Союзник

— Вы можете получить краторий. Только убедитесь в том, что он будет направлен против хемутианцев, король Эрон.

Эрон хмурится.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Уверен, что понимаете, — возражает Тарик.

Он замечает лишь в тот момент, что Рашиди тоже поднялся, когда тот кладёт руку ему на плечо.

— Ваше Величество, могу я сказать?

— Если вы хотите предложить, чтобы мы, перед лицом такого преступления, не начинали войну с Хемутом, то нет.

Рашиди вздыхает, демонстрируя, что хотел предложить именно это.

— Подумайте о безопасности принцессы Сепоры, — тихо предупреждает он.

Тарик ненавидит, когда тот говорит тихо. Его отец, король Кноси, всегда утверждал, что именно в такие моменты Рашиди действует благоразумнее всего; что он великолепен, когда говорит вполголоса. Вопреки своей воле, Тарик признаёт, что было бы мудро сейчас выслушать своего советника, даже если это не то, что ему хочется услышать.

— Да? — рычит Тарик, сжимая переносицу.

— Прошу учесть, Ваше Величество, что вы не знаете, где они будут держать принцессу. Если вы начнете полномасштабную войну с Хемутом, то можете ранить ее во время нашей атаки. Вряд ли они будут сильно стараться, чтобы защитить её, если хотят нанести оскорбление. На самом деле, они бы были глубоко удовлетворены, если бы ее убила ваша собственная армия.

Убила. Желчь поднимается к горлу, и он несколько раз сглатывает, чтобы протолкнуть ее обратно. От мысли, что Сепора может умереть у него кружится голова. Расторгнуть их помолвку — это одно. Но мысль, потерять ее навсегда из-за смерти — совсем другое. Он медленно садится, не в силах встретиться ни с кем взглядом, из-за страха, что они увидят его смятение. Король Эрон расценит это как слабость. Так потерять самообладание в том момент, когда умственные способности нужны ему больше всего.

— Кроме того, — продолжает Рашиди, — у нас нет доказательств, что ее похитили хемутианцы. Всё, что у нас есть — это подушка, два мёртвых охранника и следы на песке. Наш враг еще не выдал себя.

— У нас уже есть враг в Хемуте, — сердито вставляет Эрон. — Леди Гита ясно высказалась, прежде чем уехать.

Рашиди коротко кивает.

— Да, это хорошая аргумент, король Эрон. Но если мы рассмотрим этот вопрос более внимательно, то, возможно выявим, что за похищением скрывается больше, чем один мотив. Разве, например, не странно, что воин Хемута точно знал, где находится спальня принцессы Сепоры. Кроме того, мне кажется странным, что он смог проскользнуть во дворец незамеченным. Хемутианцы — не мелкие люди.

Морг задумчиво кивает.

— Я говорил со своими офицерами и их людьми. Никто из них не видел ничего странного прошлой ночью.

Ох, ну почему Рашиди должен быть таким благоразумным именно сейчас? Несколько мгновений назад Тарк хотел разрушить комнату голыми руками, объявить войну Хемуту и насадить голову короля Анкора на пику, выставив на стене дворца на всеобщее обозрение. Экстремальная реакция, он понимает. А теперь Рашиди практически заставил его успокоиться. Проклятье.

Тарик смотрит на Морга.

— Пошлите за Мастером Саен в Лицей. Сообщите ей, что произошло. Допросите снова каждого охранника в ее присутствии. Задержите всех, кто вызовет в ней недоверие, чтобы я лично мог их допросить.

— Так точно, Ваше Величество.

— И это всё? — бушует Эрон. — Вы хотите потратить время, допрашивая своих домочадцев, в то время как мою дочь могут в этот момент увозить всё дальше и дальше?

— Провести расследование прежде, чем объявить войну могущественному королевству без каких-либо доказательств — не пустая трата времени, — отвечает Тарик. — Рашиди не зря побуждает нас к осторожности, и, поскольку, безопасность Сепоры является моей главной заботой, я даже не подумаю нападать, прежде чем мы точно не будем знать её местоположение.

— Это возмутительно! — бросает Эрон. — Но чего еще можно ожидать от мальчишки-короля?

— Эрон! — восклицает королева Ханлин. — Простите его, Ваше Величество, — умоляет она Тарика. — Он просто расстроен из-за произошедшего.

Она отлично знает, что это ложь. Король Эрон специально провоцировал его.

Тарик поднимается на ноги намеренно медленно.

— Вы — гость в моём королевстве, король Эрон. Я полагаю, что в этом вопросе вы подчинитесь моему желанию и не станете разжигать войну, вести которую, было бы сейчас крайне немудро. А пока я должен поговорить со своим братом, — Тарик без обиняков направляется к двери. — Вы все можете идти.

— Сетос? — отзывается Рашиди за его спиной. — Но почему?

Тарик на мгновенье оборачивается.

— Сетос должен мне огромную услугу, — говорит он. — И я намерен вернуть долг.

17

СЕПОРА

Меня будит отвратительный запах рыбы.

Через белую ткань на моём лице тут и там проникает солнечный свет, а ещё вонь от кучи рыбы, лежащей рядом. Мои челюсти не перестают болеть, а зубы, кажется, шатаются, но издавать сейчас какой-либо звук, вероятно, не самое мудрое решение, потому что мне удаётся рассмотреть шесть маячащих теней, стоящих рядом на нестерпимой жаре. Кроме того, я не смогла бы убежать, даже если бы захотела; у меня крепко связаны ноги, а руки скручены за спиной. Поэтому единственный вариант узнать о моей ситуации — это как можно внимательней слушать.

Единственный шум, который я слышу — постоянно возвращающейся плеск воды, и это может означать, что мы движемся вдоль реки Нефари, возможно, на лодке. Мужчины, которые похитили меня, не из разговорчивых; никто не говорит ни слова. Я не представляю сколько прошло времени; поскольку они молчат. Возможно, мы всё еще находимся в пределах Аньяра. Может я могла бы закричать и привлечь чьё-нибудь внимание. На данный момент, Тарик уже должен меня искать. Мать должна меня искать.

Но я противостою желанию издать звук; у меня одеревенели конечности от неудобного положения, и мне так хочется вытянуться. К тому же, у меня мало энергии, а это значит, что прошло много времени с тех пор, как я создавала. Скоро спекторий потечет из моих ладоней. Прошло много времени.

Мне приходит в голову, что если мы движемся вдоль Нефари с раннего утра, то мы уже вообще не в Аньяре. Я понятия не имею, движемся мы на север или на юг, и почему меня похитили. Ещё пока я об этом размышляю, у меня перед глазами становится всё как в тумане, а мысли путаются.

Как раз перед тем, как я теряю сознание, один из мужчин грубо рычит.

— Накройте её рыбой, чтобы не было видно. Впереди лодка.

Только он говорит не на теорийском языке.

Меня похитили пелусиане.

18

ТАРИК

Тарик находит иронию в том, что «тюремная камера» Сетоса — это ничто иное, как прежняя спальня Сепоры, когда та ещё была простой служанкой во дворце. Но большая деревянная дверь теперь постоянно закрыта, и её охраняют не менее четырёх Маджаев. Внутри большая стена из толстых иглоподобных шипов и чертополоха, сорванных в Пустынной долине, забаррикадировала его брату путь через балкон, потому что Сетос известен тем, что может преодолевать дворцовые стены так же умело, как ящерица.

Конечно, за пределами города Аньяр есть настоящая тюрьма, где теорийские преступники отбывают наказание или ждут того дня, когда их сбросят с моста Хэлф Бридж. Все, кроме Рашиди, думают, что Сетос содержится там. Но настоящая тюрьма только усилит эго Сетоса. Он вернётся героем к своим братьям Маджай, пережив контакт с самыми ужасными личностями Теории и обеспечит себе восхищение, вместо стыда за свое преступление.

Нет, лучше и более оскорбительно содержать Сетоса в комфорте, в пределах дворца, где он претерпит унижение слишком мягкого наказания, потому что ненавидит дворец. И, прежде всего, ему будет стыдно называть свой отбытый срок «тюремным заключением», ведь в Лицее он спит в худших условиях, на простых нарах, в комнате с десятком других людей и получает всего три безвкусные трапезы. Если он упомянет перед своими братьями Маджай о спальне во дворце, они безжалостно его высмеют. Поэтому Тарик намеривается подробно донести до друзей своего брата в Лицее, насколько на самом деле шикарна его «камера» во дворце.

Тарик подходит к четырём охранникам у двери.

— Откройте камеру заключённого, — говорит он, и один из Маджаев в самом деле имеет наглость улыбнуться его приказу.

— Да, Ваше Величество, — говорит Маджай, снимая ключ, висящий на шеи и поворачивает его в двери. — «Камера» теперь открыта, Ваше Величество.

Тарик усмехается, когда входит в спальню. Сетос никогда этого не переживёт. Тарику даже не нужно самому пускать слух. Он совершенно уверен, что к концу смены этих охранников слух о том, какое ужасное заключение отбывает принц, разлетится повсюду.

Когда Тарик входит, в комнате темно и грязно. Он обнаруживает, что вынужден обходить кучи экскрементов, запах аммиака чуть его не убивает. Похоже, его брат предпочитает жить в грязи, чем пользоваться совершенно исправным туалетом в дальнем правом углу комнаты. Тарик осознает, что это результат истерики двухлетнего ребёнка — свидетельство его величайшего упрямства. Несомненно, их отец гордился бы им.

Однако, Тарик не считает это забавным.

Он обнаруживает Сетоса сидящим, подтянув к себе колени, на стуле возле кровати с балдахином.

— Ваше Величество, — насмешливо приветствует Сетос. — Чем обязан такому удовольствию? Ты пришёл лично подать мне ужин? Как заботливо.

Тарик прислоняется к деревянному столбу балдахина, и скрещивает руки на груди.

— У меня нет времени на шутки, брат. Сепору похитил неизвестный враг.

Мгновенно Сетос вскакивает на ноги. Он без рубашки, и на его торсе сразу видны несколько глубоких царапин и порезов. Значит, он пытался пролезть через колючее заграждение, и при этом ему не плохо досталось. Отлично.

— Похитили? — Сетос бубнит под нос проклятье. — Когда?

— Прошлой ночью.

— Прошлой ночью? И ты пришёл ко мне только сейчас?

Тарик понимает, что это удар по гордости его брата. Сепора много значит для Сетоса, и когда-то ему доверяли её безопасность — до того, как он вышел из себя перед леди Гитой.

— Обычно я не советуюсь с заключёнными, изменившими Теории.

Сетос закатывает глаза.

— Ты пришёл сюда не для того, чтобы поговорить о политике, Тарик. Расскажи мне, что случилось.

Сетос, конечно, прав. Сейчас не время снова обсуждать проступки брата, особенно, когда Сепора в опасности.

Тарик садится на кровать, прежде проверив, не испачкал ли Сетос назло и ее, затем вздыхает. Он рассказывает брату детали о похищении: крови на подушке, убитых Маджаях, следах, ведущих к стене и исчезающих за ней. Сетосу не нужно много времени на размышления, прежде чем он говорит:

— Анкор.

— Сначала мы тоже так подумали. Но у нас нет доказательств и…

— Объявление войны может поставить под удар Сепору.

Тарик удивлён и впечатлен проницательностью брата. Сетос всегда был умён, но никогда по-настоящему не использовал этот талант для чего-то хорошего, разве что во время своего обучения на Маджая.

— Да.

— Когда мне выезжать?

К этому моменту он уже расхаживает по комнате, проводя рукой по растрепанным волосам. В его голосе нет насмешки. Взгляд острый, осанка напряжена.

— Я хочу, чтобы ты, с кучкой отобранных людей, поехал в Хемут, и отследил местонахождение Сепоры, если она там. Держитесь тихо и осторожно. Туда и обратно — так, чтобы вас не обнаружили. Привези мне её в целости и сохранности, брат, чтобы я мог официально объявить войну Анкору. Сегодня сходи к швее и попроси сшить твоим людям что-нибудь теплое.

Не стоит упоминать о том, что он разорвал помолвку с Сепорой, потому что Тарик боится, что Сетос тут же на него набросится. Кроме того, лучше позволить всем думать, что они всё еще помолвлены. В конец концов время, когда объявлять об этой новости он оставил на усмотрение Сепоры.

— Мы возьмём только наше оружие.

— Вы замёрзнете, Сетос. Снег выше роста человека.

— Хемутианцы считают тайной тот факт, что разместили лучников в лесу, вдоль своей южной границы. Я одолжу у них что-нибудь теплое, прежде чем на той стороне станет слишком холодно.

Тарик морщит нос.

— Не сказал бы, что нападение на лучников — это тихо и осторожно.

— Мертвецы всегда молчат.

— Если ты не найдешь Сепору, Сетос, мы не сможем объявить войну Хемуту.

— Если я не смогу её найти, то только потому, что её там нет.

Правда. Сетос не вернётся без Сепоры. Он прочешет каждый уголок Хемута, пока не найдет её. Не останется ни единого укромного уголка или расщелины, которую он не обыщет. И когда он найдёт её, и она снова окажется в безопасности в объятиях Тарика, он позаботится о том, чтобы Хемут остался лишь воспоминанием для остальных королевств.

19

СЕПОРА

Я никак не могу полностью открыть глаза, лишь веки изредка трепещут, позволяя коротко взглянуть на комнату, в которой я нахожусь. Потолок весь из дерева, структуру которого я не узнаю. Я лежу на кровати, и она не то чтобы неудобная, но, к сожалению, матрас пропитан тёплой водой. У дальней стены — камин, тепла которого я не ощущаю. У меня болит челюсть, и из личного опыта с Чатом и Роланом в пустыне я знаю, что губы у меня не просто пересохли, но нижняя также лопнула. И не смотря на всю свою энергию, я не могу двигаться; я лежу на спине, привязанная за руки и ноги к кровати.

Но, Святые Серубеля, почему я не могу открыть глаза?

Вместо того, чтобы зациклиться на этом, я сосредотачиваюсь на других своих ощущениях. Кто-то или что-то шаркает по комнате. Через несколько мгновений я понимаю, что это женщина, и она напевает песню, которую я никогда раньше не слышала. Она возится с чем-то, сделанным из металла, и издает при этом ужасный шум, эхом проносящийся по комнате, отчего я понимаю, что комната почти пустая, так как ничто не поглощает звук.

