Сталкер

ГЛАВА 1

ФЕНИКС

Шесть месяцев тюрьмы позади. Осталось четыре тысячи пятьсот шестьдесят дней. Черным маркером я пишу цифры на календарной странице поверх числа, перечеркивая дату, как делаю каждый день. В углу этого листа изображен черный череп, который я повторно обводил, вырисовывал и протыкал, дабы дать волю своему гневу, когда представлял ее лицо.

Та женщина… всего лишь мысль о ней пробуждает во мне желание проделать дыру в той стене, на которую я сейчас пялюсь.

Я ненавижу ее до смерти в буквальном смысле. Я не просто хочу ее убить. Так или иначе, она заплатит за то, что сделала. Наказания и боли недостаточно… подойдет лишь смерть, и ее я собираюсь привести прямо к порогу этой девушки.

Эти стены не удержат меня. Может, в данный момент, но не навсегда, и когда я выберусь, она пострадает первой. Ей повезло, что вокруг меня стальные решетки, и меня удерживают запертым внутри, подальше от той вычурной маленькой лжи, которую она зовет жизнью. Она думает, что находится в безопасности, думает, что невиновна, но мы оба знаем, что это неправда. Она прячется за своей идеальной фальшивой маской, но все, что нужно — это щелкнуть пальцами, и маска треснет прямо посередине.

Я удостоверюсь, что это принесет ей боль, когда выберусь отсюда. Она заслуживает ее.

Вы могли бы подумать, что желание убить девушку превращает меня в подонка, но эта девушка зашла слишком далеко… Дальше, чем любая другая зашла бы, чтобы очистить свое имя. Она загнала меня в угол, чтобы указать копам на меня и посадить за решетку. Это как вырезать сердце мужчины из его груди. Если бы оно у меня было, я бы уже сдох, особенно потому что я позволил себе увлечься ею.

Признаю, что я не святой. У меня за спиной плохие вещи. Я убил ее мужа, но он заслужил каждую унцию боли, которую вынес. Он был лживым ублюдком, впрочем, как и она. Они оба заслуживают отправиться в ад.

Я гнию от злости, на которую имею право. Все, о чем я могу думать, это как заставить ее страдать таким же образом, как она вынудила мучиться меня. Запереть ее и причинить боль. Пальцы скручивает, когда хватаюсь за пустой воздух, представляя, как душу ее. Даже могу почувствовать, как хрустят ее кости.

Она, нахрен, разрушила мою жизнь, и не только потому, что бросила меня в тюрьму. Эта девушка полна секретов, спрятанных за фасадом, и я умираю от желания разрушить его. Конечно, никто мне не верит. С моими татуировками, пирсингом и темными волосами я выгляжу как типичный киллер, чьи слова ничего не значат перед угрозой предательства. Так было всегда, и я не ожидаю, что что-то изменится в скором времени. Моя жизнь всегда состояла из драк голыми руками, дабы показать власть над тем, что я заклеймил своим. Это все, что я делаю, все, что я знаю. Борьба любым способом и любыми средствами, которые я могу придумать, чтобы добраться до того, что принадлежит мне.

И самое поганое то, что однажды я уже боролся за нее.

Все верно: она не только мой ненавистный соперник, но и однажды была объектом моей любви. Я говорю «была», но не уверен, что смогу вырезать ее из сердца так быстро, когда увижу ее лицо снова. Я даже, пожалуй, сначала трахну ее, и затем убью. Бывшие… я бы отрубал их головы топором.

Если бы мог, то стер бы любое воспоминание об этой женщине, только, чтобы прекратить думать о ней. Вместо этого я заперт в камере, где каждый приходящий и уходящий день напоминает о ней… где я думаю обо всех способах, которыми собираюсь заставить ее молить меня о пощаде.

— Ты снова хандришь?

Я поворачиваю голову на звук раздражающего саркастического голоса моего сокамерника. В такие моменты, когда из его рта вырывается подобное дерьмо, мне буквально хочется снести ему голову. Хотя, пустота в моей груди оставила скромное местечко для него. Вот, что случается, когда проводишь месяцы в одной камере с другим парнем. Каким-то образом ты привыкаешь к человеку, потому что он здесь, он живой, и ты можешь поговорить с ним. Этого как раз достаточно, чтобы создать связь. По крайней мере, в этом месте достаточно.

Так что я снисхожу до него… пока.

Прищуриваюсь, глядя на него.

— Заткнись.

Он вскидывает брови, синие глаза блестят от любопытства.

— Я знаю, что ты делаешь, когда дергаешь носом, хрустишь костяшками на кулаках и прожигаешь взглядом стену. Ты каждый день этим занимаешься, — сокамерник поднимает на меня голову, садясь на краю своей койки, и болтая ногами близко у моей головы. — Ты думаешь о ней, не так ли?

— Занимайся своими делами, идет? — отвечаю я, отталкивая его ноги. — И убери эти сраные ступни подальше от моего лица. От них несет как от гниющей жрачки.

Он пытается почесать мой подбородок большим пальцем ноги, так что я дергаю его за ногу так сильно, что он летит с койки на пол.

— О! Блядь! — кричит он, потирая макушку, пока встает на корточки. Пробегает пальцами по длинным темным волосам. — Нахер ты это сделал?

— Вот, что получаешь, если дразнишь меня, — произношу я.

Он хмурится.

— Придурок.

Я ухмыляюсь.

— Каков есть. — Я переворачиваю страницы календаря назад, где им и место, и бросаю его на стол. — У тебя с этим проблемы?

Он вскидывает брови.

— Всегда.

Я улыбаюсь, как и он. Я знаю, что этот отморозок никогда не злится на меня, и поэтому он мне нравится. И именно поэтому он все еще жив. Находиться со мной в камере нелегко… если вам удается выжить. Что я могу сказать? Ублюдок пришелся мне по душе.

Внезапно кто-то ударяет по прутьям решетки, заставляя меня подорваться на месте и обернуться. Это охранник, сверкает хитрой улыбкой.

— Салливан. ДеЛука, — произносит он низким голосом, — пора подышать свежим воздухом.

Я вздыхаю, собирая свои вещи, как делаю всегда. Все должно быть оставлено аккуратно и ровно, чтобы офицеры могли проверить камеру одним махом. Когда я готов, охранник открывает дверь и сопровождает нас вниз, где собираются остальные заключенные. Мы всегда идем на улицу строем, группами, никак не контактирующими между собой. Они собираются в различные расовые банды, которые стоят за бунтами.

Я? А я не принадлежу ни к одной из них, как и ДеЛука, так что большую часть времени мы отираемся рядом. Ненавижу группировки и избегаю их как чумы. Они ничего не могут предложить нам, а у меня нет интереса корешаться с идиотами. Хотя, это также делает нас легкими мишенями.

Вот почему охрана всегда начеку, когда нас выпускают из клетки.

Мы гуляем снаружи с остальными заключенными и идем к нашему обычному месту возле столика. Он расположен в дальнем восточном углу, близко к забору, где трава все еще зеленая, а не втоптанная в грязь тяжелыми сапогами. Я опускаюсь на колени и выдергиваю траву из земли, пока ДеЛука садится на стол и опирается на локти, чтобы насладиться солнцем.

— До охренения прекрасный денек, Никс, — говорит ДеЛука, постанывая, пока потягивается.

— Мммммххмммм, — соглашаюсь я, но сейчас мне не хочется с ним разговаривать. Улица — единственное место, где я могу подумать, еще о чем-то, кроме как о ебаных женщинах, и могу послушать что-то большее, чем его голос. Заключение в маленькой камере делает кое-что с человеком. Оно делает тебя ранимым… почти слабым, а я едва могу вынести это чувство. Оно пробуждает во мне желание поднять бунт только для того, чтобы вновь вернуть себе силу воли.

Я выдергиваю еще больше травы, пока не нахожу то, что ищу — колонию муравьев, которая поселилась здесь пару месяцев назад. Передвигаю пару маленьких камешков, пока не нахожу их колонию, и просто смотрю. Они ползают везде, со своими крохотными листочками и другой едой, таская ее в муравейник точно так же, как они таскают личинки. Эта микроэкосистема напоминает людей, только в намного меньших масштабах. Мне просто нравится смотреть на них. И все. И может, помогать им время от времени веселья ради.

Внезапно чужой сапог опускается на верх гнезда, давя муравьев.

Охваченный яростью, я смотрю вверх на человека, который только что умертвил целый город насекомых.

— В песочнице играешься, да, Салливан? — рычит тот, слюна брызжет из его рта, падая на мою щеку.

Вставая на ноги, я вытираю ее и наклоняюсь, прищуривая глаза. Он окидывает меня взглядом с головы до ног, пока его дружки собираются вокруг нас, создавая ловушку для меня. Этот парень явно ищет драки… но он не на того напал.

Поднимая руку, я размазываю его плевок прямо ему по щеке, медленно ведя рукой, пока все стоят с разинутыми ртами, из которых доносятся шокированные вздохи. Я просто взял и сделал это. Дерьмо вот-вот попадет в вентилятор. Замечательно. Как раз, как мне нравится.

Когда я заканчиваю, то вытираю остатки его слюны о штаны и вскидываю голову, ожидая, когда он сделает первый шаг.

— Ты — ебанутый отморозок. Пора преподнести тебе урок, — рычит парень, поднимая кулак и заряжая им прямо мне в лицо. Я принимаю удар как мужчина, впитывая всю силу, и позволяя своему телу пошатнуться от удара. Мне нужна пара секунд, чтобы прийти в норму. Хороший удар. Хотя, недостаточно.

— Это все, на что ты способен? — произношу я, поворачиваясь лицом к нему.

Самодовольная ухмылка, с которой он смакует свое превосходство, тут же превращается в шок, когда он понимает, что не причинил мне боли. Когда я улыбаюсь, он кричит, и его лицо полностью приобретает пунцовый цвет. Прежде, чем он может выпустить свой гнев, я ударяю его в живот.

Затем ДеЛука слезает со стола и толкает одного из парней в спину, заставляя того споткнуться. После он отвешивает ему коленом в лицо и достает нож. Режет руку одного из нападающих, который умоляет о помощи. В это время я отрываюсь на своем обидчике до тех пор, пока тот не падает на землю, и я оказываюсь на нем, выбивая дерьмо.

ДеЛука пугает остальных своим ножом, делая выпады с ним на каждого, кто посмеет подойти ближе, пока я безжалостно колочу своего оппонента.

— И кто кому преподает урок, а? — кричу я, кулаками размазывая кровь по всему его лицу.

К тому времени, когда прибывает охрана, его физиономия рассечена в нескольких местах, а нос свернут. Скорее всего, я сломал пару костей. Охранники свистят, и разносится звук тревоги, пока они кричат всем лечь на землю. Я останавливаюсь в этот момент, так как предпочту не получать электрошокером в зад. Это на самом деле адски больно.

Мы ложимся, и мой нападающий стонет от боли, пока офицеры окружают нас и заковывают в наручники. Теперь меня, скорее всего, бросят в карцер, но это стоило каждого удара. Никто не переходит мне дорогу в делах. Будь это муравьи или убийства, — это мои, мать вашу, дела, и всем лучше держаться подальше… или я уложу каждого.

* * *

ВАНЕССА

— И, снято!

Когда режиссер выкрикивает эти слова, я вздыхаю с облегчением и стаскиваю ленту, что держит мои волосы.

— Боже, как же я хочу пить, — произношу я, пока моя ассистентка передает бутылку с водой, которую я с такой охотой осушаю.

— Отличная игра, Ванесса, — говорит мне режиссер, пока мы оба смотрим отснятые кадры на экране.

— Спасибо, — отвечаю я с широкой улыбкой. — Думаю, мне всего лишь нужен был финальный толчок. — После тридцати снятых дублей как раз время.

— Выглядит потрясающе, — произносит моя ассистентка. — Особенно поцелуй. Очень по-настоящему.

— Думаешь? — спрашиваю я, выуживая больше комплиментов. Я люблю слушать, как хорошо я вхожу в образ.

Девушка кивает.

— Я влюблена в него!

Она дает мне пять, когда режиссер качает головой и подмигивает.

— Увидимся завтра.

— Спасибо, Дэвид. Отличная поработали сегодня. Увидимся, — восклицаю я, уходя.

Улыбка тут же сходит с моего лица, когда я иду в свою гримерку, а моя ассистентка, Пейдж, продолжает тявкать.

— Не забудь о завтрашней встрече с местным тренером.

— Ага, я помню, — отвечаю я, открывая дверь. Вхожу и тут же снимаю серьги, от которых болят уши.

— О, и пока я не забыла… С днем рождения!

Она неожиданно обнимает меня руками за шею, застав врасплох. Я понятия не имею, что делать с этим внезапным проявлением привязанности, особенно, когда она не убирает руки от меня и спустя полминуты.

— Спасибо, — отвечаю я, отрывая ее от себя. — Но я предпочла бы не знать.

— Почему? Двадцать семь — еще не старость, — говорит Пейдж.

Я кладу палец ей на губы.

— Больше ни слова.

Он хмурится, глядя на меня.

— Ладно…

— Мне просто не нравится слышать об этом, — пожимаю я плечами.

— Ну, я и, правда, надеюсь, что у тебя будет классная вечеринка, — протягивает Пейдж.

Я одариваю ее своей обычной фальшивой улыбкой.

— Конечно. Как только доберусь до дома, открою шампанское, — подмигиваю я.

Она улыбается, словно на самом деле верит мне.

— Хорошо. Что ж, тогда увидимся завтра, — она собирается уходить, но затем снова поворачивается ко мне. Идя спиной вперед, она добавляет: — Если тебе будет что-нибудь нужно, просто позвони мне, ладно? Я всегда приеду помочь.

— Позвоню, — улыбаюсь я, и машу ей, пока она не исчезает из поля зрения, а затем закрываю дверь, вздыхая.

Быть одиноким — или самое лучшее чувство на свете, или самое страшное. Быть пойманным в ловушку тишины — хорошая вещь, особенно после насыщенного дня, но в такие дни, как сегодня, эта тишина врезается мне в душу.

Я сажусь перед зеркалом и хватаю салфетки для лица, промокая ими кожу, пока не снимаю весь макияж. Смачивая лицо водой, смотрю на маску, слои которой снимаю один за другим, пока не остается ничего, кроме одинокой жалкой суки.

Полностью сняв макияж, я остаюсь наедине со своей «наготой», которая заставляет почувствовать холодную тяжелую правду. То, что я вижу: бумажно-белая кожа, чья непорочность нарушена гадким фиолетово-синим кровоподтеком. Прошло немало времени с тех пор, как я видела на себе синяки, но сейчас их вид ударяет по мне, словно кирпич по лицу. Это ломает фасад, которым я так дорожу.

Глаза наполняются влагой, но я трясу головой, делаю глубокий вдох, отталкиваю все мысли, пока продолжаю умывать лицо.

Кто-то внезапно стучит в дверь.

Я поворачиваю голову, прикрывая синяк волосами, когда входит моя помощница.

— Прости, кто-то оставил это для тебя в приемной. Я должна передать их тебе.

Нахмурив брови и приоткрыв рот, я пялюсь на огромный букет роз, которые она держит.

— От кого они? — спрашиваю я.

Девушка смотрит на карточку и улыбается.

— От Артура.

Что-то скручивает мои внутренности.

Я сглатываю ком в горле, когда она подносит цветы ко мне.

— Я больше не буду тебя беспокоить, — произносит она после неловкого молчания.

— Спасибо, что принесла, — произношу я.

— Да, без проблем, — отвечает она, а затем снова закрывает дверь.

Розы лежат на моем столе, прямо поверх косметички, а все, что я могу делать, это откинуться назад и пялиться на них, словно они были выращены в глубоком, иссушенном колодце. Могу прочесть слова на записке издалека.

«Мне жаль, Ванесса. Я не хотел забыть о твоем дне рождения».

Злость закипает во мне, и я делаю первое, что приходит на ум: хватаю розы и швыряю их в мусорное ведро. Ему придется придумать что-то получше, чтобы загладить вину за то, что он сделал. Особенно учитывая, что он абсолютно забыл упомянуть об этом.

Встаю со стула и беру пальто. Затем надеваю большую круглую шляпу и темные очки, пряча синяк. Не идеально, но достаточно, чтобы выбраться на улицу незаметной.

Пока выхожу из здания, чтобы добраться до своей машины, фанаты толпятся сбоку от меня, желая сделать фото и требуя автограф. Конечно, я всегда поощряю их, обожая внимание. Яркие вспышки от камер очищают голову и туман из плохих мыслей, что закручивает мой разум. Я делаю это для фанатов, для тех, кто обожает меня и любит, как никто другой. Я делаю это для таких моментов счастья — моментов моего звездного часа — прежде, чем мне придется вернуться в унылый, одинокий дом.

Неведение — блаженство.

ГЛАВА 2

ФЕНИКС

В 8 лет

— Бабааах! Я — Феникс, и я собираюсь сокрушить тебя! — с громким шлепком я швыряю фигурку в изголовье кровати, притворяясь, что это гигантский инопланетный корабль, прилетевший уничтожить Землю. Герой Феникс — единственный, кто может всех спасти со своими особенными лазерами, которыми он стреляет из глаз, и суперсилой, с которой он может поднять даже Землю.

Я залезаю под простыни и поднимаю Феникса, чтобы он мог пробраться к краю, открывая смертельное оружие: гигантского робота-гуманоида, которого он использует, чтобы уничтожить вражеский корабль.

Но затем Феникса внезапно вырывают из моей руки.

— Эй! — я вылезаю из-под простыней и вижу мальчика, который убегает от меня, хихикая. — Отдай мне его! — кричу я вслед, выпрыгивая из скрипящей старой кровати.

Мальчик бежит вниз по огромной лестнице старого поместья, перескакивая через ступеньки и удерживая моего Феникса высоко в воздухе, словно гордится тем, что украл его. Он смеется и произносит:

— Подойди и возьми, дурачина!

Я хмурюсь, стискивая зубы, а затем бегу за ним. Никто не трогает моего Феникса. Он — единственная игрушка, что у меня есть. Воспитатели дают нам лишь по одной. Это дурацкое правило приюта, потому что у них не хватает денег. По крайней мере, так они мне говорят. Иногда мне хочется иметь больше игрушек, чтобы играть с ними, или больше друзей, которые не хотели бы украсть у меня все, что есть.

Я спешу за мальчиком, перепрыгивая через ступеньки, чтобы суметь догнать его. Он внизу, в столовой пытается спрятаться за другими детьми и использовать их в качестве щита.

— Отдай обратно, — рычу я.

— Нет, с чего бы это? Ты его не заслуживаешь, — отвечает он.

— Это моя игрушка. У тебя есть своя.

— Мне мало, — произносит он, удерживая Феникса обеими руками, почти отрывая его голову.

— Прекрати, ты его сломаешь!

— И что? — Он тянет сильнее. — Боишься? Майлз — трус, Майлз — трус! — теперь он напевает, выводя меня из себя так сильно, что мне хочется его ударить. Все начинают смеяться, когда видят мое злое лицо.

— Майлз — неудачник! — добавляет мальчик, и группа скандирует настолько громко, что вскоре это — все, что я слышу.

Я больше не могу это выносить. Я хочу обратно свою игрушку, и хочу, чтобы они оставили меня в покое.

Когда мое терпение лопается, я отталкиваю ребенка, за которым прячется мальчик, так сильно, что они оба спотыкаются, а затем хватаю своего обидчика и несколько раз бью его в лицо. Игрушка выпадает из его руки, когда он пытается заблокировать удары и не дать моему кулаку опуститься на его лицо, но я слишком быстр.

— Драка, драка, драка! — скандируют дети вокруг.

Я продолжаю наносить удары, позволяя всей моей ярости выплеснуться на него.

— Прекрати! — визжит мальчик, но я не придаю значения его крикам.

Все, о чем я могу думать, это кровь, вытекающая из его носа, и зубы, покатившиеся по комнате.

— Никто. Не. Трогает. Мою. Игрушку, — рычу я, ударяя его в лицо после каждого слова.

— Пожалуйста! Хватит! — умоляет мальчик, царапая мои руки.

— Я ненавижу тебя! — кричу я. — Я всех вас ненавижу!

Я бью его так сильно, что болят костяшки, и перед глазами вижу только красный цвет. Все, о чем я могу думать, это как надрать его задницу так сильно, чтобы он больше никогда не смог украсть у меня что-либо. Это был последний раз, когда он подразнил меня, последний раз, когда он погнался за мной, последний раз, когда кто-то причинил мне боль.

Через несколько минут воспитатели приходят и оттаскивают меня от него прежде, чем мне удается забрать Феникса.

— Что это такое? Как ты смеешь нападать на мальчика вот так?

— Он украл мою игрушку, — отвечаю я, скрещивая руки на груди, пока пялюсь на свою игрушку.

— Мне все равно, что он сделал. Ты поднял на него руку. Мы. Не. Бьем. Людей, — воспитательница продолжает тыкать пальцем в мой нос после каждого слова, словно это должно произвести на меня впечатление.

Но все, о чем я думаю, это как убить ребенка, лежащего на полу, истекающего кровью, умоляющего о помощи.

Воспитательница громко вздыхает.

— И вот снова.

Комната полностью погружается в тишину, и все пялятся, пока она выволакивает меня через дверь и ведет вверх по лестнице.

— Тебе нужно было снова это сделать, не так ли? Ты просто не можешь удержать свои руки от него?

— Он продолжает доставать меня.

— Что я только что сказала? — произносит она, сверля меня взглядом, которым можно убить. — Здесь не трогают других детей, Майлз. Ты уже должен был это запомнить. Думаю, тебе пора выучить жестокий урок.

Она толкает меня в мою комнату.

— Я не хочу слышать от тебя ни звука в течение следующих нескольких часов. Ты понял это?

Я сажусь на кровать.

— Но как же ужин? — Я смотрю на часы — почти шесть — и мой желудок начинает урчать.

Она кривится.

— Плохие дети не получают еду.

И затем она хлопает дверью.

Я бегу к двери, колотя в нее кулаками.

— Подождите! Вы не можете этого сделать! Я голодный!

— Может, тебе стоит для начала подружиться с детьми. Может, тогда ты не будешь таким голодным, — размышляет она по ту сторону двери.

— Они не хотят со мной дружить. Никто из них. Они хотят только дразнить меня.

— Может, дело не в них. Может, это ты, — язвит она. — Не удивительно, что родители бросили тебя здесь. — Она прочищает горло, а затем я слышу стук ее каблуков, пока она спускается вниз по лестнице, оставляя меня наверху одного.

Ногти царапают деревянную поверхность двери, пока я сползаю на пол. Я пытаюсь подумать о счастливых вещах, но ничего не приходит в голову. Нет ничего счастливого в этом месте, и я не помню ни единого радостного дня, даже когда я был не здесь.

Один в своей комнате, без игрушки, где только тикающие часы составляют мне компанию, я провожу свой день, пока не начинаю желать, что лучше бы я вовсе не рождался.

* * *

Несколько месяцев спустя…

Я сбежал. Не зная, что еще сделать после того, как дети столкнули меня с лестницы, а персонал не повел и бровью. Мне некуда идти, но я не хочу возвращаться туда. Я ненавижу то место и всех, кто живет или работает там.

Никто меня не понимает.

Накручиваю травинку на палец и выдергиваю ее, позволяя ей улететь с ветром. Здесь так мирно посреди неизвестности рядом с одинокой дорогой. Ничего нет на расстоянии нескольких миль… и мир предоставлен лишь мне. Я так люблю это.

Это место превращается в мое любимое убежище. Мне не нужно прятаться где-то в захудалом вонючем углу, чтобы меня не поймали. Я могу просто сидеть здесь, где никто меня не увидит.

На краю горизонта внезапно появляется машина, и я наблюдаю, как она приближается в поле моего зрения. Поднимаю руку над глазами, создавая «козырек» от солнца, и пытаюсь разглядеть того, кто едет внутри. Многое увидеть не получается, только двоих взрослых на передних сидениях… и маленькую девочку на заднем, которая смотрит на меня своими яркими глазами. У нее лицо ангела.

Но затем машина исчезает так же быстро, как и появилась, проехав вниз по одинокой дороге.

Лишь мгновение я наслаждаюсь бризом, задаваясь вопросом, кто были эти люди, и будут ли у меня когда-нибудь такие родители, как у нее.

Ну, в общем, скоро я это выясню. Время возвращаться. Они, скорее всего, уже перевернули все это место кверху дном в поисках меня. Или даже не заметили, что я пропал. Так или иначе, я знаю, что они буду злиться.

Так что я хватаю свой велосипед и выезжаю на длинную, одинокую дорогу, ведущую туда, откуда я приехал.

* * *

Час спустя…

Я сижу на диване в комнате для встреч, ожидая, пока кто-то подойдет ко мне, но все потенциальные родители косятся на меня. Думаю, это из-за порезов и синяков от очередной драки. У меня не получается сдержаться: дети попросту не перестают меня раздражать. Словно наслаждаются, забираясь мне под кожу или что-то в этом роде.

Воспитательница подходит ко мне и смотрит на меня искоса.

— Почему ты не разговариваешь с ними?

— Ну, я ведь не могу просто подойти к ним, так ведь? — отвечаю я.

— Нет, но ты можешь преподнести себя не так… вызывающе, — говорит она, прочищая горло. Она всегда делает это, когда недовольна мной, так что я слышу это целыми днями напролет.

— Попытайся приложить больше усилий, идет? — произносит она. — Я не хочу, чтобы ты застрял здесь навсегда.

Я киваю, когда она отходит, чтобы встретиться с потенциальными родителями с фальшивой улыбкой на лице. Но что она на самом деле имеет в виду, так это то, что хочет избавиться от меня как можно скорее, потому что я — как неприятность для этого места, но она никогда не скажет мне это в лицо. Все настолько плохо, что она даже вспомнила мне моих настоящих родителей, даже если я ничего о них не помню.

Думаю, такова жизнь. Люди всего лишь обводят тебя вокруг пальца пока ты не сделаешь то же самое в ответ.

Хотя, отныне это мой девиз.

Сложив руки на коленях, сидя на краю дивана и мотая ногами, я смотрю на других детей, которые разговаривают с потенциальными родителями, и хочу, чтобы кто-то заинтересовался мной… настолько, чтобы увидеть меня сквозь слои моей злости.

Иногда мне хочется быть одним из тех детей. Счастливым. Нормальным. Но я не такой, и не знаю почему. Каждый день все, о чем я могу думать, это как оказаться умнее, чем кто-либо. Как перехитрить их, как выиграть драку. Как найти чью-то слабость и использовать ее себе на руку. Я всегда так зол, и не знаю, почему.

Возможно, из-за того, кем были мои родители.

Или из-за того, кем они не были.

Кто знает? Никто не может сказать. Даже я.

Хотя одну вещь я сказать могу. Даже если никто не возьмет меня сейчас, однажды я выберусь отсюда и покажу всем, чего стою.

* * *

Настоящее

Дождь бьет каплями по голове, пока я загоняю лопату в землю и копаю глубже. Яма становится весьма глубокой, достаточной, чтобы поместилось все мое тело. В этом темном углу за зданием я работаю над тем, чтобы сделать ее настолько большой, чтобы поместилось несколько человек… чтобы пролезть на ту строну забора.

Уже недолго осталось, всего несколько недель. Или месяцев. Но мы выберемся. Вопрос только во времени, а у меня его навалом.

Пот скатывается каплями по моему лбу, когда я отбрасываю землю, пока ДеЛука стоит на шухере. Он чуть впереди меня, дабы убедиться, что никто не пройдет через узкий проулок за зданием. Мы подкупили одного из смотрителей, чтобы он держал свой рот на замке о том, чем мы здесь занимаемся. Может, кого-то, кто не знаком с политикой в тюрьме, это удивит, но, как и всех остальных, даже охранников можно убедить «ослепнуть». До тех пор, пока он не знает, что мы здесь делаем, и удерживает остальных подальше, он будет получать свои деньги.

Не от меня, конечно же. О, нет, если бы у меня были деньги, что очень-таки затруднительно в этом месте, я бы и тогда не отдал их этим свиньям. Нет, организация, на которую я работаю, платит ему каждую неделю, чтобы его рот был на замке, и помогает нам выбраться. Предполагаю, так они хотят убедиться, что об их «вложениях» позаботятся. Это, и тот факт, что я не могу убивать для них, пока сижу здесь, является для них хорошим стимулом, чтобы вытащить меня.

Естественно, я абсолютно согласен с таким раскладом. Я использую любую помощь, которую могу получить. Кроме того, они не оставят ДеЛуку в этом месте, ведь таким образом у них два недееспособных сотрудника… что не хорошо для бизнеса.

Правда, мне насрать. Я всего лишь хочу выбраться нахер из этого места. Мне плевать на организацию с высокой колокольни. На самом деле, все, что меня заботит, это наличка, которую они присылают мне после исполнения задания. Мне плевать на каждого из них, ну, кроме, может быть, ДеЛуки… или нет. Как будто мне есть дело.

Я даже не помню, как это — переживать о чем-то.

Все, что я знаю, это как использовать людей и причинять им боль в свое удовольствие. Это то, что я умею, то, в чем я хорош, так что так и продолжу. Это сохранит мне рассудок.

Когда я заканчиваю свою норму на сегодня, то бросаю кусок деревянного шпона на яму, и накрываю сверху травой, придавая месту вид, словно недавно здесь возделывали землю для дворика. Это хорошее прикрытие для места, в котором никто не станет искать. Плюс все остальные охранники думают, что мы убираем во дворе. Не так уж и далеко от правды.

Я не опускаю рук, чтобы выбраться отсюда и наконец-то осуществить свою месть. Никто не попытается перехитрить меня, а если попробуют, я удостоверюсь, чтобы они были наказаны за это. Эта женщина, Ванесса Старр… она думает, что может обыграть меня в моей собственной игре, но она не видела мои лучшие ходы. Она открыла свои карты, а теперь настало время открыть мои. Когда дело доходит до силы, я лидирую. Я позабочусь о том, чтобы навестить ее после того, как выберусь из этого места. Только, когда она поймет, что я иду, будет слишком поздно.

Глава 3

ВАНЕССА

9 лет

Бегая с другими девочками, играя в догонялки, я замечаю мальчика, сидящего в траве. Он на том же месте, что и всегда во время перерыва, делает что-то сам по себе. Каждый раз, когда я смотрю на него, то задаюсь вопросом, почему он не заведет друзей. Может, ему не нравятся игры? Или, может, он боится? Я не знаю.

Никто из других ребят не хочет подходить к нему. Говорят, его родители не хотели его, и что он опасен, потому что сиротский приют, в котором он жил ранее, отказался от него. Думаю, это все ложь, а все остальные просто боятся. Но я — нет.

Как-то, в один из дней, я прекращаю играть в ловца и решаю подойти к нему. Мне любопытно, такой ли он, каким его описывают. Может, мне просто интересно увидеть, есть ли в нем больше, чем видно на первый взгляд. Я хочу дать шанс всем, даже если остальные не хотят.

Иду и становлюсь у него за спиной, наблюдая, как мальчик играет с муравьями на земле. У него в руке увеличительное стекло, но вместо того, чтобы смотреть на них, он их жжет.

Опускаюсь на колени рядом с ним, и он замечает меня. Почти падает на бок, но ему удается удержаться, его глаза расширяются при виде меня.

— Привет, — произношу я со смешком. — Все в порядке. Не бойся. Это всего лишь я.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, словно это гениальный вопрос.

Я не понимаю его. Он думает, что мне от него что-то нужно? Наверное, он ожидает, что люди разговаривают с ним только, если что-то хотят от него. Бедняга.

— Ничего. Я всего лишь хочу узнать, что ты делаешь, — улыбаюсь ему милой улыбкой, а он просто пялится на меня с нахмуренными бровями и прищуренными глазами.

Затем парень начинает тыкать в муравьев пальцами, давя некоторых из них в ходе своих действий.

— Знаешь, будет больше веселья, если ты оставишь их в живых, — произношу я, спустя некоторое время.

Он прекращает жечь и давить их и поворачивает голову ко мне, словно ждет, что я покажу ему, и даже не знает, что. Я сжимаю губы, пытаясь понять, что делать. Затем замечаю гусеницу, ползущую по листку, и наклоняюсь, чтобы схватить ее.

— Видишь эту малютку?

Он кивает, прикусывая губу.

— Ну, если ты оставишь ее в живых, она превратится в красивую бабочку.

— О, — произносит он. Он не знал этого? Может, просто не обратил внимания во время урока. Хотела бы и я делать это иногда… не уделять внимания, чтобы после меня за это не наказали.

Я улыбаюсь ему и кладу гусеницу на его ладонь.

— Назови ее.

Он вскидывает бровь.

— Зачем?

— Теперь она твой питомец. Ты должен заботиться о ней, — смеюсь я. — Теперь она — твоя ответственность. Ты должен поддерживать ее жизнь. В ином случае, ты никогда не увидишь, во что она превратится.

— Но ты только что сказала, что она станет бабочкой.

— Да, но они все разные. Одинаковых бабочек нет. И если ты не убедишься, что она жива, ты никогда не узнаешь, как она будет выглядеть, — подмигиваю я.

— О… точно.

Мальчик рассматривает ее поближе, словно она — нечто странное. Это всего лишь жук, но думаю, он просто привык убивать их вместо того, чтобы рассматривать. Неудивительно, что другие дети боятся его.

Я поднимаю листочек и удерживаю близко от гусеницы.

— Им нужен воздух и листья, конечно же. Это то, чем они питаются.

— Хммм... но где мы будем ее держать?

Я обдумываю это секунду, затем вдыхаю.

— О, я знаю! Жди.

Я подскакиваю, похлопывая ладонями, чтобы стряхнуть грязь, и бегу назад в здание, оставляя мальчика позади. Быстро вбегаю к учительнице, у которой, я знаю, припрятана пара стеклянных банок среди провизии.

— Мисс, мне можно взять банку, чтобы мы могли посадить туда жучка? — спрашиваю я своим милым голоском.

— Конечно, милая! — она берет одну и протягивает ее мне. — Вот, держи. А теперь запомни. Им нужен воздух, так что убедись, что не накроешь дырочки в крышке.

— Сделаем, — отвечаю я, убегая к двери.

— О, и убедись, что даешь им свежие растения!

— Спасибо! — кричу я, пока бегу назад к мальчику.

В момент, когда он меня видит, на его лице расплывается широкая улыбка, которая удивляет меня. Он не такой пугающий, каким его считают другие дети. Думаю, он еще не знает, но я могу помочь с этим.

— Смотри, — говорю я, ставя банку. Я хватаю листок с гусеницей и кладу их вместе внутрь, закрывая крышку. — Теперь ты сможешь носить их везде, куда идешь.

Мальчик берет банку и поднимает ее, разглядывая содержимое одним глазам, прикрыв второй.

— Ты до сих пор не дал ей имя, — говорю я.

Он смотрит вверх на меня с широкой улыбкой на лице.

— Майлз Второй.

— Майлз Второй? — слегка хихикаю я.

— Ага, Майлз Второй. — Он стучит по стеклу, наверное, пугая маленького жучка до смерти.

Я подавляю еще один смешок. Он обворожителен.

— Мне нравится.

— Нравится? — спрашивает он.

— Ага, — отвечаю, — эй… а я даже не знаю, как тебя зовут.

— Майлз.

— Оу… — краснею я. Неудивительно. Теперь в имени жучка появляется больше смысла.

— А тебя? — спрашивает он.

Я протягиваю руку.

— Ванесса.

* * *

10 лет

Свесив ноги с невысокой стенки возе игровой площадки, я сижу и делаю домашнюю работу. Ветер бросает мои темные длинные волосы мне в лицо, так что мне приходится убирать их за уши каждую секунду. Только спустя несколько минут я замечаю Майлза, сидящего в траве всего в нескольких метрах от меня. Он на коленях с увеличительным стеклом в руке, рассматривает что-то на земле. Наблюдаю за ним уголком глаза, испытывая любопытство увидеть, сжигает ли он их до сих пор, или нет. Я не знаю, как долго он там сидит или почему, но думаю, что нам обоим нравится быть поблизости друг от друга.

Хотя мои родители сказали мне обратить внимание на домашнюю работу, и если я не сделаю все к моменту возвращения домой, то уверена, меня накажут. Я не хочу, чтобы они злились, так что мне лучше не отвлекаться.

Я пытаюсь сфокусироваться на книжках вместо мальчика, но затем другие ребята обступают Майлза.

— Эй, че делаешь? — спрашивает рыжеволосый мальчик.

— Ничего, — отвечает Майлз.

Ребенок хмурится.

— Ага, ну да. — Пинает грязь мыском. — На муравьев смотришь.

Другие дети начинают смеяться.

— Муравьев? Зачем? Ему настолько скучно?

— Мне не скучно, — отвечает мальчик.

Другой скрещивает руки.

— О, а что тогда? Проверяешь, в порядке ли они? — он притворяется, что стирает слезу со щеки, а затем резко наступает ногой на место, которое рассматривал Майлз. — Слишком поздно! Теперь они дохлые!

Все взрываются смехом.

— Он тупой. Такой слабый!

— Я не слабый, — Майлз смотрит вверх на них, и определенный взгляд в его глазах заставляет волоски у меня на затылке встать дыбом.

Внезапно рыжеволосый мальчик бьет Майлза прямо в лицо. Я закрываю книгу и кладу ее на край стены, спрыгивая вниз.

— Оставьте его в покое!

Теперь ребята обращают свое внимание на меня.

— О, да? А тебе какое дело?

Я подхожу, становлюсь между ними и Майлзом и поднимаю руки.

— Хочешь ударить его? Пройди через меня.

— Я не боюсь девчонок, — рычит мальчик.

— Ты собираешься ударить девочку? — слышится позади него.

— Да, а почему нет? — отвечает тот.

— Ты не можешь этого сделать! — говорят все хором.

Он делает глубокий вдох и выдыхает, глядя прямо в мои глаза, словно хочет напугать меня. Но мне не страшен ни один задира, если он угрожает Майлзу.

— Пойдем, — внезапно произносит он, поворачивается и уходит с другими детьми.

Я выдыхаю с облегчением, на секунду закрывая глаза и успокаиваясь.

— Зачем ты это сделала? — спрашивает Майлз некоторое время спустя.

Я смотрю на него через плечо.

— Затем, что они приставали к тебе.

— Да, но к тебе он не приставали.

— Мне все равно. Ты мой друг. Друзья защищают друг друга.

— Друг? — повторяет он, словно не может в это поверить.

— Ага, — я улыбаюсь и хватаю его за руку, поднимая его с земли. — Друзья.

Майлз удерживает мою руку, не отпуская, даже когда уже полностью встал на ноги. Она ощущается теплой и… странной. Я быстро отпускаю его ладонь

— Мне нужно домой, — произношу я.

— Почему? — спрашивает он. — Сейчас?

— Да, мои родители хотят, чтобы я была дома в установленное время, — отвечаю я, хватая книги и вещи, и сую их в рюкзак.

Он вздергивает подбородок.

— А мне можно пойти с тобой?

У меня открывается рот, но я и понятия не имею, что ответить, чтобы это не выглядело грубо.

— Нет, мне жаль, — я начинаю уходить и машу ему. — Увидимся позже!

Я не могу сказать ему правду. Мои родители не позволяют мне приводить друзей домой… не говоря уже о том, если они не знают их лично. И они уж точно не примут Майлза… он слишком… чужой для них. У него другие привычки, он любит странности, и одевается как бродяга. Они ни в коем случае не захотят его в своем доме.

Солнце почти село, так что мне быстро нужно добраться домой прежде, чем мама разозлится на меня. Она, скорее всего, уже зла, поскольку я опаздываю уже на пять минут, и домашняя работа еще не закончена… О, боже. От одной мысли о том, что я приду без нее, по коже ползут мурашки. Надеюсь, сегодня она в хорошем настроении.

Пока бегу по дороге, словно обезумевшая, не глядя, куда ступаю, я наталкиваюсь на кого-то, так сильно, что падаю на землю.

— Ааауч!

Рюкзак смягчает падение, но попа все равно болит. Когда я поднимаю голову, дабы увидеть, кто преградил мне путь, мои глаза расширяются, а челюсть отвисает.

Это рыжеволосый.

— Думаешь, можешь вот так уйти? — говорит он, обнажая зубы. — Подумай еще.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, пытаясь встать, хоть он и выставляет ногу вперед.

— Не вставай, иначе…

— Иначе — что? — произношу я, хмурясь. — И меня запугивать будешь?

— Никто не становится у меня на пути, — мальчик указывает на свою грудь.

Затем он пытается напасть на меня. Я выставляю руки перед лицом, ожидая удара и боли. Неожиданно громкий рык доносится из-за дерева, и Майлз спешит именно оттуда. Откуда он взялся, вот так внезапно, и почему? Он пошел за мной?

Я не знаю, что происходит, но то, что я вижу, ужасает. Все происходит молниеносно. Майлз ударяет рыжеволосого в челюсть, заставляя его попятиться назад. Майлз так сильно бьет его в живот, что ребенок сгибается пополам и его тошнит. Майлз пинает мальчика, и тот падет на землю, и затем мой друг запрыгивает на него, ударяя в лицо.

— Не. При. Ка. Сай. Ся. К. Мо. Ей. Под. Ру. Ге.

Он бьет и бьет, пока изо рта и носа ребенка не начинает идти кровь. Поднимаюсь на ноги и пялюсь на них в ужасе, пока Майлз продолжает наносить удары, даже после того, как ребенок потерял сознание.

Все ощущается как в тумане, пока к нам не спешит взрослая женщина.

— Прекрати!

Она достает мобильный и набирает номер, думаю, 911. Затем оттаскивает Майлза от ребенка.

— Прекрати это!

Я прикрываю рот от шока при виде ребенка, лежащего в луже собственной крови. Слезы собираются на глазах, когда я смотрю на Майлза, чье лицо совершенно покраснело от злости, и чья одежда забрызгана кровью. Но то, что ударяет по мне больше всего, кроется в его глазах… этих глаза, таких темных, таких жестоких… холодных, как камень. Словно глаза принадлежат киллеру.

* * *

Настоящее

Опрокидываю шот текилы. Жжение в горле — всего лишь малое отвлечение от моих мыслей. Почему я не могу перестать думать о нем? Я давно должна была о нем забыть, но тот мальчик все равно продолжает возвращаться в мои мысли. В тот день, когда он избил того задиру, был не последним, когда он слетел с катушек подобным образом. Такой порочный… и без сожаления. В тот день я поняла, что с мальчиком что-то было не так, что-то, что отличало его от всех других, кого я знала. Он был жестоким и безжалостным, словно зверь, спущенный с поводка.

И вплоть до сегодняшнего дня я задаюсь вопросом, почему он пошел за мной. Любопытство ли повело его за мной? Или это был какой-то первобытный инстинкт, словно он знал, что на меня нападут? Он был там, чтобы защитить меня?

Ответов у меня нет, потому что я слишком боялась у него спросить о них в тот день. Мне даже думать об этом было не позволено, не говоря уже о нем. Мои родители вышли из себя за то, что я только попыталась подружиться с ним. Я помню это, словно это было вчера — момент, когда приехала скорая и забрала мальчика, а мне пришлось объяснять все своим родителям. Мне пришлось рассказывать маме, откуда у меня кровь на рубашке… и пришлось сказать ей, что я ее подвела. Я не пришла домой вовремя. Я не закончила домашнюю работу. Находилась возле опасных детей. По крайней мере, так она называла его. Она называла его многими другими именами — и ни одно из них не несло положительного смысла — чтобы убедиться, что я никогда больше не посмотрю в его сторону.

Потому что из-за него я была наказана. Родители отправили меня в свою комнату без игрушек, без друзей, без ничего. Неделю они не позволяли мне выходить, только выпускали в школу. И все потому, что я попыталась подружиться с тем мальчиком.

Думаю, не такой должна быть расплата за доброту. За вежливость. За попытку сделать этот мир немножко лучше.

Расплаты нет и до сих пор.

— Повтори, — сказала я, подзывая бармена, чтобы тот сделал мне еще один напиток.

— Вы уверены? — спрашивает тот, хмурясь, пока протирает стакан. — Вы выпили уже пять.

— Я большая девочка. Могу выдержать.

Дарю ему свою очаровательную улыбку, которая заставляет его оставить стакан и налить мне еще выпить. Манипулировать так легко. Как марионеткой на ниточках. Мне это всегда дается легко, потому что я знаю, как использовать свои самые большие преимущества. Это то, что мои родители научили меня делать, так что успех будет у меня в кармане, или, по крайней мере, я успешно найду мужа и буду манипулировать им по жизни. Боже, я так много раз лгала, чтобы получить то, что хочу, что уже не знаю, где правда.

— Вот, возьмите, — бармен скользит стопкой с напитком по стойке, которую я ловлю и удерживаю.

Хотя прямо перед тем, как я приканчиваю его, кто-то прочищает горло рядом со мной, поэтому я поворачиваю голову. Не заметила, что кто-то сел сюда, но мужчина на стуле рядом выглядит весьма пугающе в своем капюшоне и с татуированными руками. Я сглатываю комок в горле, пока пялюсь на него, задаваясь вопросом, кто он и что здесь делает. Из-за него у меня появляется ощущение, от которого я не могу избавиться, словно я в опасности или что-то в этом роде… и он тому причина.

Или я теряю самообладание по пустякам.

Я опрокидываю в горло последний напиток и кладу несколько купюр.

— Увидимся позже, — произношу я, слезая со стула и махая бармену, пока ухожу.

Холодный воздух, который окутывает меня, не помогает утихомирить страх. Я чувствую, что за мной наблюдают. Следуют за мной. Охотятся. Куда бы я ни пошла, мне кажется, за мной идут. Я даже не знаю, кто они и чего хотят. Может, тот парень зашел всего лишь выпить, как и я, но с этим капюшоном и татуировками он выглядел пугающе, так что из-за него я ушла. Как жалко. Но я все равно продолжаю идти. Продолжаю убегать от правды о том, что я по уши в дерьме.

В дерьме такой глубины, в которой людей убивает.

И наихудшая часть в этом — это то, что я знала, что это случится. Знала, что это меня настигнет, и все равно сделала это. Сделала нечто ужасное, и в один день мне придется поплатиться. Я просто жду, когда он придет по мою голову… Феникс Салливан, парень, которого я посадила в тюрьму.

Я вздыхаю, возвращаясь к своей машине, и направляюсь прямиком домой. Я так рада, что ни один из фанатов не увидел меня здесь, так что я смогла спокойно выпить в своем любимом баре. Мне на самом деле нужно было это, особенно после того, что случилось после моего дня рождения. Потирая лицо, я до сих пор чувствую синяк, даже если самого следа там уже нет… я всегда буду ощущать его, словно ожог, прожигающий дыру в сердце.

Подъехав к дому, иду, немного пошатываясь.

— Эй.

Артур всего лишь машет рукой и смотрит на меня, а затем возвращает свое внимание к телефону.

— Нет, я сказал тебе, это не на сегодня.

Я даже не помню, когда приходила домой, а он не говорил по телефону. Словно он больше не живет. С тех пор, как он принял управление компанией Филлипа — той, что занимается фильмами — все пошло на спад. Он проводит больше времени в компании, чем может, и у нас не остается времени побыть вдвоем. Словно он там чахнет. Я ненавижу это. Это заставляет меня желать, чтобы Филлип вернулся и снова стал генеральным директором вместо Артура. Но это также означало бы, что Филлип снова стал бы моим мужем, и я бы не смогла жить с Артуром так, как живу сейчас.

Я признаю, что всегда предпочитала Артура Филлипу. Я — сука, потому что не скорблю из-за смерти мужа, но что есть, то есть. Филлип был изменяющей скотиной, которого не любил никто, кроме него самого. Теперь я вместе с Артуром, что намного лучше. Хотя я не совсем уверена, что это то, чего я всегда хотела. Я просто оказалась в центре этого.

Иду к нему и обвиваю его шею руками, шепча нежные слова на ухо.

— Пойдем в постель, милый, — слова немного неразборчивы. После всех тех бокалов я чувствую легкое опьянение и готовность к весьма необходимой активности.

Но Артур отказывается от моего объятья и убирает мои руки.

— Не сейчас.

Я тянусь к его телефону, пытаясь украсть его у него.

— Давай, ты слишком долго висишь на этом телефоне. Я уж точно могу сказать. Идем со мной. Тебе нужно расслабиться.

Он отцепляет мои пальцы и поворачивается с взглядом, полным готовности убить.

— Я сказал «нет».

Я хмурюсь.

— Ну, извини за попытку.

— Ты же видишь, что я занят.

— Ага, — презрительно отвечаю я, — слишком занят, чтобы любить свою девушку, — бормочу я, снимая каблуки. — Как и в любой другой день.

Он громко вдыхает, и прикладывает пальцы к телефону, чтобы никто не услышал его, кроме меня.

— Ванесса… серьезно? Нам нужно делать это сейчас? У меня нет на это времени.

— Я знаю, — отвечаю я, даря ему фальшивую улыбку. — У тебя никогда нет времени. Ты всегда это говоришь, — я поворачиваюсь и делаю первый шаг по лестнице. — Но это всегда вранье.

— Прекрати нас сравнивать. — произносит он.

— Я бы хотела, чтобы ты больше заботился о наших отношениях.

— Я забочусь, — говорит он. — Мы можем закончить этот разговор в другой раз? Это важно.

— Я знаю. Все остальное всегда важно.

Вздыхаю, глядя на него. Он уже снова повернулся и приложил телефон к уху.

— Что с нами случилось? — шепчу я, но знаю, что он не услышит.

Мне все равно. И даже если бы и услышал, я бы все равно до него не достучалась. Даже если бы кричала прямо у него над ухом. Этот мужчина стал слеп к любви, как и его брат. Иногда мне становится интересно, идем ли мы по той же опасной тропе.

Такое уже случалось прежде.

Стоит только щелкнуть пальцами, чтобы повторить те же ошибки.

Чтобы мы ни сделали, такая тропа всегда заканчивается смертью.

Глава 4

ВАНЕССА

Настоящее

От вспышек камер и возгласов людей, выкрикивающих мое имя, меня охватывает волнение, пока я иду по красной дорожке, машу и пожимаю руки настойчивым фанатам, по пути делая с ними селфи. Многие из них просят автограф, который я рада предоставить. Я люблю своих фанатов, и очень многое сделала бы для них. Софиты — вот, где я оживаю, а темнота — место, где я храню свои секреты. Здесь я — нечто особенное, кто-то, кем восхищаются. Я предпочту живую ложь правде. Она удерживает меня в здравом рассудке.

Прищуриваю глаза, когда вспышка мелькает прямо перед глазами. Подавляя зевок, я поворачиваюсь к другой толпе. Боже, я так устала. Словно прошлой ночью совершенно не спала. Не только это, еще я чувствую, словно за мной наблюдают. Словно кто-то прячется за углом, ждет, чтобы застать меня врасплох. Я могу поклясться, что даже воздух в груди ощущается горячее.

Вот только, когда я открываю глаза, нет ничего. Никого. У меня, наверное, до ужаса реалистичный кошмар наяву, но он точно не даст мне уснуть.

Возвращаю свое внимание к толпе, изо всех сил пытаясь не дать кому-то увидеть мою усталость.

— Миссис Стар! Миссис Стар! Можно ваш автограф? — умоляет фанат, пока другие рядом визжат по мере моего приближения.

— Конечно, — отвечаю я, улыбаясь, пока мы делаем общий снимок. Затем я царапаю что-то на его рубашке и отхожу к следующей линии. Фанат впереди привлекает мое внимание. Хотя не из-за излишка волнения, а скорее, от его недостатка. На нем толстовка с капюшоном, и я вижу, что он опустил лицо вниз к земле, не говоря ни слова.

Когда я подхожу ближе к этому человеку, кожа начинает покрываться мурашками. Это тот же мужчина из бара? Или мне просто мерещится?

Но чем ближе я становлюсь, тем короче мои вдохи. Его руки покоятся на ограждении перед ним, и я прекрасно могу увидеть отчетливые татуировки, бегущие по внешним сторонам ладоней. От одного взгляда на них по коже пробегает мороз.

Замедляю шаг, пока достигаю его, неуверенная, что делать дальше. Я не могу избежать этой части толпы — все фанаты, окружающие его, будут разочарованы, а я пришла сюда только ради них. Ну, и ради награждения, конечно же. Но я не оставлю их, не дав им то, чего они хотят.

Так что я делаю шаг вперед, позирую с несколькими фанатами и даю автограф. Только когда я отклоняюсь слишком далеко, он стонет.

Я останавливаюсь и смотрю на него. Лицо под капюшоном, но я едва вижу его, и он не поднимает головы. Это пугает меня настолько, что я делаю шаг назад. Его хватка на ограждении усиливается с каждым моим шагом, пока страх сжимает мое сердце.

Я кричу, когда наталкиваюсь на кого-то.

— Миссис Старр, вы в порядке? — я поворачиваюсь и замечаю своего телохранителя.

Киваю с дрожью.

— Я хочу уйти.

— Хорошо, — произносит он, сигнализируя остальным подойти.

Я смотрю вверх и бросаю взгляд на мужчину, стоящего в толпе. Дьявольская улыбка на губах не такая пугающая, как холодный, суровый взгляд в его черных, как бездна, глазах, когда он поднимает голову, глядя на меня.

— Феникс… — шепчу я.

А затем меня уводит телохранитель, провожая вперед по ковровой дорожке.

Смотрю назад на толпу, но мужчины в капюшоне там нет. Неважно, сколько раз я моргаю, там никого. Словно он исчез прямо у меня на глазах.

Качаю головой, думая про себя, что мне почудилось. Я, наверное, теряю рассудок.

Сажусь в лимузин и позволяю телохранителям закрыть за мной дверь. Я все еще пялюсь на то же самое место, где стоял парень, даже если его там больше нет. Мерзкое ощущение следует за мной, куда бы я ни пошла, что-то, от чего мне хочется завернуться в одеяло и притвориться, что меня не существует.

Но я не могу избежать того, что грядет. Когда он придет за мной — только вопрос времени.

Записка, которую он прислал мне тогда, давно, выжжена у меня в памяти. Я все еще вижу его слова перед глазами, словно он написал их вчера. Он знает, что я сделала, и хочет мести… Он не остановится, пока не вырвет мое сердце из груди.

Я могу лишь надеяться, что, когда наступит этот день, и его выпустят из тюрьмы, я буду готова для него.

Когда возвращаюсь домой, то первое, что делаю, это проверяю окрестности. С каждым сделанным шагом я боюсь, что кто-то выпрыгнет из кустов и нападет, или что-то подобное. Это смешно, но я не могу перестать чувствовать то, что чувствую.

Я пытаюсь стряхнуть ощущение, пока иду к двери и вставляю ключ в скважину. По тому, что я слышу, телевизор включен, так что, наверное, Артур уже дома. Надеюсь, он в хорошем настроении.

Вхожу внутрь и вешаю пальто, закрывая дверь.

— Эй, милый, — произношу я.

— Эй, — отвечает он, но его голос кажется отрешенным, словно он сосредоточен на чем-то другом. — Можешь подойти сюда на минутку?

Я хмурюсь, проходя в гостиную

— В чем дело?

— Думаю, тебе нужно это увидеть.

Минуя стену, заглядываю в комнату и вижу его, сидящим на диване с пультом управления в руке, указывающим на экран. В момент, когда я смотрю на кадр новостей, сумка выпадает из рук на пол, и звук от падения звенит у меня в ушах. Дыхание дрожит в горле, и внезапная тошнота захватывает с головой.

Феникс Салливан и шайка других преступников сбежала из тюрьмы и сейчас находится на свободе.

Он идет за мной. Прямо сейчас.

Может, он уже здесь, притаился и ждет момента напасть.

А я не готова.

* * *

ФЕНИКС

2 дня назад

Дождь, словно из ведра льет на наши головы, пока мы бежим через внутренний двор в темноте. Мы прячемся за стенами и кустами, пытаясь оставаться вне поля зрения охранников на башнях и тех, кто патрулирует территорию. Один охранник, который на нашей стороне благодаря взятке, оставил дверь камеры незапертой, и подбросил ключи нам в подушки, чтобы мы могли сбежать. После этого мы на цыпочках прошли по коридорам, вырубая охранника за охранником, сдирая их одежду и надевая на себя. Сможем использовать ее, если кто-то нас заметит.

ДеЛука прикрывает сзади, а я просматриваю впереди, пока мы спешим к яме в земле. Она не видна невооруженным глазом, но я точно знаю, где она, и первое, что я делаю, когда добираюсь туда, это вынимаю свежие куски земли с травой и отталкиваю в сторону деревянную доску.

— Давай, — говорю я ДеЛуке, пока он продолжает прикрывать сзади, стоя за стеной, убеждаясь, что никто нас не увидел. — Идем!

Я прыгаю в яму, которая минимум на треть наполнена водой. Одежда промокает, пока я с трудом пролезаю сквозь узкий проход и не исчезаю из поля зрения. Когда слышу всплеск позади, оборачиваюсь и вижу ДеЛуку у себя за спиной.

— Блядь, ее полностью затопило. — ворчит он.

— Ебаный дождь, — отвечаю я.

— Не мог выбрать денек получше, а? — произносит он с толикой смеха.

— Слишком плохо. Нам придется разбираться с этим. Пути назад уже нет, — произношу я, толкаясь вперед. Дыра узкая и здесь едва хватает места, чтобы втиснуть тело, но, вжавшись по плечам и рукам, кажется, получится.

Внезапно я слышу еще один всплеск за нами, а затем ДеЛука начинает захлебываться. Поворачиваюсь и вижу того же долбаного заключенного, которого я избил пару дней назад. Он душит ДеЛуку.

— Вы никуда не уйдете без меня, — рычит тот.

— Шшш! — шепчу я. — Пригнись, пока тебя не засекли.

— Будто мне страшно. Я не позволю вам, двум уебкам, бежать без меня.

Я смотрю на ДеЛуку, который барахтается и отбивается, но парень толкает его голову под воду. Делаю шаг вперед, чтобы увидеть, смогу ли я спасти его, но парень толкает его еще глубже.

— А-а, сделаешь еще шаг, и твой дружок — труп, — произносит он, вдавливая его.

Черт, он даже сильнее ДеЛуки. Это впервые.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю, проглатывая гордость.

— Хочу пойти с вами.

— И все?

— И тебе лучше не скормить меня волкам, иначе все станет дерьмово, — добавляет он.

— Ладно, иди, — отвечаю я.

— Значит, сделка? — он вытаскивает ДеЛуку из-под воды, разрешая ему такой нужный вдох.

— Да! Сделка! — повторяю я. — Теперь отпустил его!

Парень отпускает ДеЛуку, которому едва удается устоять на ногах, прежде чем он снова падает в воду головой. Я помогаю ему выровняться в узком пространстве, пока мужик пытается пролезть мимо меня первым.

— Стой, — говорю я. — Если попытаешься пролезть с силой, все рухнет на нас.

— И что? Я просто, блядь, хочу выбраться отсюда нахер.

— Тогда мы окажемся в ловушке, мы сдохнем, — повторяю я, пока помогаю ДеЛуке устоять.

Парень приглушает смешок.

— Так ты вырыл канаву только, чтобы похоронить нас заживо? — хмурится он. — Сукин сын.

— По крайней мере, я сделал что-то, чтобы вытащить нас отсюда, — произношу я, прищуривая глаза. — А ты что сделал? Ничего.

— Знаешь, я все еще могу тебя грохнуть, — он хрустит пальцами. — Так что — либо вы пропускаете меня, либо сдыхаете.

Можно подумать, он мог меня убить. Я вбил его зубы в его же череп прежде, чем у него появился шанс подойти ко мне. Я самый быстрый ублюдок, которого когда-либо видели. Хотя, я не позволю ему снова прикоснуться к ДеЛуке. ДеЛука должен был быть одним из самых сильных сотрудников в Организации, а ублюдку все равно удалось ослабить его. Я никогда не видел подобного дерьма ранее. Черт.

ДеЛука потерял слишком много энергии от удушья, и теперь то, что я несу его через узкий проход, не даст мне достаточно времени среагировать, реши парень напасть на меня.

Так что я выбираю легкий путь.

— Ладно. Иди вперед. Мы будем прямо за тобой.

Тот улыбается.

— Хорошо. Имя — Драго, кстати. Так, на всякий случай, если у тебя будет, что сказать.

— Очаровательно — произношу я, пока волоку ДеЛуку за собой.

— Я в порядке, Никс, — произносит тот, немного закашливаясь. — Можешь уже отпустить.

— Да нет, блядь. Я не позволю тебе утопиться в этой дыре.

— Я могу стоять на ногах, — отвечает он, но затем снова закашливается от своей же слюны. Драго весьма превзошел его.

— Я не позволю ему уйти после того, что он сделал, — шепчу я ему.

— Я знаю. — ДеЛука смотрит на меня. — Но только после меня.

Мы оба улыбаемся и смеемся, продолжая наше путешествие через подкоп, пока не оказываемся на другой стороне. Холодная вода стала причиной дрожи, и к тому времени, когда я поднимаю ДеЛуку на другой стороне забора, я едва ощущаю ноги.

В этот момент срабатывает система тревоги, и свет прожекторов заливает периметр.

— Дерьмо! — кричу я, вылезая из ямы.

— Они за нами, — произносит ДеЛука.

Я смотрю назад на толпу охранников, выбегающих из учреждения, с винтовками наготове. Фонари направлены на нас.

Тяжело дыша, я кричу:

— Бежим!

Тревога орет громче и громче, пока мы бежим к ближайшему лесу. Он слишком далеко впереди, но луг абсолютно пуст, и поэтому мы практически превращаемся в мишени.

— Не оглядывайся, — говорю я, мчась так быстро, как могу.

ДеЛука качает головой.

— Давай, беги вперед!

— Только с тобой, — рычу я, притягивая его к себе.

Пули свистят так близко, что я могу почувствовать, как они чертят по моей коже, оставляя кровавые полосы на месте соприкосновения, но я ни перед чем не остановлюсь, чтобы достичь своей цели. Еще три шага. Два шага. Один большой прыжок, и мы за линией деревьев.

Мы уходим в темноте, спеша по опавшим листьям глубже в лес. Чем дальше мы убираемся, тем слабее становится звук тревоги, пули умолкают. Мы продолжаем бежать словно на кону наши жизни, никогда не оглядываясь, но держась рядом, словно стая волков, выбравшихся из клетки впервые в жизни.

Свобода — моя. Могу почувствовать ее в костях, ощутить ее свежесть на языке, услышать в шелесте листьев, и учуять ее запах. Рай.

Пока не понимаю, что у меня лишь одна цель. Одна причина. Один замысел.

Вот почему я хотел выбраться из тюрьмы, и это та же причина, по которой я там оказался.

Эта женщина… Теперь она моя, и я возьму ее. Я приду за ней.

Охота началась.

Глава 5

ФЕНИКС

Настоящее

Мы с парнями бежали весь путь через лес, пока не нашли дорогу. Когда проезжала машина, мы встали посередине дороги, чтобы остановить ее. Пригрозили водителю и угнали авто, оставив его позади. Мне не жаль. Ему просто не повезло. Плюс, начнем с того, что ему не стоило здесь быть. Не моя проблема. Но, к счастью для нас, мы могли использовать бесплатную поездку до ближайшего города.

Нашли кое-что нужное в нескольких магазинах и отправились обратно в лес на поиски самого отдаленного домика. К счастью для владельца, его там не было, когда мы пришли. В ином случае, он уже был бы трупом.

Я собираю небольшое количество оружия, которое мы украли у охранников в тюрьме и выкладываю рядком на столе.

— Что ты собираешься с этим делать? — спрашивает Драго.

Бросаю на него взгляд.

— Не твое собачье дело.

Он вскидывает голову.

— Собираешься украсть все вещи, да?

— Собираюсь последовать своему собственному плану, — отвечаю я, выкладывая оружие по размеру и весу. — И тебя рядом со мной видеть не желаю.

— Что? — произносит Драго, с хмурым видом подходя ближе. — Я думал, мы команда.

— Были. Теперь ты сам по себе.

Драго сплевывает на пол.

— Нахуй это дерьмо. Я не бежал лишь для того, чтобы ты мог украсть все. Это не было частью сделки.

— Сделка заключалась в том, чтобы ты мог воспользоваться подземным проходом. Что ты и сделал, — отвечаю я, прищуриваясь. — У меня больше нет никаких дел с тебе подобными.

— Пошел ты нахер. Думаешь, можешь жестко обыграть меня? — Он хрустит костяшками.

— Что? Ты собираешься угрожать мне здесь? — вскидываю бровь я. — Как-то много болтовни от такого большого парня вроде тебя. Помнится, в последний раз я надрал твою задницу, и никак иначе.

— Хочешь еще, Салливан? Я уделал твоего парня там. Могу сделать то же самое и с тобой.

Поднимаю единственный заряженный пистолет и удерживаю напротив его лба.

— Покажи самое лучшее. Ты даже пальцем пошевелить не сможешь, прежде чем я вынесу твои ебаные мозги.

— Ты не посмеешь…

— Думаешь, меня заботит твоя жизнь? — спрашиваю я, качая головой. — Еще подумай.

— Стоп, — говорит ДеЛука, разнимая нас. — Драка не поможет, парни. Здесь мы не можем быть врагами друг другу. Сфокусируйтесь на цели.

— Мы достигли цели. Выбрались. Теперь каждый идет своим путем, — отвечаю я.

— А что с полицией? — продолжает ДеЛука, теперь глядя на меня. — И часа не пройдет, как они отправятся на наши поиски. Держу пари, они уже там, обыскивают пригород. А наши лица уже на ТВ.

— Еще больше причин, чтобы разделиться. Если они поймают нас, то, по крайней мере, одного, а не всех, — говорю я, заряжая винтовку.

— Правда, но…

— У тебя больше шансов быть пойманным, если ты останешься со мной, чем если уберешься отсюда сейчас же, — перебиваю я.

Драго, кажется, очень внимательно слушает.

— Отлично.

— Так, теперь ты уберешься с моих глаз, или как? — говорю я Драго.

Тот снова плюет на пол.

— Ладно. Все равно не собирался тратить свое время на таких ебаных кисок, как вы.

Он шагает к двери, рывком открывая ее и почти срывая с петель.

— Я убираюсь отсюда нахрен.

— Наконец-то, блядь, — протягиваю я.

Парень отзывается рыком.

— Не думай, что избавился от меня навсегда, Салливан. Если они придут за мной, я удостоверюсь, что укажу им на тебя первым.

— Ох, как мило, — произношу я, не удостаивая его даже взглядом через плечо.

— Надеюсь, ты сдохнешь и сгниешь в аду, — отвечает он, а затем захлопывает дверь.

— Там и встретимся! — кричу я.

— Никс, что ты творишь? — внезапно спрашивает меня ДеЛука. — Разделиться?

— Я просто хочу, чтобы он исчез.

— А я тогда? Мне тоже исчезнуть? — спрашивает он, хмурясь. — Я думал, мы товарищи.

— Так и есть, но у меня есть задание, и ты частью его не являешься. — Я хватаю пистолеты один за другим и кладу их в сумку, которую подготовил.

— Так что ты теперь собираешься делать?

Вздыхая, я встаю и кладу руку ему на плечо.

— Слушай. Ты не захочешь стать частью того, что я собираюсь сделать. Поверь мне.

Он сужает глаза.

— Откуда ты знаешь? — Хитрая улыбочка появляется на его лице. — Я люблю запах крови так же, как и ты.

— Я знаю, что тебе нравится причинять людям боль так же сильно, насколько и мне это нравится, — подмигиваю я. — Но не в этот раз. Она — девушка, скорее всего, невинная в глазах других.

— Но не в твоих… — добавляет он.

— Именно.

— Позволь помочь, — произносит парень. — Не ввязывайся в это сам. Я могу сказать, что это для тебя важно.

— Это личное, ДеЛука. Я не могу вовлекать в это тебя, — улыбаюсь я. — Кроме того, это, скорее всего, станет моим концом, а я не хочу, чтобы тебя задел перекрестный огонь.

Его глаза расширяются.

— Что?

Я поднимаю сумку.

— Ты меня слышал.

— Нет, погоди, бля, — он идет ко мне, пока я намереваюсь уйти. — Не говори, что ты хочешь, чтобы тебя поймали.

— Не хочу, и я из кожи вон вылезу, чтобы этого не произошло, но все не пройдет гладко. Я не ожидаю, что выберусь живым.

