Спэнсер Коэн. Книга 3

Глава 2

Эндрю доел свой бургер и, откинувшись на спинку стула, радостно погладил живот.

— Так чем ты занимался утром? — спросил он.

Я отодвинул наполовину опустошенную тарелку, недоумевая от того, как же много он ел.

— Проснулся в одиночестве. — Я фыркнул. — Как в тебя помещается такое количество еды?

— Я все сжигаю в спортзале. Что поясняет, почему ты проснулся в одиночестве. Я же сказал, что ухожу.

— Я могу придумать кучу других способов сжечь калории.

Он зарделся, но ухмылка выдала его заинтересованность.

— Да неужели?

— Ага. И тебе даже не придется натягивать спортивный костюм.

— На мне будет хоть какая — то одежда?

— Безусловно, нет.

Он рассмеялся.

— Не подумал.

— Честно говоря, тот факт, что ты прячешь свое тело под тканью, — преступление против человечества.

Он почти выплюнул свой напиток, но успел собраться.

— Сомневаюсь, что человечество согласилось бы.

— Тогда либо они не правы, либо вруны. Или лесбиянки. Или входят в антиромбиковое сообщество.

Он зашелся в хохоте.

— Антиромбиковое сообщество? — Он опустил взгляд на свой жилет с ромбиками. — Раз они против ромбиков, значит, должны выступать против моего ношения таких жилетов. Таким образом, они примут сторону тех, кто предпочтет, чтоб я не носил подобную одежду, а никак не наоборот.

— Не исправляй меня при помощи логики, рассуждений и разума. Было смешнее именно так, как сказал я.

Он снова засмеялся и посмотрел на меня нежным, теплым взглядом.

— Ну? Готов к вечерней свиданке?

Мое прекрасное настроение пикировало в Дерьмовилль.

— Это не свидание.

— Я пошутил.

Глядя в стакан, я нахмурился. Мы уже обсуждали этот вопрос.

— Это работа. Мне за нее платят. Будь у меня выбор, я провел бы вечер с тобой. Ты должен знать, что для меня это всего лишь работа.

Он поднял руку.

— Спэнсер, я просто пошутил.

— Прости. — Я вздохнул. Он сказал, что пошутил, но мне стало любопытно… — Пожалуйста, Эндрю, скажи, что тебя все устраивает.

— Устраивает. — Он взял меня за руку. — Я знаю, что это всего лишь работа. Я просто прикалывался. Должно было быть смешно. Мне известно, что поход на официальный ужин с нудным стариком — последнее, чем тебе хотелось бы заняться.

— Нудным стариком?

— Ты сам его так называл.

— Верно.

— И я имею право шутить на эту тему, — заявил он. — Потому что сегодня, пока ты будешь сидеть на корпоративном ужине с несимпатичным тебе мужиком, будешь слушать речи незнакомых людей, работающих в компании, к которой ты не имеешь ни малейшего отношения, я свернусь калачиком в кресле из ротанга, буду читать книгу и слушать купленный тобой новый альбом.

Я поймал себя на том, что улыбался.

— Все равно не смешно.

Он усмехнулся.

— Да уж. Наверно, я даже спущусь вниз и побуду с Эмилио, пока он не закроет салон.

Мой рот распахнулся.

— Ненавижу тебя.

Он ухмыльнулся.

— Не правда. И не открывай вот так свой рот, или у меня может возникнуть соблазн что — нибудь туда засунуть.

Теперь я хохотнул.

— Мы можем пройти в уборную.

Он закатил глаза и взял фри с моей тарелки. Он держал ее в руке как оружие.

— Появился бы соблазн засунуть тебе в рот картошку, Спэнсер. Картошку.

— Моя идея мне нравится больше.

Он прожевал фри и выбрался из кабинки.

— Тогда пошли.

Я восторженно на него посмотрел.

— Правда?

— Нет, не в уборную, — прошептал он, забирая бургер для Эмилио со стола. — В музыкальный магазин, а потом к тебе. А затем можешь делать со мной все, что пожелаешь.