— Кто ты? — требовательно спрашиваю я, но мой голос дрожит и звучит жалко.

— Ах, вы проснулись, — дружелюбно отвечает она. Она говорит со мной на серубельском, но её акцент подсказывает, что она не оттуда, и на данный момент я не могу вспомнить, где уже слышала его раньше. — Я пришла вас лечить, — говорит она. — И конечно, убрать за вами, — добавляет она, — прежде чем всё впитается.

— Впитается? Убрать за мной? Что со мной не так?

— Ну, вы обмочились в кровать, принцесса.

— Я обмочилась в кровать?

— Да, принцесса. Спекторием. Он вытек из ваших рук и испортил постельное бельё.

Спекторий. Я лежала в кровати так долго, что моё тело самостоятельно исторгло его. Значит, прошло как минимум три дня.

— Где я?

Да, где я, раз здесь знают, что происходит, когда я не создаю вовремя — и что ещё важнее, что я вообще Создатель? Почему эта женщина обращается со мной так, словно знает меня лично, а не только, что я Создатель? Сейчас я уязвима, да, но я также чувствую, что со мной обращаются грубо. И мне это не нравится.

— Всему свое время, принцесса, — говорит она. Я слышу, что она снова чем-то шуршит, потом звук льющейся в горшок жидкости. — У меня здесь губка и мыло с кипятком. Когда он остынет, я хорошо вас помою. После этого вы будите чувствовать себя гораздо лучше.

— Кто бы ты ни была, ты должна немедленно освободить меня. Я — принцесса Серубеля и будущая королева Теории. Если ты вернёшь меня сейчас, король-Сокол, возможно, проявит к тебе снисхождение.

Конечно, я больше не будущая королева Теории, но, если Тарик сдержал своё слово, этого еще никто не знает. И если быть честной, я не уверена, что в сложившихся обстоятельствах, он будет меня искать. И все-таки, я испытываю гордость за то, что мой голос звучит более властно, чем я себя чувствую, хотя привязана к кровати и испортила постель спекторием, чего не случалось с детства. Интересно, как я выгляжу, лёжа в светящейся луже и отдавая приказы.

Женщина хихикает так, что я понимаю, она отлично осведомлена, кто я и какое её ждёт наказание за то, что она удерживает меня здесь, но совсем этим не обеспокоена. И я не смогла впечатлить её силой, которую постаралась вложить в свой голос.

— Вы должны успокоиться, дитя, — мягко говорит она. — Здесь вам не причинят вреда.

— Тогда почему я связана?

Не то, что бы путы причиняли мне боль, но из-за них чувствуешь себя особенно беззащитной. Они заставляют ощущать себя пленницей.

— Верёвки для нашей безопасности, не для вашей, — теперь она возится совсем близко, у самой моей кровати. Ее движения доносят до моего носа аромат роз. Роз и еды. Она что-то готовит, и блюдо очень вкусно пахнет. Мой желудок урчит от голода, и женщина снова хихикает. — Я готовлю рагу из баранины. Это особый рецепт, передаваемый из поколения в поколение в моей семье. Уверена, вам понравится.

Хотя мысль о еде звучит великолепно, я игнорирую её попытки быть доброй.

— Ты защищаешь себя от меня? Почему, ради всего святого?

Сейчас она совсем близко. Я слышу, как она что-то кладёт на стол, возле кровати.

— Насколько мы знаем, вы смогли набраться опыта в тренировках с Маджаем, а ваша способность создавать оружие из ничего — хорошо известна. Кроме того, вы склонны к резким движениям во время лечения.

Моя способность создавать оружие вовсе не так известна. Только самые близкие люди владеют этой информацией, а для меня этот женский голос звучит как голос одного из незнакомцев на базаре. Я чувствую себя голой и уязвимой, словно все мои секреты раскрыты. Точно так же я могла бы лежать здесь голой. И я действительно уже была в какой-то момент голой; одежда, которая сейчас на мне, полностью закрывает мои руки и ноги, обхватывая лодыжки и запястья. Это не та ночная одежда, в которую я была одета кто знает сколько дней назад. Кто-то переодел меня, пока я была без сознания.

— Почему я не могу открыть глаза?

И разве она только что не говорила о лечении? Я смертельно ранена? Проверив свою челюсть, я обнаруживаю, что она стала намного лучше с тех пор, как я пришла в сознание в лодке на реке Нефари. Ах да, лодка. Меня похитили пелусианцы. Вот откуда у этой женщины лёгкий акцент. Если я и отбивалась, и была при этом ранена, то я не помню. На лице нет бинтов и нигде на теле ткани, плотно обтягивающей меня. И все же я не могу открыть глаза. Однако почему-то это не кажется мне таким важным, как раньше.

Женщина щелкает языком, словно считает, что это звучит успокаивающе.

— Вот и всё. Скоро вы сможете расслабиться.

— Зачем? Я не хочу расслабляться.

Я понимаю, что моё возражение резкое и довольно ребяческое, но никак не могу сосредоточиться, чтобы оказать больше сопротивления.

— Ах, но успокаивающая сыворотка, которую мы вам дали, гарантирует это. Она поможет вам отдохнуть во время лечения.

Успокаивающая сыворотка. Меня похитили, переодели и накачали наркотиками. Это звучит слишком знакомо.

— Мне не нужно лечиться. Я чувствую себя хорошо.

Если спор — единственная возможность проявить непокорность, пусть будет так. Я уже только из принципа должна быть непокорной. С успокаивающей сывороткой или без нее.

Я почти слышу её улыбку, когда она говорит.

— Глупо так говорить. Все хотят расслабиться, — теперь она еще ближе; я чувствую, как она склоняется надо мной. Она дёргает за ремешок на моей левой руке, потом за другие, проверяя выдержат ли они. — Теперь не двигайтесь, принцесса. Я собираюсь ввести иглу в вашу правую руку, — затем она касается сгиба моей руки, постукивая по нему подушечками пальцев. — Думаю, эта вена лучше всех. Боюсь, вы почувствуете лёгкий укол. О, как бы я хотела, чтобы вы еще спали, тогда вы бы не ощутили боли от исцеления.

Боли. То, как она это говорит, заставляет меня тоже желать, чтобы я спала.

— Исцеления? Какого исцеления? Я заболела? Я ранена? — Святые Серубеля, почему бы ей не ответить на мои вопросы? Я помню высокого мужчину, склонившегося над моей кроватью в Теории и как он врезал мне кулаком в рот. Когда же я приходила в себя, не помню, чтобы меня били ещё раз. — Если я была ранена, я имею право знать!

Очевидно, что эту женщину не заботят мои права. Но, может, я смогу воззвать к её кажущейся заботливой натуре…

— Нет! — говорит она, нежно убирая прядь волос с моего лица и заправляя её за ухо.

— У вас отменное здоровье, дитя. Ваша губа заживёт в мановение ока. Вот увидите.

— Тогда о каком лечении ты говоришь?

Я никогда не слышала, чтобы лечили того, кто не болен, и в этот момент начинаю сомневаться в том, что проснулась. Это, должно быть, какой-то очень яркий сон, поэтому-то мои глаза и не открываются. Я просто еще не готова проснуться.

Я почти готова поверить, что это сон, но потом чувствую её руку на своей и иглу, которая вонзается в вену, пугая меня. Затем ощущаю, как в мою кровь струится жидкость, и сильное жжение. Она течёт по моему телу, и я представляю себе сверкающую расплавленную жидкость, которую используют серебряных дел мастера в Серубеле для создания мечей, и кричу, когда жжение становится сильнее и распространяется повсюду.

— Мне не требуется исцеление, — кричу я, пока мой желудок сжимается от боли. — Я же не больна!

— Это не от болезни, дитя, — мягко говорит она. — Это лекарство от создания.

И это тот момент, когда меня выворачивает на изнанку, и я блюю прямо на себя.

ЧАСТЬ

ВТОРАЯ

20

ТАРИК

Тарик передвигает еду по тарелке, не в состоянии проглотить ни кусочка. Прошло десять дней с момента исчезновения Сепоры, и он уже на пределе. Он думал, что если будет ужинать в своей комнате, то это решит проблему отсутствия аппетита в последнее время, потому что компания короля Эрона вызывает боль в желудке, а королева Ханлин стала такой тихой, что не может утешить ни Тарика, ни своего возмущенного мужа. Но аппетита его лишают не качество еды и не изнурительная задача развлекать родителей Сепоры.

Все дело в том, что Сепора в опасности, может даже ранена, а он ничего не может сделать, пока Сетос не вернётся из Хемута с отчётом. А что касается отсутствия Сетоса, у него насчёт этого смешанные чувства. С одной стороны, долгое пребывание брата в Хемуте означает, что он действительно ищет Сепору во всех уголках королевства. С другой, гордость пирамид, что же могло задержать его брата так долго? Обычно он хитёр и быстр. Разве он уже не должен вернуться домой с отчетом? Это был бы самый худший вариант, а самый лучший, если бы он вернулся вместе с Сепорой. Намерено ли он тянет время, чтобы наказать Тарика за то, что тот запер его в комнате?

Тарик может только надеяться, что его брат не спешит возвращаться, потому что Сепора находится в безопасности под его защитой, а не потому, что его схватили хемутанцы.

21

СЕПОРА

Байла открывает дверь в мою комнату и вносит поднос с едой, которая чудесно пахнет. Она не торопясь подходит к маленькому столику с двумя стульями у противоположной стены и ставит поднос так осторожно, будто на нём стоит фарфоровая посуда, а не простые деревянные миски и ложки. Они не доверяют мне ничего, кроме ложек и деревянных предметов.

Да им и не стоит.

Попади мне в руки что-то острое, я бы сразилась и получила свободу — по крайней мере, мне хочется так думать. Они заметили это в самый первый день, когда трое мужчин отвязали меня от кровати, и я создала клинок быстрее, чем они смогли закрыть свои разинутые рты. Должно быть они были шокированы. Девушка, которая, как предполагалось, излечилась от Создания к тому моменту, направила меч из спектория против них.

Глупцы.

Тогда-то я и узнала, что нахожусь в замке. Мчась по коридору, как дикая теорианская кошка, я как можно лучше осмотрела свое окружение. Я пробегала мимо окон, которые выходили на бескрайнее море и огибала углы из соляного камня. Я сбивала с ног просто одетых слуг, но с вышитыми гербами на воротниках.

Королевскими гербами Пелусии.

Байла подтвердила это, когда меня снова схватили и вернули в эту жалкую комнату без окон.

Байла. Я не могу понять эту женщину. Она довольно дружелюбна, если как раз не «лечит» меня от Создания. Вот и сейчас, подметая комнату, она болтает о своём внуке, о том, как бы мне понравилась погода на улице, если бы я вела себя хорошо, чтобы в сопровождении спуститься в сад и как великолепен суп, который она принесла из знаменитых кухонь короля Грейлина.

Я осматриваю комнату, и мое настроение становится все более скверным, пока она вытирает пыль с камина. Это единственный естественный источник света в комнате, и они поддерживают в нём огонь день и ночь, потому что северный океанский ветер, похоже, проникает меж трещин соляного камня. Комната чистая и простая, но не предназначена для уважаемых гостей, хотя Байла продолжает заверять, что я для короля Грейлина именно такой гость.

До тех пор, пока они не развязали меня сегодня утром, я настаивала, что любой «гость» возмутился бы, если бы его привязали к кровати — к тому же неудобной. Вот я и сижу на неудобной кровати, не привязанная, но тем не менее хорошо охраняемая, потому что за дверью стоят три вооруженных до зубов стражника. Стоит Байле только повысить голос, и со мной разделаются мечами, кинжалами и всем, что пелусианцы используют в качестве оружия.

Гость, да это просто смешно!

В прошлый раз, когда я видела короля Грейлина, я была девочкой двенадцати лет, а он настоящим гостем за нашим королевским столом, редкого приезжающий из Пелусии. Алдон рассказывал мне, что Грейлин был иностранным принцем, который женился на королеве Пелусии, чтобы обеспечить союз между Пелусией и Брезландом, королевством, намного севернее наших пяти. А когда королева умерла, он был настолько опечален, что так больше и не женился. Он так и не вернулся домой, решив остаться в Пелусии и не дать загубить королевство своей любимой жены рукой её ближайшего родственника, жадного кузена. У него с королевой родилась дочь, которой тогда было примерно столько же лет, сколько мне. Он говорил о ней с любовью и заверил меня, что мы стали бы хорошими подругами, если бы он взял ее с собой.

В любом случае, король Грейлин был добрым и ласковым во время своего визита и, в сущности, казался для двенадцатилетней девочки ужасно скучным. Не тем, кто похищает принцессу прямо перед тем, как она собирается выйти замуж, возможно, за самого могущественного короля из всех пяти королевств. Несомненно, он знает, что грядет возмездие. Как только Тарик узнает, где я.

Если Тарик узнает, где я.

Если Тарик захочет узнать, где я.

Тарик. Я задаюсь вопросом, всё время спрашивая себя, что же он думает. Что, по его предположению, произошло. Думает ли он, что я сбежала? А что ещё ему остаётся? Что еще он может предположить кроме того, что мне было слишком стыдно смотреть в глаза родителям, когда буду сообщать новости о нашей разорванной помолвке и что на этот раз я сбежала навсегда. Я пытаюсь не думать об этом, а занять мысли чем-то другим не настолько эгоистичным. Что случилось с охранниками за моей дверью в теорийском дворце? А что думают мои родители? Они волнуются или тоже считают, что я сбежала?

Однако, мои мысли всё время возвращаются к королю-Соколу. Он все-таки женится на Тюль? Я почти уверена, что между тем Рашиди уже уговорил его. А если так… если это действительно так, то какое мне до этого дело? Король-Сокол и Теория больше не моя забота. Он ясно дал понять это в ту ночь, когда меня похитили. Так что же тогда будет со мной, если я сбегу из Пелусии?

