Дом был тих и печален.
Кто сказал, что дома – всего лишь постройки из камня и дерева? Может, когда имеются в виду типовые бетонные коробки из будущего, так оно и есть. А здесь, где каждый дом – индивидуален, где каждый кирпич руками укладывается, где до сих пор в основание дома закладывается «костяной камень», то есть чей-то череп, иногда и человеческий, и жертвоприношения проводятся, и кровь льется, и к конкретному роду дом привязывается…
Здесь слова «мой дом – моя крепость» как нельзя более правдивы.
Мой дом моей крепостью не был. Он был крепостью Сергея Никодимовича, а теперь хозяина не стало. И дом грустил. Ему было одиноко и холодно, тоскливо и горько.
Ладно, исправим. Этой же ночью.
Я мимоходом чмокнула в макушку Андрюшку и кивнула слугам:
– Я не знаю, надолго ли я в Москву. Дайте объявления в газеты и распаковывайте вещи…
– Да, госпожа, – отозвался дворецкий – и я направилась в свои комнаты.
Здесь все организовано очень удобно.
Если в моем мире человек, приехав в город, должен был проехаться по гостям, оставляя карточки, то здесь решительно экономили и время, и бумагу, и мои нервы в придачу.
Не надо ездить.
Ты приезжаешь в город, отдыхаешь пару дней, дольше неприлично, и даешь объявление в газету. Даже отдельная колонка для таких случаев есть. Там о прибытии и сообщается. Люди проглядывают газету, видят, кто приехал, и наносят визиты. Или присылают приглашения.
Дешево и сердито.
Мы были в столице.
После смерти Демидова мы не стали задерживаться на руднике. Я выписала управляющему премию, поблагодарила за верную службу и прошлась еще раз по выработкам, чтобы убедиться в отсутствии пакостных сюрпризов.
Знаю я закон подлости, знаю, сколько раз сталкивалась. Вот только ляпни, что все в порядке, тут же какая-то пакость и случится.
Но ни полостей с рудничным газом, ни предвестников обвала я не обнаружила и успокоилась.
Даже наоборот – словно бы рудничных жил больше стало. Как стянуло их сюда… вот стреляйте из рогатки, а я уверена, в тот раз их меньше было. Я и на карте посмотрела – меньше.
Пометила новые и отбыла.
Управляющий обещал посмотреть и разобраться. Хотя и сомневался, что такое может быть. А я вот думала про полозов.
Есть у них такое в крови, есть, над рудами они властны. Мог брат Ниты что-то такое устроить? Да вполне!
А что мне их отношение не нравится… и что?
Кто-то и где-то видел ласковую, милую, дружелюбную змею? Благодарную змею? Змею, которая поддается дрессировке?
Поверьте, таких нет. Разве что в сказках, но там и говорящие волки водятся, и змеи-горынычи.
Как с пресмыкающимися работают в цирке?
Это лучше не знать, чтобы не нервничать. Но там много всего неприятного для змей, мне рассказывали. И удаление ядовитых желез, и сшивание пасти, и… пролайферов на них нет. И хорошо, что нет. Змеи – не оценят.
Полоз все же змея.
Интересно, Нил тоже таким же будет? Жестким, холодным, равнодушным и безразличным ко всему? Или, воспитываясь с людьми, приобретет хоть какие-то человеческие черты? Научится любить, научится дарить тепло, станет больше человеком, чем полозом? Имею ли я право его таким воспитать? Не обреку ли на одиночество? Жить-то он будет дольше человека, хоть и полукровка.
Я погладила смешной хохолок на макушке полоза. Нил так и цеплялся за меня при каждой возможности. К Андрюшке он не ревновал – чего к нему ревновать, это не полоз, и вообще, мелкий, неопасный и другой породы. А вот когда я вернулась со свидания с его дядей, шипел долго.
Что-то ему не понравилось, или просто запах учуял…
Он уже начинал говорить. Получалось не слишком хорошо, но лиха беда начало?
Солнышко мое шипящее.
С рудника мы отправились в Березовский, где я и решила навестить храм. Исповедаться, ну, и заодно побеседовать о жизни. Поблагодарить…
Поделиться самым ценным – информацией.
Поездка оказалась не напрасной.
– Благословите, отче.
– Мир душе твоей, дочь моя…
Отец Александр сотворил знамение над моей головой. Я обозначила поклон и перешла к делу.
– Мне хотелось бы исповедаться. Я грешна, отче…
– Прошу, дочь моя, пройди во вторую комнату налево.
Что я и сделала.
Епитрахиль и прочий ритуал тут тоже есть. Нет исповедален. Большую часть людей исповедуют прямо в церкви. Благо есть поверье, что, подслушав чужие грехи, ты возьмешь их на себя. Здесь в это даже верят.
А для вип-клиентов, чтобы никто их откровения не слышал, предусмотрены комнатки. Не как исповедальни, нет. Тут скорее речь пойдет о дорогих психотерапевтах. Два кресла, столик, ковер, даже чай и печеньки при желании.
Очень удобно.
Я расположилась в кресле и налила себе чая. Вкусный, с чабрецом. Будем надеяться, никакой «сыворотки правды» мне не подмешают, не хотелось бы лишнего рассказать. Бог и так все знает, а слугам его лишняя информация вовсе ни к чему.
Отец Александр пришел достаточно быстро и расположился в кресле напротив. Я опустила глаза в чашку.
– Грешна, отче.
Единого канона здесь тоже нет. Грешна – и поехала. Исповедуйся до самого донышка.
– Слушаю тебя, чадо?
– Я принимала участие в убийстве человека. Кровь не на моих руках, но на моей душе.
– Кто этот человек, Мария Ивановна?
– Демидов, – припечатала я. – Сергей Владимирович.
– Как это случилось?
Я похлопала ресницами. И принялась рассказывать, немного подправляя истину. Нет, я не вру, тем более на исповеди, но ведь правда многогранна. Я просто аккуратно урезаю осетра до размеров селедки.
Рассказала, как пришло письмо, как я приехала на рудник, как Демидов попробовал меня похитить и как был насмерть закусан змеями.
