Глава 4

Когда стены Старого Города скрылись из виду и свет луны, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, не мог разогнать надвигавшуюся тьму, путники сделали привал. Сидя у костра, они понуро молчали. Спать не хотелось.

Яволод прислушивался к себе и с удивлением обнаруживал чувства, доселе не ведомые ему. Он, впервые в жизни, злился и досадовал на своих друзей. Раздражение то и дело закипало в нем. И еще он ревновал. Ревновал ту каменную девушку к Мурашу и Пересвету. Ему не нравилось, что они смотрели на нее, любовались ею, восхищались. Ему хотелось, чтобы только он мог наслаждаться ее очарованием. Ему хотелось вскочить и вернуться в Старый Город и любоваться, любоваться ею вечно… К счастью, Яволод сознавал, что это действие злых чар и каким-то чутьем понял, что образ Млады разгоняет эти чары и возвращает ему разум. Своими соображениями он поделился с друзьями - видно было, что и они мучаются. И действительно, стоило Мурашу представить Злату, вспомнить ее голос и чары рассеивались. А вот Пересвету было гораздо хуже - не было у него любимой девушки, образ которой одолел бы злое волшебство. И когда злость, ярость и тоска наваливались на него, он начинал колотить кулаками и пинать ногами стволы рядом растущих деревьев. Так прошла ночь.

Утром, обессиленные бессонной ночью и борьбой со злыми чарами, друзья продолжили путь. Пересвет все больше молчал, лишь пару раз предупредив своих спутников, чтобы те не соблазнялись близко растущим малинником – можно нарваться на медведя. Каждый раз, когда он уходил поохотиться, Мураш и Яволод напряженно ждали - вернется ли. И Пересвет всегда возвращался - ответственность за жизнь доверившихся ему людей, была превыше всего. Предстояла еще одна ночь в лесу, и она страшила путников. Днем ни Мураш, ни Яволод не ощущали действие злых чар, но с наступлением темноты все менялось.

Наконец, они добрались до родника. Уже стемнело, и Пересвет протянул друзьям ремни от охотничьей сумки:

- Свяжите меня по рукам и ногам, иначе я за себя не ручаюсь.

Яволод и Мураш неохотно исполнили его просьбу. Они понимали, что это необходимо. А промеж собой договорились спать по очереди - нельзя без присмотра оставлять Пересвета. Так прошла вторая ночь.


В селе поднялся переполох. Когда на четвертый день ни Яволод, ни Мураш не вернулись из леса, их отцы пошли к дому Пересвета. Но мать охотника и сама извелась от переживаний, чувствует ее сердце неладное. И когда разговоры и пересуды дошли до охотников, к отцу Яволода прибежал раскрасневшийся и запыхавшийся охотник Тит.

- Ждан, прости ты меня, старика! Это я во всем виноват!

- Тит, да сказывай, что случилось-то?

- Да на днях приходил твой сын ко мне вместе с Мурашом, спрашивали они про дорогу в Старый Город. Ну, а я-то, дурак старый и сболтнул им, что, мол, Пересвет знает, где эта дорога! Вот они втроем и ушли туда! Надо было сразу к тебе бежать, сказывать. Да не думал я, что Пересвет пойдет с ними в Старый Город!

Услыхав слова старого охотника, мать Яволода подняла вой и крик. А спустя некоторое время плач и стенания донеслись и из дома Мураша.


Млада сидела в своей горнице и горько рыдала. Ах, если бы можно было время повернуть вспять! Да зачем же она сказала тогда про Старый Город, да и не нужен ей никакой дар, лишь бы Яволод жив да здоров вернулся. Да как же теперь людям в глаза смотреть она станет?

Ее матушка, заглянув в горницу, горестно вздохнула:

- Все ревешь? Раньше надо было думать! Наслушалась бабкиных сказок про Старый Город! И как только тебе в голову такое пришло!

- Ах, матушка, не ругайте вы меня! Я же и не думала, что Яволод пойдет туда, просто посмеяться хотела!

- Посмеялась?! Как теперь родителям парней в глаза смотреть? Из дома выйти невозможно! Вот отец из кузни придет, вот уж он тебе задаст!

Спустя пару дней, рано поутру, простоволосая девка Паранька, решила пойти по грибы да по ягоды. Далеко в лес она не собиралась, так, с краю походить. Выйдя за околицу, она вдруг застыла на месте: из леса вышли три молодца. Исхудалые, качавшиеся от усталости, они выглядели пугающе. И Паранька, бросив лукошко и подобрав подол сарафана, побежала назад в село. При этом на всю округу раздавался ее крик:

- Идут! Пропащие идут!

