Я сбиваю белую королеву черным королем.
Хм…
Приятно сбивать королев.
Я поднимаю ее, позволяю гордо постоять посередине доски какое-то время, а затем снова сбиваю.
Это уже не так приятно, как в первый раз.
Вот как чувствуют себя наркоманы. Воссоздать первый кайф почти невозможно, но они все равно продолжают гоняться за ним.
Мне следовало знать, что лучше не гнаться за воображаемым кайфом.
В гостиной загорается свет, и я моргаю.
Джонатан останавливается у входа. На нем черные брюки и рубашка на пуговицах. В руке кружка с кофе. Он, наверное, будет работать всю ночь. Я удивлен, что он не остался в офисе своей компании.
Его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня.
Ему не нравится, когда я сижу в темноте. Обычно я избегаю будить его сигнальными красными лампами, но…
Сегодня мне на это плевать.
Я только что оставил Эльзу в постели после того, как довел до оргазма.
Развязал ей руки и ушел, так и не вытрахав остатки здравого смысла.
Не потому, что я хотел остановиться. Черт возьми, нет. Потому что я знал, что выведу ее из себя еще больше, чем уже смог.
Я бы толкнул ее на путь, откуда нет возврата.
Она была прямо там, связанная и распростертая передо мной. Она смотрела на меня со слезами, гневом и страхом в глазах, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы уйти.
Потому что в тот момент я хотел заставить ее плакать еще сильнее.
Сделать еще больнее.
Сломать еще сильнее.
Я говорю себе, что на самом деле не хочу причинять ей боль. Что в глубине души Эльза особенная.
Но чем сильнее она въедается мне в душу, тем настойчивее я становлюсь в своем стремлении погубить ее.
С тех пор как я покинул ее комнату, я «выпускал пар» – это слова Джонатана, а не мои, – тренируясь и играя в шахматы. Мне пришлось сдержаться, чтобы не забраться обратно в ее комнату и не показать ей истинную черноту внутри меня.
Она думает, что знает.
Она думает, что имеет представление о том, кто я такой.
Правда в том, что она такая чертовски невежественная, что я бы пожалел ее, если бы знал, как жалеть людей.
Эльза Стил не увидит меня по-настоящему, пока правда не ударит ее в лицо.
– Хочешь поиграть? – Джонатан указывает на доску.
Сейчас четыре часа утра.
Джонатан пытается списать свой недосып на то, что он трудоголик.
Подняв плечо, я переставляю доску так, чтобы кусочки черного стекла оказались передо мной. Джонатан всегда играет белыми, потому что он помешан на контроле и любит делать первый ход.
Он выдвигает свою первую пешку вперед.
– Почему ты не спишь?
– Думал об Алисии, – говорю я с притворной заботой.
– Прекрати, Эйден. – Он щиплет себя за переносицу.
– Что прекратить?
– Ты не думал об Алисии.
– Я пытался вспомнить, как выглядела Алисия. Она становится размытым пятном.
– Это потому, что она мертва уже десять лет. – Он выдвигает вперед еще одну пешку.
Он живет верой в то, что король не может править, не пожертвовав несколькими пешками – или всеми.
Я внимательно наблюдаю за ним. Он говорит о своей умершей жене, но не проявляет никаких эмоций.
Не то чтобы он часто это делал.
Я не помню, когда в последний раз видел, как Джонатан улыбается. Ухмылки во время шоу ради бизнеса не в счет.
Он не проявляет эмоций. Даже когда говорит об Алисии.
Как будто она доставляет неудобства.
Будто она ничто.
Но стал бы он затевать все это, если бы ему действительно было все равно?
Я склоняю голову набок.
Идея пойти против Джонатана волновала меня раньше.
Теперь это досадная помеха.
Теперь это опасность.
– Где ты был сегодня вечером? – спрашивает он низким тенором.
Я толкаю своего коня вперед.
– Гулял.
– С Эльзой?
Мой левый глаз дергается при звуке ее имени, слетающего с его губ, но я быстро беру себя в руки.
– Не совсем.
– Мне все равно, что ты с ней делаешь, пока ты помнишь, ради чего все это.
– Да, сэр, – говорю я скучающе.
– Сильвер упоминала, что ты становишься слишком милым.
– Куинс упоминает много дерьма. – Я смотрю на него глазами, настолько похожими на его, что это немного пугает. – Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, что твоя небольшая беседа с ней на днях, когда Эльза была в пределах слышимости, разрушает мой план?
Он сбивает моего коня с ног и приподнимает бровь.
– Ты имеешь в виду наш план?
– Это разрушает все планы. Она больше не будет мне доверять.
– Если кто-то и может убедить ее в обратном, то это ты. – Он держит фигуру королевы между указательным и средним пальцами. – Ты сделал это в первый раз, не так ли?
– Эльза – не простая пешка.
– Пешка есть пешка. – Используя королеву, он сбивает моего слона с ног и угрожает как моей ладье, так и королю. – Если ты не можешь с этим справиться, это сделаю я.
Внешне я опираюсь на свою ладонь, выглядя скучающим. Внутри же из ниоткуда вспыхивает огонь.
Требуется вся моя выдержка, чтобы не позволить пламени подняться на поверхность и разрушить все к чертовой матери.
Джонатан не сталкивал Эльзу в бассейн. Я знаю это, потому что он не хочет ее смерти.
Пока нет.
Согласно камере наблюдения на автостоянке, Куинс уехала, не вернувшись в школу, так что она тоже отметается.
Не то чтобы она могла сделать что-то настолько глупое.
Разговор с уборщиком был неутешительным.
Он видел только девушку, заходившую в бассейн – Эльзу. Что оставляет у данного инцидента только два возможных варианта.
Преступник уже ждал ее у бассейна.
Или она прыгнула сама.
Я надеюсь, черт возьми, что это не второй вариант.
– Ты дал слово, что позволишь мне разобраться с этим, – говорю я Джонатану нейтральным тоном.
Он умеет отвечать за свои слова, и я специально бью его по тому месту, в котором он не хочет критики.
– Только если я увижу результаты. Если нет, то все будет по-моему. – Он снова берет свою королеву и на этот раз загоняет меня в угол, не оставляя выхода. – Ты рассеян, Кинг. Шах и мат.
Блять.
– Я не даю второго шанса. – Он встает и свирепо смотрит на меня сверху вниз. – Постарайся уснуть.
В тот момент, когда он исчезает в коридоре, я сбиваю все шахматные фигуры на доске.
Будет по-моему или как сказал Джонатан.
Эльза теперь по-настоящему в дерьме.
Быть моей – это больше не выбор и не игра.
Это ее единственная надежда на выживание.