– Богом клянусь, я их не натравливала…
Кажется, мне не поверили, но доказать сейчас это нереально. Слишком много времени пройдет, пока можно будет обследовать тело. Мы ведь его с собой не повезли, похоронили там же, у рудника. Кому не понравится, могут сами съездить, эксгумировать тушку и притащить на фамильное кладбище. Я на перевозку трупов не нанималась, а Благовещенский тем более не собирался тащить врага в Березовский. Трупы – разлагаются и воняют. И передвижение затруднят.
Ни к чему.
Священник внимательно выслушал, отпустил мне грехи и принялся расспрашивать. Увы, особого толка он не добился. Я отвечала на вопросы, а потом решила и свой задать.
– Демидов сказал, что церковь приглядывала за мной. Почему, отче?
На ответ я не рассчитывала. Но хоть что-то узнать?
– Потому что твой дар достаточно опасен, чадо, – честно ответил священник. – Мы за всеми некромантами приглядываем.
Я хмыкнула.
– Чтобы я мертвецов поднимать не вздумала? Или еще чего похуже?
– Мария Ивановна, все маги земли рано или поздно доходят до некромантии. Кто-то останавливается на этой грани, а кто-то и использует свой дар во зло людям. Как мы можем быть в вас уверены, если вы еще сами своей силы не знаете?
Хм… звучало логично.
– И только?
– Не только, Мария Ивановна. Подозреваю, ваша сила впервые проявилась именно в Лощинке, где вы столкнулись – с чем? Или – с кем?
Так я тебе и призналась.
– Могу поклясться где угодно и чем угодно – я не прибегала к некромантии.
В Лощинке. А про полозов и речи нет. И глупо это! Я и без некромантии кого хочешь угроблю, ничего в этом сложного нет, если знать законы физики и химии. Знание и из карандаша позволит гранату сделать.
Священник поглядел на меня и кивнул.
– Верю, Мария Ивановна. Но это – разумная предосторожность.
– Я не хочу прибегать к некромантии. Но если это понадобится для спасения моей жизни или жизни моих близких, я не поколеблюсь ни минуты.
– Я понимаю, Мария Ивановна. И не смогу вас за это осуждать.
Я улыбнулась.
Ну да, предать церковному суду можно и без всякого осуждения. И в монастырь заточить тоже.
Пообщались мы вежливо и вполне плодотворно. И, как я поняла, в столице за мной продолжат приглядывать.
Взамен пришлось поделиться с церковью своими последними разработками. Священник убедился, что это ни разу не некромантия, почесал затылок (в переносном смысле) и задумался.
– Почему раньше так не делали?
Я мило поулыбалась и предложила свою версию.
– Потому что женщины и мужчины мыслят по-разному? А женщин-магов, как правило, не бывает?
Видимо, это тоже не приходило в священническую голову. Но распрощались мы по-дружески.
И я принялась собираться в Москву.
Благовещенский составил мне компанию. Или я ему?
Ехали мы в одном поезде, даже в одном вагоне, хотя и в разных купе, встречались за трапезами в вагоне-ресторане, беседовали, выходили прогуляться, но держались строго в рамках приличий.
Ваня составлял компанию, стараясь не оставлять нас наедине.
Братики вообще были подавлены. Москва же…
А там Арина.
А кто-то у нее палец отрезал…
Безусловно, я ее найду. И тоже отрежу кое-что той гниде, которая подняла руку на девчонку. Может, тоже палец. Двадцать первый. Но дальше-то что?
Вот вопрос?
Здесь нет психологов, здесь нет реабилитационных центров, разве что монастыри, здесь не принято идти со своими душевными проблемами к врачу, только к священнику.
Допустим, Арина туда придет. Но помогут ли ей?
Я в этом сильно сомневалась.
Ладно, эти проблемы мы решим потом. А пока – расположиться в доме, превратить его в свою крепость, настроить систему защиты и начать разбираться с визитами.
Написать Романову, кстати говоря. Хотя Игорь Никодимович и так будет в курсе, кто бы сомневался. Работа у человека такая.
Ночью меня разбудил Андрюшка.
Я покормила ребенка, а потом накинула халат и вышла из комнаты. Мне нужно вниз, в подвал. А вот кому-то еще при этом присутствовать нежелательно.
Андрюшка пригрелся и сопел у груди. Мелкий такой, забавный…
Только вот сложно пока воспринимать его как человека. Скорее как пупса. Смешного, любимого, требующего заботы и ухода…
Ступеньки сами стелились под ноги.
Я спускалась в подвал.
Вот винный погреб.
Храмов показывал мне это место. Одна из бочек при нажатии на рычаг открывается, словно дверь. Вот в эту дверь мне и надо.
Я оказалась в маленькой комнатке. Буквально пять квадратных метров. Четыре стены – и небольшой камень посередине. Я точно знаю, что лежит под ним.
Некромантия?
Да, немного. И магия крови тоже. Без этого дома не построить.
Под камнем дома Сергея Никодимовича лежит змеиный череп (кстати – амурского полоза).
Лежит там прядь волос, смоченная кровью самого Храмова, и лежит такая же прядь его сына, ныне покойного. Бедный малыш.
Сейчас туда добавятся еще две пряди.
Нож у меня с собой. Специально захватила.
Отрезать прядку у затылка, кольнуть палец кончиком ножа, связать волосы узелком, смочить узелок кровью.
То же самое проделать с Андрюшкой.
Аккуратно отрезать прядку, кольнуть пальчик – и тут же подхватить капельку крови.
Ребенок разревелся, и пришлось его долго успокаивать. Ну все, все, маленький, все закончилось. Больше больно не будет. Это необходимость, это надо было, мама тоже пальчик наколола…
Тсс…
Наконец Андрюшка успокоился, и я надавила на угол камня.
Открылась небольшая выемка в земле. Туда и полетели наши волосы.
– Кровью – к крови. Пусть мой дом будет крепостью для тех, в ком течет моя кровь.
Ритуальная фраза. В обычном зрении камень остается простым, темным. Но я-то вижу, как его оплетают жадные золотистые нити, пробегают по граням, впитываются внутрь…
В Андрюшке течет кровь Храмова.