— Какого хера… — бурчит он. — Ты, блядь, сейчас шутишь, Никс. Скажи мне, что ты не собираешься убить себя.

— Не собираюсь, но не уверен насчет нее.

Парень кривится, словно не понимает. Может, мне стоит объясниться лучше.

— Если меня не убьют копы, она, скорее всего, лично прикончит меня после физического, эмоционального, полного пыток ада, который я ей устрою, — коварная улыбка появляется на моих губах. — А по-другому я не сделаю.

* * *

Двумя днями позже

Поездка длинная, но я, наконец, добираюсь до ЛА. Вот где она живет уже некоторое время. Дом для известных, ад для бедных. Этот город — сам по себе подделка с его огромными роскошными заборами, купленными на коррумпированные деньги. Плевал я на это место. Не понимаю, почему ей хочется здесь жить. Давным-давно она посмеялась бы над глупостью такой возможности. Теперь же она часть больной культуры, которую когда-то презирала.

Она низко скатилась… так низко, что я собираюсь преподать ей урок, который она не скоро забудет.

Она думала, что могла уйти, упрятав меня за решетку. Теперь я стану тем, кто создаст тюрьму для нее. Извращенную, греховную тюрьму для извращенной, греховной девушки.

Бросаю машину где-то на дороге, и готовлюсь к тому, что грядет. Я найду ее и причиню ей такую боль, что она начнет умолять меня, чтобы я убил ее.

Всего лишь восемь вечера, и солнце уже село — идеальное время, чтобы расшевелить кое-какое дерьмо.

Когда я добираюсь до забора ее дома, вижу только одного охранника, патрулирующего территорию. Убрать его проблем не возникнет. Быстрый удар по затылку делает свое дело, и когда он падает на асфальт, то уже в отключке.

Затем я хватаю его за голову, и проворачиваю ее, ломая ему шею.

Одной жизнью на планете стало меньше.

Если он не хотел расставаться с жизнью, ему стоило беречь ее в первую очередь. Удача — дрянь.

Я перелезаю через забор, взбираясь по решетке, когда поднимаюсь над краем. Спрыгиваю вниз, и тут же открываю дверь изнутри, чтобы затащить тело, убедившись, что меня никто не увидел. Прячу его тело в кустах подальше от ограды, чтобы его не заметили. Затем притаиваюсь в углу возле дома и вытаскиваю бинокль из сумки. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз подглядывал за ней через окно, но в момент, когда я вижу ее, понимаю, что она все еще так же красива, как была всегда. Какая трата красоты на это личико для такого ужасного существа.

Так и хочется вырезать эту улыбку с ее лица.

К счастью для нее, сегодня она не улыбается. Кажется, она и ее новый мужчинка, Артур, ссорятся. Она делает грубые жесты, а он наклоняется вперед, пока кричит. Она поднимает вазу и бросает ее на пол, пока он запускает в нее стопку документов. Ого, может, посидеть здесь пока, потому что я не хочу пропустить шоу.

Неудивительно, что она выбрала его своим следующим парнем. Он копия своего брата, Филиппа. Оба раздражающие ублюдки. Какая же, блядь, ирония: мужчины оказываются зеркальным отражением ее, показывая ей, чего именно она заслуживает.

А она, как пить дать, заслуживает того, что я для нее приготовил.

После того, что она со мной сделала — посадила меня за решетку за то, что совершила сама — она не заслуживает меньшего. Она думает, что никто не в курсе ее секретов, но я знаю, и раскрою ту злодейку, которой она является. Плохие дела никогда не остаются безнаказанными — я удостоверюсь в этом. И если я паду, доказывая это, так тому и быть. Это стоит того, чтобы, мать ее, увидеть, как она сгорит.

По факту, думаю, мне бы понравилось, если бы они оба сгорели.

Артур такой же мерзкий ублюдок, как и она. Она просто еще не знает этого. Еще одна вещь к ее списку того, о чем она не ведает. Или скорее… вещей, которые она отказывается признавать. Она смотрит на мир сквозь розовые очки, чтобы оставаться в здравом рассудке, но я сломаю это крашеное стекло к чертям собачьим и заставлю ее увидеть разрушение, причиной которого стала она сама.

Смерть идет за ней…. Она уже здесь.

* * *

ВАНЕССА

Слезы скатываются по моим щекам, когда я поднимаю осколки разбитой вазы. Как же стыдно, что ее пришлось разбить. Артур толкнул меня так далеко, что я перестала контролировать себя. Я редко становлюсь такой, но иногда девушке нужно просто покричать и бросить что-то, чтобы доказать свою правоту. Все мы там были… и мне не стыдно. Хотя, грустно, что до этого дошло. Помню, что когда-то я была счастлива, а это было не так уж и давно. О, как же вещи изменились за четыре жалких года. Я думала, Артур был моим рыцарем в сияющих доспехах… Оказалось, что это была всего лишь дурацкая мечта. Не могу поверить, что он стал таким высокомерным ублюдком. И что хуже, он хочет следить за мной все больше и больше. Он даже не позволяет мне иметь доступ к моим собственным деньгам, наверное, опасаясь, что я потрачу их на что-то глупое. Это действительно похоже на него — думать, что я не могу справиться с деньгами. Я знаю, как справляться с вещами лучше, чем большинство людей, и под вещами я имею в виду все. Этого не видно, но знаю. Я знаю свои возможности, но скрываю их под отчужденностью, которая отталкивает людей.

Слишком плохо, что Артур не видит сквозь нее.

— Ты в точности как твой брат, — произношу я, вытирая щеки.

— Нет, не смей сравнивать меня с ним, — рычит он. — Я не мой брат.

— Но ты ведешь себя как он, — произношу я, глядя на него снизу вверх.

— Я пытаюсь делать то, что лучше для нас. Для тебя.

— Ты контролируешь меня, — произношу я, хмурясь. — Для меня в этом нет ничего хорошего. Только для тебя есть.

Артур скрипит зубами.

— Я пытаюсь убедиться, что все идет так, как и должно. Это в твоих же интересах. Почему ты не можешь этого увидеть?

Дело не в том, что я не могу. Дело в том, что, что я ненавижу часть про «мои интересы». Я слышала это множество раз прежде, и слова всегда были ложью.

— Прекрати. Просто прекрати.

— Иногда я тебя терпеть не могу, — рычит он. — Ты серьезно заставляешь меня задуматься о том, что лучше бы я не целовал тебя в первую очередь.

Я кривлюсь.

— Ну, если ты так думаешь о нас, почему просто не закончить все это сейчас? Спасись от неприятностей.

— Закрой рот! — кричит он. — Ты не имеешь ни малейшего понятия, как мне было все эти прошедшие годы.

— Можно подумать, мне есть дело! — кричу я. — У меня собственные проблемы.

— Хорошо. Тогда я все сделаю проще. Все кончено, — рычит он, и затем разворачивается. — Я убираюсь отсюда.

Он шагает на улицу, хлопая дверью. Я пытаюсь не обращать внимания на его бушующие вспышки ярости, но иногда он причиняет мне так много боли, что я не могу не ответить. Чувствую, что он начинает ненавидеть меня… и не знаю, что я сделала, чтобы заслужить такое. По крайней мере, от него. Хотя сейчас не стоит останавливать его. Нам обоим нужно время, чтобы остыть.

Но затем, спустя десять минут, дверь снова скрипит, и мне интересно, почему.

— Артур? — зову я.

Ответа не последовало.

Хмурясь, иду к двери и замечаю, что она осталась открыта. На полу снаружи красные капли. Я наклоняюсь вперед, чтобы осмотреть периметр, и вот тогда я замечаю лужу крови на крыльце.

Мои глаза распахиваются, и я кричу.

Спотыкаясь, иду назад в дом, и захлопываю дверь дрожащими руками.

Эта кровь… она принадлежит Артуру? Что происходит? Здесь… он?

Дерьмо, я знала это.

Я сию же минуту тянусь к стойке с зонтами и вытаскиваю винтовку, спрятанную между ними. Мне стоило лучше подготовиться к этому дню, но я не думала, что он настанет так быстро. Я запираю дверь и заряжаю винтовку, быстро поворачиваясь, к удивлению моего нападавшего.

— Покажись, ублюдок, — кричу я. — Я знаю, что это ты.

— Привет, Ванесса… — от его голоса холод достигает самих костей. — Сколько лет, сколько зим.

— Убирайся нахер из моего дома! — кричу я, крутясь на месте.

Голос звучит отовсюду, и я не знаю, где он. Если я двинусь, то, боюсь, он поймает меня.

Все, что я слышу — его порочный, неконтролируемый смех.

— Скучала по мне? Не нужно злиться, я теперь здесь.

— Чего ты хочешь? — кричу я.

— О… ты точно знаешь, чего я хочу, — хмурая строгость в его голосе заставляет меня дрожать. — Я говорил тебе, что приду за тобой. Готова ты или нет, но я здесь, Принцесса.

— Нет! Не подходи ко мне! — кричу я, поворачиваясь к коридору. Могу поклясться, его голос звучит оттуда.

Но там ничего не видно.

Ничего, кроме мерзких отпечатков ботинок на деревянном полу за мной, которые ведут в коридор справа.

Я иду по следу в гостиную, выставив оружие перед собой, готовая выстрелить, если придется.

Но затем след внезапно обрывается.

Мои губы приоткрываются в смятении, и я задаюсь вопросом, какого черта грязь исчезла. Я нигде не могу найти ботинок. А затем я понимаю, что происходит.

Но слишком поздно.

Что-то набрасывают мне на голову, затягивая меня в темноту. Мешок.

Его руки скручивают и скручивают его, пока я не задыхаюсь. Оружие падает на пол. Он душит меня, и неважно, как сильно я царапаю мешок, он не рвется.

Последнее, что я слышу перед тем, как отключиться, это:

— Время игр закончено. Ты не сможешь спрятаться, Принцесса. Теперь ты моя.

Глава 6

ФЕНИКС

Настоящее

Наконец-то она моя, и я могу ее взять.

Ванесса в моей хватке, и я не собираюсь отпускать ее, даже если она продолжает сопротивляться.

— До сих пор борешься со мной, да? — шепчу я ей на ухо. — Не переживай, мне нравится быть грубым с девушками, а особенно с тобой. Поэтому продолжай бороться, Принцесса… это только даст мне то, что я хочу.

Я сильнее скручиваю мешок у нее на шее, заставляя ее захлебываться собственным вдохом.

— Ты не захочешь узнать, как долго я ждал этого момента… — делаю вдох так громко, как могу, чтобы она услышала, как я втягиваю ее запах. — О, не могу дождаться начала.

Мне не обязательно видеть ее глаза, чтобы узнать, что она слышит меня через мешок. Но мы оба знаем, что она не сбежит из моей хватки. Не в этот раз. Не снова.

Одной рукой я удерживаю мешок на ее голове, пока второй расстегиваю и вытаскиваю ремень из петель. Затем обматываю его вокруг ее шеи, пока она не давится воздухом. Люблю этот звук, люблю то, как отчаянно он звучит. Словно она цепляется за жизнь. Блядь, такой приятный, такой мощный. От того, что я слышу, как из нее ускользает жизнь, у меня просыпается гребаный стояк.

Но я не позволю ей умереть так скоро. Нет, блядь. Я поймал свою жертву и теперь я хочу с ней поиграть.

Когда я беру ремень обеими руками, она внезапно бежит вперед в никуда. Не знаю, откуда у нее появился неожиданный всплеск энергии, но, блядь, мне нравится упорство. Слишком плохо для нее — она никуда не уйдет.

Хватаю за ремень, и она падает на пол от рывка, крик вырывается из ее рта.

— Думаешь, тебе удастся от меня сбежать? Ни шанса, Принцесса, — говорю я. — Ты моя!

Я волоку ее по полу, крепко удерживая ремень, пока она царапается ногтями, пытаясь вырваться из захвата. Отсюда я могу услышать, как она задыхается, и чем больше я слышу это, тем больше ощущаю порыв задушить ее голыми руками. Я хочу понаблюдать, как она будет страдать, пока будет смотреть мне в глаза, зная, что это делаю я. Я. Я знаю ее. Знаю все, что можно знать о ней и то, что она сделала. Она думала, что смогла спрятать свои секреты, удержать меня подальше от своей жизни, и это спасло бы ее. Это была обычная фантазия, которую я собирался разрушить.

Так же, как разрушу ее жизнь.

Тащить ее тело наверх по лестнице оказывается слегка проблематично после того, как она ударилась головой о ступеньку, так что я решаю поднять ее на руки и понести.

— Не думай, что это будет на постоянной основе, Принцесса. Тебя достаточно носили в твой жизни.

— Нет! — удается крикнуть ей.

— Ты так не думаешь? О, тогда скажи мне, почему ты живешь в этом большом доме, потому что ты, блядь, не заслужила ничего из этого, разве не так? Два твоих любовника щедро тратились на тебя, но от меня такой милости не жди. О, нет, — я посмеиваюсь над своим же заявлением, потому что это слишком смехотворно, чтобы поверить. Можно подумать, я когда-либо был с ней милым.

— Отпусти меня! — скрипит Ванесса, ее голос осип после криков.

— Как начет… нет? — я давлюсь смешком и поднимаюсь на чердак, где кладу ее на пол. Здесь пахнет мускусом, не хватает солнечного света и, кажется, есть звукоизоляция. Позади много мебели, и одна маленькая лампочка свисает с потолка. Как по мне, так то, что нужно.

Ванесса слегка стонет, чувствуя под собой деревянный пол. С ликованием наблюдаю за ней, медленно закрываю за нами дверь, пока она ползет ко мне. Когда касается моих ботинок, я ухмыляюсь.

— Да, это я, Принцесса.

Она замирает, все еще удерживаясь за мой ботинок, но затем ее руки взметаются вверх расстегнуть ремень, так что я перехватываю поводок и тяну назад, заставляя ее снова упасть лицом вниз.

— А-а. Не смей, блядь, прикасаться к нему.

— Прекрати… — захлебывается она.

Я опускаюсь на колени, прикладывая руку к уху, пока подтягиваю ремень ближе.

— Что там? Я тебя не слышу.

— От. Пусти. Меня, — произносит она, все еще кашляя и задыхаясь. — Ты кусок дерьма.

Я вскидываю брови.

— Я? Я кусок дерьма?

— Сними его, — говорит она, ее голос становится выше каждый раз. — Как ты смеешь?

Я смеюсь, не уверенный, почему она до сих пор под впечатлением, что не заслуживает этого.

— Как я смею? Как я смею? Как насчет «как ты смеешь»?! — Я встаю и поднимаю ее, тяну ремень вверх, заставляя ее встать, пока она царапает себе горло, отчаянно пытаясь сделать вдох. — Ты думаешь, что можешь разговаривать со мной вот так после того, что сделала? Пошла ты нахуй. Теперь я решаю, что с тобой случится. Твоя жизнь в моих руках, если ты не заметила.

— Не. Могу. Дышать, — каждое слово слетает с короткими вдохами, пока она борется за воздух.

— Хочешь вдохнуть? Думаешь, заслужила после того дерьма, которое наворотила? Думаешь, ты, блядь, заслуживаешь прожить еще хотя бы день? — Я качаю головой и плюю прямо ей в лицо. К ее счастью, на ней мешок, иначе она ощутила бы вкус моей слюны. — Отвратительно, — бурчу я, глядя на нее.

Ее тело не отвратительно. Наоборот, она все еще красива, как и всегда. Возбуждающая, стройная, с фигурой куклы Барби — идеальная, чтобы ее трахнуть. А вот ее выбор, он отвратителен.

Ванесса издает задыхающиеся звуки, пока я усиливаю хватку на ремне.

— Посмотри на себя. Жалкая, — произношу я.

Я хватаю ее за руку и тяну за собой на середину чердака, где ловко беру стул и усаживаю ее.

— Сядь и замри, иначе…

— Причинишь мне боль? — бурчит она.

Я улыбаюсь про себя.

— Ты хочешь честный ответ на этот вопрос или ложь? Выбирай.

Она закрывает рот, так что я предполагаю последнее. Ванесса всегда была такой — игнорировала правду, которая лежала прямо перед ней. Ну, я сделаю так, что она больше не сможет ее отрицать.

— Что ж, могу сказать тебе одно. Ты не скоро выберешься из этого дома. — Ныряю рукой в карман и достаю складной нож со множеством лезвий. — Сиди смирно.

Собираю складки на мешке и надрезаю его, проделывая дырку. Просовываю палец между ремнем и ее шеей, заставляя ее втянуть воздух, который тут же превращается в кашель.

— Вот. Посмотри, какой я милый, — протягиваю я. Когда она пытается ответить, я прикасаюсь пальцем к ее губам. — Шшшш. Не трать воздух, который так тебе нужен.

Ее грудь поднимается и опадает с каждым резким вдохом. Она жадно втягивает воздух, как наркоман вбирал бы кокс. Я смотрю вниз на ее огромные сиськи и задаюсь вопросом, такие же ли они сейчас увесистые, как и были. Блядь. Почему я вообще думаю о таких вещах? Сейчас я должен мстить ей, а вместо этого думаю о том, как трахнуть ее. Есть четкая грань, которую я, кажется, не могу разделить. Хотя… месть ей посредством траха может стать прекрасной идеей. Ситуация явно будет выигрышной.

Дьявольская усмешка появляется на моем лице, пока я расстегиваю ремень вокруг ее шеи и стягиваю его. Она тут же тянется к мешку, но я перехватываю ее запястья, заставляя вскрикнуть от боли.

— Не прикасайся к нему. Сиди смирно, иначе я причиню тебе боль.

Вдавливаю нож сильнее в ее кожу. Маленькие капельки крови вытекают из ее венок, и я упиваюсь их цветом. Черт побери, они заставляют меня слизать этот цвет с кожи. Она шипит от боли, возбуждая меня лишь больше.

— Чувствуешь это? — произношу я. — Он до сих пор узнает твою плоть после такого долгого срока… не может дождаться, чтобы снова утонуть в тебе. Разве только ты будешь плохо вести себя, потому что моему ножу нравятся только плохие девочки.

Я улыбаюсь, когда она хнычет. Кладу ее руки на стул и связываю их ремнем.

— Не двигаться, блядь, — говорю я. — Иначе твоя жизнь закончится гораздо раньше, чем ты бы хотела.

— Отпусти меня… — мычит она через мешок. — Это правда ты, не так ли?

Я хмурюсь.

— Конечно, это я. Кто еще может быть? — я затягиваю ремень сверхтуго, чтобы еще раз услышать ее милое хныканье. — Или ты хочешь сказать, что завела так много врагов, что заставляет тебя усомниться в моей личности? — Я подхожу к ней и наклоняюсь ближе, даже если она не видит моих губ. Только то, как они подрагивают, меня начинает раздражать.

— Иди трахни себя… — бубнит она.

Я хватаю мешок и затягиваю его с силой, снова лишая ее воздуха.

— Скажи это снова. Посмей.

Она захлопывает рот, почти прикусывая губу. Специально, я думаю. Может, она пытается не дать себе говорить. Хорошо. Как раз, блядь, пора.

— Так я и думал, — отвечаю я, снова отпуская ее.

Я прохожу по комнате, глядя на все подпорки, которые здесь есть, и обдумываю, как смогу их использовать для ее пыток. Хочу довести ее до того момента, когда она начнет молить о смерти, а затем все равно не дам это ей, потому что она не заслуживает ее.

— Почему ты здесь? — шепчет она спустя некоторое время.

Я останавливаюсь на полушаге и вслушиваюсь в звук ее дыхания. Слышать его быстроту и прерывистость успокаивает, словно она знает, что это могут оказаться ее последние вдохи. Она смакует их, а я наслаждаюсь этим моментом. Этот мой наркотик, мой источник энергии. Все эти годы я жил ради этого мига — чтобы она попала в мои лапы, ранимая, не способная защититься от того, что грядет.

Она спрашивает о причине моей охоты, но уже знает, почему я здесь.

— Не спрашивай меня об этом, — выплевываю я, поворачиваясь. — Ты чертовски хорошо знаешь, почему я здесь.

— Ты собираешься убить меня, не так ли? — произносит она дрожащими губами. Мне нравится смотреть на них. Люблю их вид, когда она проигрывает борьбу с надеждой.

— В конечном итоге, — отвечаю. — Но сначала я неторопливо и тщательно накажу тебя за то, что ты сделала.

— Так ты собираешься держать меня здесь? Слепой и привязанной к стулу?

— По факту, да, но я, пожалуй, сделаю… некие усовершенствования на чердаке, чтобы удерживать тебя здесь.

— Удерживать меня здесь? — произносит она повышенным тоном, словно это обижает ее.

Я подхожу к ней и разрываю дыру возле ее уха, после чего она визжит.

— Не слышишь? Теперь сможешь. Я буду удерживать тебя здесь столько, сколько пожелаю, — протягиваю я. — И это полностью зависит от того, как сильно тебе удастся позабавить меня.

— Ты больной, — отвечает она.

Я смеюсь.

— О, ты лишь на йоту узнала о том, какие больные вещи я могу сделать. — Я прокручиваю нож между пальцами, в нетерпении начать. Даже не уверен, что хочу сделать первое, поэтому приходится хорошенько об этом подумать. — Но я покажу тебе… всему свое время.

— Почему? Чего ты хочешь? — спрашивает Ванесса.

— Мести, Принцесса, — наклоняюсь так близко, что она может расслышать мой шепот над ее ухом. — Я хочу мести.

— Что ты планируешь со мной сделать? — спрашивает она хрипло.

— Все, что пожелаю.— Я прикасаюсь к ее шее, от этого она дергается, и позволяю своему пальцу скользнуть вниз по плечу. Мурашки, которые появляются на месте следа, выглядят так аппетитно. Я мог бы укусить ее прямо сейчас.

— Я дам тебе денег. Я могу дать тебе все, что ты захочешь, — говорит она, звуча более отчаянно с каждой проходящей секундой.

Я разражаюсь смехом, стоя прямо, пока кладу ладонь на ее плечо.

— О, дорогая. Нет, Ванесса. Я не хочу твоих сраных денег. Я хочу твоей боли, — рычу я, впиваясь ногтями в ее кожу. Она пытается сдвинуться, но я не позволяю. Я хочу, чтобы она почувствовала мою ярость. — Той же боли, что ты причинила мне.

— Из-за того, что ты отправился за решетку?

— Среди прочего, но в основном из-за того факта, что ты, блядь, наебываешь меня каждый гребаный раз.

Отпускаю ее плечо, потому что мне становится тяжело контролировать себя, а я не хочу, чтобы все уже закончилось. Я хочу медленно причинять ей боль, болезненно доводить до того момента, когда она распадется на кусочки передо мной.

— К черту. Ты сам все это заварил, — отвечает Ванесса. — Ты сам превратил себя в плохого парня.

— И вот здесь ты ошибаешься. — Подхожу, останавливаюсь перед ней и опускаюсь на колени. Смотрю на ее губы, пока она ищет меня в комнате, почти схожу с ума от того, что она не знает, где я. Кладу ладонь на ее колено, что заставляет ее сжать ноги вместе, чтобы избежать моих прикосновений к определенным местам на ее теле… Позже удостоверюсь, что уделю им достаточно внимания. — Не я здесь плохой, но я знаю, что ты хочешь говорить себе это. Кажется, ты забываешь о том факте, что загоняла меня в угол множество раз. В твоем деформированном извращенном мозгу я, наверное, заслужил это, но позволь мне теперь сказать тебе… Ты не уйдешь с этим. Я знаю, что для тебя это впервые, но возмездие должно когда-то начаться. — Я хлопаю ножом по ее ноге, и каждый раз, когда я это делаю, она немного подпрыгивает на своем стуле. Люблю это.

— Не важно, как сильно ты будешь притворяться ангелом, я покажу тебе настоящую тебя. Просто подожди и увидишь, Принцесса. Просто подожди и увидишь.

А затем я встаю и выхожу из комнаты.

— Куда ты идешь? — ее крик словно музыка для моих ушей.

Ответа от меня не следует. Так люблю слышать, как она срывается. Спустя все эти годы накопления дерьма, оно наконец выходит наружу. Как мило. Словно поставить старую виниловую пластинку в граммофон и понять, что она звучит именно так, как и в старые добрые времена…

О, ну, пора сходить прикупить немного милых вещичек, чтобы я мог использовать их на ней. Перво-наперво я хочу заставить ее почувствовать, каково это — быть в маленьком пространстве без выхода… и я знаю точно, как это сделать.

Глава 7

ФЕНИКС

11 лет

Я всегда восхищался смертью, но когда Ванесса показала мне, что может сделать жизнь, я понял, что есть больше способов повеселиться, чем причинять боль всем, кто переходит мне дорогу.

Признаю, я больной, но это не моя вина. Не могу вспомнить последний раз, когда я не хотел сделать больно людям или животным. Это мой способ почувствовать могущество. Значить что-то в этом мире и быть способным что-то изменить.

Я не могу изменить то, как ко мне относились в приюте или того, что мои родители оставили меня там, но я могу изменить то, как люди относятся ко мне сейчас. Они боялись меня из-за того, что я делал. Может, так будет лучше. По крайне мере, они не подходят ко мне близко настолько, чтобы снова причинить мне боль, кроме нее… Ванессы. Я до сих опор не понимаю, почему нравлюсь ей, но внутри от этого становится приятно, так что не буду сетовать. Особенно не тогда, когда она разговаривает со мной и показывает различные вещи, которых мне захочется, типа удерживать жучка под стеклом.

Я поворачиваю голову и пялюсь на то, как бабочка трепыхается в банке, что стоит на моем, сделанном вручную письменном столе. Когда я смотрю на нее, это напоминает мне о ней. У бабочки такое же розовато-красное свечение, как и у Ванессы — словно у феи, только лучше. Почти как у принцессы. Принцессы жуков.

Улыбаясь, я поворачиваю банку, хватаю перманентный маркер и пишу сбоку «Принцесса».

Намного лучше, чем Майлз Второй.

Затем я поворачиваюсь и смотрю в бинокль на ее дом, как делаю каждый день, когда нахожусь в своем домике на дереве. У нее на голове несколько книг, а ее мать указывает в направлении, в котором она хочет, чтобы Ванесса прошла. Полагаю, она учится ходить, держа спину ровно. Но затем книги падают, и похоже на то, что ее мать в ярости. Губы женщины открываются, и она хмурится. Я могу услышать ее крик через улицу, а затем она отвешивает Ванессе пощечину.

Во мне закипает гнев, отчего пальцы на руках сжимаются. Но я знаю, что не могу ничего сделать с тем, как ее родители относятся к ней, поэтому пытаюсь успокоиться, медленно дыша.

Я никогда не понимал, почему они так жестоко с ней обращаются. Думаю, они хотят, чтобы она была идеальна. Кажется, она и так идеальна. Очень плохо, что они этого не видят.

Почему они хотят, чтобы она была такой? Потому что и сами что-то от этого получат? Потому что думают, что это сделает лучше ее жизнь или их?

Вот почему я не уживаюсь со своими приемными родителями. Я не позволяю им решать что-либо за меня, потому что они не могут контролировать меня, я им не принадлежу. Они, как пить дать, не мои настоящие родители, поэтому им лучше прекратить сейчас, если они думают, что смогут изменить меня. Этого не произойдет.

Но я переживаю за Ванессу. Я вижу, как с каждым днем требования ее родителей разрывают ее все сильнее. Веди себя прилично. Здоровайся со всеми. Получай только пятерки. Всегда превосходи других. Этого никогда не будет достаточно, и я вижу, как это надламывает ее.

Невыносимо это видеть.

От этого мне хочется пойти туда и успокоить ее, потому что она плачет, но я не могу. Ее родители не позволяют мне приближаться, когда сами находятся рядом. Они считают меня плохим влиянием.

Все, что я могу делать, это наблюдать за ней на расстоянии и надеяться, что все будет в порядке, пока мы с ней снова не увидимся.

Иногда мне хочется, чтобы она была бабочкой вместо того, кем является сейчас. Тогда бы я смог закрыть ее в банке и удержать в безопасности подальше от ее родителей, навсегда.

Очень плохо, что людей в клетках держать нельзя.

Все, чего они хотят — это вырваться.

Думаю, мне нужно придумать другой способ, чтобы все сработало.

ВАНЕССА

Настоящее

Тишина в комнате накрывает меня с головой. Удары моего сердца звучат в мозгу словно барабанная дробь. Пот капельками скатывается по лбу, пока мешок у меня на голове становится все более влажным из-за моего поверхностного дыхания. Даже дырки, проделанной для моего рта, недостаточно, чтобы делать глубокие вдохи. Чем дольше я здесь сижу, привязанная к стулу, тем больше начинаю проигрывать. Не знаю, как много времени прошло, как много минут осталось позади с тех пор, как он ушел, но их слишком много, чтобы сосчитать. Мой мозг теряет счет времени и способность ориентироваться, потому что я практически нахожусь в трансе от страха, что пульсирует в моих венах.

Затем снаружи раздаются тяжелые удары.

Тут же поворачиваю голову на звук, задаваясь вопросом, доносится ли он снизу или мне показалось. Когда шум становится громче, я внезапно ощущаю порыв бороться.

Дергаясь, я пытаюсь освободить руки от оков, натягивая ремень, которым связаны мои запястья. Чем сильнее я тяну, тем туже он затягивается, сковывая мышцы. Кожа ремня врезается в мою собственную, оставляя болезненный след, пока я шиплю с каждым своим движением. Без толку, я не могу выбраться, и кто-то приближается. Это, должно быть, он, вот поэтому я так отчаянно хочу выбраться.

Шаги становятся громче и громче, и затем дверь с грохотом открывается.

— Я вернулся! — произносит он счастливым голосом, словно пришло время кормить собак.

— Отвали, — кричу я, натягивая ремень как никогда сильно. Чертова вещица попросту не поддается.

— Ты все еще пытаешься вырваться? — он издает недовольное ворчание. — Я же сказал: не пытайся что-либо сделать.

Звук его шагов в сапогах словно грохот грузовика, пока он приближается. Я пытаюсь отодвинуться от него, отклоняясь назад на стуле, но ничего не останавливает его от того, чтобы прикоснуться к моему лицу.

— Бедняжка. Полностью связана и пытается высвободиться. Скучала по мне, пока меня не было?

— Убери от меня свои лапы, — произношу я, пытаясь укусить его, но, конечно же, промахиваюсь.

Он тянет мешок на себя, удушая меня в процессе.

— Продолжай вот так болтать, и я перережу тебе глотку.

— Давай, — говорю я, когда он отпускает из своей хватки. — Я бросаю тебе вызов.

Он разражается смехом, словно я воплощение жалости.

— О, Ванесса. Ты правда думаешь, что я хочу для тебя быстрой смерти? Твоя жизнь была настолько жалкой?

— Я лучше умру, чем проведу еще хоть одну секунду в комнате с тобой.

— Оооу… прям ножом по сердцу, — изрекает он. — Если бы оно у меня было.

Он отходит, и на секунду я задаюсь вопросом, куда, он, черт возьми, ушел. Затем я слышу скрежет. И он приближается. Звучит, словно кто-то тянет ко мне что-то металлическое.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, нервно ожидая своей участи.

Я ожидала, что он убьет меня на месте. То есть, он хотел этого годами. Я уже давно знала, что в один день он за мной придет. Просто не ожидала, что это будет так скоро. Думаю, недооценила его методы побега.

В момент, когда он нашел меня, я знала, что это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Он поклялся, что отомстит мне, потому этого я и жду, потому для него равносильно муке уйти и оставить меня на чердаке одну. Не знаю, почему, и не понимаю. Если это его представление о пытках для меня, лучше покончить с этим сейчас, чем выдержать еще хоть секунду.

Я знаю, что меня ждет, так или иначе. Вопрос лишь во времени, когда смерть придет заявить на меня свои права. А теперь он на моем пороге, пялится на меня, не делая ни шага.

Что он делает?

— Вот, — слышу я его бурчание, когда он размещает металлическую хреновину у меня за спиной. — Идеально.

— Что?

— Думаю, тебе понравится то, что я делаю, но скоро ты и сама узнаешь.

Содрогаясь, спрашиваю:

— Как ты собираешься меня убить?

Он снова смеется, словно я шучу или что-то в этом роде.

— Господи, ты правда хочешь умереть, не так ли?

— Ты хочешь убить меня, Феникс. Это то, зачем ты пришел, разве нет?

— Да, — он размещает руку на моем плече, отчего я дергаюсь. — И убью.

— Тогда почему не делаешь этого?

— Потому что ты просишь об этом. — Внезапно я чувствую что-то острое у шеи и тут же задерживаю дыхание. Это, должно быть, нож. — А я не собираюсь давать тебе то, что ты хочешь. Никогда. Видишь ли, я не посредник, как все твои предыдущие парни. Я попросту не дам тебе того, что хочешь ты, хоть и надеюсь, ты проявишь достаточно милосердия, чтобы дать мне то, что я хочу. — Я слышу улыбку в его дыхании, таком близком ко мне. — Нет, я собираюсь взять то, что мне нужно, когда захочу и без разрешения. И тебе придется принять это.

— Так ты не собираешься меня убивать?

— Пока нет, — добавляет он и встает.

— Тогда что тебе от меня нужно?

Мой стул резко отрывается от пола, и я визжу, чувствуя невесомость.

— Разве это не очевидно? — произносит он. — Я хочу, чтобы ты страдала.

— Пошел ты нахер! — выплевываю я через мешок.

Много сделать не получается, но это то малое, что я могу.

Не то, чтобы мне было нечего терять, будучи связанной. Он все равно, скорее всего, собирается убить меня, поэтому я в любом случае помогу ускорить процесс. Не хочу находиться в этой ситуации дольше. Я лучше умру, чем позволю ему пытать меня дальше.

— Называй меня как хочешь, тебе это не поможет. По факту, это только усугубит твое наказание, — отвечает он, ставя стул назад вместе со мной.

— Просто убей меня! Покончи уже с этим.

— И вот поэтому, пока меня не было, я решил, что не стану тебя убивать.

Я ахаю, но у меня не оказывается времени ответить, потому что мой стул резко разворачивают вместе со мной, и я почти слетаю вниз. Единственная вещь, удерживающая меня от падения, это ремень, завязанный на моих запястьях.

— Убить тебя было бы огромной тратой всех потенциальных страданий, которые я мог бы тебе дать. Ну уж нет, я это просто так не оставлю. Зачем мне, если существует так много способов, которыми я могу дать тебе то, что ты дала мне?

— Что ты делаешь? — визжу я, когда он толкает мой стул вперед, и лбом я ударяюсь об пол.

— Даю тебе именно то, что ты заслужила. То, через что ты меня провела. — Он толкает стул, пока я не упираюсь головой в пол, а затем отпускает его. Боже, голова болит от того, что вес остального тела давит на нее. О чем, мать его, он думает? Это какой-то способ наказать меня?

Внезапно что-то вклинивается между моими запястьями, и ремень исчезает. Резкое освобождение заставляет меня упасть на пол. Стул быстро оттаскивают. Опять слышится скрежет, а затем звук цепи, и металл защелкивается. Звук почти как… у клетки.

Я стону, срывая мешок с головы.

То, что я вижу, воплощает мой самый жуткий кошмар.

Мою смерть.

Не просто образную тюрьму, как ту, которую я терпела так много лет, когда меня приковали к тирану по имени Филипп.

Это настоящая металлическая клетка.

Я пленница в своем собственном доме с Фениксом Салливаном в роли моего похитителя. Загнанная в ловушку без способа найти выход.

Глава 8

ФЕНИКС

Какая же она красивая, когда плачет.

Тушь стекает по щекам, глаза влажные, макияж собирается пятнами на лице, и губы соблазнительно припухли. Я хватаю ее лицо и сжимаю, увеличивая эту припухлость. Обожаю этот вид. С улыбкой спрашиваю:

— Как тебе твое новое окружение?

— Выпусти меня, — выплевывает она.

Отпускаю ее лицо.

— Не могу.

— Ты посадил меня в клетку. В долбаную клетку!

— Действительно. — Я вскидываю голову. — Какое точное наблюдение с твоей стороны.

Она крепко хватается за прутья.

— Ты рехнулся?

— Может быть. — Кладу руки на колени и наклоняюсь, чтобы иметь возможность посмотреть ей в глаза. — Но за это мне стоит поблагодарить тебя.

Она морщится.

— Я тебя ненавижу.

Мои губы изгибаются в усмешке.

— Оу, я тоже тебя ненавижу.

В ответ она рычит, впивается пальцами в прутья, но, естественно, толку от этого нет. Клетка заперта на цепь, которую можно разрезать только кусачками. Металл не согнется в руках человека. Клетка рассчитана на особо сильных домашних животных, учитывая, что мое домашнее животное требует особых условий содержания.

— Мы с тобой невероятно повеселимся, — произношу я, расплываясь в улыбке. — Так много вещей и так много времени, чтобы испробовать их все.

— Тебе не сойдёт это с рук, — отвечает она.

— Уже сошло.

Она снова рычит, почти как ведьма, жаждущая мести.

— Все поймут, что меня нет, и когда обнаружат, полиция в ту же секунду окажется на пороге моего дома. И когда они поймают тебя, я постараюсь, чтобы ты больше не вышел из тюрьмы.

— Ты забываешь о том, что они не знают, что ты застряла в этом доме.

Она хмурится.

— Ты о чем?

— Если у них не будет причины приходить сюда, они не придут, — отвечаю я, поворачиваясь в поисках кое-чего в своей сумке. Достаю ноутбук, который украл, когда был с парнями. Подумал, что может пригодиться, и он пригодился. — Ты сама об этом позаботишься.

— Что? — она давится смешком, принимая это за шутку. Но я не шучу. — За каким хреном мне помогать тебе удерживать себя здесь в качестве заложницы в своем же доме?

Я улыбаюсь ей, включаю ноутбук и открываю браузер.

— Потому что, если ты этого не сделаешь, я заморю тебя голодом, изрежу, и буду удерживать твою жизнь на волоске только, чтобы ты снова испытала все вышеперечисленное.

Она сглатывает, дрожь в ее теле становится заметной, когда я подношу ноутбук так близко к клетке, чтобы она смогла набрать текст

— А если помогу?

— Я все равно заставлю тебя страдать, — отвечаю я. — Только чуточку меньше.

Моя улыбка заставляет ее содрогнуться, а затем она подносит пальцы к клавиатуре.

— Чего ты от меня хочешь?

— Зайди на свою страницу в фейсбук. Остальное я сделаю сам.

Я не свожу с нее глаз, пока она печатает. После того, как она вводит пароль, я поворачиваю ноутбук к себе и печатаю пост о том, что она отправляется в отпуск. Добавляю несколько фото, скачанных из интернета, и размещаю пост. Затем мы повторяем то же самое в Твиттере, Инстаграмме и даже электронной почте. Теперь, когда мы установили автоответ с текстом «Я в отпуске, не ждите ответа», я могу быть уверен, что никто не станет рыскать возле ее дома в течение пары следующих недель.

— Ты не можешь вечно удерживать меня здесь, — говорит она.

— Знаю, но сейчас-то могу.

— Исчезновение охранника рано или поздно заметят, — бурчит она.

— Оу, не переживай о них. Приволочь сюда эту клетку — не единственное, что я сделал за время своего отсутствия.

Ее глаза расширяются

— Что ты сделал?

— Вытащил его тело из кустов, затащил в грузовик и спустил по дороге в реку.

Она ахает, застигнутая врасплох тем, с какой легкостью я могу говорить о смерти. Что тут скажешь? Когда убьете достаточно, то перестанете чувствовать то, что должны при убийстве. Мне плевать и на жизнь, и на смерть. Они обе могут быть как благословением, так и проклятием.

Внезапно она делает рывок к прутьям, словно зверь, отчаянно пытающийся ухватить больше.

— А что с Артуром? — спрашивает она.

— Ну, после того, как я ударил его ножом, не уверен, что он далеко уполз. Но когда я вернулся, чтобы проверить, его не было. Должно быть, уполз, чтобы спасти свою жизнь. Конечно, это бесполезно, потому что такое количество потерянной крови — фатально. Предполагаю, он до сих пор лежит во дворе где-то под деревом или что-то вроде этого.

Ее губы начинают дрожать, а глаза наполняться сладкими, желаемыми мною слезами. Я мог бы выпить их — вот насколько мне нравится их видеть.

— Он мертв?

— Возможно, — раздумываю я, присаживаясь на корточки, чтобы сделать последние коррективы на ноутбуке. — Вероятнее всего.

— Как ты мог? Он не имеет к этому никакого отношения. Никакого, — выплевывает она. — А ты убил его!

— Ага, что ж, технически, он имеет кое-что общее с этим.

— Только потому, что он мой любовник? Почему? Что он тебе сделал? — спрашивает она, отчаяние сочится из каждого ее слова. — Он не заслуживал смерти.

— Мне он не сделал ничего, но собирался сделать тебе. И не говори мне, что не заметила изменений в его поведении.

— Что ты имеешь в виду? Что тебе об этом известно? — спрашивает она, нахмурившись. — Расскажи мне!

Ее приказ вызывает у меня улыбку. Забавно. Она все еще думает, что может командовать людьми, даже сидя в клетке.

— Возможно, я расскажу тебе позже. А возможно, и нет. Кто знает? — Я наклоняюсь и подмигиваю. — Я знаю. И мне нравится быть тем единственным, кто знает, что с тобой случится.

— Пошел ты нахер, — произносит она.

Хватаю ее за подбородок и притягиваю к себе.

— Нет, пошла ты на хер за то, что разрушила мою жизнь.

Я отталкиваю ее так сильно, что она падает на задницу.

— Я не заслуживаю этого.

— О, уже забыла о том, что заперла меня в тюрьме за то, что сделала ты?

— Ты убил Филиппа! Естественно, ты отправился в тюрьму. Это был лишь вопрос времени, когда они поймают тебя.

— Нет, вопрос времени был лишь в том, когда они поймают тебя, но ты не думала об этом до сих пор, да?

Она прищуривается, поджимая губы, словно то, что она собиралась сказать, разрушит ее шанс на освобождение. Она не понимает, что я уже все знаю, и что поздно для нее искать искупление. Она сделала свой выбор, когда решила сделать из меня врага, а не друга.

— Ты пытался посадить меня в тюрьму за убийство собственного мужа, — произносит она, заправляя свои крашеные белокурые волосы за уши, словно собирается заключить сделку. Мило.

— Нет, это ты убила его голыми руками.

— Не убивала! Я всего лишь передала ему бокал, который ты мне дал! Я не знала, что в нем был яд. Как это может быть справедливо?

— В любви и на войне все средства хороши, сладкие щечки, — размышляю я, закрывая ноутбук. — Ты сыграла в игру и проиграла. Конец истории.

— И ты думаешь, что это весомая причина, чтобы запереть меня как какое-то животное?

Я прячу ноутбук обратно в сумку.

— Вообще-то, да, учитывая, что ты сделала то же самое со мной.

— Это не одно и то же.

Блядь, она чертовски раздражает меня своим криком, словно пытается убедить саму себя.

— Это как разодно и то же, — отвечаю я, глядя ей в глаза.

— Я едва ли помещаюсь в этой клетке. Здесь невозможно даже стоять. И ты собираешься сравнивать ее с тюрьмой?

Меня охватывает ярость, и я делаю рывок к ней, хватаю за воротник ее платья и притягиваю к себе.

— Послушай сюда, красотка. Время, проведенное мною в тюрьме, было отстойным. Ты не захочешь знать, скольких мужчин мне пришлось избить, чтобы сохранить себе жизнь. Не захочешь узнать, что мужчины там делают. Блядь, я рад, что ни разу не ронял мыло. Но видел, как мужиков превращают в «женушек». Ты имеешь хоть малейшее гребаное понятие, что там за жизнь?

Она качает головой, но не теряет решимости, что делает нас отличной парой.

— Нет, не знаешь, и ты права, моя камера выглядела иначе. Но ты заслуживаешь гораздо, гораздо худшего, чем это.

— Почему? За то, что посадила тебя?

— За то, что такая же, как я… только хуже. И ты знаешь точно, почему, так что прекрати спрашивать. Прекрати пытаться доказать свою правоту. Ты не права, и если не поверишь в это, я тебя заставлю.

— Тогда почему ты попросту не убьешь меня? Если я такая преступница? — спрашивает она, когда я отпускаю ее.

— Потому что я решил, что не буду спешить и посмакую каждую секунду твоего наказания так долго, как только смогу.

— Психопат, — произносит она, морщась. — Больной на голову ублюдок.

— Спасибо, — отвечаю я. — В смысле, за то, что заразила.

Когда злость перекашивает ее лицо, я улыбаюсь ей. Люблю этот взгляд. Ярость и смятение четко прослеживаются на ее лице, что приносит мне незабываемое наслаждение. Словно она наконец-то испытывает то, что мне приходилось выносить все эти годы. Сладкая безжалостная месть.

Я наклоняюсь ближе к клетке и восхищаюсь видом своей заложницы. Она по-прежнему красивая, какой и была всегда, с розовыми щеками и такими же губами, такими манящими… словно у соблазнительницы, только с плохими последствиями. Потому что такие убивают.

Она не паинька, несмотря на то, как выглядит. Ей нравится играть с людьми, оплетать их сердца ложью. Но я не дурак, и не попадусь в ее паутину. Это не означает, что мне нужно держаться на безопасном расстоянии, по всей видимости, я должен подобраться как можно ближе, чтобы причинить ей боль. Настолько близко, что она не сможет отличить боль от удовольствия. Я хочу, чтобы она испытала и то, и другое, чтобы я мог сломать ее морально и эмоционально.

Но сначала я получу от нее все, что мне нужно. Теперь, когда она на расстоянии вытянутой руки, у меня наконец-то есть шанс воплотить все свои фантазии, которые я лелеял с первого дня своего заключения. О, как много раз мысли о том, чтобы поцеловать эти сладкие, полные яда губы и ворваться членом в ее влажные складки, доводили меня до грани безумной похоти вместе с яростью.

И вот она, сидит в клетке, смотрит на меня своими глазами куколки с припухшими губами, готовая принять меня. Блядь.

— Что ты делаешь? — медленно спрашивает она, словно пытаясь понять меня. Можно подумать, это возможно. Я сам себя не понимаю. И я, как пить дать, не понимаю противоречивые чувства, которые испытываю сейчас. Словно, с одной стороны, я хочу трахнуть ее так, чтобы она забыла собственное имя, а с другой — хочу вырвать сердце у нее из груди.

Нелегкий выбор.

Тянусь в клетку и хватаю ее за подбородок.

— Любуюсь своей жертвой.

Она пытается увернуться от руки, но я перехватываю ее за запястье и качаю головой.

— Не-а. Если хочешь, чтобы я был милым, придется вести себя хорошо.

— Ты не бываешь милым, — говорит она.

Я улыбаюсь.

— Хммм… здесь ты, может, и права.

— Однажды, — добавляет она.

— Что — однажды?

— Ты был милым… однажды.

Моя улыбка исчезает.

— Все было ложью. Подделкой. Как и ты.

Боль в ее глазах — словно бальзам для моей души.

— Ты не серьезно. Ты всего лишь хочешь причинить мне боль.

— Может, хочу, может, и нет. У меня получается? — насмехаюсь я.

— О, пойди трахни себя, — бурчит она, хмурясь.

— Не выйдет, но если хорошо попросишь, возможно, позже я трахну тебя.

Она морщится.

— Словно я тебе позволю.

Поворачивая ее голову пальцами, я наклоняюсь ближе и шепчу ей на ухо:

— Ложь. Мы с тобой оба знаем, что ты никогда не могла и не сможешь мне сопротивляться.

Я не могу противиться желанию пройтись языком по ее шее. Всего одна проба, и дрожь проходится по моему позвоночнику. Блядь, она все такая же сладкая, как я помню, и эти мурашки на ее коже только усиливают мое возбуждение.

Я поворачиваю ее голову к себе и улыбаюсь.

— Попробуй отрицать это, Ванесса. Ты не сможешь, и я никогда не поверю тебе. Видишь ли, я знаю тебя. Знаю, кто ты, что ты, и ты никогда не сможешь спрятаться за своей ложью. Не от меня.

Она сглатывает, дрожа всем телом, пока я всматриваюсь глубоко в ее глаза, впитывая страх, который в них остался, а затем обрушиваю свои губы на ее.

Целую ее жестко и грубо, наплевав на то, хочет она этого или нет. Решаю я. Я беру то, что сейчас мое. Она в клетке, и не может противиться мне. Да и не хочет. Он хнычет в мой рот, когда я углубляю поцелуй, не отрывая ее губ от своих, даже если уверен, что в своих мыслях она уверяет себя, что не должна этого делать.

Она не может. Так же, как и я не могу оторваться от нее. Она такая чертовски привлекательная, что держаться подальше от нее невозможно. Старые воспоминания возвращаются, и чем больше я думаю о них, тем больше вспоминаю, почему я хотел сделать ее своей.

Когда-то давно мы не были ублюдком и сукой, готовыми разрушить жизни друг друга.

Должно быть, она погрузилась в то же самое воспоминание, потому что внезапно отстраняется и выдергивает свою руку. Ее припухшие губы открыты, а на лице царит настоящий ужас. Так аппетитно.

— Что… это было? — бурчит она.

— Я. И я брал то, что принадлежит мне.

— Я не принадлежу тебе, — шипит она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Видишь эту клетку? — произношу я, указывая на прутья. — Она, и то, что находится в ней, принадлежит мне. Я владею тобой сейчас.

— В своих мечтах, — отвечает она.

— Если бы ты только знала… — отвечаю я.

— Значит, ты мечтал о том, что убьешь меня? — дразнит она. — Ты потратил все мысли на то, как заставишь меня истекать кровью за то, что я сделала?

— Вообще-то, да.

Она снисходительно смеется.

— Что ж, разве ты не противоречишь сам себе. Ты хочешь поцеловать меня и убить тоже хочешь.

— Именно, — отвечаю я, скрещивая руки. — Я трахну твое тело. Вытрахаю мозг. И в конце оставлю ни с чем. Угадай, что общего между этими тремя вещами?

— Твоя ебанутость, — отвечает она.

Я смеюсь.

— Значит, четырьмя вещами.

— Боже… — произносит она, отводя взгляд. — Не могу поверить, что оказалась здесь. Ты на самом деле планируешь держать меня в клетке, не так ли? Как какого-то домашнего питомца?

Я тянусь к клетке, она отползает в угол, но не может избежать моей хватки. Я похлопываю ее по голове и произношу:

— Как идеального домашнего питомца.

— Пошел ты, — произносит она, плюнув на мою руку. — Ты мне отвратителен.

— Почему? Потому что отношусь к тебе так, как ты относилась ко мне? Как к какому-то домашнему питомцу, с которым можно поиграть? — Я вытираю руку о ее щеку. — Тебе всего лишь возвращается твое отношение.

Она резко хватает меня за руку, тянет на себя, а затем кусает меня.

— Блядь! — я отдергиваю руку и смотрю на отметину. Она прокусила кожу так, что выступила кровь. — Конченая сука!

Она снова плюет.

— Мерзость!

Я прохожу к задней стороне клетки и хватаю ее за руки. Когда она пытается отползти, сжимаю их и скручиваю, пока она не начинает визжать.

— Чееерт! Больно же!

— Ага, но, скорее всего, не настолько, как твой укус. Ебаный ад, ты за это заплатишь. — Я хватаю ремень и снова наматываю его на ее запястья, привязывая ее к одному из прутьев.

— Это за то, что попыталась разозлить меня.

— Что ты собираешься сделать? Причинить мне боль? — насмехается она. — Ты уже это делаешь, так что я подумала, почему не сделать того же в ответ? По крайней мере, не одному тебе будет весело.

Скрипя зубами, я ударяю по клетке ладонью, почти захлебываясь от желания свернуть ей шею и покончить с этим. Но нет. Именно этого она и хочет, и она дразнит меня, пытаясь заставить убить ее, но я не попадусь в эту ловушку.

Одного укуса недостаточно, чтобы убедить меня изменить планы, и я не позволю ей заставить меня покончить с этим раньше, чем я сам этого захочу.

— Еще раз, блядь, сделаешь подобное, я порежу тебя в весьма изощренных местах, — предупреждаю я, поднимая нож на уровень ее глаз. — Это не просто угроза, Ванесса. Я сделаю это, если ты не начнешь вести себя хорошо.

Она смотрит на меня секунду, а затем внезапно начинает смеяться.

— О, Феникс… так ты себя сейчас называешь, да? — протягивает она. — Не думаю, что ты очень хорошо меня знаешь.

Я прищуриваю глаза.

— Хмм… давай проверим, согласна? — Левый уголок моего рта дергается, потому что я начинаю чувствовать смятение. — Мы прекрасно повеселимся вместе. Как в старые добрые времена.

* * *

12 лет

Я не знаю, почему Ванесса со мной дружит, или почему разговаривает со мной. Никто даже не пытается. Или они, возможно, просто боятся меня. Я бы боялся, поэтому не виню их. У моих кулаков свое мнение.

Я всегда чувствую такую злость, когда кто-то пытается причинить мне вред. Это словно выключатель в голове, после щелчка которого все, о чем я могу думать — это как врезать кулаком в то, что передо мной. Неважно, стена это или человек. Ничто не укроется от моей ярости.

Но она все равно хочет находиться со мной рядом. Каждый день после школы она уделяет мне капельку времени в своем занятом графике, даже если мы оба знаем, что она не может себе этого позволить. Ее родители сделали для нее такое загруженное расписание, что она едва успевает делать домашнюю работу. Я не понимаю, почему они так жестко к ней относятся. Она заслуживает лучшего. Если бы у меня были такие родители, я бы уже давным-давно сбежал. Но она не такая… не-а, она продолжает пытаться осчастливить их. Не знаю почему, так как они продолжают говорить ей, что она сделала что-то плохо или неправильно.

Они ни разу не похвалили ее, поэтому я не понимаю, почему для нее это так важно. Словно она все еще верит, что они, наконец, будут счастливы, если она все сделает правильно.

Но я уже видел это. Они и близко не будут довольны. В их глазах всегда царит такое же выражение, как и в глазах воспитателей в приюте, когда я там жил. Мои приемные родители не смотрят на меня так. Даже если они не знают, что со мной делать, я им нравлюсь. Родители Ванессы смотрят на нее, словно она и гроша ломаного не стоит. Словно ничего не значит. Или, может, они всего лишь надеятся найти то, чего в ней нет.

Не понимаю, почему люди не могут просто оставить друг друга в покое и позволить жить своей жизнью. Возможно, она не хочет делать столько домашней работы. Возможно, она хочет играть со мной, и им стоит позволить ей делать то, что она хочет. Почему они не желают видеть ее счастливой? Их волнуют только ни сами?

Думаю, они ненавидят меня, хотя я единственный, с кем Ванесса изредка улыбается. От их взгляда на меня мне хочется отстраниться каждый раз, когда я стою у их двери. Они смотрят на меня, словно на призрак. Или так, или от меня воняет гнилью. Я не знаю, причину.

Мы сидим в траве в моем любимом месте и слушаем ветер. Здесь так мирно. Внутри меня царит покой, а есть не так много вещей, которые могут принести мне его. Это вроде моего секретного места, моего укрытия, места, где я хороню мои воспоминания и секреты, и где их никто не найдет.

Она читает свою книгу, пока я наслаждаюсь солнцем. Я не делаю домашнюю работу, потому что это не мое. Я не понимаю большую часть заданий, и просто не могу сконцентрироваться. Я восхищаюсь Ванессой. Хотел бы я сесть рядом с ней и пялиться в книгу часами.

— Знаешь, тебе стоит прочесть эту книгу, — произносит она.

— Зачем?

— Затем, что у нас завтра тест по этой главе.

— Хммм…

— Тебе все равно? — спрашивает она, поднимая глаза на меня.

Смотрю на нее с хитрой улыбкой.

— Да. Должно быть иначе?

— Ну… — Она закрывает книгу. — Разве твои родители не злятся?

— Они не мои родители, — отворачиваюсь я.

— Я не понимаю.

Когда я смотрю на нее, она хмурится.

— У меня нет родителей. По крайней мере, я их не знаю.

— Тогда где ты живешь? — спрашивает она.

— С моими приемными родителями.

— Значит, они и есть твои родители, — произносит она.

Я качаю головой.

— Это не одно и то же…

Она не знает, что я на самом деле не нравлюсь им. Не так, как нравился бы им, будь я их настоящим сыном. Они всего лишь снисходительны ко мне. Я все еще дерусь, по-прежнему остаюсь задирой, не важно, с каким положительным смыслом вы будет подбирать слова, чтобы меня описать.

— Нет, одно. Они заботятся о тебе. Ты живешь в их доме. Они твои родители. — Она пожимает плечами. — Разницы нет.

Я давлюсь смешком.

— С твоих уст это звучит так легко.

— Это легче, если не будешь думать об этом слишком много, — протягивает она.

— А оно того стоит? — спрашиваю я.

Она раздумывает над этим секунду.

— Может быть…

Я скрещиваю руки под головой и делаю глубокий вдох.

— Так и думал, что ты это скажешь.

— Что? Почему?

Я смеюсь.

— Ты очень предсказуема.

— Неправда. — Она шлепает меня книжкой, и удар оказывается не из мягких, но от этого хочется смеяться лишь сильнее.

— Правда, и это хорошо. — Я выхватываю книгу из ее руки прежде, чем она ударит сильнее. — Мне это нравится.

Румянец появляется на ее щеках и в секунду, когда я понимаю, что сказал, я закрываю рот, отворачиваясь от нее, смущаясь до чертиков.

Внезапно ее пальцы прикасаются к моим, и я дергаюсь, но тут же расслабляюсь, когда замечаю, что она переплетает наши пальцы.

— Ты мне тоже нравишься, — отвечает она с милой улыбкой.

В этот момент у меня складывается такое впечатление, что все мое прошлое ничего не значит по сравнению с временем, которое я провожу с ней.

* * *

Настоящее

От одной мысли об этом мне хочется хрустеть костяшками, желая стереть это из своих воспоминаний. О, теперь я проведу с ней все время в мире. Только не так, как я себе это представлял. Я больше не тот наивный мальчик, а Ванесса больше не милая девочка, которую я знал.

Время изменило нас. Не пощадило меня, а теперь не пощадит ее. Больше нет. Она утратила свой шанс, и теперь я опустошу ее.

Глава 9

ВАНЕССА

Вперед. Назад. Влево. Вправо. Он продолжает ходить вокруг моей клетки, пожирая меня жадным взглядом каждую секунду, а потом вновь возвращается к хождению по чердаку. Интересно, о чем он думает? Представляет способы моих пыток? Пытается решить, какой метод выбрать для моих истязаний? Или просто не может определиться?

Сама мысль вызывает у меня мурашки по коже. Я не хочу размышлять о том, что он может со мной сделать, но с его шагами по комнате мне больше не о чем думать. Само его присутствие заставляет меня дрожать от страха и вызывает отвращение. Обычно я не такая, не такая… слабая и не заикаюсь во время разговоров. Ненавижу это. Ненавижу такое свое поведение, и все равно не могу прекратить. Словно сам ужас поселился в моих костях.

Никогда прежде я не испытывала подобного. По крайней мере… с тех пор, как мы остались наедине.

Наверное, дело в нем, но я не понимаю, почему мое тело реагирует на любое его действие. Он единственный мужчина, сумевший заставить меня содрогнуться настолько сильно, что во мне проснулось желание схватить пистолет и пристрелить его. Мужчины никогда не угрожали мне. Черт, они пугались меня и сбегали. Или же боялись моего равнодушия к их эмоциям.

Кроме него… Феникса…. То, как он смотрит на меня, останавливаясь на секунду, чтобы прикусить свой пирсинг, делает что-то со мной. То, как он проводит пальцами по темным волосам, чтобы сфокусироваться, пленит меня. Мое сердце бьется бесконтрольно от его уверенных шагов, ястребиных глаз и черноты, спрятанной глубоко в них. Я хочу это все. И мне хочется убить его за то, что он делает это со мной.

Словно меня оставили в лапах безжалостного животного, которое раздерет меня в клочья, если мне не удастся соблазнить его и уговорить отпустить меня. Кстати, это мой единственный выход из этой клетки.

Хотя, я знаю, что он не купится на это так легко. Он слишком хорошо меня знает. Мне всего лишь нужно стараться усердней, чем раньше. Пустить в ход обольщение — единственный мой выход из этой ситуации. Что еще я могу сделать, если заперта в этой клетке и оставлена на его милость?

Ничего, кроме как убедить его не причинять мне боль… Может, когда он начнет доверять мне достаточно, чтобы выпустить меня.

Когда он хлопает дверью, я подпрыгиваю и ударяюсь головой о прутья клетки. Он принес мою винтовку снизу. Меня мучает вопрос, что он собирается с ней сделать. С порочной улыбкой и приподнятой бровью парень смотрит на меня, кладя винтовку на столик у двери, а затем достает пистолет из своей сумки.

— Больше — не всегда значит лучше. Если речь не о члене, естественно, — говорит он, улыбаясь.

От вида его улыбки я содрогаюсь, так как знаю, что все принесенные им инструменты предназначены для меня. Если буду вести себя хорошо, может, он сжалится надо мной. Попытаться стоит. Я пока не намерена умирать, но также не собираюсь торчать в этой клетке вечно.

Он проходит ко мне и взводит курок пистолета. Думаю, он не сжалится надо мной, что бы я ни делала.

Встав в угрожающую стойку, мужчина поднимает пистолет, нацеливаясь мне в голову.

Прикрываю ее руками и кричу:

— Пожалуйста, не стреляй!

— Нет?

— Нет. Не надо! Прошу!

— Или что?

— Я не хочу умирать! — визжу я, слезы набегают на глаза.

Увидеть его не получается, но я слышу, как он приглушенно смеется.

— Могу поклясться, именно так ты умоляла меня определенное время тому назад.

— Пожалуйста… — бормочу я. Не знаю, что еще сказать. Я не хочу умирать. Это бесчеловечно. Но и страдать тоже не хочу. Это типа выбор, разве нет?

— Что ж, думаю, тогда отдам предпочтение боли, — раздумывает парень, пряча пистолет на поясе.

— Нет, — произношу я, шмыгая носом и опуская руки.

Мне хочется сбить эту ухмылку с его лица, но я не могу дотянуться до него. Ненавижу эту долбаную клетку.

— На двух стульях усидеть не получится, Принцесса.

— Будто мне нужен хоть какой-то из них, — отвечаю я, вздыхая.

— Не нужен, но здесь не имеет значения то, что тебе нужно. — Он начинает поигрывать с ножом. — Видишь ли, это все для меня. Признаю. Я эгоистичный отморозок, безумно жаждущий увидеть твою боль… — Мужчина толкает кончик ножа так глубоко в подушечку своего большого пальца, что появляется капля крови. — Не могу избавиться от мысли о всех тех способах, которыми заставлю тебя плакать.

— Ты хочешь моих слез? — спрашиваю я, потому что совсем скоро просто взорвусь ими. — Потому что ты их получишь.

Он прекращает свою забаву с ножом. Приближается к моей клетке и машет лезвием в мою сторону.

— Осторожней, Принцесса. Не соблазняй меня. Ты знаешь, как сильно мне нравится видеть влагу на твоих глазах.

— Слишком поздно, — указываю я на свой глаз. — Видишь это? Вот, что ты делаешь. Теперь счастлив?

Он прищуривается.

— Это даже не коснулось края того, что мне от тебя нужно.

Я скриплю зубами, становясь все злее с каждой секундой.

— Ты уже запер меня в клетке. Унизил меня больше, чем один раз. Я питомец, запертый в твоей тюрьме, и мне уже больно от того, что я потеряла обоих своих мужчин. Этого мало?

Он хмурится, глядя на меня секунду, прежде чем ответить:

— Катастрофически.

Я закатываю глаза и выдыхаю, злясь на себя за то, что думала о том, как договориться с ним и выбраться из этого бардака.

— Что бы ты ни задумала дальше, Ванесса, не выйдет. Я не позволю тебе убедить меня. — Он тянется в клетку с ножом, и я уклоняюсь от лезвия, но его рука длинней, чем ширина клетки. Мне не удастся уйти от лезвия, если оно коснется меня. Закрыв глаза, пытаюсь успокоиться вдохами через нос, пока Феникс толкает кончик ножа в мою щеку.

— Ты боишься боли, Принцесса? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю.

— Боишься почувствовать ее, или того, что она может оставить шрамы?

— Что? — ахаю я.

— Ты меня слышала. — Он ласкает мою щеку ребром ножа. Оно утопает в моей коже, как в масле, но не слишком глубоко, чтобы нанести увечье. Это и правда немного больно, хотя я стараюсь не реагировать. Чувствую, как кровь стекает по коже, и его глаза фокусируются на ней, словно глаза ястреба, нашедшего свою жертву.

— Боишься, что больше не будешь красивой, когда я закончу с тобой? Или просто не хочешь чувствовать боль, пока я буду причинять ее тебе?

— И первое, и второе, — отвечаю я, мой голос меняет интонацию под ритм танца ножа по моей коже.

— Так и думал, что ты это скажешь. Хочешь знать, что я думаю? Мне не кажется, что ты боишься боли. Думаю, ты больше боишься последствий. Боишься судьбы, с которой тебе придется встретиться, как только ты поймешь, что тебе больше не удастся спрятаться за красивой маской. — Его глаза на секунду обретают серьезность. — Потому что эта красивая маска больше не будет на месте, когда я покончу с тобой.

Этот момент пронзает меня до самого нутра Я никогда не была так напугана, но ведь и с подобным ранее не встречалась. Майлз или Феникс, как бы он себя сейчас ни называл… он стал жестоким за последние несколько лет, словно яростный ураган. В его глазах присутствует определенный блеск, который я не в силах игнорировать, что-то от дьявола. И все же я не могу перестать задавать себе вопрос, думает ли он то же самое обо мне.

— Так что… — Нож заканчивает свое путешествие у моего подбородка, и парень поднимает мою голову. — Тебе бы понравилось страдать?

Хмурясь, разражаюсь хохотом:

— Ты сейчас серьезно?

Левая сторона его губ изгибается в улыбку.

— Не принимай как должное, Принцесса. Я даю тебе выбор. Где ты хочешь истечь кровью? Как ты хочешь умереть? Где в первую очередь хочешь почувствовать боль? — Он проводит ножом по моей шее вниз к ребрам, описывая круг вокруг моей груди, словно собирается отрезать ее первой. Я презираю омерзительный взгляд на его лице, выдающий его наслаждение процессом.

— Так что это будет? — шепчет он, пялясь на меня из-под полуприкрытых ресниц.

Взглядом ищу хотя бы искру милосердия в его глазах, но нахожу лишь желание. Желание выпотрошить меня… использовать. Мне знаком этот взгляд. Он был у него прежде, но очень и очень давно… когда он хотел меня больше, чем одним способом.

— Пожалуйста, не причиняй мне боль, — произношу я. — Я сделаю все. Все, что ты хочешь.

Он вскидывает голову, глаза напряженно сужаются.

— Все?

Я усердно киваю, губы дрожат, пока он подносит лезвие к моему рту. Он продолжает играть со мной, испытывая мои пределы. Это, должно быть, часть его жестокого чувства юмора. Его способ наказать меня.

Он подносит нож к моим запястьям, хватая за руки и притягивая к себе. Я боюсь, что он порежет меня, но вместо этого он развязывает ремень, удерживающий мои запястья. Нож здесь только для шоу, чтобы попугать меня. Улыбка медленно формируется на его губах, колечко в брови поднимается вместе с ней.

— Подними юбку.

Я хмурюсь, не уверенная, чего он хочет.

— Ты не слышала, что я сказал? — спрашивает он, нож скользит вниз по моей груди вместе с его взглядом. — Платье находится на пути к тому, чего я хочу.

Неохотно мои руки находят низ моего цветочного платья, и я сминаю ткань, чтобы она поднялась выше колен.

Он указывает ножом.

— Выше.

Юбка дюйм за дюймом двигается вверх, останавливаясь как раз под линией трусиков.

Его глаза полуприкрыты, пока он переводит взгляд от моего платья вверх к моим глазам.

— Я сказал, что ты можешь остановиться?

Сглатываю комок в горле, понимая, что он хочет, чтобы я сделала. Я с самого начала это знала. Этот первобытный, похотливый взгляд в его глазах. Сначала я думала, причина ему — месть, и, может, все еще… капля сексуального желания

Внезапно он толкает нож в мое горло, заставляя меня поднять голову в попытке избежать кончика лезвия.

