Список для выживания

4

– СЕГОДНЯ ДЕНЬ ГРУСТИ и скорби, – нараспев произнес раввин Бернштейн. – В нежном возрасте двадцати двух лет скончалась наша дорогая Талли. Она оставила нас с разбитым сердцем. В безысходности. В мечтах подольше побыть вместе с ней. Она оставила нам двадцать с лишним лет воспоминаний. Поэтому мы собрались здесь, чтобы вспомнить Талли. Она была любимой дочерью Гарретта Вебера и его покойной жены Даны и обожаемой сестрой Слоун, которая выступит перед вами через несколько минут.

Я на похоронах сестры. Понедельник. Восемьдесят семь часов после того, как Талли официально объявили мертвой. Восемьдесят семь часов и семнадцать минут. Четыре дня без восьми часов сорока трех минут. Если бы четыре дня назад мне сказали, что я буду сидеть в первом ряду синагоги «Бет Шалом» и смотреть на гроб сестры – гроб моей сестры, – я бы не поверила. Если бы мне сказали это четыре дня назад, я бы все сделала по-другому, и мне бы не нужно было здесь находиться.

Это раввин Бернштейн предложил мне выступить на похоронах и рассказать остальным скорбящим о жизни моей сестры, о которой, возможно, они не знали. Сначала я подумала: «Ну ладно, я могу». Но когда раввин ушел и я села писать о том, что, пожалуй, станет самой важной речью в моей жизни, то впала в писательский ступор. Доктор Ли часто говорила, что писательского ступора не бывает: «Всегда можно найти что сказать, – учила она нас. – Может быть, вы точно не знаете, как это сказать, но для начала просто скажите это как попало. Пока мысль прячется у вас в голове, она не приносит пользы. Я советую разрешить себе начать с абсолютно тошнотного первого черновика. Уверена, туда проникнет парочка бриллиантов, и когда будете перечитывать, постарайтесь их не проморгать. Но пока вы не напишете этот первый черновик, вам просто не с чем будет работать».

У меня в голове вертелось столько всего про Талли, что я не знала, с чего начать. Она была так помешана на дельфинах, что наверняка знала о них больше, чем рядовой морской биолог. В младших классах она каждый год выигрывала конкурс орфографии. Она умела в уме переводить температуру по Фаренгейту в шкалу Цельсия. Она год копила карманные деньги, чтобы купить мне куклу «Американская девчонка», когда мне исполнилось шесть лет. Она могла пойти в торговый центр и отвешивать комплименты прохожим: «классная прическа»

или «какой модный свитер». Я хотела быть такой, как она. Я пыталась. Но у меня не получалось, по крайней мере в точности. Не могла я быть такой же хорошей. Воспоминания о сестре не походили на написание рассказа. Нельзя пригвоздить ее к странице. В этом и заключалась проблема.

Перед моим выступлением на сцену поднялась Тесс Найланд. Они вместе с Талли были в команде чирлидерш. Она прочла отрывок из «Пророка» Джебрана Халиля – книги, которую я нашла у сестры на полке, когда искала «Улисса». Отрывок, который Тесс прочитала, Талли обвела: «Чем глубже горе проникло в тебя, тем больше и радости может в тебя вместиться». Мое горе от потери Талли разрыло во мне ямы до самого основания. Их уже никогда не заполнит радость. Мне было всего семнадцать лет. Предполагалось, что у меня вся жизнь впереди. Но я была уверена, что больше никогда не испытаю чистую радость в мире, где больше нет Талли.