Во мне…
Условно – тоже. Я кровь от крови моего сына, как он – плоть от моей плоти. Я мать, я получаю защиту автоматически. Но сейчас у меня оказывается еще и доступ к пульту управления. Я могу что-то изменить, добавить… и я это сделаю!
Сегодня и сейчас.
Это не с бухты-барахты, я готовилась к этому последние несколько дней. Вливала силу в накопители, начитывала заклинания, так что сейчас у меня уйдет и меньше времени, и меньше сил.
Это как заранее подготовить все для работы.
Пришел в лабораторию и пашешь – не надо ни компьютер включать, ни программы устанавливать, знай себе вводи данные. Так я и сделала.
И то, когда все закончилось, мне больше всего хотелось уснуть, положив голову на этот родовой камень. Отлично сойдет вместо подушки.
Увы, ребенок моих устремлений не разделял. Пришлось вставать и на одной силе воли тащиться в спальню.
Ничего, переживу. Зато любого врага будет ждать та-акой приятный сюрприз!
Главное – не один!
Мой дом – моя крепость! И никак иначе!
С учетом убийц, которые могут подстерегать за углом, это становится особенно актуальным.
Утро я проспала.
Я спала до полудня и спала бы дольше, если бы Ваня не притащил в мою спальню поднос с кофе и свежеиспеченными булочками. Пахло все это великолепие так, что я взвыла всем желудком и вылезла из-под одеяла. Плевать на фигуру!
Амммм!!!
В себя я пришла, только слопав три булочки и выпив две чашки кофе.
– Ванечка, я тебя люблю!
– Я тебя тоже люблю. Еще будешь?
– Бубубу! – ответила я и вгрызлась еще сильнее в четвертую булочку.
Ваня честно ждал, пока я поем, приведу себя в порядок и даже переоденусь. И только потом начал задавать вопросы.
– Маша, а какие у нас планы?
– Написать Романову. Пройтись по магазинам. Ждать, – отчиталась я.
– Романову – это понятно, – кивнул Ваня. – По магазинам… нам что-то надо?
– Конечно. Я обязана быть одета по последней столичной моде.
– Ты же в трауре?
– Он тоже разный бывает, – вздохнула я. – Никуда не денешься, если меня пожелают видеть при дворе, надо выглядеть…
– Сложно это все.
– Привыкай, я надеюсь, ты тоже получишь дворянство. Хотя бы личное для начала.
Ваня кивнул.
Эта мысль у него не вызвала отторжения. А причину получения дворянства мы тоже уже придумали. Можно или за выслугу, или за заслугу. Как чиновник – пойти по гражданской части и с чина действительного статского советника получить. Или в армию, и там служить до полковника, но простолюдину это решительно невозможно сделать. Я бы просто Ваню туда не отпустила.
Одно дело – родину защищать, когда все на фронт, всё для победы. Это правильно. А вот в мирное время служить? Подвигов ты не совершишь, а получить полковничий чин за выслугу лет? Простолюдину?
Нереально.
А есть и еще вариант.
Ваня мог совершить для государства нечто важное. К примеру, как Мичурин. Тому дворянства не дали, но живи он в царское время, полагаю, оно было бы. И потомственное.
Так что я активно натаскивала братика и старалась сделать из него агронома. Грамотного и адекватного специалиста.
Не досталось тебе магии? Да и не надо! Ты, главное, правильно сформируй задание, а уж кому выполнить – найдется. Сила есть, ума не надо, это и к магической силе относится.
Ваня это понимал и учился. Сидел со мной, составлял таблицы, проводил расчеты…
– А ждать мы чего будем? Маша?
– Врагов, – безмятежно улыбнулась я. – Исключительно врагов.
– Каких?
– Вот и посмотрим. Полагаю, долго ждать не придется.
Начала я с письма Романову.
Потом написала в канцелярию Его Императорского Величества, уведомляя о своем прибытии в Москву. А потом действительно отправилась по магазинам.
Можно бы и вызвать модисток к себе, но…
Мода, такая урода!
Надо пройтись по улицам, посмотреть, во что одеты дамы, последние тенденции подметить… надо.
В моде оказался темно-пурпурный цвет. Это хорошо, мне он к лицу. А еще он неплохо сочетается с черным…
И широкие рукава, чуть присобранные по манжете, – тоже неплохо.
И украшения с красными камнями. У меня есть гранаты, в самый раз подойдет. Рубинов, жаль, нет. Но и не надо. Могут быть и поделочные камни, а обработаны так, что душа порадуется.
У меня был комплект в виде ягод клюквы. Гранаты, малахит… глаз не оторвать! И не сказать, что так уж дорого, а красота живая. Словно веточку на болоте сорвала.
Уральские мастера. Этим все сказано.
У портнихи я пробыла достаточно долго и вышла, заказав четыре платья. Одно доставят уже сегодня, остальные в течение недели.
Потом парикмахерская, ногти, волосы, я себя и так не запускала, но все же несколько дней в поезде никому на пользу не пойдут. Ухоженность теряется. Лоск.
Домой я вернулась только вечером, довольная собой. Волосы струились шелком, кожа светилась, ногти сияли – красотка!
Всю радость подпортил здоровущий букет ярко-алых, прямо-таки ядреных роз.
– От кого?
Увы…
Карточка с императорским гербом, только чуть урезанным, давала однозначный ответ.
Цесаревич.
Черти б его побрали! Вот про кого я успешно забыла и вспоминать не хотела, так это про его высочество Василия Иоанновича! Чего ему спокойно не живется? Вот – чего?
И откуда он знает, что я уже здесь?
Что вообще происходит?
Хотя и так понятно. Кто-то у Романова сливает информацию его высочеству.
– Маша, к тебе гости!
– Кто? – посмотрела я на Ваню.
– Эти… Храмовы!
– Тьфу! – от души высказалась я, но куда деваться? Надо, знаете ли, надо…
Григорий Никодимович Храмов с супругой ждали внизу. Я задержалась ровно на восемь минут.