— Обещаешь?

— Зависит от того, какой альбом ты мне купишь.

— Шантаж значит?

— Нет. Считай это системой выплат и вознаграждений.

Я закатил глаза и отправился к двери, которую покорно придержал для него открытой.

— Просто чтоб ты знал: я не против шантажа. Если он означает, что весь день мы проведем в постели, тогда я только «за».

Он расхохотался и протянул руку.

— Можно я возьму тебя за руку?

— Можно, — сказал я, но в последнюю секунду руку отдернул. — Зависит от того, имею ли я свободу действий в выборе альбома.

Обдумывая мое возражение, он прищурился.

— Х — м — м, а ты умеешь торговаться. Ладно.

Я протянул руку, и он быстро ее сцапал. Вероятно, пока я не успел добавить еще каких — нибудь условий. Мы шли по улице, взявшись за руки, и всю дорогу я ухмылялся.

— И просто чтоб ты знал: если музыка окажется дерьмовой, я могу наложить вето на условие о пребывании весь день в постели.

Я закатился смехом.

— Тем лучше, что вкус у меня безупречный. И, — добавил я, — я не против поиметь тебя на диване.

Он хмыкнул.

— Я так до сих пор и не сообразил, как нам использовать кресло из ротанга.

Я остановился возле музыкального магазина, но прежде чем открыть дверь, приник к нему и зашептал:

— Если я выберу самый лучший альбом, то трахну тебя в этом кресле, когда мы вернемся домой.

Щеки его запылали, зрачки расширились, а заговорил он с придыханием:

— И как ты поймешь, что альбом самый лучший?

— Поверь, пойму. — Я распахнул дверь и дождался, пока он пройдет внутрь. Эндрю направился прямиком в джаз — секцию, а я двинул к стойке обслуживания. — Здравствуйте.

Я заказывал пластинку. «Лунная соната» Вильгельма Кемпфа.

Кассир щелкнул пальцами.

— Да! Вчера получили. Не каждый день у нас заказывают классику. Сейчас принесу из кладовки.

Эндрю тихонько подошел ко мне.

— Спэнсер? Что ты сделал?

Я улыбнулся.

— Возможно, я заранее кое — что для тебя заказал.

— Ты смухлевал?

— Нет. Просто изменил ход игры.

Он покачал головой.

— Мне стоит знать, что это?

Кассир вернулся за стойку с пластинкой в руке.

— Вот. Не так — то легко достать. В настоящее время НГП[1]—винил не очень — то распространен, даже подержанный. — Он протянул мне пластинку, и, забрав у Эндрю бургер, я отдал ему запись.

Он уставился на нее и тяжело сглотнул.

— Выступление Кемпфа в Берлине с Берлинским филармоническим оркестром… — Он покачал головой, все еще разглядывая обложку. — Спэнсер…

— Идеально справился?

Он поднял на меня взгляд. Его глаза вспыхнули тем, что я вряд ли видел раньше.

— Да.

Кассир забрал альбом, проверил на предмет царапин и вернул в обложку. Я заплатил за него неприличную сумму денег, поблагодарил кассира, и мы ушли. Только продвинулись мы не так уж и далеко. Пройдя по улице всего несколько шагов, Эндрю остановился.

— Не верится в то, что ты сделал, — сказал он, до сих пор держа альбом так, будто тот был самым священным Граалем.

— Было не сложно, — пояснил я. — Ты говорил, что «Лунная Соната» — твоя любимая песня. Разумеется, я погуглил лучшие исполнения, почитал, что пишут на форумах единомышленники, и мне без конца попадался этот парень. — Я указал на старого чувака на обложке.

— Нет. — Эндрю покачал головой, будто я не уловил смысл. — В то, что ты сделал для меня. Ты так тщательно продумал то, что меня порадует.

— А тебя порадовало? — спросил я.

— Невероятно.

