Стандартное отклонение

— Сюрприз! — восклицает стоящая на пороге Наташа и кровожадно ухмыляется. Потом бесцеремонно пихает мне в руки пакет из магазина, в котором, судя по шелесту, лежит не одна пачка чипсов, заходит в квартиру и даже закрывает за собой дверь.

Не представляю, какое у меня выражение лица в этот момент, но в мыслях абсолютная пустота с завываниями ветра и изредка прокатывающимся перекати-полем вопроса, что она здесь делает.

— Что, Иванов, рано ты обрадовался, — хмыкает она, — я ещё не успела как следует испортить тебе жизнь. А бабушка всегда говорила, что нужно сначала закончить одно дело, и только потом браться за следующее.

Я растерянно наблюдаю за тем, как она раздевается, моет руки и плюхается на тот самый диван в гостиной. Хожу за ней по пятам с пакетом в руках и только хлопаю глазами, вообще ничего не понимая, а Крольчоночек и не думает объясняться.

— Так, не мельтеши перед глазами! Садись, будем новый сериал смотреть. Он без Криса Эванса, — заверяет она и, взглянув на меня, закатывает глаза. Путём нехитрых вычислений понимаю, что реакция эта на мою неконтролируемо широкую придурковатую улыбку.

Ничего не могу с собой поделать и продолжаю улыбаться, пока суетливо бегаю на кухню, принося стаканы и сок, мисочку для её чипсов, и когда по инерции пытаюсь подоткнуть ей под спину подушечку, получаю убийственный взгляд.

— Ой, — только развожу руками, показывая, мол, бес попутал.

Вот он, бесёнок, раскинулся на моём диване так, что мне снова придётся демонстрировать чудеса акробатики и выносливости, чтобы сначала занять оставленное мизерное место под её длинными ногами, а потом на протяжении всего фильма придерживать, чтобы не свалилась с меня.

Это я ни в коем случае не жалуюсь. Скорее пытаюсь похвастаться, что ближайший час мои ладони не покинут её попу без веской причины.

На самом деле мне хочется её всю стиснуть и воскликнуть «Ты пришла!», но что-то мне подсказывает, что стоит сначала морально подготовиться отхватить свою порцию пиздюлей за то, что я ушёл.

— Тут снимается Киллиан Мёрфи. Он тебе точно понравится, — тем временем говорит Наташа, щёлкая кнопками на пульте. Потом смотрит на меня и с ехидцей добавляет: — Не в том смысле! Хотя может и в том. Кто тебя поймёт, извращенца!

Я согласно киваю: да-да, кто меня ещё поймёт. Потом безропотно терплю несколько щипков за ногу, которые смягчает плотная джинсовая ткань. Потом утыкаюсь носом ей в шею и получаю удар локтем в бок.

Ох, кто-то очень зол. Удивительно даже, что в её пакете не лежала плётка — от Крольчоночка и не такое можно ожидать.

Главное — не шутить про БДСМ. Не сейчас. Не в ближайший месяц. Потому что все самые лучшие идеи по своему моральному истязанию я прежде по глупости подкидывал ей сам. Не хватало подкинуть ещё и идеи для истязания физического.

— И вообще, я считаю, что нам нужно сменить тип отношений! — уверенно заявляет она, и я снова быстро согласно киваю головой, и только потом, сквозь слой расплавленного ванильного зефира в своих мозгах понимаю смысл сказанного.

Я не буду шутить про БДСМ, я не буду.

— На «раб-хозяин»? — вырывается из меня по инерции.

Блять!

Язык мой — враг мой. А ей — друг. Не зря же их связывает несколько лет тесного общения.

По мере того, как загораются огнём предвкушения её зелёные глаза, я утешаю себя тем же самым, что повторял последние несколько часов: иногда ради счастья любимого человека приходится делать то, что принесёт тебе боль.

Чуть позже у меня будет время подумать обо всём произошедшем, сделать выводы о том, что самый тупенький в нашей паре всё же я, и горько пожалеть о своих действиях в это злополучное утро. И не только о своём поспешном и необдуманном уходе.

Когда вечером я повезу в ремонт разбитый ноутбук, слетевший с перевёрнутого нами журнального столика.

Комментарий к В-восьмых, послушайте, как всё было на самом деле.

Это всё, но не всё!

В понедельник будет ещё одна глава, которую я хотела выложить потом бонусом, но она как-то взяла и начала сразу писаться, так что станет эпилогом этой истории.

