тамара Владимировна.

Я догадывалась, почему у нее возник такой вопрос. За время работы в этом агентстве у меня в подопечных было десять мальчишек и всего две девочки — Машенька и Мэри.

Машенька — девочка-былиночка, с огромными глазами и маленьким весом, изящная как дюймовочка — родилась недоношенной. Маме делали кесарево сечение. На момент выписки из родильного дома вес ребенка был чуть больше двух килограммов, но сосательный рефлекс чудо, как хорош — стограммовую бутылочку высасывала за пять минут. И терпеливой оказалась на удивление: если что не так, покряхтит, поворчит, но никогда не заплачет. К Мэри я тоже очень привязалась. Девочки — они другие, совершенно не похожие на мальчишек. Девочки — существа особенные, я убеждена, что обращаться с ними надо только ласково и нежно, тогда вырастет настоящая женщина.

— Не знаю, наверное, все-таки останусь, доработаю эти два месяца, а вы пока спокойно подберите мне замену, — сказала я Тамаре Владмировне. — Поеду, пожалуй, я сегодня не одна, с инструктором, поэтому и доехала так быстро, — добавила с улыбкой.

— Зачем тебе инструктор, ты права давно получила и ездишь вполне прилично? — удивляется Тамара Владимировна. — Кофе выпьешь еще? — предложила она, зная мое трепетное отношение к этому напитку.

— Нет, поеду, спасибо, я и так задержалась. — Я вышла из кабинета раздосадованной. Мэри гувернантку не нашла, и Володю без толку продержала.

— Ничего у меня не получилось, — разочарованно пробормотала я, усаживаясь в машину.

— А что должно было получиться? — полюбопытствовал он.

— Через два месяца заканчивается мой контракт. Я хотела подобрать для Мэри гувернантку, но, к сожалению, никого не нашла, все хорошие при деле, а плохие из агентства сами сбегают туда, где требования помягче и проверка попроще, — со вздохом пояснила я.

— А как вообще можно проверить няню? — Володя удивленно поднял бровь.

— Все не так сложно, как кажется. В штате есть психолог. При поступлении с няней проводят тест — задают ряд вопросов, на первый взгляд совершенно бессмысленных, бестолковых. По ответам психолог делает заключение — подходит кандидат для работы вообще и конкретно в определенной семье или ему нужно подобрать другой вариант. Там много составляющих: психологическая совместимость, наличие скрытой агрессии, умело подавляемой человеком, комфортность в общении…

Володя недоуменно посмотрел на меня:

— Надо же как мудрено. Я и не думал, что выбрать няню такая головоломка.

— Да об этом мало кто думает. Чаще понаставят видеокамер по всей квартире, рассадят охранников по периметру жилищного пространства, а толку никакого! Потом еще по телевидению покажут страшилку, снятую такой камерой, и радуются своей проницательности, — проворчала я, плавно трогаясь с места. — Володя, как у вас со временем? Мне так неудобно, что я заставила вас долго ждать…

— Вы хотите от меня поскорее избавиться? У меня сложилось такое впечатление.

«Слава богу, по мне не заметно, что я готова ездить с ним хоть всю ночь, еще и день на радостях прихватывала бы», — подумала я, перестраиваясь в другой ряд, но вслух произнесла:

— Напрасно вы так думаете, все совсем не так. Нам сейчас куда — налево или направо?

— Прямо, только прямо, никуда не сворачивая. А кто вам зеркала регулировал? — неожиданно поинтересовался Володя.

— Сама. Я все сама делаю: и зеркала регулирую, и бензин заправляю, если заправщиков нет поблизости, — бодро перечислила я навыки, которыми, как считала, овладела в совершенстве.

— Тогда берите вправо, потихоньку притормаживаем и останавливаемся. Я просил — притормаживаем, а не на скаку останавливаемся.

«Что это он вдруг стал таким придирчивым? — удивилась я. — Надо бы узнать, кто он по гороскопу. Правда, гороскопам я не очень доверяю, Глобу послушать, так у Дев бесконечные поездки за границу и сплошные любовные переживания. А я за десять лет лишь один раз в Египет выезжала и с любовными переживаниями тоже совсем не совпадает. Но то, что мужчины-Скорпионы — большое испытание для женщин-Дев — это абсолютно точно, мною было проверено, бывший муж — Скорпион.

Все-таки я, наконец, остановилась и с видом примерной ученицы уставилась на Володю.

— Зеркала надо отрегулировать, — деловито объявил он, выходя из машины.