— Заказ я сделал несколько дней назад, — рассказал я. — И вроде как даже не вспоминал, пока ты не упомянул о покупке нового альбома. Я даже не был в курсе, доставлен ли он.

— И ты поспорил на самый лучший альбом, не зная, удастся ли его добыть?

— Конечно. Я бы нашел что — нибудь другое.

Он медленно покачал головой.

— Но не столь же идеальное.

— Раз уж ты вспомнил о пари, — задумчиво произнес я, — предлагаю вернуться ко мне и «обновить» кресло из ротанга.

Он хмыкнул, и слабый румянец опустился со щек на шею.

— Ты ни за что не проиграл бы спор.

Я обнял его за плечи, и мы продолжили прогулку.

— Ни за что. Разве что найдется сторона «Б» записи, где Джефф Бакли исполняет Бетховена. А так сомневаюсь, что идеальный альбом на самом деле существует.

Мы занесли Эмилио обед, а войдя в квартиру, я забрал у Эндрю альбом и положил на обеденный стол. Я не стал тратить попусту время и поцеловал его. Обнял его лицо руками и подтолкнул в сторону кресла из ротанга. Конечно, круглое, в форме тарелки, кресло, которое ко всему прочему еще и двигалось, не совсем подходило для секса, но мне хотелось принять этот вызов. И победить.

Несколько недель он глазел на это кресло и даже упоминал, что ему было интересно, настолько оно годно для секса. Поэтому я знал, что ему хотелось попробовать.

Он оторвался от меня.

— Ванная, — прошептал он, а потом скрылся в ванной комнате.

Я тут же начал скучать по вкусу его губ. Но, предположив, что он появится лишь через несколько минут после того, как приведет себя в порядок, я забрал из спальни смазку и презервативы и положил на кресло из ротанга. Потом опустил пластинку на проигрыватель, но включать не стал. Пока что.

Когда он вернулся, на нем было лишь обмотанное вокруг талии полотенце и нервная улыбка на губах. Боже, как он был великолепен. Взглянув на него, я застонал. А еще из — за того, что сулила его нагота. От предвкушения мой член запульсировал.

Неспешно Эндрю подошел к креслу из ротанга и закусил губу.

— Э — э…

— Встань на колени, — пробормотал я. — Держись за спинку, как за руль.

Пока он выполнял, я разделся и швырнул одежду куда — то за спину. Я был слишком занят наблюдением за Эндрю, чтоб замечать что — то еще. Поверх подушки кресла он постелил полотенце и опустился на колени, широко раздвинув ноги и вцепившись руками в спинку. Смотрелся он прекрасно.

Все еще стоя на полу, я протянул руку между его ног, приласкал его яйца и член, а он опустил голову и простонал. Потом я нанес смазку на пальцы и нашел его вход, а затем проник в него кончиком пальца.

К тому моменту, когда я добавил второй палец, он вертел бедрами и издавал самые восхитительные звуки. Он откинул голову назад, а в тоне послышалась нотка нетерпения.

— Спэнсер.

Уловив сигнал, я сделал шаг назад и осторожно опустил тонарм проигрывателя.

Знакомое потрескивание заполнило комнату, а я раскатал презерватив, нанес больше смазки и опустился на колени позади него. Прильнул ближе и хрипло проговорил ему в шею:

— Когда — нибудь занимался сексом под любимую песню?

По его коже побежали мурашки, он нервно выдохнул, а потом безрадостно хохотнул.

— Нет.

Как только раздалась фортепианная мелодия, головкой члена я прижался к его готовой заднице, поддразнивая его точно так же, как музыка дразнила воздух. Когда вступление перетекло в нечто большее, я протолкнулся в него.

От наполненности Эндрю издал стон. Он свесил голову на грудь и обхватил спинку кресла, мышцы его плеч напряглись, отвлекая меня от нараставшего удовольствия и приятных ощущений.