Мне придётся вернуться в Серубель? Принцесса с разрушенной репутацией, на которой никто не захочет жениться. Если меня вылечат от Создания, найдётся ли мне место в Лазурном дворце или отец откажется от меня? А что насчет матери? Черт побери, у меня нет времени оставаться пленницей!

— Вы похитили меня в самое неподходящее время, — говорю я Байле, вставая с кровати, чтобы она могла поправить постель и заправить края простыни. — И все напрасно. Твоё лечение не работает.

Говоря это, я создаю шар из спектория в ладони и перекатываю его с одной руки в другую, освещая комнату. Как только он остывает, я подхожу к камину и ставлю его туда, нежась в белом свете.

На Байлу это не производит никакого впечатления. Она качает головой и взбивает мою подушку, пока та не принимает форму.

— Это сработает. Имейте терпение.

Именно так каждый раз начинаются наши ссоры.

— Я не хочу, чтобы это сработало. Подумай, я борюсь с тобой каждый вечер, это же достаточное доказательство.

Я пыталась спорить с Байлой. Пыталась рассказать о Тихой Чуме и потребности в спекторие, чтобы Тарик мог защитить своё королевство от Хемута. Она выражает сочувствие, но каждую ночь привязывает меня к кровати и вводит жгучую жидкость, пока я кричу от боли.

И каждое утро я просыпаюсь и создаю новую статуэтку из свежего спектория для неё. Сегодня утром это была скульптура её самой. Вплоть до фартука, который она носит. Она игнорировала ее, пока убирала мою комнату. Ещё никогда в жизни я не была так взбешена вежливостью.

Я понимаю, что почти пришло время лечения. Я сажусь за стол и подношу миску с супом ко рту, даже не потрудившись воспользоваться ложкой. Байла права; суп вкусный. Но я знаю, что в нем полно успокоительного и обезболивающего; Байла сказала мне об этом. Но из-за трусости я всё же ем суп, потому что когда не ем, боль от лечения гораздо сильнее.

Тем не менее сегодня вечером Бейла не цокает, как обычно, языком, при виде моих манер за столом, когда я заглатываю воду и отрываю хлеб зубами. На самом деле, она стала жутко тихой, садится на мою кровать и пристально наблюдает за мной. Она складывает руки на коленях и расправляет плечи, словно ждет, что я сделаю первый шаг.

Понятия не имею, какой шаг она от меня ожидает.

Любопытство одолевает меня. Любопытство и всепоглощающее чувство, что мне нужно бежать. Обычно Байла никогда не молчит.

— Сегодня вечером ты приятно молчалива, — говорю я, с куском хлеба во рту. — Чем я обязана такому спокойствию?

Она хмурится, и я тут же жалею, что оскорбила её. Мой враг не Байла, а король Грейлин. Она просто мой страж. Она просто выполняет приказы. Я могла бы быть добрее. Я вспоминаю, как успокаивает ее голос, когда она пытается утешить меня во время боли. Она не хочет причинять мне боль. Она думает, что помогает мне. Она считает себя хорошей служанкой.

Но мне совсем не нравится, что у меня появляются к ней дружеские чувства. Это неправильно, но относиться к ней плохо — еще хуже. Я пытаюсь понять, как бы в этой ситуации поступила мать.

И не могу представить мать в подобной ситуации.

— Прости, — бормочу я. — Это было грубо.

Она одаривает меня печальной улыбкой, и это заставляет меня чувствовать себя свиньёй.

— Не придавайте этому значение, принцесса Магар. Я понимаю, что во время вашего пребывания здесь вы стали нетерпеливой.

Опять она за своё. Говорит так, словно я гостья. Действительно ли она такая наивная или просто очень преданная? Я в отчаянии вскидываю руки.

— С тобой невозможно разговаривать.

Она вздыхает. Похлопывая по кровати рядом с собой, она бросает на меня многозначительный взгляд.

— Идите сюда и садитесь, принцесса. Король Грейлин решил, что пришло время вам узнать, почему вы здесь.

Я подозрительно смотрю на нее. Это уловка, чтобы заманить меня в кровать и начать лечение? Если я сяду, ворвутся ли охранники, чтобы привязать меня к столбикам кровати? Должно быть, она прочитала мои мысли, потому что говорит:

— Сегодня лечения не будет, принцесса. Даю вам слово.

Ее слово. Я мгновенье обдумываю это. Она не давала мне повода считать её лгуньей. Она говорит, когда приходит время для лечения. Хоть и знает, что я заставлю охранников гоняться за мной по комнате, буду царапаться, кричать и создавать обжигающие бомбы из спектория и бросать в них, но она все равно предупреждает меня. Она терпеливо ждет, когда я размахиваю руками и ногами в кровати, пока успокоительное не начинает действовать, если я решила принять его. С чрезвычайной мягкостью она говорит, когда собирается воткнуть иглу, и воркует слова утешения, когда я корчусь от боли. Мне не нужно быть Линготом, чтобы понимать, что Байла говорит именно то, что думает. Просто раньше она никогда не предлагала поговорить о том, почему я здесь.

Я медленно сажусь рядом с ней на кровать.

Она берет меня за руку и кладёт к себе на колени, нежно поглаживая. Интересно, делает ли она тоже самое с внуком, когда тот на грани истерики? А я сейчас на грани истерики? Думаю, это зависит от ее объяснений, хотя не могу представить, что что-то может оправдать моё похищение и сокрытие от дорогих мне людей.

Поэтому её слова являются для меня полной неожиданностью:

— Твоя мать организовала твой побег из Теории, принцесса Магар.

— Это сделала мама? — я уже не уверена, что могу верить Байле. Мать рискнула бы войной между ее любимой Пелусией и Теорией? Король-Сокол не смог бы оставить моё похищение без возмездия. Может я и не выйду за него замуж, но мама этого не знает. Это его долг отомстить за своё имя. Нет, мать никогда не рискнула бы. Должно быть Байла лжёт.

И все же она неистово кивает.

— Она хотела спасти вас от нежеланной свадьбы и защитить от посягательств отца. Защитить спекторий от посягательств отца.

Мой отец. Спекторий. Нежеланный брак. Я закрываю глаза от поразившего меня осознания, что слова Байлы имеют здравый смысл. Она слишком много знает о намерениях матери, чтобы придумать такое. Мать тогда отослала меня из Серубеля, чтобы спекорий не попал в руки отца. Конечно, она понятия не имела, какой я вызову беспорядок.

— Почему она не рассказала мне о своих планах?

Такое поведение матери мне незнакомо. Она всегда говорит и советует мне, что делать. Похитить меня без предупреждения, совершенно на нее не похоже.

Байла снова поглаживает мою руку.

— Она знала, что вы полны решимости помочь своему королю-Соколу, что вы смирились с тем, что станете его королевой. Знала, что вы добровольно сами не поедете. Знала, что, в конце концов, вы будете создавать для него спекторий. Она не могла этого допустить. Не в том случае, когда ваш отец находился в непосредственной близости.

Слёзы обжигают глаза. Он знала, что вы, в конце концов, будете создавать для него спекторий. Разве не это я пообещала Тарику за несколько минут до того, как он отменил нашу помолвку? Больно, что она не доверяла мне. Но гораздо больнее от того, что у нее не было на это причин. А мать все время контролировала ситуацию. Должно быть ей понадобилось несколько недель, чтобы все устроить, уговорить короля Грейлина стать её сообщником. И она не посвятила меня в свои планы. Не доверила мне правду. Она не верила в мою способность принять верное решение.

Даже после того, как я сбежала из дома и пожертвовала столь многим по ее просьбе.

Но разве это верное решение? Разве не должна я сама делать собственный выбор? Потому что, похоже, мать поступила со мной, как с пешкой. Так же, как и оба короля, когда организовывали мою свадьбу.

Гнев пронзает меня, обжигая гораздо сильнее, чем когда-либо обжигало лекарство. Байла напрягается рядом со мной.

— Вы не должны сердиться на неё, — тихо говорит она. — Она думала только о вас.

— Она могла бы сказать мне. Могла бы посвятить меня в свои планы. Она должна была посоветоваться со мной, прежде чем допустить, чтобы меня избили, похитили из собственной кровати и держали в плену в темной и сырой одиночной камере.

— Если бы вы вели себя хорошо, то смогли бы переехать в настоящую гостевую комнату.

— Почему во время похищения со мной так жестоко обращались?

— Это должно было выглядеть, как настоящее похищение. Для короля-Сокола должно было выглядеть все по-настоящему. И, конечно, для вашего отца.

Настоящее похищение. Нет, Тарик не считает, что я снова сбежала от своих обязанностей. Он думает, что меня похитили.

— Разве ты не понимаешь, что она сделала? — говорю я, вставая. — Подстроила, чтобы всё выглядело так, словно меня похитило королевство Хемут.

Что еще мог подумать Тарик, учитывая, как леди Гита выскочила из дворца после вспышки Сетоса? Все это похоже на возмездие со стороны ледяной нации.

Байла качает головой.

— Ваша мать мудра. Она этого не допустит. Я уверена.

Я смотрю на нее сверху вниз, впервые смотрю по-настоящему. Ее глаза слишком уверены для простой служанки.

— Ты знаешь мою мать?

— Даже очень хорошо, принцесса Магар. Я заботилась о ней, когда она была ребёнком.

— Почему король Грейлин помогает ей?

Она пожимает плечами.

— Они — давние друзья. И он не хочет войны между пятью королевствами даже ещё больше, чем она. Похитить вас — был единственный способ.

Я провожу рукой по лицу.

— Знает ли король Грейлин, что в Теории свирепствует чума? Что только спекторий может ее вылечить? Или моя мать забыла ему об этом упомянуть?

Байла торжественно кивает.

— Он знает, принцесса. И даже нашел альтернативное лечение.

Лечение. Я сыта по горло этим словом.

— Такое же действенное, как лечение от Создания? Надеюсь, ты шутишь, — я бросаюсь словами, словно кинжалами. Она вскакивает и начинает ходить по комнате, заламывает руки. Я поколебала ее самообладание, но чего она ожидала? Что я приму эту новость с радостью и облегчением? Что я вдруг перестану беспокоиться о народе Теории? Что я поверю в способность Грейлина помочь, в то время как самые светлые умы Теории остаются беспомощными и неспособными исцелить своё королевство? — К тому же, — говорю я Байле. — Если есть такое лечение, почему он еще не предложил его королю-Соколу?

— Он обменяет его на вашу свободу, принцесса Магар.

— Обменяет на мою свободу?

— Это будет предложение, которое король-Сокол не сможет отклонить. Средство для спасения его народа в обмен на освобождение от помолвки.

Освобождение от моего обещания выйти за Тарика? Ха! Короля Грейлина ждёт веселый сюрприз. Я как раз собираюсь сообщить Байле, что наша клятва уже не действительна, но останавливаюсь прежде, чем слова успевают сорваться с губ. Тарик может больше и не хочет меня, но его людям все еще нужно лекарство от чумы. Нельзя с ним так поступать. Но я не могу принять слова Байлы на веру.

— Я хочу немедленно поговорить с матерью.

— Боюсь, что это невозможно. Она все еще в Теории и помогает предотвратить войну с Хемутом.

— Как благородно с её стороны, — почти выплёвываю я.

Байла снова садится на кровать и смотрит на меня.

— Вы злитесь, потому что она не посвятила вас в свои планы. Но она желает для вас только самое лучшее, Магар. Вы должны это понимать. Она не хочет, чтобы вы оказались в ловушке брака без любви, как она. Она не хочет, чтобы ваш отец начал войну со всеми королевствами. Она стремится только к вашей безопасности и счастью.

— А кто сказал, что мой брак был бы без любви?

Служанка склоняет голову на бок и смотрит на меня.

— Вы заинтересованы в короле-Соколе?

— А что, если да?

Что тогда? У нас с Тариком есть проблемы. Но утверждать, что я не люблю его, было бы ложью.

— Мне кажется странным, что вы заинтересованы в нём после всего, что он сделал с вами. Держал вас, как прислугу, поклялся жениться на другой, в то время как уверял вас, что у него есть к вам чувства. Воспользовался возможностью, чтобы заполучить в руки ваш спекторий, как только ваш отец попытался исправить ситуацию.

О, как же мне хочется наброситься на эту женщину, которая знает так много и говорит так уверено. Но вполне естественно, что она видит все именно в этом свете. В конце концов, я думала точно так же.

— Ваша мать говорит, что король-Сокол — Лингот и может отличать правду от лжи. Тем не менее это не мешает ему лгать, принцесса Магар. Конечно, вы должны понимать, какая ему будет выгода от брака с вами. Но какая будет выгода вам? Какое преимущество будет у вас?

О да, женившись на мне, Тарик извлечёт большую пользу. Только теперь, как королева, я ему бесполезна, потому что у него есть другие Создатели. И в качестве жены тоже, потому что он не может мне доверять. И я никак не могу это изменить.

Или могу?

Эта женщина, возможно, знает мою мать, но она ничего не знает обо мне. Более того, она понятия не имеет, что именно произошло между мной и Тариком. Даже моя мать не знает. Байла может знать только то, что рассказала ей мать.

И все же, ее слова глубоко ранят, потому что отражают мои собственные страхи. Действительно ли я в этот раз потеряла Тарика навсегда? Видно ли по моему лицу, что мое сердце разбито, несмотря на то, что я пытаюсь подавить в себе боль?

Какое преимущество будет у вас? Любящий муж, который будет относиться ко мне с уважением, например. Я знаю, что если бы я была честна, он был бы добрым и внимательным мужем. Что еще? Королевство, которое, кажется, достаточно любит меня. И? Шанс проявить себя такой же способной королевой, как и моя мать.

И всё же. Я уверенна, что Байла говорит сейчас словами моей матери. Моя мать очень хорошая королева. Что именно из этого я должна учесть?

— Поэтому, принцесса Магар, ваша мать считает, что было бы мудро вылечить вас от Создания. Это не имеет для вас значения. Ваша способность несёт только бремя, от которого королева Ханлин хочет вас избавить?