— Может, ты захочешь ответить на мои вопросы. И, может, я продлю тебе жизнь.

— Прости… — бурчу я, отклоняясь от ножа.

Мужчина ухмыляется.

— Это впервые я слышу твое извинение. Хммм…. Тебе прекрасно походит.

— Пошел ты нахер, — рычу я. Ничего не могу с собой поделать — он слишком горд собой.

— Вы посмотрите-ка, Принцесса. И не надо так тяжело дышать. Единственное, когда тебе позволено это делать — когда будешь отсасывать мне.

Мой нос дергается от чувства невероятного желания оттолкнуть его руку через решетку и ударить его в лицо. Но так или иначе, нож перед моими глазами является постоянным напоминанием о моей судьбе, если я не заткнусь и не сделаю, как он скажет.

Его губы приоткрыты.

— Наконец-то, больше никаких пререканий, — вздыхает парень. — Знаешь, я так долго ждал момента, когда ты будешь бояться меня настолько, чтобы не пытаться злить меня. Бояться настолько, что сделаешь что угодно, лишь бы удовлетворить меня, чтобы я был с тобой мил. — Он подносит нож к одной из лямок, удерживающих платье на мне, и просовывает острие под нее. — И знаешь, что? Я буду милым, пока ты делаешь то, что я тебе говорю.

Затем он разрезает ткань.

Лямка спадает с моего плеча, и платье повисает наискосок только на одной полоске. Надеюсь, он не перережет вторую.

У меня зарождается чувство, что он не делает всего этого всерьез, что лишь говорит все это, дабы сыграть с моим разумом. Этот мужчина, называющий себя Фениксом, не похож на мальчика, которого я знала. Он никогда не ненавидел меня до такой степени, чтобы желать уничтожить, но опять-таки, я, наверное, и есть та причина, по которой он стал таким.

— Так что, начнем сначала. Отныне ты называешь меня Феникс. И никак иначе.

— Но твое имя Майлз.

— Шшшш! — перебивает он, прикладывая лезвие ножа к моим губам, чтобы заглушить меня. — Молчи, — хмурится он. — Во-вторых… Ты делаешь, как я велю. Не перебиваешь. Не кусаешься. Не бьешь и не сбиваешь с ног. Не кричишь. Не делаешь ничего, за что мне захочется снова посадить тебя в эту клетку, потому что, Богом клянусь, я зайду и трахну тебя всем, что найду, чтобы донести до тебя то, что мне нужно.

— Я понимаю, — отвечаю я с фальшивой улыбкой на лице.

— Хорошо, — Феникс улыбается в ответ столь же фальшиво. — Вопросы есть?

— Нет, — моя улыбка тут же исчезает.

Он прикладывает ладонь за ухо.

— Что-что?

Я закатываю глаза.

— Нет, Феникс.

— Умничка.

Ухмыляясь, мужчина подносит нож ко второй лямке платья и разрезает ее, словно масло. Ткань скользит с плеч, едва прикрывая мою грудь, когда я обхватываю руками талию, чтобы не дать ей упасть дальше.

— Я разве сказал, что ты можешь двигать руками? — он качает головой. — Нет. Опусти ее. Досюда, — он указывает ножом на трусики, которые теперь открыты.

— Что? — спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы я…?

— Я хочу, чтобы ты прикоснулась к себе.

Нахмурив брови, отвечаю:

— Нет.

— Уже забыла наше недавнее соглашение? — говорит он.

— Не забыла, но ты просишь меня… делать… — Я с шумом вдыхаю, набирая в легкие такой нужный мне воздух. Не могу поверить, что дошло до этого. Секс или боль. Кто вообще может выбирать между ними?

— Делать что? — говорит он. — Играть с собой? Трахнуть собственную киску? Показать мне свое лицо, когда ты кончишь?

Его рука резко прорывается через решетку и срывает с меня остатки платья, открывая голую грудь. Я никогда не ношу лифчик под этим платьем, и сейчас жалею об этом.

Дьявольская улыбка на секунду появляется на его лице, пока он смотрит на мою грудь, воспламеняя мое тело. Ненавижу это чувство, и отказываюсь признавать его.

— Очень мило… — мурлычет он, от чего моя кожа становится красной. — До сих пор красивая, как я посмотрю.

— Не делай этого… — произношу я.

— Почему нет? Не говори, что не хочешь этого, потому что я знаю, что это ложь. Ты явно не была против на вечеринке четыре года назад. Или забыла? — спрашивает Феникс, его пальцы описывают круг вокруг моей груди, дразня меня.

— Не забыла, но тогда было по-другому. Я не была в клетке, и не знала, что ты собирался убить моего мужа.

— От этого становится лишь более изощренно, теперь это желаемо, — раздумывает он, его палец тянется к моему соску, затвердевающему под его прикосновением. — Ты можешь говорить что хочешь, но я знаю твое тело. И твой разум. Знаю все о тебе, и знаю, что ты любишь грубость. Эта тюрьма не уменьшает твоего желания заполучить меня. Ставлю на то, что ты в тайне надеешься, что я сделаю это… — Большим и указательным пальцем он щиплет мой сосок, и я прикусываю внутреннюю часть щеки, чтобы предотвратить стон. Он, кажется, наслаждается этим. Другой рукой он придерживает нож у второго моего соска, толкает кончик в мою плоть, но не прорезает ее. — Вместо этого.

Скрипя зубами, я отказываюсь позволять ему провоцировать меня, так что продолжаю молчать и ждать его команды, потому как это кажется единственным выходом избежать боли. Я знаю, чего он хочет, но я не дам ему это сама. Ему придется поработать для этого.

— Хммм… тихая и покорная. Должен сказать, мне это даже нравится, Принцесса.

— Мое имя Ванесса, — отвечаю я.

Феникс резко тянет за мой сосок, заставляя меня ахнуть.

— Я буду называть тебя так, как захочу, испорченная маленькая Принцесса. Не думай, что не заслужила это имя, потому что ты и есть чертово отродье, и ты знаешь об этом.

— Ладно, называй как хочешь. Мне плевать, — шиплю я.

— Нет, тебе далеко не плевать, — указывает он. — Ты просто ненавидишь поддаваться кому бы то ни было. Вот только в этот раз у тебя нет выбора, что заставляет тебя чувствовать себя не в своей тарелке еще больше, чем обычно. Но я знаю, как потянуть за твои ниточки, Принцесса, и это именно то, чего я хочу.

Он отпускает сосок, который адски горит после его прикосновения. Нож исчезает из клетки, и Феникс приподнимает пальцем мой подбородок:

— А теперь… где находится твоя рука?

Глава 10

Ванесса

Сжав губы, опускаю руку между ног и начинаю потирать себя через ткань. Чувствую, что это неправильно и грязно, но это то, чего он хочет, а значит, получит. Я чувствую стыд за то, что делаю, но если мне придется выбирать между этим и болью, я выберу это в любое время.

Мужчина отклоняется назад и запрокидывает голову только, чтобы вновь проникнуть ножом в клетку. Я дергаюсь, когда он приближается к моим трусикам. Феникс пристально смотрит мне в глаза, когда хватает за край белья и просовывает нож под ткань.

— Не шевелись.

Затем он разрезает их, вытаскивая из клетки вместе с ножом. Прикрываю свою интимную часть тела ладонью, внезапная обнаженность приводит меня в чувство. Облизывая губы самым соблазнительным образом, он подносит мои трусики к носу и вдыхает их запах.

— Блядь. — Феникс отбрасывает их в сторону. — Я помню этот аромат. Ничто не возбуждает меня больше. — Его взгляд приклеивается к моей голой киске. — Раздвинь ноги.

— Не могу, — произношу я, указывая на металл вокруг меня. — Решетки, забыл?

— Цыц… Плохое начало, Принцесса. У тебя достаточно места, чтобы поставить стопу на пол, согнуть колени и раздвинуть их. Нет надобности опускаться ногами на пол.

Он сделает меня полностью уязвимой. Будь он проклят.

Медленно делаю, как он хочет, становясь в нужное положение, пока он стоит и смотрит на меня. Я боюсь ножа в его руке, который может ударить в любой момент, когда ему со мной надоест возиться. Это значит, что мне придется развлекать его все время. Другого выбора у меня нет.

— Давай. Потри для меня свой центр. Покажи мне, какая ты, — протягивает он, вскидывая голову.

Вздыхая, опуская пальцы и начинаю играть со своим клитором. Его глаза искрятся, когда он наблюдает за мной, язык показывается, чтобы увлажнить нижнюю губу.

— Играй с собой, Принцесса. Сделай эту киску влажной для меня, — говорит он, отступая еще дальше, словно наслаждается тигром в зоопарке. Вот только тигрица перед ним не за толстым стеклом и не боится напасть в любое подходящий момент.

Пока я играю с собой, Феникс хватает стул и садится немного поодаль от клетки, так что перед ним прекрасный вид на меня. Он прикусывает губу, пока смотрит на меня, и я не могу ничего поделать с собой — я краснею от этого его жеста. А еще от того, что я удовлетворяю себя, мне становится сложно сконцентрироваться на задании руки. Я не хочу наслаждаться этим, но это тяжело. Мое тело всегда отвечает на мое прикосновение, потому что оно натренировано на него. Когда я еще была замужем за Филлипом, это был единственный шанс дать мне то, в чем я нуждалась, потому что сам Филлип этого сделать не мог. Так что сейчас я мгновенно чувствую порыв кончить, даже если не хочу, и неважно, что я удовлетворяю сама себя.

Но я знаю, что Феникс хочет, чтобы я это делала.

Могу видеть это по его возбужденному взгляду и по тому, как он прикасается к себе через джинсы.

Спустя несколько секунд пуговица на его джинсах расстегивается, и молния движется вниз, его штаны и трусы опускаются туда же. Резинка с трудом скользит по его массивному члену. Когда он выскакивает на свободу во всей своей красе, мне приходится сглотнуть. Горизонтально через головку его члена проходит пирсинг. Мне становится плохо от взгляда на него, особенно когда мой клитор начинает пульсировать.

— В чем дело, Принцесса? Нравится то, что видишь? — его низкий голос сотрясает мое тело потребностью.

Будь он проклят, ненавижу эффект, который он оказывает на меня. Феникс может заставить меня хотеть вещи, без которых, я думала, могу обойтись. То, как он прикасается к шарику пирсинга, водит по нему кругами, увлажняет меня. Когда из его рта вырывается шипение, я почти взрываюсь на месте.

— А-а, Принцесса. Не смей пока кончать, — протягивает он, прикусывая губу. — Но и не прекращай себя дразнить, иначе я подойду и сам с тобой поиграю.

Кажется, он весьма забавляется всем действом, что злит меня, но тем не менее, я продолжаю. Чем более возбужденной я делаюсь, тем легче становится. Лаская себя одной рукой, второй он ножом срезает покрытие с подлокотника кресла. Древесные стружки падают на пол, пока он массирует себя быстрее и быстрее, облизывая губы, упиваясь моим видом. Мои собственные губы дрожат, так как я на грани оргазма, но я не позволяю его себе. Я не хочу его, даже если мое тело сотрясает от потребности.

— Вот так, Принцесса, блядь, я такой твердый в данную секунду, — рычит он, его член подпрыгивает вверх.

Я пытаюсь обуздать свое удовольствие, пытаюсь игнорировать, но это невозможно.

— Не могу… пожалуйста, — бормочу я.

— Что? — произносит он, вскидывая бровь. — Хочешь кончить?

— Да, о Боже, да, — стону я.

Дерьмо. По кривой улыбке на его лице могу сказать, что ему понравилось услышанное. Проклятье.

Внезапно у него вырывается:

— Остановись.

Мои пальцы лежат на моей киске, сердце бьется в горле, качая кровь в другую область. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о желании кончить, и вот он — из ниоткуда говорит мне остановиться.

Почему? И какого хера я вообще послушала?

— Хорошая маленькая Принцесса, — произносит он, а затем встает с кресла. — Время присоединиться к вечеринке.

— Что? — вскрикиваю я. — Это не часть…

— Часть чего? Соглашения? — Феникс смеется. — Есть лишь мое желание и твое исполнение, и эти две вещи очень подходят друг другу.

Сбрасывая штаны и боксеры, парень подходит к моей клетке с голым задом и опускается на колени.

— Ты удовлетворишь себя передо мной, а я основательно удовлетворю себя, — произносит он с ухмылкой.

Вздыхая без ответа, потому как не дам ему такого удовольствия, я начинаю снова играть со своей киской. Она все еще чувствительна настолько, что я могу взорваться в течении пары секунд, но теперь, когда Феникс так близко, это все сильнее ощущается ошибкой Словно вмешательство в мое личное пространство; скорее, чтобы заставить меня почувствовать себя некомфортно, нежели наказать. Мерзость. Ненавижу это. И все же не могу прекратить водить по клитору, будучи возбужденной через край.

— Вот так, Принцесса, — произносит он, лаская свою эрекцию, направленную прямо на меня. — Дай мне увидеть твое прекрасное лицо. — Феникс улыбается, когда я поднимаю голову. — Вся раскраснелась от возбуждения. Сложи для меня губки.

Я делаю, как он просит, и он тут же хватает мое лицо и притягивает ближе, набрасываясь на меня своими губами.

О, блядь.

Его поцелуй — интенсивный — разрывает мой мозг на маленькие кусочки исступления, пока я проигрываю схватку и с собой, и с ним. Его губы тщательно исследуют мои, язык пробует войти в мой рот. Он всасывает мою нижнюю губу, рьяно меня целуя. Стоны вырываются из меня, пока его язык переплетается с моим в горячей битве желаний. Мои губы ищут его и с потребностью принимают его поцелуи. Все выходит из-под контроля, теряет баланс. Я не могу остановиться и больше не хочу. Даже если это ошибка, даже если я ненавижу то, что он делает со мной, и даже если он вконец ненавидит меня. Мое тело содрогается от возбуждения, когда я слышу его стон, он облизывает губы, пока мастурбирует передо мной. Все в этом, в нас, неправильно… но ох как хорошо это ощущается.

Когда он отрывает от меня свои губы, я прекращаю понимать, где нахожусь. Мой мозг поджаривается. Все, о чем я могу думать, это его губы.

Он приглушает смех.

— Так хочешь большего.

Внезапно он щипает мой сосок. Мои глаза распахиваются и вскрик покидает горло.

— Что ты делаешь? — кричу я.

— Не прекращай потирать киску, Принцесса, — произносит мужчина. — Или боль будет сильнее, чем эта.

Черт возьми. Я пытаюсь игнорировать боль, но пульсация в киске слишком сильная, и это почти невозможно. Он щипает так сильно, что жар выстреливает прямо по моему телу.

— Больно? — спрашивает он. — Хорошо.

— Почему? — рычу я, глядя как он начинает мастурбировать быстрее.

— Потому что я люблю видеть твою боль, — произносит парень. — Тебе стоит помнить об этом.

— О, иди трахни себя… — ворчу я, все еще играя с собой.

— О, да… — стонет он. — Но сначала ты кончишь.

— Что? Не так, — отвечаю я. — Это больно.

— Да, так, — произносит он, тяня меня за сосок, пока грудь полностью не выходит на пределы решетки.

Я шиплю от боли.

— Ладно.

— Хорошо. Мне нравится, когда все по моему, — протягивает он. — Заставь эту киску кончить. Борись с болью, Принцесса.

Я стону, пытаясь сконцентрироваться на своем удовольствии, но из-за боли и его близости это тяжело. Чувствую его горячее дыхание на своей коже, и он удерживает меня близко, всего лишь тяня за сосок, убеждаясь, что я не денусь никуда, а лишь приближусь к нему больше. Он внимательно за мной наблюдает, вены на его члене увеличиваются с каждой проходящей секундой. Предсемя каплями стекает с головки, покрывая всю его длину блестящей скользкостью. Наблюдать за ним помогает, даже если я не хочу этой помощи. Я на грани оргазма, когда он резко меняет сосок, тяня другой как раз в момент, когда я нахожу свое освобождение.

— Кончи сейчас, — рычит он.

— Блядь! — кричу я, одновременно от боли и освобождения. Экстаз разрывается в моем теле, сосок все еще покалывает, пока я полностью распадаюсь на кусочки. Тело дрожит, и когда я открываю глаза, вижу, что тело Феникса тоже подрагивает.

— Блядь, да, я всю тебя покрою своей спермой.

Он делает выпад бедрами, напрягая мышцы и сжимая основание члена. Громкое рычание вырывается из его горла, и он кончает на мою грудь. В процессе тянет меня за сосок так сильно, что мое тело опускается, приближаясь к его члену. Струи продолжают выходить, пока он целится мне в лицо, удивляя меня количеством спермы.

— Открой свой красивый ротик, — произносит он, грубо тяня сосок.

Его сперма попадает мне в рот, заставляя меня подавиться, стекая с нёба на язык. Я чувствую соленый привкус, пока он кончает мне на лицо и в рот. Пять струй, и он наконец опустошается, оставляя меня покрытую его семенем.

Тяжело дыша, Феникс шлепает меня по груди, заставляя вскрикнуть.

— Глотай.

Я кривлюсь, что превращает удовлетворение в его взгляде в пылающую ярость.

— Давай!

Не думая дважды, проглатываю его сперму, продлевая вкус во рту. Самая худшая часть этого — я не против. На вкус он такой, как и был прежде, как мне и нравилось. Черт возьми.

— Хорошая Принцесса, — бормочет парень с улыбкой, словно сам дьявол.

Он вытирает остатки спермы на члене о мою щеку и встает на ноги. Чувствую себя отвратительно, грязно, и хуже всего, более униженной, чем когда-либо. Думаю, он хотел этого все время.

Феникс отходит к стулу и надевает джинсы, заправляясь, словно ничего не произошло. А я сижу здесь, в разорванном платье с его липкостью, стекающей по моему лицу и груди.

Когда он направляется к двери, я произношу:

— Куда ты идешь?

Феникс бросает короткий взгляд на меня через плечо.

— Тебе не терпится узнать… не так ли?

Боже, ненавижу, когда он измывается надо мной, но поэтому он и делает это. И, черт возьми, это работает, потому что приводит меня в ярость.

— Ты не можешь оставить меня, — произношу я. — Не в таком виде.

— Хммм... почему? Не можешь вытерпеть чуточку спермы? — произносит мужчина, открывая дверь.

— Я полностью ею покрыта, — отвечаю я.

— Именно, — говорит он, ухмылка все еще видима на его лице. — Больше не такая красивая, да? Теперь ты такая же порочная, как и я.

Затем он со стуком закрывает за собой дверь.

Глава 11

ФЕНИКС

13 лет

— Что здесь делает эта мразь?

Я слышу ее скрипучий голос прежде, чем вижу ее, но когда она проталкивается мимо горничной, чтобы посмотреть, кто стоит перед дверью, я наконец-то вижу злобную ведьму, как ее называет Ванесса. Ее мать пялится на меня, сжав сухие губы, хмурая складка на ее лбу такая глубокая, что мне кажется, она засядет там навечно. Интересно, она хотя бы иногда не ворчит? Теперь ее прозвище становится понятным.

— Что ты здесь делаешь? — снова спрашивает она, в этот раз прибавив тону уверенности.

— Сегодня ведь у Ванессы день рождения? — произношу я с вежливой улыбкой. Я уже ненавижу эту женщину только за то, как она разговаривает со мной, но ради Ванессы мне хочется быть милым.

— И что? — произносит она, блокируя мне вход, словно боится, что я вбегу внутрь.

— У меня есть подарок, — отвечаю я, поднимая его, чтобы она увидела.

Ее губы двигаются вверх, словно у собаки, обнюхивающей что-то, что ей не нравится. Горничная отвечает вместо матери Ванессы, которая отказывается сдвигаться с места.

— Я передам его ей.

— Не зови ее, — говорит мать горничной, которая разворачивается на пятках и уходит в дом.

Хмурюсь.

— Мне нельзя войти внутрь? Хочу пожелать ей хорошего дня рождения.

Мать Ванессы придерживается за дверной косяк пальцами с французским маникюром.

— Ванесса занята.

Когда она пытается закрыть дверь, я начинаю:

— Подождите. — Вставляю ногу, чтобы заблокировать дверь.

Не думал, что злобная ведьма может вселять больше страха, чем до этого, но я ошибался.

— Что именно ты делаешь?

— Ванесса! — кричу я.

— Я сказала, что она занята, и тебя не приглашали.

— Но это ее день рождения, а я хочу отдать ей свой подарок! — отвечаю я.

Я слышу шаги по лестнице и на секунду замечаю яркую улыбку как раз за ее матерью. Это она. В ярком платье цвета безоблачного неба спускается вниз и идет по коридору ко мне. Хотя, когда ее глаза останавливаются на мне, они потухают, и улыбка исчезает, словно солнце в пасмурный день.

— Спасибо за подарок. А теперь иди, — говорит ее мать, указывая мне направление, а затем захлопывает дверь. Мне едва удается спасти ногу, но я все равно слышу, как она ворчит:

— Грязный мальчишка.

Мне стоило это предвидеть. Конечно, я знал. Все, кто меня видит, всегда реагируют одинаково. Я — мальчик без родителей, мальчик, которого не любят даже приемные. Они хотели лишь дополнительных денег, поэтому забрали меня. Кто вообще захочет меня своим ребенком? Мальчик-бунтарь, который бьет всех, кто пытается с ним заговорить. Опасный, грязный мальчишка.

И теперь Ванесса тоже это увидела. Я смог разглядеть это в ее пессимистическом взгляде… словно она испытала ко мне жалость.

Вынимаю из кармана крохотную пластиковую чашку с крышкой и дырочками на ней и открываю ее, выпуская на свободу бабочку, которую собирался подарить ей в качестве дополнительного секретного подарка.

Почему я вообще пытаюсь изменить отношение ко мне людей? Это трата времени, так что с меня хватит. Я больше не стану бороться. Вместо этого я просто буду тем, кем должен быть.

Если не можете преодолеть их, присоединитесь к ним.

* * *

14 лет

Когда Ванессы нет поблизости, сердце во мне ощущается камнем. Мне нужны друзья, нужно с кем-то говорить, но все то и дело верят слухам и боятся меня, даже не заговорив. Словно мне не дают и шанса. Только потому что иногда я срываюсь на тех, кто ко мне пристает. Так тяжело выставить ногу и прочертить грань? Я не виноват, что люди постоянно меня бесят.

Единственные, с кем я говорю, это готы с их татуировками и пирсингом. Они на два года меня старше, но предлагают мне покурить. Думаю, это их способ увидеть, принадлежу я к ним или нет, впишусь ли я.

Вскоре я провожу с ними больше времени, пока Ванесса отдаляется все больше и больше. Интересно, является ли тому причиной давление на нее со стороны родителей. Я не понимаю, почему оно так сильно ее заботит, но мне все равно. Думаю, чтобы достичь чего-то, нужно сделать нечто большее, чем только то, что тебе нравится.

Я стою за углом здания с группой, пока по кругу передается косячок, и это происходит так естественно, что я тоже беру его. Мне хочется узнать, какой он на вкус, а проба вреда не принесет. Я же не стану зависим от одной тяги.

Сделав вдох, я тут же закашливаюсь, и все ребята начинают смеяться. Быстро передаю косяк другому, чей пирсинг придает ему грубости. То, как он делает тягу, словно ему все нипочем, заставляет меня восхищаться им. Может, мне тоже стоит подумать про пирсинг и татуировки. Меня и без них нарекли опасным парнем, так что может быть, таким образом я хоть буду соответствовать.

Когда подходит второй круг передачи косяка, несколько человек проходят в ворота, и я пытаюсь спрятать косяк у себя в кармане. Хотя слишком поздно. Ванесса проходит мимо, и у нее отваливается челюсть.

Она топает в моем направлении и останавливается прямо передо мной, пялясь.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

Парни начинают ржать, так что я хватаю ее за руку и толкаю вперед, чтобы поговорить наедине.

— Не сейчас, хорошо?

— Нет, сейчас. Это… косяк?

— Да, — отвечаю я, пряча его глубже в карман так, чтобы виден был лишь кончик, таким образом он не прожжет мне одежду. — Но это не твоего ума дело.

Она хмурится и кривится.

— С каких это пор? Зачем ты это делаешь?

— Затем, что мне нравится, — отвечаю я, пожимая плечами. — В этом нет ничего такого.

Она сбрасывает мою руку со своего плеча, словно я покрыт грязью.

— Это неправильно, Майлз, и ты это знаешь. С каких пор ты стал одним из них?

— Не стал. Просто делаю то, что хочу.

— Ну, для тебя это плохо, — произносит она, упирая руки в бока, корча из себя деловую.

— Мне не нужны лекции от тебя, — шиплю я, наклоняясь ближе. — И в случае, если ты не заметила, они не самые милые люди, так что я предлагаю тебе прекратить орать на весь двор о том, что это, и что мы здесь делаем.

— Или что? — ее глаза сужаются. — Теперь ты мне угрожаешь?

— Нет, попросту пытаюсь тебя предупредить, — произношу я, глядя в ее глаза. — Они опасны.

— О тебе так тоже говорили, но я лучше знаю, — она сглатывает. — И ты тоже.

Я вздыхаю, чувствую себя хуже, чем до этого только от одного разочарованного взгляда на ее лице. Ненавижу это чувство… словно я бесполезный, словно делаю что-то не так.

— Может, я не хочу знать лучше.

Она качает головой и бросает:

— Забудь.

Затем поворачивается и шагает прочь на своих высоких каблуках, выводя меня из себя. Какого хера она вообще от меня убегает? Словно из-за своей злости она не считает меня достойным разговора. Блядь.

Бегу за ней и хватаю за руку, но она выдергивает ее и отталкивает меня.

— Отпусти меня.

— Нет, я хочу поговорить.

— Ты четко дал себя понять, — отвечает она. — Я больше тебя не потревожу. — Ванесса снова разворачивается и уходит.

— Нет, подожди! — Я становлюсь у нее на пути. — Не уходи от меня.

— А почему нет? Ты ведь делаешь то же самое.

Хмурюсь.

— Я ни от чего не ухожу.

Она тычет пальцем в мою грудь, указывая на место, где находится сердце.

— Ты отдаляешься от правильного, и то, что ты делаешь сейчас… ошибка.

Хватаю ее за руку и тяну, заставляя ее сделать шаг ближе.

— Они мои друзья, Ванесса. Ты не можешь просить меня бросить их. Это тоже неправильно.

— Ты зависаешь не с теми. Они не твои друзья. В любом случае, не хорошие. — Она смотрит на меня, заправляя свои каштановые пряди за уши, и впервые я чувствую нечто большее, чем простое счастье при виде нее. Я чувствую злость… разочарование… потребность.

Что-то поднимается во мне. Что-то первобытное, но я отталкиваю это, потому что оно несет с собой плохое чувство.

— Тогда что мне делать? Навеки оставаться одиноким? Вообще не иметь друзей? С тех пор, как на меня повесили ярлык куска дерьма, они единственные, кто у меня есть. На случай, если ты не заметила, я начал это в той же степени, что и ты.

Она кривится.

— Это удар ниже пояса, и ты знаешь это. Как ты смеешь? — Ее глаза увлажняются, и я сжимаюсь всем телом, видя ее боль. — Я думала, что была твоим другом. Но кажется, этого для тебя недостаточно.

Она снова пытается увернуться и уйти, но я хватаю обе ее руки и толкаю к стене со всей своей силой. Рычу и громко выдыхаю, пытаясь успокоиться. Вся сдерживаемая ярость выходит из меня, пока Ванесса ежится подо мной. Ее хрупкую фигурку очень легко удержать на месте. Ее грудь вздымается с каждым вдохом, направляя все мое внимание на нее. Как она стала такой большой из ниоткуда?

Как девушка так внезапно стала такой привлекательной?

Словно я никогда не замечал, какая она красивая.

— Ты меня пугаешь, — произносит она высоким голосом, который переводит все мои чувства в состояние тревоги.

Я наклоняюсь ниже, загипнотизированный ее блестящими глазами и розовыми приоткрытыми губами. Они заставляют меня прикасаться к ней так, как я никогда не думал. Чем больше я приближаюсь, тем сильнее она содрогается, и все в этом мире исчезает, кроме нас. Я не могу выбросить из мыслей ее и то, что она со мной делает. Она шевелит что-то внутри меня, что-то, чего я ранее не чувствовал, но я хочу этого. Мне это нужно. Я должен иметь это.

Так что я приближаюсь к ее губам, ожидая, что она меня оттолкнет. Ей стоит. Ванесса ненавидит меня за то, что я сделал, питает ко мне отвращение за то, что я выбрал неправильное. И все же она позволяет мне коснуться губами ее губ. Одно теплое дыхание, одно прикосновение ее губ сводит меня с ума до такой точки невозврата, что я обрушиваю свой рот на ее.

Я никогда прежде не целовал девушку, но, блядь, это приятно. В этом есть все, чего я ожидал. Настолько больше, но мне может никогда не станет достаточно. Я целую ее мягко, пытаясь почувствовать, что она хочет и как ей нравится. Хочу, чтобы она почувствовала меня, увидела меня настоящего. Хочу, чтобы я снова ей нравился… и хочу, чтобы она была счастлива. Это единственный известный мне способ исправить то, что я сломал. Нас.

Когда наш поцелуй заканчивается, я чувствую, что должен был сделать это долгое время назад. Она отрывает от меня свои губы и моргает пару раз, наверное, сбитая с толку.

Я улыбаюсь.

— Тебя для меня достаточно.

Ее голова поворачивается на звук рядом с нами. На нас смотрят девочки, хихикая и пряча улыбки за ладошками. Ее глаза округляются, а губы приоткрываются.

— Дерьмо.

— Что? — спрашиваю я.

Она выпутывается из моих рук и отталкивает меня в сторону.

— Мне нужно идти.

— Что? Сейчас? — произношу я, пытаясь удержать ее за руку.

Но чем больше я тяну, тем сильнее она вырывается.

— Я не могу… — бормочет она, а затем переводит внимание на девочек. — Пожалуйста, не говорите никому, — умоляет она их.

Вот в этот момент мое сердце вынули и растоптали.

От ярости, бегущей по моим венам, у меня начинает подергиваться нос. Как она могла сказать это?

На мгновение она поворачивает голову ко мне.

— Мне жаль, Майлз. Я не могу.

Затем она отпускает мою руку и убегает в здание.

* * *

Настоящее. Несколько дней спустя

Она поглотила меня.

Разрушила мою жизнь.

И я разрушу ее в ответ.

Рыча, поднимаю первый попавшийся мне вазон и швыряю его об стену. Блядь. Прекрасное чувство. Мне снова нужно почувствовать ярость, чтобы я мог связать с ней свою жажду мести. Игры с Ванессой немного высосали мое желание причинить ей боль, и я не пойму, почему. Я думал, унизь я ее, это сделает месть сладкой как мед. Вместо этого мне еще больше хочется ее трахнуть.

Мне невыносима мысль о том, что она будет находиться рядом со мной, но мысль о том, чтобы отпустить ее, так же противна. Как бы я ни презирал Ванессу, во мне до сих пор просыпаются неконтролируемые порывы, когда я нахожусь рядом с ней. Я постоянно хочу ее. Все, о чем я думаю, это как попробовать ее сладкие и вкусные губы, как похоронить свой член в ее влажной жаждущей киске и заклеймить ее как свою. Как мне стоило сделать долгое время назад.

Ебаный ад. Я слабый сукин сын.

Поднимаю вазу и швыряю ее о стену, глядя на последующие миллионы осколков. В стене появляется вмятина, но моя накипевшая ярость все еще не взята под контроль. Я не могу перестать думать о ней, и мне это ненавистно. Блядь, ненавижу это!

Почему я пытаю себя таким образом?

Скрипя зубами, трясу головой и ударяю себя кулаком в висок.

— Соберись, Феникс. Ты можешь сделать это. Можешь наказать ее. Можешь оставить ее истекать кровью. Вспомни, что она сделала, — повторяю я себе снова и снова.

Воспоминание о ее улыбке, когда она посадила меня за решетку, воспламеняет меня и готовит к новой атаке. Может, у меня был момент слабости. Может, я на самом деле хочу трахать ее, пока она больше не сможет стоять. Может, я все еще хочу слышать, как она будет выкрикивать мое имя. Но сейчас я могу использовать свою похоть ради мести. Ее тело — моя игровая площадка, и я использую его любым способом, которым мне понадобится, чтобы закончить работу. Если это означает, что мне придется вырезать на ней узоры своим ножом, я сделаю это. Если это означает, что мне придется сунуть свой член ей в глотку и заставить ее кончить только от моего голоса, я сделаю и это.

Секс — не только для того, что заставить кого-то почувствовать себя хорошо. Я могу использовать его как инструмент, дабы превратить ее в маленькую грязную шлюху. Он станет моим оружием выбора. Мой член поставит ее на колени. Я заставлю ее молить о милосердии, пока она не сдохнет.

С чердака снова и снова слышу свое имя, но я занят прогулкой по дому и его проверкой. Он огромен и непропорционален, как и ее раздутое эго. Наверное, появился у нее благодаря деньгам того ублюдочного мужа, который изменил ей перед тем, как был убит.

Должен признать, она хорошо справлялась, выйдя замуж за ублюдка. Думаю, если ты манипулирующая, коварная сука, это куда-нибудь тебя приведет. Как и ее мать, злобная ведьма. О, они практически одно и то же, эти женщины… убьют за власть. И не только фигурально.

Вот поэтому, кажется, я чувствую отвращение, глядя на Ванессу. То, на что она способна, выносит мозг, но одновременно это смешно, потому что я способен на такие же вещи, когда дело касается защиты того, что я люблю.

В ее случае это деньги.

В моем — власть.

Думаю, эти два понятия идут рука об руку. Не удивительно, что после всего мы вдвоем вместе. Мы как две мухи на куче навоза — нас привлекает один и тот же смрад.

Целясь в портрет Филиппа, стоящий рядом с коробкой с его старыми книгами, я выстреливаю в его лицо, разбивая стекло в процессе. Наверху Ванесса кричит, срывая легкие, наверное, испугавшись того, что я сейчас кого-то убиваю. Пусть думает. Это лишь прибавит мне веселья.

Прохожу в коридор, ведущий к парадной двери, и замечаю огромный портрет на стене. Это большое фото Ванессы в очередном цветочном платье, в большой шляпе и на высоких каблуках. Она держит свои белые кудри, улыбаясь в камеру, как какая-то кинозвезда. Может, такой она и является, но мне насрать. Значение имеет только то, что она находится в клетке, злится и покрыта моей спермой. Очень подходящий образ для такой, как она.

Я целюсь и стреляю, наполняя полотно дырами. Красивая картинка пропадает, разодранное полотно и расколотая рама — все, что остается. Нет больше былой красоты. Как и ее сердца.

— Что происходит? — слышу я крик.

Не отвечаю, ибо наслаждаюсь видом ее лица, когда она не получает то, что хочет, и уверен, она именно с таким выражением смотрит на меня, когда я вхожу на чердак. Ее взгляды всегда давали ей то, что она хотела, но этого больше не будет. Не со мной.

Внезапно раздается звонок в дверь, развернувшись, я нахмуриваюсь. Кто, мать его, может прийти в это место?

Иду к двери и смотрю в глазок. Это девушка, ей едва ли можно дать двадцать, и она держит пачку бумаг и телефон.

— Ванесса?

Она точно пришла по делу к моей Принцессе, но я не заинтересован в людях, желающих вмешиваться в мои дела. Хотя, поскольку она здесь, это означает, что она поймет, что что-то не так, если я не открою дверь. Я не хочу, чтобы кто-то вынюхивал вокруг этого места. Обдумывая это, решаю открыть дверь.

— Привет, чем-то помочь? — произношу я с самой широкой фальшивой улыбкой, на которую вообще способен.

— Эм… извините, вы кто? — спрашивает она, поднимая бровь.

— Ну, поскольку я в доме, а вы нет, то это мне стоит задать этот вопрос.

Выражение на ее лице говорит, что она не впечатлена. Пофиг. Мне нравится мое извращенное чувство юмора.

— Я — Пейдж, ассистент Ванессы. Она не берет трубку, а нам есть что обсудить.

— Ладно… — Секунду чешу голову. — Как ты прошла в ворота?

— У меня есть ключ, — отвечает девушка, поднимая его.

Интересно.

— Как, вы сказали, ваше имя? — спрашивает она.

Я запрокидываю голову.

— А я не говорил, но позвольте задать вам несколько вопросов.

— Зачем? — Пейдж смотрит через мое плечо. — Ванесса?

Вздыхая, произношу:

— Она занята. Но так или иначе, ты работаешь на нее… и еще так молода. Проклятье. Не знал, что у Ванессы есть такая молодая ассистентка.

Я замечаю намек на улыбку на ее лице.

— Ага, я вроде как хороша в своем деле. А теперь вы дадите мне войти?

— Я бы даже сказал, ты скрупулезная в своем деле, — произношу я, подмигивая. — Что ж, Пейдж. Ты еще учишься в колледже или как?

Девушка складывает руки.

— Нет. Закончила в прошлом году.

— Ого, впечатляет. А я даже старшую школу не окончил.

Она подавляет смешок. Девушка не кажется слишком впечатленной. Хотя, не суть. Мне просто нужны подробности о ней, и я не перестану выпытывать, пока не удостоверюсь на сто процентов, что она не несет угрозу. О том, что я ее не убью, речи нет. Черт, мне дважды насрать на человека, которого я только что встретил, но я очень хочу знать, придет ли кто-нибудь ее искать, если она пропадет.

— Так ты живешь одна, Пейдж? — спрашиваю я.

Она хмурится.

— Эм… да. Получается. Не с родителями, по крайней мере.

Кладу руку на дверь.

— Прости, если это звучит пугающе. Я спрашиваю только потому, что считаю тебя весьма… милой, — я чуть не давлюсь словами, но предложение все-таки удается закончить. Фуух.

Ее щеки окрашиваются в розовый, и она поджимает губы.

— О… спасибо, — бормочет Пейдж. — Ну, да, парня у меня нет, если вы об этом.

— Потрясающе. — Бросаю ей свою флиртующую улыбку и подмигиваю, полностью цепляя ее на крючок. Я знаю, как очаровать девушку. Также знаю, как обвести ее вокруг пальца. — Я бы тоже не захотел жить с родителями, если бы мне пришлось привести домой парня вроде меня. — Она хихикает, когда я наклоняюсь. — И я точно хочу съездить к тебе.

— У меня нет родителей, так что это не проблема, — отвечает она, приглушая смешок.

— О, ну чем не удобство.

Она кривится.

— Прошу прощения?

— Они умерли? — спрашиваю я, беря ее руку в свою.

Девушка отклоняется от меня.

— Да…

— И никаких других родственников?

— Почему вы спрашиваете?

— Просто хочу знать, смогу ли я тебя трахнуть, чтобы люди потом не спрашивали, кто тебя так обработал. Когда я трахаю девушку, то делаю это так жестко, что следы не сходят днями.

Ее глаза расширяются.

— Нет, нет, — ворчит она. — Никого нет.

— Хорошо, — произношу я, усиливая хватку.

— Ладно, я была бы очень благодарна, если бы вы меня отпустили.

Порочно улыбаюсь, уже ощущая вкус ее страха на языке.

— Ни в жизни.

Я тяну ее в дом и захлопываю дверь, доставая пистолет.

Она кричит, но я заглушаю ее ладонью поверх рта.

— Ты идешь со мной.

Направляю ее наверх, подталкивая пистолетом в спину. Интересно увидеть реакцию Ванессы. Когда я с грохотом распахиваю дверь, она подрывается с пола. Выражение ее лица сменяется с испуганного на яростное за одну секунду. Бесценно.

— Соскучилась? — произношу я, просовывая голову в дверь и удерживая запястья моей новой жертвы.

— Ни капли. Какого черта ты делал внизу? — произносит она. — Клянусь, я слышала, как ты разговаривал.

— Разрушал все, что ты любишь, — протягиваю я с широченной улыбкой на лице. — Мне нравится, как ты обставила это место. О, кстати, тут твоя ассистентка.

Когда я затаскиваю девушку в комнату, зрачки Ванессы расширяются, а челюсть отвисает до пола.

— Пейдж!

Я заряжаю пистолет и целюсь девушке в голову.

— Попрощайся со своей подружкой.

Глава 12

ВАНЕССА

Я задерживаю дыхание, наблюдая, как Феникс заводит в комнату мою ассистентку, держа в руке пистолет.

— Нет! — кричу я. — Не делай этого!

Поверить не могу, что она здесь. Дерьмо. Я совершенно забыла, что сегодня у нас была назначена встреча. Ну почему она не осталась дома? И как, черт возьми, ему удалось заставить ее переступить порог?

Пейдж плачет, слезы текут по ее щекам, пока она стоит неподвижно, даже не осмеливаясь взглянуть на меня.

— Почему нет? Назови хоть одну вескую причину, — рычит парень.

— Она не имеет ничего общего с твоей местью мне. Ничего. Так что не вмешивай ее сюда, — кричу я.

Он сильно дергает ее за руку. Ярость из его глаз практически брызжет. Он выместит все это на ней вместо меня.

— Я твой враг, Феникс. Пейдж не виновата.

— Невиноватых не остается, если они связываются с тобой, — рычит он.

— Я ничего не сделала. Пожалуйста, отпустите меня, — всхлипывает Пейдж.

— Заткнись! — шипит Феникс.

— Феникс! — кричу я, заставляя его обратить внимание на меня. — Я здесь. Ты хочешь меня. Не ее.

Он облизывает губы.

— Боишься, не так ли? Не хочешь, чтобы я причинил ей боль?

— Конечно, нет! — кричу я.

— Но, видишь ли, твоя боль — мое удовольствие, — говорит он, вжимая пистолет ей в затылок. — И теперь она оказалась здесь и узнала, что я держу тебя в плену. Я же не могу отпустить ее сейчас?

— Нет, можешь. Она не расскажет, — говорю я, многозначно глядя на Пейдж. — Ты ничего не скажешь, правильно, Пейдж?

— Не скажу, обещаю, — говорит она, дрожа всем телом.

— Не верю, — шипит он. — Если не хотела, чтобы тебе причинили боль, не стоило сюда приезжать.

— Не. Причиняй. Ей. Боль, — произношу я. — Есть и другие способы. Пожалуйста, Феникс, ты пожалеешь об этом.

— Я никогда не испытывал сожаления или угрызений совести за убийство.

— Но она невиновна. Только то, что она связана со мной, не значит, что она сделала что-то не так, — говорю я, вздыхая. — Они не понимают, что я могу сделать. Не понимают, кто я.

Феникс прищуривается.

— Пожалуйста... — бормочет и плачет Пейдж.

— Пожалуйста, оставь ее в покое. Я дам тебе все, что ты захочешь, — говорю я. — Все, что тебе нужно. Я сделаю это.

— Без возражений, — добавляет он, и не вопросом, а скорее, утверждением.

— Хорошо, — киваю я.

На мгновение становится тихо. Он все еще тычет пистолетом Пейдж в голову, и я молюсь, чтобы он не выстрелил. Не хочу, чтобы ее смерть осталась на моих руках. Я буду чувствовать себя виноватой, хоть и не я спущу курок. Знаю, что Феникс заставит меня почувствовать себя виноватой, независимо от того, останется ли она жива. Но, может быть, я все равно могу спасти ее, даже если саму меня спасти будет нельзя.

Из нее вырывается всхлип, а затем он дергает ее назад и толкает через дверь.

— Что ты делаешь? — кричу я. — Куда ты идешь? Не смей причинять ей боль!

— Пожалуйста! Остановитесь! — Я слышу крик Пейдж.

Он захлопывает дверь. Теперь я могу только слушать эту пытку. Сердце бьется в горле, когда я слышу, как Феникс тащит ее по коридору. Еще одна дверь скрипит, а затем ее крики становятся приглушенными. Похоже, он закрыл ей рот. После следует глухой удар и становится тихо.

Интересно, не сбросил ли он ее вниз по лестнице. Не задушил ли в другой комнате. Не ударил ли так сильно, что она упала, ударилась головой об стол и умерла. Многие варианты проносятся в голове, но ни на одном я не могу остановиться.

Когда Феникс возвращается, я глубоко вздыхаю. Он открывает дверь с такой же злостью, как и прежде, его взгляд почти обжигает.

— Что ты с ней сделал? — спрашиваю я.

— Ага, тебе интересно, не так ли?

— Ты убил ее? — рычу я. — Потому что клянусь Богом, если ты это сделал…

— То что? Попробуешь что-то предпринять? — Он ухмыляется. — Потому что, валяй, сделай это. Это даст мне веский повод для твоего наказания.

Мне пришлось проглотить свое отвращение.

— Скажи мне, она еще жива?

Он проходит через комнату и кладет пистолет на стол.

— Может быть.

— Если не скажешь, нашему соглашению конец.

— Какому соглашению? — спрашивает он.

— Я не стану легкой добычей, если ты ее убил.

Феникс приближается к моей клетке и стучит по металлу.

— Ты забыла ту часть, где ты в клетке, и я могу делать с тобой все, что хочу.

Так и хочется содрать ухмылку с его лица.

— Тогда почему бы тебе просто не сказать, что она мертва? Зачем ждать? Если ты считаешь, что это не имеет значения?

— Потому что мне нравится видеть гнев в твоих глазах, — говорит парень, наклоняясь и улыбаясь. — Напоминает мне себя. Это означает, что ты переживаешь те эмоции, которые много раз испытывал я. — Он глубоко вдыхает через нос, словно чувствует запах моей ярости. — Почувствуй это, Ванесса. Почувствуй, как кипит гнев и знай, что я стал его причиной... а потом пойми, что в этом мире ты ничего не сможешь с этим сделать. — Он улыбается. — И знаешь, какая самая худшая часть в этом всем? Я все равно сделаю по-своему. Хочешь знать, почему? Потому что это моя месть, а не твоя. Моя. И все здесь теперь мое... включая тебя. И я буду использовать и оскорблять тебя, как сочту нужным, пока не удовлетворюсь.

— Ты больной… — плюю я.

— Хмм... Вопрос, который ты должна задать, в том, что я сделаю, когда закончу с тобой?

— Дай угадаю... Я, наверное, умру.

— Бинго! — говорит он, ухмыляясь, когда встает.

Желчь поднимается в горле, когда я с ужасом понимаю, каким жестоким он стал. Что с ним произошло? Неужели он действительно стал таким из-за меня? Как?

Проблема в том, что я уже знаю ответ. Только жаль, что не могу изменить прошлое.

Однако, сожаление не изменит того факта, что я сейчас в этой тюрьме. Теперь мне придется столкнуться с последствиями своих действий; каждый шаг моего прошлого способствует ужасным мукам, которые я испытываю в настоящем. Я всего лишь надеюсь, что смогу изменить его решение, пока не стало слишком поздно. Прежде чем я сама потеряю рассудок. Прежде чем скажу то, о чем пожалею. Прежде чем он причинит мне невыносимую боль. Прежде чем я умру.

* * *

14 лет

Мама красит мне губы ярко-красной помадой, следит за тем, чтобы каждый следующий мазок был таким же совершенным, как и предыдущий. Она делает это с открытым ртом, что странно, потому как макияж наносится мне. Она так концентрируется на своем задании, что даже не слышит стука горничной в дверь.

— Мэм, гости прибыли.

Моя мать игнорирует ее и берет тушь, чтобы искупать в ней мои ресницы. Я стараюсь стоять как можно спокойнее, хотя иногда поглядываю в зеркало, чтобы посмотреть, как выгляжу. Мои щеки такие же розовые, как когда моя мать бьет меня, разница лишь в том, что на этот раз дело в макияже.

— Мэм? — зовет горничная.

— Будем через минуту, — наконец, отвечает моя мать.

— Да, мэм. Я скажу им, что вы будете через минуту. Возьму их пальто и принесу им кофе или чай.

— Хорошо, — колкий тон моей матери заставляет меня нахмуриться, но потом она говорит: — Нет-нет, Ванесса. Никаких хмурых взглядов. Я не хочу, чтобы ты испортила свой макияж.

— Прости, — говорю я со вздохом.

— И попытайся вздыхать тише.

— Может, мне вообще перестать дышать? — спрашиваю я.

Она усмехается в своей обычной нетерпеливой манере.

— Нонсенс, дорогая. Я просто хочу, чтобы ты выглядела хорошо.

— Нет, ты хочешь, чтобы я выглядела как кукла.

— И что, если ты будешь выглядеть как куколка, милая? — говорит она, улыбаясь и нанося какой-то последний порошок, заставляющий меня закашляться. — Отлично. — Она хватает меня за плечи и указывает на зеркало. — Посмотри, какая ты хорошенькая. — Я улыбаюсь, когда слышу ее комплимент. — Почти такая же красивая, как твоя мать. — Моя улыбка сразу исчезает.

— Мама, зачем мы это делаем? — спрашиваю я, когда она начинает скреплять мое платье так, чтобы оно сильнее обтягивало тело, и пытается застегнуть его.

— Потому что сегодня у нас важные гости, дорогая. Я уже говорила тебе.

— Но ты обещала, что я смогу пойти погулять сегодня.

— Дорогая... мы уже это проходили. Иногда бизнес мешает веселью.

— Какой бизнес?

— Скоро узнаешь, — отвечает она, немного посмеиваясь.

— Но я пообещала Майлзу, что приеду к нему сегодня, — говорю я.

Ее лицо внезапно становится жестким.

— Майлзу? Ты имеешь в виду того мальчика?

— Да. Он мне нравится.

— Ну, а мне нет, — шипит она, застегивая меня так резко, что мне приходится ахнуть.

Я упираю руки в бока.

— Ты сказала, что он не может прийти на мою вечеринку. Ненавижу, когда его нет. Мне хотелось бы, чтобы ты позволила ему прийти.

— О, нет, — говорит она. — Этому грязному пареньку? Никогда.

— Грязному? Он не грязный, — говорю я, морщась.

— Милая, он проводит половину своего времени на улицах.

— Это потому, что он ненавидит своих приемных родителей. — Он так их ненавидит, что даже не позволил мне встретиться с ними. Настолько ему было стыдно.

— И он ведет себя как дикое животное, — добавляет мама, приглаживая собственные волосы и восхищенно рассматривая себя перед зеркалом.

— Это потому, что его запугивают, поэтому он и борется.

— Меня не волнует, почему он это делает. Я не хочу, чтобы он находился в моем доме.

— Но ты обещала мне, что я смогу уйти и заняться своими делами после вечеринки.

— Нет, я сказала, что ты можешь пойти и повеселиться, но только с хорошими образованными детьми.

— Я больше не ребенок, мама, и мне это совсем не нравится. Я хочу увидеть Майлза. Я не хочу встречаться с твоим «важными» людьми, — изображаю пальцами кавычки.

— Мне все равно, чего ты хочешь, дорогая. Ты не пойдешь и не увидишь его. Не сегодня.

— И не в любой другой день, согласно твоим словам, — усмехаюсь я.

— Именно, — говорит она, поворачиваясь ко мне. — Не веди себя так, словно это в моих интересах. Ты знаешь, что я хочу лучшего для тебя, а Майлз сюда не входит.

Я вздрагиваю.

— Нет, у тебя свои интересы.

Она вздыхает.

— Милая, у нас нет на это времени. Обсудим это в другой день. — Она хватает меня за руку. — Наши гости ждут.

— Нет! Я не хочу. — Выдергиваю руку, но она не отпускает меня.

— Ты выйдешь к ним, хочешь ты этого или нет, — шипит мать, поворачиваясь ко мне, словно змея, готовая откусить мне голову.

— Нет, отпусти меня, — кричу я.

— Иногда тебе просто нужно делать то, чего ты не хочешь, потому что в перспективе так будет лучше. У тебя может не быть того, чего ты хочешь, но взамен ты получишь гораздо больше, — бормочет она, подталкивая меня к двери.

— Отпусти меня! — визжу я.

Как раз в тот момент, когда она открывает дверь, горничная собирается постучать, и ее рука останавливается в воздухе, а глаза окидывают нас.

— Все в порядке, мэм?

— Да. — Мама сразу обращает свое внимание на меня. — Теперь ты будешь вести себя хорошо, — шепчет она. — Тебе понравятся наши гости. Ты будешь радушной, милой, обаятельной и всем, что только делает женщину желанной. Ты будешь говорить с ними, словно послушная девочка, иначе я сделаю так, что ты больше не выйдешь за порог этого дома. Это понятно?

Я сглатываю, хмурясь в молчаливом протесте. Сжимаю губы, отказываясь отвечать.

— Ты сделаешь, как я сказала, иначе этот мальчик... Майлз...

— Не смей его трогать, — говорю я.

Она прищуривается.

— Хм... думаешь, твоя мать может навредить человеку?

— Я знаю, что ты позволишь другим причинить вред. Пока не получишь то, что хочешь, — говорю я.

Я видела, как она делала это множество раз. Например, с моей тетей. Ее маленькому сыну было всего восемь, когда грузовик «случайно» его сбил. Он умер вскоре из-за кровоизлияния в мозг. Конечно, это не было случайностью — на грузовике был логотип одного из спонсоров кампании моего отца. Тетя угрожала разоблачить теневую деятельность отца в отмывании денег. В конце концов, он все равно выиграл, поэтому, думаю, тетя усвоила урок.

Никогда не переходите дорогу моим родителям. Моя мать худшая из всех: обычно она одна руководит всей драмой. Мой отец в курсе только десяти процентов из того, что она делает. Я знаю, потому что однажды спросила его, и он повел себя так, будто ничего не знал об этом. Конечно, я смотрю новости, и знаю, как найти спонсоров моего отца. Я встречалась с ними много раз и знаю их логотипы. Просто так грустно, что они думают, что могут скрыть свои отвратительные поступки от меня. Словно все еще пытаются притвориться для меня хорошими.

Вот только моя мать постепенно показывала мне свои истинные цвета, как сегодня. Я и ранее видела, что она вела себя как злобная ведьма. Но она никогда раньше не угрожала причинить кому-то боль.

Словно она добра ко мне только когда ей что-то нужно от меня. Сейчас речь идет о неких людях. Я уверена, что есть нечто большее, чем она позволяет мне знать.

Она толкает меня по коридору в гостиную, где на диване сидит пара, и, судя по их морщинам и отчаянным попыткам скрыть их, они примерно того же возраста, что и мои родители. Мальчик встает со своего места в противоположной стороне комнаты, улыбаясь как идиот при виде меня.

— Ванесса, — обращается моя мать, когда пара встает, чтобы поприветствовать меня. — Познакомься с семьей Старр.

Мальчик первым хватает меня за руку и пожимает.

— Привет, я Филипп.

— Привет, — говорю я, немного не понимая, что делать.

— Ты очаровательна. Просто идеальна для моего маленького мальчика, — говорит его мать, и я пожимаю ее тонкую костлявую руку.

Его отец щипает меня за щеку, заставляя съежиться.

— Какая милая девочка.

Я тяну за мамину руку, и она наклоняется, чтобы выслушать мой вопрос.

— Что означает «для моего маленького мальчика»?

Мать прочищает горло.

— Пойдем посидим с нашими гостями.

Радостные и возбужденные взгляды на их лицах пугают меня, как будто они чего-то ожидают от меня.

— Мама, кто эти люди? — шепчу я, когда мы все возвращаемся на диван.

— Не будь грубой, Ванесса. Эти люди важны. Они поддерживают кампанию твоего отца.

— О... — говорю я. Только не снова.

— Их мальчик очень милый. Он даже ходит в ту же школу, что и ты.

— Мою среднюю школу? — спрашиваю я, недоумевая. — Я никогда не видела его там раньше.

— Ну да, поэтому уверена, что теперь вы двое сможете найти друг друга. Я убеждена, он очень тебе понравится.

— Почему? Я даже его еще не знаю. Трудно пока сказать, — говорю я.

— Ты очень скоро его узнаешь, моя дорогая. Лучше, чем ты представляешь, — она негромко хихикает.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

— Ну, — шепчет она, когда мы садимся, — он станет тебе прекрасным мужем.

Фальшивая улыбка, натянутая на моем лице, трескается посередине. Я сглатываю, когда вижу, как мир и будущее, которые я себе представляла, исчезает на моих глазах. Я хотела выбраться отсюда и увидеть мир, поцеловаться с разными мальчиками и рассказать подругам, каково это, выйти замуж за мужчину своей мечты, когда я буду готова, и стать актрисой, потому что это то, что мне нравится делать. Это были мои мечты.

И теперь они разбились.

Пока смотрю в окно, слушая бесконечную болтовню взрослых, вижу мальчика с увеличительным стеклом снаружи в траве недалеко от нашего дома. Его темные глаза устремлены на меня, когда он останавливается и поднимает голову, глядя на меня взглядом не менее сломленным, чем мой собственный.

Моя мама не хотела, чтобы он был здесь в мой день рождения. Мне ни разу не позволили пригласить его в дом. Поэтому я этого не делала. Я отдалилась от него. Хотела защитить его от ее гнева. Она убьет его, если узнает, что я чувствую к нему. Она пообещала мне, что я смогу сходить к нему позже. Наверное, все было ложью, чтобы заставить меня делать то, что она хотела. Они все лгут... и моя мать больше всех.

— Идем, Ванесса, — внезапно говорит мать, хватает меня за руку и стаскивает с дивана.

— Куда мы идем? Я думала, что у нас гости, — говорю я, когда она тянет меня в другую комнату.

— Да, но нам нужно кое-что обсудить.

— Сейчас?

— Сейчас, — от ее команды у меня стынет кровь. Иногда она так злится, что меня это пугает. Я никогда не смогу ей угодить, но теперь кажется, что она хочет снять с меня кожу живьем.

Останавливаясь у окна, она постукивает ногой и смотрит на меня, как будто я должна ей что-то сказать. Не знаю, чего она хочет, поэтому продолжаю смотреть в окно. Майлз там, и мне нравится смотреть на него издалека. Иногда мне хочется просто оставить свое тело там, где оно было, и вылететь в мир, чтобы она даже не заметила.

— На что ты смотришь? — произносит моя мать. — Снова тот мальчик?

Киваю, все еще растерянная в своих мыслях.

— Прекрати. Это последний раз, когда ты говоришь или даже думаешь о нем. — Заостренным ногтем она приподнимает мою голову, заставляя смотреть на нее. — Ты обратишь свое внимание на Филиппа и его родителей. Они заслуживают это. А мальчик вон там? Нет. — Она наклоняется ближе. — И если я узнаю, что ты болтаешься с ним, я пойду и сама избавлюсь от него. Это понятно?

Угроза в ее заявлении заставляет меня дрожать.

— Да, мама, — отвечаю я, когда на глазах собираются слезы.

Ноготь царапает меня, когда она отпускает мой подбородок.

— Хорошая девочка. Обещаю тебе, что за все это тебе воздастся. — Она улыбается, из ее рта доносится легкий, высокий смешок. — Скоро ты забудешь обо всей этой грязи. У Филиппа и его семьи есть, что предложить. Ты знала, что его отец владеет режиссерской компанией? И он все отдаст Филиппу, когда мальчику исполнится двадцать. Ты можешь себе представить, какое богатство у него будет? — Она наклоняется и кладет руку мне на плечо. — Все может быть твоим. Так что веди себя как настоящая леди и заставь этого мальчика почувствовать, что он нуждается в тебе больше всего на свете. Заставь его поверить, что ты дар Божий... точно так же, как и я, когда встретила твоего отца.

Она облизывает губы.

— Увидишь... в конце концов, все твои мечты сбудутся. Все хорошее приходит к тем, кто ждет.

Я киваю, полагая, что она говорит правду. Я знаю свою мать, и не хочу, чтобы Майлзу навредили. Думаю, это для моего же блага… как и для его. Любая цена оправдана, когда дело касается мечты.

Но она говорит не о моих мечтах. А о своих.

* * *

Настоящее время

Мне нужно было понять, что Майлз... Феникс возненавидит меня за то, что я отдалилась. Это было в интересах нас обоих, но это разбило мне сердце.

Кажется, это разрушило его уверенность. Я никогда не говорила ему, почему сделала то, что сделала. Почему его не пускали на вечеринку. Почему мои родители ненавидели его. Почему я не могла быть с ним, несмотря на то, что подсказывало мне мое сердце.

Это было к лучшему, хотя, послушав свою мать, я превратилась в коварную суку. Я сделала то, что должна была, чтобы выжить. Чтобы спасти его и себя.

Очень жаль, что он этого не видел.

И теперь мне придется заплатить.

Глава 13

ФЕНИКС

Глазами, полными слез, она пристально наблюдает за мной из своей клетки, мучительный взгляд на ее лице — восхитительное удовольствие.

— Скажи мне, что с ней все в порядке, — просит она. — Теперь у тебя есть все, что ты хочешь.

Я не верю ее притворству. Ее интерес к своей ассистентке настолько невероятен, что мне хочется расхохотался в голос. Ей все равно, жива ли девушка. Она никогда не заботилась ни о ком, кроме себя.

По крайней мере, это то, что я помню. Ванесса Старр всегда выбирает то, что подходит ей, а не кому-либо другому, даже если это означает, что другие будут страдать. Она и вся ее семья... их беспокоят только власть и деньги.

За исключением того, что никто из них не знает, что такое настоящая власть. Просто сидеть и манипулировать — это не власть. Это подлый, змеиный способ проникнуть в мир богатства. Он не даст вам реальной власти, как только охотники придут, чтобы поймать вас и упрятать в клетку, чтобы вы больше никому не смогли навредить. Знаете, кто обладает реальной властью? Охотник.

Я.

— Хочешь, чтобы я рассказал? Угадай, что? Нет, — говорю я, потирая ухо дулом пистолета.

Она хмурится.

— Я тебя ненавижу.

— Хорошо. Давай так и оставим, — отвечаю с улыбкой.

— Ты знаешь, я никогда не хотела тебя ненавидеть, но сейчас ты преуспеваешь. Хорошая работа, — усмехается она.

— Роль плохиша мне подходит больше, сладкие щечки. Это делает меня мной. — Я вынимаю из кармана сигарету и подкуриваю ее. — Ты не против, если я покурю здесь, не так ли?

Она морщится, но не отвечает. Сука.

Так было не всегда. Когда-то было время, когда я считал, что она мне нравится. Черт, я даже думал, что очень нравился ей. Черт, каким же я был идиотом, поверив женщине вроде нее.

— Тебе это еще аукнется, — говорит Ванесса, дергая прутья, словно они могут ослабнуть. Они не сдвинутся с места. Я очень тщательно и лично их проверил.

— Просто смотри. — Я делаю столь желанную тягу.

— Как только они поймут, что Пейдж пропала, ее семья начнет ее искать, — говорит Ванесса. — И сначала они направят полицию в мой дом.

Хохочу и подхожу к ее клетке, затягиваясь еще раз. На этот раз она не пятится, а держится за решетку, словно думает, что сейчас сможет выиграть. Похоже, она не понимает, что уже проиграла в момент, когда предала меня.

— Ты правда думаешь, что у нее есть семья? Ты когда-нибудь спрашивала?

— Ну… — она сглатывает. — А у кого ее нет?

Я улыбаюсь.

— У нее нет никого, кроме нее самой. А теперь у нее и этого нет.

Обожаю взгляд на ее лице, эти большие глаза, полные шока. Выдуваю дым в лицо Ванессы, заставляя ее закашляться.

Ванессе не нужно знать, что девушка все еще жива, хоть и брошена связанная в шкафу. Единственная причина, по которой я не убил девушку, в том, что Ванесса обещала без возражений сделать все, что я захочу. Так намного легче воплотить месть. Ну, а может быть, я пожалел девушку. Или нет. Я просто человек своего слова. Честь означает для меня многое, что также является причиной того, что я могу трахнуть Ванессу так, что она забудет, как ее зовут, потому что у нее чести нет.

Честь ни черта для нее не значит, поэтому сама девушка не значит ни черта для меня.

Как и все остальные в этом мире.

Меня ничем не пронять. Ничем.

Я не позволяю никому подойти ближе, и не позволяю себе чувствовать то, что она пытается заставить меня почувствовать своими крокодильими слезами. Я не поддаюсь эмоциям. Убийца без угрызений совести.

И все из-за нее.

Женщины... их хорошо лишь ломать.

Бросаю сигарету на пол и растаптываю ее.

— Итак... тебе тут удобно? — спрашиваю я, дразня.

— Нормально, — отвечает она. Кратко и колко, как раз, как мне нравится.

— Ты не выглядишь нормально.

— Да, вот что происходит, когда сталкер запирает тебя и убивает твоих любовников.

— А кто сказал, что я убил их обоих? Я не знаю, что случилось с Артуром.

— И тебе дважды насрать на то, чтобы выяснить, — добавляет она.

— И не поспоришь, — подмигиваю я. — Мне есть, чем заняться, извини.

— Дразнить и использовать меня. Вау, столько дел, — она делает вид, что зевает и продолжает смотреть на меня. — Скажи мне... ты получаешь наслаждение от убийства людей?

— На самом деле, да, получаю, — улыбаюсь я.

— Забавно, потому что я не таким тебя помню.

— Значит, ты ничего не помнишь, — отвечаю я, постукивая по клетке, чтобы подразнить ее. — Я всегда был жестоким придурком.

— Это я помню.

Смотрю на нее через прутья.

— Вот, что получаешь, общаясь с такими людьми, как ты.

Внезапно и она стучит по клетке.

— Это твоя вина в том, что ты стал убийцей. Не моя.

— О, да неужели? Последний раз, когда я проверял, я был не единственным убийцей в этом доме.

— Не смей снова обвинять меня.

Прищуриваюсь, хватаясь за прутья, пристально глядя ей в глаза.

— Ты знаешь, что это гребаная правда. Ты такая же убийца, как и я. По тебе, может, и не скажешь, но ты прогнила до самой сердцевины. — Я указываю себе на грудь для акцента. — Как червивое яблоко.

— Почему их нужно было убивать? Зачем?

— Кого? Твоих любовников? — произношу я, немного посмеиваясь. — Можно подумать, ты не хотела, чтобы они умерли, — рычу я. — Не надо. Мне. Лгать.

— Все дело в деньгах?

— Убийство Филиппа — да, хотя ты, вероятно, мне не поверишь, — говорю я, начиная расхаживать по комнате, задаваясь вопросом, что мне делать сейчас, когда она моя. Возможности бесконечны, но креативности у меня маловато.

— А Артур?

— Он мешал. Ему не повезло.

Сажусь на стул в углу и смотрю, как она разваливается. Мне нравится этот разговор. Он приближает ее к безумию с каждым произносимым мною словом.

Ванесса сглатывает.

— Для тебя это так легко, не так ли?

— Для тебя тоже, вот только я не вру сам себе. А ты врешь, — говорю я.

Она кривится, и я могу сказать, что она прикусывает щеки, чтобы сдержаться и не обложить меня матом. Хорошо. Она начинает понимать, что происходит, когда она меня злит.

— Артур был невиновен. Его не нужно было втягивать в это.

— Ты сама втянула его, когда поцеловала. Это было отвратительно. — Ее глаза расширяются, поэтому я добавляю: — Да, я видел все... все, что ты делала. — Я вожу пальцем по кругу в воздухе. — В его доме.

— Ты шпионил за нами, — говорит она.

— Ты собиралась рассказать полиции обо мне. Конечно, я шпионил за вами, — отвечаю я, сплетая пальцы.

Она откидывается назад и поднимает бровь.

— А как насчет этого? Ты завидовал ему, поэтому сейчас решил отомстить.

Прищуриваю глаза и стискиваю зубы от разочарования. Как она смеет предполагать подобное? Ебаная самовлюбленная сука.

— Я знаю, что это правда, — утверждает она.

— Заткнись! — я кричу, срываясь со своего места.

— С ума сходишь, Никс?

Вскидываю голову, ярость растекается по моим венам.

— Как ты меня назвала?

— Никс... Прикольное прозвище, тебе не кажется?

Я бегу к ней, рыча, заставляя ее забиться в угол, когда дергаю решетку.

— Это имя не для тебя.

— О, а для кого? — спрашивает она, улыбаясь так злобно, что мне хочется залезть к ней и трахнуть эти губы, пока она не сможет больше улыбаться.

— Люди, которым я могу доверять, — усмехаюсь я. — А ты в их число не входишь.

— Говорит парень, который причиняет боль ни в чем не повинным людям.

— Ты тоже не святая, красотка, — шиплю я.

— Не я втянула Артура или Пейдж, — говорит она, наклоняясь вперед и хватаясь за прутья, чтобы подразнить меня.