Тесс закончила, и пришла моя очередь говорить. Я встала и поднялась на сцену, чувствуя ком в горле, слишком большой, чтобы проглотить, и слишком узкие туфли – это были туфли Талли. Речь, которую я написала, лежала у меня на ладони. Я сжала ее и уставилась в зал. Все лица расплывались, кроме одного. Где-то в десятом ряду сидела соседка из дома напротив, Сара Геттеринг. Она была тощая и низкорослая. Ее седые волосы были вечно стянуты в жесткий пучок, а глаза за очками казались в два раза больше обычных. Мы всегда звали ее по имени и фамилии. «Сара Геттеринг сказала, что ты играла в футбол во дворе и чуть не задела ее машину» или «Сара Геттеринг говорит, что нам нельзя рисовать классики на тротуаре». Странно, что именно Сару Геттеринг я видела так отчетливо; может быть, потому что никак не ожидала, что из всех наших знакомых она вдруг решит прийти проститься с Талли.

Я стала разворачивать свой листок бумаги. Последний раз я так разворачивала список Талли. Я думала об этом, а еще о том, почему Сара Геттеринг пришла на похороны Талли, и недостающий элемент головоломки вдруг встал на место.

Еще пирога.

Сложенная речь осталась у меня в руке, и я начала без нее.

– Когда мне было девять, я сказала Талли, что хочу приготовить яблочный пирог. Я думала, мы сходим в магазин за ингредиентами. Но она велела мне ждать в своей комнате и позже вернулась с первой подсказкой в предстоящем квесте. Я обыскала весь дом, во дворе и перед домом. Предпоследний ключ был такой: «Одни в меня кладут слова, другие забирают». Я долго не могла угадать, но потом сообразила, что речь о почтовом ящике. Я открыла его, и там лежала последняя подсказка – математическая задачка. Ответом был адрес нашей соседки. У соседки – назовем ее мисс Икс – в саду росла яблоня. Конечно, чтобы сделать яблочный пирог, нужны яблоки. Мисс Икс жила одна, и Талли заверила меня, что яблок у нее предостаточно.

Но мисс Икс была такой дамой, которую боялись все дети. Я сказала Талли: «Я не могу пойти к ней просить яблок». А она ответила: «Не проси у нее яблок, проси сразу прощения». Она объяснила, что такая у нее была жизненная философия. Так и сказала: жизненная философия. Если о чем-то просить взрослых, сказала она, они, скорее всего, откажут, потому что подумают, что дети ничего не могут сделать сами. Так что лучше всего, сказала она, просто сделать это. Вот если облажаешься, тогда можешь просить прощения.

Я смотрела на Сару Геттеринг, пока рассказывала, как мы тайком проникли на ее двор. Минуты через две дверь распахнулась. Она махала нам деревянной кухонной лопаткой, и я была уверена, что она хочет нас ею отшлепать. Я выронила яблоки, и они покатились на землю: бух, бух, бух, бух. Талли сразу начала извиняться. «Простите. Простите, пожалуйста, – причитала она. – Простите меня и, пожалуйста, не злитесь на мою сестру. Она просто мимо проходила». – «Просто мимо проходила? – спросила Сара Геттеринг. – А как же мои бедные яблоки?» Я взглянула на помятые яблоки, разбросанные по земле. «Простите», – прошептала я.

Талли схватила меня за руку и потащила через дорогу домой, пока Сара Геттеринг кричала нам вслед. Мы вбежали в дом, Талли прислонилась к двери и согнулась от смеха. Она так сильно смеялась, что в уголках глаз появились слезы. «Ты попросила прощения у яблок! – хохотала она, тряся головой. – Ты попросила прощения у яблок!» «Ну а что, – сказала я, чувствуя, как у меня багровеют щеки. – Оттого, что я их уронила, у них повсюду были вмятины, даже мисс Геттеринг сказала». «Ах, Слоник, – глубоко вздохнула сестра и подошла ко мне совсем близко. – Я так тебя люблю. Мы добудем тебе еще пирога».

Еще пирога. Вот оно.

– Моим самым любимым занятием, самым невероятным приключением было быть сестрой Талли, – обратилась я к собравшимся проводить ее в последний путь, в том числе к Саре Геттеринг. – Не могу поверить, что приключение закончилось. Это все, что я хотела сказать.