А ещё я вам честно скажу: когда я придумывала эту историю, Наташа спокойно себе сходилась с Антоном. Я делала для себя короткие пометки по сюжету, и на том моменте, где Тёма целует её в лоб и уходит, до меня вдруг дошло, что никакие они не друзья! рубрика автор с шизофренией

========== В-девятых, пожелайте мне удачи и расходимся. ==========

Я зарекалась не пить? Зарекалась!

Но что-то снова пошло не так. Вернее, всё шло просто отлично, а не так стало только теперь, когда моя попытка поднять голову заканчивается позорным ударом носом о мягкую поверхность.

Мягкая поверхность подо мной оказывается сладко спящим Артёмом, и я тут же расслабляюсь, переставая дёргаться в конвульсивных попытках встать с кровати. Если он до сих пор не на ногах и не бегает вокруг меня с круглыми глазами и запущенными в волосы пальцами в попытке их выдрать, значит, вчера я ничего такого не успела натворить.

Ну, как на Новый год, когда умудрилась потерять свой телефон. И за те два часа, что я добиралась домой из-за пробок и начинающихся массовых гуляний, он практически успел подать меня в розыск ФСБ.

Нервный у меня котик. Одомашненный.

Теперь бы только вспомнить, что происходило вчера. Кажется, мы отмечали день рождения. Чей-то.

И раз я отлично помню, какие прекрасные непотребства мы устроили на день рождения Тёмки, значит, он уже прошёл. А у следующего у кого день рождения? Правильно, у Полины.

Итак, сейчас мартовское утро, и вчера мы с девочками явно отлично повеселились. Вспомнить бы ещё, что именно происходило, и почему моя внутренняя саркастиня сейчас мечется в панике и приговаривает «Ой, мамочки родные!».

Я устраиваюсь на Тёмкиной груди поудобнее и пытаюсь медленно восстановить события предыдущего дня.

Мы с подружками собирались в суши-баре. Звучит очень безопасно, не правда ли? Ну серьёзно, какие приключения могут поджидать трёх немолодых рассудительного возраста женщин в царстве риса и бамбуковых палочек?

Под звон бокалов с шампанским звучали поздравления и пожелания настолько сладкие, будто мы снимались в рекламном ролике для какого-нибудь женского сообщества.

А потом Рита вдруг призналась, что никогда не пробовала текилу. И что за подругами мы бы были, если бы не бросились тут же исправлять эту вопиющую несправедливость?

Несправедливость исправлялась с задором и возрастающим весельем. В прикуску к кислому лайму пошли бодрящие шуточки, а к дорожке из соли — пикантные откровения. И атмосфера за нашим столиком всё сильнее начинала походить на ремейк «Секса в большом городе».

Прозвучала мысль о том, что этот год отлично подходит для того, чтобы Ивановых стало на одного человека больше. Я охотно покивала головой и даже заметила, что не хватает им девочки, по внезапной наивности решив, что так Полина сообщает нам о своём желании пойти за третьим ребёнком.

Уверена, все уже догадались, что речь шла обо мне.

Вообще-то обсуждать наши с Артёмом отношения я не особенно любила. Потому что тогда приходилось вспоминать о событиях шестимесячной давности и снова признавать, что я оказалась просто поразительно тупенькой, до последнего не понимая и не замечая тех очевидных вещей, о которых, как потом выяснится, знали все вокруг меня.

Нет, серьёзно, даже все бесчисленные намёки от Тёмки я упрямо пропускала мимо ушей и воспринимала как шутки. Ну такие очень странные шутки, после которых часто хотелось картинно грустно вздохнуть.

Но грустно вздыхать — не для меня.

Как и пытаться догадаться о чужих чувствах.

Как и понимать свои собственные. Увы, мои способности к самоанализу так и остались на уровне «понять за полчаса, туфли изумрудного или сапфирового цвета я хочу купить сильнее».

Наверное, стоит сказать огромное «спасибо» тому, что Иванов чертовски плохо умеет скрывать свои настоящие эмоции. Потому что в моём сознании что-то начало переворачиваться только в тот момент, когда он нёс чушь про «желаю счастья», но смотрел на меня при этом глазами вышвырнутого на мороз котёнка.

А потом, вполуха слушая Антона — ох и весело нам теперь вместе работать — Романовича, я сопоставляла свои воспоминания, впечатления и ощущения с тем, что общественным мнением принято называть «серьёзными отношениями», и медленно начинала понимать одну странную вещь.