— Артур сам себя втянул.

— То, что я живу с ним, не значит, что он часть этого дерьма.

— Артур угрожал моей собственности, поэтому мне пришлось избавиться от него.

— Собственности? — поправляет она.

Я просовываю руку в клетку и хватаю ее за горло.

— Ты. Принадлежишь. Мне.

— То, что ты удерживаешь меня в клетке, не делает меня твоей, — говорит она, кашляя.

— Теперь я владею тобой. Я могу делать все, что хочу, — шиплю я, отпуская ее.

— Принадлежать кому-то означает любить его, — говорит она.

Я наклоняюсь, ухмыляясь.

— Когда-то ты любила меня. Я могу заставить тебя сделать это снова.

— Помечтай... — бросает Ванесса, качая головой. — Начнем с того, что я никогда тебя не любила.

Ухмылка на ее лице пробуждает во мне желание перерезать ей горло. Я ударяю по прутьям, чтобы напугать ее.

— Я не верю тебе.

— Верь во что хочешь.

К чертям ее. Она пытается залезть мне под кожу, но я не позволю ей.

Встаю и шагаю, сосредотачиваясь на том, что ненавижу ее до смерти, вместо того, чтобы обратить внимание на ее попытки посмеяться надо мной и заставить меня положить конец ее страданиям раньше.

— Можно подумать, я когда-либо смогу полюбить такого монстра, каким ты сейчас стал, — бормочет она.

Чем больше она говорит, тем глубже врезается в мою кожу.

Блядь!

Я поднимаю стул и бросаю его в стену, заставляя ее отползти обратно в угол.

— Хочешь разозлить меня? Потому что я, черт возьми, покажу тебе гнев, которого ты никогда раньше не видела.

— Давай, — усмехается она. — Не похоже, что я останусь здесь навсегда. Мог бы закончить побыстрее.

— Можно подумать, теперь я это допущу, — плюю я. — Но я, черт возьми, разорву тебя на куски и сожму твое бьющееся сердце своими кровавыми руками, если придется.

— Какая ярость… вау, — протягивает она. — Неудивительно, что дело дошло до этого.

— Скажи за это «спасибо» самой себе, — говорю я, кивая на нее.

— А как же Артур? Кого ему благодарить?

— Себя, — рычу я.

— Что прости? — хмурясь, переспрашивает она.

— Ты меня услышала, — говорю я, левый уголок моего рта изгибается в коварную улыбку. — Думаешь, он невиновен? Он такой же невинный, как и ты. Это точно.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Ванесса, снова хватаясь за прутья.

— Что? Думаешь, он добрый самаритянин? — Прикладываю палец к виску. — Подумай еще раз, Принцесса. Я вижу синяки на твоем лице и руках.

Она прикрывает кровоподтеки руками, на ее щеках появляется румянец.

— Только потому что мы иногда ссорились, не значит, что он плохой.

Я морщусь.

— Ты шутишь? Насколько же ты слепа? — Я делаю шаг к ней. — Думаешь, он милый? Или просто игнорируешь все плохое в своей жизни?

— Что плохого? Да, я знаю, что он властный, но он заботится обо мне, — говорит она.

— Нет, он ни черта о тебе не заботится! Никто о тебе не заботится! Видишь, это то, чего ты не понимаешь.

В ее глазах появляются слезы, но я все равно продолжаю. Ванесса должна это услышать. Пришло время разбить фасад, который она выстроила для себя, и заставить ее посмотреть правде в глаза.

— Хочешь быть фальшивкой? Ты и получишь фальшивку. Фальшивых друзей, фальшивых парней, фальшивую жизнь. Артур был таким же фальшивым, как и ты.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она, морщась, словно я лгу. Или просто не хочет слышать правду.

— Он не добрый самаритянин, Принцесса. Он не просто так оказался там, чтобы утешить тебя. Он был там, чтобы украсть твое сердце, чтобы ты отдала ему часть своего наследства.

— Нет... — она качает головой. — Я не верю в это.

— Это долбаная правда. Я знаю, что ты мне не веришь, но ложь — последнее на земле, к чему я когда-либо прибегну. Особенно, когда речь заходит о тебе, потому что я хочу заставить тебя увидеть правду в своей собственной лжи. — Я вынимаю свой телефон и просматриваю сообщения. — Приготовься к удару, Принцесса.

— К какому удару? Ты хочешь, чтобы я поверила, что Артуру нужны были только мои деньги?

— Это единственная причина, по которой он хотел быть рядом с тобой. После смерти его брата Филиппа у него на пути ничего не стояло.

Она продолжает качать головой, дрожа всем телом, когда я протягиваю свой телефон, чтобы она смогла посмотреть. В сообщении все четко сказано. Мое вознаграждение за ее голову. Сообщение отправлено непосредственно от одного из моих заказчиков.

— Я — наемный убийца. Угадай, кто заказал убить тебя?

— Нет... этого не может быть, — шепчет она, ее лицо темнеет в ту же секунду.

— Да, сладкие щечки. Этот запрос пришел от Артура. Он не просто хотел твои деньги. Он хотел твоей смерти.

Глава 14

Ванесса

Голова и сердце как будто взрываются. Губы дрожат, изо рта рвется воющий звук, настолько мерзкий, что кажется мне чужим, и это пробуждает желание наброситься на Феникса.

— Это правда, Принцесса. Холодная, жесткая правда.

— Как... как он мог? — бормочу я, все еще в шоке от того, что вижу.

Сообщение на телефоне Феникса четко показывает новое задание от нанимателя. Того, кто хочет моей смерти. И этот кто-то подписан «Артур Старр».

— Причина в деньгах, Ванесса. Они всегда вращаются вокруг тебя. Разве ты не чувствуешь их запах? Это место провоняло проклятыми деньгами. Ты знаешь, что они могут сделать с людьми. Посмотри на себя. Ты отличный тому пример.

Я шмыгаю носом, борясь с надвигающимися слезами.

— Я не такая.

— О, правда? — Феникс смотрит на свой мобильный, затем снова на меня. — Но из-за них кто-то хочет твоей смерти. Потому что ты помеха.

— Артур был... другим.

— Нет, он просто притворялся, чтобы легче было заставить тебя сдаться. Дело всегда было в деньгах. Ты вышла замуж за богатство, а он его хотел и больше не мог ждать.

— Вот почему ты здесь? — спрашиваю я.

— Нет, я получил это сообщение после того, как пришел к тебе. Весьма удобно, не находишь? Наверное, они узнали, куда я направился.

— Кто они?

— Люди, на которых я работаю. — Он глубоко задумывается. — Но это не имеет для тебя никакого значения.

— Но зачем ему хотеть моей смерти? Он часть семьи Старр. Это были их деньги, а не мои.

— Но ты получила их, выйдя замуж за Филлипа, — разъясняет он. — А потом я убил его, поэтому его состояние стало твоим.

— Ведь Артур действительно хотел жизнь Филлипа... компанию... он хотел жениться на мне, — бормочу я. Все становится на свои места.

— Вот только ты этого не хотела.

— У меня не было выбора, — говорю я, глядя прямо в глаза Фениксу. — Думаешь, у меня когда-либо было право принимать решения? Мне не разрешалось выбирать, за кого выходить замуж, Феникс. Открой глаза. Я не единственная слепая перед этой проклятой правдой!

Его губы размыкаются, но он не издает ни звука. Просто стоит там неподвижно. Интересно, о чем он думает. Может, наконец, понимает, что, хоть я и вышла замуж за состояние, это был не мой выбор.

— Ты могла бы сказать «нет», — говорит он. Его решимость дает трещину. Проступают истинные эмоции.

— И что потом? Как думаешь, моя мать позволила бы мне? — спрашиваю я. Его эмоции напоминают клавиши фортепиано, а я виртуоз игры.

— Кому какое сраное дело до твоей матери?! — кричит Феникс, почти раздавливая мобильник.

— Мне! Она угрожала тебе! — кричу я в ответ.

Эти слова напрочь лишают его дара речи.

Телефон падает из его руки, и Феникс моргает пару раз, прежде чем поднять его.

Он прочищает горло и облизывает губы. Наверное, теперь кота выпустили из мешка. Я не хотела рассказывать ему, но сейчас мое положение к этому вынуждает. Рассказать ему — означает, что он узнает, почему я его бросила и почему выбрала не его. Теперь ему будет гораздо легче принять меня той, кем я стала. Да, я лживая, хитрая сука, но я не выбирала такой путь.

И теперь он знает правду.

Хорошо. Так будет намного легче играть с его эмоциями, пока Феникс, наконец, не признает, что, хоть он и говорит, что ненавидит меня до смерти, у него все еще остались чувства ко мне. Я знаю, что остались, я их вижу. Поцелуй их показал.

Он напомнил мне то, каким я его знала.

Какими мы оба были.

Прежде чем все разрушилось.

Внезапно он начинает рыться в сумке и вынимает клейкую ленту. Со злостью шагает ко мне и отрывает кусок зубами.

— Нет, не надо, — качаю я головой, но он приклеивает ленту на мои губы.

— Ты слишком много болтаешь, — говорит Феникс.

Я пытаюсь говорить, но слова звучат приглушенным стоном. Он прикладывает палец к моему рту.

— Следи за своим милым ротиком, пока я его не подпортил.

Затем Феникс встает и поворачивается. Даже не бросает на меня ни единого взгляда, прежде чем прошагать к двери и захлопнуть ее за собой.

* * *

15 лет

С тех пор, как Майлз поцеловал меня, всё очень быстро пошло по наклонной. Мои друзья увидели это и рассказали родителям. Неудивительно, что моя мать не хотела, чтобы я снова с ним виделась. Должно быть, она пригласила Филиппа встретиться со мной.

Естественно, мои родители наказали меня. Я сидела под домашним арестом без телефона, без интернета и без друзей. Это был сущий ад. Я ненавижу заключение в комнате с одной только домашней работой. Словно родители не хотят, чтобы у меня была светская жизнь. Они хотят, чтобы я ставила свое будущее на первое место и делала все, что в моих силах, чтобы добиться успеха. Это несправедливо. Может, я не желаю быть той, кем они меня хотят видеть, но у меня даже нет выбора. Они заставляют меня вписываться в форму, которая ближе им. Я не могу быть собой, так как мне узнать, что мне нужно?

Никак… что делает невозможным дружбу с Майлзом. А он этого не понимает. Я думала, что смогу с ним дружить, но мои родители отнимают любую возможность, а я даже не знаю, чего хочу. Единственный раз мне просто хочется, чтобы люди были счастливы со мной. Хочется быть кем-то, кем мои родители смогут гордиться и наконец-то сказать обо мне что-то положительное. Хочется чего-то добиться.

Но чтобы добиться успеха, мне нужно много работать. Я должна учиться быстро. Должна стать тем, кем хочу быть, а для этого мне нужна власть. По крайней мере, так всегда говорят мои родители. Учись тяжело и работай тяжело, потому что тогда у тебя будет власть, а она означает, что ты сможешь делать все, что пожелаешь в этом мире.

Значит, власть.

Кажется, они чувствуют, что Майлз помешает этому. Они хотят, чтобы его не стало. Хотят, чтобы я лгала ему. Черт возьми, они хотят, чтобы я лгала всем подряд, потому что такая у нас семья. Лгущая всем, чтобы смягчить удар и получить желаемое.

И хуже всего, что они заставляют лгать и меня, и теперь я начала делать это без их указаний. Словно это было внедрено в мой мозг.

Я ненавижу их попытки заставить меня отделаться от Майлза, хоть и понимаю, зачем. Он не вписывается в их картину светлого будущего. Он продолжает бунтовать, пока я пытаюсь соответствовать правилам, и это отрывает нас друг от друга. Несмотря на то, что мы так сблизились, и я понятия не имею, что с ним делать сейчас.

Каждый день я смотрю, как он стоит со своими друзьями в коридорах, снаружи, на детской площадке, и задаюсь вопросом, что он, черт возьми, делает со своей жизнью. Курит. Пьет. Теперь даже обзавелся татуировками и пирсингом. Один взгляд на него может заставить меня закипеть. Я не знаю, почему это так меня злит. Мне хочется гораздо большего для него. Он заслуживает гораздо большего, чем это, и я не понимаю, почему он не дает себе шанса. Словно уже сдался.

Ну, лишь потому, что мои родители не позволяют мне дружить с ним, не означает, что я не могу попробовать, когда их нет рядом. Никто не должен знать. Я просто хочу, чтобы Майлз и без моих слов понял, что происходит в моей семье.

Я иду к нему, пока он стоит у шкафчиков, и забираю сигарету из его руки, бросая ее в мусорную корзину.

— Какого… — говорит он.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Почему тебя это волнует? — отвечает Майлз. Его друзья начинают посмеиваться.

— Потому что волнует. И тебя должно. — Я хмурюсь.

Парень поворачивается спиной к своим друзьям, чтобы спокойно поговорить со мной.

— А ты думаешь, что мне плевать?

— Да, если бы тебе было не все равно, ты бы здесь не курил и... не украшал себя.

Майлз вскидывает брови, указывая на пирсинг в губе.

— О, ты имеешь в виду это?

— Да, и что бы ты ни делал с собой. Я не понимаю, зачем. Это какая-то попытка привлечь внимание?

Он сдерживает смех.

— Теперь ты действительно задеваешь меня за живое. Осторожнее, Принцесса.

— Принцесса? — Я вздрагиваю. — Серьезно?

Майлз наклоняется вперед.

— Да, потому что ты ведешь себя как зациклившаяся принцесска. Я просто называю все своими именами.

Я качаю головой.

— Не могу в это поверить.

— Во что? Что я не такой, как ты? Что я меньше забочусь об учебе, а больше о моих друзьях? Что я пытаюсь осчастливить кого-то, кроме самого себя?

— Я ничего такого не делаю.

Он неожиданно кладет руку на шкафчик, что немного ошеломляет меня, вызывая желание сжаться в его присутствии.

— Да неужели? Тогда что ты делаешь? Потому что это похоже на попытку превратить меня в кого-то, с кем сможешь дружить.

— Я не пытаюсь превратить тебя...

Майлз хватает меня за руку и прижимает к шкафчику.

— Послушай, Принцесса. Я тебе не игрушка, с которой ты можешь играть.

— Ты не…

— Шшш. — Он прикладывает палец к моим губам. — Прекрати пытаться убедить меня равняться на тебя. Это не сработает. Я никогда не буду таким. Можешь забыть об этом. И если это то, что нужно, чтобы быть в числе твоих друзей, тогда я пас.

Я хмурюсь, рот приоткрывается. Не могу поверить в то, что слышу.

— Что? Ты, должно быть, шутишь. — Слезы наворачиваются у меня на глаза, но я прогоняю их. — Не могу поверить, что ты так говоришь.

Майлз хватает меня за подбородок, заставляя смотреть на него.

— Посмотри на меня. — Парень поднимает рубашку и показывает татуировку на груди. Это какая-то птица с черепом посередине. От одного взгляда на нее волоски у меня на затылке встают дыбом. Зачем он ее сделал? И, что еще более важно, как? В нашем возрасте это незаконно, поэтому тату, должно быть, сделал какой-то больной урод. Мне не должно быть никакого дела, но все же меня это заботит. Очень сильно заботит.

— Это похоже на то, что ты хочешь видеть?

— Я не против... — пожимаю плечами. — Всего лишь думаю, что ты фокусируешься не на том, на чем нужно.

— Я сосредотачиваюсь на том, на чем хочу. — Майлз наклоняется, кладет другую руку над моей головой, загоняя в ловушку. — Может, тебе тоже нужно делать это время от времени. Это принесет больше пользы.

— Ты предполагаешь, что то, что я делаю, не приносит мне пользы? Потому что эти пирсинги, очевидно, подтверждают твое мнение, — усмехаюсь я.

— Хмм... — Он улыбается, высовывая язык, чтобы облизнуть пирсинг, от чего по всему моему телу бегут мурашки. Я засматриваюсь на то, как он тянет за кольцо, и это заставляет меня захотеть прикоснуться к нему. Проклятье.

— Знаешь, о чем я думаю? По-моему, ты просто завидуешь, — размышляет он.

— Завидую? — потрясенно вторю я. — Чему?

— Тому, что я могу делать все, что, черт возьми, мне нравится, а ты делаешь то, что заставляют делать мамочка с папочкой.

Вот и все. Он сказал это. Ярость наполняет мои вены, и, прежде чем я успеваю сообразить, мой кулак врезается прямо ему в лицо.

На мгновение народ в коридоре останавливается, и я чувствую, что все смотрят на нас. Никто не вздрагивает, даже сам Майлз. Я отдергиваю кулак, разворачиваюсь и бегу в ближайшую уборную.

О, Боже. О, Боже. О, Боже. Не верится, что взяла и сделала это.

Смотрю в зеркало, задаваясь вопросом, что, мать вашу, со мной не так. Почему, черт возьми, я это сделала? Почему я позволила ему так себя разозлить?

Включаю кран и брызгаю немного воды себе в лицо, а после вытираюсь чистым полотенцем.

Кто-то стучит в дверь, я поднимаю голову и жду. Мое сердце колотится, когда я слышу его голос.

— Ванесса... пожалуйста, выйди.

Я не знаю, что сказать, потому что оправдания тому, что я сделала, нет. И все же я слишком напугана, чтобы выйти, потому что боюсь, что он ударит меня в ответ.

Не знаю, откуда такие мысли, но они есть. Может, из-за того пытавшегося запугать нас рыжего парня, которого он избил. Что-то в Майлзе заставляет меня съеживаться, и это так на меня не похоже. Я всегда чувствую себя лидером в своей игре, если не смотрю на него. Один взгляд, и все, что я вижу — это боль, страх, беспокойство, но прежде всего — гнев. Словно он может вырваться в любой момент. Этот страх сковывает меня своей силой. Словно имеет надо мной власть.

Я не могу позволить ему победить.

Выпрямляю спину и разглаживаю одежду, прежде чем выхожу за дверь, когда раздается звонок.

Майлз просто стоит там, нахмурив брови, грудь поднимается и опускается, пока он тяжело дышит, вероятно, пытаясь успокоиться, как всегда.

Я проглатываю комок в горле.

— Прости. Я не должна была...

— Не надо. Мне стоило это предвидеть. — Он прищуривает глаза. — Мы оба знаем, что ничего не выйдет.

— Да... — соглашаюсь я, прислоняясь к двери, будто она обеспечит мне защиту.

— Но дело вот в чем. Я не хочу вычеркивать тебя из своих друзей, — говорит он, заставляя меня затаить дыхание. — Я стараюсь остаться собой и быть достойным твоей дружбы.

— Но ты... — бормочу я.

— Нет. — Он делает шаг вперед. — В этом весь смысл. Я никогда не буду достаточно хорош.

— Что? Как ты можешь говорить так о себе?

— Посмотри на нас, — кричит он. — Посмотри на свои оценки — одни пятерки. Теперь посмотри на мои... Я радуюсь, если удается получить четыре с минусом.

— Но я знаю, что ты можешь стараться гораздо лучше, — говорю я, вскидывая голову. — Я могу помочь тебе.

— Нет, не можешь. Это не то, что ты делаешь. Я не могу. — В его голосе звучит определенная боль. Она жалит так сильно, что мне самой становится больно.

— Но…

— Нет, никаких «но». — Майлз подходит еще ближе, кладя руку на дверь. — Ты не понимаешь. Я не могу измениться. Не могу поступить правильно. Это не я. — Он роется в моем переднем кармане и достает ручку. — Вот ты. — Затем кладет ее назад и снова поднимает рубашку, показывая мне свою татуировку. — А вот я.

— И? — говорю я.

— Мы разные, и такими и останемся. Мы из разных миров. Я не могу быть тем, кем ты хочешь. Не могу стать достаточно хорошим для тебя. Ничто не изменит этого.

Я качаю головой, потому что ненавижу то, к чему клонит этот разговор. Это словно если бы он хотел положить конец всему, что бы это ни было.

— Ты ошибаешься.

Майлз кладет вторую руку на дверь, блокируя мне путь. Не то, чтобы я куда-то собиралась, потому что урок меня сейчас не волнует. Все, что для меня сейчас важно, это он.

— Почему я недостаточно хорош? — Он наклоняется вперед. — Не важно, что я делаю. Дело в твоих родителях? Твоем будущем? Твоих собственных желаниях?

У меня нет ответов, которые он ищет. Все, что я знаю, это то, что он прав.

Майлз наклоняется так близко, что я чувствую его горячее дыхание на своих губах. Я закрываю глаза, мое тело дрожит от непосредственной близости его рта. Боже, я почти могу представить, как он снова целует меня. Это было давно, но я думала об этом каждый день. Мне больше ничего не хочется, но это неправильно... так неправильно. Я не могу быть с ним. Не могу хотеть его. Мне нельзя.

— Дело во всем вместе взятом, не так ли? — шепчет он, заставляя меня сделать вдох.

Киваю, опьяненная его запахом. Мне хочется этого. Я не могу это сделать, но как же хочется.

— Я покажу тебе, что я достаточно хорош. Просто подожди и увидишь, — шепчет Майлз. — Однажды.

И затем тепло превращается в лед, когда он уходит, оставляя меня в руинах.

Глава 15

Феникс

Настоящее время

Мне пришлось убраться подальше от сложившейся ситуации. Я снова почувствовал, как бьется сердце, что никогда не является хорошим признаком. Не тогда, когда она говорит подобное.

Блядь. Я никогда не думал, что родители заставили ее выйти замуж за Филиппа. Опять же, непонятно, в какую часть этой драматической истории я должен поверить. Тем не менее, я действительно вспоминаю определенный разговор, состоявшийся между нами когда-то давно. В том конкретном месте мы всегда делили наши секреты — на лугу, подальше от дороги. В месте, где я почти похоронил тело. Вот только теперь одна мысль о нем оставляет резкий привкус во рту.

Я помню каждую нашу встречу в школе до последних мелочей так же ярко, как если бы мы встретились всего несколько дней назад. Спускаясь по лестнице, я продолжаю думать... Что, если бы все пошло иначе? Что, если бы мы выбрали другое? Стал бы я убийцей? Была бы она такой же коварной сукой, как сейчас? Ненавидели бы мы друг друга или любили?

Не представляю, что мог бы испытывать к ней что-либо, помимо презрения. Может, это во мне говорит гнев. Или, может, дело во всех тех воспоминаниях, что я сохранил... Воспоминаниях о времени, когда я хотел чего-то, чего никогда не имел.

* * *

16 лет

Ванесса ходит в школе с другим парнем под ручку. Каждый раз, когда она проходит мимо меня, я сжимаю кулак, пытаясь сдержаться. Ярость вырывается из меня, пропитывая кости ненавистью к ее бойфренду и даже к самой Ванессе. Иногда мне просто хочется сказать ей прекратить. Закричать ей в лицо. Может, это разбудит ее.

Но потом я осознаю, что она никогда не была моей.

Даже когда я думал, что была. Когда я считал, что у меня все еще есть шанс.

Какая изощренная шутка.

Я закрываю свой шкафчик и стараюсь сосредоточиться на чем-то другом, кроме девушки, щеголяющей своими формами. Вытаскиваю зажигалку и косяк и выхожу на улицу, чтобы побыть одному. Это единственный способ, как я действительно могу расслабиться. Он помогает мне не думать о том, что, черт возьми, я делаю в школе. Мне здесь не место. Я не блещу умом. Все, что у меня есть, — это мышцы и своеобразное чувство справедливости. Не то, что всем хочется или нужно... если только вы не замешаны в теневой деятельности. Но, возможно, это то, что мне нужно делать. Кто знает.

Звучит звонок, Ванесса выходит со своим бойфрендом, и когда я вижу их рука об руку, нос уже начинает подергиваться. Ненавижу смотреть на них, на их объятья, их влюбленность. От этого мне хочется блевать. Когда-нибудь стоит блевануть на его рубашку… Устрою хорошее шоу.

Они стоят у стены здания: он тянется руками ко всем ее местам, которых не должен касаться, и это меня злит. То, как он разговаривает с ней, словно она какая-то конфетка, которую он может погрызть, пробуждает во мне желание пойти и набить ему морду.

Вообще-то, думаю, стоит пойти и сделать именно это.

Особенно, когда замечаю, что он наклоняется, чтобы поцеловать ее.

Ванесса отступает, но он продолжает настаивать. Он все время пытается прикоснуться к ней губами, несмотря на то, что она отталкивает его.

Я громко топая к ним и дергаю его за рубашку.

— Эй! Убрал от нее свои долбаные грабли, — рычу я.

Видимо, парень тот еще тюфяк, потому как от моего толчка он падает на спину.

— Чувак! Какого черта? — рявкает он, поднимая глаза.

— Майлз! — вступает Ванесса, она выглядит ошарашенной. — Что, черт возьми, ты делаешь?

— Он пытался тебя поцеловать, — отвечаю я.

— Да, и что? — Она скрещивает руки, подняв бровь, словно я лишился рассудка, а не наоборот.

— Ты явно не хотела, чтобы он это делал, — говорю я, морщясь. — Перестань обманывать себя.

Она становится передо мной, а затем внезапно отталкивает меня.

— Перестань совать нос в мою жизнь, придурок.

— Что? — Я вздрагиваю. — Ты серьезно? Я пытаюсь защитить тебя здесь.

— Перестань пытаться! Мне не нужна защита, — кричит она, снова отталкивая меня. Сжав кулаки, она толкает меня в живот и заставляет отступить. От кулаков боли нет, но вот от слов…

— Я тебя не понимаю, — говорю я. — Почему ты злишься на меня, если это он пытался поцеловать тебя, когда ты этого не хотела?

— Почему ты пытаешься разрушить все, что есть у меня? — говорит она, помогая Филиппу подняться с земли.

Ее слова врезаются в меня подобно лезвиям. Я чувствую, как от этого становится больно, но не позволяю боли вцепиться в меня. Больше не позволю.

— Хорошо, — огрызаюсь я. — Делай по-своему.

Затем поворачиваюсь и ухожу от нее.

— Он весь твой.

Ей нужен тот парень? Пусть забирает.

Может, так будет лучше. В любом случае, мы не подходили друг другу. Кусочки нашей головоломки не подходят друг к другу. Жаль, что нам пришлось выяснить это вот таким образом.

* * *

Настоящее время

Неужели она действительно вышла замуж за Филиппа, чтобы спасти меня? Или просто лжет, чтобы заставить меня сжалиться над ней?

Интересно, потому что я вспоминаю ее отвратительные взгляды каждый раз, когда ей приходилось его видеть. Но опять-таки, она сама вышла за него замуж и осталась.

Так или иначе, от кого она хотела защитить меня? От своей матери? Курам на смех. Стоит этой женщине приблизиться, и я первый сверну ей шею. Но, думаю, что такие богатые семьи, как ее, используют других, чтобы делать за них свою грязную работу.

Вполне возможно, что та ведьма жаждала мою голову на блюде. Не удивительно, так как мой гнев распространяется как лесной пожар, и сжигает всех, кто осмеливается приблизиться. Конечно, ее родители злились, когда я общался с их дочерью.

Не могу не задаться вопросом... что, если Ванесса сказала правду?

Если бы я не отказался от нее. Может быть, тогда она не предала бы меня. Мы оба сбились со своего гребаного пути, но это не значит, что нам нужно оставаться лжецами и дальше. Может, я могу буквально вбить в нее смысл с помощью секса.

Я поворачиваюсь и бросаюсь обратно, перепрыгивая через несколько ступенек. В тот момент, когда я открываю дверь, она поворачивается ко мне голову, и ее глаза округляются. Закрываю дверь и подхожу к ней. Затем срываю скотч с ее рта, кожа под ней остается красной. Так чертовски красиво.

— Ты вернулся, — бормочет Ванесса.

— Не ждала? — отвечаю. — Что ж, хреново, потому что я собираюсь подпортить тебя.

Она качает головой.

— Как будто ты уже меня не испортил.

— О, я могу сделать еще многое, сладкие щечки. — Улыбка растягивается на моих губах. — И примерно в половине этого ты будешь кричать мое имя.

Ванесса морщится.

— Это все, о чем ты можешь думать? О сексе?

— С тобой — да, — рычу я. — Каким-то образом каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты сводишь меня с ума от похоти.

Это правда. Отрицать нет смысла. Ее тело все еще так же сексуально, как и раньше, а губы так и молят, чтобы их поцеловали. Часть меня ненавидит это, а часть любит ее, особенно тот факт, что она все моя прямо сейчас. Я больше не могу, мать его, сопротивляться притяжению, и теперь мне плевать.

Я ненавижу ее за то, что она со мной сделала, но, черт возьми, я не могу перестать думать о том, чтобы она стала лишь моей. Вид ее, запертой в этой клетке, возбуждает меня, ведь я знаю, что могу сделать с ней все, что захочу. Все, что нужно моему сердцу... все, чего хочет мой член. И по ее стыдливому взгляду я знаю, что она тоже этого хочет.

Зачем убивать ее, когда я могу трахать ее изо дня в день без проблем? Если у меня есть все возможности и время мира, зачем тратить их на ненависть, когда можно потратить на бешеный секс с ней? Это все, что я когда-либо хотел... все, что мне когда-либо было нужно, даже если бы сама она не отдалась мне. Вот что злило меня с самого начала — что она не выбрала меня. Но вот в чем дело: теперь у нее нет выбора.

Контроль в моих руках, и я заставлю ее хотеть меня; заставлю ее нуждаться во мне, чтобы она попросила меня остаться. Принцесса заперта в башне, захваченной монстром... и он не против полакомиться симпатичными девушками. Слишком сладкая возможность, чтобы от нее отказаться.

Когда я обхожу ее клетку, то слышу, как она шмыгает носом.

— Что случилось?

— Ничего, — отвечает Ванесса, прижимая к ногам то, что осталось от ее платья.

— Давай угадаю, — я прищуриваюсь. — Ты расстроена информацией о том, что Артуру на самом деле насрать на тебя и ему были нужны только твои деньги.

— Не только это. — Девушка смотрит на меня своими щенячьими глазками, взгляд в которых мог бы убить человека, если бы я не знал лучше. — Ты здесь только для того, чтобы использовать меня. Как и все остальные. Артур. Филипп. Мои родители.

— Хмм... хочешь сравнить меня с ними? — говорю, вскидывая голову, приблизившись к клетке. — Я не похож на них. Аб-со-лютно.

— Похож. Просто не хочешь признавать это. Все, что ты делаешь, это используешь и оскорбляешь, — говорит Ванесса.

— Ты тоже это делаешь, так в чем твое отличие? — улыбаюсь. — Одна попытка отомстить им не делает тебя лучше.

— Говорит парень, удерживающий объект своей мести в клетке.

— Туше, — подмигиваю я. — Но я никогда не отрицал, что я — кусок дерьма.

— Правда. Ты действительно кусок дерьма.

Я вынимаю нож из кармана и помахиваю им.

— Только потому, что я говорю так, не значит, что тебе тоже можно, так что прикуси язык.

— А то что? Тебе полегчает от того, что ты продолжишь издеваться надо мной? — кричит она мне в лицо. — Не важно, произнесу я это вслух или нет. Ты по-прежнему будешь куском дерьма.

— Да, что ж, этот гребаный кусок дерьма удерживает в заложниках твою ассистентку, и если ты хочешь сохранить ей жизнь, тебе лучше делать то, что он говорит.

Ванесса ахает.

— Она жива?

— Эй, я, может, и киллер, но не тупой. Я вижу козырь, когда он появляется.

— Да уж, точно, — она закатывает глаза, но я знаю, что прав.

— Кроме того, я не могу отпустить ее.

— Но ты не собираешься причинять ей боль? Так ведь? — Ее голос звучит громче, как будто она пытается заставить меня.

— Это зависит от того, насколько хорошо ты будешь себя вести… — бормочу я.

Ванесса хмурится.

— Ты хочешь меня трахнуть...

— Правильно, Принцесса. Я трахну тебя и кончу в каждую твою дырочку, понравится тебе это или нет.

— И это спасет Пейдж?

— Возможно, — протягиваю я, слабо улыбаясь, когда вижу раздражение на ее лице.

— Откуда мне знать наверняка? Если ты трахнешь меня, ты все равно сможешь причинить ей боль.

— Кажется, тебе просто придется поверить мне на слово, — отвечаю я.

— Твое слово для меня ни черта не значит, — выплевывает Принцесса.

— Ох, Ванесса... разве я уже не доказал тебе? Если я говорю, что собираюсь что-то сделать, я, блядь, сделаю это. Будь то убийство человека или охота за тобой.

Вот сейчас я злорадствую только от одного ее взгляда. В нем плещется смесь отвращения и возбуждения, тяжело сказать, что из них побеждает, но мне, мать вашу, плевать. Я поимею ее, хочет она этого или нет. Контроль не у нее. И никогда не был.

— Прекрасно... — бормочет Ванесса, но все равно облизывает губы. Думаю, просто не хочет признавать, что ей хочется этого так же, как и мне.

Протягиваю ей руку.

— Начнем с того, что ты отдашь мне свое платье.

Она вцепляется в него пальцами.

— Нет...

— Давай. Сюда. Платье, — повторяю я. Не знаю, почему она держится за него, как за сокровище. Шлейка на плече уже разорвана, поэтому оно бесполезно. Можно было избавиться от него уже сейчас. Не хочу, чтобы оно мешало мне, пока я буду вколачиваться в нее членом.

Медленно ее пальцы теряют хватку, и платье отлипает от ее тела, падая на пол. Затем девушка подползает и протягивает мне платье. Скольжу взглядом по ее обнаженному телу, жадно любуясь ее формами. Ее стройная фигурка и шелковистая кожа блестят, как неограненный алмаз, привлекая все мое внимание. На мгновение мне становится тяжело напомнить себе, что она женщина, из-за которой меня арестовали и посадили в тюрьму. Она — та, кто разрушила мою жизнь. Каждый раз, когда я вижу ее красивое лицо и улыбку, то должен напоминать себе, что она — не сладкое яблоко, а гнилое.

Я не могу позволить себе снова повестись на ее чары. Черт, нет, она не заслуживает быть любимой. Ни мной. Ни кем-либо еще. Больше никогда. Не тогда, когда она стала злодейкой в своей собственной истории. Я буду тем, кто станет для нее возмездием, и я точно знаю, как это сделать.

Поднимаю свой ремень и иду к задней части клетки.

— Что ты делаешь?

— Шшш. — Обхватываю ремнем ее шею, и Ванесса тут же тянется к нему рукой, поэтому я ударяю по ней. — Не смей его трогать.

Девушка опускает руку, делая глоток воздуха, когда я затягиваю ремень на шее.

— Ты собираешься меня убить? — спрашивает она.

Я смеюсь.

— Конечно, нет. В чем тогда веселье? — Когда Ванесса выдыхает, словно расслабляясь, я говорю: — По крайней мере, не так скоро. — Ее поза становится напряженной. Хорошо. Ей лучше быть начеку. Не хочу, чтобы она расслаблялась, не рядом со мной.

Я тяну ремень назад, ее голова дергается вверх, и я слышу, как она хватает воздух.

Я создал идеальный поводок для идеальной принцессы.

— Ты так красиво смотришься с поводком. Кому-то уже давно стоило его надеть, — говорю я, удерживая ремень. — Вставай.

— Как? Я не могу здесь стоять.

— На четвереньки.

Ванесса делает то, что я говорю, и приподнимает задницу и грудь на мое обозрение. Я опускаю длинный конец ремня на пол.

— Даже, мать твою, не пытайся снять его, — рычу я, когда перехватываю ее пальцы в направлении к шее. Поднимаю нож, которым всегда готов разрезать что-то до боли медленно. Он заставляет ее немедленно остановиться.

Я тянусь в клетку и обхватываю ладонью ее сиськи, сжимая их так, как мне нравится. Они все еще такие же мягкие, какими были всегда, такие чертовски приятные на ощупь, что я могу вставить свой член между ними и излиться всей своей обоймой прямо ей в лицо. Но это не то, что мне нужно сегодня. Нет, я хочу преподать ей урок. Хочу преподнести ей ее собственную версию ада.

Я ухмыляюсь, когда дергаю за ее соски, и это заставляет ее взвизгнуть.

— Мне следует делать это почаще. Похоже, тебе нравится.

— Нет, — бормочет она.

— Продолжай убеждать себя в этом, — говорю я, отпуская их и заставляя их сморщиться.

Я обхожу клетку и смотрю на ее сладкую киску, которая выглядит так же аппетитно, какой я ее помню. Может, я попробую ее позже. Но сначала она докажет мне, насколько дорога для нее собственная жизнь.

— Попку к прутьям, Принцесса, — командую я.

Она негромко вздыхает, но все равно повинуется. Как послушная зверушка.

— Итак... сколько ты готова отдать, чтобы сохранить жизнь своей ассистентки? — спрашиваю я, облизывая губы и хорошенько рассматривая ее обнаженное тело.

— Только не убивай ее, — просит Ванесса.

— Интересно, почему ты так волнуешься.

— Я не такая бессердечная, как ты считаешь.

— Хммм… — Это вызывает у меня улыбку. — Хорошо, покажи мне, как много она стоит.

Ванесса поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я вижу, как цвет на ее щеках меняется при виде меня, восхищающегося ее задницей.

— Я сделаю все, что ты захочешь.

Смотрю на нее пронзительным взглядом.

— Ты знаешь, что я хочу.

Ванесса немедленно отворачивается, но могу поклясться, что вижу, как сужаются ее глаза. Мне нравится ее смелое сопротивление. Оно всегда было тем, что мне нравилось в ней... и теперь я снова завладею ею.

— Раздвинь ноги, — говорю я.

— Шире не могу.

Тянусь в клетку и шлепаю ее по заднице, что заставляет ее завизжать. Кажется, она не ожидала этого, что делает все лишь лучше.

— Ай! Зачем ты это сделал? — кричит девушка.

Я шлепаю по другой ягодице.

— Не задавай мне вопросов, Принцесса.

— Или что?

Очередной шлепок по заднице заставляет ее вздрогнуть.

— Или получишь это в качестве наказания.

— Так не честно.

Я хватаю ремень и тяну так сильно, что она всем телом прижимается к прутьям, сжимая горло руками. Ослабляю натяжение, давая дюйм пространства, чтобы она смогла вдохнуть. Ванесса падает на пол и кашляет.

— Вставай, — говорю я.

Принцесса делает то, что я хочу, но с дерзким рычанием.

— В любви и на войне все средства хороши, сладкие щечки. — Я ухмыляюсь, потирая ее круглую голую задницу ладонью. — Особенно если это связано с поркой такой сладкой попки.

Девушка громко выдыхает, но не отвечает. Хорошо. Наконец-то она поймет, что должна сделать выбор. Либо послушаться и помочь сохранить жизнь своей ассистентки, либо не подчиниться, и девчонка умрет. Выбрать придется что-то одно. Кроме того, это не такой уж и сложный выбор. Быть оттраханной мною — это нельзя назвать наказанием... ей стоит считать это подарком по сравнению с тем, что еще я могу с ней сделать.

— Ты должна радоваться, — говорю я, наклоняясь, — что мне нужна лишь твоя задница.

— Пф, я тебя знаю. Этого никогда не будет достаточно, — говорит она, оглядываясь на меня.

— Правильно. — Я снова шлепаю по ее заднице, заставляя стонать. — Что я сказал о разговорах?

— Хорошо. Извини, — рычит она.

Я потираю ее отшлепанное место, которое начинает краснеть.

— Люблю этот цвет. Розовый всегда выглядел хорошо на тебе, и я имею в виду не только платья... — усмехаюсь я.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она.

— О тебе. В моей машине. В старые добрые времена, когда ты умоляла прокатиться на моем члене.

Принцесса смеется.

— Никогда в жизни ты больше не услышишь от меня такого.

Я снова шлепаю ее, на этот раз сильнее, чем прежде, потому что не могу контролировать себя и не хочу. Она заслуживает наказания, особенно после подобного комментария.

— Не. Ври. Мне. — Каждое слово — новый удар. — Ты, черт возьми, знаешь правду так же хорошо, как и я.

— Ладно, ладно! Ты прав, — говорит Ванесса. — Только остановись.

— Что это? — Я снова шлепаю ее, и она падает на пол. — Задницу вверх, — рычу я, натягивая ремень.

— Нет, ты снова ударишь меня.

Я тяну сильнее, заставляя ее встать.

— То, что я собираюсь сделать с тобой, если ты не послушаешь меня, будет намного хуже небольшой порки. По сравнению с этим, ты должна стонать от удовольствия от этих шлепков, — говорю я. — Теперь вставай.

Ее тело дрожит, когда Ванесса снова встает в позу. Рукой выписываю круги по ее плоти, быстро отпуская, чтобы насладиться ее спазмами, поскольку она ожидает очередной удар, которого не будет. Мне нравится, как ее тело двигается под моей рукой, будто она пытается подготовиться к боли.

— Оу, больно? — протягиваю я, лаская ее красные ягодицы.

— Нет, — отвечает Принцесса, но шипит, когда я касаюсь определенного места, поэтому, кажется, она лжет.

Отвешиваю ей еще один шлепок.

— Что я только что сказал? Не лги.

— Прости, да. Больно. — Она прочищает горло.

— Хорошо. Так и должно быть. Это означает, что ты, наконец, научишься не бросать вызов.

Я потираю ее покрасневшую кожу, пока Ванесса не расслабляется, а затем скольжу рукой по ее ногам, мягко поглаживая. Мой член начинает подрагивать в штанах, когда я смотрю на ее киску, умоляющую прикоснуться к ней. Отчетливо вижу, как влажность блестит в ее крошечной дырочке, заставляя меня прикусить губу.

— Хмм... я вижу, я вижу... мокрую киску. — Полусмех-полустон вырывается из меня, когда мой палец скользит по ее влажности, заставляя Ванессу качнуться в сторону.

— О... сейчас тебе это нравится? — протягиваю я.

— Нет...— бормочет она.

Отвешиваю ей тяжелый шлепок, и стон застревает в ее горле.

— Я имею в виду, да.

— Да, действительно... — говорю я, усмехаясь. — Ты чувствуешь это, Принцесса? — Одним пальцем я прикасаюсь к ее входу и заставляю ее задохнуться. — Твое тело хочет этого.

Девушка качает головой, но не произносит ни слова.

— Ты можешь отрицать все, что хочешь, но я вижу, как ты содрогаешься от потребности. Ты хочешь мой палец здесь. — Я вхожу в нее, чувствуя, как ее влажная плоть окружает меня впервые за многие годы, и, блядь... чувство потрясающее.

— О... — стонет она.

— Да, — рычу я, поддразнивая ее киску пальцем. — Ты хочешь этого.

— Нет...— бормочет она.

— Продолжай говорить себе это, и, может, действительно поверишь, — смеюсь я.

Поглаживаю ее щелку большим пальцем, который становится влажным за секунду.

— Уже мокрая, Принцесса? Больше не такая приличная, да?

Она стонет, но ничего не говорит. Я подозреваю, что она по-прежнему борется с желанием насладиться происходящим, и это прекрасно. Это именно то, чего я хочу. Чтобы она чувствовала себя уязвимой, наказанной и униженной. Это именно та судьба, которую она заслуживает, обольстив меня много ле назад. Вот какая боль ей нужна.

— Очень плохо, Принцесса, очень. Твоя киска очень хочет быть оттраханой. — Я размазываю ее влагу по всем складкам. — Тебе нравится быть плохой?

— Нет, — выдыхает она, ее руки дрожат от потребности.

Я шлепаю ее по заднице, заставляя подпрыгнуть до потолка клетки.

— Ай! — вырывается у нее.

— Вот, что ты получишь за ложь.

— Хорошо, мне нравится быть плохой. Я просто скажу все, что ты хочешь услышать. Ты же этого добиваешься, не так ли?

— Нет, я хочу услышать правду! — говорю я, а затем на всю длину вставляю палец в ее киску.

Ее стон настолько громкий, что заставляет мой член вжаться в штаны, желая вдолбить в нее здравый смысл.

— Мать твою, — бормочет она, когда я начинаю входить и выходить из ее киски, мой палец блестит от влаги.

— Видишь? Не так уж и сложно это признать.

— Отвали нахрен, — бормочет она.

Ее реплика вызывает у меня смех.

— Придерживайся своего фальшивого образа, Принцесса. Это лишь заставляет меня хотеть наказать тебя больше.

Я вставляю второй палец и трахаю ее жестко и быстро, заставляя ее дрожать. Мурашки покрывают ее кожу, а дыхание сбивается. Я чувствую, как ее мышцы сжимаются, поэтому вынимаю палец прямо перед тем, как она взорвется.

— Аа...— стонет она. — Почему ты остановился?

Я шлепаю ее по ягодице.

— Не задавай долбаных вопросов, на которые не заслужила ответа.

— Разве ты не этого хочешь? Уничтожить меня? Ну, у тебя прекрасно получается.

Я ухмыляюсь.

— Ты хочешь, чтобы это было единственным, что захватило бы мои мысли. Нет, мои планы гораздо грандиозней, но сначала я наслажусь мягкой плотью твоей киски. Теперь скажи мне, Ванесса, что ты хочешь, чтобы я сделал?

Она поворачивает голову ко мне, нахмурившись.

— Что? Почему ты меня спрашиваешь?

Я улыбаюсь ей.

— Все просто. Кому жить, а кто умрет? Ты знаешь, чего я хочу, но готова ли на мои условия?

Принцесса сглатывает, заметно содрогаясь. Моргает и делает несколько вдохов.

— Я хочу... чтобы ты меня трахнул.

Прищуриваю глаза, смотрю в ее, наполненные такой же страстью... яростной ненавистью. Она выстреливает из ее глаз, точно стрелы, направленные прямо в мое сердце. Очень жаль, что его уже давно вырвали.

— Хороший выбор, сладкие щечки, — говорю я. — Вижу, ты, наконец, принимаешь правильные решения.

— О, да пошел ты, — огрызается Ванесса.

— До чего же дерзкий ротик, — смеюсь, облизывая губы.

— Только для тебя, — издевается она.

Я усмехаюсь, прижимая палец к губам, чтобы попробовать ее соки. Не могу не застонать, когда ощущаю ее на своем языке. Ее вкус такой же, каким я его помню… восхитительный.

Опьяняющий.

Улыбка на моем лице рассеивается, когда я вспоминаю, почему я здесь в первую очередь.

Я хочу трахнуть ее.

Хочу сломать.

Хочу сбросить ее в бездну.

Попробовать на вкус... убить ее... поставить на свое место.

Я хочу все это, и все это я получу сейчас.

Глава 16

Феникс

Расстегнув молнию, выпускаю готовый к действию член на свободу. Когда снимаю штаны, Ванесса поворачивает голову ко мне, будто чувствует исходящую от меня похоть. Страх и намек на желание читаются в ее взгляде, когда она прижимается к решетке. Поддержка ей понадобится.

Я трахну эту девушку так, что ее душа вывернется наизнанку.

— Я чертовски изголодался по твоей заднице, — бормочу, хватая ее за ноги и притягивая ближе.

— Подожди, — просит она.

Отвешиваю ей громкий шлепок.

— Нет.

— А что насчет защиты?

Вместо ответа лишь качаю головой.

— Ты думаешь, у меня что-то есть? Знаешь, ты нечто особенное, Принцесса?

Она сглатывает.

— Это ты не доверился мне на вечеринке, когда мы... — она умолкает, поэтому я предполагаю, что ей не хочется вспоминать то, как отчаянно она нуждалась в моем члене всего несколько лет назад, когда мы трахались на вечеринке, после которой ее муж отдал Богу душу.

— И я до сих пор не доверяю тебе, — отвечаю, потянувшись в карман за презервативом. — За дурака меня держишь?

— Да.

Снова шлепаю ее, на этот раз так сильно, что ее крик прошибает до мозга костей. Прекрасно.

— Ты не знаешь этого.

— Пошел ты! Может, и знаю, — шипит она.

Я раскатываю презерватив по члену.

— Нет, тебе просто хочется убеждать себя в этом, потому что не хочешь признаваться, что любила меня, прежде чем все это произошло.

— Да смирись с этим уже.

— О... боимся? — спрашиваю я, исследуя ее киску членом, заставляя Ванессу задыхаться. — Боишься, что тебе это понравится?

— Пошел…

Ей не удается закончить предложение, потому что я с такой силой вколачиваюсь в ее плоть, что мой член пульсирует лишь от одного толчка. Проклятье, в ней так чертовски приятно. Так чертовски туго... как я и помню.

— Такая же тугая, как и прежде, Принцесса, — протягиваю. — И такая же… влажная… ммм… вызывает желание попробовать тебя позже. — Выхожу из нее и снова вколачиваюсь, заставляя ее застонать. — Может, и попробую… если будешь хорошо себя вести.

— Что? — ахает она.

Хватаюсь за ее упругую задницу, чтобы удержать, и снова вбиваюсь в нее.

— Ты, черт возьми, слышала меня, — рычу ей. — Принимай его как хорошая девочка, и, может быть, позже получишь награду в виде моего языка.

Бедра девушки двигаются мне навстречу, пока я насаживаю ее на свой член, ее голова почти ударяется о прутья решетки, так как у меня не выходит контролировать себя. Чувствовать ее плоть вокруг моего члена — влажная мечта, терзавшая меня на протяжении многих лет. Только в конечном итоге я обычно убивал ее. Но зайти так далеко я себе не позволю... пока.

Хочу долго наслаждаться ею, подтолкнуть ее дальше, чтобы Ванесса просто сломалась у меня в руках. Чтобы я остался единственным свидетелем ее краха. И когда дело будет сделано, и все, что останется, — это пустая оболочка — я прикончу ее раз и навсегда.

Я снова и снова шлепаю ее по заднице, пока кожа не становится ярко-красной, и Ванесса не начинает кричать, давая волю слезам.

— Да! Кричи для меня, Принцесса.

Ее губы тут же сжимаются, но я все еще слышу звуки, которые она издает. Знаю, что ей трудно молчать, когда я объезжаю ее вот так. Усиливаю хватку на ремне, утягивая его назад так, чтобы ее лицо смотрело вверх, и Ванесса могла почувствовать давление на горло.

— Так нравится, маленькая сучка? — грубо трахая ее, рычу я.

— «Принцесса» мне нравилось больше, — шутит Ванесса, задыхаясь после каждого слова от того, с какой силой я насаживаю ее на себя.

На моем лице появляется злая ухмылка.

— О, так теперь ты хочешь быть моей Принцессой, да? — Я вхожу в нее до самого основания члена, хороня себя глубоко внутри нее. — Я сделаю тебя своей чертовой Принцессой.

Чувствую, как ее мышцы дрожат от сильных ощущений, заставляя мой член увеличиться.

— О, блядь, — мурлычет она, когда я выхожу из нее и возвращаюсь.

— Блядь, что? Блядь, да? — протягиваю я, отводя ремень назад. Она хрипит, не в силах ответить. Звуки ее удушья дико заводят меня, пробуждают во мне желание взорваться внутри ее сладкой, влажной плоти.

— Не слышу тебя! — рычу, ударяя ее по ягодицам и крепко удерживая ремень.

— Да! — мяукает она, ее плоть сжимается от каждого удара.

У меня такое чувство, словно я опустошаю ее, пока не остаются только пот, стоны и вздохи. Я чувствую, как ее тело горит от желания, и меня это воспламеняет.

— Ты так громко стонешь, Принцесса. Что подумает наша гостья?

— Дерьмо, — бормочет Ванесса.

— А-а, не останавливайся, пусть послушает твои грязные крики.

Чувствую, как усиливается давление, заставляя мой член пульсировать от потребности. Черт возьми, ощущение настолько великолепное, что, может, я позволю ей выжать из меня все соки. Но этой проклятой Принцессе придется потрудиться для этого.

— Хочешь, чтобы я остановился? — спрашиваю я.

В ответ Ванесса качает головой, а затем кивает. Ее тело, должно быть, говорит ей одно, а мозг — совсем другое. Как сложно выбрать… Не могу не задаться вопросом, как она себя чувствует. Разбитой? Смущенной? Нуждающейся?

Я усмехаюсь.

— Не можешь выбрать, да? Давай так и оставим. Я могу заниматься этим часами. Умею сдерживаться и не кончать.

— Нет... — бормочет она.

Тяну назад поводок, заставляя ее заткнуться. Обожаю этот звук.

— Ты не хочешь, чтобы я трахал тебя вечно, не так ли?

— Я не могу... — шепчет Ванесса едва слышно.

— Не можешь что? Выдержать? — Шлепаю ее по заднице, одновременно всаживая в нее член. — Лучше, черт возьми, тебе справиться с этим, потому что я не собираюсь останавливаться, пока ты не выдоишь из меня всю сперму.

— Пожалуйста... — бормочет она, поворачивая голову. Ее лицо немного покраснело, по щеке скатывается слеза.

— Ты так чертовски прекрасна, когда плачешь, сладкие щечки, — говорю я, наклоняясь, чтобы добраться до местечка между ее ног. — Это только пробуждает во мне сильнейшее желание трахать тебя.

Я скольжу ладонью по ее ногам и быстро надавливаю на клитор, не давая ей времени привыкнуть к ощущениям. Ванесса примет это так, как я хочу, и когда хочу. Никаких «если», никаких «и», никаких «но».

— Ты кончишь для меня, — рычу я. — Хочешь ты этого или нет.

— О, Боже, — бормочет она, пока я выписываю круги на ее клиторе.

— Вижу, тебе это нравится так же, как и раньше, — смеюсь. — Ты по-прежнему так отчаянно нуждаешься в моей руке между твоих ног, на твоей маленькой вершине… такой чувствительной. — Я проглатываю порыв рассмеяться, когда стон вырывается из ее горла. — Видишь? Ты знаешь, как выразить определенную признательность за то, что я делаю. Это на самом деле не так сложно.

— Отвали!

— Тсс, так злишься, даже когда я делаю тебе одолжение?

— Одолжение?! — нахмурившись и повернув голову, вторит Ванесса.

— Я мог бы порезать тебя на кусочки, — пожав плечами, говорю ей. — Вместо этого я трахаю твою киску и даю ей то, что нужно. Я бы сказал, ты должна быть очень благодарна.

Она морщится, но не отвечает, возможно, слишком испугавшись, что я снова отшлепаю ее.

Но я все равно это делаю.

Ее стон настолько громкий, что заставляет мой член пульсировать, и приходится вынудить себя успокоиться, чтобы не излиться слишком рано. Сначала я хочу почувствовать, как распадется она… Хочу засвидетельствовать ее крах, прежде чем объявить своей.

— Чертова развратная киска, — говорю я, кусая губу и лаская ее клитор.

Мой взгляд не покидает ее округлую попку, я чувствую желание укусить ее и вырвать кожу зубами. Во мне курсирует невероятное возбуждение. Я даже больше не вижу гребаной разницы между похотью и ненавистью.

Ее ноги дрожат, дыхание выходит из-под контроля. Почти там... почти.

— Давай, Принцесса. Опусти маску и покажи мне, чего ты действительно хочешь. Чего действительно жаждешь. Стони для меня. Кричи мое имя. Я знаю, что ты этого хочешь.

— Черт! — выкрикивает она, кусая губу и умоляюще глядя на меня. От одного взгляда в ее глаза мне хочется выйти из нее, подойти спереди и поцеловать. Я не знаю, откуда эти мысли, поэтому быстро отбрасываю их, пока ничего не сделал. Трахнуть ее — первоочередное дело для меня. Это должно произойти... ей нужно знать, у кого находится контроль, и кто чертова зверушка в этом доме.

Мой домашний питомец.

Моя Принцесса.

— Моя киска, — бормочу я, трахая ее и одновременно обрабатывая ее клитор.

— Боже, я вот-вот кончу… — шепчет она.

— Да, Принцесса. Блядь, кончай. Сейчас! — рычу я.

Ванесса взрывается на мою руку, соки стекают по пальцам. Ее мышцы сжимаются вокруг моего члена, удерживая его так чертовски плотно, что я кончаю. Из моего рта вырывается громкий стон, прежде чем я полностью изливаюсь в нее, толкаясь все глубже с каждой струей. Я хочу, чтобы она почувствовала это. Хочу, чтобы испытала всю глубину моего владения ее телом.

На полпути моего оргазма я вытаскиваю член, срываю презерватив и изливаюсь последними струями семени на ее задницу, помечая ее.

— Черт побери, — бормочу я, тяжело дыша.

Я совершенно опустошен. Абсолютно уничтожен этим безудержным трахом. Черт побери, каждый секс должен быть таким.

Шлепаю ее по заднице в последний раз, прежде чем встать. Держа ремень, иду к передней части клетки, где Ванесса опирается на руки, открыв рот, слюна почти капает из него.

— Я действительно грязно тебя трахнул, не находишь? — спрашиваю, вытирая ее рот указательным пальцем. — Развратнейшая Принцесса.

— Сам виноват, — отвечает Ванесса, и это заставляет меня рассмеяться.

— Да просто не могу сдержаться. Всякий раз, когда вижу тебя, мне хочется сделать тебя чертовски грязной, потому что это то, чего ты заслуживаешь. — Улыбаясь, я оплетаю прут клетки длинным концом ремня и привязываю Ванессу, не давая ей лечь, хоть ее ноги дрожат.

— Не смей нахрен двигаться, — говорю я. — Попробуй только прикоснуться к этой вещице вокруг твоей шеи, и я удостоверюсь, что у тебя не останется ни одного пальца, чтобы сорвать ее.

Ванесса снова сглатывает, ее щеки окрашиваются румянцем от смущения и желания.

Хватаю ее за подбородок и заставляю сжать губы. Она выглядит так чертовски красиво, даже когда ее по-королевски трахнули. Затем я встаю, надеваю джинсы и иду к двери.

— Куда ты уходишь? — спрашивает меня девушка.

— Не твое дело.

— Ты просто оставишь меня здесь, голую?

Поворачиваюсь, вздергивая подбородок.

— А чего еще ты хотела?

Она смеется, но это скорее смех от шока, чем от веселья.

— Ну, как насчет того, чтобы позволить мне принять душ или что-то в этом роде?

— Или что-то... — киваю я. — Вот что я тебе скажу. Ты можешь принять душ... если попросишь меня об этом.

— Что? — кривится она.

— Умоляй.

Ванесса хмурится, ее сиськи покачиваются назад и вперед, когда она отклоняется, насколько это возможно на поводке, пытаясь взглянуть на меня.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы приоткрыть губы.

— Пожалуйста... можно мне помыться?

То, как она говорит «пожалуйста», вызывает у меня мурашки по всему телу. Это будоражит.

— Я не совсем правильно расслышал, — отвечаю, наклоняя голову.

Она закатывает глаза.

— Пожалуйста, теперь я могу принять душ?

— Хмм... — Иду к ней, наклоняясь, чтобы приподнять ей подбородок. Ремень заставляет Ванессу хватать воздух ртом. — Скажи это снова, — шепчу я, прижимая ухо к ее губам.

— Пожалуйста... — задыхается она.

— Ты хочешь принять душ? — спрашиваю, сужая глаза. — А с чего ты решила, что я вообще тебе позволю?

Ванесса закашливается, явно борясь.

— Потому что... ты добрый.

— Я? Добрый? — вторю я.

Она кивает, все еще дрожа, но мне хорошо видно ее притворство.

Дело не в мытье.

И не в моей доброте.

Речь о том, как она пытается манипулировать мной, делая то, что она хочет. Даже сейчас, после необузданного траха, Ванесса все еще пытается устроить шоу.

Хмурюсь, глядя ей в глаза. Жгучее чувство кипит глубоко внутри меня, подпитывая огнем мою черную душу.

— Я заставлю тебя пожелать о твоих словах.

Через несколько минут я открываю дверцу, отстегиваю поводок и вытаскиваю ее изнуренное обнаженное тело из клетки. Утягивая ее за ремень, я ворчу:

— Ты пойдешь со мной.

Глава 17

Ванесса

Феникс тащит меня через весь чердак за ремень, останавливается на полпути, чтобы выхватить что-то из своей сумки.

— Вот теперь ты перешагнула черту, Принцесса, — рычит он.

— Стой! — из меня рвется булькающий звук, когда натягивается ремень на шее. Он затягивается вокруг моей кожи, удушая до такой степени, что становится невозможно говорить. Феникс так грубо тянет за него, что, боюсь, я потеряю сознание, если не избавлюсь от этой штуковины в ближайшее время, поэтому впиваюсь в кожу ремня ногтями, пока под ними не появляется кровь.

— От сопротивления будет только хуже, — говорит он, открывая дверь.

Прямо перед лестницей парень поднимает меня с пола, перебрасывая через плечо, и я колочу кулаками ему по спине.

— Опусти меня! — кричу я, ударяя его со всей силы.

— Ни малейшего шанса, сладкие щечки, — отвечает Феникс, спускаясь на один лестничный пролет.

Вот тогда я слышу крики, доносящиеся из кладовки в коридоре.

— Пейдж? — кричу я.

Ассистентка визжит, но что-то мешает ей говорить. Что-то заглушает ее голос. Он, должно быть, засунул кляп ей в рот.

— Заткнись, — рычит Феникс.

— Пейдж! Ты запер ее в чертовой кладовке! — кричу я.

— Ну, а где еще мне ее держать? — со смехом отвечает Феникс, как будто странность заключается в том, что в первую очередь я задаю этот вопрос.

Когда мы на месте, он сажает меня в ванну и включает душ.

Ледяной.

Я кричу от боли, которой окатывает меня падающий сверху и обжигающий мои больные мышцы ледяной каскад. Самое чувствительное место — моя задница, оставленные им красные следы горят, словно картина, нарисованная кровью.

— Нет! — Я пытаюсь отбиться от Феникса, выбраться из ванны, но он удерживает меня внизу.

Хватает меня за запястья и прижимает их к спине, почти выворачивая мне плечо, чем вызывает сильную боль. Затем Феникс машет наручниками у меня перед носом.

— Видишь это? Эдакая крохотная вещичка, которую я прихватил в тюрьме. Я носил их множество раз. Теперь твоя очередь, Принцесса.

Он застегивает один на моем запястье, прежде чем у меня хотя бы появляется шанс выдернуть руки. Другой приковывает к трубе между краном и стеной. Теперь я поймана в безвыходную ловушку, облитая холодной водой, моя кожа покрывается мурашками, а тело начинает бить дрожь от ярости.

— Выключи! — говорю я. — Вода чертовски холодная!

— Ты хотела принять душ. Вперед, — тыкает Феникс в меня пальцем.

До регулятора тепла просто не дотянуться, хотя я стараюсь изо всех сил. Встаю и забиваюсь в угол подальше от напора воды. Феникс подается вперед и тянет меня за затвердевшие соски, заставляя меня визжать.

— Или оставайся под холодной водой, или я буду дергать и тянуть, сладкие щечки. Могу даже вытащить нож, если не сделаешь того, что я велю.

— Нет, — отвечаю, глотая слезы.

— Тогда двигайся, — рычит он, внезапно растеряв веселость.

Делаю то, что он хочет, медленно ступая под холодный душ, отчаянно желая почувствовать хоть капельку тепла. Я голая уже довольно долго, и чувствовать ледяную воду на своей из без того холодной коже теперь еще более болезненно. Я не могу согреться и чувствую, как холод пронизывает до костей.

— Как тебе душ? — с улыбкой спрашивает меня ублюдок.

Хочется ударить его по лицу, но одной свободной рукой мне так далеко не дотянуться.

— Беру свои слова обратно, — произношу я дрожащими губами. — Ты не добрый.

На его лице появляется самоуверенная ухмылка.

— Хорошо.

— Знаешь, что еще оказалось правдой?

— Что?

— Мое предположение о том, что ты мог хотя бы раз в своей жизни поступить правильно.

Феникс прищуривается, его губа дергается, а затем из ниоткуда он превращает воду из ледяного холода в ошпаривающий кипяток. Я кричу, когда вода обжигает мне кожу, и совершенно сбита с толку из-за перепада температур. Я понятия не имею, что горячо, а что холодно, потому что оба чувства приносят боль.

— Пожалуйста, остановись! — кричу я.

— Все еще считаешь меня добрым? — рычит мне в ответ.

— Нет!

— Я. Не. Добрый. — Он наклоняется так близко, что практически сам оказывается под водой. — И секунды не думай, что можешь заставить меня поверить в противоположное.

Я хнычу, закрыв руками грудь и пытаясь защититься.

Он изменяет температуру, возвращая ледяной душ, пробирающий до костей. Я дрожу, кожа горит от чередующихся экстремальных температур, которые он заставляет меня терпеть.

— Теперь будь хорошей девочкой и не двигайся, — говорит он, оборачиваясь.

— Подожди? Ты же не оставишь меня здесь?

Взглянув через плечо, бросает:

— Что, если оставлю? Что ты с этим сделаешь? Будешь кричать? — Коварная улыбка на его лице говорит мне, что излишний шум с моей стороны ему понравится больше.

Внезапно раздается звонок телефона. Феникс на мгновение теряется, и я пользуюсь возможностью, чтобы как можно дальше отойти от напора душа. Невозможно полностью избежать холода, но, по крайней мере, это лучше, чем ничего. Феникс не глядя берет трубку.

— Кто это? — спрашивает он.

Мне кажется невероятно странным, что он не знает. Это, должно быть, новый телефон, поэтому его не должны засечь. Откуда кто-то знает его номер, если парень сам не знает звонящего?

— Подожди, — он кладет палец на микрофон и оглядывается на меня. — Ни звука, потому что тебе известно, что произойдет, если ослушаешься. Я вернусь… скоро.

И затем уходит с той же отвратительной ухмылкой на лице.

* * *

Феникс

Закрываю за собой дверь и фокусирую все внимание на звонке.

— Вернулся, — говорю я.

— Что происходит? — спрашивает мужчина на другом конце провода. Это Антонио, один из контактов Организации, который находит задание. Думаю, для меня нашлась работенка, что очень сейчас неудобно.

— Да ничего, просто личное дело, — говорю я.

Слышу крики Ванессы на заднем плане, а также Пейдж, поэтому думаю, что Антонио тоже может их услышать.

— Похоже, дело пахнет трупами, — немного посмеиваясь, размышляет он.

— Не лезь не в свое, — я прочищаю горло. Нужно прекращать этот разговор, потому что я не собираюсь обсуждать с ним свою личную месть. — Что нужно?

— Ага, у меня есть работенка для тебя, которую срочно нужно выполнить, — говорит он. — Я уже выслал тебе подробности.

— Ну, уверен, ты уже понял, что я сейчас очень занят.

— Да, но видишь ли, в чем проблема. Сейчас ты не должен быть занят.

— Это не твое дело, чувак, — отвечаю я, постукивая ногой по полу.

— Ошибаешься. Или уже забыл, кто вытащил тебя из тюрьмы?

У меня начинает подрагивать губа, зарождается желание проделать дыру в стене передо мной.

— Насколько я помню, я сам рыл яму, чтобы выбраться, а не кто-то из вас, долбодятлов.

— Продолжай трепаться в том же духе, Никс, и окажешься следующей мишенью.

— Да на здоровье, — бросаю ему. — Я знаю, сука, что ты этого не сделаешь, потому что у тебя для этого слишком маленькие яйца. Ты, как и я, чертовски прекрасно осознаешь, что я вам нужен. — Я сейчас дышу, как чертов бык — вот насколько я зол. — И, если ты забыл, я был тем, кто позаботился о ДеЛуке. Не ты. Я.

— Босс заплатил охранникам, чтобы те не мешали тебе вырыть ту дыру, в первую очередь. Ты должен нам.

— Это не ты стоял под долбаным дождем и рыл сраную землю, ты меня слышишь? — кричу я в телефон.

— Успокой свои гребаные гормоны, чувак. Я лишь передаю сообщение.

— Хорошо, скажи своему боссу, что я ничего тебе не должен, — выплевываю я.

— Отлично. Мы найдем кого-то другого на эту работу. Но я предупреждаю тебя, Никс. Тебе не понравится, когда босс узнает, что ты уперся рогом.

— Да мне насрать с высокой колокольни. Он нихера мне не сделает. Ему не позволит ДеЛука, — отвечаю я.

— Не знаю, Никс. Босс никогда не слушает никого, кроме себя.

— Мне плевать. Сейчас у меня на уме нечто другое, что гораздо важнее какой-то работенки.

— Ты не хочешь денег? — спрашивает он. — Ты только что вышел из тюрьмы, Никс. Тебе нужно хоть что-то.

Я вздыхаю.