Из — за нашего веса кресло начало накреняться. Поэтому я слегка подтолкнул Эндрю вперед и одновременно сильнее в него вжался. Он вскрикнул. Смесь из боли и наслаждения была мне хорошо известна. Я поцеловал его в плечо, в шею и прошептал на ухо:

— Ты такой сексуальный.

Он выгнул спину и откинул голову назад, предоставляя мне лучший доступ к своей заднице.

— Спэнсер, — пробормотал он. Музыка перешла ко второй части, сложной и изумительной, и я толкался в него под звучавший размер три четверти.

На ощупь Эндрю дотянулся до моего затылка и удерживал мои губы возле своего уха. Он изогнулся дугой, насаживался на каждый мой миллиметр, и вскоре мы с Бетховеном вошли в единый ритм.

Я обхватил его твердый член, и выступившая на кончике смазка помогала руке двигаться. Но я слишком далеко зашел, чтоб его дождаться. Ощущения были невероятными, и я уже подобрался слишком близко к краю.

— Спэнсер, — просипел он. — Твою мать.

Больше ничего и не требовалось. Лишь слетевшее с его губ мое имя и прошептанное ругательство, и оргазм меня воспламенил, как лесной пожар. Я схватил его за бедра, толкнулся в него последний раз и наполнил презерватив. Комната начала вращаться, казалось, что было одновременно тихо и шумно, и я почти потерял равновесие.

Не успел я полностью прийти в себя, как Эндрю уже стоял передо мной. Каким — то образом я очутился на ногах, а он держал меня за плечи.

— Ты в порядке? — со смешком спросил он.

— М — м — м.

Он схватил меня за руку и повел в спальню, где пихнул меня на постель лицом вниз.

— Ложись. Мы не закончили.

Мой смех приглушался подушкой.

— Я пытался продержаться дольше, но было слишком эротично.

Не замечая ничего вокруг, я почувствовал, как прогнулась кровать, а потом он раздвинул мои ноги. Затем последовали прохладная жидкость и без предупреждений и оправданий исследовавшие меня пальцы. Я простонал и схватился за покрывало. В постели мне нравилось грубое обращение. И мне нравилось, что Эндрю, тихий, стеснительный и чудаковатый Эндрю, становился своей полной противоположностью, когда дело доходило до секса. Он был у руля. Никаких сомнений. Я приподнял зад.

— Да. Вот так, — подстегнул я.

Он добавил еще несколько пальцев и минуту меня разрабатывал. Одна рука прижималась к моей спине, вторая находилась у моего входа, а он склонился надо мной. Я знал, что следующим будет его член, и жаждал его. Нуждался в нем.

— Эндрю.

Он вытащил из меня пальцы. Пока он надевал презерватив, я подложил подушку под бедра и улегся лицом в матрас. Время он зря не тратил. А просто — напросто расположился позади меня, приблизился членом к моему входу и протолкнулся внутрь.

Он не был нежен. И не медлил. Он подался вперед и ворвался в меня, растянул меня и наполнил. Я издал громкий стон и стиснул зубы.

— Черт. У тебя огромный член.

Горячо дыша мне в спину, он замер.

— Все хорошо?

— Да, — сказал я. — Боже.

Он дал мне секунду приспособиться, а потом медленно меня пронзил.

— Чуть раньше ты не довел меня до оргазма, — хрипло прошептал он.

Я засмеялся в матрас.

— Напомни, чтоб в следующий раз я опять облажался, если ты трахнешь меня точно так же.

Он толкнулся сильнее, отчего я ахнул. Он повторял снова и снова, а потом замер.

Пальцы вцепились в мои бедра, и внутри меня он начал пульсировать. Господи, я чувствовал, как он кончал. Он задушено вскрикнул, вышел из меня и рухнул сверху. Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание было рваным.

Шевелиться я не мог. Я был пришпилен к нему. Было приятно ощущать на себе его тяжесть, а когда он с меня скатился, я сразу же почувствовал себя одиноко. Я перевернулся лицом к нему и поцеловал.

— Ого.

