Сопротивляйся

Глава 7

Наши дни.

Оля

– Ты здесь надолго? – обращаюсь к Машке, пристегивая ремень в ее машине.

Это красный “бмв” в полной комплектации. За рулем чего-то попроще ее представить сложно.

Запах ее духов вводит меня в беззаботный транс.

– Откуда машина? – улыбаюсь я.

– Взяла напрокат, – отмахивается, устраиваясь за рулем. – Такая кутерьма, не пешком же ходить. Приехала обновить документы по гражданству, недели на две. Но столько волокиты, ты не представляешь, – взмахивает она рукой, на которой красуется огромный бриллиант.

– Я отлично представляю, – заверяю ее. – Я ведь здесь живу.

Я вбиваю свой домашний адрес в навигатор телефона и креплю его на панели, нажав “поехали”.

– Господи, да проезжай ты уже, – закатывает она глаза, глядя в боковое зеркало. – Я была уверена, что вы давно отсюда уехали, – сдает назад, выезжая с парковки. – Знаешь, что? Я тебя сегодня не отпущу, – осеняет ее. – Такая встреча! Пусть Чернышов подвинется!

Ее слепая уверенность в том, что мы все еще вместе, портит мои нервы. Эта дебильная убежденность преследовала меня повсюду на протяжении последних трех лет. От общих друзей, близких и дальних родственников, соседей и просто знакомых. Удивление, сожаление, а потом любопытство.

Всегда любопытство и желание заглянуть «в трусы» нашему браку.

Я не обсуждала это ни с кем и никогда. Долгое время у меня был только один советчик в любых вопросах. Один авторитет, чье мнение я ставила во главе угла. Убивать эту привычку было сложнее других. Я как инвалид, у которого выбили из руки костыль. Домашний цветок, который держали под стеклянным колпаком. Но ведь такой я и была. Домашней девочкой, которую сдали с рук отца на руки мужа. Все тяготы жизни тащат его плечи… а мои… мои для того, чтобы он мог ни на что при этом не отвлекаться.

Раз уж сегодня такой необычный день, решаю послать все к черту и объявляю:

– Мы в разводе.

– Что?! – слышу шокированный вопрос. – Ты шутишь?!

Пфф…

– Не-а, – откинув солнцезащитный козырек, провожу по губам пальцем и распределяю по ним малиновый бальзам.

Машка ведет машину молча пару минут, потом выдает:

– Мой мир не будет прежним.

Мой тоже, но это проходит.

– Перестань, – смеюсь, глядя на украшенную неоновой подсветкой городскую телебашню.

– Нет, ну правда! – восклицает она. – Вы же были, как половинки. Он так на тебя смотрел… и ты на него. Мне кто-то присылал ваши свадебные фотки. Я жила с надеждой, что любовь существует. Настоящая. А не вот эта вся херня. Херни у меня, как грязи, а любовь где-то ходит, бродит… хоть Париж, хоть Лондон. Оль… как же так?

Искренняя печаль в ее голосе вызывает желание пожалеть не себя, а ее. Это веселит.

– Любовь проходит, – говорю ей. – Но она существует.

В моем случае первое утверждение абсолютное, полное вранье, именно это мешает на каждом шагу. И бесит не меньше.

– И давно?..

– Три года, – пожимаю плечом.

Маша смотрит на дорогу, кусая пухлые губы.

– И… где он сейчас? – спрашивает осторожно.

– Вон там, – киваю на огромный билборд, который украшает проносящуюся мимо обочину дороги.

– Твою мать! – восклицает Маша, чуть сбавляя скорость и вытягивая шею. – Мэр?! Хотя… чему я удивляюсь… это же Чернышов…

Бросив быстрый взгляд на огромный баннер, задеваю глазами очень удачную фотографию, с которой на меня смотрят знакомые голубые глаза.

– У тебя мужик есть? – спрашивает она.

– Есть, – говорю весело. – Нужно как раз батарейки поменять, а то пашет без выходных.

Машка начинает гоготать, я тоже улыбаюсь.

До меня с опозданием доходит, что я могла бы похвастаться не вибратором, а Камилем, но он просто выскочил из головы.

– Хватит обо мне, – объявляю. – Расскажи о себе.

– Три мужа, и с каждого хоть какой-то шерсти клок, – фыркает она. – Европейские мужики – это отдельная песня, это на две бутылки вина история, не меньше. Значит, так – едем кутить! – приходит она к очередному заключению. – В клуб!

– В какой клуб, – смеюсь я. – Песком трясти?