— Как я и сказал... Мне сейчас никто и ничего не нужно. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Значит, больше не хочешь работать на нас? Потому что ты знаешь, что происходит, если ты не...

— Я сказал, не сейчас! А не никогда, — отвечаю я.

— Когда сможешь возобновить работу?

— Скоро, — говорю я. — Я свяжусь с тобой.

— Хорошо. Но должен предупредить, Никс, боссу это не понравится.

— Очень жаль. И не звони на этот номер, пока я не позвоню тебе первым. Это слишком рискованно.

Выключаю телефон и прячу его в карман, делая глубокий вдох. Этот проклятый телефон... Я знал, что нужно было купить совершенно новый. Они отправили мне этот старый после того, как я вышел из тюрьмы. Именно ДеЛука забирал товар из почтового ящика. Неудивительно. Сукин сын.

Ну, неважно. Они знают, что я сейчас делаю. Понимаю, что Антонио мог услышать крики, поэтому Организация должна знать, что меня лучше не беспокоить прямо сейчас. Это означает, что у меня есть время на игры с моей Принцессой.

Но сначала... Мне нужно подобрать нечто особенное. Что-то, что сделает эту игру еще лучше....

* * *

Ванесса

Через 30 минут

Боль невыносима, и тот факт, что я не знаю, как долго она продлится, все только усугубляет. Я кричу, потому что этого требует мое тело, а не потому, что я верю, что этим положу конец моим страданиям раньше. Боль выстреливает в венах, когда я размышляю о причине своего нахождения здесь. Виной мои собственные решения. Это мое наказание за то, что я попыталась убедить его дать мне то, что я хочу.

Такой я была всегда, такой меня сделала моя мать — той, кто манипулирует другими, заставляет делать других то, что нужно мне. Но Феникс не ведется на это... и никогда не велся. Он всегда видел сквозь ложь, что делало ее еще более горькой.

Парень слишком хорошо меня знает.

Эта боль — моя собственная ошибка.

Я думала, что смогу победить его в его же игре.

Мой образ жизни дался мне определенной ценой, и сейчас я ее выплачиваю.

Если бы только я сделала другой выбор.

* * *

17 лет

Мы с Филиппом идем рука об руку, пока он показывает мне свой дом. Он огромен, и я не могу поверить, что буду здесь жить. Его родители говорят, что он получит его, как только возглавит бизнес, которым владеет его отец. Им не нравится поддерживать особняк, поэтому для них это идеальное решение. Для меня же он подобен мечте.

— Это фойе, — говорит Филипп, когда я вхожу туда.

— Ух ты... оно потрясающее, — восторгаюсь я.

Все, к чему я прикасаюсь, кажется бархатистым и выглядит дорогим. Краем зрения замечаю в кресле Артура, читающего книгу и внимательно наблюдающего за нами. Ну, в основном, за мной. Его постоянный взгляд заставляет меня краснеть, поэтому я отворачиваюсь и смотрю на Филиппа.

— Почему твой брат так смотрит на меня? — спрашиваю шепотом.

Он наклоняется.

— Ну, он вроде как завидует, что ты моя.

Улыбка на лице Филиппа заставляет меня покраснеть пуще прежнего.

— Зачем? Я имею в виду, он похож на парня, который мог бы заполучить любую девушку, которую захочет.

— Хм... если ты так говоришь, — протягивает Филипп. — Мой брат просто любит то, чего не может иметь.

— Например, меня? — спрашиваю.

— Всё, что у меня есть. Тебя. Компанию. Мою жизнь. — Филипп улыбается брату, что заставляет того опустить глаза и вновь погрузиться в чтение. — Артур всегда охотился за всем, что мои родители давали мне.

— Ладно... неудивительно.

— Но он этого не получит.

Я сглатываю.

— Что ты имеешь в виду?

Филипп прищуривается.

— Дело моего отца — мое. Я займу пост генерального директора после окончания школы, научусь снимать фильмы и заставлю свою семью гордиться мной. Я — все, что они хотят от сына. Артур... ну, скажем, он всегда на втором месте.

— Конечно, он будет завидовать, — понимаю я. — У тебя есть все, что он хочет. Чего все хотят.

— Именно поэтому я намерен удерживать его как можно дальше, — от темноты в его голосе у меня появляются мурашки. Что-то подсказывает мне, что братья действительно не ладят. Похоже, что впереди ждет много соперничества. И все же не могу не задаться вопросом, а все ли, что касается Артура, говорит мне Филипп. В истории всегда больше, чем одна сторона.

Филипп кладет руку мне на поясницу и направляет в фойе, прежде чем мне удается задать больше вопросов. Он сопровождает меня на кухню, где его мать разливает напитки для гостей на улице. На эту вечеринку пригашены многие, среди них также и моя семья. Мои родители думали, что это отличный способ связать меня с Филиппом.

— О, Ванесса, — обращается его мать, поворачивая голову. — Я тебя не видела.

— Извините, мэм, — отвечаю я. — Филипп просто показывал мне ваш прекрасный дом.

— Спасибо, дорогая. Ты прекрасно выглядишь в этом платье, — говорит она.

Женщина роется в кармане и достает какой-то маленький флакончик, открывает крышечку и выливает содержимое в один из бокалов.

— Что это? — шепчу я Филиппу.

— Скоро узнаешь, — отвечает он мне.

Улыбка появляется на лице его матери, когда она берет поднос и подходит к нам.

— Дорогая, не будешь ли ты так любезна отнести это гостям снаружи?

— Конечно, — говорю я.

— Извини, что прошу. Просто мы здесь очень заняты.

— Нет, все нормально, — отвечаю ей, когда беру поднос.

— О, и можешь удостовериться, что этот бокал достанется вон той женщине в одежде с меховым воротником. — Она указывает на конкретный бокал, в который ею было добавлено дополнительное содержимое.

Нахмурившись и смутившись подобной идеей, я киваю.

— Пойдем, — говорит Филипп, снова направляя меня на улицу. — Мы не хотим заставлять гостей ждать.

Прежде чем что-либо понять, я выхожу на крыльцо, иду к столу, где сидит женщина в подходящей одежде. Подходя ближе, я начинаю узнавать ее. Она напоминает мне одну женщину, с которой мой отец спорил на национальном телевидении о стремлении к равноправию. И лишь когда я останавливаюсь рядом с ней, понимаю, что это действительно она.

Женщина поднимает на меня взгляд. Мои губы приоткрываются, но воздух, кажется, застревает в горле. Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Филиппа, остановившегося у двери и спрятавшего руки в карманы. Он внимательно наблюдает за мной. По его взгляду понятно, что он бросает мне вызов... Велит принять решение.

Это оно. То, к чему все сводится. Витающее вокруг зло загнало меня в положение, в котором я вынуждена выбирать между правильным и неправильным.

Моя мать однажды предупредила меня об этом. Сказала, что наступит момент, когда мне придется сделать выбор. Какой бы он ни был, сделать его легко, а вот последствия невыносимы. Семья и удача или одиночество и нищета. Если я этого не сделаю, то потеряю свою семью, нынешнюю жизнь, и они, вероятно, убьют Майлза. Если сделаю, значит, получу все, но потеряю невиновность. Свою добродетель.

Что грядет, того не избежать.

Кто-то умрет. Майлз или эта женщина. Я или моя семья. Что мне выбрать?

Одна жизнь за другую.

Когда поворачиваюсь к женщине, она произносит:

— Наконец-то наши напитки прибыли.

Дрожащими от страха пальцами парю рядом с двумя бокалами, поскольку мне приходится делать окончательный выбор. Я говорю себе, что могу это сделать. Но это не так. Я могу это сделать. Но не в силах.

И тогда выбор делают за меня.

Женщина сама берет бокал. Я задерживаю дыхание, скользя взглядом от бокала на подносе к тому, что у нее в руке. Она подносит его к губам, и на мгновение мое сердце перестает биться. Сделай выбор. Делай выбор, Ванесса. Сделай его!

Затем она делает глоток.

Секунды кажутся минутами, когда я в ужасе разворачиваюсь на каблуках и ухожу с места преступления, свидетелями которого вскоре станут все вокруг. Я уже слышу, как она задыхается. Не проходит много времени прежде, чем бокал выпадает из ее руки, и в толпа начинают кричать.

Я сделала свой выбор.

Поставила себя, свою любовь и потребности выше чужих.

Теперь я такая же порочная, как и моя мать.

Я не в силах оглянуться назад и посмотреть, но моя мать внезапно хватает меня за руку и поворачивает, заставляя засвидетельствовать свое уничтожение.

— Молодец, дорогая, — шепчет она. Мама так счастлива, хотя каждая косточка в моем теле дрожит от ужаса от только что содеянного.

— Не говори так, — бормочу я, чувствуя себя уже виноватой.

— Почему нет? Видишь это? Это власть, — на ее лице появляется торжествующая улыбка.

— Это убийство, — бормочу я.

Она усиливает хватку.

— Как говорится в комиксах, кому много доверено, с того больше взыщут.

— Нельзя называть это доверием, если цена ему — смерть человека ради получения нами богатства.

— Она угрожала твоему отцу его должностью. Теперь она не проблема. Радуйся, — говорит мама.

Я отдергиваю руку.

— И все же ты заставила меня сделать это. Я знаю, что это была твоя идея. Старры вообще знают, во что ввязываются?

Мне в ответ сужают глаза:

— Конечно, знают. Зачем еще нам с ними становиться друзьями? — то, как она это произносит, будто это самая нормальная вещь в мире, сбивает меня с толку.

Мама обнимает меня и направляет назад в дом, когда разворачивается хаос.

— Вот почему для тебя и Филиппа так важно остаться вместе. Чтобы наша семья росла, и ты получила все, что захочешь.

— Нет, чтобы ты получила все, что хочешь. А что получу я? Парня, который мне даже не нравится и действует такими же ужасными методами, как и ты?

— Ванесса, — мама сжимает губы. — Еще одно слово, и я посажу тебя под домашний арест на весь месяц.

— Что? — ахаю я. — Не могу в это поверить.

— Лучше поверь, потому что я сыта по горло твоим неблагодарным отношением.

— Ты только что убила человека! И сделала ты это моими руками! — говорю я, слишком громко.

Некоторые люди, проходящие по коридору, ненадолго оглядываются на нас, и мама смотрит на них, пока они не покидают комнату. Затем толкает меня к стене.

— Послушай меня, маленькая сучка. Ты будешь делать то, что я говорю и когда говорю, или окажешься рядом с трупом на земле. Поняла? — Ее голос такой хриплый, такой холодный, что я едва узнаю в ней свою мать.

Кто эта женщина?

Я проглатываю комок в горле и держусь, поэтому не показываю никакого страха. Если она учует его, то нападет, как дикая медведица.

— Да, мама, — сдержанно отвечаю я.

— Хорошо, — улыбается она. — Потому что я не стану терпеть непослушную дочь. Ты будешь вести себя подобающе, делать, как тебе сказано, и выйдешь замуж за Филиппа, чтобы мы могли объединить наши семьи и обрести еще большую власть. Возможно, ты не видишь этого сейчас, но это то, чего ты хочешь. То, чего все хотят... независимо от твоих личных желаний. Ты все увидишь в свое время.

— Я понимаю, мама.

Она отпускает меня, а затем начинает разглаживать на мне платье, заправляя прядки выбившихся волос за уши, как будто ничего не случилось. Словно ее забота на самом деле заключается не только лишь в проявлении внимания к моему внешнему виду.

Конечно, нет. Это все ради шоу, даже ее любовь.

Единственный расклад, при котором она когда-либо будет по-настоящему счастлива, — это если я стану ею.

Я ненавижу ее. Ненавижу всем своим нутром. И все же она навсегда останется моей матерью. Мне отчаянно хочется любить ее. Поэтому я должна поступать так, как она говорит. Поэтому приняла неправильное решение. Поэтому стану такой же фальшивой, как она.

Всем нужна любовь.

Даже если это ее мерзкая, ядовитая разновидность.

И я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать достойной маминой любви.

Потому что я этого стою.

Я значу больше, чем она говорит... и я никогда не откажусь от этого.

* * *

Настоящее время

Оказывается, я не так сильно отличаюсь от своей матери... или того человека, каким она меня считала.

Я трусиха, не способная даже посмотреть на последствия своих же действий. Вместо этого я дрожу от боли от холода, замораживающего мое тело. Губы сжаты, они слишком потрескались и болят, поэтому я их не раскрываю. Все потому, что слишком боюсь истечь кровью, утонуть в боли, потеряться в Фениксе и его требованиях.

Неужели я действительно не смогу отказаться от власти в обмен на свою жизнь? Или стану сражаться до последнего? Даже мне неизвестен ответ на этот вопрос. В настоящий момент мой мир напоминает струну, слетевшую с колкá. Сталкиваются два разных мира: мое прошлое и мое настоящее, а я застряла посередине, не в силах сделать выбор.

Родители научили меня бороться, никогда не сдаваться и жертвовать своей жизнью, если придется. Все ради обещанной власти. Ради самоуважения я научилась жертвовать собственными и чужими желаниями. Но какой смысл во всем этом, если я умру?

Я не хочу умирать. Еще нет. Так много хотелось сделать в своей жизни, но никогда не получалось из-за обязательств и требований других. А сейчас... все это может закончиться.

Если Феникс зол на меня, значит, я никогда не смогу воплотить мои мечты в реальность. После содеянного мною я заслужила его гнев, но не эту боль. Я не заслуживаю смерти.

Может, ему кажется иначе, но мне — нет.

Но желание противостоять и пытаться перехитрить его умирает во мне. Возможно, противиться ему — не лучший вариант. Может, мне нужно просто сдаться и позволить парню победить. В конце концов, станет лишь легче… предать его, когда он меньше всего этого ожидает.

Если Феникс думает, что выиграл, если считает, что я сломалась, то либо он убьет меня... либо прекратит свои нападки. Какой у меня выбор? Все равно умирать, так, возможно, стоит попытаться вырваться на свободу?

Единственный способ сделать это — заставить его поверить мне. Чтобы он почувствовал, что владеет мной. И затем, когда он меньше всего будет ждать, я ударю его в спину и верну себе свою жизнь.

Глава 18

Феникс

Я возвращаюсь в ванную почти тридцать минут спустя. Проверял другую девушку, которую держу в кладовой, и с ней, кажется, все в порядке, если не считать красного от крика лица. Пока она жива, у меня будет козырь, чтобы получить больше удовольствия от игры с Ванессой.

Ванессой, которая дрожит в ванной, стуча зубами, и с трудом поднимает на меня взгляд.

— Понравился душ, Принцесса? — киваю я.

Мне не отвечают. Вместо этого она просто трясет головой.

— Надеюсь, у тебя был шанс остыть, — произношу я с ухмылкой. — Это сарказм, если что.

— П-пошел т-ты, — дрожит она.

— Ты не выглядишь чистой, — протягиваю я, снова расстегивая штаны. — Давай помогу.

— Что?

— Так ты не хочешь помыться? — снимая штаны, спрашиваю я. — А я-то думал, ты чистюля.

— Да, — отвечает она.

— Значит, есть только один способ сделать это, а для этого понадобится свободная пара рук, — я машу ладонями в воздухе, улыбаясь, когда она понимает, что я собираюсь сделать.

— Держись от меня подальше, — бросает мне Ванесса.

— О, Принцесса, ты действительно хочешь переживать по таким пустякам? — задаю ей вопрос, нахмурившись.

Подхожу ближе, и она начинает визжать:

— Не прикасайся ко мне!

— И что ты сделаешь? — произношу я сквозь смех. — Если не заметила, ты прикована. Думаю, я могу сделать буквально все, что мне вздумается.

Выражение загнанности на ее лице будоражит меня. Ее волосы в полном беспорядке, белокурые пряди спадают по плечам, давая увидеть натуральный коричневый цвет у корней. Ей должно быть стыдно за то, что она скрыла себя настоящую.

— Если будешь вести себя хорошо, я, возможно, стану к тебе добрее, — обещаю я, пока стягиваю рубашку.

В момент, когда та падает на пол, взгляд Ванессы практически приклеивается к моему телу. Она впитывает вид моих мышц, сглатывает, пока скользит взглядом по ребрам, кубикам пресса и поднимается к лицу.

— Я здесь, Принцесса, — произношу я, указывая на свое лицо. — Немного отвлеклась, да?

— Нет, — отвечают мне, едва ли в силах выговорить из-за дрожи.

Я прыскаю со смеху.

— Прекрати лгать. С нами это больше не прокатит. Я вижу голод в твоих глазах.

— То, что я смотрю, не означает, что мне нравится увиденное, — отвечает она.

Я сужаю глаза.

— Я в это не верю.

Девушка поджимает губы, ее взгляд сверлит во мне дыру, но она не отвечает. Кажется, все еще пытается противиться своим потребностям. Ей же хуже, потому что я хочу, чтобы она снова в меня влюбилась… только так я смогу разрушить ее так, как это сделала она. Ее уверенность откалывается кусочек за кусочком, и я буду там, когда рухнет все.

Поддев пальцами эластичную резинку, одним движением стягиваю вниз боксеры. От взгляда на мой наполовину эрегированный член Ванесса округляет глаза, что заставляет меня задаться вопросом, не боится ли она, если я войду в нее… Или же страх отсутствует напрочь.

Ухмыляюсь, когда она прикрывает затвердевшие соски одной рукой, пытаясь скрыть свое возбуждение при виде моего проколотого пирсингом члена.

— Не стесняйся, Принцесса. Это естественно, — протягиваю я.

— Нет, — отвечает она, приседая.

— Как хочешь. Вставай, — произношу я, подступая к ванне.

Подхожу ближе и кладу руку на ее талию. Она морщится, пытаясь отодвинуться, но металлический наручник на ее запястье не дает ей этого сделать.

— Не двигайся, Принцесса. Ты себе только навредишь.

— От-твали, — произносит она.

— Хмм… уверена? — говорю я, увеличивая температуру на один градус. Она широко распахивает глаза и ахает. — Или нет? — Снова делаю температуру прежней.

— Нет, включи теплее! — говорит она, дергаясь в наручниках.

— Прекрати, — отвечаю я, шлепая ее по груди. — Я сказал тебе не двигаться.

— Прости, — произносит она.

Я шлепаю ее по второй сиське, отчего она визжит.

— И не смей, мать твою, говорить, что мне делать.

— Прости! — повторяет она, в этот раз громче.

— А теперь чего ты хочешь, мм? Чтобы я сделал воду горячее? Попроси мило.

— Можешь повысить температуру воды, пожалуйста? — просит она, ласково и умоляюще.

Люблю этот тон… он напоминает мне давнишние времена, когда Ванесса еще хотела меня и не была коварной сукой.

— Что ты сделаешь для меня? — спрашиваю я, притягивая ее ближе. Холодная грудь трется о мою кожу, вызывая мурашки. Мне, блядь, нравится это. — Будешь хорошей девочкой?

— Да.

— Все еще считаешь меня милым?

Она сглатывает и обдумывает ответ секунду.

— Только когда ты хочешь.

— Вот именно. И не берись что-либо решать. Ты не сможешь манипулировать мной. Я не позволю, так что даже и думать забудь, — сжимаю ее задницу так крепко, что она морщится, а от моих пальцев у нее на коже остаются красные следы.

Лицо Ванессы светится, когда я наклоняюсь, чтобы вдохнуть ее аромат. Оно намного чище, чем прежде, весь макияж смылся. Она выглядит чистой… менее запятнанной, чем пару часов назад. С каждой проходящей секундой изменения в ее поведении оказывают на меня определенный эффект. Меняют меня. Заставляют посмотреть на нее под другим ракурсом, не поглощенным ненавистью.

Пока вода стекает на ее красивое тело, сморщенную кожу вокруг сосков и розовые губы, во мне поднимается внезапный порыв взять то, что принадлежит мне.

И я беру. Целую ее, мягко прижимаясь губами, ставя на ней свою метку. Ванесса не сопротивляется, даже не дергается от нежного поцелуя, пока мой язык ищет ее мягким, сладким касанием, размыкая ледяные губы.

Я позволяю языку свободно вильнуть в ее рот и протолкнуться внутрь, заставив ее открыться и впустить меня. Она не противится, вместо этого ее язык находит мой, а губы льнут навстречу моим. Холод воды не становится помехой теплу, хлынувшему к моему члену, который с каждой секундой твердеет. Все, что остается в моих мыслях — это как целовать, как трахать ее каждую гребаную секунду… а затем разрушить ее жизнь.

Я встаю рядом с ней под душ, увеличивая температуру, пока вода не становится достаточно теплой, чтобы согреть ее тело. Ванесса все еще дрожит, когда я плотно прижимаю ее к себе. Она сжимается, чтобы поместиться между моих рук, словно я батарея, к которой она льнет. Как мило. Как же мне хочется трахнуть ее языком.

Вкус Ванессы сводит с ума, и я не могу, мать ее, насытиться ею, ее рот льнет ко мне с той же настойчивостью. Ее тело быстро согревается, на щеках появляется румянец, хоть я и не уверен, что тому виной: душ или моя хватка на ее заднице, когда я прижимаю ее к себе.

Порыв развернуть ее и нагнуть становится все сильнее и сильнее, пока она тяжело дышит в мой рот, отчаянно нуждаясь в воздухе… и в моих поцелуях. Позволяю своим рукам пройтись по ее телу, обхватить грудь и хорошенько сжать ее. Заглушаю ртом стон девушки, пока пробую на вкус ее готовность наконец-то подчиниться. И, ох с каким же желанием я приму ее подчинение.

* * *

Ванесса

Феникс проходится пальцами по моему телу, оживляя чувства. От его грубых рук у меня покалывает все тело, он жестко целует меня, поглощая без остатка. Его потребность захватывает с головой — желание получить мое тело настолько сильно, что я просто принимаю его, не сопротивляясь… и, может быть, даже не хочу. Возможно, на мгновение мне просто хочется почувствовать и запомнить, каково это, когда он меня любит.

Или, по крайней мере, когда грубо трахает.

Это следующий прекрасный момент.

Вскоре парень пробирается пальцами к моему лону, скользит вперед и назад между ног, чтобы раскрыть меня.

— Расставь ноги, Принцесса, — мурлычет Феникс мне в рот, оставляя сладкие, вкусные поцелуи на моих губах. — Позволь мне согреть тебя.

Мое тело все еще дрожит, частично от нужды и частично от страха, когда я раздвигаю ноги и позволяю ему коснуться меня там. Его умелые пальцы лишают меня дыхания, когда он гладит мои складки. Его член упирается в мой живот, толкаясь в меня, пока Феникс обнимает и прижимает к себе.

— Ты чувствуешь это, Принцесса? Это называется быть чьим-то питомцем.

Я хмурюсь, кусая губу.

— Я не зверушка.

— Теперь ты моя, и я, черт возьми, буду называть тебя как захочу, — протягивает он, облизывая кольцо в губе. — Моя маленькая зверушка. И эта чертова киска тоже моя. — Он ласкает мои складки, увлажняя их с каждой секундой. — Знаешь, откуда мне известно? Вот ответ, — Феникс поднимает палец к моему рту. — Открой, Принцесса, и попробуй себя.

Делаю как он говорит; не потому что хочу, а потому что знаю, что у меня нет другого выбора.

Его палец проникает в мой рот и скользит по языку, оставляя после себя вкус моей влажности. Мой взгляд скользит по его телу, слишком охваченный похотью, чтобы смотреть куда-либо еще. Я разглядываю татуировку крылатого черепа на его груди, окружающие ее шрамы и пирсинг в соске, которого раньше не замечала. Не знаю, почему мне нравится смотреть на него, но я смотрю. Знаю, что я готова для него, ему даже не нужно говорить. Приказать своему телу не получится. Это влияние Феникса на меня.

В последние несколько лет я была настолько оцепеневшей — сначала с Филиппом, потом с Артуром — что забыла, как чувствовать. И, черт возьми, прикосновение его рук к моему телу и его губ к моим вызывает привыкание.

Его губы скользят по моей шее, а пальцы ловко описывают круги возле моего клитора, едва касаясь его. Я дрожу от нужды, горячая кровь пульсирует в венах, взрываясь жизнью. Моя потребность в Фениксе растет с каждой секундой, и защита рушится, когда он заставляет меня терпеть его прикосновения.

— Не борись с этим, Принцесса, — шепчут мне на ухо. — Или я снова заморожу твое тело.

Одна только мысль о том ледяном холоде заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом.

— Чего ты хочешь, Принцесса? — спрашивает Феникс, распространяя мою влажность по всем складкам. — Хочешь, чтобы я коснулся тебя здесь?

У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы впиваются в мою кожу на спине.

— Скажи мне, как сильно ты этого хочешь.

— Я хочу этого, — задыхаюсь в ответ.

Не уверена, правда это или ложь.

— Я мог бы делать это весь день, ты знаешь… дразнить тебя, пока не начнешь умолять меня остановиться, — бормочет он, улыбаясь напротив моей кожи. Затем оставляет еще один поцелуй прямо под моим ухом. — Ты бы хотела этого?

— Нет… — шиплю я, когда Феникс накрывает меня внизу ладонью и перестает двигаться.

— Я ведь знаю, что ты лжешь... Эта киска очень сильно хочет кончить, я чувствую это. Ощущаю ее запах. Могу ее попробовать.

Феникс отпускает меня там и подносит пальцы ко рту, сосет их, словно это леденец, а я — спрятанная внутри сладкая конфета. Довольная, хитрая улыбка на его лице заставляет мой клитор пульсировать от нужды.

Внезапно меня разворачивают и хватают за горло, заставляя задыхаться.

Но его рука... вот же черт, он снова опускает руку и играет со мной, все еще избегая клитора. Дразнит, проверяет мою способность приспосабливаться и принимать его доминирование надо мной. Я сглатываю, чувствуя его жесткую хватку на шее при каждом движении мышц.

— Я знаю, что твоя киска умоляет меня сделать это. Вот только я здесь не для того, чтобы давать тебе желанное. Я здесь, чтобы получить то, что хочу я, и я хочу, чтобы умоляла не твоя киска, а ты.

Я задыхаюсь, когда Феникс наклоняется и входит в меня двумя пальцами.

— Так узко и влажно, — шепчет он мне на ухо. — Итак, эта киска хочет кончить?

Я стону, когда он захватывает мою мочку между зубами и тянет.

— О, твою ж…

— О, что? — вторит он, по-прежнему толкаясь в меня.

— Да, пожалуйста, — бормочу в ответ.

— Да, что?

Феникс дразнит меня, пытается заставить встать на колени. Я пойду на это… заставлю его думать, что сдалась легко. Сделаю так, что он будет выглядеть победителем. Хотя на самом деле мне все еще не терпится выцарапать ему что-нибудь.

— Можно мне кончить, пожалуйста? — стону я, пока он проделывает круги пальцами внутри меня.

— Хмм… Где ты хочешь, чтобы я к тебе прикоснулся? — спрашивает Феникс. — Здесь… или здесь. — Он подносит палец к моему клитору, нажимая на него и потирая, заставляя его пульсировать от возбуждения.

— Здесь! Боже, да, — стону я, не в силах контролировать речь.

Не могу отрицать, что мне сейчас хорошо, хотя и ненавижу его за то, что он проделывает. Мое тело жаждет его прикосновений, а клитору по душе внимание, которое он уделяет. Его хватка на моем горле становится только жестче, более властной, захватывая меня, когда я задыхаюсь от недостатка воздуха и надвигающегося оргазма. Чем больше он дразнит мою киску и облизывает мне шею, тем больше я стремлюсь делать то, что он хочет, хотя это идет вразрез со всем, чего я жажду. После того, что Феникс только что сделал со мной, оргазм должен быть последним, что будет у меня на уме. А на самом деле он на первом месте.

— Давай, Принцесса. Кончи для меня, — рычит он. — Сейчас же, давай!

Мое тело по собственной воле реагирует на голос Феникса, содрогаясь по его команде. Я разваливаюсь в его руках, едва удерживаясь на ногах, пока через меня проходят волны экстаза. Теплая вода из душа покалывает кожу, оставляя на взводе, когда его пальцы ласкают мое тело, удерживая меня вертикально. Феникс разворачивает меня. Я моргаю пару раз и, когда открываю глаза, он широко улыбается мне.

— Хорошая маленькая Принцесса… наконец, слушает, что ей говорят. Немного холодного душа — все, что тебе нужно, чтобы повиноваться мне.

— О, да пошел ты… — бормочу я, все еще дрожа от оргазма.

Феникс прищуривает глаза:

— Скажи это снова, и я продержу тебя под холодным душем целый день.

— Нет, — качаю головой я. — Не надо.

— А что ты сделаешь против? — дразнит он меня.

Он до сих пор наслаждается своей победой и контролем над ситуацией. Как будто это наркотик для него или что-то в этом роде ... как будто это то, чего он жаждал все это время.

Феникс целует меня в щеку, все еще потирая у меня между ног. Другой рукой он поддерживает меня за предплечье и наклоняется, чтобы прошептать:

— На колени.

У меня нет возможности сделать это самостоятельно. Его рука уже толкает меня вниз, заставляя опуститься. Его член оказывается прямо перед мои лицом, подрагивая, когда Феникс видит, что я смотрю на него.

— Так не терпится? — Он облизывает губу, прикусывая кольцо пирсинга. — Тогда не стесняйся. Попробуй.

Смотрю вверх.

— Не могу, — дергаю я рукой. — Я ее выверну.

Он улыбается, глядя на меня из-под полуприкрытых ресниц.

— И ты думаешь, я собираюсь освободить тебя? — смеется он. — У тебя ни шанса. — Затем подходит ближе, подталкивая свой член прямо мне в лицо. — Места тебе хватит. Теперь открой рот, пока я не заставил тебя это сделать.

Даже знать не хочу, как он заставит меня его открыть, поэтому допускаю, что самый безопасный вариант — сделать это самой. В момент, когда мои губы приоткрываются, он входит в мой рот, не давая мне ни секунды, чтобы привыкнуть. Соленый вкус его предсемени ощущается на моем языке, когда Феникс с легкостью скользит по нему.

— У тебя такой красивый рот, — говорит он. — Зачем использовать его для бесполезных разговоров, если он может сосать?

Феникс хватает меня за волосы и придерживает за голову, входя и выходя из моего рта, его член пульсирует от предвкушения.

— Ты собираешься доставить мне удовольствие, Принцесса? Заставишь меня кончить тебе в горло?

Качаю головой, но он все равно вонзается.

— А следовало кивнуть, — размышляет он, а затем зажимает мой нос, перекрывая мой единственный способ дышать. Коснувшись членом задней стенки моего горла, он задерживается там, заставляя меня подавиться. Вдохнуть не получается, и единственное, что могу, это желать, чтобы он побыстрее кончил, чтобы это все прекратилось.

Но почему, когда я думаю о том, как Феникс кончит, у меня пульсирует между ног? Это не должно меня заводить.

— Плохих девочек наказывают членом во рту. А ты была очень, очень плохой девочкой, Ванесса, — говорит он так тихо, что у меня мурашки бегут по коже.

Почему-то его грязные слова не кажутся таким уж наказанием, как то, что он делал раньше. Они буквально заставляют меня хотеть сделать это, чтобы избежать дальнейшего наказания, которое принесет боль.

Когда Феникс вынимает член, я кашляю и вдыхаю столь необходимый воздух.

— Возьми его как хорошая девочка, и получишь сперму, которая тебе нужна, — рычит он.

Парень стонет, толкаясь мне в рот, заставляя подавиться собственной слюной. Одной рукой Феникс держит меня за волосы, скрутив их в хвост, и толкаясь пахом мне навстречу.

Он хватает меня за подбородок и приподнимает его.

— Смотри на меня, когда я трахаю твое лицо, Принцесса.

Его пронзительный взгляд пробуждает во мне желание снова кончить.

Господи Боже, что он со мной сделал?

Я чувствую вкус соленого предсемени и пота. Горячая вода стекает по моему телу, заставляя соски затвердеть, устремляется к чувствительному клитору, и по какой-то причине мне это нравится. Меня трахают в рот, и все это кажется нереальным. Никто никогда не делал со мной подобного, и странность в том, что я даже не против.

— Так сильно хочешь мою сперму, Принцесса? — обращается Феникс, вынимая член, чтобы дать мне секундную передышку.

Я ахаю, но не успеваю ответить, когда он снова возвращает его в меня. Мне трудно принять его из-за его размера, и я чувствую, как металлическая штанга пирсинга касается моего горла.

Внезапно Феникс мягко хлопает меня по щеке.

— Втяни его, — рычит он. — Ты умеешь сосать член, теперь, блядь, примени свой грязный язык. Используй его ради удовольствия.

Его стоны становятся громче и громче, когда я прохожусь языком по всей его длине. Не знаю, почему его голос вызывает мурашки по коже, но они есть.

— Мать твою, я кончу тебе в горло, Принцесса. Плохие девочки получают на ужин только сперму, — рычит Феникс, входя все быстрее и быстрее.

Я не успеваю. Давлюсь и покрываю весь его член слюной, но от этого он только больше возбуждается. Выражение на его лице гипнотизирует меня, и Феникс заставляет меня смотреть на него, пока входит в мой рот. Я никогда не испытывала ничего настолько эротического... такого чертовски пошлого, что не могу сопротивляться желанию получить это.

— Да, Принцесса, соси его, как хорошая девочка.

Чувствую, как его член пульсирует на моем языке, готовый взорваться. Феникс рычит, хватает меня за волосы обеими руками и притягивает мое лицо к основанию своего паха. Затем взрывается у меня во рту, струя семени выстреливает в заднюю часть моего горла, заставляя подавиться.

— Да, да! Черт побери, подавись ею! — рычит он. Струи не заканчиваются, переполняя мой рот. — Глотай все! — говорит Феникс, снова хлопая меня по щеке. — Не выпусти ни единой чертовой капли.

Делаю то, что он говорит. Не только потому, что это его требование, но и потому, что сама этого хочу. У семени на самом деле приятный вкус.

Его опавший член медленно выскальзывает из моего рта, который теперь болит в уголках. Феникс вытирает оставшуюся сперму с моей щеки и толкается обратно в рот.

— Я сказал проглотить всё.

— Извини, — отвечаю, когда он снова убирает палец из моего рта.

На мгновение мне кажется, что я замечаю слабую улыбку на его губах, но она исчезает слишком быстро.

Феникс протягивает руку, и в течение пары секунд я не знаю, что делать. Но затем он делает жест, указывая мне принять помощь, что я и делаю. Он помогает мне встать, чего я не ожидала. Почему этот парень такой милый сейчас, хотя сказал, что не такой? А потом я понимаю, что это потому, что он на самом деле милый. Просто не хочет открываться.

Он злится на меня за свои же эмоции.

Может, в нем еще осталась та частичка, которая все еще любит меня.

Пока я обдумываю возможности, Феникс берет мыло и начинает намыливать меня как куклу, которую ему нужно привести в порядок. Он дотошный и не пропускает ни одного местечка, уделяя особое внимание моей горячей заднице и большой груди. Кажется, ему это слишком нравится. Интересно, что он планирует, ведь это не похоже на обычное его поведение. Словно Феникс готовит меня для чего-то. Формирует, как хочет, чтобы мне было легче принять его планы.

После мытья он переступает бортик ванны и протягивает мне полотенце. Затем выходит за дверь лишь в полотенце на талии. Цепочка на моих наручниках все еще под замком, поэтому мне не уйти. Надеюсь, он вернется... Феникс — мой единственный способ освободиться от этих наручников.

Когда дверь снова открывается, я замечаю что-то на его пальце, и он первым делом показывает предмет.

Это стальной обруч, толстый и блестящий, цвета алюминия.

Меня пугает улыбка, появившаяся на его лице в следующую секунду.

— Сюрприз! — протягивает он, посмеиваясь.

Я смотрю вверх и хмурюсь.

— Что это такое?

— Это для тебя, — приближаясь, отвечает он мне. — Заметил его в магазине извращений, пока выходил погулять. — Я ахаю, что заставляет его улыбнуться. — Что? Ты же не думала, что я просто просиживаю здесь и убиваю время, не так ли? — спрашивает Феникс.

Хватает ключ с раковины и открывает наручники, а затем помогает мне выйти из ванны. Феникс разворачивает меня, пока моя спина не упирается в его твердую грудь. Удерживая передо мной стальной обруч, он целует меня в шею.

— Ты моя грязная маленькая Принцесса, Ванесса. Моя. Ты никуда не пойдешь без меня или моего разрешения... Твоей клетки мало. Наручников недостаточно. Даже этого ремня на шее не хватает. Но нечто, подобное этому, поможет удержать тебя.

Он обвивает ободком свою руку, показывая мне маленькое кольцо, прикрепленное сзади него. Выуживает что-то из кармана — пульт, типа кликера — и нажимает. Ободок раскрывается, отчего мои глаза округляются.

— Это чтобы отпраздновать твое превращение в моего питомца… и чтобы не убежала, пока я буду мстить твоему телу. — Феникс надевает ошейник, прежде чем у меня появляется шанс хотя бы вставить палец между ним и своей шеей, и защелкивает его, полностью закрывая.

— Нет! — кричу я.

Феникс подносит руку к моему рту, затыкая. Разворачивает к зеркалу, заставляя засвидетельствовать тот факт, что он надел ошейник на меня... как на настоящую зверушку.

— Да, Принцесса. Посмотри на себя сейчас. Посмотри, кем ты стала. Маленькой грязной собачонкой… Моим питомцем, — он касается кольца на моей шее, которое можно смещать по всему диаметру ошейника. — Думала, сможешь привязать меня — чудовище, но вместо этого я привязал тебя, как домашнего зверька. — Улыбка на его лице заставляет меня дрожать и вызывает слезы на глазах при виде нас двоих.

Кем он стал. К чему привел меня.

Феникс целует меня в щеку.

— О, игра с тобой превратится в настоящее веселье.

Мы оба — монстры, и это станет нашим концом.

Глава 19

Феникс

Несколько дней спустя …

В течение нескольких дней я кормил и поил девушку в шкафу, а затем заталкивал ее обратно. Честно говоря, не знаю, что с ней делать. Освободить не могу, но и позволить ей умереть — значит, многое потерять. Ее смерть заставит Ванессу упереться рогом, так что, кажется, у меня нет другого выбора, кроме как оставить ее. К тому же, мне ненавистна идея убийства невиновных. Видите? Я не такой уж и плохой.

Вчера приходил доктор. Ну да, конечно же, от Организации. Он так же надежен, как и обычный, за исключением того, что выполнит грязную работу, за которую никто никогда не захочет браться. Я имею в виду, кто захочет присматривать за похищенной девушкой? Правильно.

Я проверил себя и Ванессу, чтобы быть на сто процентов уверенным, что в нее безопасно кончать. Кроме того, мне осточертели презервативы. Я хочу чувствовать ее влажную киску только членом. Она всегда принимала таблетки, потому что я нашел их у нее в шкафчике, и я удостоверюсь, что так и продолжится, даже если мне придется запихивать их ей в горло. Я проверю ее рот каждый раз, чтобы убедиться, что она не выплюнула их. Конечно, я предполагаю, что она все равно не захочет от меня ребенка. Одна мысль об этом вызывает у меня смех.

Смотрю на ее клетку, которая сейчас стоит в углу гостиной — мне захотелось сменить обстановку. Ванесса скрипит зубами, все еще глядя на меня, словно собирается отгрызть мне голову, если я подойду ближе.

Меня приводят в восхищение ее новые трусики, которые я ей подарил. Черное белье с маленькой красной юбочкой идеально подходит для моей зверушки.

— Удобно? — спрашиваю я, садясь на диван.

— Вряд ли.

— Хорошо, — улыбаюсь я.

— Когда ты собираешься снять с меня эту хрень? — говорит она, указывая на ошейник.

— Никогда, — протягиваю в ответ.

— Я не животное, — шипит она.

— Но не для меня.

В ответ она корчит гримасу.

— Знаешь, что? Ты превращаешься в настоящую свинью, когда такое говоришь.

— О, мы вместе можем быть животными, детка, — посылаю ей воздушный поцелуй, который, кажется, только еще больше раздражает ее.

— Неужели ты намерен провести остаток своих дней в ожидании, пока копы не приедут и не схватят тебя? Честно говоря, я думала, что ты собираешься причинить мне боль или даже убить, но нет, ты держишь меня в клетке, как кого-то вроде…

— Зверушки. Вот именно, — я наклоняюсь ближе. — Это именно то, кто ты для меня. Радуйся. Это значит, что ты весьма достойна, чтобы оставаться в живых.

— Они надолго упрячут тебя, как только меня найдут, — бросает она.

— Кто? Копы? Сомневаюсь. Они не найдут никого из нас до самой смерти, — говорю я и действительно имею это в виду. Не думаю, что сдамся им живым. Мне не нравится мысль о смерти, но я точно не проведу вечность в тюрьме. Я предпочту уйти, громко хлопнув дверью.

И удостоверюсь, что заберу ее с собой.

— Если Артур все еще жив, он заставит их приехать сюда.

— Ха, сомневаюсь в этом. Ублюдок, вероятно, уже истек кровью, — размышляю я.

— Ты этого не знаешь точно, — говорит она, посматривая на меня из-под опущенных ресниц. — Может быть, он до сих пор жив. Может, приходит в себя. Возможно, готовится прийти за мной. И когда он это сделает... прощайся с головой.

— Нет, со своей попрощайся, сладкие щечки. На случай, если ты не помнишь, он хотел твоей смерти.

— И твоей захочет, — продолжает она, — после того, что ты с ним сделал.

Вздыхая, встаю с дивана и беру клейкую ленту. Когда иду к ней, Ванесса начинает протестовать.

— Стоп, Феникс. Перестань.

Она слишком действует мне на нервы.

— Что-то ты разболталась, — говорю я, вынимая из кармана ее трусики. Вдыхаю их запах, он все еще пьянит, как и всегда, а затем засовываю их в рот Ванессе и заклеиваю лентой. — Вот, — улыбаюсь я. — Намного лучше.

***

Ванесса

Ненавижу его.

Как же я его ненавижу.

И все же, когда Феникс смотрит на меня с такой счастливой улыбкой на лице, я не могу не задуматься о том, что с нами случилось. Я — пленница, застрявшая в этой тюрьме и подчиняющаяся всем его прихотям, а он — монстр, который по щелчку пальцев меняет свои планы и желания. Каждый день я думаю о том, когда он убьет меня. Выполнит ли то, что обещал.

Я знаю, что он делал это раньше. И может сделать снова.

Совсем как я.

Не помню, когда мы стали такими. Просто так получилось. За прошедшие годы наши решения превратили нас в тех, кем мы являемся сейчас. Но почему мы позволили этому случиться? Разве мы не видели последствий? Или нас слишком ослепляет ненависть?

Я отталкиваю мысли, но они продолжают возвращаться. Я не могу позволить себе думать о том, если бы и могло ли бы. Нужно сосредоточиться на здесь и сейчас, но, зная нашу историю, это трудно.

Каким-то образом маленькая частичка меня все еще думает, что сможет изменить неизбежное. Что она может изменить себя. И его.

Но все это бесполезно, и я, как никто другой, должна знать, что теплые чувства к людям никогда не приводят ни к чему хорошему.

Этим ошейником на моей шее Феникс каждый день напоминает о своей власти надо мной. Это не первый мой ошейник, хоть и первый материальный. Есть еще один человек, который раньше претендовал на меня как на свою собственность. Не на сердце. Не на любовь Моя жизнь оказалась в его руках, когда он надел маленькое кольцо мне на палец.

Это означало конец для Ванессы — девочки, которая жила для любви, и начало девушки, которая будет жить для мести.

***

19 лет

Меня трясет с каждым шагом. Каждый шаг — это путь к судьбе, от которой мне не уйти... Судьбе, которая будет медленно отслаивать добро от моей души.

У меня был только один выбор.

Пожертвовать своим счастьем... или своей жизнью.

Я не могла выбрать разбитое сердце, поэтому выбрала разрушение.

В бриллиантовом ожерелье и белом кружевном платье, усыпанном кристаллами, я открываю дверь комнаты для подготовки невесты и выхожу в коридор. Там нет никого, кроме ожидающего меня Артура, брата Филиппа. Мой отец уже у прохода, но я еще не решаюсь сделать шаг.

Я смотрю на Артура. Он улыбается и бросает быстрый взгляд на мое платье.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо, — отвечаю я с легкой улыбкой, но это не скрывает растущую грусть внутри меня. Чем ближе я подхожу, тем сильнее становится отчаянное желание хотя бы на мгновение вырваться из этого мира.

Артур делает шаг вперед и берет меня за руку, когда я спотыкаюсь.

— Осторожно.

— Извини. Я очень неуклюжая.

— Не нужно извиняться. — Он приглушает смех и звучит искренне, чего я давно не слышала. Артур наклоняет голову. — Ты в порядке?

Я вздыхаю и смотрю на него.

— Зависит от того, что ты хочешь услышать.

— Правду.

— Хм… — киваю я. — Ты не похож на свою семью.

— Они тоже так говорят, — отвечает он мне.

Его взгляд полностью поглощает, он пару раз моргает, открыто рассматривая меня. Как будто проверяет, хотя знает, что не должен.

Это не в первый раз, и я уверена, что теперь, когда мы станем родственниками, не в последний.

Я прочищаю горло.

— Но, отвечая на твой вопрос, — нет. Совсем.

Он хмурится.

— Дело в платье?

— Нет, — смотрю в пол.

— Тогда в чем? — Он пытается взглянуть мне в глаза, но я отворачиваюсь.

Не хочу, чтобы он видел в них влагу. Я тут же сдерживаю слезы. Нельзя позволить кому-либо их увидеть. Особенно маме. Слабость для нее означает возможность нанести удар, а я не могу дать ей такой шанс.

— У меня все хорошо, — говорю я и пытаюсь вырваться вперед, но он все еще держит меня за руку.

— Нет. Я же вижу.

— О, правда? — шучу я.

— Лгунья из тебя так себе, — размышляет Артур.

— Пока нет, — говорю я. — Но скоро ею стану. Как и все они.

— Ты не должна. — Изменение в его голосе заставляет меня остановиться и задуматься. Я смотрю через плечо на него. — Почему ты так говоришь?

— Ты все еще можешь не выходить за него.

Я хмурюсь.

— Как? У меня нет выбора. Они убьют моего... меня.

Брат Филлипа подходит ближе и хватает меня за обе руки.

— Я знаю, что ты не хочешь этого.

То, как Артур держит меня, так осторожно и нежно, как будто хочет, чтобы я была в безопасности, вселяет в меня ошеломляющую потребность. Она пробуждает во мне желание обнять его и довериться, хотя я едва его знаю. Филипп рассказывал мне, что его брат все время хотел того, чего не мог иметь... но со мной он всегда был таким хорошим.

Мне тяжело поверить, что они семья.

Делаю глубокий вдох, что с трудом удается в этом обтягивающем платье.

— Какой еще у меня есть выбор?

— Твоя мать все это устраивает, верно? И именно она угрожает тебе.

— Да, — отвечаю я. Не понимаю, куда он клонит.

— Если ее не станет… Твои заботы исчезнут.

— Что? Что ты говоришь? — Я ахаю, морщась от ужаса. Не могу поверить в то, что слышу.

— Тсс… — Он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо. — Выслушай меня. Она единственная, кому нужно это торжество. Твоя мать — единственная, кто держит тебя. Если ты избавишься от нее, то больше не будешь связана этим обязательством. Тебе не нужно выходить замуж за Филиппа.

Я сглатываю, когда слышу это. Слова будто даже не задерживаются в моей голове. Он предлагает мне убить мою собственную мать?

— Ты будешь свободна.

Эти последние три слова повторяются снова и снова в моей голове.

Свобода.

Это все, что я когда-либо хотела. Все, чего у меня н когда не было.

Пока собиралась выйти замуж за Филиппа.

Пока моя мать мучала мою душу.

Если ее не станет… ничто не удержит меня вдали от Майлза.

Но как?

И тогда решение появляется прямо передо мной. Ответ на все мои вопросы. Мне протягивают флакон с чем-то. Тот же флакон, который его мать использовала для отравления политических противников моего отца.

Как запретный секрет, он вкладывает его мне в руку и шепчет на ухо:

— Ты управляешь своей судьбой. Сделай свой выбор.

***

Во время свадьбы

Свадебная церемония проходит для меня словно в тумане. Капли пота стекают по спине и постоянно напоминают мне о смертельном оружии в сумочке. Каждая проходящая секунда — это трата времени, но я не осмеливаюсь сделать хотя бы шаг. Последствия этого выбора слишком тяжелы. Я не могу быстро принять настолько меняющее жизнь решение.

Когда мы обмениваемся кольцами, мне удается сосредоточить взгляд на Филиппе лишь на секунду, прежде чем я подхожу к сумочке, лежащей на столе в углу. Во время приема я думаю только о флаконе. Мысль о том, чтобы пустить его в дело, поглощает меня. Как будто дьявол сидит у меня на плече и нашептывает использовать его.

Однако каждый раз, когда я смотрю на маму, из меня испаряется вся смелость.

Во время ужина я встаю со своего места и иду к столу, сжимая сумочку липкими пальцами. Вынимаю флакон, прячу его в руке и возвращаюсь к столу. Рядом нет никого, гости смешались, так что сейчас самое время. Напитки там, и все, что мне нужно сделать, это налить содержимое в бокал.

Пальцы дрожат, когда я достаю флакон и откидываю крышечку большим пальцем. Когда убеждаюсь, что никто не смотрит, выливаю содержимое в бокал и поднимаю. Не могу поверить в то, что делаю, когда иду к столу, где сидят наши родители. Я действительно собираюсь убить свою мать? Стоит ли оно того? Я не знаю, как и почему, но по какой-то причине мысль о ее убийстве вызывает у меня тошноту. Я ненавижу ее... но по-настоящему ли я хочу, чтобы она умерла?

Она моя мама. Даже после всего, что она сделала, я все еще хочу, чтобы она меня любила. И всегда хотела. В конце концов, она всегда останется моей матерью, независимо от того, жива она или мертва. Ничто не изменит это.

Я стараюсь не давать моей руке дрожать, когда приближаюсь к ним с бокалом. Улыбка на моем лице настолько фальшива, насколько это возможно. Интересно, смогут ли они увидеть сквозь нее? Мама смотрит на меня, и впервые за долгое время на ее лице появляется искренняя улыбка, как будто она действительно счастлива видеть меня. Как будто я наконец-то стала дочерью, о которой она всегда мечтала.

Этот взгляд ... он останавливает мое сердце.

Моя мама... Она всегда будет моей мамой, даже если мы не сможем терпеть друг друга.

Я не могу убить мать.

Просто не могу.

Но я также не позволю им разрушить мою жизнь.

Кто-то должен заплатить за то, что они сделали со мной. И если я не смогу наказать свою мать... тогда это будет чужая.

Кто-то, кто в равной степени отвечает за мои с Филиппом отношения.

Кто-то, кто имеет хватку и влияние на нашу семью.

Поэтому с вежливой улыбкой я вручаю бокал маме Филиппа.

— До дна.

Она берет его из моей руки со словами:

— Спасибо, дорогая. Ты такая милая.

— Мне ни капли не тяжело. Просто не нравится сидеть без дела весь вечер, поэтому я подумала, что принесу напитки паре человек.

Она улыбается и подносит бокал к губам. Каждое ее движение позволяет моему сердцу снова биться быстрее. Я с тревогой жду, пока она сделает глоток. И когда она его делает, я чувствую, что вот-вот выпрыгну из кожи. Не знаю, откуда такое счастье, но я его ощущаю.

Может быть, во мне столько же зла, как и в моей матери. Мне слишком нравится убивать эту женщину. Не удивительно. В конце концов, она моя мать... а яблочко от яблоньки… В этом случае мы уже прогнили до глубины души.

В этот раз яд действует немного дольше. Полагаю, Артур дал мне флакон с не таким уж и сильным ядом. Хорошо, семья не поймет, кто это был. По истечению некоторого времени я уже танцую на площадке с Филиппом, притворяясь счастливой парой, когда его мать падает на землю. Остальные гости не знают, что я стала причиной ее смерти.

Раздаются крики.

Взгляды, полные ужаса и горя, наполняют комнату.

Но все, что меня волнует, — это выражение лица Филиппа и моей матери в тот момент, когда они понимают, что она мертва.

Этот взгляд... Стоило совершить подобное хотя бы ради него.

Ради возмездия.

А потом я замечаю его, спешащего в комнату. Артур. Выражение его лица вызывает у меня озноб. Он смотрит на меня. Не на свою мать. На меня. И я отвечаю таким же взглядом, замершая посреди танцпола, когда все устремляются к телу его матери.

Все, что мы делаем, это обмениваемся взглядами, но я знаю, о чем он думает.

Я сделала другой выбор. Тот, которого он не ожидал, тот, к которому не готовился.

Но я также знаю, что он не использует это против меня. Он ненавидит свою мать так же сильно, как и я, хотя, вероятно, сейчас этого не понять. На его лице все написано. Неожиданность настигает его, но я не могу определить, нравится ему это или нет.

Наши взгляды рассказывают историю.

Это моих рук дело.

Я сделала то, на что никто не считал меня способной.

Стала хладнокровным убийцей.

Глава 20

Ванесса

Настоящее, несколько дней спустя…

Феникс сидит в своем кресле и пялится на меня, вращая нож в руке. Интересно, что происходит в его голове, когда он вот так на меня смотрит. Словно я пойманная им добыча, и теперь он решает, что со мной сделать. Я просто сижу молча в своей клетке, жду, пока он сделает следующий шаг. Сопротивляться не стану. Не стану протестовать. Я дам ему все, что он захочет… чтобы в итоге снова получить от него свободу.

Уже не уверена, что он по-прежнему планирует убить меня. Если бы это желание было столь уж реально, то он бы уже воплотил его. Скоро начну думать, что у него зародились сомнения, так что стоит удостовериться, что у меня получится их использовать против него. Может, помогу ему вспомнить время, когда он любил меня.

Спустя некоторое время Феникс встает и направляется к клетке. Ухмылка на его лице выражает ярость, но при этом ей невозможно сопротивляться. Я обхватываю прутья пальцами и смотрю на него взглядом преданной собаки, в надежде получить поблажку.

— Прекрати хлопать своими ресницами, Ванесса. Это тебе не поможет.

Я дергаюсь, когда он опускается на колени и наконец-то снимает клейкую ленту с моего лица. Стону, когда он срывает ее, потому что после нее остается жжение.

— Спасибо, — отвечаю я.

— Хмм, — хмурится он, вскидывая голову. — Ты никогда не была благодарной. «Спасибо» очень странно звучит из твоих уст.

Отвечаю ему улыбкой.

— Что ж, все бывает впервые.

Феникс лишь смеется и качает головой.

— Ты... ты та еще штучка, ты это знаешь?

— Все так говорят. А я не понимаю этого.

— Или просто не хочешь, — он откашливается. — Повернись.

Делаю, как он говорит. Феникс берет мои руки и защелкивает на запястьях наручники. Затем хватает кожаный поводок и пристегивает к кольцу на моей шее. Ключом открывает замок на клетке и вытягивает меня.

— Выходи.

На руках и коленях я выползаю из своей маленькой тюрьмы, в которую он меня поместил. Это сложно, учитывая, что руки не свободны, но мне удается. Феникс тянет за поводок, вынуждая меня поднять шею так, что приходится сесть на пятки.

— Вставай, — звучит его команда.

Не разрывая с ним зрительного контакта, медленно поднимаюсь. Поводок натягивается сильнее, и я лечу в его объятья.

— Осторожней, Принцесса, — улыбается он.

— Ты потянул, — пытаюсь устоять без помощи его рук и ища за что ухватиться.

— Хочу, чтобы ты почувствовала, что это такое — быть подконтрольной кому-то, — произносит он, притягивая меня к себе за ошейник. — И как тебе?

— Неправильно.

Левый уголок его губ дергается вверх.

— Неправильное иногда может иметь положительную сторону. — Он поднимает нож в руке и проводит им по моей щеке, заставляя меня содрогнуться. — Мне так больше нравится… — мурлычет Феникс. Затем впивается лезвием мне в кожу. Мне с трудом удается не издать ни звука, пока кровь скатывается по лицу.

— Такая красивая… — слышится его шепот. — Такой позор, что придется пустить все по ветру.

— Почему? — спрашиваю я, не понимая его одержимости моей кровью.

Феникс наклоняется, высовывая язык, чтобы слизнуть капельку крови.

— Потому что ты больше не сможешь лгать, как только станешь такой же уродливой, как и я. Вот только я уродлив внутри, а ты будешь и внутри, и снаружи.

— Нет, я не считаю тебя уродливым.

Он останавливается и смотрит на меня мгновение, всего лишь молча дыша.

— Лгунья, — бормочет он.

— Нет. Это правда, — отвечаю я. — Зачем еще мне становиться такой… — я сжимаю губы.

— Возбужденной? — В его глазах воспламеняется искра. — Хмм...

Порез на щеке не глубокий, но жжется и чертовски щиплет. К черту его. Я не могу с ним соревноваться — этот парень меняет тактику поведения.

— Знаешь, я мог бы привыкнуть к этому, — говорит он.

— Что ты имеешь в виду?

Феникс наклоняется к моему уху, чтобы прошептать:

— К тебе в роли моего питомца, а не врага.

Я втягиваю воздух, когда он целует меня в шею, нож все еще находится в нескольких дюймах от того, чтобы снова проколоть мою кожу. В сказанном двойной подтекст: я не знаю, что думать или как почувствовать именно то, что он хочет.

Феникс шепчет:

— Думаю, я бы лучше оставил тебя в живых, чем позволил умереть, не развлекшись. — Лезвие скользит вверх и вниз от подбородка. — Ты согласна?

Киваю, стараясь не наткнуться на лезвие ножа.

— И сейчас мне очень весело, — продолжает он, затягивая поводок еще крепче, словно хочет услышать, как я задыхаюсь. — И могу сказать, что тебе тоже.

— Чем я себя выдала? — Я вкладываю столько сарказма в шутку, сколько могу.

— О, не думай, что сможешь скрыть свое волнение от меня, Ванесса. Я знаю, как рьяно ты жаждала такой сильной руки, как моя. — Нож скользит по моему предплечью, словно ласкает меня. — Все эти годы черствого брака, должно быть, оставили тебя чертовски голодной…— рычит он мне на ухо, облизывая мочку. — Изголодавшейся по настоящему мужчине.

Я вздыхаю, чувствуя его улыбку кожей. Как бы отчаянно мне ни хотелось отрицать его требования, должна признать, что я всегда хотела сильного, независимого, доминирующего мужчину, кого-то, кто был бы в состоянии заполнить мое сердце и мне не потребовалось бы вручать его на блюдечке. Тот, кто любил бы меня за то, кем я была, без запретов.

Вот только я не хочу, чтобы Феникс был этим мужчиной.

Как он мог? После всего, что мы сделали друг другу?

— Да ладно, — говорит Феникс и тянет меня за поводок за собой на кухню.

Я с удивлением обнаруживаю, что стол на двоих уже накрыт. Кажется, мое удивление привлекает его внимание.

— Впечатлилась? — спрашивают меня, привязывая поводок к деревянной балке.

— Ждешь компанию?

Он хмурится, как будто не понимает вопрос.

— Нет. С чего ты взяла??

— Хочешь сказать, что накрыл и на мою персону тоже?

— Ну, как уже было сказано, я думал, что ты, возможно, проголодалась. — Его ухмылка до чертиков раздражает и остается сексуальной… Боже, я не уверена, чего хочу: высказать ему все или улыбнуться в ответ.

Особенно, когда он начинает покусывать кольцо в губе... Черт, это горячо.

Господи, почему я думаю об этом?

— Сядь, — приказывает Феникс, что дает мне повод отвлечься от мыслей. — На колени.

Сажусь на пол, но он привязал поводок так высоко, что тот заставляет меня закинуть голову.

— Не двигайся, — произносит Феникс. — Ты знаешь, что произойдет, если ослушаешься.

В этом положении, в углу комнаты, я выгляжу как девушка, которая кого-то ждет. Всегда ждет... ждет его. Так, как он, вероятно, хотел бы этого.

Это игра. Все это. Интеллектуальные забавы — то, чем он занимается. И это работает.

Со снисходительной улыбкой Феникс идет обратно к плите и начинает готовить вкусные блины, которые заставляют мой рот наполниться слюной, когда я слышу их запах. Черт, не знала, что парень так хорошо готовит. Через тридцать минут мой живот убивает меня, как и ноги, но я не могу пошатнуть его веру в свою преданность, чтобы заставить его думать, что он главный. Иногда он бросает на меня быстрый взгляд, переворачивая блины и одновременно затягиваясь сигаретой. Самодовольное выражение его лица заставляет меня покраснеть.

Закончив, он ставит тарелку на стол, выпускает дым изо рта и подходит ко мне. Развязывает поводок и нежно держит его в руке, даже не туго, словно не ждет, что я сорвусь на бег. И он прав: я не побегу, потому что знаю, что не смогу избежать его хватки. Пока нет. Я должна дождаться подходящего момента, пока он не снимет все ограничения, и его сердце не откроется.

Как оно делало до того, как я растоптала его.

Должна сказать, что сожалею о своих поступках в прошлом, но не могу изменить того, что сделала. Мне ненавистно то, как я отнеслась к нему, но это было сделано из правильных побуждений. Однако то, что сделал Феникс, было неправильно.

Он попытался подставить меня за убийство моего мужа. Запереть меня в клетке.

И превратился в монстра.

И теперь я его. Питомец монстра. Но мы с ним оба знаем, что он не так прост, как кажется. Мы — монстры в нашей собственной истории. Я обвела его сердце вокруг пальца и раздавила голыми руками. Давным-давно домашним животным был он... а потом я стала чудовищем. Теперь роли поменялись. Не могу сказать, что не ожидала этого. Просто не думала, что он буквально свяжет меня и будет кормить блинами с широкой улыбкой на лице.

Кажется, он чересчур наслаждается этим.

— Как блинчики? — спрашивают меня, поднимая вилку с еще одним кусочком.

— Вкусные, — отвечаю, проглотив.

— Ты серьезно, или говоришь это, чтобы доставить мне удовольствие? — Феникс машет следующим кусочком перед моим лицом, как будто это игра, и я должна протянуть руку и ухватить его.

— Серьезно, — говорю я.

— Хм… или, может быть, за тебя говорит голод.

— Может быть. Ты не так уж часто меня кормил.

— Это потому, что ты этого не заслуживала, — размышляет он, кладя очередной кусок мне в рот.

Немного прожевав, я спрашиваю:

— А теперь?

— Хмм… — Он улыбается, опираясь на руку, как будто ему скучно. — Ты была хорошей девочкой в ​​последние несколько дней.

— Хмм… мне принимать это как комплимент? — шучу я, открывая рот, чтобы дождаться следующей порции.

Он просто смотрит на меня из-под ресниц.

— Знаешь… Мне нравится, когда этот твой красивый рот открыт. Пробуждает желание сунуть туда что-нибудь еще.

Мои щеки вспыхивают, а затем он суёт мне в рот еще один кусок блина, не давая мне отреагировать. Когда я проглатываю его, Феникс тянет меня за поводок и говорит:

— Покажи свою признательность, Принцесса. Губки вверх.

Я закрываю глаза, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы, его вкус смешивается со сладостью блинов. Он совсем не грубый, просто медленный и чувственный, что сбивает меня с толку, потому что я этого не ожидала. По крайней мере, не от него. Он всегда такой требовательный и стремительный, как будто хочет извлечь максимум из тех секунд, которые у него есть, а теперь отрывается. Облизывая губы, стону между каждым поцелуем. Его звуки и поцелуи очаровывают. Я марионетка для его желаний, и я даже не против.

— У тебя приятный вкус, Принцесса… — бормочет он мне в рот. — Как клубника в меду. — Феникс прикусывает губу и снова целует меня, крепко держа поводок, как будто боится, что я отодвинусь, если он этого не сделает. Я бы не стала, даже если бы он отпустил его полностью.

— Интересно, везде ли ты такая на вкус, — говорит он, вставая со стула, чтобы подойти ко мне. Притягивает меня для еще одного поцелуя, кладя свои загребущие руки мне на талию. Они медленно ползут к моей заднице, слегка сжимая, когда поцелуи становятся более глубокими и энергичными. Феникс стонет в мой рот, оголяя все мои чувства, когда его хватка на поводке и заднице становится крепче.

— Иди сюда, — рычит он, внезапно поднимая меня с пола и сажая на стол.

Отодвигает в сторону тарелки и столовые приборы, освобождая место для того, чтобы я могла уместиться, пока он пожирает мой рот. Не знаю, откуда в нем столько похоти, но ни на что не жалуюсь. Я бы предпочла этого Феникса, чем желающего убить меня. Полагаю, я не единственная, кто сожалеет. Ведь мы когда-то были любовниками. Трудно не вернуться к былому.

— Черт, я хочу попробовать тебя на вкус, — бормочет он, целуя меня в грудь.

Крошечный розовый топик, который он купил для меня, сорван, ткань разорвана в лохмотья. Взяв мою грудь в ладонь, он приникает к ней губами и с силой всасывает. Так сильно, что заставляет меня громко ахнуть, и, когда кусает и дергает мой сосок, я визжу от возбуждения.

— Кажется, тебе нравится эта боль, Ванесса, — протягивает он, облизывая мой чувствительный сосок.

— Ну, я, черт возьми, не против, — стону я, когда он делает то же самое с другим.

— О, теперь мы изменили решение? — поднимая голову, говорит он с ухмылкой. — А я уж было подумал, что ты не хочешь, чтобы я использовал тебя как игрушку для секса.

— Этот вариант кажется мне лучше.

— Чем что?

Смотрю в его глаза.

— Чем быть мертвой.

— О, — смеется Феникс. — Есть много-много вещей, которые я хочу сделать с тобой, Принцесса, и убийство все еще находится на вершине списка.

— Тогда почему ты не сделаешь этого? — спрашиваю я.

Он хмурит брови и останавливается, чтобы посмотреть мне в глаза, дергает за поводок. Но вместо ответа прижимается губами к моим и отгоняет зародившееся до этого сомнение.

Конечно, он все еще хочет убить меня. Кто бы не хотел после того, что я сделала.

Он просто не может. Все, что осталось от его сердца, не позволит ему.

* * *

ФЕНИКС

Черт бы побрал ее и ее стремительный поток вопросов.

Когда отрываюсь от ее губ, то хочу прильнуть обратно. Говорю себе, что не должен — что она для меня чертова погибель, и что я до охерения не подхожу ей, — но я просто не могу, мать ее, держаться подальше. Но каждый раз, когда она открывает свой чертов рот, из него вылетает что-то, что напоминает мне обо всей ненависти, которую я храню внутри, и это бесит меня.

Так что я тянусь за кухонной салфеткой и засовываю ее ей в рот.

— Заткнись и держи это.

Ванесса возмущенно бурчит, но я игнорирую звуки и продолжаю восхищаться ее красивой грудью. Нет ничего лучше, чем зарыться лицом в пару сисек по утрам. Лучший способ начать день.

Я толкаю девушку дальше по столу, беру ее грудь в ладони и сжимаю. Ее стоны проникают сквозь ткань и заставляют мой член дергаться. Мне наплевать на то, что я на самом деле должен делать сейчас, когда она у меня в руках; все, что я хочу — это трахать ее изо дня в день. Это заставляет меня думать обо всех тех былых годах, когда все, что я хотел, это быть с ней. Все остальные могли отсосать и пойти нахрен. Вот только так не получилось, поэтому я отталкиваю эту мысль.

Вместо этого я задираю ее юбку вверх и позволяю пальцам скользить по ее бедрам к складкам между бедер, быстро двигая пальцами по ним и дразня Ванессу. Ее стоны настолько возбуждают меня, что я начинаю облизывать и покусывать ее ухо и шею. Уровень ее возбуждения заставляет ее выплюнуть ткань, но мне насрать. Я чувствую себя как животное, желающее опустошить ее. Я выхожу из-под контроля и мне плевать. Потому что я хочу трахнуться. И все. Точка.

Сметаю все со стола, не задумываясь, куда все полетит, крепко обнимаю Ванессу и глубоко целую. Врываюсь языком в ее рот, облизываю с жестокостью, которую не испытывал долгое время. Одной рукой сжимаю ее мягкую задницу, а другой дразню между ног, вырывая у нее стоны. Люблю звуки, которые она издает, и это возбуждает меня настолько, что я хватаю ее за горло и толкаю по столу. Испуганный взгляд в ее глазах, когда я расстегиваю свой ремень одной рукой, проходится по мне ознобом. В приятном смысле. Каков наплыв. Такое ощущение, что я под кайфом, когда снимаю ремень и обворачиваю им ее волосы, словно резинкой для волос, а затем привязываю ремень к ножке стола. Отхожу и беру провод, который она хранит в ящике, и привязываю ее ноги к столу. Пока ее руки над головой, ей никуда не деться. Грудь поднимается с каждым вздохом, и я вижу ее панику.