Это правда, что брак со мной был бы выгоден Тарику. Это касалось бы и любого другого мужчины, который бы обратился к моим родителям с предложением о браке. Это само по себе является достаточным основанием, чтобы сохранить мою способность Создавать. Без нее и с той репутацией, которая у меня сейчас, мне понадобится вся возможная помощь, чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого. Конечно, мать не могла знать обо этом, потому что не удосужилась посоветоваться со мной, прежде чем утащить в теорианскую ночь.

И все же, людям Теории нужен спекторий. Но если то, что говорит Байла — верно, и Грейлин даст Тарику лекарство от Тихой чумы, а у отца больше не будет средств для создания кратория, почему бы тогда, по крайней мере, не сделать вид, что я готова отказаться от своих способностей? Несомненно, я как-нибудь смогу скрыть, что всё ещё могу создавать. Пусть они считают, что излечили меня. В конце концов, я скрывала это и раньше, много раз.

— Но твое лечение не работает, — задумчиво возражаю я. — Может, тебе стоит попробовать что-то еще?

Что-то, менее болезненное. И надеюсь, столь же неэффективное.

— Нет. Это лечение и правда не работает. Но есть и другой способ.

— Какой другой способ?

Она вытаскивает стул из-за стола, садиться и складывает руки на гладком дереве столешницы.

— Лекарство, которое мы вам давали, должно было ослабить орган, который вырабатывает спекторий. Теперь мы знаем, что так это не работает. Орган нужно удалить.

— Орган?

Я вспоминаю все органы тела, которые изучала с Алдоном. Насколько мне известно, ни один нельзя удалить без последствий. Я вздрагиваю. Это не ускользает от Байлы.

Она серьёзно кивает.

— Наши ученые определили источник спектория. Это орган, который есть только у Создателей, у обычных людей его нет. Мы можем удалить его у вас. Можем избавить вас от этого бремени, принцесса Магар.

А бремя ли моя способность? Я всегда так считала — пока мне на стали угрожать отобрать её у меня силой. Клянусь, у меня больше ничего не заберут. Никто больше не будет принимать решения за меня. Ни Тарик, ни мать, ни отец, ни король Грейлин. Ни даже добродушная Байла. Независимо от того, насколько благородны их намерения, не позволю навязывать другим то, кто я такая. Может Тарик и не хочет жениться на мне, но народу Теории требуется средство от чумы. Если все Создатели в кварталах низкорождённых не смогут создать достаточно спектория, чтобы сдержать Тихую Чуму, тогда может это сделает лекарство Грейлина.

И поэтому я, буду играть с Байлой. Со своей матерью. С королем Грейлином. И вернусь в Теорию с лекарством. А после, сама возьму свою судьбу в собственные руки.

Я смотрю на Байлу, которая внимательно изучает меня. Интересно, что она видит?

— Откуда мне знать, что у вас действительно есть лекарство от Тихой Чумы? — спрашиваю я.

Байла встаёт, подходит к моей кровати и опускается на колени, которые хрустят от этого движения. Кряхтя, она что-то вытаскивает из-под кровати, царапая пол. Когда я вижу, что у нее в руках, у меня перехватывает дыхание.

Это орнамент из чешуек Змея из моей спальни в Теории.

— Ваша мать посылает это, как доказательство своей заботы о вашем благополучии. Она сказала, что вы поймёте, что это значит, когда увидите.

И, конечно же, я понимаю. Мать, должно быть, сама сняла его со стены, ведь ни один слуга во дворце не осмелился бы это сделать, потому что любимая мать Тарика создала этот дизайн еще до своей смерти. Это значит, что она согласна с моим пребыванием здесь. Я только однажды говорила с ней об этом отвратительном творении. Мы обе посчитали его ужасным, потому что со Змеем обошлись зверски, лишив чешуи. Это творение — символ согласия. Символ, что моя мать всегда будет меня понимать, даже если Теория не сможет.

Или, по крайней мере, так думает мать. Однако, я даже сама не понимала себя до сих пор. Я ни для кого не буду марионеткой.

Не отрывая глаз от творения, я говорю:

— Расскажи мне подробней об этом моём органе.

22

ТАРИК

Тарик не находит утешения в том, что Сай совершенно беспомощен, что касается безумия, охватившего королевство. С каждым днем появляется все больше и больше сообщений о том, что сбившиеся с пути переворачивают с ног на голову нормальную жизнь и распорядок дня, по которым некогда функционировал Аньяр. Тарик вместе с Саем идут по внутреннему двору Лицея, полному безумцев, и хоть Тарик пришел сегодня как король-Сокол, и его хорошо охраняют, он сомневается в том, что краска на его лице скрывает разочарование, когда он воочию видит, что происходит с его гражданами.

Некоторые говорят сами с собой, другие спорят друг с другом из-за бессмысленных вещей, третьи сидят у фонтана и раскачиваются туда-сюда, как будто больше никогда не встанут.

— А где содержат агрессивных? — спрашивает Тарик, проходя мимо человека, так яростно облизывающего свои руки, что кончики его пальцев сморщились.

— Как бы мне не больно говорить об этом, Ваше Величество, — признается Сай с гримасой, — их держат за закрытыми дверьми для их же собственной безопасности и безопасности королевства.

— Королевства? — переспрашивает командующий Морг, появляющийся позади них.

Сай кивает.

— У некоторых из них безумие возникло не в результате помешательства, как такового, а в результате заговора. Они открыто говорят о захвате трона.

Тарик испуганно кладёт руку на предплечье Сая, но Сай, кажется, не решается поднять глаза, чтобы взглянуть на своего короля.

— И на сколько серьёзно мы должны воспринимать эту угрозу?

— Очень серьёзно, — отвечает Морг с хмурым выражением лица. — Безумие — это одно; измена — совсем другое.

— Но это одно и то же, я уверен, — говорит Сай. — С ними нужно обращаться как с пациентами, а не как с преступниками.

Морг фыркает.

— Мальчишка-Лекарь не имеет права принимать такое решение.

— Мастер-Лекарь, — поправляет Тарик. — Сай — Мастер-Лекарь и я приму к сведению его мнение по этому поводу.

— Прошу простить меня, Ваше Величество, — говорит Морг, но все еще смотрит на Сая так, словно тот сам нуждается в лечении. — Безумие это или нет, мы не можем допустить, чтобы эта идея проникла в умы сильных, наводя на мысль, что трон может быть слабым.

— Именно по этой причине этих людей запирают, — огрызается Сай.

— Но сколько из них ещё не заперты? — настаивает Морг. — Сколько бродит по дорогам и улицам, нанося урон репутации Его Величества?

Тарик полностью с ним согласен. Хоть они и больны, но угроза от них исходит весьма реальная. Это самое неподходящее время для подготовки к войне с Хемутом. Тарик понижает голос, когда говорит:

— Пошлите солдат прочесать весь Аньяр. Пусть они под видом простых граждан выследят всех, кто избежал ареста. Затем доставьте их сюда на лечение, — он поворачивается к Саю. — Я знаю, что вы не хотите лечить людей без их согласия. Но это приказ короля. Вы будете лечить каждого сбившегося с пути, которого к вам приведут, лучшими методами.

Сай явно встревожен.

— Но ни один из методов не сработал, Ваше Величество. Все, что я могу, это лечить симптомы, пока не будет найдено лекарство.

— Делайте, что можете, — Тарик качает головой. — Сай, делайте, что должны.

Тарик не считает, что просьба несправедлива. В конце концов, Тарик тоже делает, что должен, а именно, сохраняет видимость здравомыслящего короля. Изо дня в день, он делает вид, что изучает свитки и корреспонденцию, в то время как всё больше теряет жизнерадостность, потому что Сепору все еще не нашли и не вернули ему. Но зачем возвращать мне? Разве я сам не разорвал помолвку? Разве она не уедет с родителями сразу же, как только Сетос привезет её из Хемута?

Однако, его решение отказаться от помолвки не было поспешным. Он долго обдумывал его и, в конце концов, решил, что не может и не хочет иметь королеву и жену, которой не может доверять.

Это худшее чувство в мире, думает он, когда они покидают Лицей и направляются во дворец.

Любить того, кого просто не положено.

23

СЕПОРА

Байла объясняет, что сразу после операции я должна буду встать и ходить, чтобы рана быстро зажила. Боль будет острой и сильной, говорит она, а голова кружиться. Швы на животе покраснеют и воспалятся, но бальзам их Целителей защитит от инфекции и будет держать боль под контролем.

Это, конечно, если бы я действительно собиралась позволить им удалить свой галлум — так называется мой орган, который позволяет создавать.

Но дни, проведенные с Байлой, теперь проходят в спорах, готова ли я пройти через это (нет, не готова) и хочет ли она рассказать мне больше о лекарстве от Тихой чумы (нет, не хочет). Я чувствую себя как заклинатель змей в Теории, играющий для кобры на флейте, а та не зачаровывается. Я уверена, что с нашим упорством, мы могли бы управлять пятью королевствами.

— Как я буду восстанавливать свою энергию без Создания? — говорю я скорее себе, чем ей.

Я стараюсь вести себя так, будто мне любопытно, и я непредвзята, чтобы она не принудила меня к действию. Но пока для неё всё выглядит так, будто я ещё размышляю, она, похоже, даёт мне время подумать.

Она тихо усмехается и похлопывает меня по руке.

— Полагаю, вам, как и всем нам, придется получать энергию при помощи физической активности, чтобы двигалась кровь.

— Физической активности, звучит ужасно, — говорю я.

— Разве вам не понравились прогулки по замку? Может, снова хотите остаться в своей комнате.

Угроза пустая, но все равно, она заставляет сжаться мой желудок. Новообретённая свобода, когда во время обхода территории и самого замка, Байла сопровождала меня, была освежающей, если не сказать больше. Хотя её все еще трудно понять. Я не уверена, добилась ли я её доверия, или у неё на всем пути выставлены охранники.

Сейчас, когда мы поднимаемся по винтовой лестнице в башни, я с лёгкостью могла бы выпрыгнуть в открытое окно и сбежать, но я делаю вид, будто даже не замечаю эти окна. Потому что если сейчас сбегу, я не получу лекарство от чумы. А я не уйду, пока не заполучу его.

— Когда мы доберемся до верха, — весело говорит она, — у меня будет для вас сюрприз.

— Сюрприз? — Я стараюсь казаться взволнованной, но это, скорее всего, еще один захватывающий вид на океан или поднос с вкусными булочками, испечёнными по приказу Грейлина специально для меня. Мне это надоело и то, что со мной так хорошо обращаются теперь, когда я охотно подчинилась желаниям моих похитителей, кажется скучным. Мне даже не хватает споров с Рашиди и оттачиванию остроумия в обсуждении вопросов королевства с Тариком.

Нет. Я не должна позволять мыслям снова возвращаться к Тарику. То, что у нас было, уже давно прошло. Мне придется поработать, чтобы снова контролировать свои чувства к нему, сейчас даже больше, чем когда-либо прежде. Мне придется встретиться с ним в последний раз, когда привезу ему лекарство. А потом я должна уйти.

Мои внутренности сжимаются, пока Байла щебечет, не обращая внимания на мое кислое настроение.

Да! — говорит она. — И честно говоря, обидно, что это вообще сюрприз, — она насмешливо смеётся. — Ваша мать должна была научить вас этому, смею сказать. Она совсем не делилась с вам образом жизни пелусиан?

Нет, не делилась. Для неё это, чаще всего, была очень щекотливая тема разговора. Когда я задавала ей вопросы о родном королевстве, она устремлял взгляд вдаль и говорила, что Пелусия — это часть ее прошлого и не стоит обсуждения. Мой наставник, Алдон коснулся темы Пелусия на своих уроках истории и культуры, но и он никогда не упоминал, что её Лекари славились своими умением или, хотя бы, что кухня короля Грейлина известна своими изысканными деликатесами. Что касается других четырёх королевств, Алдон был просто источником знаний. Я всегда предполагала, что Алдон мало знает о Пелусии, потому что, если бы знал, то, наверняка, рассказал бы больше.

Теперь мне кажется вполне возможным, что мать приказала ему не охватывать материал о Пелусии. Но почему, мне сложно сказать. Может, она не хотела, чтобы я приставала к ней с расспросами и заставляла скучать по жизни, которая осталась в прошлом. Что я, будучи любопытным ребёнком, обязательно бы сделала.

Осознав, что еще не ответила на вопрос Байлы, я говорю:

— Я уверена, мама предпочла принять новый образ жизни, а не держаться за прошлое. Она стремится быть хорошей королевой.

Байла улыбается в ответ на эти слова.

— Она всегда была прирожденным правителем, еще до того, как король Эрон выбрал её в жены. У неё был превосходный способ общаться со сверстниками, даже когда она была ребёнком.

Я легко могу в это поверить. Не могу представить, чтобы она плакала, или другие дети издевалась над ней. Тем не менее, как жена, она не задаёт тон. Она знает, когда следует отступить. Или, скорее всего, решает, когда хочет отступить — до определённого момента. Я привыкла думать, что она человек без родины. Теперь же понимаю, что она гениальна.

Гениальна и бесцеремонна.

От горечи жжет глаза. Несмотря на свою силу, она не мешала отцу избивать меня, когда я не хотела создавать. Было сложно не обижаться на неё за то, что она казалась трусихой, подчиняющейся воле моего отца. И все же. она помогла мне сбежать, хоть и скрывала все это время, что была моей сообщницей. Интересно, что будет, если отец узнает об этом последнем повороте событий? Когда он узнает, что она похитила меня, чтобы избавить от способности создавать. Он вполне может попытаться казнить ее. Нет, мама не слабый человек без родины. Она просто выбирает, когда быть смелой, а когда казаться беспомощной.

Моя мать хитрая.

Когда мы добираемся до крыши башни, Байла подаёт мне завтрак во дворике с захватывающим видом на северное море. Внизу утренний прилив медленно поднимается, покрывая водой пляж, состоящий из мелких камешков, песка и битых ракушек. Каждая новая волна стремится вперед и откатывает назад в океан. Даже ветерок, кажется, способствует нашему завтраку на свежем воздухе, охлаждая горячие яйца и вареное зерно. Я укутываюсь в плащ, защищаясь от прохладного морского бриза. Приятно находиться на улице, а еще лучше то, что мои вещи переносят из комнаты без окон в другое крыло, где у меня будет балкон и подходящая зона отдыха.

