Сорока

Книга первая ВРЕМЯ ОШИБОК

Она сидела у костра и смотрела на синее пламя, вырывающееся из-под сосновых поленьев. Стоял погожий октябрьский день, с деревьев опадала желтая листва, и на душе творилось что-то непонятное, грозящее выскочить наружу словно чертик из табакерки и смести разом всех, кому не посчастливилось оказаться на пути. Ее звали Ксения, но среди своих лесных друзей она была известна под прозвищем Сорока. Почему именно Сорока — на этот счет существовало несколько мнений. Насколько помнила сама Ксюша, прозвище она получила еще лет в пятнадцать, когда устроила у себя дома вечеринку, воспользовавшись тем, что родители свалили на дачу. Она умудрилась договориться до того, что оппонент, тщетно пытавшийся вставить хоть слово в ходе полемики по вопросу движения хиппи в Америке (дело было после длительной дегустации пива, в пятом часу утра, когда остальные гости уже сладко храпели и видели десятые сны), с досадой воскликнул: «Ну, сорока-балаболка, чтобы тебя переговорить, пить надо либо больше, либо меньше!», — после чего была торжественно, на брудершафт, распита последняя бутылка пива и съедены шпроты, до этого благоразумно оставленные друзьям на утро. По другой версии, которую Ксения, конечно, знала, хотя при ней никто не рисковал об этом упоминать, прозвище Сорока возникло из анекдота.

Ссорятся мальчик и девочка. Девочка — мальчику: «Дурак, кретин!» Он ей в ответ: «Сорока из русской народной сказки». Она ему: «Идиот, ненормальный!» Он снова говорит ей: «Сорока из русской народной сказки». Идет прохожий, останавливается, слушает детей и спрашивает мальчика: «А почему девочка ругает тебя такими ужасными словами, а ты называешь ее сорокой?» «Да потому, что этому дала, этому дала, этому дала…» — отвечает малыш.

Дело в том, что Ксения спокойно относилась к тому, что частенько ее контакты с противоположным полом, изначально начинавшиеся как дружеские, приводили ее в постель, и не считала нужным скрывать от окружающих, на какой стадии развития отношений находится ее очередной роман. Впрочем, и «роман», по ее мнению, это слишком громко сказано — просто почему бы двум хорошим людям не доставить друг другу несколько приятных минут, благо оба свободны от обязательств. Личная свобода — это был, пожалуй, единственный пунктик Ксении, которая категорически отказывалась иметь дело с женатыми мужчинами, причем независимо от того, в законном или гражданском браке они состояли. В чем была причина, не знал никто — то ли нежелание иметь соперницу в случае, если влечение окажется сильнее, чем это предполагалось, то ли просто внутренний договор с собой «не воровать чужие яблоки», но факт оставался фактом: женатым мужчинам Ксения вежливо, но твердо отказывала. Большинство понимали ее правильно и спокойно принимали предложение остаться просто друзьями, но некоторых до глубины души возмущал сам факт отказа в устах женщины, «которая всегда не против», и однажды случилось то, что должно было случиться. Очередного кавалера, несколько перебравшего со спиртным и решившего с пьяной удали подкатиться к Ксении с недвусмысленным предложением, крайне обидело то, что его отвергли на глазах у всей компании. Парня это задело настолько, что он обозвал девушку грязной шлюхой, а на просьбы друзей не заводиться выдал: «Нет, ну понимаешь, на постель ее раскрутить — это раз плюнуть, она ж заводится с полпинка, а строит из себя непонятно кого! У нее, видишь ли, принципы! Какие, к черту, принципы, если она со всеми уже переспала!» Парня быстро утихомирили и привели в чувство, макнув головой в ледяной родник, и хотя после этого случая Ксения старалась не афишировать свои связи, та давняя история тянулась за ней словно шлейф, и она никогда не знала, когда кому-нибудь захочется снова вытащить ее на свет Божий. Впрочем, это ее уже мало беспокоило. Для себя она давно уже решила, что времена наивной детской веры в единственного и неповторимого мужчину, ради которого стоит отказаться от всех остальных представителей сильного пола, прошли. А согрешив хотя бы раз, уже трудно доказать даже самой себе, что этого не было, и следовательно, все нехорошие слова в ее адрес хотя бы отчасти, но правдивы. А раз так, то незачем с пеной у рта доказывать свою чистоту и невинность. Глупо это, если от невинности остались только воспоминания в виде свадебных фотографий.