— Расслабься, Принцесса, — говорю я, позволяя пальцу скользить по ее груди. — Тебе понравится.

Ванесса качает головой и начинает дергать за провод, что заставляет меня потянуться к ножу. Ее глаза расширяются, когда она видит, как лезвие опускается и прикасается к ее коже. Визг, вырывающийся из ее рта в тот момент, когда я провожу ножом вниз по животу, волнует почти как оргазм.

— Не двигайся, Принцесса, — повторяю я. — Боли не будет. Много.

— Пожалуйста, не надо…

— Что? Не пускать тебе кровь?

— Нет.

— Рано или поздно тебе это понравится, — протягиваю я, склоняясь над ней. — Я в этом уверен.

— Я тебе не верю, — прерывисто вздыхая, произносит она.

В ответ улыбаюсь.

— Тогда, думаю, просто нужно подождать и посмотреть.

Я использую нож в качестве маркера, рисуя узор и не пуская кровь. Она с тревогой в глазах следит за кончиком, словно пытается к чему-то подготовиться. Дело в том, что она никогда не узнает, когда это произойдет. Выражение ее лица бесценно. На нем такая мука, вид, как она распадается понемногу... как пища для моей души.

Пот стекает по ее коже, и затем, когда я позволяю кончику лезвия кольнуть, Ванесса взвизгивает. Но я знаю, что боли не так много. Пробовал на себе много раз. Всегда нужно знать, что будут чувствовать мои жертвы, когда я начну делать с ними подобное. Конечно, страх довлеет над ее чувством нормальности. Она позволяет ему контролировать ее, вместо того, чтобы испытать его таким, какой он есть. Страх — это возбуждение. Страх является частью нашей души. Страх заставляет нас чувствовать себя живыми.

И Ванесса должна быть благодарна, что все еще жива.

Ее жизнь в моих руках. Одним движением я могу убить ее прямо здесь и сейчас. Но нет.

Вместо этого я наклоняюсь и высасываю кровь из ее кожи, нежно целую ее, позволяя своему языку скользить по животу Ванессы.

Девушка извивается подо мной, ее тело изгибается, чтобы встретить мой рот, но разум все еще сосредоточен на страхе.

— Перестань думать, Ванесса, — говорю я. — Сейчас это не принесет тебе пользы.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— А на что похоже? — отвечаю, срывая юбку, чтобы увидеть ее прекрасную киску. — Наслаждаюсь тобой в полной мере.

— Высасывая мою кровь?

Я хмурюсь, помахивая ножом в воздухе.

— Знаешь, тебе действительно следует учесть тот факт, что я уже мог тебя убить. Возможно, ты захочешь подумать об этом, когда я наброшусь на твою киску.

Она сглатывает.

— Это такой способ сказать, что ты не убьешь меня сейчас?

Я улыбаюсь.

— Мне просто нравится видеть страх в твоих глазах, Принцесса. Ничего больше. — Подношу нож ко рту и облизываю лезвие. Чувствую вкус ее крови и своей собственной, поскольку лезвие ранит язык, но мне все равно. Я теряюсь в экстазе, живу на краю, хочу прыгнуть с ней.

Она содрогается, ее губы дрожат, когда я подношу нож к ее лицу.

— Давай, сладкие щечки, улыбнись мне, — говорю я.

Правый уголок ее губ дергается в фальшивой улыбке, которая ни на секунду не трогает меня. Черт ее дери, обычно она настолько фальшивая, насколько это возможно, способна показать себя без изъянов, и теперь настоящие эмоции вдруг одолели ее?

Нахер.

Я втыкаю нож в стол рядом с ее головой, заставляя ее закрыть глаза.

— Посмотри на меня, — начинаю я. — Открой глаза, Принцесса.

Она медленно подчиняется.

— Пожалуйста... Феникс.

— Пожалуйста, что? Тебе не нравится, когда я хочу слизнуть кровь с твоей кожи? Ты должна быть польщена.

Она качает головой.

— Я, блядь, не верю тебе, — выплевываю я, хватая ее киску одной рукой, от чего девушка содрогается. — Держу пари, она скажет мне правду.

— Нет, — повторяет она, все еще дрожа.

— Чего ты так боишься? — спрашиваю я. — Этого ножа? Крови? Боли? Смерти? Чего?

— Тебя.

Ее ответ, без сомнения, застает меня врасплох, и на мгновение я не знаю, что сказать. Я думал, что она выберет боль или даже смерть, но вместо этого она говорит что-то, что заставляет мое сердце сжаться и умереть. По крайней мере, так я себя чувствую. Как будто мое сердце прожигает дыру в ее груди. Или в ее глазах. В любом случае, теперь я в заднице. Я начал чувствовать то, чего не должен был.

Наклоняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Разве ты не чувствуешь волнение, пронизывающее твое тело? Адреналин, бегущий по венам? Разве это не намного лучше, чем безжизненная, похожая на статую кукла, которой ты была последние несколько лет?

— Я… — она заикается. — Я не знаю.

— Твое сердце знает. Как и твоя киска. — Я провожу пальцами по ее складкам, уже теплым и влажным. — Она жаждет острых ощущений. Ты жаждешь жизни. Реальной жизни. Не фальшивого притворства. Не того, что может тебя убить, — шепчу я ей на ухо. — И я дам тебе эту жизнь.

Отступаю, оставляя ее глаза полными страха и сомнений, когда встаю прямо и сосредотачиваю свое внимание между ее ног. Это все, что я знаю, все, что могу придумать, чтобы заставить ее подчиниться. Так я заставлю ее перестать думать обо всем, что у нее в голове, и сосредоточиться на действительно желаемом. На мне.

Это всегда был я.

Ей не нужно произносить это вслух. Все видно по ее глазам. Чувствуется в ее страхе.

Она хочет меня... и я дам ей все, что у меня есть.

Глава 21

Феникс

Я оставляю поцелуй на ее животе, дразню между ног, кружа пальцами. Кажется, Ванесса немного расслабляется, ее глаза медленно закрываются, дыхание нормализуется. Руки не так сильно натягивают наручники, а мышцы ног расслабляются, пока я медленно ввожу ее в такое состояние. Нож рядом с ее лицом служит напоминанием о том, что произойдет, если она попытается бросить мне вызов, и от этого она становится более, чем готовой. Хорошо. Хочу, чтобы она потела и боялась, чтобы одна лишь жажда полностью взяла верх, как и должно быть.

Я приближаюсь ртом к ее киске, осторожно опускаюсь, прохожусь языком. Ее тело движется навстречу моим губам, отчаянно желая большего, когда я оставляю поцелуй на ее плоти.

— Хмм… Твоя киска — мой завтрак, — размышляю я, пробуя ее влажность. — Ты такая чертовски сладкая, Принцесса. Я мог бы делать это целый день.

Ванесса благодарно стонет, что заставляет меня рассмеяться. Даже когда она пытается сопротивляться, это невозможно. Я знаю, что нужно ее телу… и что нужно, чтобы ее разум сошёл с ума вместе со мной. Она жаждет опасности, в которую я ее втягиваю, и не может не поддаться моему прикосновению.

Я балую ее киску поцелуями и движениями языка, заставляя ее извиваться подо мной. Мне нравится сладкий вкус ее влажности, которая практически капает на пол.

— Ты такая чертовски влажная для меня, — бормочу я рядом с ее кожей. — Так сильно нравится это, Принцесса?

— О, боже…— бормочет она, кусая губу.

Я усмехаюсь.

— А как насчет этого на десерт?

Приникаю ртом к ее складкам, облизываю их, пока девушка не начинает сопротивляться. Чем больше я сосу ее милые маленькие губки, тем больше она начинает поддаваться, стонать и задыхаться, отчего мой член твердеет, как камень. От ее звуков он вырывается на свободу. Они сводят меня с ума, пока я посасываю клитор, подталкивая ее к оргазму. Я хочу пробовать всю ее и целовать, пока она не развалится под моим гребаным языком. И даже тогда я еще не закончу. Хочу вечно смотреть, как Ванесса сжимает скатерть, затаив дыхание в ожидании грядущего. Я мог бы делать это без устали — просто трахать ее, пока мы не насытимся, и от нас ничего не останется. Ни барьеров, ни границ, ни лжи, ничего. Только мы и секс. И все.

— Черт, — Ванесса громко стонет, пытаясь отдышаться, когда я пожираю ее киску.

— Да, Принцесса? — бормочу я, глядя на ее лицо.

Она облизывает губы.

— Боже.

— Феникса достаточно, — отвечаю с улыбкой ублюдка.

Девушка даже не реагирует, потому что слишком занята покусыванием губы и наслаждением от моего языка. Поэтому я останавливаюсь.

Ванесса смотрит вверх со злостью, словно разбуженная от спячки медведица.

— Почему ты остановился?

Опускаю палец на ее клитор.

— Я останавливаюсь, когда хочу, Принцесса. Могу делать все, что захочу, и тебе лучше об этом помнить.

— Но…

— Но что? — Я поднимаю бровь.

— Это было…

— Как? — Когда она не отвечает, я игриво шлепаю по ее киске, заставляя завизжать и задрожать. — Скажи это!

— Хорошо! — выкрикивает она.

— А что мы говорим, Принцесса?

— Пожалуйста?

— Пожалуйста, что?

— Пожалуйста, продолжи? — бормочет она, хлопая ресницами.

Я поднимаю голову.

— Ты знаешь, что я хочу услышать.

— Пожалуйста… я могу кончить?

Даю выход своей ухмылке.

— Хорошая девочка. Видишь? Это было не так сложно признать.

Я снова шлепаю ее по киске, просто чтобы услышать ее крик. Черт, я люблю, когда она так делает. Затем приникаю обратно, восхищаясь ею, как никогда раньше. Ванесса так громко стонет, что мой член почти вырывается из штанов, желая вонзиться в нее. Но я хочу, чтобы она сначала кончила в мой рот, хочу попробовать ее соки, когда она это сделает.

— Черт, да, — стонет она, когда я раздвигаю ей ноги, погружаясь пальцами в ее плоть.

— Давай, Принцесса. Кончи на мое лицо, — говорю я. — Позволь мне попробовать твой сладкий страх.

— Я кончаю! — Она задыхается, когда я кружу вокруг ее клитора, пока он не начинает пульсировать.

Обхватываю ее задницу обеими руками, подталкивая ближе к своему рту.

— Да! Черт возьми, сейчас, — рычу я, прикусывая клитор.

Чувствую, как он пульсирует, и ее тело содрогается подо мной. Мне приходится сдвинуть одну руку и удержать ее, придерживая второй и пробуя всю ее дикость. Я почти взрываюсь в штаны. Блядь, так горячо ощущать, как она кончает на мой язык. То, что я могу с ней сделать, поражает меня и пробуждает желание продолжить.

Когда я смотрю вверх, то замечаю слезу, стекающую по ее щеке.

— Ты плачешь, Принцесса?

— Нет, это просто… эмоции, — улыбается она. — Не обращай на меня внимания.

— Нет, я хочу знать, почему, — говорю я, упираясь кулаками в стол и глядя ей прямо в глаза.

Она колеблется мгновение.

— Ну… я никогда…

— Что?

— Это…— Ее щеки краснеют, как клубника.

Я хмурюсь.

— Ты имеешь в виду, что никто никогда не вылизывал твою киску?

Она смеется.

— Да, Артур делал это однажды, но было не так хорошо.

На моём лице расцветает самодовольная улыбка.

— Ну, черт. Ты только что сделала мне комплимент? Это впервые.

Ванесса стыдливо отворачивается.

— Нет. Забудь об этом.

— Не-е-е-а. Я не позволю тебе отнять это, — стучу по своему виску. — Я буду помнить это до конца своей жизни., — смеюсь я. — Чертова принцесса, которую никогда не вылизывали по-королевски. Ну, это впервые.

Девушка закатывает глаза и вздыхает, но я знаю, в глубине души она понимает правоту моих слов. Я даю ей все, чего она всегда хотела... все, чего у нее никогда не было. Она отказалась от всего этого только потому, что вышла замуж за лживого урода. Все из-за денег. А теперь посмотрите на нее — она просит вылизать ее. Думаю, что заставлю ее умолять еще, только потому, что мне так хочется.

Я расстегиваю молнию и сразу же снимаю штаны с бельем, чтобы освободить член. Ее взгляд упирается в него, фокусируясь на штанге в головке. Мне нравится выставлять напоказ свои вложения.

Я притягиваю ее задницу ближе к себе и шлепаю по внутренней части бедер.

— Шире.

Ванесса раздвигает ноги, позволяя мне войти. Я не уверен, почему она не сопротивляется, но мне насрать. Она, наверное, научилась слушаться, так что все закончится быстрее. Плюс — ей, вероятно, начинает нравиться то, что я делаю, даже если она этого не признает.

Я с легкостью вхожу в ее влажную киску до упора, мой член пульсирует от нужды. Черт, она так хорошо ощущается, когда между нами ничего нет. Ее влажная плоть против моей эрекции, как сбывшаяся мечта. Трахать ее без всяких преград — вот чего я хотел все это время.

Толкаюсь в нее, поддерживаю ее под колени, когда я вхожу и выхожу, смотрю ей в глаза, пока с силой беру ее киску. Она не отводит взгляд, постоянно смотрит на меня, пока я клеймлю ее. Ее язык резко подается вперед, чтобы облизать губы, подтверждая мое подозрение, что она наслаждается этим. Поэтому я толкаюсь немного глубже, заставляя ее стонать.

— Нравится, когда я хороню свой член в твоей киске, Принцесса? Такая развратная девочка, с такими-то стонами.

— Нет, — отвечает она.

Отвешиваю шлепок по бедру, заставляя ее визжать.

— Не ври мне.

— Хорошо, да, — исправляется она, кашляя.

— Ты бы сама меня трахнула, если бы тебе выпала такая возможность.

— Если бы не была прикована цепью, как животное, — усмехаются мне в ответ.

— Если бы уже не была оттрахана животным, — добавляю я, снова толкаясь, чтобы она громко застонала. — Прими это, сладкие щечки. Мы оба здесь животные.

Ванесса не отвечает, но из-за очередного толчка задыхается, поэтому я знаю, что прав. Она хочет этого так же сильно, как и я. И, черт, до чего же приятно брать ее киску на гребаном кухонном столе без резинки. Мне нравится выражение ее лица — словно она отчаянно нуждается в моей сперме. Полагаю, в ее предыдущих отношениях у нее не бывало много секса. Ну, теперь все позади. Она — моя, и я никуда не денусь в ближайшее время.

Ванесса стонет.

— Черт, я не могу… не могу сдерживаться…

— Сдерживайся, — рычу я, входя в нее на каждом слоге. — Это моя киска, поняла меня? Моя, и я буду единственным, кто решит, когда ты кончишь.

— Да! — кричит она, когда я шлепаю ее по внутренней стороне бедра.

Ее мышцы обхватывают всю мою длину, оказывая на член восхитительное давление и заставляя меня застонать. Я вбиваюсь в нее сильно и быстро, пока член не начинает увеличиваться, готовясь взорваться. Однако я еще не готов кончить. О нет, сначала я хочу почувствовать, как ее язык пройдется по моему члену. Возможно, если она начнет умолять, я кончу в нее. Хотя не могу обещать, что это не случится ей в горло.

Вынимаю член и иду к краю стола, на ходу снимая рубашку и не сводя взгляда с ее лица, когда она прикусывает губу, увидев меня обнаженным. Думаю, мое нагое тело действует на нее, даже она не может этого отрицать. Что тут говорить? Вот что происходит, когда твоя работа — убивать людей. Ты должен быть в форме и готов ко всему.

Я развязываю провод на ее ногах и продвигаю ее дальше по столу, пока не голова не свешивается назад. Затем снова привязываю ее, на этот раз к передним ножкам стола, убедившись, что она не сможет спрыгнуть и сбежать. То, что я собираюсь сделать с ней, вероятно, заставит ее извиваться, что будет еще забавнее.

Стоя перед лицом Ванессы, я прижимаю большой палец к ее подбородку и говорю:

— Открой его, сладкие щечки.

Она приоткрывает губы, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее. Она ахает, когда я облизываю ее язык и стону в ее рот. Ухмыляюсь, когда она моргает пару раз.

— Не ожидала этого?

— Думала, ты собираешься…

— О, определенно собираюсь. Не беспокойся об этом, Принцесса, — снова целую ее в губы. — Мне захотелось, чтобы ты сначала попробовала свое собственное возбуждение, просто чтобы увидела, что не сможешь солгать мне. Твоя киска всегда скажет правду.

Ванесса сглатывает, а я встаю и провожу членом по ее губам. Предэякулят уже собрался каплей, и я использую его как смазку.

— Теперь я трахну твое горло, а ты позволишь мне, — говорю я, опуская ее лицо. — Теперь широко открой рот, Принцесса, иначе я заставлю.

Ее губы раскрываются, и я проталкиваю головку внутрь, избегая зубов, и с легкостью погружаюсь в ее рот. Язык так чертовски сладок, так влажен на моем члене, что я почти тут же кончаю.

— Чтоб меня, Принцесса, ты хороша в этом, — бормочу я, сунув свой член ей в горло.

Обхватываю ее горло одной рукой и крепко удерживаю, трахая ее лицо со всем рвением. Черт, это потрясающе. Ее рвотные позывы и кашель волнуют, только добавляя удовольствия, которое накапливается во мне.

Позволяю ей секунду отдышаться, ее слюна размазывается по щекам.

— Посмотри на беспорядок, который ты устроила, грязная Принцесса, — протягиваю я, ухмыляясь. Замечательно.

Я позволяю своему члену скользнуть обратно в ее нетерпеливое горло. Свирепо хватаю поводок и подтягиваю к себе, заставляя ее голову оставаться там, где она есть —прямо напротив моего гребаного паха. Эта кожаная вещь обеспечивает идеальное управление, и мне нравится ощущать ее и эту степень контроля над ней. Изысканный внешний вид и чувство, что мой поводок на шее, кольцо, которое означает мое владение ею... Так чертовски прекрасно. Как чертова извращенная сказка.

Я толкаюсь членом в ее горло так далеко, как могу, пока она не задыхается, а затем выхожу, только чтобы снова вонзиться обратно. Боже, мои яйца тяжелеют, и я так чертовски стремлюсь взорваться. Вопрос только в том, куда.

Выхожу из ее рта и улыбаюсь, когда она облизывает губы.

— И как тебе на вкус мой член, сладкие щечки?

— Соленый, — отвечает она.

— Спорю, ты бы хотела большего, — протягиваю я, размазывая смазку, смешанную с ее слюной, по губам. Черт, она выглядит так мило с оттраханным лицом. Такая грязная... Меня будоражит этот ее вид. Я так давно мечтал увидеть ее такой… полностью мокрой и грязной. Такой, какой она должна быть.

— Скажи мне, Принцесса, ты действительно думаешь, что это плохо?

— Плохо? Да, — отвечает она, после того, как я вхожу и выхожу из ее рта.

Я щурюсь.

— Думаешь, это действительно наказание?

Ванесса делает вдох, и проходит секунда, прежде чем звучит ответ:

— Ты мог бы сделать мне и хуже.

Отвечаю ей смехом.

— Ты… я знал, что до тебя в итоге дойдет.

Она улыбается мне такой милой улыбкой, что мне попросту хочется задушить ее.

Так я и делаю. Моими яйцами.

— Соси их, — стону я, когда ее язык проходится по моей мошонке. Я мастурбирую над ней, пока девушка не обхватывает их губами и нежно массирует. — Черт, это хорошо. И ты, блядь, не укусишь, иначе, клянусь, видит Бог, я…

— Не укушу, — бормочет она между движениями. — Обещаю.

— Хорошо. Тебе лучше помнить про нож и тот факт, что я чертовски люблю королевскую кровь.

Я позволил ей сосать мои яйца до тех пор, пока не зашел так далеко, что чуть не кончил прямо на ее грудь. Но я хочу насладиться этим моментом, чтобы он остался нашим совместным воспоминанием, чтобы она знала, чего ей не хватало все эти годы.

После еще нескольких рывков я отнимаю руку от члена и отступаю от Ванессы. Хватаю ее лицо и заставляю смотреть на меня.

— Скажи мне, сладкие щечки, где ты ее хочешь?

— Хочу что?

— Мою сперму, Принцесса. Твой красивый рот или твоя мокрая киска. Выбирай.

Она вспыхивает.

— Я не… я не хочу выбирать.

Слегка похлопываю ее по щеке.

— Выбирай. Или я сделаю выбор за тебя, и он не будет таким уж приятным.

Она сглатывает.

— Киска.

Я наклоняю голову и подаюсь вперед, чтобы ударить ее по лобку, заставляя ее застонать.

— Что ты сказала?

— В мою киску, пожалуйста!

— Умоляй, — рычу я, запихивая свой член обратно в ее рот. Она давится от внезапного вторжения, едва в силах принять весь ствол до конца, когда я несколько раз толкаюсь в нее и снова выхожу.

Ванесса жадно хватает воздух ртом.

— Пожалуйста, кончи в мою киску.

— Хмм, — стону я, снова схватив ее за горло. — Ты хочешь мою сперму в твоей тесной дырке?

— Нет, — говорит она.

— Что нет? — Я снова шлепаю ее по складкам, и на этот раз дрожь проходит по всему ее телу.

— То есть, да!

— Хороший выбор, — отвечаю я, улыбаясь, как сумасшедший сукин сын.

Проведя пальцами по волосам, я подхожу к другой стороне стола и снова развязываю ее ноги, чтобы притянуть к себе. Мне даже не нужно связывать ее снова, потому что она автоматически разводит передо мной колени и впускает меня.

Не даю ей ни единой секунды, чтобы подготовиться, прежде чем до самого основания зарываюсь членом в ее влажность, заставив ее издать громкий стон. Ее мышцы сжимаются вокруг моего члена, заставляя его пульсировать от удовольствия. Черт, это так здорово — наконец-то брать ее без презерватива. Она чертовски влажная. Я даже не могу описать это.

— Святое дерьмо, — бормочет Ванесса, когда я глубоко вонзаюсь в нее.

— Больше похоже на святой трах, — протягиваю я.

— Черт, да, — добавляет она, заставляя меня тихо рассмеяться.

— Ты — сама похоть, ты знаешь это? — говорю я, толкаясь еще несколько раз, вырывая из нее такой громкий стон, что, думаю, его можно услышать и на расстоянии в несколько миль. — Всегда с такой чертовой готовностью принимаешь мой член, как хорошая девочка.

— О, черт меня побери, — стонет она, хватаясь за поводок скованными руками.

— Так жаждешь, да? Ты больше не будешь с этим бороться.

— Сделай это, — бормочет она, когда я тянусь к поводку в ее ладонях. — Возьми меня.

— Сладкие щечки, — шепчу я, облизывая губы, — я, блядь, уже давно владею тобой.

Толкаюсь в нее еще три раза, пока мой член не начинает пульсировать, а ее тело — дрожать.

Она визжит.

— Блядь! Я кончу!

Шлепаю по ее груди, заставляя ее сопротивляться.

— Ты не умоляла, Принцесса. Помни, кому принадлежит эта киска. Мне. Так что ты, блядь, не кончишь, пока не спросишь меня.

Ударяю по второй груди для равновесия, но уже слишком поздно. Я чувствую ее оргазм, потому что ее киска выдаивает мой член. И хотя она не просила об этом, я дарю ей удовольствие насладиться очередным оргазмом до того, как опустошусь в нее. Ее чрезмерная влажность выводит меня на грань, и с громким стоном я отпускаю всю эту неудержимую похоть.

— Вот так, Принцесса. Я кончу в твою влажную киску, — бормочу я, изливаясь так глубоко в нее, как только могу. Она дышит, широко открывая рот, когда разваливается подо мной, выгнув спину, чтобы приблизиться и усилить мой оргазм. Еще четыре рывка, и моя сперма буквально вытекает из нее, когда я вынимаю наполовину опавший член из ее киски.

Хлопаю ее по внутренней части бедер, заставляя задрожать и сдвинуть ноги вместе.

— Держи все в себе, Принцесса, — протягиваю я, подходя к ее лицу, чтобы развязать «резинку», которой я завязал ее волосы. Она все еще лежит на столе, не сдвинувшись ни на дюйм, пока я удерживаю ее за поводок и поднимаю в сидячее положение. Ее лицо — полный хаос. Не так, словно «я слишком много выпила», а так, будто «меня отымели так, что я не могу думать трезво». И это вызывает у меня чертовски гордую улыбку. Ебаный ад.

— Надеюсь, тебе было так же хорошо, как и мне, — говорю я, заставляя ее наклониться ко мне.

Она не отвечает, но губы дергаются.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — произношу я.

— О да? И о чем же? — усмехается Ванесса.

— О том, что тебе чертовски понравилось то, что я сделал, но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Тебе стыдно.

— Нет, — протестует она, но из нее хреновая лгунья, и я вижу ее насквозь.

— Лжешь, — говорю я.

Девушка пожимает плечами, поэтому я хватаю ее за подбородок и заставляю смотреть на меня.

— Не пожимай плечами, когда я с тобой разговариваю. Я ненавижу твою ложь. Ненавижу все в твоем поведении за последние несколько лет. И тебе тоже следует.

— Кто сказал, что мне оно нравится?

Я хмурюсь, ударяя кулаком по столу.

— Тогда почему ты не изменилась?

— Изменилась. Всего лишь превратилась в то, что тебе не понравилось, — отвечает она. — Но сделала я это для тебя.

Качаю головой, не в силах поверить в сказанное. Какого черта она так говорит? Какой смысл во всем этом?

— Я никогда не говорил тебе, что мне нравятся лгуньи, — отвечаю я.

— Хм… не согласна, — протягивает Ванесса. — Ты сам это сказал. Я нравлюсь тебе больше, когда веду себя как развратная девочка.

У меня начинается подергиваться нос — признак явной злости.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что ты лжешь обо всем, что сделала.

— Я солгала, чтобы защитить тебя, — бросают мне. — Неважно, во что ты хочешь верить, это правда.

Я вздыхаю, качая головой и держась за стол, чтобы не дать ей упасть.

— Серьезно, от моего терпения осталось вот столько, — говорю я, соединяя перед ее носом большой и указательный пальцы, — и я засуну тебя обратно в эту клетку.

Ванесса хмурится, ее глаза наполняются слезами. Не могу сказать, настоящие они или фальшивые.

— Почему? Потому что не хочешь слышать правду?

— Срать я на нее хотел! Ты лгала и продолжаешь это делать! — кричу я.

Ванесса кривится.

— Посмотри на себя. На нас посмотри. Мы ссоримся и орем друг на друга.

— Да, это то, что, черт возьми, получаешь, когда играешь со мной.

— Я не играю с тобой, Феникс, — отвечает девушка, хватая меня за руки, хотя это тяжело с учетом того, что они скованы наручниками. — Я сделала это, потому что любила тебя, Майлз.

У меня перекашивает лицо.

— Никогда больше не произноси это имя.

— Почему? Потому что оно твое настоящее?

— Не говори, что, блядь, любила меня! — кричу я, ударяя по столу, заставляя Ванессу вздрогнуть. — Хватит этой ебаной лжи!

— Любила. Я любила Майлза. Помнишь ту ночь? Выпускной вечер?

Я выдергиваю нож из столешницы и угрожаю ей.

— Заткнись! Заткнись, мать твою!

— Нет. Вспомни, Майлз. — Она берет в ладони мое лицо, по ее щекам текут слезы. Фальшь и реальность размыты, я не могу отличить их друг от друга. Она играет с моими эмоциями, с моим прошлым, воспоминаниями, и меня затягивает в вихрь душевной боли и гнева, от которых я не могу скрыться.

— Мы любили друг друга, Майлз. Я помню это и знаю, что ты тоже. Что с нами случилось?

— Я сказал — заткнись, — рычу я, убирая ее руки, все еще удерживая перед ней нож. — Я не хочу это слышать.

— Но ты должен. Все может быть по-другому. Я никогда не хотела этого, как и ты. — Она сама наклоняется дальше, и я не тяну за поводок. — Я помню, каково было любить тебя, и ты тоже. Я знаю, что ты все еще что-то чувствуешь, где-то в твоем высохшем сердце. — Она кладет руку мне на грудь. — Подумай о той ночи. Как я к тебе относилась. Как ты думал обо мне. Это правда. Единственная правда.

Единственная правда.

Я хотел бы, чтобы все было так просто, как она говорит.

Но полагаю, у любой истории есть две стороны.

Глава 22

Ванесса

18 лет

Вечер выпускного, а я танцую с парнем, с которым даже не хочу быть. Изо рта у Филиппа неприятно пахнет, от костюма воняет, как от моей старой бабки, а от его взгляда моя кожа покрывается мурашками. Как будто он нашел горшок с золотом и не боится зарыться в него. Я стараюсь игнорировать парня, но он все равно время от времени меня пугает. Я научилась справляться со своим отвращением, как и врать Майлзу. Думаю, это плата за то, чтобы быть частью моей семьи и семьи Старров.

Я надела блестящее платье, накрасила губы ярко-красной помадой и даже обула лучшие туфли для этого вечера. Всё, чтобы убедить Филиппа, что я — девушка, которую он хочет. Единственная, которая ему когда-либо понадобится. Девушка, с которой он должен быть. Так же, как и он — тот парень, с которым я должна быть… даже если мое сердце говорит «нет». Я привыкла игнорировать его мольбы. Черт, я даже не помню, каково это — быть честной с самой собой. Как говорит моя мама, счастье дорого обходится.

Она подкупает меня подарками, машинами, одеждой, большим количеством денег, которое я не могу потратить даже в клубе. Просто, чтобы я охотнее делала то, что она хочет... поэтому я выхожу замуж за Филиппа.

И хуже всего то, что я начинаю чувствовать, что это моя обязанность. Трудно сказать «нет», и еще сложнее сопротивляться, когда она практически хоронит меня под подарками и угрозами. Иногда мне интересно, чего я действительно стою. Много это или мало, поэтому я постоянно задаюсь вопросом, а любит ли меня из них хоть кто-нибудь.

Единственное их проявление любви ко мне — это несметно количество подарков. Когда они говорят, что я избалованный ребенок, я не могу не согласиться. Хотя это не делает меня счастливой. Они все верят в это, но видят только маску… маску, которая наслаивается до тех пор, пока я не перестаю видеть разницу между ней и настоящей мной.

Но я никогда не перестану пытаться побороть это. Несмотря на все трудности, однажды я воспарю.

И это то, что я говорю себе каждый раз, когда смотрю в глаза Филиппу.

Моргаю и отворачиваюсь в сторону в надежде, что ночь пройдет быстро, чтобы я могла выбраться из этого неудобного платья и принять хороший горячий душ. И вот когда открываю глаза, то вижу Майлза, танцующего с девушкой всего в нескольких футах. Почему этот парень здесь? Он же сказал, что ненавидит танцы, так почему пришел на выпускной? Он даже не одет должным образом: грязно-белая футболка, тонкая фланелевая рубашка и обычные джинсы. Единственное новшество — акулий зуб на чёрном шнурке, висящий на шее. Его взгляд направлен на меня, пока мы танцуем, двигаясь в разные стороны. Мое сердце уходит в пятки, когда он крепче хватает свою спутницу за задницу и притягивает ближе. Что-то пронзает меня, заставляя возжелать, чтобы девушка в его руках умирала медленной смертью. Мне не свойственно подобное чувство, но вид Майлза, прикасающегося к другой, зажигает во мне огонь, который я могу погасить, только схватив Филиппа и поцеловав его прямо в губы.

Не знаю, что заставляет меня делать это — поцеловать другого, просто чтобы обидеть мужчину. Это глупо, ревниво и неправильно, но я не могу справиться с болью и теперь вымещаю ее на Филиппе. Использую его как марионетку для своей мести, чтобы заставить Майлза чувствовать то же самое.

Я плохая в худшем смысле этого слова, и даже не знаю, почему делаю это, но я такая. Губы Филиппа — не те восхитительные губы, которые я помню после поцелуя с Майлзом. У этих вкус яда, и я не спускаю глаз с пары, издали наблюдая, как реагирует Майлз.

Его губы дрожат, нос дергается, затем парень берет лицо девушки в ладони и прижимает ее к себе для поцелуя, как делал это со мной. Он вкладывает в него каждую унцию того, что у него есть. Я вижу это по тому, как он накрывает ее губы своими, и по тому, как он держит ее, словно никогда не отпустит.

Слезы наворачиваются на глаза, и я отворачиваюсь в другую сторону, чтобы отогнать их. Кашляю в попытке проглотить поднимающуюся желчь.

— Ты в порядке? — спрашивает Филипп. Он раскраснелся от нашего поцелуя.

— Да, — киваю я, но не уверена, правда ли это. — Я просто… мне бы не помешала передышка.

— О, давай пойдем, выпьем, — говорит он, неловко улыбаясь.

— Нет, я бы предпочла просто выйти на улицу на несколько минут.

— Конечно, и это тоже можно, — отвечает он мне и кладет потную ладонь на поясницу, провожая меня к двери.

— Я в порядке, Филипп, — говорю я. — Ты не обязан идти со мной.

— Конечно, обязан, — не уступает он, по-идиотски улыбаясь.

Думаю, мой поцелуй дал ему больше, чем мне.

Оказавшись на улице, я сдерживаю слезы, потому что не хочу их и потому что не заслуживаю. Я ужасный человек, превращенный в куклу, которую хочет моя мама, и я позволю этому случиться. Я стану черствой и ревнивой стервой.

Качаю головой и смотрю на землю, хмурясь, пытаясь сдержать свой гнев по отношению к себе и Майлзу. Я сама сказала ему, что он не может быть со мной, потому что ему будет угрожать опасность, даже если он не знает о ней.

— Привет.

Я оборачиваюсь на голос. Передо мной парень, которого я не узнаю, за исключением того, что он часто тусуется с Филиппом. Единственная разница сейчас в том, что он держит бутылку, предположительно, с алкоголем.

Я хмурюсь, когда он подходит ближе и дает Филиппу «пять». Парень совершенно пьян.

— Ты и правда красавица, — говорит он. — Ванесса, верно?

— Привет, — отвечаю неуверенно.

— Ого, ты действительно превзошел себя, чувак, — обращается он к Филиппу со странной улыбкой.

— Да, она нечто, — произносит Филипп, облизывая губы.

— Хммм, такая милая, — говорит парень, подходя еще ближе.

Я отхожу от стены и только сейчас замечаю, как далеко мы на самом деле от входа в здание.

— Спасибо, — бормочу я. — Ты в порядке?

— У меня все хорошо, дорогая, даже отлично, — протягивает он, смеясь и делая еще один глоток.

— Может, тебе стоит прекратить пить, — говорит Филипп, пытаясь схватить бутылку, но парень не отдает ее.

— Да ладно, Фил. Где твоя смелость? Это вечеринка. Тебе стоит насладиться ею.

— Поддерживаю. Тебе хватит, — вступаю я.

— Я сам скажу, когда мне хватит, милашка.

У него изо рта несёт, когда он наклоняется слишком близко.

— Эй, — сопротивляюсь я, отталкивая парня.

— В чем дело? Слишком хороша, чтобы поговорить с отличным молодым человеком? — спрашивает он, держа бутылку. — Мне просто весело, куколка.

— Не называй меня куколкой и, пожалуйста, отодвинься от моего лица. — Я отталкиваю его, но чем сильнее упираюсь, тем больше он нависает надо мной.

— Филипп, серьезно, ты встречаешься с этой цыпочкой? Она горячая, но у нее грязный рот. Это уж точно.

— Технически, мы не встречаемся. Тем не менее, — говорит Филипп, кладя руку за голову.

— Филипп! — Я смотрю на него в упор. Не могу поверить, что он только что сказал это, но в сказанном есть смысл, учитывая, что мы оба в основном вынуждены проводить время друг с другом.

Я морщусь.

— Я вышла сюда, чтобы подышать свежим воздухом, а не болтать с каким-то пьяным незнакомцем.

— А кто говорит о болтовне? — Парень так сильно хватает меня за руку, что я вздрагиваю. — Меня больше интересует, что еще ты можешь сделать своим ртом.

— Филипп! — кричу я, пока парень наклоняется все ближе и ближе.

Филипп сжимает кулаки, глядя на нас, кусает губу, но не двигается.

— Что ты делаешь? — говорю я, когда парень пытается поцеловать меня. — Отвали от меня!

— Нет, позволь мне попробовать эти сладкие губки, — говорит он, почти облизывая меня.

— Убирайся! — Я толкаю изо всех сил, но это не мешает ему прижаться грязным ртом к моему, почти заставляя меня блевать.

В эту секунду кто-то тянет его назад, отрывая от меня, и бросает парня на землю. Капли срываются с неба, когда я вытираю щеки и смотрю, как Майлз садится на него и выбивает из парня дерьмо.

— Она. Сказала. Нет! — кричит он, несколько раз ударяя его по лицу.

Парень выплевывает алкоголь и рвоту, и жидкость стекает по его груди на землю, но Майлз продолжает.

— Хватит! — говорит Филипп. — Что ты делаешь?

— Майлз! — кричу я, когда он продолжает избивать парня, пока тот не оказывается залит кровью и рвотой.

К тому времени, когда я добираюсь до Майлза, у парня под ним уже не хватает нескольких зубов, а кости его пальцев, челюсть и нос явно сломаны.

— Майлз, остановись! — кричу я, потянув его за руку.

Поглощенный яростью, он так сильно отталкивает меня, что я падаю на землю.

Все внезапно прекращается. Майлз держит в кулаке рубашку парня, готовый к следующему удару, но поворачивается ко мне, лежащей на земле. Капли дождя падают с неба, портя платье, пока я поднимаюсь с земли. Грязь покрывает его пятнами, а прическа рассыпалась набок. И все же в глазах Майлза я вижу выражение благодарности… и сожаления.

Он шмыгает носом, вытирая его.

— Я... черт.

Майлз отпускает парня и слезает с него. Сразу же бросается ко мне. На секунду я боюсь, что он ударит меня, но он хватает меня за руку и уводит.

— Что ты делаешь? — говорю я.

— Эй! Куда ты идешь? — кричит Филипп. — Ты не можешь оставить его вот так!

Оглядываюсь назад на Филиппа, который помогает своему другу подняться с земли. Тот довольно сильно избит, но больше всего меня поражает то, что Филипп помогает ему, но не помог мне. Тем временем люди выходят из здания, вероятно, услышав шум снаружи.

— Не оглядывайся назад, — говорит Майлз, уводя меня прочь.

— Ему больно! — говорю я.

— Нахер его, — выплевывают мне.

— Ты избил его как боксерскую грушу, Майлз! — Я пытаюсь привлечь его внимание, но парень даже не смотрит на меня. Кажется, мы движемся к его машине, и я чувствую, что это плохо кончится.

— Отпусти меня! — Я вырываю руку.

— Нет, ты пойдешь со мной, — говорит он, выуживая ключ из кармана и нажимая кнопку блокировки машины.

Он открывает дверь и бросает мне:

— Садись.

— Нет. На кой черт мне это делать?

— Сядь. В машину! — орет он так громко, что я отскакиваю назад, упираясь в металл машины, а затем сажусь внутрь. Я помню только один раз, когда мне было страшно из-за его агрессии — когда он избил парня, который издевался надо мной.

Когда я наконец оказываюсь внутри, Майлз захлопывает за мной дверь, а затем бросается к другой стороне и запрыгивает на сиденье. Двигатель рычит, и парень рывком закрывает дверь, прежде чем нажать на газ. Машина вырывается вперед, точно молния, и мне приходится схватиться за сиденье, чтобы удержаться на месте и не вылететь.

Я только успеваю пристегнуться ремнем безопасности, когда Майлз говорит:

— Какого черта ты делала с этими парнями?

— Ничего такого. Я вышла на улицу, чтобы подышать, а следующее, что я знаю, этот чувак навалился в попытке поцеловать меня.

— О, нет, — рычит он, качая головой. — Он хотел сделать с тобой гораздо больше.

Я хмурюсь.

— Ты этого не знаешь. Он был пьян.

— Как раз знаю. Я бы узнал этот взгляд где угодно. И знаю, каково это, черт возьми, понятно? — Майлз смотрит с таким огнем в глазах, что сбивает меня с толку. Я не уверена, стоит ли бояться его или сказать спасибо.

— Черт возьми, да он собирался воспользоваться тобой, пойми ты! Этот поцелуй был не единственным, за чем он пришел. Подобные уроды не останавливаются, пока не получают все.

Майлз выворачивает руль с такой силой, что я почти уверена, что мы перевернёмся, но ему удается удержать машину на нужной полосе. Могу сказать, что он вымещает весь свой гнев на поездке.

— Но ты избил его до полусмерти, Майлз. Филипп свидетель. Половина школы была там. Они узнают, что это был ты, — говорю я.

— Мне все равно. Они могут хоть отволочь меня в полицейский участок, и мне будет насрать.

— Почему? Зачем ты это сделал?

— Потому что я не хочу видеть, как тебе больно! — кричит он.

Мучительный взгляд в его глазах ошеломляет меня в одно мгновение. Румянец вспыхивает на моих щеках.

— Ты не должен был делать это ради меня.

— Я сделал это, потому что твой гребаный парень не смог. Чертова трата ДНК.

— Не говори о нем так!

— О, серьезно? Что он для тебя сделал? — спрашивает Майлз, скрипя зубами. — Ты ему вообще нравишься? Скажи мне честно, ты счастлива с ним?

— Это не твое дело, — отвечаю, хмурясь. — Теперь останови машину.

В ответ звучит лишь смех.

— Ага, счас.

— Я серьезно. Останови машину.

— Нет.

— Да. Выпусти меня.

— Нет.

— Я не хочу быть здесь, — говорю я. — Ты меня слышишь?

— А где ты хочешь быть? — Майлз смотрит на меня. — На выпускном? — У него вырывается придушенный смешок, и я чувствую, что он насмехается надо мной.

— Ты такой же, как он.

— Что? — бросают мне. — Повтори?

— Ты меня услышал. — Я скрещиваю руки на груди. — Ты заставляешь меня ехать с тобой против моей воли.

— Со мной ты в безопасности, в отличие от тех дебилов.

— В безопасности? Это ты избиваешь людей и тащишь меня бог весть куда!

— Думаешь, с ними безопаснее? — рычит он.

— Возможно. А может и нет. Но я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое, хорошо? Неужели я прошу так много?

Майлз хмурится.

— Да, потому что я не собираюсь тебя бросать. Неважно, сколько раз ты меня оттолкнёшь.

— Ты понятия не имеешь, что происходит в моей жизни, — говорю я.

— И ты тоже. Ты даже, мать твою, не знаешь ни одного из них.

— Я знаю Филиппа. Может, я знаю его лучше, чем тебя. Он не посадил бы меня в машину против моей воли.

Внезапно Майлз ударяет по рулю так сильно, что я подскакиваю на месте.

— Черт возьми, Ванесса! Когда же до тебя дойдет? Он тебе не друг! Ему даже плевать на тебя. Тот парень, который хотел тебя поцеловать? Они друзья, Ванесса, друзья. И я предполагаю, что он убедил Филиппа позволить ему использовать тебя.

Я качаю головой, мои губы дрожат от страха.

— Я слышал, как они разговаривали возле шкафчиков. Почему, думаешь, я следил за тобой весь вечер? Я знаю, чем они занимались. Филиппу, возможно, не нравилась эта идея, но он не сказал свое «нет», — говорит Майлз. — Он не защитил тебя, Ванесса. Ни перед другими парнями и не для себя самого. Срать он на тебя хотел.

— Ты пытаешься меня разрушить… — говорю я, сдерживая настоящие эмоции.

— Нет, я говорю тебе правду.

У меня больше нет сил это терпеть. Мне нужно выговориться.

— Нет. Ты не можешь говорить правду. Ты ничего не знаешь о ней, — кричу я, сжимая кулаки, потому что у меня дрожат пальцы. — Ты не знаешь, что я переживаю, и не смеешь делать себя центром всего.

Его губы приоткрываются, но он ничего не говорит. Вместо этого просто тупо смотрит на меня, а затем снова отворачивается к дороге.

Несколько минут Майлз молчит, и я чувствую невероятный порыв закричать, а потом заплакать, хоть и не хочу. Плюс тот факт, что моя мама выдрессировала меня хранить эмоции в себе. Я сглатываю комок в горле, когда смиряюсь с тем, что только что произошло. Тот парень пытался наброситься на меня, а Филипп ничего не сделал. Он никак не защитил меня, хотя собирался стать моим мужем.

До меня дошло только сейчас.

Когда слезы собираются у меня на глазах, я опускаю веки.

Внезапно ощущаю, как тыльной стороной ладони Майлз ласкает мою щеку.

— Эй… — парень улыбается, когда я смотрю на него. — Не грусти.

Облизывая губы, убираю голову от его руки, не желая такой жалости. Вместо этого смотрю на улицу, мокрую от дождя. Капли стучат по окнам, создавая успокаивающий эффект для мыслей.

Машина медленно останавливается посреди дороги, рядом с полем, к которому мы всегда ходили, и я расстегиваю ремень, чтобы глубже вдохнуть. Подумываю открыть дверь и выйти, чтобы сбежать от Майлза, но что-то внутри мешает мне уйти. Что-то... инстинктивное.

— Слушай, извини. Мне не стоило так его избивать, но я не мог позволить им сделать с тобой то, что они хотели. — Он наклоняется в сторону. — Я не хотел, чтобы ты пострадала.

— Я знаю… — говорю я, сглатывая.

Майлз вздыхает.

— Мне ненавистно видеть тебя с ним.

— Ты не единственный… — бормочу я.

— Тогда почему вы вместе? — Внезапное выражение отчаяния на его лице волнует меня.

— Я бы предпочла не говорить об этом, — нахмурившись, отвечаю я. — Кроме того, ты тоже был с девушкой.

— Да, но это не значит, что я хотел уйти с ней, — он пожимает плечами. — Она ничего не значит для меня.

— Ты хватал ее за задницу, — говорю я.

Его глаза сужаются.

— Ты это видела?

— Ты сам хотел, чтобы я увидела.

— Я был просто застигнут моментом. Но кто бы говорил? Ты сама поцеловала Филиппа.

— И что? Он мой парень.

— А то, что я поцеловал свою пару, — говорит Майлз, снова пожимая плечами.

— Эй, это не честно. Ты сделал это просто чтобы разозлить меня.

— О, а ты нет? — Он наклоняется ближе. — Потому что по последним данным ты просто утерла мне этим нос. — Он прищурился, глядя на меня. — Ты пыталась заставить меня ревновать.

Я ахаю.

— Неправда!

— Нет, правда. Хватит отрицать это, Ванесса.

Я смотрю на него, но взгляд продолжает скользить вниз к его мокрой белой рубашке, которая теперь полностью просвечивает, и, боже мой, в тот момент, когда я вижу его мускулы на груди и животе, то думаю, что растеряю всю свою выдержку. Я имею в виду, он великолепен. Стоит того, чтобы попускать на него слюнки, особенно когда капли стекают по его телу.

Черт, почему я так на него смотрю? Мне бы стоило лучше держать себя в руках.

— Ну, ты просто мудак за то, что прикасался к ней подобным образом, — говорю я, пытаясь игнорировать сильные чувства, которые во мне поднимаются.

Он наклоняется ко мне, но я не сдвигаюсь ни на дюйм.

— Почему? — говорит он с ухмылкой на лице. — Потому что хочешь, чтобы я танцевал с тобой вместо нее?

Я кривлюсь.

— Прекрати.

— Нет, я хочу услышать правду, Ванесса. Скажи мне, что ты на самом деле думаешь, когда смотришь на меня. — Парень кладет руку на мое бедро. — Что ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе? — Я глубоко вздыхаю, когда Майлз наклоняется еще дальше. — Чего ты действительно хочешь, когда мы остаемся только вдвоем? — Он так близко сейчас. Я чувствую его горячее дыхание на моей коже рядом с ухом, когда он шепчет: — Потому что я точно знаю, что это то, чего я хочу.

— Но ты был с ней… — бормочу я.

Его рука поднимается вверх по моей ноге.

— И каждую секунду с ней я представлял, что это ты.

Когда он приближается, быстрый стук моего сердца отдаётся в районе горла, и дыхание становится прерывистым. Я не знаю, почему Майлз так на меня влияет. Как миллион горячих спичек, зажженных во мне. Я не могу это остановить, не могу это контролировать и больше не хочу.

Его губы касаются моей челюсти, затем находят рот. Поцелуй поглощает мои губы с неконтролируемой потребностью, быстрее целуя с каждой попыткой ощутить мой вкус. Я не могу насытиться, поэтому придвигаюсь ближе, чтобы он мог поцеловать меня везде. Его губы не щадят мой рот, подбородок, шею, чуть ниже уха, и даже ключицу. У меня сбивается дыхание, когда Майлз касается меня, его рот оставляет горячие поцелуи на моем теле.

— Я так тебя хочу, — бормочет он, хватая меня за лицо одной рукой, а другой свободно бродит по моему телу. — Все, о чем я могу думать —:это ты.

— Я тоже, — шепчу я, когда он целует меня прямо под челюстью. — Всегда.

Его пальцы одновременно изящные и грубые, притягивают меня ближе, когда Майлз поднимается со своего места, чтобы ужесточить поцелуй. Кольцо в его губе усиливает ощущение, заставляет захотеть потянуть за него и укусить. Мне нравится, как он груб и одновременно мягок со мной, как он сдерживает себя для меня, хотя я чувствую, как напряглись его мышцы от мысли, что он может взять меня. Я чувствую нарастающее напряжение, и когда его рука опускается на мою грудь, я извиваюсь под ним.

— Ты хочешь этого? — бормочет он, пройдясь горячим языком по моим губам. — Я хотел тебя столько, сколько себя помню.

— Да, — говорю я, почти не в состоянии произнести даже этот один слог.

Я теряюсь в нем, очарована его восхитительными поцелуями и непрерывным горячим нападением на мое тело. Это не то, что я испытывала раньше, и я хочу этого. Хочу все это. Его вкус, прикосновения, влажные движения, запах, рот, язык, все и везде, где он захочет. Отчаянно и крепко натягиваю в руке его рубашку, когда он сжимает мою грудь, а затем задницу, стонет в мой рот.

— Просто скажи, и я остановлюсь, — бормочет парень мне в ухо, посасывая мою мочку.

— Нет…

— Нет? — переспрашивает Майлз, улыбаясь против моей кожи. — Не думаю, что ты имеешь это в виду.

— Нет, — смеясь, отвечаю я. — Я о том, что не собираюсь ничего говорить.

— Кроме, возможно, «да», — произносит он. Я приглушаю смешок, но он быстро превращается в стон, когда его рука скользит вверх по моим ногам под платьем и касается киски.

— О, черт. Сделай это снова, — шепчет Майлз. — Издай этот звук для меня. Позволь мне услышать, как сильно ты этого хочешь.

Я задыхаюсь, когда он ласкает меня там, потирая рукой вверх и вниз по моим трусикам. Они быстро промокают, и я чувствую, что много времени мне не понадобится. Я лишь раз делала это сама, будет удивительно, если он первым из всех мужчин прикоснется ко мне.

— Нравится, когда я прикасаюсь к тебе здесь? — шепчет Майлз, двигая пальцем по кругу. — Я мог бы делать это весь день и всю ночь.

Когда он отнимает руку, я шепчу:

— Не останавливайся.

Майлз улыбается, а затем наклоняется, чтобы поцеловать меня в грудь.

— Я не остановлюсь... если ты скажешь мне правду.

— Да, — говорю я, воздух застревает у меня в горле. — Я хочу этого.

— Ты этого хочешь? — спрашивает он, целуя меня в грудь. — Или ты хочешь меня?

— И то, и другое, — ахаю я, когда его рука движется у меня за спиной и за один рывок расстегивает молнию.

Похоть захватывает меня, когда парень закрывает мне рот и позволяет своему языку обуздать мой. Его язык вращается вокруг моего, орудуя во рту, пока его рука опускается мне на плечо и стаскивает платье вниз. Я даже не замечаю, когда он высвобождает мою грудь, пока не обхватывает одну и не дразнит сосок.

— О, боже… — мурчу я, но он глушит остальную часть моего предложения ртом, не давая мне ни секунды отдышаться. Я даже не хочу. Все, чего я жажду, — это его рот, его рвение поглотить меня и забрать все. Мой разум пуст, поскольку мое сердце бьется только для него, почти взрываясь от нужды.

— Ты такая красивая, — бормочет Майлз. — Я не могу перестать хотеть тебя.

Сердце практически вырывается из груди. Хотя я редко вижу его, огонь еще живой и горит ярче, чем когда-либо. Мы снова нашли друг друга, несмотря на то, что не должны быть рядом. Мы отравлены, и все же не можем держаться вдали друг от друга. Оба недовольны сложившейся ситуацией, но стремимся найти любовь друг в друге. Словно у нас двоих вырвали счастье, а мы перекладываем вину за это с себя на другого, отчаянно пытаясь зацепиться за оставшиеся кусочки.

Но я не позволю ни будущему, ни прошлому разрушить эту ночь для меня. Это наша ночь, и я не позволю себе даже думать о последствиях. Это то, что мне нужно, то, чего я хочу. Он.

Это всегда был он.

Глава 23

Феникс

Нож выпадает из моей ладони, когда воспоминание из прошлого прошивает меня: девушка, которую я любил, та же самая девушка, что сидит сейчас передо мной с моим ошейником на шее. Я говорил, что люблю ее. Что сделаю все для нее. И почему-то размышление о том, какие сильные чувства я к ней испытываю, сыплет искры на мое сердце.

Я глубоко вздыхаю, отступая от нее, чтобы разобраться с мыслями.

Нельзя позволить этим воспоминаниям о давно забытом прошлом настигнуть меня. Сейчас я противоположность того, кем был, чего и пытаюсь достичь здесь.

— Перестань, — говорю я. — Просто закрой свой рот.

— Я знаю, ты тоже это чувствуешь, — говорит Ванесса. — Я думаю об этом каждый день. С тех пор, как ты вернулся.

— Прекрати! — кричу я, кладя пальцы на висок, чтобы сосредоточиться. — Не смей, черт возьми.

— Или что? — Она спрыгивает со стола. — Сделаешь мне больно? — Она смотрит на нож, лежащий на полу, и на секунду я думаю, что она ринется за ним.

— О, нет, ты не посмеешь, — говорю я, пытаясь схватить его первым. Она даже не вздрагивает, глядя на меня сверху, пока я поднимаюсь с ножом в руке. — Ты играешь со мной. Снова. — Я размахиваю лезвием. — Будь ты проклята.

— Я не играю с тобой, Майлз. Посмотри на меня. Ради бога, на мне наручники. — Она качает головой. — Мы могли бы иметь снова то, что у нас было раньше. Я никогда не хотела, чтобы это закончилось, — начинает она. — Другого пути просто не было.

— Давай, расскажи мне о своей лжи. Чертовски интересно, — усмехаюсь я, вытирая рот. Вдруг чувствую отвращение, но не знаю его причину. Чувствую, как разум борется с сердцем. Они оба хотят совершенно разного, и противоречие разрывает меня на части. Я не знаю, что, мать его, с этим делать, поэтому продолжаю ходить по комнате, не спуская глаз с Ванессы.

— Я знаю, о чем ты думаешь…

— Нет, ты не знаешь, о чем я, блядь, думаю! — кричу я. — У тебя нет ни малейшего понятия о том, что ты сделала со мной.

— Я знаю, что сделала, — произносит она. — Я прекрасно знаю, потому что теперь вижу последствие. — Она поднимает руки в наручниках.

— О, я чертовски хорошо помню. Я трахнул тебя той ночью после выпускного. После того, как ты пренебрегла тем чертовым придурком, которого назвала своим парнем. После того, как они пытались напасть на тебя, и я спас твою чертову задницу. И что ты сделала взамен?

Она сглатывает, наверное, слишком стыдясь, чтобы признаться.

— Ты, сука, предала меня!

* * *

Феникс

18 лет

Я прислоняюсь к своему шкафчику и смотрю на фотографию, которую сделал с Ванессой, когда мы еще были детьми. Это единственная ценность, которую я всегда ношу с собой. Особенно сейчас, после того, что случилось на выпускном, я дорожу ею. Впервые мы зашли дальше, чем когда-либо. Она стала моей первой девушкой, а я ее первым парнем, и это было прекрасно. Мое сердце все еще разрывается, когда я думаю о ее вкусе, о том, как она чувствовала себя в моих руках, как хорошо я ей подошел.

Это было больше, чем я когда-либо думал, получу от нее, поэтому сейчас я чувствую себя по-настоящему счастливым.

Потом я отвез ее домой, хотя мы не могли оторваться друг от друга. Ее лицо явно сияло, что заставляет меня ухмыляться сейчас, когда я думаю об этом.

Когда убираю фотографию обратно в карман, то вижу, как она входит в здание. Мое дыхание останавливается в ожидании, как и мое сердце... когда я замечаю Филиппа, идущего рядом с ней.

Рука об руку.

Все вокруг меня, кажется, исчезает, когда она проходит мимо меня, ее взгляд на краткий миг касается моего. В ее глазах раскаяние... вина. Кровь во мне начинает кипеть, губы дергаются, и я испытываю невероятное желание вбить парня в землю и избить похлеще, чем его дружка с выпускного вечера.

Как, черт возьми, он посмел подойти к Ванессе после того, как позволил тому уроду приблизиться к ней? И почему она с ним?

Не могу поверить в то, что вижу. После того, что мы пережили, даже занявшись сексом в машине, она все еще бежит к нему? Ебаный ад.

Я ударяю по шкафчику с такой силой, что на металлической дверце остается вмятина. Хотя у меня нет времени, чтобы идти за ними. В поле моего зрения появляется директриса.

— Майлз? Пора поговорить.

Конечно, это был только вопрос времени, когда школа узнает, что я выбил дерьмо из того мальца. Мне не жаль содеянного, ни капли. Он не должен был прикасаться к Ванессе.

По крайней мере, это я чувствовал, прежде чем увидел, как она прошла по коридору рядом с Филиппом.

Блядь. Я должен был знать, что она вернется к нему. Когда я был достаточно хорош для нее? Блядь! Она действительно повлияла на меня, заставив меня поверить, что это было больше, чем просто секс.

— Пойдем со мной, — говорит директриса, ведя меня в свой кабинет.

Я сажусь на стул напротив ее стола и покручиваю кольцо в губе, что всегда делаю, когда волнуюсь или нервничаю.

— Итак... Майлз... ты знаешь, в чем дело?

— Не знаю. Вы мне расскажите, — говорю я, скрещивая руки.

Она сужает глаза.

— Сейчас не время для саркастических комментариев, Майлз. Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что нарушил правила, не говоря уже о том, что твои действия наказуемы. Избиение других учеников строго запрещено.

— Как будто я этого не знаю, — отвечаю я, кивая.

— Тогда зачем ты это сделал? — спрашивает она.

— Потому что он пошел за Ванессой, а если вы не заметили, у нее теперь есть парень, — фыркаю я. — Это и для меня новость.

— Ты говоришь, что пытался защитить ее?

Кто-то неожиданно стучит в дверь и заглядывает внутрь.

Это Ванесса.

— Извините, вы сказали мне зайти к вам? — говорит она.

— Да, присаживайся, — говорит директриса, приглашая ее сесть рядом со мной.

Я отодвигаюсь на другую сторону кресла и отклоняюсь как можно дальше от нее, пока она садится. Когда Ванесса бросает на меня быстрый взгляд и слегка улыбается, я чувствую, как гнев прошивает меня, подобно молнии. Все, что я хочу, — это кричать ей в лицо, о чем, черт возьми, она думает, намеренно пытаясь уничтожить меня.

Я не знаю, почему позволяю ситуации так достать меня, но и не могу остановить свою реакцию.

Ванесса очень важна для меня.

Вот почему я начинаю ненавидеть ее всеми фибрами души, чем дольше я сижу здесь и смотрю на ее ладонь, которой касался Филипп всего несколько минут назад.

— Ванесса, Майлз утверждает, что защищал тебя от ученика, которого он избил. Это правда?

Ванесса обменивается взглядами с директрисой, потом со мной, прежде чем прочистить горло и сказать:

— Нет.

— Что? — взрываюсь я, у меня отвисает челюсть. — Я защищал ее! — Я смотрю на Ванессу. — Зачем ты врешь?

Она даже не смотрит на меня.

— Успокойся, Майлз. Ванесса, если это правда, ты видела, что случилось?

— Ну, я вышла подышать воздухом с Филиппом, когда Майлз и тот другой парень как раз начали драться.

— Что, черт возьми? — Я заикаюсь. — О, да ладно. Это неправда, — качаю головой я. — Такого не было, она высасывает эту историю из пальца.

— Прекрати перебивать, Майлз. Поскольку нет других свидетелей, кроме Филиппа и Ванессы, я вынуждена поверить.

— Не верьте ей! Она все врет.

— Майлз!

— Филипп подтвердит то, что я говорю, — добавляет Ванесса, даже не решаясь взглянуть на меня. — Майлз ударил парня первым.

— Что? Да что это за хрень? — Я вскакиваю со стула, злясь на нее. — Ванесса! Почему ты это делаешь? Хватит, блядь, врать!

— Майлз! Сядь. Сейчас же, — командует директриса. Нахмурившись, она облизывает губы, наблюдая, как я сажусь обратно. Не могу перестать постукивать ногами по полу.

— Поскольку ты не заинтересован в том, чтобы убедительно обосновать произошедшее, я склонна поверить истории Ванессы.

— Что? Почему? Они все врут! Как вы можете ей верить? Это неправда! Я защищал ее, потому что парень пытался напасть на нее. Мы даже уехали на моей машине вместе.

Женщина смотрит на Ванессу, которая до сих пор ни разу на меня не взглянула. Вместо этого девушка просто качает головой.

— Трусиха. Ты долбаная трусиха! — кричу я, вставая и бросая сумку на пол.

— Майлз. Веди себя прилично иначе я исключу тебя прямо сейчас.

— Не нужно, блядь! Я уебываю отсюда! — рычу я, отталкивая сумку в сторону директрисы. — Можете забрать это дерьмо, так как мне оно больше нахер не нужно.

— Майлз! Следи за речью! — говорит она.

Я убираю надвигающиеся слезы.

— А мне теперь трижды насрать. Видите девушку, сидящую в кресле? Она чертова лгунья. Я защищал ее, как и всегда. Знаете, почему? Потому что люблю ее. Проклятье, я чертовски люблю ее. С тех пор, как встретил. И знаете, что? Я все еще люблю, именно поэтому здесь чертовски больно. — Я бью себя в грудь. — Она не так невинна, как выглядит. — Указываю на нее и смеюсь, когда вижу ее несчастное лицо. Ее глаза умоляют меня прекратить. — Откуда я знаю? — говорю я, качая головой. — Потому что эта сука занималась со мной сексом в моей машине, а теперь сбегает с мистером, который относится к ней, как к шлюхе.

Глаза Ванессы начинают наполняться слезами, ее решимость рушится, а моя только растет.

— Майлз! Хватит! — кричит директриса. Она поднимает трубку и набирает номер.

— Мне нужна помощь в кабинете прямо сейчас.

Несколько секунд спустя входит крупный мужчина.

— Да?

— Выведите Майлза из здания, пожалуйста, — бросает директриса. — Я больше не хочу, чтобы он находился где-то рядом с этим учреждением.

Здоровяк подходит ко мне и пытается схватить. Ебаный ад. Я устраиваю драку, толкаясь и пинаясь, но мне не тягаться с его силой. По крайней мере, пока. До тех пор, пока я не наращу мускулатуру, а это именно то, что я планирую сделать теперь, когда наконец смирюсь с тем фактом, что ни мозг, ни сердце мне не помогут.

Им придется нахер выволакивать меня из этого здания, прежде чем избавиться. Даже когда мужик тащит меня по коридору, я неуклонно стремлюсь к справедливости.

— Ванесса! Ты проклятая лгунья! — ору я. — Я, блядь, защитил тебя, а теперь ты меня предаешь! Разве моя чертова любовь не была достаточно хороша для тебя? Чертова сука! — Я переворачиваю мусорное ведро, пока меня тащат по коридору. Мне плевать на утроенную сцену. Хочу, чтобы все знали, какой кусок дерьма она из себя представляет. Теперь, когда она открыла свое истинное лицо, я не позволю ей пройти по этому зданию, не чувствуя того же.

Если я не могу взять ее сердце, я заберу достоинство.

Я знаю, что она услышит меня.

— Разве я тебя не баловал, а? Он уделяет твоей пизде больше внимания, чем я? — Все ученики в коридоре смотрят на меня, но мне все равно. — Тебе не хватило одного члена?

Дверь в кабинете директора распахивается, и вместе с Ванессой выходит директриса. Филиппа нигде не видно. Конечно, нет. Зачем он там? Его никогда нет.

А я был. И посмотрите, что из этого вышло.

— Когда будет достаточно, Ванесса? Сколько членов тебе нужно объездить? Сколько сердец ты планируешь растоптать?

— Заткнись! — кричит она, ее щеки покраснели от смущения. Она, вероятно, думала, что отделается малой кровью. Ну, чертовски плохо.

— Да, тебе бы понравилось, не так ли?

— Заткнись! — кричит она. — Ты достаточно причинил мне боли!

— О, я причинил боль тебе? Да ты та еще штучка. Надеюсь, ты довольна собой, Ванесса. Желаю тебе хорошей жизни, — кричу я. Затем здоровяк вытаскивает меня за дверь и бросает на обочину.

— Ты не слышал леди? Закрой свой рот и убирайся отсюда, — бросает он, кривя лицо. — Думаешь, крут, раз смущаешь такую ​​девушку?

— Это называется выкладывать правду на стол.

— Я не верю ни единому гребаному слову из сказанного тобой. Прощай. — Он поворачивается и идет обратно к двери.

— Почему бы тебе не спросить ее и не узнать, — протягиваю я. — Ей нравится кататься на члене, поэтому, если попросишь, она, вероятно, тебе тоже даст. У нее пунктик на таких убогих, как ты.

Мужик останавливается на секунду, и я думаю, что он развернется и нападет на меня, но он этого не делает. Парень просто качает головой и направляется к двери, захлопывая ее за собой. Полагаю, он смог противостоять искушению, а я нет.

И теперь я лежу здесь, на асфальте, и люди внутри здания смотрят на меня с незабываемым, хорошо известным презрительным взглядом. Я — грязь на земле, на которую они наступают, после чего вытирают ботинки.

Прямо там я решаю, что меня больше никогда не посмеют высмеять.

Единственное, что связывало меня с этой землёй, что делало меня человеком, что сдерживало от всех ужасных мыслей, вращающихся в моей голове, — это она.

Она.

Женщина, которая первой предала меня.

Ничего не мешает мне стать тем, кем я хочу быть сейчас. Ничего.

Я стану тем, кого они будут бояться. Человеком, который знает всех, но никто не знает его. Я стану усиленной и улучшенной версией себя. Стану невидимым. И, когда буду готов, покажу миру свое новое я.

Они будут дрожать от страха перед моим превращением.

И тогда я убью их всех.

Глава 24

Феникс

Она говорит, что любит меня, но я помню иное.

В тот день я понял, что она сделала свой выбор.

Тогда же я сделал свой.

— Ты не смеешь говорить о любви, — выплевываю я. — Не после того, что сделала.

— Я знаю, что сделала, но для этого была причина, и весомая.

— Меня не ебут твои причины. Если бы ты так сильно любила меня, то сделала бы все, чтобы быть со мной, и я имею в виду, все на свете, черт тебя дери.

— Ты не понимаешь. Моя мать не разрешила бы мне, — отвечает Ванесса.

Нахер ее мать. Нахрен все. Я открываю рот, чтобы высказать ей, что чувствую, но у меня не остается времени. В дверь звонят, и мы синхронно поворачиваем головы на звук.

Я никого не жду, судя по всему, как и Ванесса.

Так откуда звонок? И что еще более важно... как, черт возьми, кто-то прошел через закрытые ворота?

— Феникс, ты там?