Добежав до первой избы и увидав на завалинке паренька, крикнула ему:

- Беги к дому сапожника! Скажи, что сын его из лесу идет!

А сама, побежала дальше к дому горшечника, продолжая кричать:

- Идут! Пропащие идут!


Сына Ждан встретил на пороге дома. Хмуро посмотрел на него, но Яволод выглядел так жалко, что дрогнуло отцово сердце и, всхлипнув, он обнял сына.

- Прости, батюшка, прости!

- У матери проси прощения! Слегла она…

Яволод забежал в дом, прошел в светелку, где на постели лежала его матушка. Бросился перед ней на колени, головой уткнулся матери в грудь. Заплаканная женщина гладила сына по голове и счастливо улыбалась:

- Вернулся, сыночек мой, вернулся!

Мураша же, дома ждал иной прием. Встретил его отец с плеткой в руке, а потом пришлось сидеть Мурашу в чулане на хлебе с водой. И как ни просила мать за сына, отец был непреклонен.

А Пересвет, дойдя до дома, рухнул на постель и проспал без просыпу два дня.


Ни Пересвет, ни Мураш, ни Яволод не сговариваясь, ни словом не обмолвились о том, что было в Старом Городе и что они видели. Даже самые любопытные и назойливые разочарованно возвращались не солоно хлебавши.

Первые дни, а точнее вечера, на Яволода находила тоска, и его все тянуло в лес, в Старый Город. Но теперь его любимая была близко, и его тоска вскоре прошла и следа не оставив. Мураш же, сидя взаперти, думал все горькие думы о близкой разлуке с Златой, с родным селом и эта тоска заглушила тоску по Старому Городу.

А Пересвет, проспав два дня и набравшись сил, стал снова собираться в дорогу. Чтобы не беспокоить матушку, говорил ей, что пора ему заняться охотой. Но мать Пересвета, словно сердцем чувствуя беду, не спускала глаз с сына и просила его повременить с охотой.

Однажды утром в дом сапожника Ждана прибежала мать Пересвета вся в слезах.

- Яра, что случилось?

- Ждан, за помощью я к тебе! – заливаясь слезами, сказала Яра.

- Ушел Пересвет в Старый Город! Говорит, что нет мочи ему жить без любимой, а что за любимая не сказывал! Вели сыну своему, пусть отведет меня в Старый Город!

Яволод, как услышал слова седовласой Яры, поменялся в лице:

- Ох, Пересвет, что же ты наделал! На погибель верную пошел ты, - прошептал он.

- Матушка Яра, незачем вам идти в Старый Город. Ничем вы помочь Пересвету не сможете. Я пойду, вот только Мураша кликну, да дядьку Тита надобно уговорить.

И снова в доме сапожника раздался женский плач. Мать Яволода горевала по сыну.

- Да что ты плачешь, как по покойнику!- прикрикнул Ждан на жену. А сыну сказал:

- Знаю, что негоже односельчанина в беде оставлять. Уж, не знаю, что там стряслось, да видимо надо Пересвета из беды вызволять! Одно прошу - побереги ты себя!- и голос старого сапожника задрожал и сорвался.

Яволоду стоило немалого труда уговорить Бука - отпустить Мураша в Старый Город. И, скрепя сердцем, старый гончар согласился. Издревле в селе исполнялся обычай, корнями уходивший в Старый Город. Нельзя отказать в помощи своему земляку.

Теперь Мураш и Яволод пошли к охотнику Титу - просить его быть проводником в Старый Город. На свою память они боялись надеяться - от них сейчас зависит жизнь Пересвета. Старый охотник согласился - разве может один охотник бросить в беде другого? Но для порядка проворчал:

- Вечно вы, молодые, суете свой нос, куда не следует! Говорил вам, не ходите в Старый Город! Теперь вот расхлебывай!

Яволод взял у отца гнедую кобылу, да дубину потяжелее - знал он, что пригодится, видимо, задумал что.

И в тот же день ушли парни в сопровождении охотника Тита в Старый Город вызволять из беды Пересвета.


По пути в Старый Город рассказали Яволод с Мурашом дядьке Титу про каменную девушку, предупредив об опасности.

- За меня не волнуйтесь! Я со своей Беляной двух сыновей и двух дочерей вырастил! Она для меня, как была, так и осталась любимой и единственной!

