Страх разоблачения

12

— Твою передачу про Мисс Америку я выкидываю. Диана удивленно взглянула на Эда Блейка и заметила триумф в его глазах.

— Почему?

— Потому что никто не просил тебя брать интервью у этих идиоток, которые устроили митинг протеста на улице. Ты превратила репортаж в крестовый поход феминисток!

Диана попыталась справиться с бушующим внутри ее гневом.

— Я просто добавила немного глубины в этот пустячок. Что в этом плохого?

Эд пересек комнату и остановился прямо напротив ее стола, явно намереваясь унизить ее.

— Никто не захочет смотреть это дерьмо. Ты думаешь, фермерам из Айовы есть дело до группы лесбиянок, сжигающих свои лифчики? Черта с два! Им требуется американская традиция.

— Значит, скормить им очередную дозу вранья? Будет тебе, Эд! Этим женщинам на улице есть что сказать по поводу конкурсов красоты, и они тоже имеют право быть выслушанными.

— Ерунда, — отрезал Эд. — Я отправляю твой репортаж в мусорную корзину, и в следующий раз, когда тебе в голову взбредет очередная гениальная идея, вспомни, во что обойдется каналу это твое маленькое фиаско. Надеюсь, это тебя остудит.

Диана почувствовала свою полную беспомощность. После того, как полтора года назад его сделали исполнительным продюсером, Эд весьма эффективно пресек все контакты между сотрудниками и начальством. Теперь это самое начальство целиком полагалось на его версию событий, и каждый, кто пытался выступать против него, оказывался безработным. За очень короткий период времени он устроил себе на студии постоянную и очень удобную нишу.

— Ты поступаешь неразумно, Эд, — сказала она, понимая, что все бесполезно, но не сумев удержаться от последней попытки.

Он круто повернулся к ней, его лицо исказил гнев.

— С кем ты, черт побери, разговариваешь?! Одно мое слово — и ты вылетишь отсюда со свистом!

— Я знаю.

— Тогда кончай выкобениваться. Я ставлю тебя на передачу о пластической хирургии. Постарайся показать, на что ты способна. — Он даже не потрудился поинтересоваться ее реакцией, просто захлопнул за собой дверь.

Диана прижала пальцы к вискам, пытаясь унять головную боль. Передача о пластической хирургии была еще одной пустышкой, повествующей о том, как «богатые и знаменитые» ликвидируют целлюлит на бедрах или избавляются от носа картошкой. Именно такие передачи в последнее время и поручал ей Эд. Она была помощником продюсера, но Эд строго следил за тем, чтобы ей не доставалось ничего важного. Такие передачи поручались мужчинам, которые пресмыкались перед ним. Если при Джордане Карре существовала хоть какая-то справедливость, то теперь Эд играл по своим собственным правилам. Он повышал или понижал сотрудников в должности абсолютно произвольно, и к компетенции это не имело никакого отношения. По правде говоря, единственное, чего Диана так и не сумела понять, — это почему он позволил ей остаться после ухода Kappa и даже не понизил в должности. Впрочем, Эд явно получал садистское удовольствие, издеваясь над ней, так что она постоянно пребывала в напряженном ожидании конца своей карьеры. От этих невеселых мыслей ее отвлек стук в дверь.

— Войдите! — крикнула Диана и обрадовалась, увидев свою секретаршу Энджи с большим пакетом в руках.

— Значит, так, тут у нас два блинчика с яйцом и рис со свининой.

— Спасибо. Присоединишься?

— Я думала, вы умираете с голода…

— Уже нет. Эд забраковал передачу про Мисс Америку.

— Господи! Подождите, сейчас принесу тарелки.

Пока Энджи бегала на кухню за тарелками, Диана испытывала некоторое удовлетворение. То, что она взяла на работу Энджи, было маленьким бунтом, одной из ее немногих побед в длинной и утомительной войне с Эдом Блейком. Вместо того чтобы взять в секретарши свеженькую (и неопытную) девушку, только что из колледжа, она предложила работу коренастой, грубоватой и энергичной Энджи, которая родилась и выросла в Ист-Сайде и которая печатала быстрее, чем целая армия юных красоток. Эд ее ненавидел, но Диана обнаружила в Энджи острый ум и прямоту и ни разу не пожалела, что взяла ее на работу.

— Ладно, теперь рассказывайте, что случилось, — сказала Энджи, входя в комнату с тарелками и приборами.

— Эд обвинил меня в дискредитации американской традиции. Он утверждает, что никто не захочет смотреть, как «какие-то идиотки сжигают свои лифчики».

— Так он все вырезал?

— Ты правильно поняла. Энджи сморщила нос:

— Какой придурок! Я знала, что он готовит какую-то пакость. Он всю неделю ходил с таким странным видом, как будто вот-вот кончит в первый раз за десять лет.

Диана рассмеялась и положила по две ложки риса и по блинчику на каждую тарелку.

— Сомневаюсь, что он вообще на это способен.

— Неправда. Я слышала, что он пользует Пэт Рейнольде из машбюро.

— Ты шутишь! Зачем ей такой старый слизняк, как Эд? Энджи проглотила ложку риса.

— Как зачем? А повышение?

— Господи, да я лучше пошла бы полы мести! Энджи кивнула и положила себе еще жареного риса.

— Таким мужикам, как Эд, нельзя доверять. На сколько вы готовы поспорить, что он ее не повысит?

Диана отломила кусочек блинчика, но есть ей действительно расхотелось. Она слишком разозлилась на Эда, а кроме того, в последние пару недель ее то и дело начинало тошнить.

— Слушайте, вы в порядке? — забеспокоилась Энджи. — Что-то вы вдруг побледнели.

— Тошнит почему-то.