Кажется Тарик прав; у меня талант к обману.

Я вспоминаю зону отдыха дома, в моей спальне. Под домом я имею в виду Теорию. Если бы мы завтракали под палящим солнцем там, то ужасно бы вспотели, даже если бы слуги обдували нас пальмовыми ветками. Вероятно, именно поэтому большая столовая находится в середине дворца; это самая прохладная и тенистая комната, чтобы можно было спрятаться от жары. Со своим высоким сводчатым потолком, куда может подняться горячий воздух, столовая, бесспорно, самое приятное место во дворце.

Байла бросает на меня любопытный взгляд.

— Снова мечтаем?

— Я скучаю по Теории, — смущенно говорю я, делая глоток гранатового чая, который она принесла с собой к завтраку.

— Вы должны выбросить это из головы, принцесса. Подготовьте себя к тому, что король-Сокол обменяет вас на лекарство, — она говорит это вовсе не враждебно. Да ей и не нужно. Слова ранят и так, независимо от того, как произнесены.

— Я знаю, что он предпочтёт лекарство для своего народа, а не меня, — конечно, не по тем причинам, о которых может подумать Байла. — У него не будет иного выбора, кроме как принять условия короля Грейлина, — говорю я с окончательностью и покорностью судьбе, которые ещё не совсем чувствую.

— Вам не безразличен король-Сокол, верно?

Думаю, румянец говорит сам за себя. Мой явно очевиден. Да, я все еще люблю Тарика. Да, он всё ещё много значит для меня. Но однажды это изменится. Пройдёт время. Мои чувства остынут. Я уверена в этом.

Она хихикает.

— О, моя дорогая. Почему же тогда вы не сказали об этом матери? У вашей матери создалось ощущение, что вы хотите избежать замужества.

А разве она могла подумать иначе? Я никогда не показывала, что у меня есть чувства к Тарику. Я никогда не говорила ей, что осталась по собственной воле, а не потому что не смогла сбежать из Теории.

— Раньше хотела. Я имею в виду избежать замужества. У нас с Тариком были сложности. Некоторые разногласия.

— Вы так думаете?

Я усмехаюсь.

— Байла, ты закостенелая старая дева? Не веришь в счастливый брак?

Но она игнорирует мой укол.

— Если вы его действительно любите, я уверена, ваша мать поймет вас. Может она убедит Грейлина предложить лекарство от чумы в качестве свадебного подарка, а не выкупа. Конечно, после операции.

В качестве свадебного подарка. На какую свадьбу? — хочется спросить мне.

— Возможно, — говорю я вместо этого.

— Знаете, ваша мать не безрассудна. Но хватит об этом. Сегодня я обещала вам сюрприз. И сейчас я покажу его вам.

Говоря это, Байла кивает одному из слуг, которые обслуживали нас во время завтрака. Слуга ненадолго уходит, а затем возвращается с большим тазом с мыльной водой. Мы же не будем купаться на этом прохладном утреннем воздухе! Я отчаянно надеюсь, что это не какой-нибудь утренний ритуал, который проводят пелусианцы, чтобы после уличного купания заработать себе смерть.

Байла приказывает слуге убрать наши блюда со стола. Затем ставит миску с водой передо мной, проливая немного воды на скатерть. Байла улыбается мне, явно взволнованная тем, что будет дальше.

— Дело в том, — начинает она, — что Пелусия — загадка для других королевств, потому что она сама по себе не проявляет интереса, чтобы вступить с ними в контакт. Это верно?

— Да, — говорю я.

Пелусия никогда не торговала с другими странами и не приезжала в гости. Её граждан многие считают заносчивыми. Я не говорю этого Байле, потому что она очень гордится своим королевством.

— Неверно, — торжествующе говорит она. Затем складывает руки лодочкой, набирает в них воды и погружая в неё лицо, трёт от корней волос до подбородка, словно оно измазано сажей. Затем отворачивается от меня, берёт полотенце со стула и досуха вытирает лицо.

Когда она снова поворачивается ко мне, у меня перехватывает дыхание.

Байла стёрла лицо. То есть. у Байлы сейчас новое лицо. Молодое. Лицо девушки, которая не старше меня.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, она начинает снимать одежду. Широко распахнув глаза, я наблюдаю, как она скидывает платье и фартук, а с ними исчезают и женственные изгибы. Из-под одежды появляется довольно миниатюрная и худая фигура, одетая в такую же одежду прислуги, только эта подходит ей больше, демонстрируя тонкую талию и грудь гораздо меньшего размера. Под конец она снимает седую гулю с макушки и распускает светлые кудри по спине.

Байла вовсе не бабушка.

— Видите, — говорит она хриплым голосом, который не соответствует её внешности. — Мы вполне поддерживаем общение с другими народами. Просто они не знают этого, — она прочищает горло. — Простите, принцесса Магар. Из лифа платья она достает пузырёк с жидкостью, вытаскивает пробку и опустошает его одним глотком. — Вот, — говорит она, и ее голос звучит молодо и свежо. — Так гораздо лучше.

Я недоверчиво смотрю на нее.

— Ты… ты — молодая девушка.

— Что же, — говорит она, садясь рядом со мной за стол. — Я не так молода, как выгляжу.

— Но… зачем?

— Король Грейлин подумал, что вы будите чувствовать себя более комфортно, если о вас будет заботится взрослая и опытная женщина.

— Нет, — говорю я. — Я не это имею в виду. Почему вы маскируетесь в других королевствах?

И как? Как ей удалось сделать своё лицо на десятки лет старше, чем на самом деле? Даже сейчас у нее возле ушей остались морщины, там, где их не коснулась вода. Байлы никогда не существовало. Да и вообще, действительно ли её зовут Байла? И, конечно, она не могла прислуживать матери, когда та была молодой. Возможно, она вообще не имеет никакого отношения к моей матери.

Я встаю и отступаю на шаг от девушки.

— Ты говоришь о том, как Тарик может мне лгать, а сама делала тоже самое все это время.

— Я вам не лгала. Просто я никогда не показывалась вам в своем истинном облике.

Я качаю головой.

— Ты не могла служить моей маме, когда та была ребёнком. Ты солгала об этом.

Байла кивает, поджав губы.

— Да, вы правы. Я солгала об этом. Королеве Ханлин, когда она была ребёнком, прислуживала моя бабушка. Моя бабушка очень любила вашу маму.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать, Ваше Высочество.

Охотно в это поверю.

— Зачем ты вообще меня дурачила? Почему не открыла себя настоящую?

— Я подумала, что это будет забавный способ показать вам пелусианский дар перевоплощения.

— Забавный для кого?

Она улыбается, когда три служанки в жестких, шелестящих платьях врываются во внутренний двор, неся подносы с глиняными горшками и баночки с чем-то вроде краски. Они убирают остатки завтрака со стола и ставят на него новый груз. Рядом с горшками лежат полоски тонкой марлевой ткани и большой горшок с дымящейся водой, источающей неприятный запах. Я морщу нос, когда ветер подхватывает его и несет в мою сторону.

— Забавный для нас обоих. Скажите, принцесса Магар, над кем бы вы хотели больше всего подшутить?

Рашиди, конечно. Но я не уверена, что могу признаться в этом юной Байле. Оскорбление высшего советника короля-Сокола можно посчитать неуважением. Я не должна этого делать.

— Рашиди, — говорю я с озорством.

Она прикусывает губу.

— Боюсь, я не знаю, как он выглядит, — затем она радостно хлопает в ладоши. — Что ж. Тогда вам придётся выпить микстуру для мозга, чтобы разум показал телу, как оно должно выглядеть! — она бросает на меня виноватый взгляд. — Но я должна предупредить вас. Микстура сделана из мозга рыбы Фасад. И на вкус не очень. На самом деле, можно даже сказать, что она отвратительна.

Значит я должна попробовать дымящуюся жидкость из мозга рыбы Фасад. Как здорово.

— Рыба Фасад? — спрашиваю я, стараясь не смотреть на горшок и все еще надеясь, что на вкус она будет похожа на пастушье рагу, которое готовят на кухне Тарика каждые несколько дней.

Байла кивает.

— Да, именно. Рыба Фасад может принять облик любого предмета или существа в океане. Камня, песка, даже другой рыбой. Мы используем её чешуйки в нашей краске, но они не подействуют, пока вы не съедите ее мозг. Он побуждает чешуйки реагировать на ваши мысли.

— Ты шутишь?

Она смеётся.

— Я понимаю, что поедание мозгов — не особо приятно, принцесса Магар, но вы, наверняка, уже ели странную пищу в своём варварском Теорианском королевстве.

Я никогда прежде не слышала, чтобы Теорию называли варварским королевством. Даже Алдон учил меня, что Теория — центр образования и науки, и что её граждане считают Серубель варварской страной, потому что там женщин обучают сражаться. Пелусия никогда не упоминалась как конкурент Теории в медицине или прогрессе, и я снова задаюсь вопросом, всё дело в том, что Алдон не знал, или моя мать попросила его ничего мне не рассказывать. Но почему?

Кроме того, я бы не советовала Байле шутить о поедании мозгов. Верблюжий мозг — лакомство во дворце, и я едва не пускаю слюни, когда передо мной ставят тарелку с ним. Уже сама мысль о том, что мозг рыбы и её чешуя продолжают взаимодействовать даже после гибели рыбы, интригует, и держу пари, что Мастеру Саю тоже будет интересно.

— Вы готовы попробовать?

Скрещивая руки на груди, я разглядываю краску, марлю и рыбьи мозги.

— Почему ты хочешь научить меня этому?

— Ваша мать подумала, что это поможет вам скоротать здесь время, пока она все улаживает в Теории. Король Грейлин вне себя от того, что так долго держал вас в этой крошечной комнате. Могу поспорить, что он лично проведет вам экскурсию по дворцу, если вы попросите.

— Ты не боишься, что я замаскируюсь и сбегу?

Байла выглядит удивлённой.

— Сбежите? Назад к своему королю-Соколу, который использовал вас, чтобы получить то, что ему нужно? Собираетесь ухать из Пелусии в королевство, которое во всех отношениях уступает нам? — она удивлённо смотрит на меня. — Мысль о том, что вы хотите уйти, не приходила мне в голову.

Байла одновременно и умна и обманчиво наивна. Напомнить мне о том, что я вернусь к мужчине, который, возможно, использует своё могущество, чтобы манипулировать мной и моими чувствами — низкий поступок с ее стороны. Но я должна вернуться, чтобы передать ему необходимое лекарство. И Байле было бы полезно знать кое-что еще, прежде чем делать такие выпады в его сторону.

— Я люблю его, — тихо говорю я.

Как я и предполагала, у нее округляются глаза. Старой Байле я бы никогда не сказала, что люблю Тарика. Старая Байла посмотрела бы на меня с презрением и, возможно, с жалостью. Взглядом, из которого говорит опыт потерянной любви и сердце, ставшее с возрастом ожесточённым. А эта Байла моложе меня. Эта Байла может даже не знать, как сжимаются внутренности от первого поцелуя, или как чувствуешь опьянение, когда ловишь взгляд любимого, в то время как его внимание должно быть приковано к чему-то другому. В этом отношении Байла невинна. И я должна дать ей понять, что очень важно вернуться в Теорию в ближайшее время.

— Как вы можете любить его после того, что он сделал? — спрашивает она голосом, полным удивления и без какого-либо осуждения.

Я выдвигаю стул рядом с собой и предлагаю ей сесть. Она присаживается с интересом ребёнка, который впервые пытается бросать плоские камешки по воде.

— Это было трудно, — говорю я. — Очень трудно. Но что я поняла о любви, так это то, что она липкая, как паутина. Ты можешь почти избавиться от нее, но всегда остаётся несколько нитей, которые паук может восстановить. Любовь — это сеть, которая никогда не отпускает тебя.

Приятно признаться в этом кому-то. Приятно признать, что даже несмотря на то, что Тарик не принадлежит мне, я все еще что-то к нему испытываю, как бы больно мне не было.

— А если король-Сокол и в самом деле обменяет вас на лекарство?

— Тогда я позволю это сделать. Король-Скол был бы счастлив. Я смогла бы продолжить свою жизнь, а мать, скорее всего, была бы довольна узнать, что все это время была права.

Я говорю то, что думаю, не осознавая, что Байла ловит каждое моё слово. Когда я смотрю на нее, у нее блестят глаза.

Байла в душе романтик.

— Предположим, король-Сокол все ещё хочет быть с вами. Вы пойдете против воли матери?

— Мать не желает, чтобы меня использовали, как пешку. Если король предпочтёт меня лекарству — что маловероятно — я не буду пешкой, а выйду замуж по любви. Я не думаю, что ее желания будут противоречить такому исходу.

Ах, как могут пустые слова причинять такую боль? Однако Байла улыбается, захваченная моей грандиозно сплетённой ложью. К этому моменту она наклонилась ближе, подперев подбородок ладонью и смотрит на меня с тоской. Я смеюсь.

— Возможно, твоей матери нужно присматривать за тобой, прежде чем какой-нибудь слуга завоюет твоё сердца.

Мгновенный румянец подсказывает мне, что это уже случилось.

— И как его зовут?

— Понтиади. Он — посыльный короля. Ему восемнадцать, принцесса Магар, и губы у него мягче, чем лепестки роз.

Я улыбаюсь.

— Байла, я только надеюсь, что вы скрываете свои поцелуи от любопытных глаз.

— Даже Остроглаз не смог бы найти наше тайное укрытие.

— Остроглаз?

— Да, — кивает она все еще с покрасневшим лицом. — У Остроглазов очень хорошее зрение. Они видят очень далеко и могут разглядеть что-то очень крошечное, но также замечают детали, которые не видно обычным зрением.

— Например?

— Ну, когда я перевоплотилась в свою бабушку, Остроглаз смог бы узнать, кто я на самом деле. Они заметят мелкие крупинки в краске, даже блеск накрашенных чешуек не скрыть от них, — она поднимает горсть песка с пола и благоговейно протягивает его мне. — Мы с вами видим песок. Может иногда наш глаз улавливает крупные песчинки, и мы можем показать на них. А Остроглаз? Остроглаз может увидеть каждую песчинку, какой бы мелкой она не была. Он сможет подсчитать песчинки, если его попросить об этом. Подсчитать даже волосы на вашей голове!