«О, вошел в образ сурового наставника!» — подумала я и спросила:

— Мне выйти?

— Зачем же, сидите смирно, зеркала под вас регулировать буду, а то вы как царевна-лебедь шею все время выворачиваете.

Я молча сидела и улыбалась.

— Где тут у вас рычажки для регулировки кресла? — озадаченно спросил Володя.

— Один под правой коленкой, другой — сбоку слева, — прилежно перечислила я.

— Зачем же вот так коленями в руль упираться? — заметил Володя, отодвигая мое сиденье назад. — Для них есть более достойное применение.

«В кои веки надела юбку и не прогадала. Обратил-таки внимание на мои стройные ножки», — порадовалась я за себя.

— Так удобнее?

— Гораздо удобнее и даже спина почему-то перестала болеть, — призналась я, прислушиваясь к новым ощущениям.

— Окошко прикройте, а то в шею надует, — не выходя из образа заботливого наставника, посоветовал Володя.

Я с видом отличницы моментально выполнила все указания и посмотрела на него с ласковой грустью: на этом все или будут еще пожелания?

С отрегулированными зеркалами и со здоровой спиной мы доехали до Тверской и остановились.

— Есть хотите? — спросил Володя.

«Телепат он, что ли? — удивилась я. — Или по мне заметно, что я вконец оголодала?» Последний раз ела утром: кашу гречневую Мэри варила, получилось больше, чем она могла съесть, так не пропадать же хозяйскому добору, я и доела.

— Есть предложения?

Володя неожиданно предложил:

— Если вас не испугает ремонт в моей квартире, предлагаю поужинать у меня.

— Вы же не побоялись поехать со мной в качестве инструктора, ну и мы тоже не из пугливых, — отозвалась я и подумала: «Вот сейчас многое про него мне станет ясно. Домашняя обстановка обо всем может рассказать — и о привычках, и о характере, и в каком настроении человек пребывает большую часть времени. Дома ведь не надо играть, изображать из себя кого-то.

— А ехать далеко? — спросила я, пытаясь скрыть неизвестно откуда взявшееся смущение. Ведь хотела увидеть его в домашнем интерьере — и вот, пожалуйста, есть такая возможность.

— Не очень, сейчас машин мало, поэтому доедем минут за пятнадцать, вы как, потерпите? Тем более у меня все уже приготовлено, надо будет только подогреть и накрыть на стол.

— Вы всегда такой предусмотрительный по части еды? — удивилась я.

— Почти всегда. Я вообще люблю готовить, что-то изобретать, творить на кухне, но сегодня, открою вам секрет, я приготовил все заранее, догадываясь, что вы освободитесь пораньше и мне удастся пригласить вас к себе.

— Это же я вам позвонила с просьбой о помощи, — напомнила я, пытаясь указать на некоторые неточности в его изложении.

— Просто сегодня все так совпало. Не позвонили бы вы, я сам сегодня проявил бы активность, тем более что я так готовился, — улыбнулся Володя.

Прошло совсем немного времени, и мы добрались до места.

— Здесь направо и еще раз направо. Осторожнее, поберегите ваше транспортное средство, у нас тут яма на яме, я сам, как Иван Сусанин, потихонечку пробираюсь, чтобы подвеску не разбить.

Серые сумерки опускались на двор, окутывая туманной мглистостью деревья, машины, людей, уставших за день от бесконечной московской беготни, от этого сумасшедшего темпа столичной жизни и теперь спешащих в тепло домашнего уюта.

«И что же тут можно понять?» — разочарованно подумала я, переступая порог квартиры.

— Я вас предупреждал, что у меня ремонт, — по-своему истолковал замешательство на моем лице Володя. — Но кухня и ванная уже полностью готовы, — добавил он с гордостью.

Мы прошли по длинному коридору, дверь в ванной была чуть приоткрыта, и я туда заглянула. Не напрашиваться же для этого в душ, чтобы посмотреть, что там и как.

— Вот. — Володя протянул мне гигантских размеров домашние тапочки в очаровательную крапинку. — Меньших нет.

«Значит, женских тапок в этой квартире нет, уже неплохо, — отметила я. — Но как шаркать в этих?»

— Полы с подогревом, и я их сегодня мыл, — нерешительно сообщил Володя, наблюдая за моим замешательством — сунуть ноги в тапки или так шлепать по теплому полу? Я сбросила туфли, прошлась по гладкой поверхности. «Здорово как! Такой же пол закажу, когда ремонт буду делать», — решила я и пошла дальше. — Квартира огромная, кухня большая, дом старый, потолки высокие, — отметила про себя я, усаживаясь за стол.