— Опять? Это уже третий раз за неделю! Вам надо пойти к врачу.

— Это все стресс.

— Вы тут каждый день испытываете стресс, так и до язвы недалеко. Идите домой, отдохните как следует.

Диана покачала головой, но мысль пойти домой и растянуться на постели показалась ей очень привлекательной.

— У меня сегодня есть встречи?

— Ничего такого, чего нельзя было бы перенести. Идите домой и расслабьтесь.

Стоило Диане сесть на виниловое сиденье такси, как тошнота прошла, но злость не утихла. Каждый раз, думая об Эде Блейке, она ругала себя за то, что терпит его издевательства. Разве стоили ее амбиции двенадцатичасового рабочего дня и постоянных надругательств? Но она так любила свою работу, что отказаться от нее было выше ее сил.

Потом она стала думать о Джоуэле и их браке, который так замечательно начинался и сулил столько надежд, но который теперь медленно распадался. Ее постоянные стрессы на работе не прошли даром: она стала все чаще срываться на Джоуэла. Их теплые отношения превратились в прохладное безразличие, прерываемое время от времени бурными ссорами. Диана постоянно давала себе обещание сделать все, чтобы сохранить брак, но ей никак не удавалось наладить их отношения. Правда, теперь они, по крайней мере, жили лучше. Ее повышение дало им возможность снять более удобную квартиру, хотя здание было далеко не роскошным. Все бы ничего, вот только Джоуэл очень близко к сердцу принял тот факт, что она в состоянии платить за эту квартиру…

Когда водитель остановился на углу и Диана, расплатившись, вышла из машины, ноги еле держали ее. Может быть, дело не только в том, что она слишком много работает? Но мысль о болезни так напугала ее, что она быстро ее отбросила, решив, что все дело в растрепанных нервах.

Войдя в квартиру, она поморщилась от оглушительного звука телевизора. Джоуэл валялся на диване, уставившись в экран и держа в руке недоеденный бутерброд. На животе у него покачивалась переполненная окурками пепельница. Диана попыталась скрыть свое раздражение, но беспорядок в квартире и бездельничающий Джоуэл вывели ее из себя.

— Почему ты дома? Я полагала, ты встречаешься со своим агентом.

Он на секунду приподнял голову, потом снова уставился в телевизор.

— Не было смысла ехать. Я ему позвонил.

— Ну, и что же теперь?

— На этой неделе — ничего.

— А на следующей?

— Слушай, отстань! Я хочу посмотреть передачу.

Вне себя от ярости, Диана прошагала через комнату, подошла к телевизору и выключила его.

— Джоуэл, за последние четыре месяца ты не работал ни одного дня. За четыре месяца!

— Ну и что? Зато ты работаешь за двоих.

— По-твоему, это справедливо?

Он пожал плечами, избегая ее взгляда.

— Берни говорит, что сейчас затишье. Потом будет лучше.

Диана устало опустилась в кресло.

— Когда? Ты же не можешь вести этот растительный образ жизни до конца дней своих!

— А в чем дело? Тебе надоело содержать бездарного мужа?

Ей хотелось наброситься на него, признаться, что ей опостылело смотреть, как он проматывает жизнь на несбыточные мечты и пустые обещания, но слова застряли у нее в горле. Она знала: ему и так плохо.

— Ты же знаешь, я говорю об этом не из-за денег, — осторожно начала Диана. — Но мне больно смотреть на тебя, когда ты такой мрачный и подавленный.

Он злобно рассмеялся:

— Это та плата, которую приходится платить мужчинам на содержании. У меня нет гордости.

— Так сделай же что-нибудь! Кругом полно работы!

— Слушай, кончай с этими идиотскими разговорами, черт возьми! Я же не ребенок, в конце концов…

— Тогда не веди себя как ребенок!

Он вскочил и уставился на нее злыми глазами.

— А ты, оказывается, порядочная стерва!

Диана вздрогнула, как будто он ее ударил. В его голосе было столько злобы и ненависти; он вдруг показался ей абсолютно чужим человеком, злобным двойником Джоуэла. Она посмотрела на него в надежде увидеть хотя бы намек на сожаление, но его лицо застыло в злобной маске. На глаза ее навернулись слезы, и она побежала в спальню, где упала на кровать и горько разрыдалась.

Через час Джоуэл тихо вошел в комнату и сел рядом. Сначала Диана сделала вид, что спит, но он продолжал смотреть на нее, и она неохотно открыла глаза.

— Что ты хочешь?

— Если бы я знал, ясноглазка! Мне бы так хотелось знать, как сделать нас обоих счастливыми…

Он был бледен, глаза блестели от недавних слез. Диана вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной — перед ним, перед собой, перед жизнью.

— Ну почему, Джо? Почему мы так несчастливы? Джоуэл пожал плечами:

— Очевидно, моя старая мамочка была права: я неудачник.

— Ничего подобного!

— Хватит, Диана, не надо вранья, ты совершила ошибку, выйдя за меня замуж. Признайся в этом себе и начни жизнь по-своему.

— Но моя жизнь — это ты. Я люблю тебя, Джо! Он вздохнул и потер глаза.

— Ты любишь мечту, человека, который никогда не существовал. Посмотри на меня хорошенько, разгляди, что я на самом деле собой представляю. Если ты будешь держаться за меня, я утащу тебя вместе с собой вниз.

Диана содрогнулась при мысли о возможности потерять его и схватила его за руку.

— Мы все исправим. Я знаю, у нас получится. Надо только попытаться…

— Ты обманываешь себя, ясноглазка. Когда-нибудь ты проснешься и почувствуешь, что ненавидишь меня. Мы же съедаем друг друга живьем!