Достаточное время, чтобы привести себя в порядок, оправить платье, причесаться и не торопясь выйти. Ни больше ни меньше. Такие крохотные нюансы, о которых узнала от баронессы Ахтырской.
Если гость ниже тебя по статусу, то можно спуститься к нему через десять и больше минут. Если выше по статусу – меньше, чем через пять минут. А если вровень – от пяти до десяти минут.
Такие вот игрушки у местной знати, как «язык веера» или «язык цветов».
Мой посыл не остался незамеченным. Я демонстрировала свое равенство, даже не начиная разговора. И Гриша Храмов недовольно покривился.
– Мария Ивановна, мое почтение.
– Григорий Никодимович, рада видеть вас с супругой у меня в гостях.
Все вежливо. Но подтекст прослеживается. Я вела себя как стерва и не собиралась это скрывать.
Сергей Никодимович не говорил прямо. Но была у него мысль, кого подозревать в смерти жены и сына. Была…
К сожалению, мысль – штука нематериальная, ее к делу не пришьешь. Даже на доказательства не пустишь эту самую мысль…
А мой Андрюшка, чисто гипотетически, в будущем может стать главой рода Храмовых. Он уже сейчас маг, и достаточно сильный. Я знаю. Кстати – тоже маг земли. Соперник он Гришкиным детям и внукам?
Да еще какой!
Супруга покривилась и окинула меня взглядом.
– Мария Ивановна, вы хорошо выглядите.
– Это провинциальный воздух, – отозвалась я с милой улыбкой.
– Да, это заметно. Такая загоревшая, простонародная… так и вижу вас где-нибудь на сеновале, то есть сенокосе…
Я пожала плечами.
– Не переживайте за меня, Милада Борисовна. Я понимаю, что в столице принято ходить как бледная немочь, но слепо подражать моде не собираюсь.
– Да, я вижу…
Шипение было вовсе уж гадючьим.
Мода – модой, траур – трауром, но фасоны платьев я для себя разрабатывала сама.
Может быть черное платье – уродливое, а может и изящное. К примеру, с каплевидным вырезом, который затянут черным газом. С кокетливой отделкой. С кружевом по воротнику и рукавам или с бисерной вышивкой… Да и обычную вышивку можно так сделать, что от платья глаз не оторвать будет…
Сейчас на мне было одно из домашних черных платьев, выполненное в простонародном стиле. Глухой лиф, под горло, с высоким воротником-стоечкой, спереди по лифу – пуговицы до талии. Юбка длинная, до пола, но пуговицы продолжаются по ней до самого низа, заставляя гадать – настоящие или ложные. А вдруг можно расстегнуть все, и платье сползет с дамы, как кожура с банана?
Кроме того, платье отлично подчеркивало тонкую талию и грудь, которая после родов и кормления приблизилась к полноценному четвертому размеру.
То есть – крупному. Достаточно крупному для моей фигурки, и без всякого силикона, что приятно. Нет здесь еще этих технологий, которые из простой женщины позволяют создать резиновую.
Храмов уставился на мою грудь и, ей-ей, облизнулся.
Ну помечтай, дядя. Больше тебе ничего не светит, кроме мечтаний, а я и в глаз засветить могу, если что. И не только в глаз.
– Мария Ивановна, с какими целями вы приехали в столицу?
Я пожала плечами, отчего лиф колыхнулся вместе с содержимым. Мадам еще больше побагровела и стала похожа на буряк.[1] Не сахарный. Уксусный, если такие встречаются в природе.
– Исключительно по приглашению. Его императорское величество пожелал видеть меня при дворе.
Теперь побурели оба супруга Храмовы.
– Ах, вот оно что, – протянул Григорий, пытаясь выиграть время.
Я мило улыбалась.
Что, что! Да то самое! Ты зачем сюда шел? Чтобы выяснить причину приезда и поставить меня в стойло, метафорически выражаясь.
А тут оказывается, что до тебя желающие нашлись. И бодаться с императором для здоровья очень неполезно. Мало ли какие у него планы, а ты их нарушишь? Прилетит тогда белке на стрелке…
– У вас были какие-то планы?
Григорий замотал головой.
– Что вы, Мария Ивановна. Я просто решил заехать, поинтересоваться… на правах старшего в роду. – Мужчина быстро обретал уверенность. Это понятно, надолго его из седла не вышибешь, он в этом давно варится.
– Да-да, – обрадовалась я. – Раз уж вы обязаны обо мне заботиться, посоветуйте хорошего законника?
Супруги насторожились.
– Зачем, Мария Ивановна?
Я пожала плечами еще раз.
– Григорий Никодимович, это личное дело. Семейное.
– Мария Ивановна, вы и есть часть семьи Храмовых.
Я пожала плечами.
– Это дело мое лично, а не семьи Храмовых.
И почему кажется, что мне не поверили?
А я всего лишь хотела узнать насчет Нила. Чисто гипотетически. Вдруг он может на что-то претендовать от Демидовых? Он ведь кровный родственник, это любая магия, любой анализ покажет. А кто мать?
А я не знаю. Мне не докладывались.
Не то чтобы я сильно хотела денег, но так понимаю, что прямая ветка от Андрея Демидова оборвалась? Все состояние разойдется по двоюродным-троюродным, грех не попользоваться в своих целях. Пусть малышу деньги достанутся.
Останется Нил с людьми или уйдет к полозам, это его личное дело. Но материальная база у него быть должна. Я ее ребенку и обеспечу, пусть будет полозу куда возвращаться.
– Я настаиваю, чтобы вы мне рассказали, – лязгнул металл в голосе родственничка. Ага, металл… так, алюминиевыми вилками постучали.
– Исключительно с разрешения Игоря Никодимовича Романова, – согласилась я. Покладисто так…
Романовского разрешения Храмов не пожелал. Обжег меня злобным взглядом и поинтересовался моими планами.
Я сообщила, что мои планы находятся в полной зависимости от желаний его величества. Скажет прыгать – буду прыгать. Скажет падать – буду падать и ползти. Как особа полностью верноподданная.
С тем Храмовы и удалились несолоно хлебавши.
– Маш, а зачем они приезжали?
– Подозреваю, на разведку, – отозвалась задумчиво я.