Свадьба. Кажется, что это было так давно, что даже воспоминания выглядят скорее кадрами полузабытого кино. Кипа белых кружев, взлетающих вокруг стройной фигурки при каждом шаге, море цветов, нескончаемые пожелания счастья. Гнусная головная боль наутро, муторная уборка квартиры и разбор немногочисленных подарков. Конвертом с деньгами сразу же завладел муж. Муж. Подтянутый, накачанный молодой человек, сразу давший Ксюше понять, кто в доме хозяин и (информация в качестве пряника) за чьей широкой спиной она может спрятаться в случае чего. Возможно, именно этим Олег и импонировал Ксюше, в душе всегда желавшей опереться на чье-нибудь сильное плечо. Он всегда оказывался там, где была Ксения, всегда знал, чем она занимается в данную минуту, и ни на минуту не допускал сомнения, что что-то может происходить не так, как он решил.

Их связал лес — оба были заядлыми туристами, с той лишь только разницей, что Ксения в очередной поход вырывалась через непременный скандал с родителями, а Олег, или, по-лесному, Барс, просто ставил своих в известность, что некоторое время дома его не будет. После очередной разборки с родителями по поводу того, где и с кем она проводит свое свободное время (а сессию кто будет сдавать, а кто поможет на даче, а кто будет выслушивать и мирить вечно ссорящихся отца с матерью?), Ксения собрала свой рюкзак и ушла из дома. Она давно уже решила, что в крайнем случае пойдет жить в студенческую общагу, благо коменданту общежития было наплевать, сколько человек насчитывает его беспокойное хозяйство, лишь бы драк не было, а найти свободную кровать — это не проблема. Но… у подъезда ее ожидал Олег. Кивнув в знак приветствия и забрав рюкзак, он только спросил: «Достали?» «Ага», — отозвалась Ксюша. Больше за всю дорогу до дома Олега они не произнесли ни слова.

Маргарита Петровна, мать Олега, только недовольно поморщилась при виде Ксении, но ничего не сказала. В семье Гориевских выказывать на людях эмоции не было принято — не позволяла природная интеллигентность. Гориевскими, по сути дела, являлись только трое членов этой семьи — Олег, его мать, оставившая себе после развода фамилию мужа, и отчим, который изменил свою неблагозвучную фамилию Корчунов на звучащую по-дворянски фамилию Гориевский. Ксения, глядя на весь этот цирк, не уставала удивляться. В одном она была твердо уверена — никакой природной интеллигентностью, а также интеллигентностью вообще родня Олега не отличалась. То свекровь, то отчим, причем исключительно с глазу на глаз, начинали учить ее жить. Правда, стоило поблизости появиться Олегу, как раздраженный голос сменялся на ласковый, а на лица «учителей» вползала лицемерная улыбка. Ксения попробовала как-то сказать им, что в советах не нуждается, но добилась только того, что отношения между ней и ее новыми родственниками окончательно испортились, а нотации стали злее. Поэтому Сорока старалась никуда не выходить из комнаты Олега, чтобы не нарваться лишний раз на грубость Маргариты или отчима. С бабушкой Барса дела обстояли еще веселее. Она грозила позвонить родителям Ксении и открыть им глаза на собственную дочь, пьющую как лошадь и дымящую как паровоз. Просто как-то раз она вошла в их комнату без стука как раз в тот момент, когда Барс, попивая вечное пиво, учил Ксюшу прикуривать сигарету, а заодно читал лекцию о вреде женского курения — что-то типа «попробуй, какая это гадость, и никогда больше не кури». В очередной раз выслушав эту галиматью, Сорока сказала бабке: «Звони кому хочешь» — и закрыла перед ее носом дверь в комнату. С этого момента, как горько смеялась про себя Ксения, она полностью перешла на осадное положение.