— Сейчас все будет готово. — Володя включил негромко музыку. — Отдыхайте пока. — Он заботливо подвинул мне чашку свежезаваренного кофе.

Я разглядывала необычное сочетание лимонного и фиолетового цветов кухонной мебели, столик на тонких ножках со стеклянной столешницей прямоугольной формы, оригинальные напольные светильники… Все легкое, воздушное, без острых углов, и вызывает чувство покоя, надежности.

— Мы что, грибы будем есть? — спросила я, учуяв знакомый запах.

— Да! — Он от неожиданности выронил нож, которым пытался отрезать кусок ветчины. — А вы что, против?

— Да я-то как раз «за», только без хлеба и картошки, — попросила я, следя за тем, как он накладывал в мою тарелку картофельное пюре. А ведь есть еще салат и ветчина.

— Что, совсем не попробуете? — разочарованно протянул Володя. — А я так старался…

— Попробую, конечно, все попробую, только немного. — Наблюдая, с каким энтузиазмом он накрывает на стол и пытается меня накормить домашним ужином, я решила ни от чего не отказываться. Мне вдруг стало так тепло и уютно, что не захотелось никуда ехать, о чем-то думать. Вот так сидеть бы и смотреть, как он трогательно за мной ухаживает, как уверенно передвигается по кухне, что-то нарезая, помешивая, раскладывая… При этом Володя что-то рассказывал, а мне было просто приятно слышать его голос, интонации, особо не вникая в смысл того, о чем он говорил.

— Вы не засыпаете? Нет? — Володя внимательно смотрел на меня, протягивая тарелку с грибами и картошкой.

— Просто вы действуете на меня как снотворное, — призналась я. — Мне давно не было так спокойно и хорошо от общения.

Володя присел рядом:

— Можно, я кое о чем спрошу?

— Спросите…

— У вас ведь был хороший муж, я уверен, что он и сейчас вас любит, я это чувствую, не знаю почему, но мне кажется, что это так. Почему же вы не вместе? Он вас чем-то сильно обидел и вы не можете его простить?

Я задумалась. Простить я давно мужу все простила — но его предательства, подлости, бесконечного вранья, наверное, никогда не смогу. Более того, позже я поняла, что он не мог быть другим — верным и преданным. Ну не дал ему Бог таких качеств, что тут поделаешь? Это ведь как талант, либо он есть, либо его совсем нет. Нельзя воспитать или научить человека не предавать, не подводить, не врать, он либо рождается с такими качествами, либо удачно их имитирует.

Не рассказывать же мужчине, который мне безумно нравится, от одного вида которого у меня все замирает внутри, как мне непросто пришлось в моем замужестве. Я вовсе не стремлюсь к лидерству, ценю в мужчинах ум и самобытность, но все так сложилось, что мне самой постоянно приходилось принимать решения, от которых зависело благополучие и достаток нашей семьи.

Я очень хотела бы быть и мягкой и пушистой, но когда живешь на съемной квартире и не знаешь, а сможешь ли ты заплатить за следующий месяц и хватит ли у тебя денег, чтобы послать их родителям и сыну, то пушистость как-то постепенно превращается в броню, за которой проще прятать свою ранимость, усталость и неуверенность. А если еще ежедневно слышишь от мужа по любому, даже самому незначительному поводу вопросы вроде «А что нам делать?», то броня становится железобетонной плитой, которая давит, не давая свободно дышать и нет никакой возможности ее сбросить.

Я молча смотрела на Володю, в моем воображении проносились картинки прошлой жизни, оставляя лишь легкую горечь и грусть. Но как я смогу забыть обидные слова мужа: «Люди всю жизнь квартиры снимают, а ты уперлась, тебе надо купить свою, вот и ишачишь как негр на плантации. А я так не могу, я устал, поэтому ухожу»…

Но правду говорят, что время все лечит. Постепенно волну отчаяния сменило полное безразличие, прошедшая жизнь вдруг стала казаться чьим-то заблудшим воспоминанием…

А однажды вместе с весенним солнцем ко мне вернулась и уверенность, что жизнь прекрасна. Все в ней прекрасно, каждая мелочь. Я купила квартиру, привезла сына, стала заново по-своему строить нашу жизнь, ни от кого не завися.

Я медленно пила мой остывший кофе и думала, что, возможно, когда-нибудь все это расскажу Володе, только позже — не сейчас, это время еще не пришло. Но очень захотелось просто прижаться к его щеке, почувствовать себя легко и спокойно.