У меня округляются глаза.

Дерьмо. Этот голос я узнаю.

ДеЛука.

— Блядь.

* * *

Ванесса

Феникс немедленно надевает штаны, вытаскивает меня из-за стола и тащит по коридору. У меня даже не остается времени, чтобы одеться.

— Подожди! Я же все еще голая, — начинаю я.

— Нет времени, — рычит он, тащя меня наверх.

— Куда мы идем?

Феникс не отвечает, продолжая тащить меня по лестнице, словно одержимый.

Стук в дверь продолжается, привлекая мое внимание. Кто бы это мог быть? Кто-то пришел спасти меня? Нет, человек обратился к Фениксу по имени, так что мне не может так повезти.

— Что происходит? — спрашиваю парня.

Феникс тащит меня на чердак.

— Ничего. Оставайся здесь и держи рот на замке, — говорит он, указывая на пол. — Я буду внизу и увижу, если ты попытаешься сбежать, так что даже не пробуй. Не шевелись, не шуми, иначе полетят головы. Ты меня поняла?

Киваю, молча садясь на стул в углу. Он смотрит на меня еще раз, прежде чем развернуться и закрыть за собой дверь.

Стараюсь прислушаться к звукам. Он бежит вниз по лестнице, мужчина за дверью зовет его по имени, и мне интересно... то ли это время, когда игра изменится.

* * *

Феникс

— Феникс? — кричит он, стуча в дверь. — Я знаю, что ты там. Открывай!

Глубоко вздохнув, бреду по коридору, размышляя, открывать дверь или нет. Не знаю, как он выследил меня здесь. Хотя, опять же, всего-то нужна пара кликов мышкой, чтобы узнать, где живет Ванесса. Девушка — чертова знаменитость, поэтому ее адрес можно с легкостью узнать. Но я на самом деле не думал, что он пойдет за мной.

Черт побери. Какого хрена он здесь забыл?

— Впусти меня. — Он дергает дверную ручку.

— Хорошо, хорошо! — кричу я, направляясь к двери. — Иду.

Вот и все. Пути назад теперь нет. ДеЛука знает, что я здесь, и теперь, когда я подал голос, шанс спрятаться и отсидеться отпадает.

Я просто, мать ее, надеюсь, что Ванесса сможет держать рот на замке, пока он здесь, иначе головы действительно полетят. И никому из них не понравится то, что я сделаю.

Когда открываю дверь, он врывается внутрь.

— Проклятье, что так долго?

— И тебе привет, — говорю я, захлопывая дверь.

— Подожди, не закрывай, — говорит он, проталкиваясь мимо меня, чтобы открыть ее снова.

— Что ты делаешь? — спрашиваю. — У тебя на хвосте копы или что?

— Нет, — смеется он. — Но нам нужно укрытие, так что я решил, что с тобой сейчас будет самое безопасное место.

— Стой… что? Ты сказал, нам?

Я еще не до конца понял, а чувак, которого я уже видел прежде, входит в дом. Заключенный, бежавший вместе с нами и угрожавший убить нас обоих. Драго, насколько я помню. От одного его вида волосы на затылке встают дыбом.

— Привет, — бросает он, входя в дом прежде, чем у меня появляется шанс закрыть перед ним дверь.

— Какого хрена он здесь делает? — начинаю я.

— Расслабься, Никс, теперь он работает на Организацию.

— Что? — хмурюсь я. — Этот головорез?

— Эй, полегче. Думаю, что мы начали не так, как надо, — говорит Драго.

— Ни хера подобного. Ты душил ДеЛуку, ублюдок, — бросаю я, готовясь ударить его по лицу.

ДеЛука встает между нами.

— Воу, успокойся, парень. Он сейчас с нами, а мы не бьем своих.

— Нахрен это, я не должен этому парню ни черта. Убирайтесь отсюда, — выплевываю я.

— Ты знаешь правила, Никс. Вместо него они всегда могут выгнать тебя, а мне бы не хотелось, чтобы это произошло.

Конечно, не хотелось бы, он — фаворит Организации, поэтому у него много чего найдется сказать по данному вопросу. Слишком много. Например, что ему стоит лишь щёлкнуть пальцами.

— Нахер правила, — говорю я, глядя на ДеЛуку. — Ты впустишь этот кусок дерьма в дом? Что с тобой не так? Ты знаешь, почему я здесь и чем занимаюсь.

— Да, но нам нужно было место, чтобы спрятаться на денек, прежде чем мы вернемся в офис.

Офис. Такое причудливое слово для весьма странного места.

— Кстати, а что именно ты здесь делаешь? — спрашивает Драго, заглядывая в гостиную, в которой, конечно же, огромный срач.

Да ну нахуй. Это совершенно не по сценарию.

— Вы не можете здесь остаться, — говорю я. — Даже на день.

— О, да ладно. Разве мы не можем хотя бы позавтракать с тобой?

— Уже завтракал, — рычу я.

— Ну а я нет, — произносит Драго, вальсируя на кухню, словно это его дом. Чертов сукин сын. Когда он делает замечание о беспорядке, который мы устроили, мне хочется ринуться вперед и грохнуть его.

— Не надо, — шепчет ДеЛука, упираясь рукой мне в грудь, чтобы удержать на месте. — Не делай этого.

— Почему нет, черт возьми? Он это заслужил.

— Организация убьет тебя, если ты прикоснешься к кому-то из нас.

— Он не один из нас! — шепчу я.

— Теперь один. Это не тебе решать.

— Что ты с ним делаешь? Почему не бросил его, как я тебе говорил?

— Ну, он вроде как зацепился, и все перевернулось с ног на голову. Я не помню, черт возьми, хорошо? Все немного размыто. Я просто хотел убраться из этой дыры, как и Драго. Связался с ними, и мне дали новую работу, которую нужно закончить в первую очередь. Я рассказал им о Драго, и они сказали, что хотят посмотреть, на что он способен. Конечно, он принял предложение. Следующее, что я знаю, его уже наняли.

Я качаю головой, но иду с ним на кухню.

— Поверить не могу в это дерьмо.

— Я тоже не могу, но тебе просто приходится иметь дело с тем, кого дали.

ДеЛука садится за стол и смотрит на беспорядок, который устроили мы с Ванессой. Они не знают, что мы просто трахались там, так что я с улыбкой вспоминаю тот факт, что он кладет руку на скатерть, испачканную соками ее киски.

— Чего лыбишься, нытик? — рычит Драго.

— Как ты меня назвал? — возвращаю я, щурясь и сжимая кулак.

— Успокойтесь, ребята, — вмешивается ДеЛука, пытаясь разрядить ситуацию.

Здесь нечего разряжать. Я ненавижу этого мужика, но еще больше ненавижу то, что они находятся в этом доме, а Ванесса всего лишь этажом выше. Голая. Скованная. Легкодоступная.

Я не могу позволить этому случиться. Она моя. Это мое дело. Им лучше не вставать между нами, иначе полетят головы.

С каждой секундой по моей спине стекает пот, пока я размышляю, что делать. Если она издаст хоть звук, мне конец. Они узнают, что она здесь, и тогда Драго захочет кусочек. Кодекс есть кодекс... Организация защищает свою собственность, поэтому я знаю, что ДеЛука, вероятно, не поможет мне, если я нападу на придурка. Или даже придет на помощь Драго, так как я нарушаю правила. Я не хочу драться с ДеЛукой. Он друг. Или, по крайней мере, таковым я его считаю. Однако, если мне придется, я это сделаю.

Ванесса — моя, а свое я защищаю любой ценой.

Им лучше поскорее убраться отсюда, чтобы я мог вернуться к делу. Я не хочу тратить время впустую, поэтому бросаю им какие-то чипсы, которые нашел в шкафу над раковиной.

Вздыхая, открываю холодильник, пока Драго уже пьет из банки пиво, которое нашел.

— Что это за дерьмо? — говорит он после отрыжки. — На вкус как моча.

— Ну, значит, ты слишком хорошо с ней знаком.

— Что ты сказал? — Он прихлопывает банку на столе.

— Ты меня услышал. Скорее всего, этот вкус уже въелся в твою нижнюю губу.

— Черт возьми, нытик… Сама вежливость, — бормочет он.

— Рад стараться.

Хватаю нож со стойки и поворачиваюсь к нему, стоящему через стол. ДеЛука только и успевает встать между нами, схватить меня за руку и вывернуть ее, чтобы я уронил нож.

— Не бросаться друг на друга, мать вашу! — говорит он. — Будьте вы прокляты. Довольно.

— Что? — говорит Драго. — Хочешь кусочек? Ну иди сюда, нытик.

— Пошел нахер, — выплевываю я, показывая ему средний палец.

— Возомнил себя сильным со своими черными волосами и пирсингом, нытик? — издевается он.

— Почему бы тебе не подойти сюда и, сука, самому не узнать, — бросаю я.

— Заткнись! Оба заткнулись! — вдруг кричит ДеЛука. Он смотрит на нас обоих по очереди. — Черт возьми, ладно. Давайте все успокоимся. Мы здесь, чтобы поесть, не более.

— Я не хочу ничем делиться, — говорю я.

— Мне нужно отлить, — говорит Драго, вставая со стула. — Где ванная?

Я морщусь.

— Словно кто-то тебе скажет.

— Хорошо, сам найду, — бросает он, покидая кухню.

Дерьмо, это плохо. Я не могу позволить ему расхаживать по дому. Что, если он найдет ее?

— По коридору и налево, урод, — рычу я ему вслед, но он уже ушел.

Когда пытаюсь пойти за ним, ДеЛука хватает меня за предплечье.

— Эй, чувак, все будет хорошо. Просто не воспринимай все так близко.

— Что? — Я оборачиваюсь. — Почему ты так заботишься? Забыл, что он пытался придушить тебя в тюрьме?

— Не забыл, но также знаю, что мужик сделает, чтобы выжить. Ты в первую очередь должен это знать, — говорит он.

Боже, иногда так бесит его ненужная мудрость, но он прав. Человек сделает все, чтобы выйти из тюрьмы.

— Пофиг, — говорю я, пожимая плечами. — Я просто хочу, чтобы он убрался как можно скорее.

— Да понял. Мы здесь просто, чтобы пожрать, а потом снова свалим.

— Хорошо, но ни минуты дольше.

— О, ты больше не любишь меня, Никс? — смеется он.

Я закатываю глаза, когда он забрасывает руку мне на плечо.

— А я уж было подумал, что мы лучшие друзья.

— Ничего личного, — говорю я. — Просто бизнес.

— Просто бизнес… с этим соглашусь, — говорит ДеЛука, когда мы возвращаемся к столу и садимся за хороший разговор под банку пива.

* * *

Ванесса

Здесь холодно, а на мне ничего нет, чтобы согреться. Сперма Феникса все еще вытекает из меня, капая на пол. Я чувствую себя такой грязной, но сейчас ничего не могу с этим поделать, кроме как ждать, пока он вернется за мной.

Я уселась в угол подальше от окна, прислушиваясь к звукам внизу. Слышу разговоры и какой-то шум, типа скрежетания стульев по полу и ударов по столу. Они много кричат, так что теперь я уверена, что Феникс не ожидал эту компанию, и он, черт возьми, наверняка ей не рад. Что наталкивает на вопрос: кто они такие и что здесь делают?

В доме слышатся шаги, и мне интересно, что происходит. Я внимательно вслушиваюсь, когда слышу, как кто-то поднимается по лестнице. Это Феникс? Он идет за мной? Мысли кружатся в голове, когда шаги приближаются, и мне интересно, что со мной будет. Я не могу избавиться от ужасного ощущения, что присутствие этих людей, кем бы они ни были, не сулит ничего хорошего. Приплюсуйте ненависть Феникса ко мне, и думаю, можно с уверенностью сказать, что мне конец, если они узнают, что я здесь.

Но уже слишком поздно думать о будущем. Слишком поздно даже пытаться бежать. Дверь уже распахнута и в комнату входит мужчина.

Но это не Феникс.

У него квадратное лицо, сломанный нос, крепкая челюсть, мускулистое широкое тело, а руки похожи на руки человека, выдрессированного убивать.

Я со страхом пячусь назад, обхватив себя руками, когда его взгляд ловит мое движение, и на его лице появляется хитрая улыбка.

— О, что у нас здесь? — протягивает он.

— Не приближайся, — говорю я.

— Так вот что этот мужик делал здесь все это время? — смеется тот. — Трахал напуганную голую цыпочку?

— Я сказала, не подходи! — кричу я так громко, как могу, но мой голос не настолько звучен, чтобы его услышали внизу. Не думаю, что Феникс меня слышит. И даже если бы он мог... он действительно придет?

— Он даже поводок на тебя надел? — Мужчина усмехается, и я хватаюсь за ошейник, чувствуя себя крайне уязвимой. — Это просто слишком идеально.

Мужчина подходит ближе, и, в попытке спастись от его нападения, я встаю и беру стул, на котором сидела, выставляя его ножками вперед, как щит.

— О, у красивой девушки осталось немного смелости? — размышляет он. — Кажется, он тебя недостаточно сломал.

Когда мужчина приближается ко мне, я бросаю стул ему в лицо и пробегаю мимо, когда он падает на пол. Как раз перед тем, как я добираюсь до двери, его рука обхватывает мою лодыжку и тянет вниз.

— О, нет, ты никуда не пойдешь, — рычит он.

Я кричу и царапаю пол, загоняя занозы под ногти, пока он тащит меня к себе. Прижимает к полу и ползет по мне, пока я пытаюсь отбиться от него, но тщетно.

— Слезь с меня! — визжу я, когда он наклоняется ниже.

— Думаешь, что сможешь уйти, красотка? — шепчет он. От него воняет алкоголем. — О, нет, прежде, чем убить тебя, я тебя попробую.

— Что? — кричу я.

— Ты слышала меня. Неудивительно, что чувак держит тебя здесь. Захотел личную зверушку для забав? Черт, я не могу поверить, что он держал это в секрете. Конечно, и я бы убил, чтобы поиметь такого питомца, как ты.

— Ты не посмеешь, блядь! — кричу я, когда он задирает мои запястья над головой.

— Заткнись, черт возьми, — говорит он, с силой впихивая ладонь мне в рот.

Это чертовски больно, но адреналин удерживает меня от какой-либо боли, потому что мужик буквально лежит на мне, почти удушая своим весом.

— Я пришел сюда не за ним, а вот тебя возьму, — говорит он.

А потом расстегивает ремень и вытаскивает член.

О боже, чувствую, что меня сейчас стошнит.

— Нет! — кричу я.

Сражаясь с ним, я выворачиваюсь и царапаю его лицо, а затем пинаю по яйцам. Он выдыхает «уфф», и я выползаю из-под него, пока он держится за свой пах. Бросаюсь подальше, но он снова догоняет меня в коридоре, останавливая ударом локтя в горло.

— Ты ебаная сука, — шипит он. — Теперь получишь и за это.

Он стягивает штаны, переворачивает меня так, что чуть не выворачивает мне руки, а затем наваливается на меня со своим жестким стояком. Не могу поверить, что это происходит. Я не хочу этого. Пожалуйста, скажите мне, что это неправда.

Внезапно его отрывает от меня, словно уносит ветром, оставив мое холодное обнаженное тело дрожать у стены. Но это не ветер... это другой вид шторма. Инферно, бушующее в облике человека, которого я слишком хорошо знаю.

— Феникс, — шепчу я.

Глава 25

Ванесса

Я вздрагиваю, наблюдая, как Феникс хватает парня и бросает его на пол.

— Ты чертов сукин сын! — кричит парень хриплым от ярости голосом. — Я нахуй убью тебя!

От его гнева я замираю на месте, пока он выбивает все живое из лежащего на полу мужчины, беспомощного под его яростным нападением. Его удары и рывки так резки, что я не успеваю следить за ними.

— Ты, блядь, посмел прикоснуться к ней? — кричит он.

— Нет, я просто…

— Ты достал свой сраный член! Отмороженный кусок дерьма! — кричит парень, выбивая из него дух. — Ты пытался ее трахнуть!

— Пошел ты нахер. Ты держишь цыпочку для себя. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это поделиться, — выплевывает мужчина.

— ОНА МОЯ! — Феникс орет во всю глотку, отчего я прижимаюсь к полу.

Наблюдаю бой двух мужчин, бьющих друг друга с такой силой, что вылетают зубы, и кровь стекает по их лицам. А все, что могу я, это сидеть здесь и чувствовать оцепенение. Хочу пошевелиться, но не получается. Чувствую себя приклеенной к полу, вспыхивающие в голове образы этого человека и его пальцев, то, как он прикасался ко мне, как полз по моему телу, словно скользкая гадюка, его запах и страх, который я испытала. Его прикосновение к моей плоти. Он практически... почти... Вот, черт, похоже, меня сейчас стошнит.

Пока Феникс продолжает избивать его, я наклоняюсь и меня выворачивает на пол. Прощай, завтрак. Какая жалость, но, черт возьми, мне плохо.

— Я НАХЕР НЕ ДЕЛЮСЬ НИЧЕМ! — срывает горло Феникс.

Смотрю на него и вижу, как он достает нож. Я не останавливаю его. Все, что я делаю, это наблюдаю, как он вонзает нож в грудь мужчины. Тот булькает, выплевывая кровь, стонет от боли, пока Феникс вынимает лезвие и снова вонзает его в тело. Словно перед ним кукла, набитая сеном, которую он просто продолжает вспарывать. Может быть, я сошла с ума, думая об этом, но даже не возражаю, чтобы Феникс убил этого мужчину. На самом деле, я бы сделала это сама, если бы меня сейчас не стошнило. Но вид того, как этого мужика разрывают в клочья, как-то успокаивает мое беспечное сердце.

— Ты положил свои грязные конечности на нее, гребаная свинья. — Феникс хватает его ладонь и прибивает ее к полу. — Скажи пока твоим сраным пальцам, дерьмо, — рычит он.

И отрезает большой палец. Одно движение — все, что требуется.

Быстрое. Болезненное. И, конечно же, беспощадное.

И мне наплевать.

Я просто смотрю, как он один за другим отрезает пальцы мужчине ножом. Тем самым, которым угрожал мне. Тем же, который я сейчас хочу использовать, чтобы отрезать мужику яйца.

Мужчина кричит, но это только успокаивает меня. Мое сердце должно вырываться из груди прямо сейчас, а разум должен разрываться от желания помочь этому человеку. Мужчине нужна помощь, но иногда потребность увидеть чье-то наказание выходит за рамки того, что мы обязываем себя делать.

Только теперь, увидев проявление жестокости Феникса, понимаю, что я в такой же заднице, как и все остальные в этом доме.

Мужчину пытают, и мне наплевать. На самом деле, просто смотреть, как это происходит передо мной, успокаивает.

Кто-то еще с грохотом поднимается по лестнице. Парень с зализанными черными волосами, квадратной челюстью и хмурым взглядом, и клянусь, никакое другое выражение ему не знакомо. Он бросается к этим двоим и стаскивает Феникса с мужчины.

— Никс! Хватит! — кричит он, буквально оттаскивая Феникса.

— Отвали от меня! — кричит Феникс. — Я убью его!

Мужчина стонет, звуки становятся тише с каждой секундой.

Все произошло в одно мгновение. В одну секунду какой-то мужик нападает на меня, а в следующую — Феникс отрубает его пальцы, как траву. Он быстр, как молния, и поражает с такой же яростью.

И он сделал это для меня.

* * *

Феникс

20 лет

— Сильнее удар! — кричит мне мой тренер, когда я бью своего противника. — Сильнее, Феникс!

Когда он произносит это имя, я хмурюсь, удивляясь, с кем, черт возьми, он разговаривает. Но потом вспоминаю... теперь это я. Феникс — мое имя. Я просто еще не привык к тому, что люди так меня называют.

Мой тренер сказал, что у меня будет новая личность. Новое имя. В момент, когда я присоединился, Майлз умер. Исчез с этой земли. Я должен возродиться как убийца, а убийце нужно подходящее имя.

Я остановился на Фениксе. Как герой из моего прошлого.

Теперь я буду своим собственным героем.

Стоит на мгновение отвлечься, как мой противник бьет меня по лицу, заставляя упасть на спину.

— Феникс, тащи назад свою задницу! — кричит тренер. — Перестань отвлекаться. Сосредоточься!

Я киваю, снова вскакивая на ноги, готовясь к следующей атаке.

Тренировки длятся последние несколько месяцев. Безостановочно, с тех пор как я встретил его. Мой тренер суров, как и Организация. Здесь все безжалостны, как и я. После стольких тренировок здесь я наконец понял, почему он выбрал меня в тот день на улице. Это было не потому, что я был сильным или быстрым, несмотря на то, что я такой и есть. Дело в моем отношении. Моем неустанном стремлении к справедливости. Моей справедливости. Я достиг бы чего угодно любым необходимым способом... и все люди здесь сделали бы то же самое.

Мы — убийцы.

Они рождены и выдрессированы, чтобы драться, обходить закон, охотиться за своей добычей. Они убивают виновных, но не всегда щадят невиновных. Они борются за две цели — деньги и власть. И теперь, когда я увидел их в действии, то понимаю, что есть многие, кто сделает все, чтобы добраться к любой из этих целей. Единственное, для чего они нанимают нас, это делать грязную работу за них.

Так что, по сути, деньги и власть не у них. А у нас.

Я отбиваю своего противника с наскока к другой стороне мата, заставляя его коснуться пола.

Мой тренер дает свисток и кричит:

— Молодец, Феникс.

Я встаю с пола, вытирая пот со лба и жму руку противнику. Он намного крупнее меня, и все же мне удалось его победить. Парень усмехается и подмигивает мне:

— Хороший спарринг, Никс.

— Спасибо, ДеЛука.

Это первый раз, когда мне удалось надрать его задницу. Он намного больше и сильнее других, но я думаю, именно поэтому мой тренер хотел, чтобы я с ним сразился. Он давал мне задания, которые не хотел ни для кого другого, например, в упор выстрелить парню в лицо, хотя я ничего не знал о его прошлом.

Мне было не важно. Не имело никакого значения. И чем больше я дерусь и убиваю, тем меньше чувствую.

Мои эмоции ослабевали с тех пор, как я потерял ее, девушку, которая, как я верил, была моей. Теперь все, о чем я мечтаю, это заставить ее и ее новую семью заплатить.

Я покажу им, что такое настоящая сила. Та, которую нельзя купить. Этого не достичь, не потеряв часть души, и я с удовольствием обменяюсь ею с дьяволом.

Я могу делать все, что захочу, будь то тренировка, драка или убийство. Изо дня в день я ставлю перед собой цель и не оглядываюсь назад. Прошлое позади, вот кто я сейчас: Феникс — парень, которому плевать.

Мой тренер просто хочет увидеть, как далеко я зайду, чтобы выиграть.

Как далеко я зайду ради справедливости.

Точно так же, как однажды, когда он остановился, чтобы поговорить со мной из своей машины после того, как я подрался со своими чертовыми друзьями. В тот день он увидел во мне что-то. Что-то, о чем даже я не знал, что-то, что было внутри меня. До этого момента.

Скажем так, я сделаю почти все, чтобы добиться своего.

Даже убью тех, кто попадает в поле зрения. Не задавая вопросов.

* * *

Настоящее время

Внезапно меня окунает и выволакивает из воспоминаний о прошлом и о том, как я убивал людей голыми руками. Отрезанные пальцы мужика передо мной напоминают, каким грязным и хладнокровным ублюдком я стал. Мне действительно плевать на него. Все, о чем я могу думать, это как причинить ему побольше боли.

Вот что стало со мной. После многих лет тренировок и драк, обучения только тому, как убивать, я перестал заботиться о ком-либо в мире.

Кроме нее.

Этой обнаженной женщины, что забилась в угол и дрожит. Когда-то она была девушкой, которую я очень любил... теперь все, что осталось, это ненависть.

И все же ее голос... он зовет меня.

Успокаивает.

Клянусь, я слышу, как она шепчет мое имя, умоляя меня остановиться.

Умоляя вернуться к ней, именно таким, каким я был.

Пока наш мир не превратился в настоящий ад.

* * *

Ванесса

— Опусти нож, — обращается новый парень к Фениксу. — Я сказал, брось его! Положи гребаный нож, Феникс!

Он тяжело дышит, плечи поднимаются каждый раз, когда парень вдыхает, как медведь, который полон звериной ярости.

Нож медленно выскальзывает из его залитых кровью рук, пока он не звякает об пол, пошатывая всю мою веру в себя. Я только что стала свидетелем того, как один человек пытал другого… и это было так, так хорошо, что я ощутила мурашки.

— Я убью его, — повторяет Феникс.

Парень хватает его за плечо и тянет назад.

— Подумай о ней.

Сказанное, похоже, потрясает Феникса, когда он поворачивает голову ко мне и по-настоящему видит меня впервые после драки. Взгляд в его глазах превращается из смертоносно безумного в наполненный горькой болью. Это разбивает мое сердце надвое.

— Сосредоточься на ней, — говорит парень рядом с ним.

Феникс делает шаг ко мне, его руки дрожат. Когда он смотрит на них сверху, то хмурится, облизывая губы, неспособный сделать шаг дальше.

Я вижу пренебрежение на его лице, полное ненависти, но оно не относится ко мне. Его рука поднимается к его собственному сердцу, и он сжимает кулак у груди, как будто хочет вынуть его.

Я медленно поднимаюсь на колени, затем встаю и подхожу к нему, пока новый парень идет к тому, кто пытался наброситься на меня. Мне плевать, что он здесь, что я голая и что везде кровь.

Единственное, что я могу сейчас сделать — это обнять Феникса и крепко прижать к себе.

Мгновение я просто стою там, чувствуя, как его тепло окутывает меня, хоронит мое тело в его объятьях, и желаю, чтобы все это исчезло. Выражение его лица испугало меня, но не так, как раньше. Я привыкла бояться безумия в его глазах. Теперь я боюсь отвращения, которое он чувствует, просто глядя на свои руки.

Он может ненавидеть меня. Может ненавидеть мир. Но я не хочу, чтобы он ненавидел себя.

— Я убью его, — шепчет Феникс, медленно поворачивая голову к телу мужчины.

Поднимаю взгляд, хватаю его за подбородок и заставляю парня смотреть на меня.

— Я здесь. В порядке. Я жива.

Он вдыхает и выдыхает несколько секунд, глядя на меня, словно видит призрака. Смотреть в его глаза — все равно, что видеть мир перед тобой. Я вижу его, впервые я действительно вижу его таким, какой он есть на самом деле. Мужчина — ранимый, любящий, эмоциональный, обиженный. Он причиняет боль мне, а я — ему.

Я люблю его, и он — меня.

А потом следует такое крепкое объятье, что меня чуть не сдавливает его сильными мышцами.

Я не возражаю. Мне действительно это нужно, и в его руках я чувствую проблеск безопасности, наполняющий мое сердце. Пока совсем капелька, но этого достаточно, чтобы глаза наполнились слезами.

— Проклятье, — вдруг произносит парень.

Я смаргиваю слезы. Мы оба смотрим на него и на безжизненно лежащего на полу чувака.

— Слишком поздно, — говорит он, глядя на Феникса.

Губы Феникса дергаются.

— Ну, чертовски хреново.

— Ты убил его, Никс.

— Он, черт возьми, заслужил это! — Парень убирает от меня руки и снова оставляет меня голой. Я быстро хватаю ближайшую занавеску и срываю ее, оборачивая вокруг себя, хотя ткани и маловато. Феникс возвращается к трупу, а другой парень встает, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

— Он пытался трахнуть ее, но я успел наебать его раньше.

— Ты знаешь, что это не закончится хорошо, — говорит второй.

— А мне должно быть до этого дело? У меня есть веские основания. Парень пытался украсть мое. Я имел полное право лишить его жизни, когда он попытался провернуть свое дерьмо.

Парень хмурится.

— Послушай, ты не понимаешь. Он был здесь не просто для того, чтобы позависать с тобой.

Феникс вскидывает голову.

— Что? — кивает он. — Ты будешь утверждать, что он здесь по определенной причине? Ты что-то знаешь, не так ли? — рычит Феникс.

Парень поднимает руки.

— Ты знаешь, что ничего не могу поделать с правилами, чувак. Это была просто работа.

— Что? — кричит Феникс. — Тебе лучше, черт возьми, сказать мне правду сейчас, ДеЛука, иначе я оторву тебе голову.

— Никс, подумай о том, что ты делаешь. Ты знаешь, что ничего не выиграешь от этого.

Они кричат друг напротив друга.

— Посмотрим.

— Пошел ты нахуй, — бросает ДеЛука. — Слушай, мне жаль, что мы втянули тебя в этот бардак.

— Черт возьми, это твоя вина. Ты сам приволок его сюда.

— Он должен был помочь мне с работой.

— Какой работой? — огрызается Феникс.

Парень смотрит на меня, и я вдруг чувствую себя разоблаченной.

— Убить ее.

Зуд проходится по моему телу, кружась, пока мурашки не покрывают всю кожу. Маска, которую я носила все эти годы, крошится, когда отчаяние проникает в поры, и тело покрывается липким потом.

Я внезапно ощущаю желание запрыгнуть под душ, чтобы смыть эти мурашки.

— ТЫ ПРИШЕЛ СЮДА, ЧТОБЫ УБИТЬ ЕЕ? — Феникс чуть ли не срывает голос.

— Чувак, успокойся, — говорит ДеЛука.

— И НЕ ПОДУМАЮ! — Феникс снова дышит как бык, и я понятия не имею, что делать. Подойти и попытаться помочь? Я не знаю ни парня, ни этого другого... но что-то в гневном голосе Феникса говорит мне, что этот парень — ДеЛука — на самом деле что-то для него значит. Что говорит о многом.

— Она в твоем ебаном списке? Вот почему ты явился сюда? — кричит Феникс.

— У нас есть работа. Я ничего не могу с этим поделать. Я не знал, что она девушка из твоей истории, пока не увидел дом, но к тому времени понял, что уже слишком поздно. Драго уже перелез через забор. Я не смог его остановить.

— И ты, блядь, согласился с этим, не сказав мне? — Феникс толкает его, пока тот не оказывается у стены.

— Что еще я должен был сделать? — возвращает ДеЛука. — Мне пришлось. Они не приняли бы меня обратно, пока я не закончил бы работу.

— Кому какое дело до Организации?! Она — моя, и я сказал тебе, что собираюсь сделать это в одиночку! — кричит Феникс, хватая парня за грудки и поднимая вверх по стене.

— Ты сказал, что собирался убить ее. Я думал, она уже мертва, чувак. Я не подозревал, что у нас вообще был шанс на успех.

— Зато ты подумал, что это нормально, позволить этому ублюдку просто бродить по дому? Ты знал, что он будет искать ее. Ты, мать твою, знал, что он хотел убить ее, и позволил ему пойти. Ты, блядь, позволил ему сделать твою грязную работу за тебя.

— Все не так. Я честно не думал, что она все еще жива, — говорит он, сглатывая и поднимая руки. — Серьезно. Это правда. Я знаю тебя, Никс. Ты не оставляешь в живых ни одну жертву. Никогда.

— Кроме меня, — бормочу я.

Теперь они оба смотрят на меня так, словно я полная психопатка. Я краснею, но не от их взглядов, а потому, что парень сказал, что Феникс всегда убивает своих жертв, и все же он не убил меня.

Пока что.

Феникс немедленно возвращает свое внимание к ДеЛуке.

— Я доверял тебе. У тебя была хватка, чувак.

— Клянусь долбаным богом, я не хотел вмешиваться. Я просто хотел подтвердить ее смерть, чтобы мы могли передать это Организации и покончить с делом. Я ожидал, что работа будет отменена, чтобы мы могли получить другую.

— И все же ты забыл упомянуть этот факт, когда появился на пороге, — говорит Феникс. — Я, сука, доверял тебе. Я взял тебя с собой, и вот как ты мне отплатил?

— Извини, чувак. Мне правда жаль. Я знаю, что должен был поступить иначе, но не сделал этого. Мы все совершаем ошибки. Еще раз, прости меня. Это больше не повторится.

— Чертовски верно, не повторится, — рычит Феникс.

— Феникс, — обращаюсь я, шагая вперед.

Он сглатывает, оглядываясь на меня. В его глазах сожаление. Чувствую, что он не хочет убивать друга. Через несколько секунд Феникс отпускает его, и тот падает на пол, хватаясь за горло.

— Убирайся нахуй, — выплевывает Феникс, не глядя на него.

— Никс, пожалуйста, давай поговорим. Это все недоразумение.

— Я не хочу говорить с тобой, черт возьми.

— Но…

— Убирайся! — Феникс так громко кричит, что ДеЛука вздрагивает, а затем пробегает мимо него.

Мы обмениваемся быстрыми взглядами, прежде чем он с грохотом спускается по лестнице и покидает дом, хлопнув дверью.

Феникс тяжело дышит, словно гнев все еще поглощает его.

— Ты поступил правильно, — тихо говорю я.

— Не надо, — отвечает он.

Я смотрю в пол и плотно прижимаю занавеску к телу, цепляясь за то малое количество тепла, которое она может дать.

Внезапно Феникс поворачивается, вздыхая, и подходит ко мне. Отрывает меня от пола, отчего я взвизгиваю и отпускаю занавеску, прикрывающую тело, но потом понимаю, что он несет меня в мою комнату. Не на чердак. Не в клетку внизу, а в мою настоящую спальню.

Он открывает дверь, и густой туман от сигаретного дыма, повисший в комнате, заставляет меня закашляться. Внутри бардак, одежда, предметы валяются где попало по ковру. Мой столик для макияжа перевернут вверх дном, зеркало разбито, на подоконнике — пепельница, заполненная окурками, а кровать не застелена.

Так вот, где он спал все это время, пока я сидела в его клетке. В моей комнате. В моей кровати. На моей подушке.

И когда он опускает меня на постель, я не могу не задаться вопросом, пахнут ли простыни им.

Феникс кладет меня на матрас и накрывает одеялом, нежно похлопывая, словно пытается меня успокоить.

— Сейчас вернусь, — говорит он. — Оставайся здесь.

— Я все равно никуда не денусь, — бормочу я. — Но куда ты идешь?

— Избавлюсь от тела.

— Останься со мной, — говорю я, хватая его за руку.

Он останавливается на мгновение.

— Это нужно сделать.

— Зачем?

— Чтобы тебе не пришлось его видеть, — бормочет Феникс, глядя на дверь.

Сказанное заставляет меня немного покраснеть. Он делает это ради меня? И хотя речь идет об избавлении от трупа, я чувствую себя польщенной.

— Я подожду, — говорю.

— Хорошо. — На его лице появляется намек на улыбку, а затем он поворачивается и уходит, закрывая за собой дверь. Я слышу, как он шарится в коридоре, что-то скользит и двигается, и я предполагаю, что он передвигает тело. Он, скорее всего, попытается избавиться от него как можно быстрее, хотя я не уверена, сколько времени нужно, чтобы похоронить человека. Вероятно, сразу это сделать не получится, но перетащить мужика вниз уже не малого стоит.

Ему требуется несколько минут, чтобы вернуться с окровавленными руками и грязными волосами, которые он убирает на одну сторону. Он весь покрыт потом, а на коже рассечения и кровоподтеки от драки. Я смотрю вниз на свои руки и синяки по всему телу, и от их вида хочется плакать.

Я напоминаю развалину после нападения мужчины, а со мной такого никогда не случалось.

Дрожа я натягиваю одеяло на себя повыше.

Феникс идет в ванную, бросая на меня секундный взгляд, но в момент, когда он видит меня, прикусывает губу. Я вижу беспокойство в его глазах, отчего мне хочется натянуть одеяло на голову и укрыться. Я не хочу, чтобы он видел меня такой. Слабой. Уязвимой. Ненавижу такое состояние, но эта ненависть не избавит меня ни от одного из этих чувств.

Включается кран, слышны звуки льющейся воды. Через несколько минут Феникс выходит за дверь, его руки чистые, а лицо безмятежное. На нем больше ни капли крови. Если он выйдет на улицу прямо сейчас, никто и не скажет, что он только что совершил убийство.

И его, похоже, это ни капли не тревожит, что полностью сбивает меня с толку.

Он действительно нечто.

Феникс направляется ко мне, и я отползаю дальше от края кровати. Не знаю почему, но во мне поселилось чувство, что я в постоянной опасности. Что мне нужно убегать. Что все вокруг меня несет угрозу. Даже он.

Правда, он и есть угроза. Этот человек запер меня. Заключил меня в тюрьму в собственном доме и использовал, как душе угодно, поэтому я должна бояться. Думаю, это внутренний инстинкт. Проблема в том, что я не хочу его.

Феникс садится на кровать рядом со мной и наклоняется, чтобы нежно погладить по щеке.

— Успокойся, — говорит он. — Это просто я.

— Его нет?

— Словно и не существовало никогда.

Я хмурюсь, кивая, но что-то по-прежнему не так. Я не могу выкинуть картину из головы. Образ того, как тот мужчина прикасается ко мне, разговаривает со мной и пытается использовать меня.

Я вздрагиваю и пытаюсь успокоиться, но это не работает. Феникс заползает под одеяло и прижимает меня, не давая уйти.

— Прекрати, — приказывает он глубоким голосом. — Иди сюда.

Он притягивает меня ближе к себе и обнимает, прижимая запястья и лицо к груди. Сначала паника всплывает на поверхность, из-за чего дыхание сбивается, но его размеренное сердцебиение и поглаживания ладони по спине заставляют меня вздохнуть.

Лежа здесь с ним, будучи под защитой его сильных рук, я внезапно чувствую себя хорошо. Как всегда и должно было быть. И, как ни странно, ошейник больше не ощущается плохо. Напротив, он напоминает, что я теперь его, а он защищает то, что ему принадлежит. Всегда.

Глава 26

Феникс

19 лет, несколько недель после выпускного

Стоя за деревом, наблюдаю, как Ванесса поднимается на платформу для награждения по поводу окончания школы. Девушка выглядит такой счастливой с яркой улыбкой на лице и в голубом платье. Она придерживает шляпку на голове, чтобы сильный ветер не сдул ее, когда она встает. Надеюсь, каждый шаг отдается ей весом бремени того, что она сделала.

У меня никогда не было шанса на успех, не говоря уже о попытках.

Впиваюсь пальцами в ремень сумки, перекинутой через плечо. Однажды... я докажу, что ей стоит быть более осторожной с кем, кто стал врагом.

Опустив голову, проскальзываю от здания к стоянке, где ждут мои приятели. После того, как меня выгнали из школы, мои единственные друзья пригласили присоединиться к их банде. Сначала я был настроен скептически, но увидев, сколько денег они заработали, в моих глазах зажглись значки доллара. Понимаю, что работенка не белая, так как мы продаем наркотики на улице, но всем срать. Мне просто нужны деньги.

— Привет, — говорят они, увидев меня.

— Йо, я готов.

— Уверен? Я видел, как ты смотрел на ту цыпочку, — говорит один из них, указывая на церемонию.

Я качаю головой.

— Не-а, просто хотел посмотреть, сколько потенциальных клиентов на трибунах.

Он улыбается.

— Конечно…

У меня такое ощущение, что он на самом деле не верит мне. Я никогда не был хорошим лжецом. Жаль, что Ванесса не поведала мне все свои хитрости.

— Без разницы. Давайте просто подождем в нашем обычном месте. Ты, — кивает он на одного из ребят, — оставайся снаружи и поболтай с людьми. Заинтересуй их.

— Понял, — отвечает тот.

Мы идем к нашему углу, где стоим в большинстве случаев, когда работаем. Делать это открыто не хочется, да и есть риск быть пойманными, но наша задача сделать так, чтобы люди могли нас найти. Это единственный способ заработать деньги... а деньги заставляют мир вращаться.

Так или иначе, мне придется выживать. Если я не смогу сделать это, учась и имея хорошую работу, то вместо этого просто займусь грязной. В любом случае, здесь можно заработать гораздо больше.

Мои приемные родители против, но на них мне наплевать. Начнем с того, что они никогда не хотели меня, и всегда напоминали о том, какое я ничтожество. С меня хватит тех, кто будет указывать мне, каким мне быть. Мне достаточно лет, чтобы уйти из дома, поэтому я начал ночевать у своего приятеля.

Когда выпускной заканчивается, некоторые студенты уже направляются на парковку, вероятно, провести ночь празднования под хороший дымок. Я с удовольствием продаю им нужное, пока не вижу знакомую персону, идущую мимо переулка.

Мои губы приоткрываются, когда Ванесса в шоке смотрит на меня, и мы оба неподвижно застываем на месте.

Один из моих партнеров прочищает горло.

— Эй, а это не та…

— Ванесса? — говорю я.

Шок на ее лице быстро превращается в изумленную хмурость.

— Майлз? Что ты делаешь?

Мгновение обдумываю, как перед ней объясниться, но потом вспоминаю — эта сука по-крупному меня наебала.

У меня начинает дергаться нос, и я отдаю наркотики приятелю.

— Жди здесь, — направляюсь к ней. — Какого черта ты здесь делаешь?

Нахмурившись, она смотрит на меня, ни капли не испугавшись моих габаритов, или того, какую боль я могу ей причинить… как бы мне этого ни хотелось.

— Это то, что я думаю? — спрашивает она, глядя на моего друга.

— Не твое собачье дело.

— Нет, мое, — спорит она. — Я не хочу, чтобы ты наделал глупостей.

— Ты приложила к этому руку, Ванесса. Из-за тебя мне пришлось бросить учебу.

Девушка качает головой.

— Ты все не так понимаешь.

— Не так, значит? — отвечаю я, оглядываясь на друзей. — Это из-за тебя.

Слышу шаги позади, но игнорирую их, потому что слишком занят ею.

— Я не заставляла тебя продавать наркотики, Майлз. Это твой выбор.

— Нет, ты сделала этот выбор за меня. И какого черта ты сюда пришла, если не покупать?

— Я видела, как ты уходил от сцены.

Сглатываю, моргаю пару раз. Дерьмо. Она меня заметила.

— И что?

— Я знаю, что ты следил за мной, Майлз. Знаю, что тебе не все равно.

Я давлюсь смешком.

— Теперь мне на тебя насрать.

— Это неправда, и мне тоже не плевать на тебя. Нам надо поговорить.

— Нет, не надо.

Я пытаюсь обернуться, но она дергает меня за руку.

— Мы еще не закончили.

— Да нет, закончили. Закончили, когда ты побежала обратно в объятья того ублюдка.

Она отклоняется, когда я смотрю ей в глаза.

— Ты имеешь в виду Филиппа?

— А кого еще? Этому сукину сыну трижды срать на тебя, и ты выбрала его вместо меня. А теперь пришла сюда и что делаешь? Говоришь, что сожалеешь? Просишь прощения? Ты не найдешь его здесь, Принцесса. Я больше не буду тратить время.

— Это не то, на что похоже, — продолжает она. — Пожалуйста, дай мне шанс объясниться.

— У тебя он был, — рычу я. — Ты потратила его впустую. Второго не будет.

На ее глаза наворачиваются слезы, но она смахивает их пальцем.

— Прости меня, Майлз. Я не хотела, чтобы так получилось.

— Да ну. Стоило подумать об этом, прежде чем врать в глаза сраной директрисе! — кричу я.

— Мне пришлось. У меня не было другого выбора, — бормочет Ванесса.

Я качаю головой.

— Похер. С меня хватит этого дерьма. Возвращайся к своей семейке и оставь меня в покое.

Когда я оборачиваюсь, вся банда окружает нас.

— Что она здесь делает? — спрашивает один из ребят. — Она наш клиент или как?

— Нет, — усмехается она. — Можно подумать, я когда-нибудь буду употреблять наркотики.

Парень смеется.

— О, ну извините, мисс Всезнайка. Они слишком низкопробны для ваших стандартов?

— Хватит, — говорю я. — Оставьте ее в покое.

— Нет, я хочу знать, что она здесь забыла, — начинает другой.

Они все окружают ее, и мне не нравится, к чему это ведет. Учитывая ее высокомерное поведение и нашу с ней связь, эти парни наверняка захотят ее попробовать. Особенно, когда она так пренебрежительно высказалась о нашем бизнесе.

Еще один шагает вперед.

— Да, красотка? Какого черта ты тут делаешь? Следишь за нашим бизнесом?

Хватаю Ванессу за руку и смотрю в глаза:

— Просто уходи, — говорю я.

Девушка кивает, ее губы дрожат, но в тот момент, когда она оборачивается, один из ребят блокирует ее.

— Так быстро уходишь? А наши вопросы остались без ответа.

— Мне это не интересно, — кричит она.

— Отпусти ее, — вступаю я. — У нее ничего нет, и она не станет на нас стучать.

— Откуда ты знаешь? Она уже сделала это — накрысятничала на тебя, если я правильно помню, — протягивает мой приятель.

Я хмурюсь.

— И что? Что ты собираешь делать? Держать ее в заложниках?

— Похоже на план, — смеется один из ребят.

— Ты не серьезно, — рычу я.

Один из парней хватает ее за руку, но Ванесса резко дергается.

— Не трогай меня.

— О, — ребята начинают ржать. — Теперь не трогать тебя, да?

— Убери от нее руки! — вмешиваюсь я, отталкивая парня.

После они обращают внимание на меня, и один из них толкает меня так сильно, что я лечу на асфальт. Черт, теперь они действительно сделали это.

Когда встаю, один из них уже кладет руки ей на талию, таща ее за собой в переулок.

— Отстань от нее! — кричу я, идя следом.

— Майлз! — кричит Ванесса, когда один из парней накрывает ей рот ладонью.

— Тебе нет веры, красотка. Возможно, тебя нужно заставить больше нас бояться. — Другой рукой парень хватает ее за грудь, когда она пытается отбиться от него. Я бросаюсь к ней, отталкивая других, когда они все набрасываются на нее, вероятно, намереваясь сделать намного, намного хуже.

— Прикоснись к ней и сдохнешь! — кричу я, когда добираюсь до парня, который удерживает Ванессу.

— Слишком поздно, чувак. Теперь эта задница — моя. У тебя был шанс, теперь наша очередь.

Ванесса кричит, когда я бью парня по лицу. Тот отпускает ее, отчего она спотыкается и летит на землю.

— Беги! — ору я, дерясь с ним голыми руками.

Она уносит ноги, но, когда оказывается почти у конца переулка, останавливается и оглядывается.

— Не смотри, просто уходи! — кричу я, ударяя парня в живот.

Остальные теперь тоже нападают на меня, и драка становится не похожей на другие. Я дерусь с шестью парнями, которые хотят добраться до меня, потому что я украл их приз.

— Я собирался трахнуть ее, но теперь развлекусь с тобой, — рычит один из них.

— Не сдерживайся, — возвращаю я, пиная того по яйцам.

— Майлз! — кричит Ванесса, все еще глядя на меня издалека.

Почему она не убегает? Чего ждет?

— Майлз, остановись! — кричит она.

На мгновение я сбит с толку тем, что ей вообще есть дело. После того, что они пытались с ней сделать, эта девушка все еще не хочет, чтобы я выбил из них все живое? Я не понимаю. Словно это та же маленькая девочка, которую я помню давным-давно, по-прежнему говорит мне не обижать никого, потому что есть другие способы справиться с дерьмом... Вот только эта маленькая девочка уже выросла, и ее выбор сейчас не имеет никакого смысла по сравнению с верой тому, кем она была.

Внезапное отвлечение дает им шанс ударить меня по лицу так сильно, что я падаю на землю.

— Майлз! Вставай! — Ее крик пронзает мозг, но каким-то образом снабжает меня энергией, необходимой, чтобы встать и снова ринуться в драку.

Я вскакиваю на ноги и вырубаю следующего парня одним ударом в висок.

Затем поворачиваюсь к Ванессе и кричу:

— Убирайся отсюда!

Ее глаза наполняются страхом, она качает головой, а затем говорит:

— Только с тобой.

Растерявшись, я хмурюсь. Она все еще заботится обо мне? Зачем еще ей говорить подобное и отказываться уходить? Как ее понять?

Я ненавижу ее за то, что она сделала, но не хочу, чтобы она тоже пострадала. В глубине души я знаю, что Ванесса не уйдет. Не бросит меня, потому что никогда не была рядом. Это ее способ борьбы. Единственный способ, который она знает, кроме лжи.

Но я обязан сделать то, что должен, чтобы она была в безопасности.

— Убирайся отсюда, пока я и тебя не ударил! — ору я во весь голос.

Это заставляет ее попятиться назад, обернуться и сорваться на бег... что она и должна сделать, потому что я никогда не обещаю ничего хорошего.

Оставшись с четырьмя парнями, я пытаюсь отбиться от них, но чем больше получаю ударов, тем больше силы теряю, и вскоре задыхаюсь, наношу удары везде, куда получается. Чтобы выжить. Я знаю, что это не сойдет с рук просто так. Они не хилые парни, они те, кто воспринимает драку всерьез, если ты ее начинаешь. Как и сейчас, когда один из них достает нож и пытается ударить меня им в живот.

— Хочешь немного? — кричит он, разрезая воздух.

— Я, блядь, убью тебя! — возвращаю я.

— Не можешь смириться с тем, что я прикоснулся к твоей девушке, а?

— Она не моя девушка, но и не твоя, — рычу я, уходя от его атаки.

Еще один запрыгивает мне на спину, и я оборачиваюсь, чтобы сбросить его.

Внезапно позади слышится скрип автомобильных шин, и мы все смотрим в ту сторону. Машина мчится в переулок, и я секунду думаю, что она въедет прямо в аллею, но тут водитель делает резкий разворот.

Избегая ударов, я поднимаю голову и вижу, как опускается стекло с его стороны, и он кричит:

— Пригнись!

Делаю, что сказано.

Выстрелы разрезают воздух, пули отскакивают от стен и летят в землю. Мое тело дрожит, пока я ожидаю, что в меня тоже выстрелят, но этого не происходит. Вместо этого все парни падают, как мухи.

Когда выстрелы прекращаются, я поднимаю взгляд и вижу уставившегося на меня парня в очках и с глушителем на пистолете.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Он ненамного старше меня, но, черт возьми, шрам в форме буквы «Х» на его лице не позволяет мне даже встать с земли.

— Эй? Я со стеной разговариваю? — рычит он.

— Нет, я в порядке, — отвечаю.

— Отлично. — Он опускает пистолет.

— Кто ты? — спрашиваю, поднимаясь с земли, весь избитый и в кровоподтеках.

— Иди сюда, расскажу. — Он кивает, и я чувствую, что это своего рода вызов.

Меня не нужно просить дважды. Парень застрелил моих обидчиков, моих предполагаемых друзей, и теперь у меня ничего не осталось, кроме двух пар мертвецов, окружающих меня, пока я стою единственный живой. Отсюда вытекает несколько вопросов.

Тем не менее, меня больше интересует этот парень со шрамом.

— Ты их всех убил?

— Да, кроме тебя, очевидно, — протягивает он.

— Спасибо, наверное. А почему, собственно?

— Они избивали тебя, не так ли?

— Да уж…

— А теперь нет. — На его лице появляется легкая улыбка. Черт, мне уже нравится этот парень.

Я подхожу ближе и протягиваю руку, когда он смотрит в окно.

— Майлз.

— Икс.

— Что за «икс»? — смеюсь я. — Буква что ли?

— Просто Икс, но иногда меня называют мистер Икс. Как хочешь.

— Круто. — Я киваю, почти не в силах поверить в то, что вижу. Какой-то парень в смокинге просто убирает всех моих друзей, и я даже не злюсь. Потрясающе.

— Ты дрался с ними в одиночку, не так ли? — продолжает он.

— Да, они пытались причинить боль…— Я замолчал, пока не выдал слишком много.

— Мне не нужна причина. Я просто хочу знать, был ли ты один.

— Да.

— Хмм…— Он делает кивок, и пусть даже на нем очки, могу сказать, что он оценивает меня. Но с какой целью?

— Ты, кажется, подходишь. Много силы. Где ты научился так драться? — спрашивают меня.

— Э-э… ​​не знаю. Думаю, сам.

— Интересно…— он кивает, как будто я какой-то научный проект. Интересно, какого хрена он от меня хочет.

— Итак, эм, теперь, когда ты пристрелил моих друзей, я действительно не знаю, какого черта с этим делать. Они мертвы. Я не хочу сесть за убийство. Советы будут?

Парень улыбается и проводит рукой по лысой голове.

— Ты умный парень. Мне нравится твое отношение. Ну, во-первых, они все равно были кучкой наркоманов. Простая трата места на земле.

— Ладно... — хмурюсь я, не уверенный, куда он ведет.

— Во-вторых, они были твоими единственными друзьями?

— Да, — отвечаю я.

— Семья есть? Родственники?

— Только приемные родители. Почему ты спрашиваешь?

— Идеально.

Он поворачивается и нажимает кнопку. Дверь машины открывается.

— Залезай.

— Что? — говорю я, сдерживая смех. — Ты меня разыгрываешь.

— Мне не до шуток. Садись в машину.

— Зачем? Я не знаю тебя, чувак.

— Не имеет значения. Ты хочешь жить хорошей жизнью или умереть в тюрьме?

— А ответ не очевиден?

— Тогда сядь в эту ебаную машину, — говорит он, постукивая пальцами по двери.

— Нет, пока ты не скажешь мне зачем.

— Слушай, малый, — начинает он, высовываясь из машины, чтобы схватить меня за рубашку. — У меня нет времени на фигню. Я только что убил единственных людей, с которыми ты был связан, а это значит, что копы сядут либо на твой хвост, либо не найдут никого, если ты поедешь со мной. Хочешь остаться наркоманом? Хорошо, но делай это в тюрьме.

— Я не наркоман и не хочу им быть, — отвечаю я.

Он вздыхает.

— Ты хочешь заработать деньги?

— Да.

— Хочешь делать все, что, черт возьми, пожелаешь?

— Конечно!

— Тогда садись в чертову машину. — Он наклоняет голову. — Принеси пользу.

Я сужаю глаза.

— Ты говоришь мне, что я могу поехать с тобой, и если сделаю это, стану частью всего, что ты делаешь?

— Зависит от… того, умеешь ли ты слушать.

Я улыбаюсь, кивая.

— Круто.

— Это не круто. Это называется убивать, чтобы выжить, или, другими словами, стать гребаным убийцей без имени. В этой работе нет ничего крутого, чувак, но я дам тебе преимущество посомневаться, потому что ты настойчивый. — Он отпускает мою рубашку. — Если ты поедешь со мной, я покажу тебе, как нужно избивать ублюдков голыми руками.

Делаю глубокий вдох. Я не доверяю этому чуваку, но что еще мне терять? Ничего, уже все потеряно. С таким же успехом можно отказаться от своей жизни и присоединиться к темной стороне, что бы это ни значило.

Я предпочел бы быть чем-то, чем оставаться ничтожеством.

— Я в деле, — соглашаюсь я, направляясь к другой двери и садясь в машину.

Салон пахнет алкоголем и паленой кожей, но я предпочту быть здесь, а не там со всеми этими трупами. Я не знаю, что сказал бы копам, если бы они появились, и они не поверят мне, выложи я все как на духу.

Мистер Икс трогается с места, затем поворачивается ко мне и опускает очки. Оказывается, у него один искусственный металлический глаз, вставленный в глазницу прямо под шрамом. Жуткое зрелище.

— Пристегнись, — говорит он с широкой улыбкой на лице.

Похоже, это либо начало новой жизни для меня, либо конец. В любом случае, мне подходит.

* * *

Настоящее время

Меня настигло поражение.

Не физическое. Не ментальное.

Эмоциональное.

Я думал, что смогу оттолкнуть желание быть рядом с ней, но оно такой болью отдается в моем сердце, что мне приходится прислушаться. Я могу только прижимать Ванессу крепко к себе и убеждать себя, что она не пострадала, что она все еще моя и только моя.

Хотя этот сукин сын пытался распустить на нее руки, я позаботился о том, чтобы он никогда не приблизился к ней снова. Я не знаю, что случилось, но в тот момент, когда я услышал, как они сцепились наверху, пришел и увидел его... Что-то просто щелкнуло в мозгу. Я потерял контроль. Сошел с ума от ярости, и не жалею, черт возьми.

Она моя. Моя. И я сделаю все, чтобы все так и оставалось.

Черт, прошло немало времени с тех пор, как я прижимал ее вот так, и я не могу понять, почему так сильно переживаю после всего, что она сделала, чтобы разрушить меня. Тем не менее, мне все же хочется ее успокоить. Я чувствую, как сердце Ванессы бьется напротив моей груди, ее дыхание становится теплым и ускоряется, обостряя все мои чувства. То, как эта девушка цепляется за меня, ее пальцы обвивают мои плечи, разжигает во мне ярость, но уже не так явно. Я все еще ощущаю гнев, словно кто-то может явиться в любое время и отнять ее у меня.

Черт возьми, я не могу этого позволить, поэтому притягиваю Ванессу еще ближе, удушая своей необходимостью иметь ее только для себя. Я никогда не чувствовал себя так раньше, но, честно говоря, это приятно. Мне наплевать на голоса в голове, говорящие, что я должен наказать ее.

По какой-то причине крошечная часть меня считает, что наказания ей уже достаточно.

С другой стороны, воспоминание о том, какой отвратительной она стала, снова заставляет мою кровь закипать.

Я должен ненавидеть ее.

Должен презирать.

И все же, когда смотрю на нее, то чувствую больше, чем просто ненависть.

Я чертовски сбит с толку и ненавижу это. Не знаю, что делать с этими эмоциями. Таких у меня никогда раньше не было. Они противоречат друг другу, как и моему нутру. Я не имею ни малейшего понятия, что делать с собой или с этой ситуацией, поэтому предпочитаю оставить все как есть. По крайней мере, на следующие пару минут. Держать ее — уже достаточно.

— Феникс, — внезапно бормочет Ванесса.

Я смотрю на ее лицо, исцарапанное и побитое, но ее теплая улыбка слегка согревает мое сердце.

— Да?

— Почему ты так себя называешь?

Я хмурюсь.

— Почему ты хочешь знать?

Девушка пожимает плечами.

— Просто. Я знаю тебя только как Майлза.

Я кривлюсь.

— Ненавижу это имя.

— Почему?

Приходится отвернуться.

— Оно — слабость.

— Ну, мне оно нравится. Я помню, каким ты… был тогда, — вздыхает Ванесса.

— Когда тогда? — спрашиваю, приподнимая ее подбородок, чтобы она посмотрела мне прямо в глаза. На этот раз я хочу от нее честности. — Скажи мне, что ты на самом деле думаешь.

— Тогда, когда мы не были лжецами и не предавали тех, кого любили, — она отводит глаза.

— Эй, посмотри на меня, — начинаю я. Она слушается, ее глаза похожи на сверкающие бриллианты, что полностью захватывает мое внимание. — Давай пообещаем друг другу. Больше никакой лжи. Никакого предательства.

Она улыбается, слабо посмеиваясь.

— О, Феникс. Ты знаешь, что уже слишком поздно.

— Никогда не поздно, — говорю я. — Не теперь, когда ты моя навсегда.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не собираюсь просто убить тебя теперь, когда ты стала моим питомцем. — Я ласкаю ее щеку. — Теперь ты моя. Окончательно. Избавиться от тебя будет глупо, когда я уже получил все, что хотел.

Она смеется.

— Знаешь, за этим грубым, злым фасадом скрывается нечто невероятно романтичное.

Моя губа дергается в улыбке.

— Я знаю, но нам с тобой известно, что нас с тобой устроит лишь то, что будет полностью против правил.

Изогнув бровь, она кивает:

— Правда.

Я хватаю завиток светлых волос, которые снова быстро обретают свой коричневый оттенок, и заправляю ей за ухо. Слезы рамазаны по ее лицу, но она по-прежнему красивая как никогда, что бы с ней ни случилось. Ее сила никогда не угаснет, даже в самые трудные моменты. Я мог бы даже сказать, что она сильнее меня, потому что после всего, что я сделал с ней в этом доме, она все еще свернулась калачиком в моих руках и приняла мое тепло.

Это невероятно.

Мое сердце снова бьется.

Вены пульсируют огнем, которого я не чувствовал годами, пот скатывается по спине.

Я испытываю другие эмоции, которых не чувствовал долгое время... И это пугает меня до смерти. Не потому, что я не хочу их чувствовать, а потому, что не знаю, что с ними делать.

После всего, что мы причинили друг другу, пути назад нет. Здесь нет невиновности. Нет любви. Только боль и кровь. Тогда как мне назвать то, что я чувствую, положительным? Это неправильно. Просто неправильно.

Я не могу ее любить.

Просто не могу.

За исключением того, сколько бы я ни думал об этом, всегда возвращаюсь к одному и тому же выводу.

Я хочу ее. Она нужна мне. Я не могу жить без нее.

Вот она лежит здесь, спрятавшись в моих объятьях, все еще дрожа от того, что только что произошло, и, вероятно, прокручивая в голове воспоминание о том, что он хотел засунуть свой член в ее киску — все это пробуждает во мне желание помочь ей, а не остаться ее врагом номер один.

Я даже не могу причинить ей боль. Не так... совершенно. Я не могу заставить себя убить ее, независимо от того, сколько мой мозг убеждает меня в обратном.

Я должен ненавидеть ее. Должен убить и покончить с ней, но я знаю, что, сделав это, пути назад не будет. Время не движется вспять. С ее смертью наступит конец всему.

И, может быть, в глубине души я не хочу, чтобы это закончилось.

Никогда не хотел.

А она — наоборот.

Я сжимаю ее подбородок и заставляю посмотреть на меня.

— Скажи мне почему? Почему ты предала меня в тот день после выпускного? Мне нужно знать.

— Что? Почему сейчас?

Я крепче сжимаю ее челюсть.

— Говори!

— Хорошо, — бормочет Ванесса. — Мне жаль.

— Жалость тебе не поможет. Сейчас мне нужен ответ, — я трясу ее. — Почему после всего, через что мы прошли, после того, как я дрался ради тебя, после того, как ты сказала мне, что любишь, ты выбрала его вместо меня?

— Я не хотела этого. Никогда не хотела. То, что я говорила, было правдой. Я любила тебя. Всегда любила. — Ванесса вздрагивает, а потом правда выливается из нее. — Я не меняла тебя на него. Это был не мой выбор... а моей матери. Она заставила меня солгать.

— Как? Ложь — твой собственный выбор, — рычу я.

Она глубоко вздыхает, готовясь к словам, которые разрушают все, что я знал и во что верил.

— Она пригрозила убить тебя, Майлз. Я бросила тебя, чтобы спасти.

Глава 27

Ванесса

Выпускной вечер

Майлз отвез меня домой после нашей совместной ночи. Было уже далеко за полночь, и я уверена, что когда мама узнает, что я вернулась, она убьет меня. Особенно, если узнает, что я сбежала с ним... И еще тот факт, что я больше не девственница.

О, Боже.

Она действительно убьет меня, поэтому через парадную дверь лучше не идти.

Я пробираюсь к задней части дома, где растет дерево, хватаюсь за ветку и тяну, чтобы проверить, крепкая ли она. Кажется достаточно толстой, поэтому я упираюсь ногой в ствол и приподнимаюсь.

Однако что-то цепляется за мою ногу, и я теряю равновесие. Меня стаскивают с дерева, и я приземляюсь на землю головой.

Только когда открываю глаза, замечаю, что мама стоит прямо надо мной.

Это ее рука потянула меня вниз.

— Что именно ты делаешь?

— Мама, я…

— Пытаешься избежать моего наказания, а? — говорит она.

Она пинает грязь рядом со мной, и я отплевываюсь от земли, которая едва не залетает мне в рот.

— Вставай! — рявкает она.

— Мама, прости…

— О, — прерывает она, когда я встаю. — Я не хочу ничего слышать.

— Но…

— Ты поздно. И не пришла домой с Филиппом. А теперь я нахожу тебя здесь в попытке залезть на дерево? Ты с ума сошла?

— Я могу объяснить, — говорю, когда она хватает меня за руку.

— Нет, ты сейчас же идешь внутрь, — рявкает она, подтягивая меня к входной двери.

Когда мы оказываемся в доме, я вижу кого-то в гостиной, и это заставляет волосы на затылке встать дыбом. Я в шоке смотрю, как парень поворачивается ко мне лицом.

— Привет, Ванесса.

Филипп.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— Вопрос в том, почему тебя с ним нет? — вмешивается мама.

Я обмениваюсь взглядами с ними обоими, но ничего не приходит на ум. Он здесь, но почему? После произошедшего он даже не смеет приближаться ко мне. Я почти срываюсь взять со стола стакан и швырнуть ему в лицо.

— Не смей, — вступает мама, вставая передо мной. — Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ничего не сделаешь. — Она смотрит мне в глаза, хватает за подбородок, чтобы я тоже на нее посмотрела. — Мне все известно. Я знаю, что случилось, и тебе не сойдет это с рук.

Я сглатываю, сдерживая слезы и видя, как мама выбирает чужую сторону. Снова.

— Если ты все знаешь, то тебе известно и то, что он меня не защитил.

— Тебе лучше держать рот на замке, Ванесса. — Ее пальцы сжимаются на моих губах. — Иначе я позабочусь об этом.

— Тебе плевать на меня, не так ли? Я только что сказала тебе, что он стоял и смотрел, как его друг пытается напасть на меня, а ты даже глазом не моргнешь? — отвечаю я, мой голос повышается на тон.

Мама толкает меня к стене.

— Ты не заговоришь об этом снова. Ты услышала меня? — шипит она так, что слюна вылетает на стену, словно у змеи — яд. — Ты забудешь то, что видела. Что он сделал с тобой. Ты будешь помнить только, как тот мальчик... Майлз... в ярости ударил друга Филиппа.

— Нет! — кричу я, отталкивая ее от себя. — Это неправда!

— Ты солжешь, когда тебя спросят об этом! — Мама повышает голос. — Иначе я позабочусь о том, чтобы этого мальчика настигла судьба, которую он так желает другим.

На мгновение становится тихо, и я слышу только раздраженные вдохи и стук собственного сердца в горле. Филипп просто смотрит на нас с легкой улыбкой на лице, словно для него это забава. Как будто он выиграл. Я щурюсь и кривлюсь при виде его. Недостойные всегда получат свое.

— Ты знаешь, что об этом услышит вся школа, — скрещивая руки, говорю я через некоторое время.

— Да, и когда до этого дойдет, ты солжешь, — мама поворачивает голову к Филиппу. — Ты не станешь вовлекать в это Филиппа никоим образом.

— Тогда чего ты от меня хочешь? Даже если я солгу, они узнают. Майлз скажет правду.

Она смотрит на меня через плечо.

— А кому, думаешь, они поверят? Тебе или какой-то мелкой крысе?

Я морщусь.

— Не называй его так.

— О, а как бы ты хотела, чтобы я его звала? Зараза? Идиот? Твой любовник?

— Перестань, — говорю я.

— Любовник?

— Я сказала, прекрати!

Она внезапно подходит ко мне и хватает меня за горло.

— Не забывай, Ванесса. Я могла бы быть твоей матерью, но я прежде всего предприниматель, и когда что-то угрожает моему бизнесу, я забочусь об этом. Ты выйдешь замуж за Филиппа, чтобы наши семьи могли объединиться, и ничто этому не помешает.

— Я помешаю.

— Не смей даже пытаться… иначе я позабочусь, чтобы Майлз больше никогда не увидел восход солнца.

— Ты не посмеешь… — бормочу я.

— Убить его? — Она улыбается, и Филипп тоже, когда их взгляды встречаются. — Почему нет? Не то чтобы это впервые... но, похоже, от него никакой пользы.

— Он полезен мне! — кричу я.

— Перестань, — бросает мама. — Он никогда никому не был нужен. Просто жалкий ребенок, жаждущий внимания. Он не достоин твоей любви. Другое дело Филипп, — она указывает на парня. — Ты солжешь директору, чтобы Майлза исключили. Если не сделаешь этого, я убью его.

У меня начинают дрожать губы, когда она отпускает мое горло. Не могу поверить в то, что слышу. Моя мать... она монстр.

— Я люблю его, мама.

Она смотрит на пол и разражается смехом. Сначала тихим, затем истеричным. Как будто сошла с ума.

— Ты не любишь его. Не путай любовь-однодневку с настоящим чувством.

— Я знаю, что такое любовь, мама. И могу точно сказать, что ты не имеешь о ней ни малейшего понятия.

Она прищуривается, глядя на меня.

— Твое поведение шлюхи любовью не назовешь, моя дорогая.