Получается, у меня как будто бы уже были эти самые серьёзные отношения. Просто как-то… несерьёзно.

Нет, ну меня никто не встречал грозно сдвинутыми к переносице бровями за опоздание в полтора часа, не устраивал скандалов на пустом месте, не заставлял меня ревновать и сам не ревновал до одури (вот и зря, кстати! Что это — попустительство моей безалаберной натуре?). Всё у нас было как-то просто, легко и почти играючи — ничего общего с тем, как я привыкла воспринимать настоящие отношения и какими запомнила их по нескольким совместным с Яном школьным годам.

При этом ценность Артёма в своей жизни я очень хорошо понимала. Ну ладно, не понимала, а скорее чувствовала, потому что объяснить эту привязанность, заботу, внимание и прочие не совсем свойственные для меня вещи логически никак не могла.

А кто во всём виноват? Ну конечно же не я!

Вот сам Артём и виноват. Должен был как-то доходчиво донести до меня происходящее. Зря, что ли, я его умным и рассудительным называла?

Ну а ещё виноваты все эти фильмы, с детства промывающие мою и без того мало обременённую мозгами головушку. Те, где чувства обязательно должны вспыхнуть с первого взгляда и перекрыть собою весь белый свет. Где не важен социальный статус, кошек вы любите или собак, кто на какой половине кровати предпочитает спать и не подрывается ли ваш суженый в шесть утра, когда сами вы любите спать до обеда.

Ладно, стоит отметить, что большая часть этих факторов и правда не играет никакой роли. Просто никто не пояснил, что «с первого взгляда» — это не аксиома. И даже статистика охотно это подтверждает.

Иногда нужно время. Много времени. Пару месяцев, год, десяток — чёрт знает.

А с другой стороны, какая разница, когда именно дружба может превратиться в любовь? Главное, не упустить момент чёткого осознания этого факта.

Не упустить. Разозлиться. Офигеть. Снова разозлиться — теперь уже на себя. Выпроводить другого ухажёра за порог, параллельно выдав ему длинную, поучительную и пронизанную сарказмом тираду о важности некоторых людей в своей жизни, способности принять свои прошлые ошибки и попытаться исправить то, что исправить ещё возможно.

Я вообще-то плохо помню, что и как именно говорила; ну вы же помните, импровизация — это моё сильное место, а память — слабое, тем более мысли мои тогда были уже совсем в другой квартире. Но Миловидов понял всё, как… как Миловидов.

Мужчины с придурью — это вообще, кажется, уже неотъемлемая часть моей странной жизни.

И решайте сами, в чём сильнее проявилась его придурь: в том, что мы остались в нормальных дружеских (точно дружеских!) отношениях, или в факте того, что, вдохновившись моими словами, он вернулся к своей первой жене?

Ну как вернулся… Возвращается. И хорошо, что мы с ней не знакомы, иначе этот процесс доставил бы ему ещё больше боли.

И всё же неплохо было бы вспомнить, что я делала вчера вечером.

Я в квартире у Артёма — ничего удивительного в этом нет, на самом деле, потому что в своей я вообще появляюсь крайне редко. Сначала просто он отвозил меня на работу и забирал с неё на своей машине, а потом я всё же смирилась с тем, что мою ласточку будет слишком неразумно восстанавливать и согласилась на новую машину, точь-в-точь такую же внешне, только с максимальным набором опций. Всё равно оплачивали её те камикадзе, которые согласны были вообще на что угодно, сообразив, что случайно пошли против Валайтиса.

Всё же от Яна в моей жизни тоже была польза. Хорошо, что сколько его из неё не вычёркивай, он, как стервозное настроение, всегда возвращается.

Вот и я возвращалась в квартиру Тёмки, иногда сама не в состоянии объяснить, как это получалось. Выезжала с работы домой, а задумавшись по дороге, приезжала… пожалуй, слово «домой» здесь тоже подходит очень точно.

А Тёмка-то меня вчера ждал! Отчётливо помню, как мой пальчик только коснулся кнопки звонка, а дверь уже приветливо распахнулась, чуть не сбив меня, в пьяном состоянии не очень устойчиво стоящую на шпильках.

Шпильки в конце зимы — это, конечно, смело. Вон как Иванову повезло с настолько смелой и не повезло с настолько же безрассудной мной.

Особенно вспоминая о том, что произошло дальше.