Когда-то квартира Олега считалась, видимо, образцом для подражания и мечтой любой семьи. Теперь о ее былом величии напоминали лишь облезлые обои с фантастическим рисунком из зеленых и золотых лент. Текли краны на кухне и в ванной, словно осенняя листва падала со стен кафельная плитка. Ксения как-то раз заикнулась о том, чтобы сделать ремонт, но тут же нарвалась на окрик: «Да ты знаешь, сколько стоят хорошие мастера! Качественная работа стоит приличных денег, а наша семья содержит столько иждивенцев, что о лишней копейке думать не приходится!» К тому времени за плечами Сороки был ремонт, своей комнаты в квартире родителей и сносно отремонтированная квартира ее тети, жившей отдельно от Ксюшиной семьи. Тетя постоянно болела и была только рада предложению своей любимой племянницы сделать ремонт, а Ксения, переехав на две недели к тетке, с искренним удовольствием возилась в красках, обойном клее, подбирала оттенки и вырезала обои в строгом соответствии со сложным рельефом перекошенных при строительстве стен. Однако все попытки объяснить своим новым родственникам, что она вполне может все сделать сама, ни к чему не привели. На нее смотрели как на умалишенную и отмахивались как от надоедливой мухи.

В принципе из-за этого чертова ремонта Сорока и решилась сделать Олегу предложение. Ремонт, вернее, отношение родни Олега к ее предложению отремонтировать квартиру переполнило чашу ее терпения, а если сказать откровенно — просто взбесило. «Олежка, лапушка, ну пойми, я так не могу больше — со мной никто даже не пытается считаться. Как только ты уходишь из дома, я сразу же забиваюсь в комнату, чтобы мне никто ничего не сказал, не указал на то, что в этом доме я никто и ничто», — ревела она вечером в объятиях Барса. Он методично вытирал ее слезы, а когда она немного пришла в себя, сказал: «Что ж, если это все, что тебе надо…»

Утром они пошли в загс. Пожилая дама, умильно улыбаясь, вручила Олегу номер счета для оплаты госпошлины, потом они вместе заполняли какие-то бумаги, получили с собой ворох рекламных проспектов и наконец выбрались из духоты загса на свежий воздух. Ксения чувствовала себя растерянной и смущенной, на спокойном лице Олега вообще было невозможно что-либо прочитать. Потом Барс повел ее в бар. Увидев восхищение в глазах Ксюши при виде изысканных закусок и напитков (она никогда раньше не бывала в подобных местах, ей всегда казалось, что для девушек здесь небезопасно, — сказывалось мамино воспитание), Олег обронил: «Должен же быть у тебя праздник». Тогда ее слух резанули слова «у тебя», но она быстро успокоила себя — просто человек заботится о ней, это же здорово, а она вдруг напридумывала себе невесть что. Вечер пролетел легко и быстро, а потом они счастливо шлепали домой по лужам, она прыгала по мокрым газонам, изображая из себя жеребенка, а Барс снисходительно улыбался и позволял себя целовать на глазах у ко всему привыкших прохожих.

Родители Ксении спокойно отнеслись к известию о предстоящей свадьбе своей дочери, только мама долго выспрашивала у Сороки, как ладят между собой молодые, чем занимаются в свободное время, не спешат ли с таким важным решением. «Мама, я его люблю, какие могут быть вопросы? Нам хорошо вместе, и это главное!» — искренне недоумевала Ксюша. Мудрая мама в ответ только качала головой, что ужасно раздражало Сороку.

Второй тревожный звонок прозвенел для Ксении в пансионате, куда они с Олегом уехали отдохнуть перед свадьбой (свадебного путешествия у них все равно не получалось — бракосочетание они назначили на второе сентября, начало учебы, а вот отдохнуть в августе — самое то). Ребята заказали однокомнатный номер в шикарном подмосковном санатории «Лесные дали» (деньги на отдых молодым выделили родители Ксюши).