Ваня послал в дальний путь разведку.
Я пожала плечами.
– Сволочи они, сволочи…
– Никто и не сомневался, – выдал Ваня и отправился на кухню заедать стресс.
Я в который уже раз пожала плечами. Сволочи. Но понять их можно.
Что делать, если у тебя ни особых талантов, ни ума, ни фантазии, а есть только хитрость, подлость и пронырливость?
И неистребимое желание жить хорошо?
Гриша Храмов хотел. И нашел выход, пусть за счет брата, пусть пришлось приговорить его жену и сына, ну так что ж? Он ведь все для блага семьи делал…
Таких отговорок можно придумать сотни и тысячи. И на благо семьи, и он лучший глава, и он заботится о своих детях, и Сережка бы все по ветру пустил, и…
Красивые слова. И подленькие мелкие мысли, которые они прикрывают.
В глаза Гриша хотел сказать мне: «Чего ты приперлась, стерва? И что с тебя можно поиметь полезного? Для меня любимого, лично?»
В глаза я ему хотела сказать: «Вали отсюда, сукин кот! И чтобы духу твоего рядом не было, не то будешь кастрированным котом!»
А вместо этого поулыбались и разошлись.
Великая вещь – дипломатия!
– Мария Ивановна, вам письмо.
– Благодарю, – кивнула я лакею, который протянул мне на подносе конверт из плотной голубой бумаги.
– Курьер ждет ответа.
– Курьер?
– Да, госпожа.
Взяла, посмотрела на печать.
Хм?
Герб Горских.
– Отец объявился? Ладно, накормите пока человека, и пусть подождет. Сейчас напишут ответ.
Я решительно сломала воск, хрупнувший под пальцами, и достала из конверта лист надушенной бумаги. Пробежала строчки глазами.
Н-ну, папаша!
В самых вежливых выражениях мне сообщалось, что завтра с утра отец ждет меня у себя дома. В гости. Лучше – с внуком.
Можно и без внука, поскольку речь будет идти о моем будущем.
Зар-раза!
Поборола желание кинуть бумагу в камин. Села за стол и выдернула лист бумаги из толстой пачки.
«Папаша!
Мать твою, гиену суматранскую, какого хрена ты лезешь, куда тебя не просят?! Ноги вырву и в уши вставлю, руки поотшибаю…»
Дописала. Прочитала. Решила, что надо немного подправить, – и застрочила, переводя с доходчивого на дипломатический.
«Отец!
Прошу прощения за то, что не смогу прибыть к вам для обсуждения моего будущего…»
Пусть дискутирует на эту тему с Романовым. Думаю, Игорь Никодимович – собеседник вполне приятный, отзывчивый, а главное, умеет очень доходчиво объяснять некоторым людям, что они неправы в своих устремлениях. И нуждаются в устремлении в другое место.
Отдала письмо посыльному и вычеркнула Горских из общего списка.
Но не быстро ли вся эта компания активизировалась? Вчера я приехала, вечером дала объявление в газету, то есть сегодня оно появилось в утренних сводках – и уже подсуетились?
Не рановато ли?
Чего всем от меня надо? Хотя я и так догадываюсь.
К вечеру доставили письмо от Романова.
Игорь Никодимович сообщал, что навестит меня завтра с утра. В десять часов, если я могу его принять. Я отписала, что буду счастлива его увидеть, и отослала письмо.
И ведь правда – буду счастлива. Хоть один приличный человек среди этих всех… даже скунсами не назовешь! Чтобы не оскорблять животное!
А что профессия у него такая – глава тайной канцелярии при его величестве, так кто-то и этим заниматься должен. Тащить и не пущать. Не то всю страну растащат и запустят.
К ужину явился Благовещенский и был принят с улыбками всех домочадцев.
– Александр Викторович! – как родному обрадовался Ваня.
Петя просто повис у мужчины на руке, а мелкие что-то пискнули и согласованно направились проситься на ручки.
Я невольно загрустила.
Да, в доме нужен мужчина. Будь ты хоть трижды феминистка, а нужен… Особенно когда у тебя на воспитании аж четыре пацана разных возрастов.
– Мария Ивановна.
Мне достался поцелуй ручки и букетик фиалок. Я с благодарностью приняла и пригласила Благовещенского поужинать с нами.
– Признаюсь, я на это и рассчитывал, – признался он. – В моем доме пока еще нет кухарки, а есть то, что приготовит мой денщик, можно только в походе. И в ресторацию идти неохота было.
Я улыбнулась.
– Тогда вы пришли по адресу – и вовремя.
Подобные шуточки тоже уместны только между своими. Но Благовещенский уже и был для меня в числе «своих».
Ужин подали быстро, блюда радовали и вкусом, и запахом. Мужчины нахваливали кухарку, а Благовещенский послал ей на кухню рубль от щедрот.
Все было тихо, мирно и спокойно, пока в столовую не вошел очередной лакей.
– Мария Ивановна, вам доставили…
– Несите сюда, – со вздохом распорядилась я, отодвигая тарелку с ухой из стерляди.
Доставленным оказался букет потрясающей красоты.
Сиреневые ирисы, алые гвоздички, еще какая-то зелень, белые мелкие цветочки, все это смотрелось так… хотелось вставить букет в рамочку.
Нарисовать.
Хотя бы сфотографировать – и любоваться, когда придет плохое настроение.
К букету прилагалась большущая коробка с марципанами.
– Конфетки! – обрадовался Петя по-детски.
– А от кого? – тут же задумался Ваня. – Цыц, мелочь!
Петя надулся и засопел, но спорить не стал. Я поискала карточку.
– Всего одно слово. Прекраснейшей.
– И от кого это может быть? – нахмурился Благовещенский.
Я пожала плечами.
– От кого угодно. Могу лишь заверить, что я авансов никому не раздавала.
– Мария Ивановна, поймите меня правильно. Карточка абсолютно правдива. – Александр нахмурился. – Но все-таки хотелось бы знать – от кого?
– Мне бы тоже, – задумалась я.
А правда – от кого?
Что-то я не припомню в своей жизни мужчин с таким банальным стилем. Букеты, конфеты… ухаживания?