— Я не шлюха! Майлз заботится обо мне! Больше, чем кто-либо из вас, — кричу я, указывая на них обоих.

Мать фыркает.

— Глупая девчонка. Разве ты не видишь? В жизни есть куда более важные вещи, и это явно не одна из них. Попытайся понять.

— Нет. Это никогда не понять. Я отказываюсь, — отвечаю я, сжимая губы.

— Значит, будет так, — заканчивает она.

Филипп встает со своего места, застегивая жилетку, словно ему надоело слушать.

— Не думаю, что я здесь еще нужен, — говорит он.

— Ты никогда и не был нужен, — отвечаю я.

— Ванесса, дорогая, закрой рот, — протягивает мама. — Ты уже достаточно сказала.

— Я не позволю тебе причинить ему боль, — возвращаю я.

Она вскидывает голову и улыбается мне самым жутким образом, словно одержимая. И я знаю, чем: властью.

— Значит, если хочешь, чтобы он остался жив, думаю, тебе придется сделать именно то, что я сказала.

* * *

Феникс

Настоящее время

Вся история ее жизни пробуждает у меня желание вырвать собственное сердце и преподнести ей на блюдечке.

— Я любила тебя, Майлз, — говорит Ванесса, прикоснувшись ладонью к моей щеке. — Всегда любила, — она сглатывает. — И все еще люблю.

Она разрушила меня. Уничтожила. И теперь, после всех этих лет, я наконец узнал правду о ее выборе, наших жизнях. О причине, по которой я никогда не мог с ней быть, хотя мы оба этого хотели.

Расставание никогда не было моим выбором… но и ей он не принадлежал.

Все эти годы я думал, что Ванесса жаждет власти, той извращенной власти, которая приходит с ложью и обманом. Теперь я понимаю: она решила сделать то, что сделал бы человек для любимого.

Она хотела защитить меня, и для этого ей пришлось сжечь все, что осталось от ее чувств ко мне. Просто чтобы сохранить мою жизнь… чтобы дать мне шанс... даже если это означало жизнь без нее.

Она прекрасно знала, что это сделает со мной. Как превратит меня в человека, стремящегося достичь величия, решившего показать ей, что я могу быть чем угодно и всем, чего она когда-либо хотела.

Но я уже был всем, чего она хотела... всем, что она не могла иметь из-за своей семьи. Ее родня стала причиной всех наших проблем, всей этой лжи, всех разбитых сердец.

У меня сжимаются кулаки.

— Это сделала твоя семья?

— Они хотели для меня лучшего, хотя это расходилось с тем, чего хотела я.

— Нет, они хотели лучшего для себя, — рычу я.

— С этим не поспоришь, но ничего не изменить. Мы не можем переделать прошлое. Им нужен был союз для кампании моего отца, и они получили его через мой брак с Филиппом. — Она смотрит на меня злым взглядом, словно может сжечь здание только ради меня. — Поверь мне, когда я говорю, что ненавижу их так же сильно, как и ты. Я позаботилась о том, чтобы его семья заплатила сполна. — Она скрипит зубами. — Я убила его мать.

Этот факт меня не удивляет. Больше даже интересует, что она сделала со своей матерью.

— А свою?

Ванесса облизывает губы.

— Не смогла…

— Собственную мать убить невозможно.

— Нет… — вздыхает она. — Я слабая.

— Неспособность убить кого-то не делает тебя слабой, — говорю я, хватая ее за плечи. — Но ты солгала мне в глаза. Это и была слабость. Ты могла бы сказать мне, что она делает.

— Нет. Если бы я это сделала, ты бы не оставил меня в покое. Никогда бы не принял это, — отвечает Ванесса.

Что своего рода правда. Я бы никогда не бросил ее, если бы знал, что ее мать была организатором.

— Прости, — продолжает девушка. — Это был единственный известный мне способ, чтобы спасти тебя. Чтобы не дать ей добраться до тебя... Чтобы все прекратить. — Она улыбается мне. — Пока ты верил в ситуацию, она тоже.

Ванесса пожертвовала своей жизнью — своими желаниями и мечтами — чтобы спасти мою.

Я убираю руку с ее лица, поворачиваюсь и встаю с кровати. Мне нужно выбраться оттуда сию же секунду. Нужно подышать свежим воздухом... подальше от нее и от правды.

Господи Боже. Слишком много, чтобы принять все сразу.

— Куда ты? — звучит вопрос, когда я открываю дверь.

— Мне нужно… просто прогуляться, — говорю я, оглядываясь через плечо. — Тебе надо отдохнуть. Постарайся немного поспать.

А потом я выхожу за дверь, оставляя ее наедине со своими эмоциями.

Я не должен. Это плохая идея, но я ничего не могу с собой поделать. После всего, через что мы прошли, я не могу просто свернуть собственные планы. Моей целью было заставить ее страдать, а теперь посмотрите на меня. Я превращаюсь в чертову лужу слизи, все из-за ее версии истории.

Нашей истории. Черт побери. Хотел бы я узнать ее раньше.

В коридоре я сначала вытираю ее рвоту полотенцем, а затем пинаю сумку с телом Драго вниз по лестнице.

Может быть, пока буду хоронить его, немного подумаю о ситуации. О нас и о том, что собираюсь делать с Ванессой, теперь, когда знаю, что она сделала для меня.

Это тяжело. Чертовски тяжело. Я не могу решить, что делать. Продолжать использовать и оскорблять ее или простить и двигаться дальше.

Может, существует даже возможность...

Нет.

Как такое возможно после того, как мы ударяли друг друга в спину так много раз?

Для нас нет искупления. Нас ничего не оправдывает. И не сделает достойными любви. Ни меня, ни ее.

Тем не менее, я все еще не могу перестать жаждать этого. И я знаю, что она тоже.

* * *

Несколько часов спустя

Поработав лопатой, чтобы вырыть яму в песке, я использовал это время, чтобы разобраться с мыслями и эмоциями, которые появились после истории девушки. Я проиграл. Пот капает с моего лба, когда я наконец заканчиваю хоронить тело.

С ним покончено, пора возвращаться внутрь.

Гром гремит над головой, и я провожу пальцами по мокрым волосам. Дождь стучит по крыше, когда я поднимаюсь по лестнице и иду в спальню, чтобы проверить ее. Ванесса крепко спит, лёжа в кровати, как и положено. Конечно, сбежать, когда я перед входной дверью, нереально. Куда ей, такой вымотанной после нападения. И даже если бы у нее была такая возможность, я знаю, что она бы ее не использовала. Больше не убежала бы от меня.

Не сейчас, когда призналась, что все еще любит меня.

Она не убежит от меня, потому что, скорее всего, считает, что еще есть что спасти.

Я качаю головой, желая, чтобы это было правдой.

Иду к кладовке, в которой держу ее помощницу и даю ей немного еды. Ей требуется некоторое время, чтобы поесть, поскольку половину своего времени она тратит на крики, вместо того, чтобы жевать. Когда девушка заканчивает, я даю ей попить через соломинку. Потом снова засовываю кляп ей в рот и запихиваю обратно в кладовку.

Иду в ванную, чтобы принять хороший горячий душ. Вода, стекающая по плечам — хороший способ отвлечься, хотя это все равно удается с трудом.

Ванесса. Весьма красиво разрушенная жизнью. Прямо как я.

Я не могу не чувствовать влечение. По своей природе я хочу то, чего не могу иметь… Мои желания полны греха.

Чем больше я думаю о ней, тем ярче представляю ее обнаженной в постели. Интересно, мечтает ли она обо мне так же, как я думаю о ней прямо сейчас.

Я вздыхаю, глядя на ванну, а вода стекает по пальцам. Чувствую себя чертовски опустошенным, и не знаю, что с этим делать. Я привык к ярости и жажде крови, пульсирующим по моим венам. Но сейчас... сейчас ничего нет. Ничего, кроме бесконечной потребности. Потребности в ней, любым способом, каким я могу получить ее.

Проклятье.

Ударяю в стену, но это не останавливает нарастающую похоть внутри меня. Я не могу перестать думать о ней, не могу избавиться от вопроса, что могло бы быть, если бы выбор был иной. Ее губы, тело, разум, сердце, все могло бы быть моим, если бы только...

Блядь.

Прижимаюсь головой к стене и позволяю воде стекать по спине, согревать теплом задницу и ноги. От одних мыслей о Ванессе член наполовину встает, и по какой-то причине это чертовски угнетает. Это не я. Как правило, мне было бы насрать на стояк. Я бы просто пошел и трахнул ее. Или, если бы ее не было рядом, то справился бы рукой. Так что я не понимаю, в чем проблема сейчас, почему я вдруг чувствую себя дерьмом.

Беру член в руку и начинаю тянуть, отчаянно пытаясь доказать, что я все еще принадлежу себе. Так и остался гребаной скалой, человеком, который может справиться с любой преградой на его пути. Я мастурбирую, пока член не выпрямляется и не подпрыгивает от нужды, так сильно желая погрузиться в красивую киску Ванессы. Единственную киску, которую он хочет.

Ебаный ад.

Издав приглушенный стон, я перестаю гладить себя и выдаю несколько нецензурных слов. Черт, я не могу. Как бы ни старался, я больше не в силах это делать.

Раньше я мог кончить от одной только мысли о том, как душу ее до смерти. Вот насколько я попал.

Теперь все, что я могу делать, это пускать слюни на нее и ее сочное тело, коварный ум и сладкую, восхитительную улыбку. Черт возьми, она как проклятая надоедливая лисица.

Закрываю кран, вытираюсь, оборачиваю талию полотенцем и возвращаюсь в спальню.

Когда открываю дверь, обнаруживаю, что Ванесса мечется в кровати.

Сначала думаю, что она пытается сбежать или напасть, но потом замечаю, что ее глаза все еще закрыты.

Она спит.

Она издает такие звуки, словно чувствует опасность, или физическую боль, или эмоциональное расстройство. Стеная, она мечется взад-вперед, хватая воздух. Она задыхается и сжимает горло, выкрикивая мое имя.

Приближаюсь, беру ее за руки, но она не останавливается, поэтому я забираюсь на нее сверху и шепчу на ухо:

— Прекрати. Это я.

— Отстань от меня! — кричит она, но глаза по-прежнему закрыты.

Это он. Ей снюсь не я. Ей снится он. Драго. Мужик, который пытался взять у нее то, что принадлежит мне.

Одна эта мысль усиливает мою потребность снова заклеймить ее и не дать больше думать о нем. Поэтому я переворачиваю ее на живот и удерживаю, пока она вырывается из постели.

— Успокойся, — говорю, хотя в собственном теле слова вызывают совершенно противоположное. Когда я лежу на ней сверху, то лишь возбуждаюсь.

— Нет! — кричит она.

— Да, — шепчу я. — Тебе снится он, не так ли? Драго.

— Он сверху на мне… — бормочет она.

— Что он делает? — спрашиваю я, заводя ее руки над головой, чтобы она не могла двинуться.

— Он пытается…— дальше всхлип.

Так и знал. В ее голове повторяется одна и та же сцена снова и снова — она вспоминает нападение. Не может выбросить его из головы, и мне не хочется видеть ее такой. Я не хочу его там. Эта поза и все в ней должно принадлежать мне.

И то, как я сейчас улегся на неё, вероятно, именно то, что сделал он, когда нашел на чердаке. Я не могу позволить ей сохранить это воспоминание. Не могу позволить ему сломать ее. Если есть что-то, что сломает ее, это буду я и только я.

Потому что я единственный, кто может снова исцелить ее.

Полотенце слетает с меня, и когда я ложусь обнаженный на Ванессу, моя эрекция касается ее задницы. Ее глаза, наконец, распахиваются, и она сразу же поворачивается ко мне.

— Феникс? — слышится шёпот.

Я делаю движение бедрами и целую ее в шею, скользя пальцами по ее животу.

— Да, Принцесса. Это я.

— Что ты делаешь? — бормочет Ванесса с красными глазами. — О боже… мне приснился кошмар.

— Тсс… — успокаиваю, прикладывая палец к ее губам.

Руку я опускаю все ниже, пока не касаюсь киски, что заставляет девушку ухватить воздух ртом.

— Феникс?

— Тихо, — шепчу я. — Не говори.

— Нет, что ты делаешь? — спрашивает она, когда я поглаживаю ее складки.

— Что должен, — наклоняюсь и веду пальцами вокруг ее клитора.

— Нет, не сейчас…

— Да, сейчас. Это должно быть сейчас.

— Но тот мужчина, он... он...

— Я знаю, что он сделал.

— Ты не понимаешь, — продолжает Ванесса. — Он пытался…

— Тсс… я знаю, сладкие щечки. — Целую ее за ухом, пока все быстрее и быстрее потираю клитор.

Она пытается сдвинуться.

— Пожалуйста нет. Слезь с меня, Феникс.

— Это должно случиться.

— Я не могу, — выдавливает она, задыхаясь, как будто ее легкие сжаты. — Это неправильно.

— Потому, что он тоже попытался сделать это, не так ли?

Она кивает.

— Я не хочу этого… Воспоминания…

— Знаю, Принцесса. Я заберу их.

* * *

Ванесса

От ласки Феникса я чувствую отвращение и уязвимость. Чувствую себя разрушенной.

Я помню его запах, его отвратительное зловоние, то, как он шепелявил над моим ухом, когда касался меня там, где я не хотела. Он не слушал. Вместо этого поднял меня по стене и попытался взять без разрешения.

Тот мужчина… он преследовал меня во сне.

Зачем? Почему я не могу убежать от этих воспоминаний?

Они контролируют мои мысли, даже ночные кошмары.

Пот покрывает тело, и Феникс лежит на мне сверху, делая то, что ни один мужчина не должен делать. И все же все равно продолжает.

Он прикасается ко мне, провоцирует, хочет, чтобы я испытала похоть, даже если она сейчас не совсем уместна. Я чувствую себя униженной, и часть меня хочет, чтобы это прекратилось. Это так неправильно. Так жестоко. Он лежит на мне так, словно хочет отнять весь воздух.

Так же, как тот мужчина пытался, когда...

Я кричу от душевной боли, когда Феникс играет с моим клитором.

— Позволь мне заставить все исчезнуть, Принцесса, — начинает он.

— Нет… я не хочу этого. Не так, — шепчу я в подушку.

Феникс кладет руку мне на спину, возле затылка, прижимая меня к кровати.

— Так должно быть. Только так ты сможешь забыть.

Чувствую, как его стояк упирается в меня сзади, и мне хочется исцарапать его. Как он смеет делать это со мной? После того, через что я только что прошла?

— Я пытаюсь сделать лучше для тебя, Ванесса, — шепчет Феникс мне на ухо, скользя пальцами вверх и вниз по моей киске.

— Я не знаю… не знаю, — вторю я. — Я могу думать только о…

— Тсс, я знаю. Просто сосредоточься на здесь и сейчас. Сосредоточься на мне, — говорит он, проникая в меня пальцами и выходя.

Слеза скатывается по щеке.

— Пожалуйста… прекрати. Я не смогу с этим справиться, — отвечаю ему.

— Нет, сможешь. Я знаю, что сможешь, — не соглашается Феникс. — Я не позволю случившемуся поглотить твой разум. Как и ему, — шепчет он, снова целуя меня в щеку. — Если кто-нибудь и поглотит тебя, это буду я.

— Что? — Я задыхаюсь, но мне не отвечают.

Вместо этого он вынимает пальцы и размазывает влажность по всей киске.

— Я не могу видеть тебя такой, Ванесса. Ты не можешь позволить ему победить. Ему было это необходимо. Вот почему он сделал это, — говорит Феникс.

— Он хотел, чтобы я помнила его поступок? — спрашиваю я, нервничая.

Сейчас середина ночи, и Феникс использует свое желание, чтобы одолеть меня, заставить почувствовать себя слабой, использованной, и впервые это очень больно. Хоть причина и не в нем, а в другом мужчине. В моей душе дыра, и Феникс пытается залатать ее по-своему.

— Да. Не позволяй воспоминанию контролировать тебя. Впусти меня, — просит он. — Впусти меня.

Он толкается в меня, пока я не становлюсь достаточно влажной, чтобы его член мог скользнуть в меня сзади. Я глубоко вдыхаю, когда он входит в меня до основания, мои глаза распахиваются. Феникс зажимает мне рот рукой, а второй вжимает голову в подушку.

— Не борись с этим. Впусти меня, — повторяет он. — Позволь мне быть единственным в твоих воспоминаниях.

Он медленно двигается, толкаясь и делая глубокие рывки, не торопясь, чтобы успокоить меня. Я не уверена, действительно ли проснулась или все еще сплю. Не знаю, кошмар ли это, и когда настанет пора просыпаться.

А потом он шепчет:

— Я не собираюсь делать тебе больно. Позволь мне помочь.

Не знаю почему, но от сказанного у меня немеет сердце.

То, что я чувствую, реально. Это не сон. Я не сплю, и Феникс контролирует мое тело, чтобы заставить меня забыть о настоящем кошмаре.

Скромная правда. Он создает идеальную ложь.

Для меня.

В тот момент, когда я понимаю, почему он это делает, я все отпускаю.

Мои мышцы расслабляются, глаза частично прикрыты, и сердцебиение успокаивается, пока Феникс толкается в меня, все еще удерживая, чтобы сымитировать воспоминания. Он делает это не для моего или своего удовольствия. Он хочет заменить одно воспоминание другим. Стереть из моего сердца плохое и заменить своим.

Он становится плохим парнем, чтобы спасти меня.

— Прости меня, — шепчет он мне на ухо, звук напоминает бой барабана.

— Все в порядке, — бормочу я в ладонь, сосредоточившись на его стонах. Я закрываю глаза и чувствую запах, представляю его лицо, улыбку, волосы, пирсинг, мускулистое тело и все, что помню. Чувствую, как он лежит на мне, пронизывая мое тело, и я принимаю его вторжение. Чувствую, как распадаюсь на части, и в тот же момент становлюсь единой. Такой свободной. Такой сломанной. Такой запутавшейся. И это нормально.

Феникс наклоняется и еще раз целует меня в щеку.

— Не думай ни о чем, кроме тебя и меня. Больше ничего нет, ничего промежуточного. Только мы.

Кивнув, я позволяю моему телу подниматься и опускаться вместе с ним, когда он толкается в меня и выходит, продолжает играть с моим клитором, пробуждая во мне желание высвобождения. Он крепче удерживает меня за затылок, словно хочет задушить. Вспоминаются смутные кусочки былых моментов, но каждый раз, когда думаю об этом, все, что возникает перед глазами, — его лицо. Его запах. Его голос. Его прикосновение.

Феникс.

Это работает.

Он увеличивает давление на мое горло, заставляя задыхаться, когда у меня не хватает воздуха. Я не сопротивляюсь ему… потому что в глубине души знаю, что это мне поможет.

Он наклоняется, и его слова подобны меду для зависимой от сладкого души.

— Я люблю тебя.

Он повторяет это снова и снова, пока мои пальцы не затекают, в голове не чувствуется легкость, а тело не достигает эйфории.

— Кончай, Принцесса. Сделай это для меня. Отпусти все, — шепчет он.

Я кончаю по его команде. Вот так просто. Словно его голос контролирует мое тело, как раба, повинующегося хозяину.

Может быть, я и есть рабыня в его порочной версии любви.

Мне уже все равно. Прямо сейчас все, что мне нужно, находится прямо на мне, захватывая дух, и в переносном, и в буквальном смысле.

Мои мышцы продолжают сокращаться вокруг его ствола, заставляя его пульсировать во мне. А потом он взрывается, струей изливаясь в меня с громким стоном. Некоторое время Феникс продолжает кончать, все еще удерживая меня.

Когда испытание заканчивается, давление с головы исчезает, и он отпускает мое горло. Легкие расширяются, чтобы я могла сделать огромный вдох, когда Феникс медленно сползает с моего тела и падает рядом. Но он не останавливается на достигнутом.

Он немедленно притягивает меня к себе и обнимает.

— Скажи, что не помнишь, — бормочет он мне на ухо. — Скажи мне, что я единственный.

— Ты. Это всегда ты. Все, что я помню.

— Пожалуйста, скажи мне, что его больше нет в твоей голове. Скажи мне, что это я, — умоляет он. Я никогда не слышала, чтобы он умолял, но если это то, чем кажется, то, думаю, мое сердце выпрыгнет из груди.

— Это ты, — шепчу я, поворачиваюсь к нему лицом и кладу руку ему на щеку. Он смотрит на простыни, не в силах поднять на меня взгляд. — Посмотри на меня, Феникс.

Ему нужно время, чтобы решиться.

— Я сделал это для тебя.

— Я знаю, — отвечаю, подползая ближе к нему.

— Не хочу, чтобы ты снова думала о нем. Никогда больше. — Он скрипит зубами, все еще переводя дух после того, что только что сделал. — Мне наплевать, если это означает, что ты будешь ненавидеть меня до конца жизни. До тех пор, пока я единственный, о ком ты думаешь, черт возьми, меня это устраивает, хорошо?

— Тсс… — останавливаю я, чувствуя такую усталость, что могу заснуть прямо у него на руках. — Все нормально.

— Из меня паршивый лжец, но ты уже знаешь это. Так что я просто скажу тебе прямо. Я не могу, блядь, перестать думать о тебе, и это разрывает меня на части. Я хочу ненавидеть тебя, Принцесса, правда. Но это невозможно, понимаешь?

Я смахиваю слезы.

— Я точно знаю, что ты чувствуешь.

— Мы больны, — заключает Феникс, качая головой.

— Больные ублюдки, — подтверждаю я, чем вызываю у него вялый смех.

Он хватает меня за руку и подтягивает к губам, нежно целуя тыльную сторону.

— Я скучаю по тому, что у нас было.

— Я тоже, Майлз. Я тоже.

— Не называй меня так, — говорит он. — Я ненавижу это чертово имя. Оно принадлежит не тому, кем я являюсь.

— Для меня ты тот парень. И всегда будешь Майлзом. Моим Майлзом.

Он улыбается и ласкает мою щеку, а затем наклоняется, чтобы поцеловать в губы. Поцелуй одновременно причиняет боль и успокаивает, потому что мне не все равно… и после всего, через что мы прошли, я все еще хочу его. Но это плохая идея, извращенная на всех уровнях. Мы чертовски запутались.

Но я хочу его. Невероятно хочу. Хочу его больше, чем героинщик — дозу. Его темную, непристойную любовь... Я зависима от нее.

— Нахрен это. Мне уже наплевать, — шепчет Феникс мне в губы. — Если ты меня ненавидишь, пусть так. Я сделал то, что должен был, чтобы извести ублюдка из твоей головы. Я единственный, о ком ты должна думать. И точка.

— Знаю, — отвечаю я, прижимаясь лицом к его груди. У него такой родной запах, напоминающий мне о том, какими мы были, и меня это успокаивает. Он меня успокаивает. Причина его поступков — я. Даже когда Феникс говорил, что ненавидит меня и хочет причинить мне боль, причина была только в том, что я предала его и заставила почувствовать бессилие. Но он никогда не переставал любить меня.

Между любовью и ненавистью всегда существует тонкая грань. Чем больше мы любим людей, тем больше будем ненавидеть их, когда они сделают нам что-то не то.

Я сделала Фениксу столько зла, что не заслуживаю его.

И все же он здесь, утешает меня в моей же постели, пока мы пытаемся помириться.

Будет справедливо, если я тоже не останусь в долгу.

Поэтому я поворачиваюсь к нему и заставляю его посмотреть на меня, чтобы он понял серьезность моих слов.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За это. За то, что ты только что сделал.

— Я сделал нечто отвратительное, — отвечает Феникс.

— Но это было для меня. Чтобы убрать плохие воспоминания. — Я прижимаюсь к его губам в поцелуе, крепко запечатывая любовь к нему в его сердце, и, когда делаю короткий вдох перед следующим, то повторяю: — Спасибо.

Глава 28

Ванесса

Я просыпаюсь посреди ночи. Не знаю, сколько проспала, но, посмотрев на часы на стене, вижу, что много, и это пугает. Я настолько устала? Должно быть, я провела в постели весь день и всю ночь.

Когда оглядываюсь, вижу рядом со мной Феникса, его руки частично обвивают мою талию. Темные волосы беспорядочно падают на лицо, закрывая пирсинг в брови. Секунду я просто смотрю на него, любуясь видом. Он красиво вписывается в эту спальню… когда не пытается меня убить.

В воспоминаниях всплывает сегодняшний вечер, тот момент, когда он вошел в комнату и трахнул меня. Секс истощил меня эмоционально, если не сказать больше. Слезы все еще на щеках, и когда я провожу по коже, она еще красная и опухшая после драки. Он душил меня, чтобы стереть воспоминания. Радоваться мне от этого или сходить с ума? Только теперь, когда я полностью проснулась, понимаю, что именно он сделал, и от этого в горле застревает ком, который я просто не могу проглотить.

Всё так неправильно. Мои чувства к нему. Его обращение со мной. Наше взаимное предательство.

Это не то, что я представляла для себя, для своего будущего. Для нас.

И глядя, как он лежит в моей постели, как будто мы какая-то счастливая пара, я ощущаю вымораживающий страх.

Осторожно выползаю, следя за тем, чтобы Феникс не проснулся, когда встаю с кровати. Мое обнаженное тело — первое, что я скрываю, достав из шкафа халат, а затем смотрю на свое побитое отражение. Женщина в зеркале раньше была звездой и любимицей. Теперь на ее месте заплаканная блеклая красавица, теряющая яркий цвет светлых волос, с размазанной тушью под глазами.

Я беру ватный диск и наношу на него лосьон, осторожно втирая его в болезненную кожу. Болит все. Не только тело, но и сердце. Душа. От меня остался лишь мерзкий беспорядок из обломков. И все из-за Феникса.

Это его рук дело. Все это. Во имя справедливости. Стоило ли оно того? Он получил, что хотел? И что более важно, получила ли я то, что хотела, когда решила разрушить свою жизнь?

Жалость. Вот какой я стала. Жалкой.

И мне не невыносима мысль об этом. Все из-за него.

Смотрю через плечо на обнаженное мускулистое тело, скрытое под тонким одеялом. Он даже не знает, что я на самом деле чувствую, что действительно думаю, когда смотрю на него и на себя. Все, что я вижу, это подлые, отвратительные люди. И я не хочу больше быть такой.

Но чего другого мне еще ожидать, если я все еще рядом с ним?

Как мы можем измениться, если мы такие друг из-за друга?

От этой мысли я ненавижу его еще больше.

Но себя я ненавижу еще больше за то, что люблю его.

Встаю и прохожусь по комнате, обыскивая все шкафчики и даже его одежду. Нахожу то, что ищу, в его кошельке, рядом с моей фотографией, на которой мне всего шестнадцать. Боже, я выглядела совсем иначе. Все еще невинна. Еще чиста.

Я достаю ключ из его кошелька и бросаю бумажник обратно на простыни. Зубами вставляю его в манжеты наручников и поворачиваю. Один щелчок — и их нет. Мое сердце немного трепещет при мысли, что у меня получается так легко. Я снимаю наручники и беззвучно кладу на ковер.

Обыскиваю комнату в поисках телефона, и как только нахожу его, выхожу из комнаты и набираю 911.

— Алло? Это полиция? — Я прочищаю горло.

— Да, мэм. У вас чрезвычайная ситуация?

— Меня держат заложницей в собственном доме, — говорю я фальшивым, чрезмерно эмоциональным голосом. — Пожалуйста, помогите мне.

— Мэм, оставайтесь на линии и скажите нам, где вы находитесь.

Я называю им свой адрес и быстро заканчиваю разговор шепотом, потому что он может услышать меня и убить. Это наверняка быстро приведет копов к моему порогу. Они понадобятся мне, потому что, когда Феникс заметит, что меня нет, ему это не понравится.

Заглянув в комнату, вижу, что парень все еще крепко спит. Он не узнает, что я собираюсь сделать. Феникс опустил свои барьеры. Они пали от моего обаяния, а затем и от моего страха. И когда я показала ему свои слезы... он поддался моей любви. Потерял контроль, и теперь он в моих руках. На самом деле буквально, потому что я держу поводок, который все еще прикован к ошейнику на моей шее.

Прикасаюсь к металлу свободными руками, и, что удивительно, он больше не чувствуется странно. Даже если бы у меня было время искать ключ, чтобы снять штуковину, я не уверена, что смогла бы. Не знаю почему... просто странно даже думать об этом.

Но я не могу отступить. Нельзя терять время, когда на кону моя жизнь. Даже когда Феникс говорит, что не убьет меня, я знаю, что это неправда. Он способен потерять контроль над собой. Все, что для этого нужно, это щелкнуть пальцами… и щелкать теперь моя очередь. Он до сих пор не спросил меня кое о чем, и если ответ ему уже известен, я не переживу следующий день. Я в этом уверена.

В своей жизни я принимала несколько очень плохих решений. Я не жалею о них. Жалею я только о Фениксе.

Независимо от того, как все изменилось, мы все еще ходим по минному полю, готовому взорваться. И я просто не могу этого допустить. Не снова.

* * *

Феникс

Услышав писк сигнала, я подрываюсь с кровати, весь в поту. Смотрю рядом и понимаю, что Ванессы нет. Сразу обыскиваю взглядом комнату, но нигде не могу ее найти.

Дерьмо!

Я поднимаю маячок с полки и спешу надеть штаны, сунув пистолет в задний карман. Сначала я не признал звук, но знаю, почему сработал сигнал. Он означает конец ее доверию.

Я спускаюсь вниз с криком:

— Ванесса!

Она дергает за ручку входной двери.

— Ну же, открывайся, ты, кусок дерьма!

Когда я спускаюсь по лестнице, то вижу, что она уже вставила ключ в замок. Слишком плохо для нее, что я сменил его, пока она сидела в клетке наверху. Ванесса не знает об этом и когда оборачивается, чтобы посмотреть на меня, гнев в ее глазах подводит меня к грани.

— Остановись. Сейчас же, — рычу я.

— Нет, не приближайся ко мне! — кричит она.

Я поднимаю маячок.

— Я знаю, что ты пытаешься сбежать.

Она бросает на девайс короткий взгляд, и затем рывком поднимает руку к ошейнику, а взглядом пересекается с моим. Она поняла. И поражение на ее лице побуждает меня помчаться вперед и наказать ее только за мысли, что ей сойдет это с рук.

— Почему? Скажи мне почему?

— Почему? — кривится она. — Разве не очевидно? Ты держишь меня в плену в моем собственном доме.

— Ты сказала, что любишь меня, — отвечаю и указываю на нее, пока спускаюсь.

— И что? По-твоему, это нормально, что ты держишь меня здесь взаперти? А ошейник у меня на шее? — Ванесса повышает голос, отчего мне хочется уволочь ее наверх и отшлепать.

— Ты бесишься, Принцесса. Не заставляй меня спускаться и тянуть тебя обратно наверх. Тебе известно, что произойдет.

— Нет. Я не позволю тебе причинить мне боль. Хватит.

У меня дергается губа.

— А с чего ты взяла, что не заслуживаешь этого?

— Я никогда этого не говорила, — отвечает Ванесса, склоняя голову. — Но я не живу ради искупления.

— Нет, ты живешь ради лжи. Ты лгунья, какой и была всегда. — Раздается гул моих шагов, пока я спускаюсь вниз.

— Называй меня как хочешь. Мне все равно, — звучит в ответ.

А потом она неожиданно вытаскивает пистолет из кармана халата.

— Держись от меня подальше!

— Ах, значит мы порылись в моих сумках, да? — говорю я. — Наручников нет, а это мой пистолет.

— А не пофиг? Ты откроешь эту дверь, иначе я тебя пристрелю, — кричит она.

Ее поведение отвратительно. Зачем она это делает?

— Ты не посмеешь.

— Нет, Феникс, посмею. Не подходи ближе, иначе я выстрелю в тебя.

Я игнорирую ее угрозы и делаю шаг.

Она спускает курок.

Со стоном встречаю боль от пули, попавшей в плечо.

— Я не лгунья, чтобы ты ни думал. Кажется, я только что доказала это.

— Ты дышишь ложью, — говорю я, терпя боль. — Ты обнимала меня вчера. Ты кончила для меня. Не ври, что это неправда.

— Я просто хочу выбраться отсюда, — отвечает Ванесса.

— И ради этого ты сделаешь все, — заключаю я, морщась и борясь с гневом. — Даже заставишь меня поверить, что любишь меня.

— Я сказала, что люблю тебя, да, — признается она.

— Ты говоришь мне, что, блядь, солгала, а? — кричу я, не в силах сдержать ярость.

Подхожу ближе, больше не обращая внимания на пистолет в ее руке. Сука снова обманула меня.

— Ты говорила, что по-прежнему меня любишь, — повторяю. — Ты, мать твою, врала мне в глаза?

— Я сказала то, что тебе нужно было услышать, — отвечает Ванесса. — Теперь дай мне чертов ключ от двери.

Она манипулировала мной. Заставила поверить, что от нас еще осталось что-то, за что стоит бороться.

— Я, блядь, не верю тебе.

Ванесса пялится на меня, и я тоже не отрываю от нее взгляд. Я хочу, чтобы она столкнулась с тем, что сделала. Хочу, чтобы увидела руины, которые оставила позади. Я не позволю, чтобы это сошло ей с рук. Если она не чувствует раскаяния, я заставлю ее.

Я тянусь рукой к заднему карману и достаю свой пистолет, направляя его на Ванессу в момент, когда она пытается поднять свой. Но слишком поздно, потому что я уже приставил дуло к ее лбу.

— Ни единого ебаного движения.

Она рвано дышит.

— Я просто хочу на свободу.

— Мне наплевать, чего ты хочешь. Ты предала меня. Солгала мне. Ты, блядь, посадила меня в тюрьму! — кричу я, толкая пистолет в ее череп, отчего на месте соприкосновения появляется красный след. — Теперь отдай мне чертов ствол!

Ванесса поднимает руку, но та даже не дрожит, когда я забираю пушку и отбрасываю в сторону. Ее тело напряжено, глаза холодные, лицо неподвижно. Как будто она полностью потеряла желание жить... или чувствовать. Или она не позволяет себе. Все эти годы она носила маску, фальшивое лицо совершенства, и теперь снова пытается надеть ее.

— Ты чертова лгунья… ты, мать твою, не любишь меня, — шепчу я. — Это была ложь, не так ли?

Ванесса не отвечает, когда я обхожу ее, толкая дальше по коридору.

— Хоть раз скажи мне правду! — рычу я.

Внезапно она оборачивается и хватает меня за запястье, тянет мою руку в сторону, резко выбивая пистолет. Она бесстрашная, беспощадная, какой я никогда раньше ее не видел.

Я не знал, что она способна сделать подобное — сражаться, как воин. Все это время она скрывала от меня свою истинную сущность.

— Я не хотела этого делать, Феникс, но ты не оставил мне выбора, — бросает она, пиная меня по яйцам.

Я сгибаюсь от боли, пытаясь прийти в себя, чтобы оттащить ее от пистолета, который она пытается схватить. Бросаюсь сверху, роняя ее на пол. Ванесса оказывается подо мной, отбивается резкими ударами и острыми, как ножи, ногтями.

— Слезь с меня! — кричит она.

— Я, блядь, не верю тебе, — рычу в ответ. — Неважно, сколько раз ты станешь убеждать меня в том, что не любишь меня, я не хочу в это верить. И не буду! — Я толкаю ее к полу, когда она оборачивается, чтобы поцарапать мне лицо.

— Как я могла после того, что ты сделал? — кричит Ванесса.

— Что я сделал? — Не могу поверить в то, что слышу.

— Ты попытался отправить меня за решетку, — кричит она.

О, теперь я знаю, о чем она.

— И вместо этого ты отправила туда меня. У тебя грехов не меньше моего.

— Ты заслужил это после того, как явился за мной, — говорит она, отвешивая мне пощечину.

Я удерживаю ее, хватаю за запястья и прижимаю к ее груди.

— Я пришел не за тобой. Целью был твой муж. Ты помешала.

— Ты убил его! — кричит она, пытаясь пнуть меня. — Я тебя ненавижу. Я, блядь, ненавижу тебя!

То, как Ванесса произносит эти слова, проникает в мое сердце, почти вырывая его из груди. Я не могу поверить в это, потому что не хочу. Не хочу это слышать и не буду.

Я хватаю ее за горло чуть ниже ошейника и толкаю вниз, крепко сжимая.

— Ты не хочешь быть со мной? Теперь ты меня ненавидишь?

Ванесса хватается за мои запястья, борясь изо всех сил, но ей со мной не тягаться. Я сжимаю ее горло, пока она не начинает задыхаться.

— Скажи еще раз, Ванесса! Скажи это! Покажи, как сильно ты ненавидишь меня, чтобы я прикончил тебя прямо сейчас и покончил с этим, потому что теперь мне насрать, — рычу я, крепко сжимая ее горло. — Если я не могу любить тебя, никто не сможет.

— Я… я… — бормочет она, не в силах издать больше ни звука.

Ненавижу ее за то, что она сделала со мной. Как поступила с нашими отношениями. Она лгала, но я не позволю, чтобы это сошло ей с рук. Не в этот раз.

Внезапно звук сирены на расстоянии обостряет все мои чувства.

Я поднимаю взгляд и вслушиваюсь. Затем смотрю на нее сверху вниз.

— Что ты сделала?

— Ты знаешь, что они появятся.

— Черт возьми, ты вызвала ебаных копов? Из ума выжила?

— Я говорила, что ты не выйдешь сухим из воды.

— Они, черт возьми, заберут и тебя после того, как узнают, что ты на самом деле сделала, — выплевываю я.

Ванесса качает головой.

— Мне пришлось. Это был единственный доступный мне способ, чтобы обезопасить себя, когда ты проснешься и заметишь, что я пропала.

— Вот только ты не рассчитывала, что в ошейнике имеется маячок, не так ли? — Я трясу ее. — Они не смогут защитить тебя от меня. Я могу убить тебя в два счета, и у меня будет много времени, пока они доберутся сюда.

— И что потом? Они знают адрес. Они приедут сюда и убьют тебя.

— А мне срать! — кричу я. — Пусть убивают. Мне уже все равно. Я предпочел бы сдохнуть, зная, что ты все еще моя, чем сдаться. Все, о чем я когда-либо заботился, это ты, и это разрушило меня!

Она молчит секунду.

— Теперь скажи мне гребаную правду, черт возьми. Скажи мне, что ты такая же убийца, как и я. — Я снова обнимаю ее горло. Ее взгляд направлен мне в лицо, она все еще пытается отбиться и выползти из-под меня, все еще борется за свою жизнь. — Я, мать твою, знаю, что ты сделала, но хочу, чтобы ты сказала это мне в лицо, — рычу я. — Говори!

— Хорошо, — откашливается она между вздохами. Ее мышцы расслабляются, когда она обмякает, больше не цепляясь за свою свободу. Она капитулирует передо мной.

Я сжимаю ее горло еще раз, затем останавливаюсь, позволяя ей вдохнуть. По ее щеке катится слеза.

— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я сказала это вслух? — выплевывает она, ее лицо темнеет, чего я никогда раньше не видел. — Ты уже знаешь. И всегда знал. Но я не… я не знала, что именно ты придешь за ним.

— Но ты просила об этом, — шиплю я.

— Да. Просила. Я заплатила за убийство своего мужа.

Глава 29

Ванесса

Это правда. Я желала смерти собственному мужу.

Убить его — было моим планом с самого начала.

Все было скрупулезно продумано. Мне пришлось искать способ сделать это как можно более незаметно, чтобы обеспечить себе безопасность. Я не хотела в тюрьму, хотя собиралась совершить отвратительное преступление.

Поэтому я начала искать. И однажды наткнулась на форум, где обсуждалось подобное. Анонимный источник дал мне номер Организации, которая обо мне позаботится. Всего лишь один платеж — все, что нужно для заключения сделки.

Филипп должен был умереть.

Моя жизнь трофейной жены закончилась бы, и я бы вернула себе свободу.

Не говоря уже о том, что это стало бы достойной платой за скотское ко мне отношение. Все эти годы пренебрежения моим сердцем, злоупотребления моим телом оставили больше следов, чем можно увидеть невооруженным глазом.

Синяки скрывались в моей душе, и их было не так легко свести

В тот момент, когда я нажала кнопку «подтвердить», я поняла, что его судьба предрешена.

Просто не знала, что это затронет мою.

Также я не знала, что за его жизнью пошлют именно Феникса.

— Да, я сделала так, чтобы он попал в список, — прошептала я ему.

— Ты наняла нас, — рычит он.

— Нет, я наняла Организацию, чтобы избавиться от моего лживого, помешанного на власти, конченого мужа. А они отправили тебя.

— Не говори мне, что ты не знала, что я работал на них.

— Я и не знала. Откуда мне знать, чем ты занимался все эти годы? И когда я увидела тебя на той вечеринке, где присутствовали мы с мужем, я не поверила глазам.

— Чушь собачья, — рычит Феникс.

— Это правда. Ты хотел ее? Вот она.

— Я пришел за твоим мужем в ту ночь, как было указано, и вместо этого нашел тебя. Представь мое удивление тому, что я должен был убить именно твоего мужа.

Я кривлюсь.

— Я не могла поверить, что они послали тебя. Что ты работал на них.

— Да, и ты хотела, чтобы твой муж умер. После его смерти я узнал, что звонок поступил от тебя.

Мне не хватает воздуха.

— Что? Ты знал о моем запросе? И не сказал мне?

Я бью его в грудь, но он хватает мои запястья и прижимает их к моему телу.

— Ты хотела, чтобы он умер, — говорит Феникс.

— Да, хотела. Да, я ненавидела его до колик в животе. Можешь себе представить это, после того как меня заставили выйти за него замуж?

— Могу, но вот что не укладывается у меня в голове — что ты перекладываешь эту чертову вину на меня. — Когда я пытаюсь оттолкнуть парня от меня, он толкает меня на пол, ударяя затылком. — Ты, сука, предала меня!

— Я сделала, что должна была, чтобы выжить! — кричу я, морщась. — Как будто у тебя все по-другому. Ты заставил меня отравить его. Ты хотел, чтобы я села за это.

— Да ну, скажи за это спасибо себе самой. Ты уничтожила мое сердце в тот день после выпускного, а спустя годы я нахожу тебя замужем за тем же чертовым уродом? Вроде не трудно представить мое отвращение, не так ли? — шипит он мне на ухо. — Я хотел, чтобы ты заплатила за свои ошибки. Ты хотела, чтобы он сдох, поэтому бремя нести тебе.

— Но это все произошло из-за тебя, — говорю я. — Ты был убийцей. Наемным киллером. Я не обязана была отправляться в тюрьму из-за этого.

— Нет. Это сделал я. Именно меня отправили за решетку, Ванесса. Я попал в тюрьму из-за того, чего хотела ты! — Он отвешивает мне пощечину. — Это то, чего ты заслуживаешь.

— Ты не лучше меня, — возвращаю я.

— Я никогда не говорил обратного, но тебя действительно удивляет то, что я ненавижу тебя за это? — спрашивает Феникс, склоняя голову.

— Нет, — отвечаю.

— Что я пришел за твоей задницей и трахнул тебя?

— Нет, — фыркаю я, поворачивая голову. — Этого я ожидала.

— И все же попыталась солгать и обманом выбраться из всего этого.

— Так же, как и ты, — не уступаю я, снова глядя ему прямо в глаза. — Не притворяйся, что знаешь лучше.

— Я не притворяюсь. Я не лучше, но это не поможет ситуации.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — усмехаюсь я. — Извини, что потеряла душу по пути?

Феникс смеется.

— Это не извинение.

— Ну, зато правда. По крайней мере, я говорю тебе, о чем думаю.

— По крайней мере, я не гребаный лжец, — повторяет он.

— Нет, ты ублюдок, который предпочел бы, чтобы любовь всей его жизни попала в тюрьму, чем избавилась от проклятого мужа.

Он ударяет в пол рядом со мной.

— Ты не любовь всей моей жизни.

Я скриплю зубами.

— Я не верю тебе.

— Как я мог вообще полюбить такую ​​девушку, как ты?

То, как он это произносит, с такой ненавистью и тьмой в голосе, пробуждает желание расплакаться.

— Я говорю себе то же, когда смотрю на тебя.

На мгновение мы просто смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Я даже не знаю, что сказать. Все, что нужно, уже сказано. Да, я беспощадная убийца. Да, я подстроила смерть своего мужа. Конечно, я не хотела идти на это. Но я не думала, что Майлз... Феникс будет вовлечен. Не так. Если бы я знала, если бы могла предвидеть, я бы сделала другой выбор.

Но сожалеть слишком поздно.

Его мышцы расслабляются, и он опускается на меня, останавливаясь, обездвиживая меня. Феникс просто лежит на мне, тяжело дышит после нашей ссоры, как и я. Я просто лежу под ним, уставившись в потолок и задаваясь вопросом, что, черт возьми, мы делаем.

— Кем мы стали? — бормочу я.

— Убийцами, — звучит в ответ.

— Киллерами, — поправляю я. — Мы ничего не стоим в этом мире.

— Я не могу простить тебя за то, что ты сделала.

— И я не могу тебя простить, — говорю я.

— Но знаешь, что хуже? — спрашивает он, наклоняясь. — То, чего на самом деле хочет мое сердце.

— Чего? — хмурюсь. Я не понимаю. Мне казалось, он ненавидел меня. Он выжимал из меня жизнь руками.

— Я так тебя ненавижу за все, что ты сделала. За то, что разрушила мою жизнь. За то, что забрала все, что хотела. И все же мое сердце говорит мне простить тебя и двигаться дальше, — он смеется. — Потому что, как бы я ни старался… я не могу перестать любить тебя.

Я делаю глубокий вдох, но, кажется, не могу выпустить его. Его слова словно парализуют меня. Остается только одна часть в моем теле, которая все еще чувствует себя живой, и это мое сердце, пульсирующее для него.

— Черт... — шепчет он. — Я похож на гребанного парня, который умеет любить? Нет, серьезно, посмотри на меня.

— Я это и делаю, — отвечаю я.

Это полностью оглушает его на несколько секунд.

— Мы нахрен помешаны на разрушении, — говорю я.

— Что есть, то есть, — приглушенно смеется он.

— Знаешь, это не смешно.

— О, я знаю.

— Ты только что пытался меня убить, — продолжаю я.

Феникс наклоняет голову.

— А ты только что чуть не прикончила меня.

Когда я пытаюсь оттолкнуть его от себя, он снова хватает мои запястья и прижимает их над головой.

— Мы оба чертовы убийцы, Ванесса, — произносит он.

— Отпусти меня, — прошу я.

— Или что? Попробуешь сбежать? Убьешь меня? Я сомневаюсь.

— Ты этого не знаешь, — отвечаю я, кусая губу.

— Знаю, потому что ты так и не сказала правду. По крайней мере, себе.

— О чем ты? — возвращаю я, когда он снова забирается на меня.

— О том, что после всего, что я с тобой сделал, ты все еще думаешь обо мне как о ком-то, с кем ты можешь быть.

Качая головой, пытаюсь сглотнуть комок в горле.

— Невозможно. Мы два разных человека.

— Два разных человека, объединенные жаждой мести. Ненавистью. Желанием убивать. — Он наклоняется ближе. — Я знаю, что ты лжешь, Принцесса. Я чувствую это. — Он ведет носом.

Я дрожу под ним, чувствуя искры по телу.

— Нет… Я не могу. Это просто невозможно.

— А я могу, потому что ты этого хочешь. Потому что этого хочу я. Хватит говорить и думать о том, что не соответствует действительности. Мы с тобой прекрасно знаем, что это неизбежно.

Его глаза наполовину прикрыты, полны похоти, почти соблазнительны, и я не могу сопротивляться желанию потянуться за поцелуем.

Это тревожно, я знаю. После того, как я просто хотела убить его, а он хотел задушить меня, я все еще хочу его. Наша связь стала сильнее, чем когда-либо. Произнеся правду вслух, растущее напряжение между нами стало трудно игнорировать. Это оборотная сторона глубоко укоренившейся ненависти, любовь, взрывающаяся под поверхностью, готовая выскочить и прорасти.

Но будет ли это правильно?

Я сжимаю губы, а Феникс подносит руку к моему лицу. Я ожидаю еще одну пощечину и закрываю глаза, но вместо этого он удивляет меня, гладя по щеке. Когда я открываю глаза, он улыбается.

— Я прощу тебя, если и ты меня простишь, — шепчет он.

Моргаю пару раз.

— Как? После всего этого?

— Просто скажи это, — протягивает он. — Прости и забудь.

— Я…— глубоко вздыхаю, и по щеке скатывается слеза. Он ловит каплю пальцем и облизывает его.

— Хм... Люблю слезы по утрам.

Я качаю головой, посмеиваясь про себя.

— Ты просто больной на голову ублюдок.

— Больной ублюдок, в которого ты влюблена.

От этого комментария мне хочется отвести взгляд, вот только хватит. Я достаточно отворачивалась. Все это время я прятала голову в песок, сковывала собственное сердце и отрицала саму правду, чтобы жить хорошей жизнью. Тем не менее, благодаря матери эту жизнь назвать хорошей было сложно. И я не могу не задаться вопросом, что было бы, если бы я сбежала с Майлзом.

Я тянусь к его лицу и обхватываю колючую от щетины челюсть, и он наклоняется, чтобы я почувствовала его. Черные волосы падают на лицо так беспорядочно, так неряшливо… как мне нравится.

— Прости меня, — говорю я.

Он вяло улыбается, глядя на меня.

— Мне очень жаль, — повторяю я со слезами на глазах.

Но затем Феникс останавливает мои слезы таким поцелуем, что у меня перехватывает дыхание.

Его рот свирепо впивается в мой, желая высосать из меня любовь. Я знаю, что он чувствует — это предается мне по движениям его языка. Как бы мы ни старались это скрыть, мы все равно жаждем друг друга. Нужны друг другу.

Я обнимаю его голову, желая, чтобы он был ближе, чем когда-либо. Меня не удерживают ни наручники, ни клетка. Я здесь и хочу быть с ним, таков мой выбор.

Любовь стремится по моим венам, когда я хватаю его за волосы и пылко целую, впуская его язык в свой рот. Одной рукой Феникс обхватывает мое лицо, а другой слегка сжимает талию, поджигая мое тело.

Я хочу всего этого, так сильно хочу, что больше не могу отрицать. Я перестала бороться, перестала сопротивляться неправильному. Я приму тьму в своем сердце, как и его, потому что, черт возьми, мы этого заслуживаем.

Мы заслуживаем друг друга.

— Я люблю тебя, — говорит Феникс. — По-настоящему люблю. Неважно, как сильно мне хочется ненавидеть. Неважно, насколько я презираю то, что ты сделала, я не могу остановиться, — шепчет он мне в мои раскрасневшиеся горячие губы.

— Я знаю, — говорю, облизывая губы. — У меня та же проблема.

Сирены слышны во всем доме, отчего меня посещает мысль, что копы близко, хотя я не совсем уверена, что они нам нужны. Думаю, уже слишком поздно сожалеть. Это моя вина.

Феникс смеется.

— Итак, врунишка, к своим словам вернешься?

— Каким? — я откидываюсь на локтях.

Он щурится.

— Что, мать твою, любишь меня. Можешь отрицать все, что хочешь, но я вижу, как ты смотришь на меня. Сияешь, охваченная потребностью.

Я закатываю глаза, но про себя улыбаюсь.

— Хорошо. Сдаюсь. Ты меня поймал.

Он душит очередной смешок, а затем снова приближается, останавливаясь прямо над моими губами.

— Мне нравится, когда ты говоришь, что… сдаешься, — шипит он, кусая губу. — Да, я могу привыкнуть к этому.

— О, перестань, — протягиваю я. — До чего же ты порочен.

— За это ты меня и любишь, — бормочет Феникс, высовывая кончик языка, чтобы подразнить меня, облизнуть мою губу, но не позволяет мне целовать его. — Признай это, — продолжает Феникс. — Скажи это, Принцесса. Я хочу услышать это из твоих уст.

— Я люблю тебя, — говорю я.

— Еще раз, — рычит он, нависая надо мной.

— Я люблю тебя. Я не лгу.

— Нет, но лгала, когда сказала, что это неправда.

Я пожимаю плечами.

— Иногда девушка обязана делать то, что должна, чтобы выжить.

— Думаешь, тебе нужно бежать, чтобы выжить? — Он хватает меня за подбородок. — Я не убью тебя, если ты не попросишь об этом. Так что можно с уверенностью сказать, что ты выживешь, оставшись со мной. Кроме того, если не заметила, я могу стать очень хорошим защитником, когда дело доходит до того, что принадлежит мне.

Я краснею от мысли, что буду принадлежать ему. Мне бы хотелось. Хотя бы один раз стоит прислушаться к сердцу, а не к разуму. Швырнуть правила на ветер. Пнуть удачу в спину и сбежать куда глаза глядят.

Может, мне бы это понравилось.

— Итак… копы сейчас будут здесь, — вступает Феникс.

— Да… прости. Кажется, это конец.

— Не обязательно, — говорит он, приподняв бровь.

Его оптимизм восхищает, хотя и немного неуместен.

Феникс оставляет короткий поцелуй на моих губах, но затем поддевает меня за талию и поднимает с пола, как рыцарь.

Но внезапный громкий выстрел из ниоткуда заставляет его застонать и упасть на пол. Я падаю с ним и в шоке смотрю на мужчину, стоящего в коридоре.

— Прошу прощения, что прерываю ваше миленькое свидание, но оно порядком затянулось.

В руках Артура пистолет.

И он целится в Феникса.

Глава 30

Феникс

Резкая, пронзившая спину боль заставляет меня упасть, ощутив весь вес мышечной массы. Я оборачиваюсь и вижу Артура. Человек, который, как я думал, уже истек кровью, стоит в дверях с пистолетом, нацеленным прямо мне в лицо.

— Феникс! — кричит Ванесса, переворачивая меня, пока я кашляю кровью.

Черт возьми, похоже, он задел легкие.

— Оооу, твой парень ранен? — протягивает Артур.

— Артур? — Ванесса смотрит на него. — Ты жив.

— Конечно, жив. Как бы еще я смог стоять здесь? — насмехается он. — А вот ты, с другой стороны, не должна.

— Как ты выжил? — хриплю я.

— Как? Ну, после твоей провальной попытки прикончить меня, мне удалось добраться до больницы. Пришлось ползти до ворот с другой стороны дома, чтобы выбраться. Было чертовски неприятно, — хмурится он.

— Ворота? — бормочу я.

— О, ты не знал, что здесь имеется еще один вход? Ха. Стоило получше поискать, — протягивает Артур. — Как, по-твоему, я смог сюда попасть?

— Но двери... все заперты, — бормочу я.

— Ты забыл о тех, что в подвале, спрятанные за ящиками.

— Черт... — бормочу я, боль заставляет адреналин курсировать по всему телу.

— Не думал, что я выживу, да? Нужно было добить меня, когда тебе выпал такой шанс, — шутит Артур. — Теперь я жив и здоров. Докторам в больнице за это отдельное спасибо. Конечно, копам я не мог объяснить, как меня ранили, потому как именно я нанял тебя убить ее. Все следы привели бы ко мне. А этого уж никак нельзя было допустить. Но я вернулся и готов убить вас обоих, — добавляет Артур.

— Зачем ты выстрелил в него? — выкрикивает Ванесса, хватая меня и притягивая ближе. — Он не имеет никакого отношения к твоему гневу на меня!

— А он мешал, — произносит Артур. — Плюс, я слегка зол, если не заметила. — Теперь он смотрит на меня. — Я, блядь, нанял тебя, чтобы убить ее, и что ты делаешь?

Ванесса хмурится.

— Значит, это правда.

— Да, дорогуша, правда, — отвечает Артур, размахивая пистолетом, словно это какая-то игрушка. — Я хотел, чтобы ты умерла.

— Почему? — спрашивает она со слезами на глазах. — Что я тебе сделала?

Мужик улыбается в ответ.

— А ты думаешь, не заслужила этого? После всего, что ты сделала с моей семьей? — Он подходит ближе, все еще направляя на нас пистолет, готовый выстрелить. — Ты отняла у меня мать. Брата. А затем и мой шанс получить часть моего наследства.

— Что? Так вот что тебе было нужно?

Он со смехом качает головой.

— О, Ванесса. Ты же не думала, что я тебя люблю? Ты была мне нужна только ради доступа к деньгам, которые ты же и украла, выйдя замуж за моего брата.

— Они изначально не были твоими, — шипит она.

— Мой брат всегда получал то, что хотел, — рычит Артур. — Он никогда не зарабатывал. Он даже не заслуживал их.

— О, а ты, значит, заслуживаешь? Планируя убить меня?

— Я много работал. Взял на себя его бизнес, бизнес, который мой отец должен был оставить мне, а не этому тупице.

Она кривится.

— Ты двуликая лживая тварь.

Артур поднимает голову.

— Как и ты, дорогая, но никто не жалуется.

— Я жалуюсь, — кашляю я и тут же съеживаюсь от боли.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Ванесса. — Разве не достаточно боли ты мне причинил?

— Вообще-то, нет. Ты не могла просто сдохнуть, да? Как бы сильно я ни пытался оттолкнуть тебя, чтобы ты пошла и покончила с собой, ты просто не сделала бы это, так что мне пришлось прибегнуть к тому, чтобы нанять человека, который выполнил бы эту работу, но даже он не может этого сделать. Так что я сейчас здесь, чтобы покончить со всем.

Он поднимает свой пистолет.

— Нет, стой! — кричу я. — Блядь, не смей убивать ее!

— Господи Боже, из тебя жалкий наемный убийца, ты знаешь это? Влюбиться в жертву? Серьезно что ли?

— Не я жертва, а ты, — кричит Ванесса и тянется к своему пистолету на полу.

Артур стреляет в пол, заставляя ее вздрогнуть и взвизгнуть. Ей почти отрывает пальцы.

— А-а, Ванесса. Так не пойдет. Пни его сюда, — говорит он. — Давай.

Снаружи звучат сирены, а замок начинает трещать. Полагаю, получив отчаянный звонок Ванессы, копы пытаются взломать его, чтобы узнать, что здесь происходит. Им понадобится всего несколько минут, чтобы ворваться в коридор со своими винтовками и арестовать нас.

Но мы не останемся в живых до того времени. Не тогда, когда здесь Артур.

Что бы ни случилось, я не позволю ей умереть.

Осталось сделать только одно.

Мы с Ванессой обмениваемся взглядами, и это все, что нужно, чтобы определиться, что делать. Мы все равно умрем, так лучше сделать это ярко.

Я тянусь в карман, пока его взгляд сосредоточен на Ванессе, и достаю маленький карманный нож. Когда пытаюсь бросить его ему в ногу, Артур замечает меня и направляет на меня пистолет.

— Черт, нет, — доносится его рык.

А потом он спускает курок одновременно с моим броском.

— Нет! — крик Ванессы пронзает мой мозг и кости. Он настолько полон горечи, что я точно понимаю, что она действительно любила меня, даже перед концом.

Выстрел попадает мне в грудь, но и Артур падает на колени.

Ванесса сосредотачивает свое внимание на мне.

— Не умирай, не умирай!

— Не умру, — лгу я. — Сделай это сейчас, — говорю я, давясь кровью. — Спасайся.

Ванесса немедленно тянется к пистолету и поднимает его, пока Артур пытается встать.

— Я не исчезну просто так, — рычит Артур. — Не от твоей руки.

— Скажи привет братцу в аду! — кричит Ванесса.

Звучат выстрелы, но я ловлю только половину шума.

Выстрелы подобны грому, но боль в груди и спине захватывает тело. Зрение становится размытым, сирены не дают услышать больше ничего.

Все, что я вижу, это как Артур опускается на колени. Его тело падает на пол, как мешок с песком.

И тогда Ванесса медленно опускается на колени рядом со мной.

Сначала выдыхает.

А затем головой падает на пол.

Кровь лужей растекается под ней.

Я поворачиваюсь и пытаюсь дотянуться до нее. Она кажется так далеко, и все же так близко, что я почти могу прикоснуться к ней. Ее глаза блестят и смотрят в мои, когда мы поворачиваем головы друг к другу, наши лица и одежда покрыты кровью. Она вытекает из моего тела, словно из крана, но все, о чем я могу думать, это прекрасное лицо Ванессы и ее покалеченная душа. Полностью принадлежащая мне. Я не стану ею делиться. Даже в смерти.

— Я люблю тебя, — шепчу я, но не думаю, что она меня слышит.

Ванесса возвращает мне те же слова.

Тянется кончиками пальцев ко мне, и на секунду они касаются моих, зажигая в моем сердце огонь, который никогда не погаснет.

Неважно, умрем ли мы, искра между нами навсегда останется живой.

ЭПИЛОГ

Ванесса

— Она выглядит такой умиротворенной, — начинает моя мама. — Как будто она счастлива.

— Я знаю. Несмотря на пережитое, она по-прежнему крепкий орешек, как и всегда, — поддерживает отец.

— Боже, я так рада, что полиция приехала быстро. Мой бедный ребенок, — шмыгает носом мама.

— Сейчас ей нужен отдых.

Мама гладит меня по щеке.

— Спи спокойно, дорогая.

— Тебе понадобится отдых в ближайшие дни, — добавляет папа.

— Мы придет проведать тебя, когда тебе станет лучше, — произносит мама.

— Давай оставим ее отдыхать, ладно? — предлагает папа. — Мы не сделаем ничего, что не смогут врачи.

— Верно, — подтверждает мама, когда они уходят. — Здесь она будет в безопасности.

— Давай выпьем кофе и вернемся домой. — Они с шарканьем выходят из комнаты.

В момент, когда дверь закрывается, я открываю один глаз и проверяю комнату, чтобы убедиться, что никого не осталось, прежде чем усесться на больничной койке. Вытаскиваю все электроды из моего тела и сползаю с кровати. Проверяю дверь, чтобы убедиться, что никто не идет, прежде чем сунуться под кровать и вытащить пару джинсов и толстовку. Снимаю халат и натягиваю одежду, которую украла у медсестры, когда та подумала, что я сплю. Затем тихо выхожу из комнаты.

Каждый раз, когда слышу, как открывается или закрывается дверь, прячусь в нише в углу или коридоре, пока шаги не затихают, а затем снова бегу. Миную комнату, в которой лежит Пейдж, и на секунду наши взгляды пересекаются. Черт, я не хочу, чтобы она меня видела, не говоря уже о разговорах. Теперь у нас разные интересы, потому что ее несколько дней держали в моей кладовке, так что я продолжаю бежать. Как только попадаю в зону посещений, быстро разворачиваюсь, когда вижу родителей в углу за чашкой кофе. Вместо этого я открываю дверь запасного выхода и спускаюсь по лестнице на парковку.

Машина уже припаркована прямо перед выездом на дорогу.

Один только вид джипа заставляет мое сердце биться быстрее.

Свобода.

Я улыбаюсь, зная, что план удался.

Родители слепы. Они думают, что я все еще больна, уставшая, слабая, и я хочу, чтобы именно так они и считали. Они не поймут, что я исчезла, пока не станет слишком поздно, и им никогда не узнать, куда я делась. И я никогда не скажу им.

К джипу я направляюсь с гордостью и жаждой путешествий, которая струится по моим венам. Я уже могу представить поездки, в которые отправлюсь, и опыт, который получу, странствуя по миру. Везде с новым именем — инкогнито, как в кино.

Моя настоящая жизнь стала актерской игрой, и я отказываюсь оглядываться назад. Впереди слишком солнечно.

Мне хочется танцевать, но вместо этого я бегу к джипу, когда дверь открывается изнутри.

Его кривая улыбка, точеное заросшее щетиной лицо, взъерошенные черные волосы и пирсинг заставляют мое сердце гулко биться. А от его голоса я могла бы умереть и попасть на небеса.

— Давай, Принцесса.

— Феникс, ты приехал, — говорю я.

— Конечно, приехал, — он подмигивает. — Ты же не думала, что я оставлю тебя гнить в этой больнице? Кроме того, твои родители, вероятно, убьют тебя, если узнают, что мы делаем.

— Попытайся они, и я бы убила их первой, — отвечаю я, запрыгивая в машину.

— Уверена, что не хочешь вернуться и убить их сейчас? — спрашивает он.

Мне приходится задуматься об этом на секунду.

— Не-а.

Мы вместе смеемся, я закрываю дверь и пристегиваюсь ремнем. В зеркале заднего вида снова вижу свою шею, чего не было уже давно. В тот момент, когда я прикасаюсь к ней, чувствую себя такой голой, черт возьми... Никогда не думала, что буду скучать по чему-то подобному.

Персонал больницы снял ошейник, когда я попала к ним, но я понятия не имею, как они это сделали.

— Посмотри, какой сувенир я нашел в мусорке, — говорит Феникс.

Я поворачиваю голову, и на моем лице появляется улыбка, когда я вижу ошейник.

— Поверить не могу, что ты его нашел.

— Ну, это мое, и я не позволю им выбросить его, — продолжает он, поднося его к моей шее, когда мы оба смотрим в зеркало заднего вида. — Знаешь, я все еще думаю, что он хорошо на тебе смотрится. Как думаешь?

Я краснею.

— Мне он нравился больше потому, что это означало, что я твоя.

Феникс улыбается, глядя на меня.

— Что скажешь, если мы купим новый? Просто ради удовольствия?

— Что? Ты об ошейнике? Для меня?

— Да, — отвечает он, облизывая губы. — Однажды став моим питомцем, ты навсегда им останешься. И я говорю это не просто потому, что я ублюдок со странностями. Мне просто нравится, когда ты принадлежишь мне.

Я прикусываю губу.

— А… хмм… возможно. — Теперь из меня по-настоящему хреновая лгунья, потому что у меня не получается спрятать свой энтузиазм, как и у него — свой. Это написано на его лице.

Феникс целует меня в щеку.

— Я знаю, что тебе нравится, когда я говорю, что ты — моя.

Его комментарий вызывает у меня улыбку, словно мне двенадцать. Боже, я снова чувствую себя юной, когда нахожусь рядом с ним.

— Итак, где ты взял машину? — спрашиваю я.

— Украл.

То, как он это произносит, без каких-либо угрызений совести, заставляет меня улыбнуться. Ему просто наплевать, и мне тоже.

Меня радует, что мы оба уже полностью окрепли. Не знаю, как ему удалось сбежать из больницы раньше меня, учитывая, что возле его двери дежурили тучные охранники, но не думаю, что хочу знать.

— Ты же их не убил? — спрашиваю я.

Феникс поворачивает голову ко мне.

— Кого?

— Кого-кого. Мне все равно.

Мне в ответ ухмыляются

— Ты действительно не возражаешь?

— Ну, если они невинны.

Он со смехом качает головой.

— Ты точно хочешь знать?

— Да, — произношу я, надевая найденные на приборной панели очки.

— Хорошо, ни один невинный не был убит во время грандиозного побега Феникса Салливана. Счастлива?

Моя улыбка превращается в усмешку, когда он включает грохочущий двигатель.

— Прям на седьмом небе.

— Хотя, не могу с уверенностью сказать, что я не вырубил их, чтобы сбежать.

— Феникс! — ахаю я.

— Что? — Парень пожимает плечами. — Ты меня знаешь. Однажды вкусив греха, от него не откажешься. — Он наклоняется ближе, направляя машину к выезду с территории больницы. — А по-другому ты бы не хотела.

Я сжимаю губы, чтобы скрыть расплывающуюся улыбку, но не могу, потому что он слишком близко возле моего лица.

— Хорошо, ты прав. Мне нравится, когда ты плохой.

— Нас таких двое, — протягивает он. — Но мы хороши, когда оба безнравственны.

— Можно навсегда остаться такой? — спрашиваю я, облизывая губы.

Он наклоняется, пока поднимается по скату.

— Я бы сказал, что мир еще не видел нас с худшей стороны. Давай создадим ему проблемы.

А затем прижимается к моим губам поцелуем, который сжигает то, что осталось от добра в моем сердце, заставляя меня принять свою почерневшую душу. Вот кто мы есть: два человека, уничтожившие друг друга и сложившие обломки вручную. Он весь мой, а я полностью его. Наша извращенная любовь объединяет нас, сводит вместе, и в мире нет ничего, что могло бы заставить меня чувствовать себя так, как это делает Феникс.

За его любовь я могла бы умереть.

За мою любовь он бы убил.

Мы максимально лишены добродетели, но иногда в жизни нужно маленькое зло... Нечто пагубное, чтобы понять, что жизнь не стоит проживать без того, с кем можно быть плохим.