А потом, задумавшись о чем-то, сказал:

- Помню, в детстве мне бабка сказки про Старый Город рассказывала. Любимая моя сказка была про прекрасную княжну. Печальная сказка. А, может, это и не сказка вовсе, а?

- А что за прекрасная княжна?

- Сказывала мне бабка, что у князя, что правил Старым Городом, дочка была. Князь рано овдовел и всю любовь свою да ласку дочке отдавал. Княжна росла умницей да красавицей. Не было во всем Старом Городе прекраснее девушки. А уж женихи-то, со всех концов света съезжались. Но князь не спешил с дочкой расставаться! Одна единственная она у него была кровиночка. И вдруг заболела княжна невиданной хворью. Да так за пять дней и сгорела в лихорадке, померла в общем. Ох, уж как горевал князь, как кручинился! Думали, от горя с ума сойдет.

Тит замолчал, вновь задумавшись о чем-то.

- Ну, а дальше-то что? Сказывай, дядя Тит!- Мурашу не терпелось услышать продолжение.

- Дальше? А вот дальше что-то память меня подводит. Вроде как стал князь со всего света созывать художников, чтобы те написали ему портрет его любимой дочери. Да такой, чтобы на нем княжна как живая была! Да только ни один художник не смог угодить князю. Так и умер князь от горя…

- Что-то в этой сказке не так. Не законченная она какая-то…

- Говорю же, ребятушки, память подводит. А уж бабки-то давно нет, не спросишь.

Как ни спешили путники в Старый Город, а раньше третьего дня не поспели. И вот, снова перед Яволодом и Мурашом открытые ворота Старого Города. Тит же, увидев ворота, вдруг засопел носом, и с глаз его скатилась слеза.

- Вот он, родимый батюшка Старый Город… Эх-хе-хе. Ну, ведите, чего стали?

Яволод пошел впереди, за ним Тит и замыкал шествие Мураш. И снова тоска и страх одолевали путников. Зловещая тишина угнетала. Хотелось кинуться со всех ног обратно. Наконец, они вышли к площади. Яволод подойдя к большому дому, спросил у охотника:

- Дядь Тит, а почему на этом доме нет именной таблички?

Старый охотник, оглядев дом, ответил:

- Да кто ж теперь знает? Странно это, не положено дом без таблички оставлять!

Яволод вновь обошел дом и прежде чем свернуть на тропинку, ведущую к статуе, напомнил своим спутникам:

- Помните же - на статую даже краем глаза не смотреть!

У самой тропинки лошадь вдруг стала рвать поводья и беспокойно ржать, не желая идти дальше.

- Видно, чует что-то. Ты, Яволод, ее здесь привяжи.

Яволод привязав кобылу к яблоне, пошел по тропинке, захватив с собой дубину. То, что увидели друзья Пересвета, заставило их побелеть от ужаса, а дядька Тит пробормотал:

- Эк тебя как, родимый ты мой…

Пересвет в грязных лохмотьях, которые еще недавно были рубахой да штанами, заросший щетиной, бледный от голода стоял на коленях перед статуей, молитвенно сложив руки, и что-то беззвучно шептал. Его качало из стороны в сторону - видимо злые чары высасывали из него все силы. Подножие статуи было завалено охапками лесных цветов. Это Пересвет каждый день приносил цветы для своей любимой.

- Так, ребятки, ну-ка навались! - Тит, раздав ремни, захваченные из дома, первый шагнул к Пересвету.

Как ни кричал, как ни вырывался Пересвет, но не мог он одолеть трех здоровых мужиков. После того, как связанного Пересвета отнесли к большому дому и посадили верхом на гнедую кобылу, Яволод сказал:

- Дядь Тит, я вот думаю - может если статую разбить, то и чары пропадут? Ведь Пересвет снова сюда придет.

- И то верно. Мураш, ты оставайся тут, с Пересветом. А мы с Яволодом попробуем одолеть эту девку.

Вернувшись к статуе, Яволод зашел ей за спину, поднял дубину и со всей силы ударил. К его удивлению и ужасу ни один камешек не откололся от каменной девушки. Он снова поднял дубину и с новой силой ударил по статуе но, ни одной трещинки не появилось на каменном изваянии.

- Да что же это, дядя Тит?

- Пойдем, Яволод. Видно, тут простой силой ничего не сделаешь. Против волшебства надо бороться волшебством. Давай возвращаться, гиблое тут место.

Загрузка...