Безусловно, приятно. Но слишком уж внезапно.
Вряд ли я успела на кого-то произвести такое впечатление, Милонег мертв, цесаревичу не по чину, а кто еще?
Да и не прислал бы такое цесаревич, он бы просто распорядился, и пришел бы мне дежурный букет из алых роз. Страсть, восхищение, желание. А тут со вкусом подобрано, с фантазией…
Паранойя?
Да и ёж с ней!
– Есть ли возможность проверить марципан?
– Проверить?
– Не отравлен ли он.
Мальчишки поглядели с глубоким шоком. Благовещенский покачал головой.
– Вы не слишком передергиваете, Мария Ивановна?
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – ответила я старой поговоркой еще моего шефа. Он, правда, другое слово употреблял, различающееся на одну букву, но то детали.
– Я могу попробовать. Но конфеты потом будут несъедобны…
– Да и черт с ними, – махнула я рукой. – Лучше несъедобные конфеты, чем беспокойная я. Или даже так…
Я выбрала с десяток конфет наугад из коробки и положила перед Благовещенским.
– Проверяйте, Александр Викторович.
Мужчина провел рукой над конфетами. На кончиках пальцев заплясали зеленоватые огоньки, словно на живом детекторе, а конфеты вдруг начали темнеть и просто рассыпаться в прах.
Кроме…
Одна, две…
Две конфеты из десятка выбранных наугад дали иную реакцию.
Красноватые огоньки говорили о том, что в конфетах содержится яд.
– Ёжь твою рожь! – от души высказалась я.
Внимания никто не обратил, мальчишки и похлеще высказывались. И сложно было их за это упрекать. Это я сладкое не люблю, мне бы остренького, а мальчишкам конфеты дико нравились – издержки полуголодного детства. Умяли бы только так.
И – умерли.
– Отдам Романову, – решила я, сгребая коробку. – И цветы тоже, вдруг он что по своим каналам узнает?
– Отдавайте, Мария Ивановна, – согласился Благовещенский. – И будьте осторожны.
– Я буду, – пообещала я. – Ребята, вы поняли? Ничего в рот не тянем! Из присланного!
Вспомнился Дюма-отец с его миледи. Ведь тоже присылали д’Артаньяну отравленное вино, кажется… выпил бы – и конец истории.
Нет, ну кому я так помешала? Просто невежливо убивать человека – и не дать понять, за что, собственно, убивают!
Романов явился точно к назначенному времени. Поцеловал мне ручку и преподнес запечатанный конверт.
– Это вам, Мария Ивановна.
– Мне?
В конверте оказалась небольшая твердая карточка неправильной формы с вензелем императора.
– Это пропуск во дворец. С этой бумагой вы в любой момент можете пройти к его императорскому величеству.
– В любой момент? – прищурилась я.
Романов ответил улыбкой.
– В этом месяце. Карточки каждый месяц меняются, чтобы избежать неприятностей, ваша действительна еще двенадцать дней.
– И что требуется его императорскому величеству от бедной вдовы? – подозрительно уточнила я.
Такие подарки просто так не делаются, еще бы «открытый лист» вручили. «Все, что сделал предъявитель сего…»
Не нужны мне такие благодеяния, за которые неясно чем расплачиваться.
– Практически ничего. Мария Ивановна, государь пригласил вас прийти послезавтра во дворец.
Я красноречивым жестом показала на свой вдовий наряд.
– Воля его императорского величества.
Я пожала плечами.
Воля – так воля. В принципе, вдовам не запрещено появляться в свете, просто это не одобряется. И на балах им бывать не принято, в первый год после кончины мужа – точно, а то и дольше.
– Куда именно мне надо прийти?
– В синюю приемную. Скажете лакеям, проводят.
Я склонила голову, выражая полное согласие. Куда скажете, туда и приду.
– Мария Ивановна, у меня к вам серьезный разговор.
– Да, Игорь Никодимович?
– Скажите, что вы помните об этом дне?
Передо мной помахали страничкой из моего же дневника. Дневника княжны Горской.
Я послушно взяла страничку в руки, пробежала глазами.
– Не помню, Игорь Никодимович.
– Совсем ничего?
– Увы. Память ко мне так и не вернулась. Это может быть важно?
– Очень важно.
Я покусала губы, изображая задумчивость. Именно изображая, память-то не моя.
На страничке была описана встреча двух мужчин. Один что-то передавал другому…
– Нет. Не помню.
– Очень жаль, Мария Ивановна.
– Мне тоже, Игорь Никодимович. Верьте, если бы ко мне вернулась память, я бы и минуты молчать не стала.
– Верю, – кивнул Романов. – Тем более что это важно для вас в первую очередь.
И что я такого записала?
Что такого подметила княжна? Двое людей, двое мужчин, один из которых явно дворянин, второй – нет, дворянин что-то передает простолюдину…
Что в этом странного?
Не понимаю…
Видимо, это достаточно четко отразилось у меня на лице, потому что Романов разочарованно вздохнул.
– Очень жаль, Мария Ивановна. Очень жаль…
– Как вы думаете, это может быть связано с очередным покушением? – прикинула я.
Романов подобрался.
– Очередным, Мария Ивановна?
Я молча вручила начальнику императорской секретной службы коробку с марципанами и букет. И сообщила о вчерашнем инциденте.
На слово мне предсказуемо не поверили, активировав то же самое заклинание.
Когда уже четвертая конфета заставила огоньки поменять цвет с зеленого на красный, Романов опустил руку и что-то прошипел сквозь зубы. Наверное, пожелание добра отравителю.
– Я отдам эти конфеты своим людям, Мария Ивановна. Попробуем выяснить, кто их прислал.
– Прошу вас, Игорь Никодимович. Может быть, чаю?
Он кивнул, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Мария Ивановна, вы не хотите рассказать мне о вашей жизни в Березовском?
– Игорь Никодимович, неужели вы не получали отчетов о моей жизни в Березовском? – съязвила я.
Романов покачал головой.
– Не льстите себе, Мария Ивановна. Безусловно, о вас докладывали, но не так часто и не столь много.