Володя тихонечко встал, словно опасался спугнуть громким стуком мои безмолвные размышления, подошел, нежно обнял за плечи и, коснувшись губами моих волос, чуть слышно прошептал:

— Маленькая моя…

Я замерла на мгновение и судорожно выдохнула.

— Не надо меня жалеть, у меня все хорошо.

— Я это знаю. Я знаю, что у тебя всегда все будет хорошо. Можно, я просто буду рядом, а ты меня позовешь, когда я буду нужен. Позовешь? — спросил он, целуя меня в макушку.

Я молча уткнулась ему в плечо и кивнула.

— Надо ехать, сын заждался, странно, что он еще не звонил, — медленно, словно еще не решив для себя, нужно ли это делать, отстранилась я от него.

— Останься, — прошептал он, не отпуская меня. — Останься… Я все время боюсь, что ты исчезнешь и мы больше никогда не увидимся. Боюсь, вдруг ты перестанешь звонить в «Вэлми», и у меня не будет повода тебя увидеть. Ты все время ускользаешь от меня. Почему? Я стараюсь не переходить ту грань, которую ты сама себе установила. Что мне сделать, чтобы ты мне поверила, перестала меня бояться?

Я удивленно подняла глаза.

— С чего вы взяли, что я кого-то боюсь?

«Опять эта граница, — прочитала я в его разочарованном взгляде. — Это я не подумавши брякнул, извините».

— Телефон ваш звонит, по-моему, — вскочил Володя и принес мне сумку, забытую в коридоре.

«Так поздно, кто это может быть?» — с недоумением всмотрелась я.

— Да, слушаю вас внимательно, Сергей Николаевич, конечно, я узнала голос. Это доктор, который Мэри лечил, — тихонько объяснила я Володе, заметив его нахмуренный лоб. «Так он еще и ревнивец, — сделала я неутешительный вывод. — Нет, надо срочно выяснить, кто Володя по гороскопу».

— Я с предложением, — сказал Сергей Николаевич. — В отделении хирургии освободилась вакансия медицинской сестры, хочу предложить это место вам. Мне показалось, что вы соскучились по своей работе. Я понимаю, — торопливо заговорил он, — что у вас большая нагрузка, вы устаете, но необязательно брать ставку, возьмите несколько ночных дежурств. Так и стаж будет идти, и навыки свои не утратите. Хирургия — это же ваш профиль?

Я слушала его и думала, как же забавно сводит людей судьба и какой причудливый узор может получиться от случайного знакомства или короткого незначительного разговора. Как мог Сергей Николаевич, увидев меня всего два раза и поговорив менее получаса, почувствовать мою тоску по настоящей работе, по той атмосфере, которая бывает только в стационаре, когда ты чувствуешь себя членом единой команды и осознаешь, что от твоего умения, навыков и профессионализма тоже все зависит?

— Спасибо вам за это предложение, но, думаю, это невозможно.

— Почему? — спросил разочарованно Сергей Николаевич. — Я думал, вам будет интересно, да и подустали вы без настоящей работы…

— Дело даже не в моем желании, дело все в том, что последняя запись в моей трудовой книжке была сделана десять лет назад, а следовательно, я не проходила никакой аттестации и на сегодняшний момент у меня нет сестринской категории. Я не уверена, что меня примут на работу с таким документом.

— А если я все улажу и с трудовой, и с аттестацией?.. Это единственная причина или есть что-то еще?

— Больше нет, — обрадовалась я. Неужели он сможет мне помочь, этот милый доктор?

— Тогда я завтра вам позвоню и скажу, куда вам надо подъехать.

— До завтра! — Попрощавшись, я отключила телефон.

— Вас что-то очень обрадовало и, по-моему, это было какое-то предложение по работе? — поинтересовался Володя. Настороженность из его голоса ушла, но какие-то сомнения, видимо, остались, и он решил все прояснить. Что ж, похвальная черта, отличительно скорпионья.

— Володя, когда у вас день рождения? — задала я вопрос, беспокоивший меня весь вечер.

— Тридцатого октября, — медленно протянул он. — А что? Вас что-то смущает, — углядев легкую панику на моем лице.

«А двадцать девятого у моего бывшего мужа, — обреченно подумала я. — Да что ж мне так не везет? Что, кроме Скорпионов, никаких знаков больше нет?»

— Хорошее число и месяц замечательный, осенний. У меня тоже — осенний, сентябрь, — проговорила я ничего не значащие слова, стараясь выбросить из головы всю эту дурь насчет знаков Зодиака.