— Мы тут решили, что ты… — сходу начала говорить я, громким и уверенным голосом оповещая о своём решении весь подъезд.

— «Мы» — это кто? — с лёгкой улыбкой поинтересовался Тёмка, прерывая меня на самом интересном и ответственном месте и тут же затаскивая за руку в коридор.

— Мы — это я, Полина и Рита, — без запинки отчеканила я, посылая ему укоризненный взгляд, не долетевший до адресата. Потому что Иванов был очень занят, отряхивая с моих волос и шубки прилипшие снежинки, а потом выжидающе посмотрел на меня с насмешкой, будто говорящей «и всё?» и вынудившей неохотно добавить: — И текила.

— Так, ответственный за все ваши гениальные идеи найден, — со смешком отозвался он и, заметив, как я надулась, мурлыкнул примирительно: — Ты продолжай, продолжай, Крольчоночек!

— А ты меня не перебивай! — буркнула я. — Мы решили, что ты просто обязан на мне жениться!

Мне бы сейчас простонать в голос и постучать себе по голове, чтобы оценить, насколько гулкое эхо станет ответом. Но будить Артёма совсем не хочется. Не то, чтобы мне было совсем уж его жалко, а вот себя — очень! Это сколько же шуток с его стороны мне придётся выдержать после такого заявления.

При том, что первая его реакция была вполне нормальной. Кажется. Если сильно постараться и напрячь память…

— Прямо сейчас? — спросил он, не раздумывая, и мельком глянул на часы на своём запястье.

— Вот прямо немедленно! — с сарказмом протянула я, тоже посмотрев на часы.

А что, время-то всего лишь без четверти одиннадцать вечера субботы. Вообще самое идеальное время для заключения брака!

— Ну ладно, — пожал плечами Тёмка и начал снимать с крючка свою зимнюю куртку.

— И что, ты пойдёшь в этом? — нахмурилась я, скептически оглядев его красную футболку и голубые джинсы.

— Ну вот, ещё и печати в паспорте нет, а тебе уже что-то не нравится! — ворчание Артёма доносилось до меня отрывками, пока он тащил меня к себе в спальню, где раскрыл дверцы шкафа и махнул рукой: — Выбирай.

Хорошая была игра, весёлая. Я перерыла все его полки, нашла себе очень клёвую рубашку серебристо-серого цвета, которая отлично оттеняла цвет моих глаз и эффектно выглядела с чёрными замшевыми ботфортами, а потом вынуждена была обратить внимание на повторяющиеся назойливые смешки Артёма.

Вспомнила, что переодеваться должен был он, а не я.

Ничуть не растерявшись и не смутившись, фыркнула и переодела и его тоже. Так красиво получилось, что не удержалась и полезла к нему целоваться — хорош котик, к такой улыбке всё подходит!

Так, вот на этом-то всё и закончилось, верно?

Артём на месте, хоть и с голым торсом, зато в тех же брюках. Я тоже тут, правда, почему-то в его рубашке: или я вчера заснула раньше, чем нужно было снять одежду, или напилась настолько, что не стала её снимать.

Ну… бывает.

А сейчас бы постараться вздремнуть ещё немного, вдруг головная боль хоть немного утихнет.

Но сквозь плотно сомкнутые веки передо мной начинают вырисовываться какие-то расплывчатые образы и фигуры, постепенно приобретающие чёткость и ясность. То ли воспоминания о забытом старом сне, то ли исподтишка подкрадывающиеся новые сновидения.

Мы с Артёмом сидели у него в машине и ожесточённо спорили. Ну ладно, ладно, на самом деле не было никакого ожесточения, да и спором это можно было назвать только с натяжкой. Просто он уговаривал меня выйти из машины, а я упрямо мотала головой и крепко держалась обеими руками за ремень безопасности.

— Сейчас же ночь! — восклицала я, с укором глядя на широко улыбающегося Иванова.

— Ты же сова, ты любишь все важные дела откладывать на ночь, — он говорил так рассудительно и спокойно, что хотелось из вредности показать ему язык.

Хотя сам предмет спора как-то плохо вязался с рассудительностью и отдавал скорее полным сумасшествием.

— Я люблю! А работники ЗАГСа, может быть, любят ночью спать. Или есть. Или трахаться. Но точно не сидеть внеурочно на работе!

— Этот круглосуточный, — безапелляционно заявил Тёма.

Я хотела было что-то возразить съязвить, но повернула голову и действительно заметила во всех окнах жизнерадостного голубого здания горящий свет.