Я мило улыбнулась.
– Чай с сахаром?
– И с молоком, пожалуйста.
Пару минут я потратила на приготовление чая, а потом заговорила, неторопливо припоминая все, что произошло в Березовском.
Романов внимательно слушал.
Увы, спокойно попить чая нам не дали.
– Где эта негодяйка?!
Я подняла брови. Кажется, это папенька, а чего он так возмущается? Я же написала вчера, что не приеду?
– Мария Ивановна?
Романов заинтересованно поднял бровь.
Я мило улыбнулась, обозначая, что я тут вовсе и ни при чем. Откуда я знаю, кто и по какому поводу верещит?
– Мария!
Отец влетел в комнату и остановился. У него даже нос сплющился немного, словно он с размаху на стену им налетел.
Романов улыбнулся добрым оскалом голодного крокодила.
– Ваша светлость, князь Горский? По какому поводу шум?
– Я…
– Папенька, вы тут какую-то негодяйку искали? – ангельским тоном поинтересовалась я.
Если бы взгляды могли убивать, я бы точно под стол свалилась трупиком. Но василиском Иван Горский не был.
– Мария, я хотел бы знать, что это такое?
Князь Горский потряс листком.
Я подняла брови.
– Не знаю. А прочитать дадите?
Лист спланировал на стол.
Я вгляделась и перевела дух.
На одну секунду я подумала, что отправила вместо дипломатического – настоящую версию письма. Ту самую, где не стеснялась в выражениях. Вот был бы казус!
Но нет.
Все вежливо, корректно…
– А что, собственно, случилось? Да вы присаживайтесь, князь, побеседуем…
Отказывать Романову дураков не было. Князь опустился в кресло.
Как оказалось, его подвела самоуверенность. Написал вчера дочери письмо и отправился в клуб. Выпить и поиграть в карты.
То есть – налаживать дипломатические отношения.
А мое письмо даже не прочитал, твердо будучи уверен, что я прибегу по первому щелчку отцовских пальцев.
И вот сидят они, сидят…
– Кто именно? – резко спросил Романов.
– Я и Симеон Михайлович Алябьев…
– Так.
А княжны-то все нет и нет. Тут-то князинька письмо от любящей дочки и распечатал. И сильно оскорбился. А чем, спрашивается?
Я-то в чем виновата?
Он – дурак, а я крайней записана? Извините! Я не согласна!
– Батюшка, а зачем вы меня приглашали, да еще в такую компанию? – сахарным тоном осведомилась я. – Может, расскажете?
– Да, мне тоже было бы интересно, – согласился Романов, да так благодушно, что даже я поняла – лучше не врать.
Князь сглотнул и попытался удариться в дипломатические отговорки, но главное мы поняли.
Меня планировали снова продать.
А что?
Маг земли, с проявленным даром, не бесплодная, что доказано уже одним ребенком, с хорошим приданым – и тем, которое отец вручил, и тем, что от первого мужа осталось, – не старая, симпатичная…
Отличный товар!
Налетай, торопись, покупай живопись!
Тьфу, зараза!
Ладно, Маруся, спокойно, лучше думать о приключениях Шурика, чем о том, как ты прореживаешь плешь своему отцу.
Медленно, вдохновенно, по волоску… заливая все, что останется, расплавленной смолой и сатанински хохоча при этом!!!
И даже в голову папаше не приходит, что я могла отказаться. Это ж надо?
Прихожу я к отцу, а там сидит Алябьев, который и сам маг не из последних. И, мило улыбаясь, сообщают, что для меня подобрали жениха.
Кстати – кого?
Романов поддержал мой интерес, князь заюлил, но имя выдал. Да, это вам не партизан, военную тайну не скроет…
Кирилл Симеонович Алябьев.
– О как! Сын главы юрта! – восхитилась я.
– Не обольщайтесь, Мария Ивановна, – опустил меня на землю Романов. – Он не наследник, а младший сын, это первое. Кириллу уже за сорок, и репутация у него отвратительная, это второе.
– Пьет, гуляет, деньги мотает?
– Все сразу.
– Хм, сомнительной ценности сокровище. А я ему зачем? Что, папа на девочек и вино больше денег не дает?
– Что за выражения, Мария! – рявкнул отец.
Романов только головой покачал.
– Мария Ивановна, вы почти угадали. Старший сын у Алябьева недавно погиб, остались двое детей, но они не такие уж сильные маги. На младшего надежды мало, сами понимаете.
– А зачем тогда я нужна?
– Ради сильной крови. Ваш младший сын ведь является магом?
Я опустила глазки.
– Является. Но силу дара пока предсказать сложно. Андрей маг земли, равно как и я.
– Вот видите? Есть шанс, что и остальные ваши дети будут магами. Сделает Кирилл вам трех-четырех деток, и отлично. Алябьев еще в силе, лет двадцать протянет спокойно, а то и больше…
– Если его младшему сыну – сорок лет?
– В юртах иногда очень рано женятся, Мария Ивановна. Алябьеву чуть больше шестидесяти, и он маг. Сильный.
– Тогда понятно. Простите, Игорь Никодимович.
– Ничего страшного, Мария Ивановна. Спрашивайте, если не знаете, я поясню.
Я кивнула. Шестьдесят лет для мага не возраст, отдельные представители и до ста пятидесяти дотягивали. Бывало.
Говорили, что есть маги, которые и по триста лет прожили, но об этом – шепотом и тсс! А еще такая особенность. За долголетие маги расплачивались малодетностью. Максимум – трое детей, а потом – все. Как семя выгорает…
Магия тоже численность магов регулирует.
– А меня никто спросить не пожелал? – злобно прошипела я, глядя отцу в глаза.
Хотя какой он, к черту, отец? Торгует мной, как скотиной, и хоть бы раз о дочери подумал? Ведь не за хорошего человека сватает, не за того, который будет беречь и любить, заботиться и на руках носить! Нарочно, что ли, самых сволочей подбирает?
– Вас-то, Мария Ивановна, спрашивать, конечно, не собирались, – медовым тоном поведал Романов. – Но мне интересно, почему не собирались спрашивать его императорское величество, под протекцией коего вы находитесь? Князь, вам неизвестно, что любой брак Марии Ивановны должен быть одобрен лично его императорским величеством?