Диане неожиданно пришло в голову, что Джоуэл пытается облегчить свою совесть и сделать так, чтобы инициатива исходила от нее.

— Ты кого-нибудь встретил? В этом все дело? Он хрипло рассмеялся:

— Да кому я нужен? — Заметив, что его слова обидели Диану, он ласково коснулся ее щеки. — Я тебя люблю. Никого у меня нет и не было.

— Тогда мы все переживем. Мы все еще любим друг друга. Нам есть с чего начинать.

Диана делала все возможное, чтобы наладить отношения в семье. Она не обращала внимания на грубость Джоуэла и его упорное нежелание подыскать хоть какую-нибудь работу, изо всех сил старалась ему помочь. Внешне все выглядело нормально: они регулярно занимались любовью, много времени проводили вместе, разговаривали и смеялись, но где-то совсем близко притаилась опасность. Джоуэл слишком часто бывал в плохом настроении, и порой она ловила на себе его взгляд, который ей не нравился, — как будто он хотел сказать что-то важное, но не мог подобрать слова. И все же Диана цеплялась за иллюзию, что с ее браком все в порядке, что все неурядицы временны.

Она могла бы так обманывать себя бесконечно долго, если бы однажды Энджи все же не заставила ее пойти к врачу.

— Вы беременны, миссис Эллиот, — с улыбкой сообщил ей пожилой добродушный доктор.

— Но это невозможно! Я всегда ношу диафрагму…

— Никакие средства не дают стопроцентной гарантии. Мне очень жаль, что это оказалось для вас неожиданностью, но вы определенно беременны.

У Дианы все плыло перед глазами.

— Но это… Господи, какие вовремя! Мой муж… Доктор взял ее за руку и ласково сказал:

— Вот увидите: когда ваш муж привыкнет к этой мысли, он будет в восторге. Ребенок необыкновенно благотворно влияет на брак.

Диана смотрела на него, поражаясь его бесчувственности. С чего, интересно, он взял, что все мужчины приходят в восторг от перспективы стать папашей? Доктор широко улыбался ей, как добрый дедушка, и внезапно она возненавидела весь мужской пол.

Однако пока Диана добиралась до дома, ярость сменилась растущим чувством удивления — и надеждой. Она представила себе ребенка, которого они с Джоуэлом сотворили, и все ее сомнения исчезли. Ей наверняка удастся его убедить, что ребенок — это та ответственность, которую стоит взять на себя, что это драгоценный дар, который надо ценить. Она сумеет создать теплое и безопасное гнездышко для своего ребенка.

Когда Диана вошла в квартиру, Джоуэл распевал в душе, и она вздохнула с облегчением. По крайней мере, он вроде в хорошем настроении. В свой плохой день он вполне мог возмутиться, не оценить перспективы своего будущего отцовства. Так что, наверное, это судьба.

Джоуэл вышел из ванной с улыбкой.

— Я получил номер, ясноглазка! Как насчет того, чтобы пойти завтра в «Деревенский кабачок» и взглянуть на выступление своего муженька?

— «Деревенский кабачок»? Потрясающе! Как же это получилось?

— Замена в последнюю минуту. Какой-то бедолага попал в больницу, и Берни договорился о моем выступлении.

Диана улыбнулась:

— Я с удовольствием пойду. Но у меня тоже для тебя сюрприз.

— Какой?

— Я беременна. Джоуэл застыл на месте.

— Это плохая шутка.

— Это не шутка. Я сегодня была у врача. Именно поэтому меня последнее время тошнило.

Джо упал на диван и мрачно уставился на нее.

— Господи, только дела начали налаживаться — и вот, пожалуйста, она беременна!

— Джо, я не нарочно…

— Почему же ты ничего не сделала, чтобы этого избежать? Как ты могла быть такой дурой?

Диана так оскорбилась, что несколько секунд не могла произнести ни слова.

— Это произошло случайно. В конце концов, ты виноват не меньше меня!

Джоуэл слегка смягчился:

— Ладно, случилось — значит, случилось. Я найду врача, который поможет избавиться от ребенка.

Диана вытаращила на него глаза, машинально прижав руки к животу.

— Нет! Никогда! Что с тобой такое? Как ты можешь даже подумать о том, чтобы убить нашего ребенка?!

— А как ты можешь думать о том, чтобы его оставить? У нас нет денег, нам нечего дать этому ребенку. И как насчет твоей драгоценной работы? Думаешь, Эд Блейк станет ждать, пока ты наиграешься в дочки-матери? Очнись, Диана! Уж кто нам сейчас нужен меньше всего, так это ребенок!

Диана была в ужасе от того, что он так легко приговорил их ребенка к смерти, и не могла поднять на него глаза.

— Я никогда этого не сделаю, — твердо сказала она. Джоуэл бросился в спальню и быстро собрал свои вещи в ветхий чемодан. Затем, даже не взглянув на нее, он выбежал из квартиры, хлопнув изо всех сил дверью. Как только он исчез, Диана упала на диван, задыхаясь от слез. И все-таки она не могла поверить, что Джоуэл не вернется.

Несколько недель Диана надеялась, но в конце концов ей пришлось смириться с истиной: Джоуэл ее бросил, и она одна несет ответственность за новую жизнь, растущую внутри ее. Сначала хотелось спрятаться, как побитому животному, но она быстро поняла, что не может этого себе позволить. Большой проблемой были деньги. Ее скромных сбережений могло хватить всего на несколько месяцев, так что она непременно должна была продолжать работать. А это означало, что следует скрывать беременность от Эда Блейка как можно дольше. Как только станет видно, что она ждет ребенка, у Эда появится веская причина от нее избавиться. Канал все еще придерживался доисторических традиции, и в контрактах не было положений, предусматривающих беременность сотрудниц. Вопросы эти решались каждым начальником отдела индивидуально, так что решать ее судьбу предстояло Эду. Если она захочет сохранить работу, то, когда придет время, придется убедить его дать ей отпуск.