Всю дорогу до Тверской я пребывала в рассеянной задумчивости. Володя даже несколько раз переспросил, все ли со мной в порядке. Наконец озабоченно предложил:

— Может, мне сесть за руль? Вас что-то сильно расстроило, и я никак не пойму, что именно. Я позволил себе что-то лишнее? — неуверенно предположил он.

Это он про тот невинный поцелуй в макушку, что ли?

— Володя, вы самый чудесный, самый милый и самый лучший инструктор, — улыбнулась я ему. — Просто я очень скучала по моей специальности, а тут появился малюсенький шанс поработать в хирургии, вспомнить все, что я когда-то знала и умела, но вот не уверена, что меня возьмут.

— И вас это так расстраивает? Почему? Зарплата же там маленькая, а нагрузка, как я понимаю, существенная. Из-за чего же такие душевные терзания? — спросил Володя с удивлением.

— Я вам потом как-нибудь расскажу, это долгая история моей давней любви. А мы уже приехали.

Володя пересел в свою машину, оставленную на Тверской. Отъезжая, я приоткрыла окно и сказала:

— Спасибо, грибы и пюре были просто великолепные. Как-нибудь специально для вас сварю грибной суп и приглашу… — Я запнулась. Если суп, то подразумевается обед или ужин? Договорила: — На суп. — Так и не определилась, придется это делать днем или вечером?

— Сын, хочу пойти работать в больницу, — едва войдя в квартиру, обрушила я на Димку радостную весть.

Он насмешливо посмотрел на меня:

— Мам, ты сошла с ума?

— Дима, сто раз тебе говорила и еще повторю: я тебе не подружка, так что будь любезен, подбирай выражения.

— Какая больница? Какие ночные дежурства? — возмутился сын. — Ты на себя посмотри, тебя уже качает, а ты еще себе работу нашла. Ну мы что, последний кусок доедаем? Давай лучше я работать пойду, — предложил он.

— Сын, дело вовсе не в куске хлеба, — начала я просветительскую беседу. — Во-первых, у меня сейчас не идет стаж, а это плохо, будут проблемы с пенсией, во-вторых, я всегда любила мою работу, и ты знаешь, почему мне пришлось уйти. Надо было зарабатывать на квартиру, а получая зарплату медсестры, мы и до твоей пенсии ее не купили бы. И последнее, я же не на ставку иду работать, возьму только несколько дежурств, просто, чтобы стаж шел и навыки не терялись.

И вообще, я все еще не уверена, что из этой затеи может что-нибудь получиться. Кому я нужна, без категории, без аттестации? Это же государственное учреждение, а не частная лавочка. — Я разочарованно вздохнула, оценивая незначительные шансы на мое трудоустройство. Пожалуй, даже Жанне Владимировне пока ничего говорить не стану, вдруг ничего не выйдет?

На следующий день позвонил Сергей Николаевич и сообщил, куда мне надо подъехать, чтобы меня приняли с распростертыми объятиями, а не пнули, как приблудного щенка.

Быстренько сложила в сумку документы: трудовую, диплом об образовании, даже паспорт не забыла. Сложила в пакет халат, подкрасила губы и вперед, на стоянку за машиной.

Моя машина почему-то оказалась грязной, странно, мыла ее недавно и дождя вроде не было. Значит, надо успеть на мойку, ненавижу ездить на грязной. Вид немытой машины вызывает у меня стойкое раздражение, особенно когда за рулем восседает женщина, да еще накрашенная так, будто макияж лопатой наносила. Есть такие особы, любят, чтобы поярче и видно за три версты. На мое счастье машин на мойке не было, я за пятнадцать минут привела ее в надлежащий вид. Мойщики постарались, и от усердия натерли ее воском, отрабатывая свои чаевые, на которые я никогда не скуплюсь.

В общем, успела, не опоздала. В отделе кадров сидела совсем юная девушка, по возрасту чуть старше моего сына.

— Проходите, вы Климова? — приветливо уточнила она. — Посмотрим, что у вас за проблемы, мне звонили насчет вас, просили побыстрее все оформить.

Я молча протянула все документы, в полной уверенности, что навряд ли вопрос моего трудоустройства решится положительно.

— Да… — многозначительно протянула она. — Вы что же, десять лет нигде не работали?

— Работала, только по контракту или по трудовому соглашению, — пояснила я.

— Я сейчас позвоню, узнаю, что можно сделать, — отозвалась неуверенным голосом девушка, видимо, озадаченная моей проблемой. — Подождите немного, я сейчас все выясню.

