Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)

Глава 13

– А где твоя прелестная пленница? – спросил Хамден, когда они с Гарретом вышли из Фолкем-Хауса. – Разве она не собиралась проводить меня?

– Мина всю ночь провела у жены одного из моих арендаторов, принимая роды, – небрежно бросил Гаррет.

Конюх подвел лошадь Хамдена.

Насмешливая улыбка друга странно разозлила Гаррета. Хамден искоса взглянул на него:

– Ухаживает за женой одного из твоих арендаторов? Какое у тебя доброе сердце. Как жаль, что ее здесь нет. Я так надеялся сорвать прощальный поцелуй.

Только огромное усилие воли помогло Гаррету сохранить равнодушный вид.

– Значит, слава Богу, что ее здесь нет. Это избавляет меня от необходимости защищать ее от твоих дурных манер.

Хамден фыркнул, показывая, что он об этом думает.

– Дурные манеры! Не мои дурные манеры раздражают тебя. Тебя возмущает, что я понравился ей, а она – мне.

– Тебе нравится каждая женщина, которая встречается на твоем пути, – ответил Гаррет с подчеркнутым сарказмом.

Хамден усмехнулся:

– Может быть, но твоя красотка очень заинтересовала меня.

Гаррет понимал, что Хамден его дразнит, но все равно едва удержался, чтобы насильно не посадить Хамдена на лошадь и не отправить в Лондон, предварительно дав ему хорошего пинка под зад.

Хамден, очевидно, правильно истолковал мрачное молчание Гаррета.

– Как я мог не заинтересоваться женщиной, которой удалось вызвать у тебя такую ярость… и чувство собственника? Никогда не думал, что увижу, как ты так ведешь себя с женщиной. До оих пор ты был слишком занят своими планами мести, чтобы проявить интерес к какой-нибудь женщине.

Не в силах дальше скрывать свое раздражение, Гаррет ответил:

– Если ты ждешь, что я объясню свое поведение, то можешь отправляться в Лондон. Насколько серьезно я отношусь к Мине, не твое дело, черт побери.

По широкой улыбке друга Гаррет понял, что выдал, как сильно на самом деле увлечен Миной. Он улыбнулся Хамдену:

– Если ты думаешь, что, вызывая во мне ревность, заставишь меня страдать, то ты ошибаешься.

– Почему? – спросил Хамден.

Его явно забавлял этот разговор.

– По двум причинам. Во-первых, я знаю, что ты флиртуешь с Миной только для того, чтобы подразнить меня, а не потому, что действительно питаешь к ней какие-то чувства.

Неожиданно Хамден стал серьезным.

– А во-вторых?

Гаррет пытливо посмотрел в глаза друга. Увидев в них только искренний интерес, он решил признаться:

– Как бы твои заигрывания с ней ни раздражали меня, они лишь булавочный укол по сравнению с теми муками, которые я испытываю каждый день. Она рядом, а я не могу даже дотронуться до нее.

Хамден вздохнул и покачал головой:

– Ты сделал глупость, не овладев ею сразу же, как только ее увидел. Что касается первой причины, ты неправильно понял меня, Гаррет. Если бы я думал, что у меня есть хоть какой-то шанс отбить ее у тебя, можешь не сомневаться, я бы попытался.

– Ты никогда раньше не боролся со мной за женщину.

Хамден пожал плечами:

– Это правда. И вероятно, никогда не буду. Если только ты не решишь, что сердце Мины тебе не нужно. Тогда, милый друг, я с большой радостью вмешаюсь и утешу ее.

– Ты полагаешь, что у нее есть сердце и она предложит его мне.

Хамден ответил не сразу. Он сел на коня, взял поводья, затем посмотрел на Гаррета и с серьезным видом произнес:

– О, у нее женское сердце, не сомневайся. Если бы ты так упорно не копался в ее «сомнительном» прошлом, ты бы это понял. А отдаст она тебе его или нет, поживем – увидим. Я предполагаю, что если ты продолжишь преследовать ее, то не отдаст. И это будет огромной потерей для тебя, Фолкем. И находкой для меня.

С этими словами Хамден развернул лошадь и пустил ее рысью.