— Никогда раньше так не делал, — прошептал он, закрыв глаза. Словно не мог на меня смотреть.

— Никогда раньше не делал что? — спросил я. — Не вминал парня в матрас? — Все еще не встречаясь со мной глазами, он кивнул. — Эндрю, серьезно, можешь делать так каждый день.

Тогда — то он на меня и взглянул.

— Тебе больно?

Я обвил его руками и притянул к себе.

— Было невероятно. Нет, мне не больно. — Я повертел задницей. — Ну, может, немного, но только потому что у тебя «агрегат» как у коня.

Он отреагировал смесью веселья и ужаса.

— Боже мой. Я сделал тебе больно?

Я захохотал.

— Нет. Сказал же: можешь иметь меня подобным образом в любое время, как только пожелаешь.

— Ох. — Явно засмущавшись, Эндрю усмехнулся. — Не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю, что на тебя нашло. На кресле из ротанга я подвел тебя близко к оргазму, но кончил первым, потому что… ну… ты чересчур сексуален. И, по — видимому, близость оргазма действует на тебя не очень хорошо.

Он зашелся в хохоте, вспыхнул красным оттенком и уткнулся лицом мне в грудь.

— Господи, Спэнсер. Тебе нельзя произносить такие вещи.

Я глубоко вздохнул.

— Ты меня поражаешь, Эндрю Лэндон. Тигр в постели и котенок за ее пределами.

Он резко вскинул голову и уставился на меня.

— Что?

Он меня рассмешил.

— Ты понятия не имеешь, да? — Я принял его пустой взгляд за ответ. — Вот что меня в тебе увлекает. Ты похож на застенчивого, кроткого парня. Но внутри ты властный «верхний».

Его глаза почти выпали из орбит.

— Властный «верхний»? — Он фыркнул. — Не думаю.

— Ох, прошу прощения, минут десять назад тебя здесь не было? Не сомневаюсь, что ты очень даже решительно мной овладел.

Он всхлипнул и покачал головой. Кажется, он искренне пришел в ужас.

— Я не… Я не… Я не «верхний».

— Да ты и когда снизу, тоже властный.

— Я не властный, — тихо сказал он. — Точнее не хочу таким быть.

Я обхватил его лицо и поцеловал.

— Ты идеален. Ничего не меняй.

Он слегка нахмурился.

— Я не идеален. Ты продолжаешь так говорить, но я не такой.

Я перевернул нас и оказался на нем. Коснулся ладонями его лица и вновь поцеловал, на этот раз глубже. Отстранившись, я дождался, пока он распахнет глаза и посмотрит на меня.

— Знаешь, что сделает тебя абсолютно идеальным?

— Что же?

— Просьба довольно большая, но уверен, что ты заполучишь статус «абсолютно идеален». — Я скатился с него, поднялся с постели и направился к двери. — Выбери фильм и приготовь попкорн.

— И это сделает меня идеальным?

— Ага. А я пойду в душ.

Он крикнул:

— И ты считаешь меня властным?

— Да, считаю. — Я вошел в ванную. Моя улыбка стала еще шире, когда я заметил его зубную щетку по соседству со своей щеткой. Меня до безумия радовали простые вещи. Но я ни за что не сознался бы Эндрю, что из — за стоявших рядом щеток мое сердце билось быстрее. Гарантирую: он посчитал бы меня чокнутым. Или романтичным олухом. Или всем сразу.

Улыбка сошла на нет, когда следом за мной он прошел в душ — буквально в душевую кабину, под бежавшую воду. Он все еще был обнажен, но что — то странное произошло с выражением лица.

— Эндрю?

Что — то явно не могло подождать, словно именно в эту секунду ему требовалось рассказать мне то, что было у него на уме, или он умрет. Брови сошлись на переносице.

— Знаю, я властный. Но я не хочу быть таким. Из — за тебя я забываю себя цензурить.

Стоя под потоком воды, я открыл рот, чтоб хоть что — то сказать, но он еще не закончил.