Пока она торопливо нажимала кнопки телефона, пытаясь кому-то дозвониться, я вышла в коридор.

«Подумаешь, не возьмут, зато времени свободного больше будет», — уговаривала я себя, тревожно прислушиваясь к разговору за неплотно прикрытой дверью.

— Зайдите, пожалуйста, — услышала наконец и нерешительно двинулась в сторону кабинета.

— Ну что, мне можно идти домой? — спросила, открывая дверь.

— Почему? Все в порядке, мне велели вас быстро оформить. Вот только зарплата у вас будет совсем маленькая, — она покосилась на мой костюм от «Кашарель», купленный со значительной скидкой, не за три рубля, конечно, но свои деньги он полностью отрабатывает. Ей понятно, что я не из-за зарплаты устраиваюсь на такую малооплачиваемую работу, а по каким-то своим, неведомым ей соображениям.

— Вас что, муж бросил? — решила она все-таки уяснить для себя, зачем мне это трудоустройство.

— Да, шесть лет назад, — усмехнувшись, подтвердила я.

— А тогда зачем, — она перевела удивленный взгляд с костюма на кольцо, подаренное Жанной и Майклом, — вам такая работа? Вы, похоже, не бедствуете…

— Милая девушка, — постаралась я избавить ее от иллюзий на мой счет, — у вас сложилось неверное представление обо мне, о роде моей деятельности.

Она слегка покраснела, но взгляда не отвела.

— Я не сижу дома, а работаю няней.

Она недоверчиво переспросила:

— Кем?

— Ня-ней, — повторила я по слогам. — Но у меня не идет трудовой стаж, и меня это беспокоит.

— А, понятно, — легкомысленно кивнула девушка, глянув на меня с еще большим недоверием: пришла какая-то тетка, хорошо одета, в бриллиантах, а лопочет про какой-то стаж. И на кой он ей сдался, если она так хорошо зарабатывает, что ездит на машине и носит костюм по цене, превышающей трехмесячную зарплату медсестры, — явно читалось в цепких голубеньких глазках.

— Вас просил зайти заведующий отделением, — вспомнила она, когда я уже собралась покинуть кабинет.

— Хорошо, зайду, — пообещала я.

— Хирургическое отделение на третьем этаже? — решила я уточнить, проходя через приемное отделение.

— На третьем, — грозно сдвинув брови, подтвердила бабулька — божий одуванчик, санитарка приемного отделения. — Без халата не пущу.

Я дружелюбно улыбнулась, достала из пакета халат, набросила его на плечи.

— Чего лыбисся-то? — раздраженно спросила бабулька, рассматривая меня рентгеновским взглядом с головы до ног. — Тебе там чево надо-то? Навестить кого пришла? — решила она уточнить цель моего визита.

— На работу устраиваться иду, — с улыбкой романтической дурочки поведала я.

— Ра-бо-т-ни-ца, — насмешливо проговорила дежурная. — Ты доктор, что ли? — Она вдруг приосанилась. — Тык у нас все докторские ставки заняты, — и огорчила меня своей осведомленностью больничными делами.

— Медсестрой в хирургию.

— А, ну да, там вроде ставка есть свободная. Бахилы-то надень, вон там возьми, — и жестом, достойным царицы, указала мне нужное направление.

«Пожалуй, ничего не меняется в этой жизни, — подумала я. — Все те же обшарпанные стены и дотошно бдительные старушки, принимающие больничную жизнь как свою собственную и так же активно в ней участвующие». Я медленно поднималась на третий этаж вся в печальных думах: «А вдруг все забыла, а вдруг не справлюсь? Человек за меня поручился, порекомендовал, а я подведу…»

«Так, не паникуй, что ты могла забыть? Как уколы делать или как капельницы заряжать? Или от волнения все буквы забыла и не сможешь проверить листы назначения? Забыла — вспомнишь или спросишь, корона, чай, не свалится, ну не справишься, уйдешь», — мысленно поругала я себя, замявшись перед дверью, не решаясь ее открыть.

Затем застегнула халат, пригладила волосы — я ношу гладкие прически, локоны-кудряшки не мой стиль — выдохнула и решительно толкнула дверь в коридор третьего отделения.

Мужчина в больничной пижаме посмотрел на меня с любопытством.

— Не подскажете, где кабинет заведующего отделением? — спросила я.

— Подскажу, — он улыбнулся и пропел медовым голосом, — прямо, до упора, потом направо, последняя дверь.