Едва войдя в номер, Олег стал ходить из угла в угол, заглядывал поочередно во все шкафы, осмотрел ванную и, наконец, снова вернулся к шкафам. «Барс, что ты делаешь?» — смеялась Сорока, для которой весь этот день казался одним сплошным праздником, начиная с покупки пирожных и колбасы на дорогу и заканчивая переполненным рейсовым автобусом, в котором каждый пассажир, казалось, улыбается им и радуется их счастью. «Какой же босс должен здесь отдыхать, чтобы все шкафы были хоть чем-то заняты! Наших же с тобой вещей хватит от силы полки на две!» И Олег огорченно вздохнул. Ксения ничего не поняла, но почувствовала, что мысли Олега сейчас далеко-далеко от нее и лучше не мешать ему. Причины его внезапно возникшей грусти она не знала, вернее, гнала от себя мысли о том, что ее Барс просто завидует более богатым постояльцам. В результате Ксюшина эйфория по поводу предстоящего отдыха несколько угасла.

Потом, конечно, была запланированная сумасшедшая ночь, джин-тоник в постели вперемешку с безе, бои подушками, и снова они падали в объятия друг друга, чтобы любить и быть любимыми. Уснули перед рассветом, чтобы проснуться только после полудня и убежать гулять по окрестному лесу. Поездка удалась на славу, но в душе Ксении все равно остался неприятный осадок.

Уже через неделю они завертелись в круговороте предсвадебных хлопот: помогали закупать продукты, выбирали себе платье и костюм, заказывали кольца. Сорока была настолько счастлива, что ничто не могло омрачить ее настроение — ни скептические ухмылки домашних, ни ахи-вздохи многочисленных подруг, ни с одной из которых, откровенно говоря, Сорока не была особо близка. Ксения вообще, сколько себя помнила, охотнее общалась с парнями — с ними ей было значительно интереснее, они были более честны и открыты, чем девчонки, хотя и шанс нарваться на обидное слово или получить щелчок по лбу был несоизмеримо выше, чем в девичьем обществе. Со своими дворовыми ребятами она за компанию пошла в турклуб, а затем и в свой первый поход. Позднее ее приятели нашли себе другие увлечения — резьбу по дереву, бокс, баскетбол, а она так и осталась верной туризму.

Мама попыталась было отвлечь свою непутевую дочь от сумасбродной идеи ночевать в мокрой палатке и тащить на себе нехитрый, но увесистый скарб туриста подобно свихнувшейся улитке. С этой целью она то лаской, то умело подначивая, отправила Ксению в танцкласс. Результат оказался неожиданным для многих. От природы неуклюжая, похожая на журавленка, путающегося в собственных ногах, и задевающая на своем пути все дверные косяки, Ксения с удовольствием разучивала сложные танцевальные па, пробовала знойные ритмы Латинской Америки, осваивала плавные движения вальса и постепенно из нескладного подростка превращалась в грациозную и, что греха таить, кокетливую девушку. Вся атмосфера танцкласса способствовала этому. Здесь обучали, как надо приглашать своего партнера или партнершу на танец, как благодарить за полученное в процессе танца удовольствие, как держать голову, как жестикулировать руками. Единственное, что доставляло Ксении неприятности, за исключением, конечно, необходимости проводить по два часа на высоченных каблуках, так это упражнения по постановке осанки, с которой у нее всегда были проблемы. Но в итоге Ксения справилась и с этими трудностями. И вот однажды ее старания были отмечены и более чем высоко вознаграждены. Как-то раз тренер появился на занятии в компании высокого и симпатичного юноши, который сразу же понравился Ксюше открытым лицом, неуловимо напоминавшим ей кого-то. «С сегодняшнего дня вы танцуете вместе». Эти слова потом долго еще звучали музыкой в ее душе, заставляя непонятно почему жмуриться от удовольствия.

И понеслись месяцы напряженной подготовки к конкурсу бальных танцев. Ксения в кровь сбивала ноги, танцуя в неудобных босоножках, начала бегать по утрам, чтобы развить легкие, даже умудрилась найти время для кружка кройки и шитья, чтобы сшить себе самое красивое бальное платье, вернее, целых два — для «стандарта» и «Латинской Америки». И вот наконец настал момент, когда Ксения, выглядевшая со своим партнером как Русалочка и Принц из диснеевского мультфильма, рука в руке, шагнули на сцену, под ослепительный свет софитов. Когда судейская комиссия огласила результаты конкурса, зал взорвался аплодисментами. Первое место по латиноамериканской программе и второе по «стандарту»! Великолепный результат, тем более для новичков. Когда они вместе с Женей (так звали Ксюшиного партнера) шли к раздевалке, их то и дело поздравляли прорвавшиеся за кулисы зрители, и даже строгий тренер, подергав Ксению за спускающийся по последней танцевальной моде на плечо локон, сказал: «Неплохо, девочка, неплохо».

