Стеклянные чувства

Глава 4

Когда ты по самые уши в работе, день пролетает незаметно. По крайней мере, я пыталась с дикой одержимостью изображать эту самую занятость, чтобы не думать о том, что меня ждет после. Опять пустая квартира, единственная чашка в посудомойке, голодная Мурка, смотрящая на меня как на врага народа, и, конечно же, холодная кровать. Оказывается, ты так сильно привыкаешь к тому, что рядом с тобой кто-то постоянно есть, что, лишившись этого, начинаешь испытывать физическую боль. Именно такая боль пульсировала в моей голове, когда я поднималась на свой этаж, копаясь в сумке в поисках ключей. Наконец отыскав пропажу на дне сумки, вставила ключ в замочную скважину и дважды провернула. То есть попыталась провернуть, но ключ встал намертво.

Поморгав, взглянула на дверь и зажатые в ладони ключи. Дверь моей квартиры. Все правильно. Ключ тоже правильный. Тогда почему замок не открывается?

Провернула еще раз, подергала, но ничего не происходило. И тут я догадалась провернуть ручку, которая легко открылась, и дверь распахнулась. Прохладный воздух коснулся моих щек, от которых отхлынула кровь.

Неужели я настолько была загружена проблемами, что забыла перед уходом закрыть дверь?

Нет, не может быть...

Я бесшумно вошла в квартиру, которая встречала меня пугающей тишиной. Даже Мурка не выскочила из комнаты, чтобы лениво поприветствовать свою нерадивую хозяйку и протяжным «мяу» потребовать миску молока.

Послышался тихий шорох, доносившийся из спальни.

Воры? Может быть, в квартиру проникли грабители?

Ужас охватил меня, накрывая паникой и пригвождая к полу. Руки затряслись, ноги стали подкашиваться, и я выронила сумку, которая шлепнулась на пол с громким бряцаньем. И уже через пару секунд в коридоре появился Гриша, который смотрел на меня так, словно привидение увидел. Впрочем, я себя сейчас именно так и чувствовала. Будто душа вылетела из тела, а сердце плюхнулось в пятки и там же остановилось.

— Ты что здесь делаешь? — прошипела я охрипшим голосом, глядя на Гришу, который приблизился ко мне, но остановился в трех шагах. Раньше бы он обнял меня и поцеловал, но теперь между нами была слишком огромная пропасть, которую не перешагнуть.

— Заехал за вещами, — спокойно ответил Гриша, все еще смотря на меня выпученными от удивления глазами. — Мариш, ты чего такая белая?

— Белая? — прошептала, поднося руку к ледяной щеке. — Потому что испугалась! Я думала здесь воры.

Гриша усмехнулся, но, заметив, как я недобро глянула на него, подавил смешок и спрятал улыбку за плотно сжатыми губами.

— Нужно было предупредить меня, что заедешь.

Муж напрягся, а тем временем вернула себе способность управлять собственным телом и, нагнувшись, подняла с пола сумку, из которой выпали телефон, кошелек и прочая мелочёвка. Мне пришлось ползать по полу и собирать все добро, пока Гриша продолжал нависать надо мной, так и не склонившись, чтобы помочь. Раньше бы он первым бросился собирать вещи с пола, если бы что-то упало.

Слишком много «раньше».

Пора бы уже перестать сравнить что было и что есть. Но как это сделать, когда рядом с тобой стоит твой муж, по которому ты все еще дико скучаешь, но в то же время тебя лихорадить только от одной мысли, какую тайну он хранил.

— А я думал, что я все еще здесь живу.

— Мы вроде бы договорились...

— Марианн, мы договорились, что я поживу отдельно, — уточнил он, когда я, собрав вещи, поднялась и отряхнула колени от невидимых пылинок. — Но я все еще имею полное право приезжать, брать свои вещи, когда они мне понадобятся, и проверить, как здесь без меня живет Мурка. У нее, кстати, не было воды в поилке. Ты забыла наполнить?

Упрек? Неужели я слышала упреки от человека, который совершил ошибку пострашнее, чем просто не добавил воды в поилку для кошки? Вспыхнув, я вцепилась в ремешок сумки и с вызовом взглянула на мужа.

— Ты приехал меня в чем-то обвинять?

Гриша нахмурился. Может быть, он догадался, что не в том положении, чтобы что-то говорить мне, но повисшее между нами наэлектризованное напряжение уже искрило, и мы будто два барана уперлись рогами, играя в гляделки. Первым не выдержал Гриша, попытавшись оправдаться.

— Я не обвиняю, Мариш. Просто решил, что могу заехать и взять необходимые мне вещи, не предупреждая тебя. Я ведь все еще имею право входить в эту квартиру?

— Да имеешь. Это и твой дом, — промолвила я, скрежеща зубами.