Глядя вслед другу, Гаррет чувствовал странное облегчение. Его заявление, что он не ревновал, не совсем было правдой. Заигрывания Хамдена с Миной ранили его, как удары острого ножа, потому что в ответ она дразнила его и кокетничала с ним.

Во время четырехдневного пребывания Хамдена она дерзко отражала остроумные шутки маркиза, что приводило Хамдена в восторг, а Гаррета раздражало. Гаррету не нравилось, как они поддразнивают друг друга. Он знал, что Хамден не пойдет дальше шуток.

Но в Мине Гаррет не был так уверен. В присутствии Хамдена она становилась оживленной. Ее радостное возбуждение временами передавалось и Гаррету, но он знал, что этим ее настроением он целиком был обязан Хамдену. И это его злило сильнее всего.

Ему хотелось, чтобы он был причиной ее хорошего настроения.

Гаррет повернулся к дому, злясь на себя за то, что придавал этому такое большое значение. Конечно, он хотел Мину. Это было вполне объяснимо. Ее прелестная фигура и смелость очаровали бы любого нормального мужчину. Но он не должен допустить, чтобы она пожелала стать чем-то более важным для него. Он не должен позволить ей пробраться в его душу, иначе она воспользуется этим. Она цыганка, напомнил Гаррет себе, и, возможно, связана с его дядей.

Внезапно перед ним возник ее образ: Мина с распущенными волосами, которыми играл легкий ветерок, объясняет Хамдену разницу между поганкой и съедобным грибом. Выражение ее лица напоминало Гаррету его учителей, когда они искренне восхищались предметом, который преподавали. Нет, это не лицо расчетливого шпиона!

Гаррет решительно повернул обратно и направился к конюшням. Он устал строить догадки о прошлом Мины. Он достаточно долго вел эту игру и ничего не добился. Пора менять тактику. Его допросы и грубость не испугали ее. Его отчужденность и холодность не огорчили и не заставили ее броситься в его объятия и во всем признаться.

Хватит, решил Гаррет, седлая Цербера. Она уже отвечала на его поцелуи. Так будет и дальше. Как-нибудь он сумеет заставить ее открыть свою тайну.

Усмехнувшись, Гаррет вывел коня из конюшни и сел в седло. Он направлялся к дому фермера, к которому пошла Мина. Соблазнить, чтобы узнать ее имя. Какая глупость! Если быть честным, то он должен был признаться, что не мог прикоснуться к ней, не теряя при этом головы, и тем более выведать у нее что-то важное. Он не мог бы притворяться.

Нет, думал Гаррет, пришпоривая коня, он не хочет соблазнять ее ради чего-то другого, кроме самой естественной причины – он хотел ее.

Он торопил коня, сгорая от желания снова увидеть Мину теперь, когда Хамден уехал и они снова остались вдвоем. Подъезжая к домику фермера, Гаррет услышал слабый крик новорожденного.

«Хорошо, – подумал он, – скоро Мина сможет вернуться вместе со мной». Он соскочил с седла и посмотрел на стража, всегда сопровождавшего Мину.

– Как я слышу, ребенок родился? – спросил граф.

– Ага. – Страж, как всегда, был немногословен.

Гаррет встал рядом с ним в тени деревьев, наблюдая за входом в маленький аккуратный домик.

– Давно? – спросил Гаррет. Мина ушла из Фолкем-Хауса накануне вечером вскоре после обеда.

– Не больше часа.

Значит, она только что все закончила. Конечно, она совершенно измучена. Он замолчал, не спуская глаз с двери домика.

Ему не пришлось долго ждать, Мина вышла и остановилась на пороге. С усталым вздохом она откинула влажные волосы с лица и стала медленно растирать затекшие руки и плечи. Взглянув на своего стража, она заметила рядом с ним Гаррета. Он улыбнулся:

– Младенец здоров?

Мина кивнула:

– Да. Как настоящий мужчина, он упрямился даже при рождении. Мне пришлось потрудиться, чтобы выманить его из материнской утробы.

– С матерью все в порядке?

– Да. Мэгги чувствует себя неплохо, учитывая обстоятельства.