Я кивнула, давая тем самым понять, что маршрут уяснила, а вот общаться с местным Казановой просто нет времени.

В любом отделении почти всегда присутствует такой красавец-плейбой — угроза всему сестринскому персоналу и ходячим больным женского пола в возрасте от восемнадцати и до бесконечности.

Неспешным шагом прошла по коридору, читая полузабытые надписи на дверях: «Процедурный кабинет», «Перевязочная», «Порошковая». В чистой перевязочной горел синий свет, шла кварцевая обработка кабинета. Понятно, утренние процедуры закончены, сестрички готовятся к вечерним.

Я вдохнула этот резкий запах кварца, хлорамина и вспомнила, как во время одного из моих дежурств привезли молодого парнишку, официанта с прободной язвой желудка.

Для двадцатилетнего парня такой диагноз был необычен, но прободение было, и было внутреннее кровотечение, а значит, нужно подключить систему переливания крови.

Вены были тоненькие, то есть их практически совсем не было видно, это сейчас есть и бабочки и внутривенные катетеры, раньше ведь такого великолепия не было — только умелые руки да острые иглы. Иголка для внутривенного введения острая, но очень широкая, чтобы кровь при переливании не сворачивалась, ею и в простую вену попасть не просто, а уж в эти ниточки цыплячьи тем более. Потеря крови у парня оказалась на тот момент большая, его стали готовить к операции, но систему для переливания должна была подключать я. Затянула на его руке жгут потуже, попросила:

— Кулачком, поработай, — это чтобы наполнение вены было побольше.

И с первого раза получилось! Ведь не проколола эти тонюсенькие вены. Парень даже не поморщился, а только сказал:

— Надо же, ничего не почувствовал.

Потом все познакомиться поближе хотел, говорил:

— Мне нужна жена с такими нежными ручками.

Увлеченная воспоминаниями, я остановилась перед дверью с надписью «Заведующий отделением». Она была плотно прикрыта, но слышались громкие голоса — кто-то возбуждений доказывал свою правоту, не стесняясь при этом в выражениях.

Я тихонько постучалась.

— Да-да, войдите!

Спор прекратился, за дверью наступила тишина, и я вошла в кабинет. Возле стола стоял пожилой мужчина, держа в руке телефонную трубку. Он резко швырнул ее на рычаг и вопросительно посмотрел на меня.

— Я Климова, насчет работы…

— Да, и что же вас в ней привлекает, зарплата маленькая, нагрузка большая? А — вдруг вспомнил мужчина, — это о вас говорил Сергей?

— Сергей Николаевич? — уточнила я на всякий случай.

— Да, Сергей Николаевич. У вас какие-то проблемы со стажем, я не очень вникал.

— Ну, в общем, да.

— Интересное кино. — Мужчина с улыбкой посмотрел на меня. — Никогда мой сын ни за кого не просил. Чем же вы его очаровали?

— На чаровницу я мало похожа, наверное, он просто решил помочь маленькой женщине с большими проблемами.

Вот это да! Устроил меня на работу к своему отцу и даже не предупредил.

— Давайте знакомиться. Циринов Юрий Никанорович, — церемонно представился мужчина, протягивая мне руку.

— Климова Людмила Валентиновна, — сжала я протянутую руку и для убедительности ее тряхнула.

— Не слабое пожатие для маленькой женщины, — удивился он и спросил: — Где вы работали?

— В основном, ваш профиль — хирургический, но и в других местах тоже работала, — ответила я, соображая, сейчас про изолятор сказать или на потом оставить.

— А сейчас где работаете? Сергей говорил, что не в медицине?

— Да почти рядом, — улыбнулась я. — Няней, с грудничками.

— Такие сейчас няни? — недоверчиво переспросил он. — Вы совсем не похожи на няню.

— Если вы об Арине Родионовне, то да, я — не старушка с кружкой, совсем не пушкинская героиня.

Я смотрела на Юрия Никаноровича и недоумевала: почему с первого взгляда он показался мне пожилым? Ведь вовсе не старый. И Сергей Николаевич на него не похож, и отчество у него другое, а назвал его сыном… Внешность обманчива, а вот глаза не лгут. На меня смотрели глаза совсем нестарого, только очень усталого мужчины.

— Пойдемте, я познакомлю вас с нашей старшей сестрой, она поставит вас в график дежурств. Когда вы планируете выйти? Если я правильно понял, то вас интересуют только выходные дни, а по будням — работа няни. Так?

— Так, — подтвердила я, совсем не уверенная в том, что старшая придет в восторг, подстраивая под меня график дежурств.