Поскольку Диане приходилось скрывать свою беременность от всех на канале, она с особым нетерпением ждала встречи с Рейчел. У них вошло в привычку обедать вместе по субботам, и Диана всю неделю предвкушала возможность поделиться своими проблемами с близким человеком. Теперь они сидели на ее ветхой тахте, ели пиццу с перцем и болтали.

— От Джоуэла ничего?

— Нет, тут все кончено. Я уже могу спокойно об этом говорить.

— Жалкий подонок! Я надеюсь, ты потребуешь с него алименты?

Диана покачала головой:

— Зачем? У него все равно нет денег.

— Тогда пусть найдет работу! Ты слишком добра к людям, Диана. Этот парень попользовался тобой, так пусть хоть алименты платит.

Диана откинулась на подушки и положила ноги на журнальный столик.

— Овчинка выделки не стоит. Я не хочу его видеть. Никогда.

— А как же ребенок? Он тоже должен нести за него ответственность!

— С его точки зрения, нет. Он выполнил свою обязанность, предложив устроить мне аборт.

Рейчел бросила недоеденный кусок пиццы назад в коробку и закурила сигарету.

— Как ты могла так долго его терпеть, черт возьми?

— Я его любила, — призналась Диана. — Наверное, чересчур. Я прямо-таки напрашивалась на роль козла отпущения.

Рейчел тяжело вздохнула и покачала головой:

— Почему мы, женщины, всегда берем вину на себя? В данном случае ты жертва, не забывай!

— Но я — добровольная жертва. Джо как-то сказал, что мы съедаем друг друга заживо. Наверное, он был прав. Но даже когда все было ужасно, мне и в голову не приходило, что он может меня бросить. И я не думала, что это будет так больно…

Рейчел порывисто обняла ее:

— Как жаль, что я ничем не могу тебе помочь! Диана рассмеялась и вытерла мокрые глаза.

— Где же твоя волшебная палочка?

— Потеряла где-то.

Печаль в голосе Рейчел поразила Диану.

— Что случилось? Что-то с Брайаном?

— Слушай, у тебя самой хватает проблем. Куда тебе еще мои беды?

Диана хотела было возразить, но тут на кухне зазвонил телефон, и она кинулась туда, все еще втайне надеясь, что это Джоуэл. Когда она вернулась в комнату, лицо ее было серым.

— Это Хелен. Вчера умерла Бренда. От инсульта.

— Господи! Это произошло неожиданно? Она что, свалилась замертво?

— Нуда. В Испании. Во время вечеринки. Все решили, что она пьяна, и позвали доктора только через несколько часов.

Рейчел вскочила на ноги и принялась ходить по комнате.

— А как Хелен?

— Вроде ничего. Странно: мне показалось, что она совсем не расстроена. Я сказала, что мы можем прилететь на похороны, но она отказалась. Говорит, время неудачное — она занята на съемках.

Рейчел нахмурилась:

— Трудно представить Бренду мертвой. Знаешь, я всегда боялась, что ей захочется очередного скандала, и она выболтает все, что случилось с Риком.

— Ты ни разу мне об этом не говорила.

— Я вообще старалась об этом не думать, но мне все время представлялось, как я встаю утром, а наши имена огромными буквами на первой полосе «Тайме». Слава богу, теперь все позади.

Диана в изумлении взглянула на нее:

— Позади? Да это никогда не кончится! Любая из нас может проговориться. Или кому-то придет в голову начать раскапывать этот колодец?.. Я могу придумать тысячу причин, по которым все может выйти наружу.

Рейчел вздохнула и села на диван.

— Пожалуй, ты права. Кроме того, что б ни случилось, нам всем предстоит нести бремя вины…

— Ты часто об этом думаешь? Рейчел кивнула:

— Эти мысли всегда у меня в голове.

— У меня тоже.

Они замолчали. Через несколько минут Рейчел сказала:

— Слушай, мне пора. Мы с Брайаном встречаемся в библиотеке.

Диана вдруг подумала, что они с Рейчел никогда не обсуждали Брайана — слишком тяжела была их общая тайна.

— Тогда увидимся наследующей неделе, — сказала она.

— Пойдем в китайский ресторан. Я угощаю.

Диана проводила Рейчел до дверей, чувствуя, как в ней нарастает беспокойство. Пусть Бренда Гэллоуэй умерла, но тайна будет жить в их душах подобно злокачественной клетке, готовой вырваться на свободу.

Через месяц Диана поняла, что бесполезно пытаться скрыть свою беременность, — слишком уж многозначительно на нее поглядывали. Эд Блейк пристально смотрел на нее, безмерно портя ей тем самым жизнь. В конце концов она решила, что ей ничего не остается, кроме как признаться, и уже затем бороться за то, чтобы удержаться на работе.

С трудом натянув на себя свой любимый бежевый костюм, она позволила себе такую роскошь, как взять такси до работы. Ей требовалось быть в хорошей форме: если Эд почувствует ее неуверенность, ей придется еще труднее. Казалось, он получает истинное удовольствие, когда его подчиненные попадают в неловкое положение.

Прибыв на студию, она отправилась прямиком в шикарный офис, который Эд выделил для себя. Поскольку секретарши на месте не оказалось, она постучала в дверь.

— Входи, Диана, — сказал он. — В чем дело? Проходя через комнату и усаживаясь в низкое кожаное кресло, Диана чувствовала себя так, будто ее выставили напоказ. Эд умел так смотреть на нее, что она ощущала себя непривлекательной, особенно сейчас, когда живот уже слегка выдавался.