– Хорошо. У нее прекрасный муж. Она нужна ему, чтобы взять на себя заботу о ребенке, пока он работает в поле.

– А мне кажется, милорд, – сухо заметила Мина, – что она нужна ему не только для этого. Верите или нет, но некоторые мужчины нуждаются в своих женах не только для воспитания своих детей.

Гаррет усмехнулся:

– Ты права. Судя по тому, что менее чем за два года это их второй ребенок, я подозреваю, что муж Мэгги довольно скоро будет нуждаться в ней для… э… выполнения более важных дел.

Явно смущенная его двусмысленным намеком, Мина заметно покраснела и с оскорбленным видом посмотрела на Гаррета. Затем она гордо подняла голову, всем своим видом показывая, что отвечать на его намеки ниже ее достоинства.

Гаррет снова усмехнулся. Мина притворилась, что не заметила этого, но ей не удалось скрыть слабую улыбку, притаившуюся в уголках ее губ.

В эту минуту фермер, жена которого только что родила, вышел из дома. Он был так взволнован, что, казалось, не замечал Гаррета, прислонившегося к дереву.

– Я иду, – сказала Мина, собираясь вернуться в дом.

– Нет, – возразил фермер. – Вам пора идти домой и отдохнуть. Вы уже все сделали. Пришла сестра Мэгги, она сумеет позаботиться о моей жене теперь, когда вы сделали самое трудное. – Фермер с чувством пожал Мине руки. – Ребенок прекрасный, и мы вам очень признательны. Ваша мать гордилась бы вами обязательно, если бы дожила до этих дней.

В то же мгновение Гаррет посмотрел на лицо Мины. Она немного побледнела и незаметно кивнула в сторону Гаррета. Фермер, взглянувший в направлении ее кивка, увидел стоявшего там Гаррета и побледнел. Он выпустил руки Марианны и начал суетливо озираться по сторонам.

– Может, я лучше пойду и погляжу, как там Мэгги, – забормотал он, густо покраснев, и торопливо вошел в дом.

Наступило долгое молчание, во время которого Мина старалась не смотреть на Гаррета. Затем она тихо сказала:

– А не лучше ли мне самой взглянуть на нее?

Она повернулась к двери, но тут Гаррет властно скомандовал:

– Нет. Ты устала. Это всем видно. Ты должна вернуться со мной в имение.

– Я не…

– Слышала, что сказал фермер? Сегодня ты им больше не нужна.

Гаррет быстро подошел к Мине. Она испытующе посмотрела на него, а затем отвернулась.

– Если у вас есть какие-то вопросы, – со спокойным достоинством проговорила Мина, – вы могли бы задать их сейчас.

Гаррет промолчал и указал взглядом на стража, который стоял под деревом и прислушивался к каждому их слову. Мина вздохнула. Гаррет подвел ее к лошади, усадил в седло и сам сел позади. Они тронулись с места.

– И так? – спросила Мина, когда они отъехали довольно далеко от фермерского дома.

Возвращаться к этому вопросу было смелостью с ее стороны. Хорошо, подумал Гаррет. Пора уже ей понять, как важен для него ответ на вопрос о том, кто она.

– Ты не находишь странным, что все, кажется, знают твою благословенную мать? – спросил Гаррет.

– Нет, не нахожу. Мы, цыгане, словно мыши. То и дело пробираемся в чей-то амбар, – помолчав, ответила Мина.

Гаррет опустил голову так, что его губы оказались рядом с ее ухом.

– «Пробираемся» – удачное слово, Мина. А теперь скажи точно, когда вы с матерью впервые «пробрались» в Лидгейт. Из того, что ты мне рассказывала, я понял, что ты приехала сюда уже после смерти твоих родителей.

Мина дернула головой, отстраняясь от его губ. Она молчала, но Гаррет видел, как ее руки вцепились в луку седла.

– Твой отказ рассказать о том, что я желаю знать, порядком мне надоел, – холодно сказал он.

– Мне тоже.

– До сих пор это было между нами, тобой и мной. И твоей теткой. Но это ничего мне не дало. Я думаю, что пора обратиться к добрым людям Лидгейта.