Слишком уж знакомого здания, кстати.

— Подожди, мы на соседней от тебя улице?!

— Да.

— Но ты вёз меня сюда полчаса!

— Ждал, пока ты потеряешь бдительность, — и глазом не моргнув, пояснил Артём, не забыв подытожить свои слова очаровательно-невинной улыбкой. Убью наглеца! И словно прочитав мои мысли, он продолжил уговоры: — Если ты убьёшь меня после похода туда, то можешь получить половину моих денег и имущества. Правда, не уверен, что они тебе понадобятся в тюрьме, но хоть какой-то толк от меня будет.

Остроты уже крутились на языке, но тут двери здания распахнулись и наружу высыпала небольшая компания, в центре которой шла настоящая невеста в пышном шёлковом платье и светлом манто под руку с кем-то, очень напоминающим жениха.

По крайней мере, выражение лица «какого хрена я только что натворил?!» было при нём.

И в этот момент я немножечко струсила. Самую малость. Ну так… просто попыталась выскочить из машины, чтобы убежать обратно к Тёмке домой.

Не учла только степень своего опьянения. И надёжно прижимающий меня к сидению ремень безопасности. И заблокированные прозорливым Ивановым двери. И обувь, в которой добежала бы я только до ближайшего заледеневшего участка, а потом бы уже поехала: повезло бы — на попе, не повезло — носом вперёд.

Кажется, происходящее набирало неожиданно серьёзные обороты.

— Но я не могу выйти за тебя! — воскликнула я в панике.

— Почему это?

— Потому что ты меня не любишь! Вот! — для пущего эффекта мини-представления «типичная женщина» я даже разок шмыгнула носом.

Не сработало.

— Как это не люблю? Очень даже люблю.

— А вот я тебя не люблю! — высокомерно бросила я, даже голову задрав повыше и скрестив руки на груди. Потом осторожно покосилась в его сторону одним глазом, но не рассчитала силы и получилось, что вся съехала набок, больно стукнулась локтем о коробку передач и почти положила голову ему на плечо.

Ох-ох, что-то не то творилось с моей самодостаточностью.

— Конечно же любишь, — ничуть не смутившись, парировал Артём.

Нет, ну он точно издевается!

— Я просто передумала выходить замуж! — попробовала я продвинуть последнюю, откровенно самую неубедительную отмазку. Хотя куда уж там, все предыдущие тоже особенной убедительностью не отличались.

— Пфф, а я уже настроился! — фыркнул он, по уже сложившейся умилительной привычке передразнивая меня же.

Хорошо, что мне всё же нашлось, что на это возразить и не наделать глупостей.

Нашлось же? Удалось?

До последнего надеясь, что это всего лишь сон или вольный полёт моей разыгравшейся фантазии, я стараюсь прикинуться мертвой, ощутив первые шевеления Артёма под собой. Потом понимаю, что подобная тактика всё же не моё, и чертыхаюсь, думая о том, что ему самому следовало бы прикинуться мёртвым, если всё это правда.

— Ой, Крольчоночек, это я тебя разбудил? — сладко бормочет мне на ухо Тёмка, и я вмиг успокаиваюсь, не услышав ехидного «жёнушка».

Можно выдохнуть: никто не покусился на мою драгоценную свободу.

И слегка оскорбиться: а почему это он не покусился на мою драгоценную свободу?!

— Меняю воспоминания этой ночи на кружку твоего фирменного кофе! — как-то так сложилось, что после этой фразы мне уже заранее становится смешно, немного страшно и совсем чуть-чуть стыдно.

Артём же ловко выбирается из-под меня — годы тренировок сказываются — и выскальзывает из спальни. А я закатываю глаза и неохотно плетусь на кухню, где огибаю миску с кошачьим кормом, всё равно наступаю ногой на разбросанные Гертрудой по полу шарики, снова чертыхаюсь и щёлкаю кнопкой чайника.

А потом натыкаюсь взглядом на свою правую руку, где у основания безымянного пальца синей шариковой ручкой нарисован ободок, внутри которого каллиграфическим почерком выведена надпись «колечко».

— Артёёёём!!! — кажется, от моего крика даже стены дрожать начинают.

Вот же жлоб. Мог бы хоть дописать «с бриллиантом».

— Ты только не нервничай! — бодро начинает Тёмка, замирая в дверном проёме, ведущем на кухню.

Вы же посмотрите, котёночек меня боится!

