Сон в руку

Глава 1

На веранде — несмотря на целых плюс пять градусов Цельсия — было холодно. Тёплые белые светодиодные лампы наружных светильников и рановато развешанных новогодних гирлянд пытались бороться с вязким стылым мраком первой зимней ночи. Погоде было глубоко плевать на то, что наступила календарная зима, и на прогноз метеорологов. Обещанный к вечеру снег не выпал. Вместо этого с неба временами труси́ла слабая морось, и настойчивые порывы северного ветра услужливо помогали несостоявшемуся снегу мелкими капельками оседать на лице Ренаты, её озябших руках, равно как и на всех предметах, находящихся вокруг. Вдали, на западе, густую монотонность черноты нарушал только ехидно помаргивающий двойной вертикальный ряд красных огоньков на трубе ГРЭС, отапливающей третий по величине, ныне пятидесятитысячный, город соседней страны с громким историческим названием.

Рената замёрзла и решила, что уже вдоволь напилась этого экологически чистого, волглого, отдающего привкусом прелой травы воздуха. Клацнул замок закрываемой двери, и Ренату окутало уютное, пахнущее сушёными яблоками и ржаными тостами тепло дачного домика. Все шесть потолочных светильников радостно торжествовали победу над темнотой, но не тут-то было. Рената взяла с подоконника массивную свечу, некогда имевшую форму шара, а сейчас превратившуюся в полушарие с кратером, из жерла которого торчала короткая обугленная нить фитиля, поместила свечу на фарфоровое блюдце с тонкой золотой каёмочкой по краю, щёлкнула зажигалкой и потянулась к выключателю. Теперь дома стало почти так же темно, как на улице, а к слегка щекочущему ноздри яблочно-хлебному аромату добавилась едва ощутимая цветочная нотка плавящегося воска.

Рената взяла с полки тяжёлую книгу в шершавом кожаном переплёте, потёртом на углах от долгого использования, и положила её на стол. Читать было темно, но она наугад открыла книгу примерно на середине, провела пальцем по верхней строке и закрыла глаза. Пламя свечи дрогнуло и затрепетало. Мерцания свечи Рената не увидела, но отчего-то точно это знала. В голове у неё неожиданно всплыла длинная строка, написанная рунами младшего футарка, над переводом которой она билась вчерашним вечером, и Рената вполголоса проговорила её на языке оригинала. Если бы её спросили, зачем она это делает, сомнительно, чтобы Рената дала внятный ответ. Но, как бы то ни было, слова текста на почти мёртвом языке с тщательно выговариваемыми акустическими ключами рун прозвучали в комнате, освещаемой лишь пляшущим язычком огня.

Внезапно тренькнувший телефон, предложивший обновить какое-то бесполезное приложение, разрушил хрупкую ауру, окружавшую Ренату. Она затушила свечу, толкнула деревянную межкомнатную дверь и оказалась в маленькой спальне, где, кроме широкой тахты, покрытой плотным шёлковым густо-вишнёвым с золотыми «огурцами» покрывалом, старенького кресла и низкого журнального столика, на котором стояла стеклянная ваза с безжизненным зимним букетом, другой мебели не было. Для неё там просто не нашлось бы места.

Через полчаса щека Ренаты погрузилась в податливую мягкость пуховой, ещё бабушкиной, подушки, а её обнажённое тело обволокла приятная тяжесть такого же антикварного пухового одеяла, и вскоре в ночной тишине можно было услышать лишь тихое мерное дыхание спящей женщины.

И приснился Ренате сон.

Игорь часто снился Ренате. Во сне он приходил к ней по-прежнему живым. Иногда его глаза чистого голубого цвета лучились заботой и теплом, а иногда синели от страсти подобно морской глади на закате.

Они встретились три года назад на берегу очень тёплого и очень солёного моря. Рената ехала в отель с собственным коралловым рифом, чтобы отдохнуть и заодно отметить свой двадцать восьмой день рождения, а Игорь, наконец-то, получил долгожданный отпуск, о котором мечтал уже давно. Рената выхватила взглядом этого высокого атлетически сложенного мужчину ещё в аэропорту, когда туристы чартерного рейса направились к большому бело-голубому трансферному автобусу. По короткой стрижке и выправке симпатичного блондина Рената определила в нём человека военного. Как позже выяснилось, Игорь тоже сразу заметил длинноногую шатенку в белоснежных джинсах и стёганой курточке цвета пыльной розы. К счастью обоих, их местом назначения оказалась одна и та же «трёшка» в старой части города.

Знакомство состоялось тут же, у автобуса. Игорь действительно оказался офицером Северного военного округа. Курортный роман вспыхнул как новогодний фейерверк и пылал все десять тёплых декабрьских дней. Но счастье долгим не бывает, и в аэропорту Северной столицы они расстались.

Однако забыть друг друга не смогли. Хотя у обоих за плечами был опыт неудачного торопливого, почти юношеского брака, в конце февраля Рената и Игорь поженились. А когда на деревьях лопнули почки, и на свет показались первые несмелые клейкие листики, Игорь уехал воевать. И для Ренаты потянулись бесконечно долгие дни, полные неизвестности и беспокойства. Сердце Ренаты переполняла нерастраченная любовь, тугой спиралью скрученная со смутной тревогой и страхом утраты.