– З-зачем? – заикаясь спросила Мина, и ее плечи обмякли.

– Мне ясно, что они знают значительно больше, чем говорят мне. Но сомневаюсь, что они проявят такое же упорство и не расскажут всю правду, когда этого потребует их сосед-граф.

Мина обернулась, чтобы посмотреть на графа.

– Зачем вам их трогать? – испуганно спросила она. – Они не знают ничего, что бы принесло вам пользу. Неужели вы думаете, что они не сказали бы вам, если бы знали обо мне что-то плохое?

Гаррет остановил коня, бросил поводья и положил руки Мине на плечи.

– Да, думаю. Теперь я вижу, как они относятся к тебе, Мина. Они так благодарны тебе за твои лекарства и исцеляющие руки, что никогда сознательно не навредят тебе.

Мина с силой сбросила его руки со своих плеч, затем быстрым движением перекинула ногу через голову лошади, соскользнула на землю и решительной походкой направилась к имению. Гаррет ехал рядом с ней.

– Если они ничего не знают, то почему ты боишься их вмешательства?

– Я не боюсь! Но думаю, что уже очень хорошо знаю вас, милорд. Вы будете задавать им вопросы, на которые они не могут ответить. Тогда вы будете мучить их до тех пор, пока они не скажут что угодно, лишь бы умилостивить разгневанного графа, и кто знает, что могут наговорить напуганные люди.

– А как ты думаешь, что я желаю услышать?

Мина остановилась и, скрестив на груди руки, с обидой и негодованием посмотрела на Гаррета:

– Я думаю, это совершенно ясно, не так ли? Вы хотите услышать, что я действительно хитрая, заслуживающая презрения цыганка, какой вы меня считаете. – Она заплакала. Крупные слезы катились по ее побледневшим щекам. – Если ваши… ваши проклятые подозрения подтвердятся, тогда вы наконец с полным правом сможете заявить, что во всем мире нет никого, кому можно было бы доверять. Тогда вы можете строить ваши злобные планы, изобретать пытки для вашего дяди и больше никогда не беспокоиться о том, что, возможно, только возможно, что вы не правы!

Мина опустила голову и быстро зашагала прочь от графа.

Он соскочил с коня, догнал ее и, схватив за руку, повернул лицом к себе. При виде ее мокрого от слез лица что-то сжалось в груди Гаррета.

– Ты на самом деле думаешь, что я хочу оказаться прав? – спросил он. – Уверяю тебя: не хочу. Больше всего на свете мне бы хотелось забыться в твоих сладких объятиях. Но я не могу. Пока не узнаю правды. Я не могу преодолеть себя и довериться тебе.

– Я знаю, – прошептала Мина, и слезы снова покатились по ее щекам. – И, даже зная почему, я не могу этого вынести. – Она подняла голову и умоляюще посмотрела на Гаррета. – Почему просто не отпустить меня, Гаррет? Если хотите, вы можете послать Уильяма проводить меня и мою тетю до моря. Мы уедем из Англии, этого больше всего хочет моя тетя. Вы никогда больше не увидите нас. Вы сможете воевать с вашим дядей, не опасаясь, что я каким-то образом предам вас.

Гаррет смахнул со щеки Мины слезу.

– Этого я тоже не могу сделать, моя милая, – с чувством сказал он и медленно провел рукой по нежному овалу ее лица.

Внезапно из его груди вырвался стон и, обняв Мину за талию, он резко прижал ее к себе.

– Я не могу отпустить тебя, не узнав о тебе всего.

– Этого никогда не будет… – прошептала Мина.

И тут Гаррет, наклонившись, прижался губами к ее губам со всей страстью, которую сдерживал более двух недель.

Мина пыталась вырваться, но не смогла. Она уперлась руками Гаррету в грудь, но он еще крепче прижал ее к себе и приподнял так, что почувствовал своей возбужденной плотью ее тело. У Мины перехватило дыхание. Гаррет языком разжал ее губы, и она перестала сопротивляться. Ее руки обвились вокруг его шеи.

Гаррет покрывал поцелуями ее лицо, ощущая соленый вкус слез.

– Вы не можете стереть все одними поцелуями, – задыхаясь, прошептала Мина.