Мы прошли по длинному больничному коридору. Юрий Никанорович с кем-то здоровался, кому-то попенял за ночное отсутствие, сестричке сделал суровое внушение:

— Шапочку надень, а то ходишь как растрепа.

Сестричка покраснела, метнула на меня напряженный взгляд и принялась одной рукой натягивать шапочку, а другой заправлять под нее длинные пряди.

— Вот, знакомьтесь, — это наша старшая медсестра Надежда Ивановна, а это наш новый сотрудник, Климова Людмила Валентиновна.

Надежда Ивановна оказалась суровой женщиной, далеко перешагнувшей за пенсионный возраст, с жестким взглядом и твердым рукопожатием.

— Она вам все сама покажет и расскажет, где тут что, — сказал Юрий Никанорович, перепоручая меня Надежде Ивановне. — В график можно ставить с этой субботы, дежурства должны быть проставлены только на выходные.

Надежда Ивановна, услышав это пожелание, удивленно подняла бровь. «Из-за этой мамзели переделывать график?» — так явно читалось на ее лице, что я совсем отчаялась.

— Пойдемте, я вам покажу, где у нас перевязочная, процедурная, где хранятся истории болезней, — предложила она.

Пока мы бродили с ней по больничному коридору, заглядывая в кабинеты, больные с любопытством на нас поглядывали.

Надежду Ивановну утомило всеобщее внимание, и она предложила:

— Пойдемте-ка ко мне в кабинет, там и поговорим. Все необходимое я показала, а остальное в процессе работы поймете сами или сестрички подскажут.

Я подробно рассказала ей о себе, о том, где я раньше работала, что умела, поведала и про изолятор. Она не удивилась или просто вида не показала, только спросила:

— А сейчас где работаешь?

— Няней в богатой семье, — произнесла я голосом бедной родственницы.

Надежда Ивановна засмеялась, покосилась на мой костюм, взглянула с интересом на сумку и мне стало понятно, что мои сиротские интонации ее не обманули.

— Ты к нам из-за стажа, что ли?

— И из-за него тоже, — перестав изображать из себя бедную Лизу, призналась я. — Сейчас заканчивается мой контракт в одной семье, есть разные предложения, но еще я и сама не знаю, где буду работать. Только два выходных — суббота и воскресенье у меня точно есть, поэтому я к вам и устраиваюсь. У меня сын-подросток. Его одеть, обуть, накормить надо, да за английский и за другие занятия заплатить. На все это нужны деньги. Так что работать няней я по-прежнему буду, а вот как долго — пока не знаю.

— Ты одна? Без мужа?

Я кивнула:

— Да, развелись шесть лет назад. Бывший муж, конечно, помогает, но, к сожалению, он не банкир, а водитель маршрутного такси, со всеми вытекающими отсюда финансовыми возможностями. Деньги небольшие, но и за них спасибо.

— И хорошо, что не банкир, тогда ты вообще никаких денег не увидела бы, — вдруг заявила Надежда Ивановна.

Я недоуменно уставилась на нее.

— Ты что, думаешь, одна такая? Ты-то хоть деньги приличные зарабатываешь, и таксист твой копейку подкидывает, а вот Надежда, медсестра наша, десять лет за банкиром прожила, так он ее пнул и ни копейки не дает. Вот она и вспомнила про свой сестринский диплом и на четвертом десятке осваивает специальность медсестры за копеечную зарплату.

Я понимающе кивнула. По-разному людские судьбы складываются. Только как можно десять лет просидеть дома, ничем не занимаясь? Этого мне не понять. Я от тоски на второй день взвыла бы.

— Так, я тебя ставлю в график с субботы. Сама тоже приду, подстрахую, если что, — сказала Надежда Ивановна.

Я с благодарностью посмотрела на нее, хорошо понимая, что значит переделать и подстроить весь график дежурств под одного человека, да так, чтоб и другие при этом не пострадали. Такое возможно только при большом уважении к моему благодетелю — Юрию Никаноровичу.

Выходя из кабинета Надежды Ивановны, я опять столкнулась с местным Казановой, он все время пасся где-то неподалеку и с любопытством поглядывал на меня.

— А я вас вспомнил, — вдруг сказал он. — Вы часто заказываете такси в нашей конторе, я вас отвозил несколько раз. Все утро брожу и думаю: откуда лицо такое знакомое, где я мог вас раньше видеть? Вы что, будете здесь работать?

— Возможно, — ответила я, не углубляясь в подробности моих планов.