– Сейчас у племянника спрошу, где тут могут оторваться две незамужние девушки.

Несмотря на всю нелепость, эта идея не вызывает у меня отторжения.

Она вызывает желание натворить какого-нибудь дерьма.

В конце концов, это Машкина историческая обязанность – втягивать меня в разного рода истории, например, в поездку на дачу какого-то парня, с которой мы удирали ночью в непроглядной темнотище.

Кажется, за десять лет ничего не изменилось!

– Да? – требует, пища и хлопая ладонями по рулю.

– Мне завтра вставать в семь… – опускаю в ладони лицо и стону. – У матери день рождения, нужно помочь с готовкой…

– У меня только одна мысль, – поражается она. – Вот у тебя все, как обычно! Просто «машина времени» какая-то. Поэтому, знаешь что? Ничего не хочу слышать!

Она права. Это «машина времени». В отличие от нее, у меня всегда была куча обязанностей перед семьей.

– Ладно! – сдаюсь.

Она забрасывает меня домой, где за час я успеваю принять душ, высушить волосы и уложить их с помощью плойки. Учитывая их длину значительно ниже лопаток, за такое короткое время это просто подвиг. Выбрав короткое блестящее платье серебряного цвета, в котором встречала этот Новый год, разбавляю образ красной помадой и длинными серьгами в тон платью.

Отправляю в маленькую замшевую сумку телефон и усаживаюсь на диван полностью “одетая”, как собственная парадно-выходная версия. Чувствуя себя по-дурацки, потому что такси будет логично вызвать минут через двадцать, и ни одной гребаной минутой раньше, и это ожидание делает меня жуткой неудачницей…

Будто я собираюсь отправиться на свой первый бал, а не на попойку с бывшей однокурсницей.

Но вот так, как сейчас, я не проводила время со времен студенчества.

От этого я чувствую себя неудачницей втройне.

Когда такси везет меня по сброшенному Машкой адресу, я рассматриваю фотографию, на которой Миша демонстрирует мне отсутствие переднего зуба, и мое сердце заходится от нежности. Он умеет делать фото, но отправить его – нет. В этом ему помогает отец.

Когда он с ним, я всегда звоню ему перед сном.

Скрепя сердце, набираю ему прямо сейчас, но, к моему удивлению, трубку снимает Руслан.

– Да? – спрашивает совершенно спокойно.

По моим внутренностям проходит холодок. От неожиданности и от того, как его хрипловатый голос щекочет мои нервы.

До вчерашнего дня мы полгода не разговаривали. Ни единого раза.

– Где Миша? – задаю ему этот вопрос, но мы оба знаем, что я имею в виду совсем другое.

То, что он не должен был брать трубку, зная, что это звоню я.

– В ванной, – отвечает. – Обычно ты звонишь позже. Решил ответить, чтобы не было, как в прошлый раз.

– В прошлый раз было не так, – освежаю его память.

Именно после того, что случилось в “прошлый раз” мы и разругались в пух и прах окончательно.

– Не так? – уточняет с этим спокойствием, которому научился в своих боях за место под солнцем. – Ты наорала на меня за то, что я вовремя не взял трубку.

– Я звонила пятнадцать раз, Чернышов! – снова освежаю ему память.

– Я забыл телефон в машине, – отвечает он. – Я пятнадцать раз тебе об этом сказал.

– Ты не перезвонил, – злюсь, будто это было вчера.

– Да, потому что увидел пятнадцать пропущенных и понял, что ты собираешься выебать мой мозг.

Почему… почему я не могу быть просто безучастной?!

– Я волновалась, – цежу. – Я думала, что-то случилось.

– Что, по-твоему, могло случиться?

– Что угодно. Он мой сын!

– И мой тоже.

Зажмуриваю глаза и сжимаю кулак, заставляя себя не лезть в эту петлю.

Я обещала себе, что не буду такой…

Вечно орущей и психующей. Противной самой себе.

– Ладно… – обрубаю. – Просто скажи ему, что я позвоню утром. Сегодня больше не могу.

После короткой паузы говорит:

– Он спросит, почему?

– Потому что занята. Сочини что-нибудь. Ты ведь умеешь, – бросаю ядовито.

– Ты тоже много хуйни творить умеешь.

– До свидания, – кладу трубку, не собираясь вступать с ним в этот долбанный спор.

Это не заканчивается ничем, твою мать, хорошим.

Никогда.

Вернув телефон в сумку, пялюсь в одну точку, но через секунду мой телефон звонит опять.

Это Маша, и она очень вовремя.