Гаррет слегка отстранился от нее, погладил по щеке и накрутил на палец длинный локон ее волос.

– Это правда. Но когда я целую тебя, я забываю обо всем.

– А я не могу, – сказала Мина, и одинокая слеза скатилась по ее щеке.

– Господи, не надо больше плакать, моя милая! – Гаррет пальцем подхватил слезинку и, глядя Марианне в глаза, слизнул ее. – Вот так же легко можно утолить твою печаль, – тихо сказал он. – Только скажи мне все, что я хочу узнать.

Мина отчаянно затрясла головой:

– Тогда это будет настоящим горем для меня.

Гаррет опустил ее голову к себе на грудь.

– Нет. Ты не понимаешь, как сильна моя страсть. У меня достаточно власти и денег, чтобы дать тебе все, что ты пожелаешь, – собственный домик, дорогие платья и столько золота, что его хватит до конца твоей жизни. И если страх вынуждает тебя молчать, я защищу тебя от любого, кого ты боишься… Особенно от Тирла. Только доверься мне.

Мина откинула голову назад. В ее глазах было отчаяние и мука.

– Довериться вам? Единственный человек, которого я боюсь, – это вы! – невольно вырвалось у нее.

Она оттолкнула Гаррета и, приподняв юбки, с рыданиями бросилась бежать к дому.

Он хотел последовать за Миной, но заставил себя остановиться. Ее последние слова еше звучали у него в ушах. Она его боится. Он знал, что ей не нравится, что он аристократ, и она осуждает его жажду мести. Он сразу же понял, что она изо всех сил старается сохранить свою тайну. Но бояться его? Этого Гаррет не мог предвидеть. До этой минуты.

Он не мог в это поверить, и его гнев медленно переходил в ярость. Он ни разу не обидел ее. Он держал ее пленницей, это правда, но в шелковых оковах. Она спала на мягкой постели, на чистых простынях и ела самую вкусную пишу, какой, вероятно, раньше и не пробовала. И все равно сопротивлялась ему, как будто он был каким-то безобразным зверем. Почему? Только потому, что он дворянин? Или была в ее прошлой жизни еще и другая тайна, заставлявшая ее бежать от него?

Гаррет сжал руку в кулак с такой силой, что ногти впились ему в ладони. Она боялась его? Цыганочка, которая, вероятно, всю жизнь спасалась от солдат и констеблей, боялась его – единственного человека, не мучившего ее ничем, кроме своей страсти.

Ну и пусть. Может быть, пришло время дать ей повод чего-то бояться.

– Будь ты проклят, старый дурак! – кричал Питни Тирл на ростовщика, сидевшего с каменным лицом залакированным столом. Питни со злостью смотрел на сокровища этого человека, занимавшие каждый дюйм его набитой вещами комнаты. То, что он видел, все больше возмущало его. Он ударил кулаком по столу. – Как ты смеешь отказываться вести со мной дела?! Как ты смеешь… ты, еретик?!

Ростовщик холодно посмотрел на Питни.

– Я больше не ссужаю деньгами христиан, – пожав плечами, ответил он. – Сегодня они объявляют ростовщичество грехом, а завтра хотят с выгодой воспользоваться им.

– Это паписты ненавидят ростовщиков, – презрительно усмехнулся Питни, – а не добропорядочные англичане. Я ненавижу папистов и все, что они проповедуют. Так что тебе нечего меня бояться в этом отношении.

Старик скрестил на груди руки.

– Для меня это одно и то же. Христианские собаки. Больше я не имею с ними дел.

Питни бросился на ростовщика, стараясь стащить его с кресла.

– Ты раньше давал мне в долг и дашь опять. Ты же каждый день даешь христианам, старик. Не возражай! Я знаю по меньшей мере троих христиан, которым ты постоянно даешь деньги в долг.

– Я даю деньги кому хочу. Вам давать я не хочу, – бесстрашно промолвил старик, глядя Питни в глаза.