— Мне надо поговорить с тобой по личному вопросу, — сказала она.

Он взглянул на часы и нахмурился:

— Только побыстрее. Через десять минут у меня совещание.

Это был известный прием, и Диана посмотрела ему прямо в глаза, стараясь выглядеть уверенной.

— Я беременна. Через несколько месяцев мне понадобится короткий отпуск. Самое большее, шесть недель.

Эд откинулся в кресле, явно наслаждаясь ее дискомфортом.

— Шесть недель? Как ты собираешься обойтись этим временем?

— Я буду работать до самых родов.

— Ерунда! Мне вовсе не улыбается видеть тебя здесь с огромным пузом; Это ведь телевизионная студия, черт побери.

— Какое это имеет значение? Мне ведь не нужно будет появляться на экране. Я все равно могу прекрасно справляться со своей работой.

Поглаживая пальцами пресс-папье из яшмы, Эд пожал плечами.

— Беременной женщине не место в офисе, — отрезал он.

— Будет тебе, Эд, это же смешно! Большинство компаний предоставляет отпуска по беременности. Почему я должна из-за этого бросать работу?

В других обстоятельствах Диана призналась бы, насколько важно для нее сохранить работу. Но, зная Эда, она не хотела давать ему в руки дополнительные рычаги давления. О своем разрыве с мужем она рассказала только нескольким подругам и надеялась, что Эд об этом не знает.

Но его следующие слова лишили ее последней надежды.

— А что твой муж? — спросил он. — Поверить не могу, что он одобряет работу в таком состоянии.

Диана понимала, что обманывать его бессмысленно: он все равно обо всем узнает, если захочет.

— Мы с Джоуэлом разошлись, — тихо сказала она. Эд на пару секунд склонил голову, что, по-видимому, должно было изображать сочувствие, но Диана успела заметить довольный блеск его глаз.

— Значит, тебе нужна твоя работа, чтобы платить за квартиру, — сказал он.

Она кивнула, ненавидя его за это очередное унижение.

— Тебе надо было с самого начала мне все рассказать, Диана, — сказал он, широко улыбаясь. — Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Он замолчал, и Диана поняла, что он ждет, когда она рассыплется в благодарностях. Но слова застряли у нее в горле. После нескольких минут напряженного молчания Эд продолжил:

— Разумеется, я теперь не смогу посылать тебя на задания: начальству это не понравится. Но и здесь, в офисе, полно работы. Ну а после того, как ты родишь, мы посмотрим, что можно будет изменить.

Хотя внешне предложение выглядело более чем щедрым, Диане хватило минуты, чтобы сообразить, что он задумал. Фактически Эд понижал ее в должности, и не было никаких гарантий, что она когда-либо снова сможет функционировать в качестве помощника продюсера. Она была в бешенстве, но пришлось согласиться — по крайней мере, временно. Диана пообещала себе, что, как только ребенок родится, она вступит в борьбу с Эдом и постарается во что бы то ни стало победить его.

— Спасибо, Эд, — еле выговорила она. — Я ценю твое отношение.

Эд внимательно посмотрел на нее, и она поняла, что он точно знает, о чем она думает и как он ей противен.

— Я рад, что смог тебе помочь. Но мне надо бежать, а то опоздаю на совещание.

Пока Диана выходила вслед за ним из офиса, ей в голову пришла неприятная мысль. Эд наверняка считает, что она теперь у него в долгу, и будет ждать, что она начнет пресмыкаться перед ним подобно очень многим сотрудникам студии. Она не сомневалась, что в один прекрасный день он потребует расплаты за свою сомнительную доброту…

Иногда Диана удивлялась, как ей удалось вынести оставшиеся недели беременности. Она страшно уставала, постоянно пребывала в депрессии, расстраивалась, что Джоуэл ей ни разу даже не позвонил. Все вышло не так, как она мечтала. Только мысль о ребенке заставляла ее держаться.

Когда холодным зимним вечером начались схватки, Диана сама вызвала такси, чтобы ехать в больницу. Съежившись на заднем сиденье и превозмогая боль, она вдруг почувствовала себя ужасно жалкой и одинокой.

Но когда все осталось позади и врач положил ей на руки крошечную девочку, ее охватила такая любовь, такое сладкое, пронзительное чувство, что она забыла о всех своих страданиях. Тихонько покачивая дочь, она поклялась, что маленькая Кэрри получит всю любовь и заботу, в которых нуждается, не ребенок не пострадает из-за того, что их бросил Джоуэл!

Через три дня Рейчел забрала Диану и верещащую Кэрри из больницы и отвезла их домой. Уложив Кэрри в кроватку, Диана осторожно села на диван и вздохнула:

— Господи, как я рада, что все прошло благополучно! Эти последние недели я так нервничала…

— Ничего удивительного. Тебе же не на кого было положиться.

Диана кивнула, машинально поглаживая одеяльце, которое держала в руках.

— Конечно, мне было трудно без Джоуэла, особенно во время родов. Но ведь я справилась! Теперь я уверена, что смогу воспитать Кэрри одна.

— Ты будешь замечательной мамой, — уверила ее Рейчел. — И, кто знает, может быть, ты еще встретишь своего мужчину…

Диана нахмурилась и покачала головой:

— Не думаю. После ошибки, которую я совершила с Джоуэлом, я никогда снова не смогу доверять себе. Наверное, я не слишком хорошо разбираюсь в людях. Вижу только то, что хочется видеть.

— Почему ты всегда так жестока к себе? Ты не должна всю оставшуюся жизнь ходить в рубище и посыпать голову пеплом только потому, что Джоуэл оказался подонком.