Я думаю о наших Змеях-Наблюдателях и о том, как было бы полезно, если бы на них сидели Остроглазы или, по крайней мере, изучали дым, который поднимается при сжигании их глаз.

— И сколько же их?

Она пожимает плечами.

— В Пелусии их много. Они часто составляют компанию королю, поскольку являются его лучшими людьми, и он хочет сделать их счастливыми, чтобы они остались. Многие из них — лорды и леди, им дали титулы, чтобы удержать их здесь, в Пелусии.

Мне ещё многое предстоит узнать о Пелусии и ее короле Грейлине.

— Покажи мне, — внезапно говорю я. — Покажи мне, что делать с краской. Я съем мозги. Сделай из меня Рашиди.

24

ТАРИК

Тарик находится в своих дневных покоях, когда в двери влетает Рашиди, в отчаянии воздевая руки. Это впечатляющая демонстрация физической крепости Рашиди, так как обычно он сутулится и опирается на посох во время ходьбы. Теперь же он возмущённо им трясёт, указывая на дверь.

— Вот что получается, когда отправляешь дурака на секретное задание, Ваше Величество!

Внезапно, в дверях появляется Сетос, таща за руку привлекательную девушку с огненно-рыжими волосами. Очень знакомую девушку, которой, учитывая обстоятельства, нечего делать в Теории, и тем более в таком открытом теорианском платье.

— Он желает смерти всем нам! — восклицает Рашиди, резко протягивая руку в сторону принцессы Тюль.

Тарик стискивает зубы

— Я уверен, что у моего брата есть очень веская и разумная причина, почему он привёз с собой принцессу Тюль из Хемута, и я уверен, что он расскажет нам её, прежде чем успеет сделать следующий вдох.

Сетос ухмыляясь, выдвигает стул для Тюль, чтобы она села с другой стороны мраморного стола Тарика. Когда он садится сам, то скрещивает ноги и кладёт их на стол. Без сомнения, он устраивается поудобнее, чтобы рассказать длинную историю, полную глупых решений и закончившуюся тем, что принцесса Тюль теперь одета в платье наложницы.

Тарик зажимает переносицу, откинувшись в своем кресле, пока Рашиди ходит вокруг них и стенает от ярости.

— Ну, продолжай, — говорит Тарик своему брату. — Где Сепора?

— Не в Хемуте, — правда, или то, что Сетос считает таковой. Значит, его брат всё перевернул с ног на голову, разыскивая её. — Тюль тоже не знает, где она.

Тарик переключает внимание на Тюль, изучая её лицо, прежде чем спросить:

— Принцесса Тюль, как Лингот, я должен спросить… вы знаете, где Сепора?

Она виновато улыбается.

— Боюсь, что нет.

Правда.

Тарик расслабляется. Он даже не осознавал, как напрягся, задавая вопрос.

— Теперь, когда мы прояснили самое важное, скажи, не причинил ли мой брат тебе вред, когда похитил. Если это так, я прослежу, чтобы он был наказан. Жёстко.

Сетос закатывает глаза, а улыбка Тюль становится шире.

— Он не похитил меня. Я попросила его взять меня с собой.

О, конечно. Конечно же это месть Сетоса за то, что я запер его. Сетос соблазнил принцессу Тюль покинуть своё родное королевство и… как кажется, вступить в его гарем. До Тарика доносились слухи, что Сетос содержит гарем, но они всегда казались ему ложными. Теперь он сомневается, а не подвели ли его способности Лингота?

Он поворачивается к брату.

— Ты должен вернуть принцессу Тюль в Хемут, немедленно.

— Невозможно, — почти скучающим тоном говорит Сетос.

— Отрежьте ему язык! — визжит Рашиди со своего места в другом конце комнаты. — Вырвите его из этой башки!

— Успокойтесь, Рашиди, — протягивает Тарик. — По крайней мере, пока я не решу, идёт ли речь о семейном деле или государственном.

— Это одно и тоже, Ваше Величество, — говорит Рашиди, скрещивая для пояснения руки. — Одно и тоже.

Тарик поворачивается к брату.

— Предположим, я не отрежу тебе язык за то, что ты отказался выполнить мой прямой приказ. Предположим, я выслушаю твои причины отказа. Предположим, я даже ублажу тебя и позволю говорить, не перебивая. Я пожалею об этом?

Сетос улыбается.

— На самом деле ты будешь в восторге.

— Тогда рассказывай.

— Мы с принцессой Тюль решили пожениться.

Тарик проводит рукой по лицу. С Сетосом все не так просто. В этом отношении он так похож на Сепору. Всегда делает то, что от него требуют, по крайне мере, по большей чести, но всегда таким окольным путем, какой только можно представить.

— Могу я поздравить вас первым, или король Анкор уже успел это сделать?

Принцесса Тюль вздрагивает, но Сетос берет ее за руку и нежно поглаживает. Рашиди и Тарик переглядываются. Сетос обращается с Тюль не так, словно предпочёл бы жениться на — ах да, что там было? На лысом муле, как он сказал леди Гите. Нет, он обращается с ней так, будто влюбился в неё по уши.

И если способности Лингота сейчас не подводят Тарика, Сетос искренен.

Великолепно. Просто великолепно. Тарик сводит вместе кончики пальцев, чтобы не дать волю рукам и не свернуть брату шею.

— Я так предполагаю, что король Анкор не давал вам разрешения бежать вместе из Хемута?

— Не совсем, — говорит Тюль. — Но он знает, что я здесь.

— Да, — весело отвечает Сетос. — Они не смогли нас поймать, когда мы добрались до леса, — он печально улыбается своей возлюбленной, прежде чем повернуться к Тарику. — Итак, я бы сказал, что сейчас самое время начинать изготавливать краторий и готовиться к войне. Так как Сепоры здесь нет, нам не нужно сдерживаться. Думаю, Морг согласится со мной.

Тарик смотрит на брата, но отдает приказ Рашиди.

— Рашиди, проводите, пожалуйста, нашу уважаемую гостью, принцессу Тюль, в самые роскошные покои и устройте ее так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я уверен, она очень устала и захочет принять ванную перед вечерней трапезой. Тем временем, мы с Сетосом обсудим… свадебные планы.

Рашиди бросает на Тарика столь сердитый взгляд, который мог бы испепелить человека, но берет себя в руки и любезно протягивает принцессе Тюль руку.

— Моя дорогая принцесса, приношу свои извинения, что вы были представлены королю-Соколу столь необычным образом. Можно подумать, что мы совсем невоспитанные здесь, в Теории, но это совсем не так… — говорит он, пока они удаляются по коридору.

Сетос ухмыляется. Тарик скрещивает руки. Значит, он хочет поиграть.

— Ты ненавидишь эту девушку всю свою жалкую жизнь, — начинает Тарик. — А теперь хочешь жениться на ней, тем самым вызывая у Хемута желание объявить нам войну?

— Если ты пытаешься заставить меня признать, что я совершил ошибку, то ладно. Я совершил ошибку. Я влюблен в Тюль, хотя, как мне кажется, ненависть и любовь очень похожи по своей сути, — отвечает брат. — Иногда бывает сложно разобраться. Если бы Сепора была здесь, я уверен, она бы подтвердила это.

— Сепоры здесь нет, брат, потому что ты не смог вернуть ее.

Сетос закатывает глаза.

— Я же не могу обыскивать все пять королевств одновременно, верно? Ты отправил меня в Хемут. Там её нет. Где мне еще поискать?

— Думаю, я знаю ответ на этот вопрос, — раздается голос у дверей. Они оба с удивлением обнаруживают Птолема, тихо и терпеливо стоящего у двери. — Простите за вторжение, но охрана позволила мне войти.

Как им и было поручено; Тарик дал Птолему право входить в его дневные покои беспрепятственно. В последнее время он доказал, насколько полезен.

— Входи, Птолем, — говорит Тарик. — Расскажи нам новости, которые принес.

Птолем подходит к мраморному столу, отделяющего Тарика от брата, что не позволяет ему немедленно убить его, и кладет на него маленький свернутый свиток. На самом деле свиток настолько мал, что на нем вообще трудно что-то написать.

— Что это? — спрашивает Сетос и разворачивает его прежде, чем Тарик успевает протянуть руку.

Птолем выпячивает подбородок.

— Принц Сетос, этот свиток был перехвачен сегодня на реке Нефари боцманом. Он был прикреплен к маленькому Змею, не длиннее моего предплечья. — С этими словами Птолем кладёт мертвое существо на стол, где ещё недавно лежал свиток. Змей едва толще пера, используемого для письма и почти небесного цвета.

— Его почти невозможно заметить, — размышляет Тарик. — Всего лишь голубое пятнышко в небе. Вероятно, его можно было бы принять за насекомое.

А они не искали насекомых. Они искали птиц. Людей. Слуг, приходящих и уходящих ночью.

— Хмм, — бормочет Сетос, читая. — Похоже, это переписка между королевой Ханлин и королем Грейлином из Пелусии. Я цитирую: «Моя работа здесь почти закончена. Как поживает Магар? Приеду через неделю.»

Тарик чувствует, как раздуваются его ноздри, жар охватывает щеки, а горечь скручивает мышцы живота. Ханлин притихла не из-за того, что переживала за дочь. Ханлин была такой серьёзной и сдержанной в разговорах, чтобы скрыть ложь, которую обязательно открыли бы ее слова.

— Пора поговорить с королевой Ханлин и ее обожаемым королем, — говорит Тарик сквозь стиснутые зубы. — Немедленно приведите их ко мне.

Проходит довольно много времени прежде, чем находят Эрона и Ханлин и вместе приводят в дневные палаты Тарика. Слуга, идя по комнате, зажигает свечи, потому что наступил вечер — признак того, что самая жаркая пара закончилась и скоро наступит прохлада. Эрон и Ханлин, сидя перед Тариком, представляют собой совершенно разные картины. Эрон взволновано и обеспокоено ёрзает на стуле, в то время как Ханлин сложив руки на коленях, смотрит на Тарика с застывшим удивлением на лице. Обе реакции кажутся правдивыми.

Взволнованный король и надменная королева. И правда, сбивающая с толку пара.

Была бы таковой, не будь Тарик Линготом.

— Король Эрон, знаете ли вы, что королева Ханлин с самого начала стоит за исчезновением принцессы Магар?

Глаза Эрона расширяются, когда он смотрит на свою жену, окидывая ее взглядом с ног до головы. У него вырывается резкий смешок.

— Ханлин никогда бы не бросила мне такой вызов. Посмотрите на нее, мальчик, она дрожит от обвинения.

Тарик переплетает пальцы, спокойно изучая Ханлин. Она дрожит, но не от страха. Она в гневе. Из-за возмущения ее глаза пылают; из-за негодования губы плотно сжимаются. Тарику любопытно, как она выйдет из этой ситуации. Останется ли такой же величественно-спокойной, как всегда? Или будет оскорблять его, пытаясь скрыть свою вину перед мужем? Потому что слова Эрона звучат правдиво, как восход солнца; он понятия не имеет о грязной игре своей жены.

— Что вы можете сказать в свою защиту, королева Ханлин? — спрашивает Тарик, глядя ей в глаза.

Она резко вдыхает и поворачивается к мужу. Положив руку ему на плечо, она говорит:

— Я уважала короля-Сокола и его методы правления, — на удивление, правда. — Но, боюсь, я доверяла ему больше, чем он этого заслуживает. Сейчас он лжет тебе, Эрон, и мы не должны позволять ему это безобразие. Он обвиняет нас в похищении собственной дочери. Какой в этом смыл?

Ах, значит она искажает его слова, как будто оскорбление касается и Эрона тоже. «Он обвиняет нас.» «Мы не должны этого допустить.» Она обманчиво обращается к нему, словно они единогласны, еще одно доказательство того, что она действовала в одиночку. Ее ложь может обмануть мужа, но она поразительно явна для ушей Тарика.

— Почему вы удерживаете ее в Пелусии? — рычит Тарик, прерывая танец, который она плетет из слов. — Отдайте приказ освободить ее, и я пощажу вашу жизнь.

— Ее жизнь? — восклицает Эрон, вскакивая. — Вы с ума сошли, мальчик? У вас нет права на такие угрозы!

— Она, будучи гостьей в моем доме, похитила мою будущую королеву после того, как вы сами дали согласие на нашу свадьбу. Вы забыли, что от меня сложно скрыть правду и про мои способности Лингота? Несколько недель я слушал, как вы лжете мне о прочном мире между Теорией и Серубелем, что вы будете использовать краторий только против Хемута. Несколько недель я терпел, что вы тайком осматривали моё королевство и отправили своих людей в Киру, чтобы определить количество яда Скалдингов, словно моя охрана не замечала этих визитов. Вы планировали нападение, не покидая моего собственного дворца. О да, я знаю об этом. Но вы не предприняли никаких официальных действий против меня, и поэтому я ничего не делал. Но сейчас ваша жена похитила Сепору. Верните ее мне, или я казню вас обоих.

Лицо Эрона так покраснело, словно он съел что-то неимоверно острое.

— Казнить нас? Как вы смеете обвинять мою жену в подобной измене, и теперь даже угрожаешь нашей жизни? Вы не проживете и дня, я позабочусь об этом. Король-Сокол вы или нет.

— Охрана! — кричит Тарик, и десять гвардейцев забегают внутрь, хватают короля и королеву и замирают в ожидании дальнейших распоряжений. — Король Эрон, настоящим я обвиняю вас в заговоре против меня, сведший на нет мир между нашими королевствами. Королева Ханлин, я обвиняю вас в похищении будущей королевы Теории, принцессы Магар.

Сетос появляется за одним из охранников, жуя яблоко. С полным ртом он спрашивает:

— Ты ведь испытал настоящее удовлетворение, верно брат? Я считаю, что власть тебе подходит.

— Заткнись, Сетос.

Во время всеобщего переполоха Патра покинула свое теплое место возле балкона и теперь кончиком носа тыкается в руку Тарика. Он несколько раз гладит ее, и она садится рядом, ее голова почти достигает его плеча. Он знает, что она настороже, но мурлычет возле его ног, словно пытаясь успокоить.