Да, мама могла гордиться Ксюшиными успехами на сцене, но, увы, не могла похвастаться тем, что дочь наконец обрела здравомыслие. Едва только зажурчали первые весенние ручьи, Ксения упаковала свой старенький рюкзак и, выслушав очередное мнение родителей о состоянии собственной головы, отправилась в поход. Тогда же она подхватила и свое первое воспаление легких, провалившись по колено в полынью, коварно замаскировавшуюся под обыкновенный снежный наст. Болезнь, правда, она перенесла на ногах, не желая признаться родителям в том, что они, возможно, в чем-то были правы, отговаривая дочь от столь экстремального вида отдыха. Положение спасла тетя Катя, мама ее школьного товарища Кольки, жившего с ней в одном доме. Ксения частенько забегала к нему попить чайку и сделать уроки (иногда и за себя, и — великодушно — за Кольку, который категорически не переваривал математику и физику, зато вполне сносно разбирался в химии и биологии). Катерина Ивановна, врач детской поликлиники, вошла на кухню как раз в тот момент, когда Ксения рассказывала о своих последних похождениях, а Колька уминал изготовленные им же сооружения из черного хлеба, соленых огурцов и всего прочего, что обнаружилось в холодильнике, — что-что, а экспериментировать с едой Колька любил. От внимательного взгляда тети Кати не укрылись ни лихорадочно блестящие Ксюшины глаза, ни то, с каким хрипом и свистом вылетают из ее груди слова. Узнав, в чем дело, и послушав Ксюшины легкие, Катерина Ивановна поставила диагноз, который ничего хорошего в ближайшем будущем не сулил и вполне мог позволить родителям Ксении запретить походы раз и навсегда. Поэтому Ксюша взмолилась: «Тетя Катя, миленькая, пожалуйста, не говорите ничего моим. Скажите, какие таблетки пить, я все сделаю, только очень прошу, ничего не рассказывайте, это для меня очень-очень важно!» Колькина мама поворчала немного, выписала рецепт и взяла с Ксении честное слово, что ближайшие три дня она проведет в постели и два раза в день будет звонить и подробно рассказывать о своем состоянии. «Пойми же, дурочка, это действительно очень серьезно. Если тебе станет хуже, все вполне может закончиться больницей, с этим не шутят», — увещевала тетя Катя.

Ксении повезло. Молодой организм переборол недуг. Перед родителями она как могла выдавала свою болезнь за обычную простуду, благо со времени похода прошло больше недели, прежде чем появились первые признаки воспаления, и она практически с чистой душой рассказывала байки о том, что выбежала после танцев разгоряченная на улицу, а на следующий день стала чихать и кашлять.

Сорока часто перебирала в памяти эти воспоминания подобно тому, как ребенок достает из заветной шкатулки и раскладывает перед собой свои несметные сокровища — морскую раковину, осколок цветного стекла, монетку из далекой страны. Теперь это все достояние ее прошедшего детства, а у нее начинается настоящая взрослая жизнь, со взрослыми правами и обязанностями. И первая, наиглавнейшая ее обязанность — это сделать так, чтобы любимый человек был счастлив.

И Ксения с головой окунулась в свою новую жизнь. После шумной свадьбы она яростно принялась мыть, чистить, стирать, готовить, гладить — в общем, делать все, что полагается рачительной и умелой хозяйке. Свадьба дала ей внутреннюю свободу от необходимости во всем зависеть от родителей Олега. Правда, назвать их мамой и папой язык упорно не поворачивался, но от нее этого, по всей видимости, и не ждали. Как-то бабуля ехидно подметила: «Ишь ты, как штамп в паспорте поставила, так сразу же наглеть начала! Нет у тебя почтения к старшим, нет уважения. Вон как гла…