Минус в брачном жилье заключался в том, что я не могла так просто выставить мужа прочь из дома, сменить замки. Запретить ему на пушечный выстрел приближаться к месту, где мы были когда-то счастливы. Всё, что я могла, так быть благодарной Грише за то, что он сам предложил нам разъехаться на время и немного остыть. Правда заключалась в том, что остыла лишь наша постель, а внутри меня все еще бушевало пламя. И именно оно не позволило мне вовремя заткнуться и просто позволить мужу взять свои вещи и уехать. Я была настолько взвинчена, что не удержалась и сказала:

— Но ты решил меня всё же обвинить в том, что я не могу даже за кошкой присмотреть.

— Мариш, я не об этом...

— Не об этом, значит? Но я же только что слышала, как ты сказал, что я не налила воду в поилку, и бедная-несчастная кошка посидела несколько часов без воды. Но знаешь, когда я утром уходила, в ее поилке было достаточно воды, как и в миске корма, чтобы быть уверенной, что Мурка не умрет с голоду. Я умею заботиться о животных. Ты же не сдох, пока жил со мной все эти годы!

Выплевывая каждое слово, словно отравленные ягоды, я смотрела на мужа. На то, как менялось его лицо, как наполнялись свирепой яростью глаза, а губы сжимались в тонкую полоску. Как ходили желваки и стискивались кулаки. Что я ожидала увидеть, бросая в мужа обвинения? Раскаяние, принятие, мольбу. Но все, что я сейчас заметила, так то, что разозлила мужа так, как не злила, кажется, вообще никогда.

— Животное? — прохрипел он, когда я наконец замолчала, часто и поверхностно дыша. Мое сердце колотилось с такой скоростью, что еще чуть-чуть, и оно могло взорваться.

— Я не это имела в виду, — осипшим голосом пробормотала, но Гриша уцепился за крючок, который позволил ему продолжить эту словесную драку.

— О нет, Мариш, я все правильно расслышал. И все верно понял. Ты назвала меня животным. Вот значит как ты ко мне относишься.

— А ты сказал, что я плохая хозяйка.

— Я не говорил, что ты плохая хозяйка. Я просто сказал, что у Мурки не было воды. Ты хотя бы это понимаешь? Я просто сказал...

— Нет! — рыкнула я, уперев руки в бока. — Хотя знаешь, что... — с дрожащим от злости голосом продолжила говорить: — Ты животное. Ты все правильно расслышал. Потому что будь ты взрослым мужиком с мозгами, то вовремя бы вспомнил, что у тебя есть жена, которая тебя сильно любит! И что твой проступок рано или поздно всплывет, и ты разобьешь ей сердце, — кричала я, размахивая руками и роняя вновь проклятую сумку. — Ты бы даже не подумал сделать то, что сделал. Ты бы послал всех к чертовой матери и приехал домой, обнял меня и сказал, как сильно любишь! Вот на этом закончилась бы та история. Но нет! Ты позволил своим животным инстинктам взять вверх, и смотри к чему это все привело? А?! — И я развела руками, показывая разруху, царящую внутри меня и брошенную под ноги сумку, из которой вновь все вывалилось бесформенной массой на пол.

Гриша тихо выдохнул и повесил голову.

Здесь ему нечем крыть. Он понимал, что я права. И понимал, как сильно облажался.

— Поэтому не смей меня ни в чем упрекать. Я не давала повода сомневаться в себе. Во всем виноват только ты. А теперь уходи.

— Мариш...

— Проваливай, — надрывно произнесла я и только сейчас поняла, как ровно звучал мой голос, полный слез. Поднесла ладонь к лицу, и кожа вмиг намокла от потока хлынувшей из глаз соленой влаги.

Гриша промолчал. В таком же молчании он развернулся, сходил в спальню, откуда через несколько секунд вернулся с небольшим чемоданом, перешагнул через мою брошенную на пол сумку и покинул квартиру.

Я так и стояла посреди коридора и плакала, не издав ни звука. И лишь когда за моей спиной с тихим хлопком закрылась дверь, я опустилась на колени и трясущимися руками собирала вновь выпавшие из сумки вещи. Ко мне бесшумно подкралась Мурка, которая до этого момента и нос высунуть боялась, и, присев рядом, посмотрела на меня.

Всхлипнув, я уперлась ладонями в пол. Как все может испортить одно случайно брошенное слово!

— Прости, ты не виновата, — прошептала, не зная, оправдывалась ли я перед кошкой или считала, что поступила верно. Я слишком запуталась в своих чувствах. Мурка потянулась, выгнув спину, и приблизилась ко мне, тычась носом о мою руку. — Прости меня. Я не хотела, чтобы ты испугалась. Ты же... не испугалась?.. — всхлипывая, я сгребла кошку на руки и прижала ее к себе, продолжая плакать.

Мурка стала ластиться и мурчать. Наверное, впервые она не вырывалась, да еще ласкалась. Я уткнулась лицом в ее белоснежную шерстку. Она прощала меня. Я любила эту кошку всем сердцем.

Мое крошечное пушистое спасение.

— Что бы я без тебя делала? — промолвила, наконец перестав рыдать и взглянув на Мурку. Та загадочно блеснула зелеными глазами. Я улыбнулась.

Может быть, не все так плохо как могло показаться...