Но все разваливается на глазах. Королева Ханлин до сих пор не призналась в своем участии в похищении Сепоры и, похоже, не собирается. Возможно, если бы во время поисков Сепоры он обратил на неё больше внимания, то не был бы так зол сейчас. Но каким-то образом ей удалось ускользнуть от него, как иногда ускользает Сепора, и он хочет знать, как. Он вспоминает о крови на подушке Сепоры и задаётся вопросом — надеется — что она была не настоящей. Невозможно, чтобы женщина, стоящая перед ним и которая во время каждой трапезы за его столом казалась такой учтивой и теплой, могла причинить вред своей дочери.

Или могла?

Как раз, когда он собирается спросить ее об этом, в дверь врывается кто-то ещё — Сай, его Мастер-Лекарь. Парню требуются обе руки, чтобы удержать пирамиду, сделанную из свежего спектория, настолько большую, что она освещает бледным светом всю комнату, заглушая желтый свет свечей.

— Ваше Величество, смотрите! — восклицает Сай. — Свежий спекторий. Он лежал на ступенях Лицея. Здесь больше, чем я видел за много месяцев!

Тарик стонет. Большой Совет не мог выбрать более неподходящий момент, чтобы продемонстрировать свою крайнюю щедрость и преданность королю-Соколу. Теперь Эрон и Ханлин будут знать, что существует другие Создатели. Если результат суда — а суд должен состояться, чтобы показать другим королевствам, что он не убивает своих гостей только в силу гипотез — не приведет к тюремному заключению, и они будут освобождены, гражданам из кварталов Низкорождённых будет угрожать опасность. Теперь он будет вынужден принять дополнительные меры, чтобы защитить их.

Сепора не обрадуется, когда он добьется ее освобождения. Она посчитает это предательством. После всех его разговоров о доверии, теперь он ещё бросает обвинения в адрес ее отца, и, прежде всего, в адрес ее любимой матери. Но разве Сепора не предала его первой, все это время скрывая от него существование других Создателей?

Гордость пирамид, почему все всегда так сложно?

Было глупо с его стороны не обращать внимание на короля Эрона, потому что ему каким-то образом удалось освободится от охранников и схватив меч одного из них, наброситься на Тарика. Даже Сетос не сможет спасти его сейчас. Время словно замирает, когда лезвие скользит все ближе и ближе к его сердцу, а его рефлексы недостаточно быстры, чтобы увернуться от удара.

Но зато рефлексы Патры быстры. Она встречает выпад короля, обхватывая зубами его предплечье, и ломает кость. Эрон кричит от боли до тех пор, пока Патра не впивается ему в лицо. Она растерзывает его со свирепым гортанным рычанием.

— Патра, фу, — командует Тарик, но его кошка словно обезумела. Сетос извлекает свой меч, но колеблется, явно не зная, что делать. Он борется со своей неприязнью к Эрону и любовью к Патре. Тарик смотрит на брата и качает головой; пронзать Патру мечом сейчас бесполезно, потому что безжизненное тело короля в этот момент падает на пол.

Только тогда Патра отскакивает от него и встаёт между Тариком и остальными охранниками, даже Сетосом. Сай съёжившейся в углу и закрывший голову руками, забыл о своей пирамиде из спектория. Кстати, а где сама пирамида?

И где королева Ханлин?

Тарик и Сетос, кажется, одновременно замечают ее отсутствие.

— Найдите королеву, — рявкает Сетос, убирая меч за спину и переступая через тело Эрона. — И кто-нибудь, уберите этот бардак.

Пятеро охранников уходят, а пятеро остаются, чтобы выполнить приказ Сетоса. Тарик подходит к Саю и поднимая его с пола, стряхивает воображаемую пыль с его маленького тела.

— Все хорошо, — говорит он мальчику-Целителю. — Патра просто защищала меня.

— Я ещё никогда не видел, чтобы кошка делала так раньше, — говорит он. — Я имею в виду, я знаю, что их тренируют с этой целью… но… но…

— Верно, но до сих пор для этого не было причин. А теперь пойдем в мою спальню и обсудим твои находки, ладно?

— Да-а-а, Ваше Величество. Конечно.

Патра следует за ними, слизывая языком кровь с морды. Через плечо Тарик окликает своего брата.

— Сетос, немедленно отправляйся в Пелусию.

25

СЕПОРА

Возможно, я не смогла вспомнить каждую деталь лица Рашиди, когда несколько дней назад приняла его облик, потому что мой результат оказался неоднозначным. Но его хмурый взгляд мне удалось воспроизвести в совершенстве, и мы с Байлой здорово повеселились, высмеивая разные выражения его лица и гадая, что они означают. С тех пор я много тренировалась.

Возможно, я должна чувствовать себя виноватой, потому что больше не стараюсь убежать. Но есть что-то исцеляющее в моем пребывании здесь. Конечно, мне приходится постоянно сдерживать Байлу, чтобы она не принуждала меня к удалению галлума, но пока она, кажется, полна решимости убедить меня мягкими уговорами. И пока я делаю вид, что с каждым днём убеждена всё больше, она, похоже, не особо спешит. И каждый день после завтрака и нашего серьезного разговора об операции, мне позволено играть с краской, способной превращать.

С тех пор, как Байла сегодня ушла, чтобы решить некоторые вопросы в замке, я уже воплотилась в двух слуг и торговца, которого увидела со стены замка. Скорее всего, его лицо удалось неидеально, потому что я не смогла уловить все черты. Интересно, а что может заметить Остроглаз с такого расстояния. Поры на его подбородке? Каждую ресничку? Даже волосы в носу? Так что я представила, как он, по моему мнению, выглядит, и именно так он появился, когда я закончила работу.

Теперь, когда смотрю на своё отражение в зеркале в полный рост, я под сильным впечатлением. Это, безусловно, мой самый лучший результат до сих пор. Глаза кажутся впалыми, а под ними глубокие круги, вокруг тонких губ застыло выражение суровости, а белые брови получились густыми с помощью нескольких волосков собачьей шерсти, которые я закрепила свечным воском. Помню, ещё ребёнком, наша служанка Тестра позволила мне пробраться в гардероб мамы и нарядиться в ее одежду, но оглядываясь теперь назад и сравнивая с былыми временами, могу сказать, что это было не настолько весело, как этот банкет красок, костюмов и мозгового зелья, даже если ужасный аромат мозгов рыбы Фасад навис над верандой.

После этого я решила перевоплотиться в саму Байлу. Когда она принесет мне ужин, то испугается, обнаружив перед собой саму себя. С помощью цветного масла я предам своим белым волосам золотистый цвет её кос. А если немного присяду, то буду примерно её роста. Она должна гордиться мной. Эта девушка искусна в маскировке. И очень квалифицированный учитель, если можно так сказать.

Но я думала, что будет легче, чем оказалось на самом деле. Мне требуется большая часть оставшегося дня, чтобы усовершенствовать Байлу. И по мере того, как проходят часы, а еду приносит совсем другая служанка, которая даже не смотрит, кого обслуживает, я начинаю беспокоиться о том, что задерживает мою веселую компаньонку. Это одна из ее многочисленных игр? Она хочет, чтобы я ее нашла? Это очень волнующая мысль, без сопровождения свободно разгуливать по замку. В те дни, когда мы осматривали замок, я замечала много деталей и сохраняла их в своей памяти на случай, если мне действительно придется бежать. Но я также восхищалась этим местом, его историей и тем, что Пелусия ведёт обширную торговлю и не только с другими четырьмя королевствами. Они предпочитают товары и услуги таинственных Северных королевств, что располагаются за огромным океаном, который отделяет их от всех нас. Морское путешествие занимает туда несколько месяцев, поэтому Пелусея построила огромные корабли, на которых достаточно места для съестных припасов — это я узнала, когда Байла отвела меня в доки на береговой линии.

Может поиски Байлы приведут меня туда, к соленому воздуху, холодному ветру и запаху мертвой рыбы, продаваемой на рынке. Я натягиваю свою обувь — только по ней теперь можно узнать, что я не Байла, и направляюсь к двери.

Последние три дня она проверяла мои способности определять Изменившихся. Я еще не совсем разобралась, как это делается, но она замечает каждого в замке и снаружи. Она настолько в этом хороша, что я задаюсь вопросом, не является ли она сама Остроглазом. Некоторые маскируются, чтобы выглядеть более привлекательными. Красивые женщины, однако превращаются, чтобы не привлекать к себе много внимания. Третьи маскируются просто ради забавы, и именно их мы ищем на территории замка, а они — нас. Я знаю, что это детская игра, но она увлекает меня, пока не придут новости от матери. В последнем письме, которое я получила, говорилось, что король беспокоится за меня, но этого следовало ожидать. Она просила, чтобы я не волновалась и помнила, что являюсь принцессой Серубеля, чтобы была сильной и, конечно, продолжала размышлять об операции.

Я, мягко говоря, чувствую себя виноватой за то, что веселюсь, в то время как Тарик вынужден справляться со сложной ситуацией, в которой находится. Но я нахожу утешение в том, что все находится под контролем матери, даже если Тарик этого не знает. Мать не позволит королевствам начать войну, так же, как и я.

И все же, если бы Тарик пропал, я бы сильно волновалась и переживала, несмотря на то, что он отменил нашу свадьбу. Разве не ужасно, что я весь день трачу на игру, пока он мучается вопросом, что со мной случилось? Но мне нельзя допускать, чтобы надежда, что он всё ещё меня любит, слишком сильно меня терзала. Я должна перестать надеяться на то, что мы снова сможем быть вместе. Даже если он волнуется, я уверена, что у него есть много других дел, которые требуют внимания и смогут его отвлечь. Он не может сильно переживать о принцессе, на которой больше не собирается жениться.

Я отгоняю эти мысли прочь, пока брожу по замку под видом Байлы, рассматривая каждого слугу, которого встречаю; но, прежде всего, обращаю внимание на их запах. Разумеется, я ловлю на себе много странных взглядов, но я заметила, что Байла всегда пахнет розами. Даже если она превратится в кого-то другого, она все равно будет пахнуть Байлой. Ну, ладно, Байлой и зельем из мозгов.

Я прохожу мимо неплотно прикрытой двери и замираю. Изнутри льется свет свечи, и хотя я не чувствую запаха роз, я безошибочно узнаю голос Байлы. Я приоткрываю дверь и обнаруживаю свой объект поисков. Она обхватывает руками парня, намного выше неё, с темными волосами и кожей. Красивый парень, который, судя по близости и объятиям, может быть только Понтиади. Я начинаю отходить от дверей, собираясь позволить этим двоим закончить свои интимные дела. Но слова Понтиади заставляют меня замереть на месте, похолодев.

— Ты не должна говорить принцессе Магар.

Я наклоняюсь ближе, пока мне не начинает казаться, что если они посмотрят в мою сторону, то заметят меня.

Байла качает головой.

— Я не могу скрывать от нее такое. Это нечестно, Понти!

Он поглаживает ее золотые локоны, явно обеспокоенный ее сомнениями.

— Сладкая, кто мы такие, чтобы решать, что честно? Мы всего лишь слуги в этом замке. Это решение короля. Мы не можем вмешиваться.

— А если бы это были мы, Понти? Что, если бы кто-то пытался нас разлучить? Что, если бы кто-то пытался выдать меня замуж за другого? Разве ты не захотел бы знать?

Выдать ее за другого? Святые Серубеля, что здесь происходит?

— Я бы не позволил ни одному мужчине прикоснуться к тебе.

— Она любит его, Понти. Она сама мне сказала. Она любит короля-Сокола. Она не захочет выходить замуж за северного принца. Она не должна превращаться из пешки своего отца в пешку своей матери. Я этого не допущу! — она наступает ему на ногу, но он продолжает крепко обнимать ее, лишь застонав от боли.

— Если ты скажешь ей, она сбежит. Тогда у нас обоих будут проблемы, — рассуждает Понти, но я замечаю, что слезы Байлы поколебали его уверенность.

— Она — моя подруга. Я не могу предать ее.

— А что насчёт нас? Король отправит меня в свою армию, и я больше никогда не увижу тебя.

— Он не говорил, почему она должна выйти за принца Бахрейна?

Принц Бахрейн? Я никогда не слышала об этом человеке. Во всяком случае, мать никогда не упоминала его в своих письмах. Знает ли она, что Тарик разорвал нашу помолвку? Не поэтому ли она устраивает для меня еще один брак? У меня возникает легкое ощущение предательства; Тарик обещал, что я сама смогу рассказать родителям в подходящий момент. Может, он решил, что мое исчезновение отменило его слово, тем более, если считает, что я сбежала.

Байла отстраняется от Понти и высоко поднимает голову.

— Король-Сокол этого не допустит, так же, как не допустил бы ты.

— Он согласится, потому что получит лекарство от Тихой Чумы. Он с радостью её отпустит. Отменит помолвку, как только получит это предложение. Любой настоящий король поступил бы так.

Так мать не знает?

— Тогда поедемте со мной, — говорю я, выходя из тени коридора рядом с дверью. Понти охает, переводя взгляд с Байлы на меня. Я проделала прекрасную работу, превратившись в неё; даже он замечает это. — Поедемте со мной в Теорию и восстановите справедливость. Король-Сокол не выгонит вас. Я не выгоню вас. И вас никто ни за что не накажет.

Понти толкает Байлу себе за спину.

— Вы не знаете, что здесь происходит, принцесса Магар.

— Ты прав, я не знаю. Так что объясни мне, — спокойно говорю я.

Байла щипает его за бок, и он стонет.

— Оставь это, Байла. Ты знаешь, что я немедленно должен отвести ее к королю. Король будет знать, что с нею делать.

— Ты умеешь сражаться, Понти? Она-то умеет. Ее тренировал Маджай.

Понти окидывает меня взглядом с ног до головы, оценивая.

— Она могла и солгать об этом.

Когда я широко ему улыбаюсь, это заставляет его передумать. Наконец, он говорит:

— Я должен вызвать охрану. Я должен позвать их прямо сейчас и покончить с этим…

— Боюсь, в данный момент охрана не сможет тебе помочь, — раздается за моей спиной знакомый голос. С усталым лицом входит Сетос, держа по мечу в каждой руке. От меня не ускользает тот факт, что они обагрены кровью. — Они… немного приболели.