— С Эли мне приходилось следить за своей речью и поступками. Мне не хотелось его отпугнуть. Я никогда не высказывал свое мнение. Я никогда не настаивал на своем и не приказывал ему в спальне, как делаю с тобой. — Он тяжело сглотнул и из — за водяных брызг заморгал. — Но рядом с тобой я могу быть собой. Я действительно властный. Я люблю, чтоб все делалось определенным образом. Я перфекционист. Но я не идеален. Ты видишь меня настоящего. Это и есть я.

Сказать, что меня ошеломил всплеск его эмоций, значит, не сказать ничего.

Ошеломил, пригвоздил к полу и удивил. И лишил дара речи. Я притянул его к себе, потом прижал к плиткам и поцеловал с той же честностью, какую продемонстрировал он. Нет, в тот момент слов я подобрать не мог, но надеялся, что он все равно меня понял.

Когда я наконец — то отстранился, мы оба дышали с трудом. И я прошептал ему в губы:

— Никогда себя не цензурь. Ничего не меняй. — Я смотрел ему в глаза, и окруженный паром и рваным дыханием он не отводил от меня взгляда. — Ты идеален.

Он покачал головой.

— Нет.

— Для меня. Ты идеален для меня.

Наконец — то он улыбнулся, коснулся рукой моего подбородка и погладил по бороде.

— Не задерживайся. Я положу попкорн в микроволновку.

Он вышел из душевой, быстро вытерся и обернул вокруг талии полотенце. А потом ускользнул из ванной. Я улыбнулся, намылил тело и волосы, а потом вспомнил…

Попкорн. Микроволновка.

«Дерьмо!».

Попкорн, что имелся у меня, нельзя было готовить в микроволновке. Он был каким — то органическим и изысканным и должен был готовиться на плите. «Черт, черт, черт!». Я выключил воду, схватил полотенце, вылетел из ванной и, пытаясь обернуть полотенце вокруг бедер, помчался на кухню. Волосы все еще были в шампуне.

— Эндрю!

Он стоял в обернутом вокруг талии полотенце и держал в руке упаковку попкорна, а дверца микроволновки была открыта. Я его напугал.

— Что?

— Не в микроволновку, — выдохнул я и, закрыв дверцу, приложил руку к сердцу. — Попкорн готовится на плите. В сковороде. И, наверно, не вся пачка, если только мы не планируем кормить голодающих.

Он посмотрел на упаковку так, будто она его оскорбила.

— А я — то думаю, почему она не похожа на те, что покупает мама.

Я рассмеялся.

— А прочитать инструкцию на упаковке желания не возникло?

— Нет. Просто решил… — Уголки его губ опустились. — Говорил же, что не готовлю.

Ты толкаешь речи о моей идеальности, а я чуть не убил нас попкорном.

Я забрал у него попкорн и по — быстрому чмокнул в губы.

— Ты по — прежнему идеален. — Но потом в глаз попал шампунь, и я зажмурился. — О, черт, черт. Мой глаз!

Теперь смеялся он и, взяв за руку, повел меня в ванную.

— Не открывай глаза, — сказал он.

До меня донесся звук включившейся воды, и я почувствовал, как он снял с меня полотенце, а потом взял за руку и осторожно провел под душ.

Я сунул голову прямо под воду. Поток стекал по моему лицу и глазам, а я смывал шампунь с волос. Спустя минуту я вытерся, натянул штаны и обнаружил одетого Эндрю на диване. Босые ступни были закинуты на кофейный столик. Там же стояли две бутылки воды и миска с чипсами.

— Достал их из шкафа. Решил, что они безопаснее попкорна.

Я приподнял его подбородок и поцеловал, а потом плюхнулся на диван, почти завалившись на него как на подушку, и обнял себя его рукой.

— Какой фильм мы смотрим?

— «Бешеные псы». Классический Тарантино. Подойдет?

Я довольно и счастливо вздохнул.

— Как я и говорил. Идеально.