Диана не успела ответить — раздался звонок в дверь. Она недоуменно пожала плечами, встала и направилась в маленькую прихожую. Когда она открыла дверь, молодая девушка-посыльная одарила ее сияющей улыбкой.

— Вы Диана Эллиот?

Диана кивнула, и девушка протянула ей тонкий конверт.

— Я приходила пять раз за последние четыре дня. Начала уже думать, что так вас и не поймаю. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.

Диана расписалась на бумажке, которую протянула ей посыльная. Ее охватило дурное предчувствие. Сначала она подумала, что Эд Блейк все же уволил ее, но, заметив странный обратный адрес на конверте, отмела эту возможность. Вернувшись в гостиную, она снова села на диван, нервно теребя конверт.

— Представить не могу, что это такое.

Когда Диана наконец вскрыла конверт и пробежала аккуратно напечатанное письмо, ее пробрала дрожь.

— Это от Джоуэла. Он подает на развод.

— И на каком же основании?

— Никогда не слышала такой формулировки. «Интеллектуальная жестокость».

Рейчел впала в ярость.

— Он совсем рехнулся! Ты не должна ему спускать такие выходки!

Диана, внезапно почувствовав страшную усталость, прилегла на диван и закрыла глаза.

— Какая разница?

— Почему ты должна брать вину на себя? Найди адвоката и обвини его в том, что он тебя бросил. Бог мой, поверить невозможно, что он на такое решился!

Одна мысль о сцене в суде наполнила Диану ужасом, но она понимала, что Рейчел права. Она лишь подпишется под своим поражением, если не попробует защищаться и позволит Джоуэлу публично обвинить ее в интеллектуальной жестокости.

— Наверное, мне действительно следует поговорить с адвокатом.

— Я попрошу Брайана кого-нибудь найти. Как только Джоуэл увидит, что ты собираешься сопротивляться, он сразу даст задний ход.

Диана тяжело вздохнула. Как она могла так ошибиться в Джоуэле? Она его любила, доверяла ему — и теперь осталась одна с ребенком и вынуждена защищаться от самого близкого человека… Ну что ж, никогда больше она не будет вести себя так глупо, никогда не позволит иллюзии любви обмануть себя. У нее есть Кэрри и работа, они станут всей ее жизнью, и никто больше не сможет причинить ей боль.

Мик Тревис ненавидел больницы — этот запах антисептики, которому никогда не удавалось полностью скрыть запах болезни и смерти. Страх и обреченность, казалось, пропитывали все вокруг. Но он должен был навестить своего старого друга Ральфа Эдвардса. Ральф умирал, и как ни старался Мик избежать встречи лицом к лицу со смертью, совесть не позволяла ему отказать другу в последней просьбе.

Пробираясь по многочисленным коридорам больницы, Мик старался не обращать внимания на отрешенные улыбки медсестер. Они напоминали ему, что он тоже смертен и скоро может оказаться на одной из этих коек, испуганный и одинокий.

Когда он вошел в палату, Эдварде спал, и Мик замер на месте, не в силах заставить себя подойти к кровати. Эдварде превратился в скелет, присоединенный проволочками к разным приборам. Щеки ввалились, кожа приобрела неприятный желтый оттенок. И запах! В комнате просто некуда было деваться от запаха гниющей плоти. Мику очень хотелось повернуться и сбежать, но тут Эдварде открыл глаза и улыбнулся.

— Мик, ты пришел. Я знал, что ты придешь…

Мик все-таки заставил себя подойти поближе и улыбнулся, стараясь скрыть свой ужас и отвращение.

— А как же! Я пришел, как только получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?

— Как в аду, но скоро все кончится. Рак печени сжигает быстро.

Мик задыхался, на верхней губе выступили капли пота, в ушах странно звенело. Он боялся грохнуться в обморок, поэтому поскорее сел на стул.

После длинной паузы Эдварде покачал головой и сказал:

— Наверное, неприятно видеть меня таким. Я уж и позабыл, как погано выгляжу…

Вместо того чтобы опровергнуть эту правду, Мик сидел, хватая ртом воздух, пока дурнота не прошла.

— Черт, извини меня, — пробормотал он.

— Пустяки, — нетерпеливо сказал Эдварде. — Мне надо кое-что тебе сказать, пока эти чертовы лекарства меня снова не усыпили. Достань конверт из верхнего ящика вон того стола.

Мику наконец удалось взять себя в руки. Он достал конверт и в недоумении уставился на него.

— Это дело Конти, — прохрипел Эдварде. — Мне так и не довелось узнать, что с ним случилось, но я хочу, чтобы ты продолжил поиски. Раскрой это дело за меня, Мик.

Мик уже много месяцев вообще не вспоминал о Рике Конти и о деле, которое когда-то так заинтересовало его. Он удивился, что Эдварде все еще одержим этим делом, и даже подумал, не повредился ли он рассудком.

— Откуда у тебя эта папка, Ральф? Это же собственность полицейского управления.

Приступ кашля сотряс исхудавшее тело Эдвардса, и прошло несколько минут, прежде чем он снова смог заговорить.

— Я забрал ее, когда городской совет выставил меня из офиса, — сказал он еле слышно. — Рик Конти никого больше не интересовал. Я был единственным, кто пытался отыскать бедолагу. Теперь твоя очередь.

Мик смотрел на приятеля, и жалость жгла его сердце.

— Ты же знаешь, что я очень занят, Ральф. У меня полно проектов, хватит на несколько ближайших лет.

— Но подумай, какую книгу ты сможешь написать! Расследование убийства, связанное со звездой Голливуда.

— Убийства? У тебя нет доказательств, что Конти убили.

— У меня нет. Но где-то эти доказательства есть. Поищи как следует, и найдешь.