Не уберегла Игоря любовь Ренаты. Вытаскивая из-под обстрела раненого в ногу товарища, он подорвался на мине. Истекающему кровью на жухлой от позднелетнего солнца траве, сквозь смеженные веки ему грезились глаза любимой женщины, и Игорь чувствовал, как неведомая властная сила увлекает его душу туда, в эту бездонную синеву.

Время отказывалось лечить боль от потери любимого человека. Всё, что Рената могла делать, это нанизывать на нить своих воспоминаний счастливые моменты из прошлой жизни. Причём счастливыми ей теперь казались абсолютно любые минуты, часы и дни, проведённые с Игорем, даже редкие моменты размолвок и обид. Помимо этой боли, глубокой занозой в сердце Ренаты засело сожаление о том, что они с Игорем в своё время отложили вопрос о рождении ребёнка на «лучшие времена». И теперь это сожаление грызло Ренату изнутри, откусывая от её души кусочек за кусочком. Ей казалось, что нерождённый ребёнок, прямое следствие их взаимной любви, принёс бы смысл в её существование.

Ренате снова приснился Игорь. Но в эту ночь его голос звучал как будто по-другому. Нет, смысл его слов был Ренате понятен, но у неё складывалось странное впечатление, что произносятся они на каком-то неизвестном ей языке. Выглядел Игорь тоже непривычно. Волосы его сильно отросли. Всегдашний светлый «ёжик» уступил место длинным чуть волнистым прядям, спадающим на плечи и даже на лопатки. Одежда на Игоре казалась позаимствованной из музея или из загашников реконструкторов-заклёпочников. Однако эту одежду Ренате как следует рассмотреть не удалось. Мужчина увидел Ренату, улыбнулся, и очень скоро эта одежда оказалась сброшенной прямо на пол.

По лицу ночного пришельца было видно, что в его голове роится великое множество вопросов, на которые он пытается найти ответ. Однако, отбросив всякие сомнения, Игорь(?) откинул пуховое одеяло, и вскоре Рената почувствовала поток тепла, которое ощущалось как знакомое. И она так соскучилась по этому теплу, что невольно потянулась к его источнику. А когда сильные руки обхватили Ренату и прижали её к крепкому мускулистому телу, она прильнула к этому новому Игорю, не мучаясь какими-либо сомнениями. Причуды сна неисповедимы.

Однако это был самый замечательный сон, который когда-либо снился Ренате. Она почти поверила, что всё — по-настоящему и происходит наяву. Пусть этот Игорь не совсем похож на того, реального, но его нежность затопила сознание Ренаты до самых краешков. Его губы — мягкие и тёплые. Его загрубевшие в боях руки — ласковые и жадные одновременно. Его желание — горячее, сильное и крепкое.

— Значит, ты жив?

— Значит, да. — Однако следующие слова мужчины утонули в долгом жарком поцелуе, и Рената их не расслышала. — Если ты — не валькирия.

В едином чувственном порыве их дыхание и движения слились воедино, и, наконец, тела и души обоих, казалось, сгорели дотла в той самой испепеляющей вспышке…

Наступившее воскресное серое утро каплями дождя и снежной крупы стучало в окно. Рената открыла глаза и приподнялась на локте. Её тело отозвалось давно забытой сладкой усталостью, а мысли путались и разбегались — это был сон? Железная логика говорила, что да. Изрядно смятая кровать спорила с этим.

Рената встала, накинула висевший на спинке старенького продавленного кресла махровый халат с подсолнухами и вышла из спальни, чтобы совершить утренний туалет и сварить чашку кофе. Её взгляд зацепился за фарфоровое блюдце с массивной свечой, некогда имевшей форму шара, а сейчас превратившейся в полушарие с глубоким кратером, из жерла которого торчала обугленная нить фитиля. Нет, не свеча привлекла её внимание. На краю стола лежала книга в шершавом кожаном переплёте, потёртом на углах от долгого использования. Закрытая. А Рената вроде бы её не закрывала, она помнила только, как взяла книгу с полки, положила на стол, открыла примерно на середине, зачем-то провела пальцем по верхней строке, при этом пробормотав какой-то магический, по мнению скандинавских язычников, кусок текста. Значит, она всё-таки закрыла книгу, просто запамятовала. Да и неважно это…

…Щит Ингвара давно раскололся, и стрела, пущенная лохматым лучником в тусклой одежде, через мгновение оборвала жизнь одного из самых славных воинов в дружине конунга. Но за это мгновение Ингвар, не пропуская ни одной ступени, взошёл к вершине самого сильного чувства в своей жизни…

Сентябрь выдался на удивление тёплым и солнечным. Палисадники всё ещё пестрели неугомонными пахнущими полынью цветами, а деревья упорно цеплялись за свои зелёные наряды, не желая переодеваться в золото и багрянец. Позёвывающая Рената неторопливо шла по парковой тропинке, толкая перед собой детскую коляску густо синего цвета с узкими полосками цвета бумажного пепла. Младенец, лежащий в коляске, моргнул, открыл глаза чистого голубого цвета и заголосил.

— Игорёшка, спи ещё, прошу тебя, — тихим ласковым голосом сказала Рената, склонилась над коляской и чмокнула сына в нежный лобик.