Тот толкнул старика обратно в кресло и раздраженно заходил по комнате. Он думал, не следует ли попробовать другой подход. Угрозы явно не действовали. А он, к несчастью, крайне нуждался в деньгах. Деньги, которые он получил, украв земли Гаррета, кончались. Часть их Питни потратил на помощь своим друзьям, на их бесплодные попытки восстановить свое положение в новом парламенте. Остальные ушли на такое же неудачное дело – попытки устранить своего племянника раз и навсегда.

Его красивое лицо исказилось от злобы. Если бы он только мог избавиться от Гаррета. Тогда бы он по-настоящему стал наследником богатства Фолкемов. Никогда больше он бы не зависел от милости ростовщиков. Питни зло посмотрел на старого еврея. Этот был пятый по счету, к кому он обращался с просьбой одолжить ему денег. Никто не захотел сделать это.

– Почему? – вслух спросил Питни.

– Что?

– Почему ты не хочешь дать мне денег? – повторил свой вопрос Питни и снова зло посмотрел на ростовщика.

Тот улыбнулся:

– Это большой риск. Не похоже, что я получу свои деньги обратно.

Питни весь затрясся от гнева.

– Я всегда возвращал тебе деньги. На мне ты, старый дурень, нажил целое состояние.

– Это было раньше, – презрительно заметил ростовщик.

Питни уперся обоими кулаками в стол и наклонился поближе к лицу старика:

– Я – друг сына Кромвеля. Я знаю половину торговцев в этом городе, и каждый из них подтвердит мою платежеспособность.

– Да? А где же ваши прекрасные друзья? Вы стали не нужны им, когда они узнали, как вы получили ваши деньги. Никто не любит воров, даже в дорогой одежде.

Питни похолодел. Что слышал о нем этот человек? Он всегда был очень осторожен. Он сжег все письма Гаррета, собрал много людей на якобы его похороны, а когда Гаррет вернулся, притворился, что удивлен не меньше других.

Теперь он сомневался, не оказались ли все его усилия напрасными. В гневе забыв о всякой осторожности, Питни обошел вокруг стола и ударил ростовщика кулаком в лицо.

– Что ты имел в виду, называя меня вором?

– Я знаю, что вы вор. Все знают. Вы бы удивились тому, с какой легкостью слухи разлетаются по нашему прекрасному городу. Каждый знает о вас, сэр Питни. Раньше, когда вы сжигали на кострах моих друзей евреев за колдовство, никто не осмеливался противиться вам, особенно такие, как я, кому надо было кормить семью. Но теперь… теперь даже ваши друзья знают, как вы предали собственного племянника. И они знают, что он этого так не оставит. Никто вас не боится. И я тоже.

Питни со всей силой снова ударил старика по лицу, но тот только поморщился и потер челюсть.

– Бейте меня, если вам так хочется, – с осуждением в голосе проговорил он. – Кроме силы вашего кулака, у вас уже ничего нет. Ваша власть кончилась. Ваш племянник поаботился об этом. И я скорее умру от ваших побоев, чем дам вам хоть еще одно пенни.

– Да будьте вы все прокляты! – закричал Питни и, развернувшись, выбежал из комнаты.

Он с трудом спустился по расшатанной лестнице. От ярости его всего трясло. Никогда еще ему так не хотелось избавиться от угрозы, которую представлял собой племянник. До сих пор Питни по-настоящему не боялся его. Правда, поддержка Гаррета королем напугала его, но Питни был уверен, что сумеет сохранить свою репутацию в глазах придворных. Как бы ни было ему ненавистно пресмыкаться перед королем, которого он презирал, он делал это, надеясь противодействовать той лжи, которую Гаррет говорил его величеству.

Но слухи, связанные с Гарретом, не так легко было остановить. Изгнанники рассказывали о страданиях Гаррета. А этот напыщенный распутник Хамден без угрызений совести заявлял, что Питни – мерзавец и подлец. Затем появились торговцы, которые слышали эти истории и стали брезгливо отказываться иметь дела с Питни.

Он знал, что Гаррет не может ничего доказать, но это-то и было хуже всего. Гаррету не приходилось что-то доказывать. Намеки и слухи сделали это за него. А если Гаррет и подозревал, кто виноват в смерти его родителей…

Питни зло сцепил зубы. Гаррета надо обезвредить и уничтожить.