Мик задумчиво поглаживал подбородок, ощущая знакомое замирание в душе. Это было похоже на вдохновение — непреодолимый порыв, который заставлял его сломя голову бросаться в очередное расследование. Бренда Гэллоуэй была мертва, но вся ее жизнь состояла из серии шумных скандалов, а эта история об исчезнувшем любовнике могла вызвать дополнительный интерес читателей. Ее биография могла превратиться в потрясающий бестселлер.

— Я возьму папку, но ничего не обещаю, — сказал он. — Посмотрим, как пойдет дело.

Эдварде устало улыбнулся, но глаза его вдруг заблестели.

— Ты это сделаешь. Жаль, что меня не будет, когда зачитают приговор.

13

Рейчел бросила карандаш на стол и потерла руки. В церковном подвале, где располагалась школа, было холодно, и она уже не в первый раз подумала, стоит ли экономить какие-то жалкие пенсы, выключая отопление после ухода детей. Но, взглянув на бухгалтерскую книгу, лежащую перед ней, она поняла, что выбора у них нет.

Так вышло, что за последние несколько лет ее мягко, но настойчиво перевели на роль администратора. Теперь на ней лежал бухгалтерский учет, заказ всего необходимого для школы, разрешение редких конфликтов с раздраженным родителем и тому подобные малоприятные обязанности. И хотя Кэл клялся и божился, что она когда-нибудь вернется в класс, оба знали, что это пустые обещания. И чем больше она вникала вдела школы, пытающейся устоять на ногах, тем меньше у нее оставалось шансов обучать детей Гарлема.

Услышав какое-то шуршание, Рейчел подняла голову и увидела Мэри Бевинс.

— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты давным-давно ушла домой.

Мэри подошла ближе и уселась на край стола.

— Я и ушла. Но вернулась с Кэлом. Нам надо с тобой поговорить.

Рейчел с любопытством взглянула на нее, но она лишь усмехнулась и покачала головой.

— Имей терпение: Он сейчас придет.

Рейчел откинулась на спинку стула и принялась разглядывать Мэри. Ее все еще удивляло, что они стали друзьями. Конечно, не такими друзьями, как с Дианой, но вполне притерпелись друг к другу, что три года назад казалось Рейчел невозможным. Так вышло, что та ночь бунта изменила все. Мэри постепенно стала чувствовать себя с ней свободнее, перестала постоянно держать круговую оборону. Они теперь хорошо понимали друг друга, что очень радовало Рейчел.

— Прекрасно, что ты еще здесь. — Когда Кэл вошел в комнату, она стала казаться совсем крошечной. — Хочу попросить тебя об одолжении, Рейчел.

— А именно?

— Видишь ли, у нас появился шанс получить большое пожертвование от Конгресса еврейских женщин. Они хотят встретиться с кем-нибудь из школы, вот мы и решили, что ты подойдешь лучше всех.

— Я? Ты что, рехнулся?! Да я такими делами никогда не занималась!

— Тогда надо научиться, — твердо сказала Мэри. — Ты наша единственная надежда.

— Но почему?

Кэл и Мэри смущенно переглянулись.

— Ты еврейка, — наконец прямо сказал Кэл. — И вообще, ты принадлежишь к их кругу.

— Да будет тебе, — фыркнула Рейчел, начиная злиться. — Может, когда-то и принадлежала, но с этим давно покончено.

— Послушай, — нетерпеливо сказал Кэл. — Это богатые белые женщины. Если я появлюсь на ленче, то перепугаю их до смерти. Они хотят помочь черным детишкам, а не Братству.

— Значит, хочешь прикрыться мной? Кэл окрысился:

— Ты знаешь, что это не так! Но ради детей мы должны играть по их правилам. Эти люди никогда не дадут нам ни гроша, если будут думать, что это их как-то свяжет с Братством. Нам надо разделить школу и Братство, или мы потеряем этот шанс заполучить крупную сумму.

— Разве это не называется продаться? — сердито спросила Рейчел.

Кэл покачал головой, его широкие плечи опустились.

— Это называется — смотреть на вещи реально. У нас на выбор два варианта: проглотить свою гордость и протянуть руку за деньгами, чтобы продолжать учить детей, или закрыть школу. Что ты выберешь, Рейчел? Предпочтешь все бросить?

Рейчел стало стыдно, и она опустила глаза.

— Извини, я не имела права так говорить.

На его лице, будто вырезанном из черного дерева, появилась улыбка, что случалось крайне редко.

— Почему? Я то же самое твердил себе сотни раз. Но я наконец сообразил, что надо либо идти на компромисс, либо довольствоваться ничем. А этим «ничем» мой народ уже сыт по горло.

— А остальное Братство? — тихо спросила Рейчел. — Они тебя поддерживают?

Кэл вдруг как-то сразу сник, а Мэри тяжело вздохнула.

— Клей Матис и еще несколько человек заявили, что покидают Братство, — сказала она, не отрывая взгляда от Кэла. — Но нас осталось вполне достаточно, чтобы продолжать действовать. Так мы можем на тебя рассчитывать, Рейчел?

— Конечно, — сказала она. — Вот только боюсь, плохой из меня пиарщик.

Кэл шумно вздохнул с облегчением:

— Ты попробуй, а там посмотришь, как пойдет.

— Ладно, — сказала Рейчел, — назначай встречу. Она попрощалась с Мэри и Кэлом, набросила на плечи старый шерстяной жакет и направилась вниз по улице к подземке. Пока дребезжащий поезд вез ее в Вест-Сайд, она мучилась сомнениями, удастся ли ей уговорить нескольких богатых евреек вложить деньги в дышащую на ладан школу в Гарлеме. Разве станут они слушать женщину, одетую в потрепанные джинсы, к тому же лишенную всяких светских манер? Что ей надо сказать, чтобы они поняли?