Он смотрит на меня, затем на Байлу.

— Кто из вас Сепора? У меня совершенно нет времени, так что я просто начну резать вас обеих на ломтики.

— Ты — дурак, — шиплю я. — Только попробуй причинить им вред, тогда я вырву глаза из твоей башки.

Сетос морщится.

— Ну ладно, я нашел тебя. А теперь пошли отсюда.

Он хватает меня за руку и тащит к двери. Я упираюсь пятками в пол, но его сила слишком велика и спустя несколько минут мы уже идем по коридору.

— Остановись! — Умоляю я. — Грейлин убьёт их обоих, если они позволят мне бежать.

Сетос вздыхает.

— Ты не хочешь уйти по собственной воле. Ты бы уже давно это сделала, если бы у тебя была хоть капля мозгов. Тебя похищают, и для меня очень забавно, что это случилось против твоей воли. Теперь давай поторопимся, прежде чем мне действительно придётся кого-то убить. А если ты заставишь меня вырубить тебя, то намерено начнешь войну между мной и моим братом, а ты знаешь, как я буду этому рад.

— Поверь, твоему брату все равно.

Наконец мне удаётся вырвать руку из его хватки.

Его глаза сужаются до узких щелок.

— Мой брат почти две недели умирал от волнения за тебя. Много чего случилось, Сепора. Не испытывай моего терпения. Я устал и проголодался. Я очень проголодался.

— У твоего брата больше нет прав переживать о моей безопасности. Он разорвал помолвку до того, как меня похитили.

Сетос замирает.

— Ты лжешь.

— Он не сказал тебе?

— Охрана! Здесь злоумышленник! — кричит Понти, стоящий в дверях.

Сетос вздыхает, возвращается к Понти и наносит ему удар по голове рукоятью меча. Понти падает, Байла собирается закричать, но Сетос уже рядом и зажимает ей рот рукой.

— Я все слышал. Король-Сокол обязательно отомстит королю Грейлину, едва услышит об этой ерунде про свадьбу его невесты с другим. Я предлагаю вам бежать из Пелусии до того, как это произойдет, — он указывает головой на лежащего на полу Понти. — Но если ты сейчас закричишь, я перережу ему глотку. Может, не сегодня и не завтра. Но я обязательно найду его, где бы он ни был. От меня ещё никто не ускользал.

Байла рыдает сквозь его руку, но энергично кивает в знак согласия.

— Хорошо.

Он возвращается ко мне и, схватив за руку, снова тащит вперед.

— Видишь? Со всеми можно договориться. Кроме тебя, наверное.

— Ты невозможен.

— Тем не менее я рад тебя видеть. Не могу дождаться, когда расскажу тебе все новости, — он поднимается на подоконник открытого окна, проем которого едва вмещает его фигуру. Посмотрев вниз, он кивает. — Стог сена все еще там. Боюсь, придется прыгать. Наверное, они уже нашли других охранников и будут нас искать.

— Я не буду прыгать.

— Ты уверена? Потому что выбросить тебя было бы забавно.

Он протягивает ко мне руку.

Я смотрю на нее, втягивая воздух через стиснутые зубы.

— Я не могу.

— Гордость пирамид, возьми мою руку и пошли.

— Может ты вырубишь меня, как сделал с Понти?

Он закатывает глаза.

— Сделай что-то, что можно будет рассказать внукам и прыгай, Сепора. Ты спрыгнула с моста Хэлф-Бридж, почему бы тогда не прыгнуть и с высокой башни замка? Кроме того, нам действительно пора. Моя будущая жена ждет моего возвращения в Теорию, а я очень хочу вернуться к ней.

— Твоя будущая жена? — мои глаза, наверное, размером с блюдца.

— Я все тебе расскажу. Как только ты прыгнешь.

Из коридора раздается шум, и до нас доносится эхо мужских голосов. Я оказываюсь в окне раньше, чем осознаю это, глядя на стог сена.

— Ты уверен, что мы не умрем?

— Ну конечно, — с ухмылкой отвечает Сетос.

А потом поднимает меня и выбрасывает в окно.

26

ТАРИК

Рашиди ждет вместе с Тариком, который меряет шагами пол в своих дневных апартаментах. Час назад им сообщили, что Сетос вернулся с Сепорой, и с минуты на минуту они появятся здесь. Весь дворец гудит как разбуженный улей от новости о возвращении принцессы. Тарик не уверен, почему все слуги говорят об этом: причина в счастье или любопытстве. Но как сообщил ему Птолем, все спрашивают, какой будет ее реакция на смерть отца. Это хороший вопрос.

Тарик закрывает глаза при мысли, что ему придётся рассказать Сепоре об отце. Может Сетос уже сказал ей. Пусть из Пелусии пешком не маленький, но Птолем доложил, что они приехали на лодке и сошли на берег недалеко от моста Хэлф-Бридж. У Сетоса было время, чтобы рассказать Сепоре обо всем, что произошло. Но Тарик не знает, рассказал он или нет. Ведение серьезных разговоров не относится к сильной стороне Сетоса. И утишать он тоже не особо может.

Тут дверь открывается, и входят очень уставший Сетос и очень покорная Сепора. К удивлению Тарика, Рашиди выдвигает для Сепоры стул и приглашает сесть. Он тут же укоряет себя за то, что не сделал этого сам. И Сепора, и Сетос выглядят так, словно перенесли много испытаний. Сетос покрыт кровью и грязью, а Сепора только грязью, как с большим облегчением замечает Тарик после того, как внимательно её осматривает. Она одета в одежду служанки, и он задается вопросом, что подумали его слуги о том, что их будущая королева была доставлена домой в тряпках, и в таком виде ходит по дворцу.

Они подумают, что Пелусии придется заплатить.

И будут правы.

Сетос отмахивается, когда Рашиди поднимает его руку, чтобы осмотреть порез.

— Все лишь царапина, — уверяет Сетос. — Но если ты волнуешься, мой друг, то попроси принести столько еды и воды, сколько смогут найти на кухне в этот поздний час. Мы проголодались до полусмерти. А где Тюль? Я хочу увидеть ее.

От Тарика не укрывается урчание в животе Сепоры. Но ей, кажется, все равно. Она сидит прямо, на лице никаких эмоций. Если она пытается обмануть способности Тарика, как Лингота, не выдавая своих эмоций ни словом, ни жестом, то делает это превосходно.

Тарик садится напротив них, а Рашиди дает указания охранникам за дверью. Когда Рашиди присоединяется к ним, прислонившись к стене у балкона, Тарик поднимает взгляд на своего брата. Тот устал и раздражен, и недоволен Тариком. В углу комнаты Патра машет хвостом. Она внимательно следит за Сетосом и Сепорой. После инцидента с Эроном, она стала более настороженной с посетителями Тарика. Он надеется, что ее любовь к брату и Сепоре скоро вернётся. Ей понадобилось несколько дней, чтобы снова принять Рашиди.

— Вы оба не пострадали? — тихо спрашивает Тарик.

— Конечно. По крайней мере, физически. — усмехается с иронией Сетос.

— Физически? — переспрашивает Рашиди. — А как еще можно пострадать?

Сетос бросает взгляд на советника, затем снова смотрит на Тарика.

— Кажется, король-Сокол задолжал объяснение и вам тоже, Рашиди. Наверное, он хочет объяснить нам всем, почему больше не помолвлен с принцессой Магар из Серубеля.

Рашиди отталкивается от стены.

— Что ты сказал?

— Расскажи ему, Тарик. Расскажи ему, что произошло.

Так. Значит Сетос злится. Это из-за того, что Тарик отменил помолвку или потому, что не сказал ему об этом. Ему не нужно смотреть на Сепору, чтобы знать, что выражение ее лица не изменилось. Всё же Тарик удивлен, когда она начинает говорить.

— Сетос, я же объяснила, почему он отменил помолвку и почему ничего не сказал тебе. Если не ошибаюсь, мы обсуждали это несколько раз, в том числе, пока шли от Нефари к дворцу, — в ее словах сквозит усталость и доля раздражения. — Я бы, например, предпочла узнать, почему король посылает за принцессой, с которой больше не помолвлен и родителей которой он больше не принимает в качестве гостей.

Тарик откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Сетос знает о разорванной помолвке, а Сепора — об отце и матери. Конечно же, они поделились информацией во время поездки. Этого следовало ожидать. И Тарик знал, что ему придется объясниться с ними обоими, просто он не ожидал такого подвоха сразу по их прибытии. Он рассчитывал на более приватную обстановку. Что сможет поговорить с каждым из них с глазу на глаз, и с Рашиди тоже. Но, кажется, его брат полон решимости разоблачить его; очень уж Тарику знакомо то, как он сжимает губы. Его мимика говорит о том, что он скорее умрёт, чем оставит всё, как есть.

Стук в дверь освобождает его от необходимости отвечать немедленно, и пока слуги расставляют два подноса с сыром, мясом и хлебом, а также кувшины с водой и вином, его мозг работает в два раза усерднее, чтобы найти ответы, которые не выставят его изнемогающем от любви щенком, как выразился бы Сетос.

На самом деле, когда он отправлял Сетоса в Пелусию, чтобы вернуть Сепору, он действовал инстинктивно, даже не подумав, так же, как моргаешь, когда что-то попадает в глаз. Лишь когда его брат отправился в путь, он обдумал последствия своих действий. Но в тот момент была лишь одна мысль, теперь он знает, где она и хочет, чтобы её в целости и сохранности немедленно вернули ему назад. Конечно он так поступил, потому что любит ее. Но Сепора права, когда задает вопрос, почему король-Сокол проявляет о ней беспокойство. Почему король-Сокол продолжает ею интересоваться, хоть она уже не будущая королева Теории.

А у него нет ответа. По крайней мере, верного.

Зато у него есть вопросы. И пока этого должно быть достаточно. Он ждет несколько долгих мгновений, наблюдая, как Сетос и Сепора набрасываются на еду, словно никогда прежде не видели ее. Рашиди в это время смотрит в пол, тоже стараясь скрыть свои эмоции от Тарика. Тарику не нравится, что каждый в этой комнате чувствуют себя преданным им.

Наконец Сетос делает большой глоток воды из своей чаши и со стуком ставит ее на стол.

— Итак, на чем мы остановились, Ваше Величество? Ах, да. В какую особенную ситуацию вы попали, перестав быть женихом принцессы Магар.

— Прекрати называть меня Магар, — говорит Сепора с полным ртом хлеба. — И перестань быть таким официальным. Вы братья. Вы можете поговорить друг с другом, если захотите. Вам не нужно выходить из себя ради меня. Я тебе уже говорила, мне это безразлично.

Последние слова — ложь, и Тарик чувствует себя так, словно его пронзили мечом. Значит они оба страдают из-за его решения. Но он должен стоять на своем. Он поступил, как король, а не как любящий мужчина, и испытывает облегчение от того, что сейчас она не собирается задавать ему вопросы по этому поводу. Судя по ее поведению, он даже сомневается, что она когда-нибудь вновь поднимет эту тему. Но с Сетосом, он уверен, ему так не повезет.

Сквозь боль она говорит:

— Ты должен рассказать ему, что планирует моя мать. Это повлияет на нас всех гораздо сильнее, чем любая разорванная помолвка.

Сетос сверкает на Тарика глазами.

— Кажется, королева Серубеля планирует править всеми пятью королевствами, а именно, удобно расположившись в твоём же дворце. Нет, правда Тарик, от твоих так называемых шпионов, я ожидал гораздо большего, — он смотрит на Рашиди. — Не обижайся, мой друг.

Рашиди кивает.

— Расскажи нам, что произошло.

— Что ж, — начинает Сетос, сплетая пальцы на затылке, — пока я блуждал по замку Грейлина, я услышал, как король Пелусеи и королева Ханлин — как она добралась быстрее меня до Пелусии для меня загадка — тихо переговаривались в его тронном зале. Они говорили о том, что поженятся, а Сепору собирались выдать за муж за принца Бахрейна из Нунсдема, северного королевства, чтобы укрепить союз между ними. И, конечно, об упущенной возможности убить тебя и захватить Теорию, пока та ослаблена Тихой Чумой и находится в состоянии войны с Хемутом из-за похищения принцессы Магар.

— Прекрати называть меня Магар, — небрежно бросает Сепора и откусывает кусочек сыра. — Но продолжай.

— Я просто повторил то, что они говорили. Как бы то ни было, — добавляет Сетос, словно его и не перебивали. — Они полагали, что едва Теория будет разгромлена остальные четыре королевства покорятся им, потому что они планировали напасть на Хемут, пока Хемут занят войной с нами.

Тарик качает головой.

— Как же королеве Ханлин удалось скрыть от меня это? Я же Лингот. Я должен был заметить скрытое проявление вражды.

Сетос переводит взгляд на Сепору.

— Кажется, талант к обману — это семейная черта. И к тому же, ты когда-нибудь прямо спрашивал ее, собирается ли она ниспровергнуть королевство? Она проделала отличную работу, все время валя вину на Эрона.

— В ее словах не было лжи. У него не было благих намерений по отношению к Теории, вне зависимости от брачного союза, — отвечает Тарик. — Похоже, она использовала это в своих интересах.

В этот момент Тюль открывает дверь и бросается к Сетосу, чтобы так неистово обнять его, как только позволяет её хрупкая фигурка. Он садит её себе на колени и целует в губы. У Сепоры чуть глаза из обит не вываливаются. Тарик прячет усмешку. Ей придётся привыкнуть к такому поведению.

Или нет? Останется ли она после всего, что случилось? Пока его мозг усиленно ищет причины, чтобы она осталась, рассудок кричит, что она должна уйти. Но куда ей идти? Где она будет в безопасности от своей матери? И… примирится ли когда-нибудь его сердце с разумом?

Сепора прочищает горло, переводя взгляд с увлеченной пары на Тарика. Ему хочется сказать, что его это тоже смущает. Любовь, которую проявляют друг к другу Сетос и Тюль мало отличается от той, которая когда-то объединяла Тарика и Сепору.