Князь опустил бесстыжие глазки, но я уже сообразила.
– Я подозреваю, что откуп был готов. Много хоть за меня дать собирались, папенька?
– Не дерзи мне, дрянь!
Увы, пощечину мне отец дать уже не мог, а на слова я и вовсе плевать хотела. Это он с моим шефом не общался, который иногда изъяснялся только на народно-матерном. Пусть спасибо скажет, если я его лексикончик не вспомню и не выдам здесь и сейчас, а то хочется, аж в груди печет…
– А мне тоже интересно, – подключился Игорь Никодимович.
Папеньку он выпотрошил, как пойманную рыбку – до донышка. Еще и чешую поободрал.
Как я поняла, меня планировалось огорошить счастьем – и сразу же везти в церковь. Если что, глава юрта сильный маг, мне бы с ним никак не справиться, но и на подхвате несколько магов было. Пошла бы я замуж как миленькая.
Там же и брак закрепили бы, жених ради такого счастья третий день трезвый мается, как лох последний. А дальше проси, не проси…
Маги земли – зверюшки плодовитые, вот ведь как. И Андрюшка будет от всех жен детей плодить, и я могу еще с десяток малышей нарожать. И маги будут! Скорее всего!
Залетела б я если и не с первого раза, то со второго, на то и настои есть, и артефакты, просто не всем они помогают. Но на магов земли действуют очень положительно.
Романов только головой покачал.
– Да, Иван Александрович. Вы меня просто поражаете.
Князь злобно поглядел на Романова, но понял, что тявкать не рекомендуется, могут и за хвост оттаскать.
– Моя дочь – моя воля! Ей в юрте хорошо было бы, а за внука Алябьев ее озолотил бы! Да еще если бы маг родился! И сильный!
– Что ж вы, папенька, себе какую-нибудь гулящую девку в жены не взяли? – прошипела я. – Или подобрали уже мне четвертую мачеху по образцу третьей?
– Ах ты, дрянь!
Отец размахнулся.
Я уже приготовилась встретить размах чайником – заварка еще горячая, выплеснуть в лицо, а потом и самим заварочником добавить, тяжелый, серебряный…
Романов поднял руку.
– Горский!
И так это прозвучало! Осталось только добавить: «Сидеть!»
Князь мгновенно сдулся и опустился на место. Я поставила чайник, не дожидаясь, пока меня попросят.
– Мария Ивановна, я надеюсь на ваше благоразумие?
– Да, Игорь Никодимович.
– Князь, я прошу вас запомнить, что Мария Ивановна находится под защитой его императорского величества. И любые попытки повлиять на ее выбор спутника жизни будут рассматриваться как оскорбление императора.
Отец аж с лица сбледнул.
Я злобно ухмыльнулась. Так тебя, гада! И еще раз – так!
– Мы вас больше не задерживаем, князь.
Горский вылетел как под зад пнутый. Я посмотрела на Романова.
– Он все равно меня в покое не оставит. Вы же понимаете, Игорь Никодимович.
– Понимаю, Мария Ивановна. И, должен заметить, у вас есть замечательный выход избежать навязанного замужества.
– Да? И какой же?
– Разумеется, выйти замуж по любви.
И кто сказал, что тролли появились только с развитием интернета? Здесь они и сами по себе отлично бегают. Юморист, ёжь его рожь!
Романов поулыбался пару минут – и снова посерьезнел, показывая, что шутки кончились.
– А теперь подробнее про Демидова и его печальную кончину, Мария Ивановна?
Я послушно начала рассказывать.
И – гулять так гулять – поинтересовалась перспективами Нила.
Романов задумался.
– Так это ребенок Демидова?
– Мать клялась, что в нем кровь Демидовых. А вот чья именно… она утверждала, что его отец уже мертв.
– Хм…
Романов задумался.
– Я доложу государю. А вы, Мария Ивановна, пока ничего не предпринимайте и никому не говорите.
– Никто и не знает, Игорь Никодимович.
Романов поцеловал мне руку и распрощался. А я осталась сидеть, попивая чаек.
Да, закручиваются дела…
А и ладно! Прорвемся! Главное ведь в нашем деле что?
Как говорит наш дорогой шеф – главное в нашем деле этот вот, «реализьм».[2]
У меня, правда, шефа нет, в том мире остался, но реализм я точно обеспечу. Всем.
Добавлю, догоню, отвешу и снова добавлю. Во имя справедливости.
– Маша, а твой отец – идиот?
И когда Ванька умудрился растерять почтение ко всем, к кому надо? К власть имущим, стоящим выше по положению и старшим?
Плохо, плохо я на него влияю. Но ведь и правда – идиот.
– Диагноз пока не подтвержден, но субъект явно не адекватен, – в отместку заявила я. Пусть соображает, что это значит.
– Он что – не мог догадаться, что ты откажешься?
Я фыркнула.
– Ванечка, а ему на мое мнение было плевать и осталось положить.
– Ну… государь бы не разрешил.
– Потом бы утрясли ситуацию, уж поверь. Нашли бы метод.
– И ты бы не простила никогда…
– Ваня… – Я вздохнула и решила объяснить все еще раз. – Вот представь себе ситуацию. Я прихожу в родной дом, рассчитывая на простое чаепитие, а мне объявляют волю отца. И давят авторитетом, и угрожают проклятием, между прочим, и еще конфетку какую перед носом вывесят. Могли?
– Могли.
– А там еще и глава юрта. И сам по себе мужик не хилый, да еще маг, да еще с опытом – поди рыпнись. Нет, потом я бы устроила им небольшой Освенцим…
– Чего устроила?
– Локальный филиал ада на Земле.
– А-а…
– Но это уже потом. Да и не рассчитывал никто на серьезное сопротивление. Мне ведь еще и двадцати лет нет.
Ваня вздохнул.
– Знаешь, Маша, твой отец не идиот.
– Да?
– Он большая сволочь.
– А вот этот диагноз подтвержден. Даже не сомневайся.