И правильно делает.

Хорошо хоть не добавляет, что мне нельзя нервничать. А то мало ли чего я ещё не помню о прошедшей ночи.

Например, именно сейчас, глядя на его ничуть не выражающую вины широкую улыбку, я отчётливо вспоминаю, как мы стояли в зале регистрации и я нервно хихикала под аккомпанемент долгой и пафосной речи тётеньки напротив нас.

— Это она просто не может поверить своему счастью, — совершенно серьёзным тоном заверил работницу ЗАГСа Иванов, но я-то знала его слишком хорошо, чтобы понять, что сам он тоже сдерживал смех из последних сил.

А потом мы что-то подписывали. И забирали документы. И я угрожала рассказать всем, что он воспользовался моей слабостью и принудил к этому отвратительному поступку.

Артём кивал головой и со всем соглашался. Или это было только в зале регистрации? Пойми теперь разбери, всё как в тумане.

Да пропади пропадом эти коварные суши-бары.

Так, домой мы попали не сразу. Сидели в машине. А нет, не сидели — лежали.

Оу. Вау. Хмм.

Так, сделаю вид, что про это я не вспомнила. Как всегда красноречивый и подробный пересказ Артёма сойдёт за хорошую прелюдию.

— Всё вспомнила? — уточняет он, что-то определённо считав по меняющемуся выражению моего лица.

Посмотрите-ка на него, какой довольный! Всю статистику мне портит!

Ну ничего-ничего. Я ему тоже испорчу. Жизнь.

Ну и пусть за последние пару лет как-то наоборот всё получилось, и теперь он полон энергии, счастья и дурости, которая подталкивает его поддерживать мои пьяные идеи.

Посмотрим лет через десять, кто кого.

И только я хочу возмутиться — сама ещё не знаю, чему именно, потому что поводов оказывается слишком много, как внезапно появляются самые последние воспоминания.

Такие прям… как финальная вишенка на трёхъярусный торт нашей неадекватности.

Мы только вернулись домой после ЗАГСа и я терпеливо дожидалась, когда же Тёмка ляжет на кровать, чтобы забраться на него и уснуть.

— А детей ты не хочешь завести? — спросил Артём, и из-за царящей в спальне темноты я не смогла увидеть, серьёзно он или придуривается.

Хотя по нему вообще никогда точно не скажешь.

— Не знаю. Мне нужно посоветоваться, — буркнула я, еле сдерживаясь, чтобы не заснуть, пока он копошился около кровати.

— С кем?

— Со статистикой. И с текилой.

— Ну лаааадно, — протянул Тёмка, наконец-то плюхнувшись на кровать. И замолчал. Нет, я, конечно, и сама хотела, чтобы он замолчал, но теперь это выглядело слишком подозрительно и совсем не в его духе.

А где же положенные мне «ути-пути, Крольчоночек, ну пожалуйста, поговори со мной»?

Ради кого я тут ерепенюсь, ради себя, что ли?

— Иванов!

— Да, Крольчоночек? — со смешком отозвался он.

— Я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь!

— Да как можно! Никогда! Я что, себе враг, что ли?

— Судя по последним событиям — да! — вообще-то я очень хотела врезать ему как следует, но бить лежащего под собой человека оказалось совершенно неудобно, а местами и неприятно.

Потому что все мои самые важные места оставались без тепла и поддержки его ладоней, пока он вяло пытался отбиваться.

Пришлось снова сдаться. Ну ничего, причинять моральную боль у меня всё равно получается лучше, чем физическую.

— Просто я вспомнил один очень забавный случай, — сказано это оказалось таким мурлычущим хитрым тоном, что я заранее почувствовала неладное и начала готовить ехидное фырканье в ответ. — Пару лет назад, после дня рождения кого-то из моих племянников, я перед сном спросил тебя, кого бы ты хотела больше: мальчика или девочку.

— И что же я ответила?

Пффф, понятно же, что я бы никогда не дала нормальный ответ на такой вопрос. Интересно, упомянула ли новую сумочку или призналась, что хочу сразу двух? Правда, не детей, а французских бульдогов.

Или пожелала что-нибудь пошлое? Или мир во всём мире?

Нет, последнее точно не в моём духе. Скорее уж весь мир к моим ногам.

И всё же?

— Ты, — Артём несколько раз дёрнулся подо мной в беззвучном смехе, прежде чем смог закончить, — сказала, что это не важно. Лишь бы им не достался мой нос.