Когда она вышла из подземки, уже зажглись фонари. Она выбросила все мысли из головы и поспешила к дому Брайана, чувствуя себя неуютно в сгущающейся темноте и ощущая знакомое нетерпение. Ей так хотелось поскорее его увидеть и обо всем рассказать, но он наверняка еще не вернулся из офиса. Брайан был просто одержим работой, всегда брал самые трудные дела и с блеском выигрывал их, производя самое благоприятное впечатление на своих начальников. Рейчел знала, что в душе он лелеет мечту стать окружным прокурором, она его понимала, но эта перспектива слегка пугала ее. Она не могла представить себя в качестве жены крупного политического деятеля. А если учесть, что сама она работала в негритянской школе в Гарлеме, этот конфликт ставил под сомнение их общее будущее.

Рейчел своим ключом открыла дверь, прошла в гостиную, небрежно бросив жакет на диван, и удивилась, увидев сидящего на кухне Брайана. В руке он держал банку пива.

— Ты сегодня рано, — заметила она.

Он улыбнулся и показал на кастрюлю на плите, в которой что-то булькало.

— Да, я пораньше освободился и решил приготовить нам ужин. Как ты насчет спагетти?

— Замечательно, — сказала она, садясь рядом с ним за стол. — Но мне надо не поздно вернуться. Родители и так меня заклевали за то, что я столько времени провожу в Манхэттене. Не хочется их злить еще больше.

Он нахмурился:

— А я надеялся, что ты останешься. Покачав головой, Рейчел потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его пальцами.

— Не могу, не сегодня.

Брайан помолчал, и она кожей чувствовала его разочарование. Они так редко бывали вместе. Всякий раз не хватало времени, чтобы поделиться мыслями, обо всем рассказать. Она не могла припомнить, когда они в последний раз занимались любовью не спеша.

— Знаешь, если честно, то я не очень голодна, — мягко сказала она и выразительно посмотрела на него.

В голубых глазах Брайана заплясали знакомые искорки.

— С каких пор вы научились читать мои мысли, леди?

— Меня не мысли твои интересуют.

— Тогда почему бы нам не закончить этот разговор в спальне?

Она кивнула и улыбнулась ему.

Когда он нежно поцеловал ее, Рейчел забыла обо всем на свете. Существовал только Брайан и ее любовь к нему, которую ей во что бы то ни стало надо было сохранить…

Позднее Рейчел свернулась калачиком на кровати, положив голову ему на плечо, вдыхая терпкий мужской запах его кожи.

— Я тебя люблю, — прошептала она.

— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Она резко втянула воздух. Господи, неужели сейчас начнется один из тех бесконечных споров, которые так пугали и расстраивали ее?

— Ты же знаешь, что да. Но нам надо подождать, разобраться во всем…

Брайан тяжело вздохнул, отодвинулся от нее и принялся шарить по столику в поисках сигарет.

— Время ничего не изменит, черт побери.

— Но как же быть с моими родителями, с работой? У нас так много проблем…

— Проблемы надо решать, моя дорогая. Или ты полагаешь, что со временем это все исчезнет само собой?

— Нет. Конечно, нет, — сказала она и тоже протянула руку за сигаретой.

Рейчел закурила и откинулась на подушки, пытаясь представить себе, какой будет их жизнь, если они наплюют на все и поженятся. Что, если различия между ними в конечном итоге разрушат их любовь? Она представить себе не могла жизнь без Брайана, но трезвая часть ее рассудка подсказывала, что такое вполне может произойти.

Что же делать? Рейчел была уверена, что любовь к Брайану — единственная любовь в ее жизни. Больше никого не будет, без него ей придется провести остаток дней в пустоте и одиночестве. Конечно, у нее будет работа, друзья, но внутри — пустота и горькие сожаления…

— Ладно, — сказала она дрожащим голосом. — Давай поженимся.

Брайан улыбнулся и ласково обнял ее за плечи.

— У нас все получится. Я обещаю.

Рейчел тяжело вздохнула. Ее по-прежнему мучили сомнения, причем не только насчет будущего с Брайаном. Она боялась окончательного разрыва с родителями, которые наверняка не одобрят ее отношений с ирландцем-католиком. Но Рейчел предпочла поверить ему. Что бы ни случилось, они будут вместе, и одного этого уже достаточно.

Два дня спустя Рейчел сидела за столом напротив родителей и чувствовала, что решимости у нее значительно поубавилось. Они и представления не имели, что существует такой человек, как Брайан Макдональд, а она теперь собиралась разбить все их мечты, заявив, что выходит за него замуж.

— Что случилось? — спросила Наоми, почувствовав неладное.

— Да ничего, мам. Мне просто надо вам кое-что сказать. Наоми взглянула на Сола и покачала головой:

— Я знала, что это до добра не доведет! Ее никогда нет дома, она не спит в своей постели…

— Шшш, пусть она скажет.

Хотя Рейчел весь день подбирала нужные слова, она неожиданно потеряла дар речи и молча смотрела на родителей. Как смеет она разрушать их мир? Ее охватило чувство вины, но перед ней тут же возник образ Брайана, и это заставило ее продолжать.

— Я встретила одного человека. Мне хотелось бы привести его сюда и познакомить с вами.

— Кто он такой? — сразу насторожился Сол. — Где ты его встретила?

— В колледже, несколько лет назад. Я его люблю, мама. Наоми сидела молча, словно не желая больше ничего слышать, но Сол напрягся, как будто ощутив угрозу.

— Так расскажи нам об этом человеке, Рейчел. Он еврей?

— Нет, — тихо ответила она. — Его зовут Брайан Макдональд. Я его люблю и собираюсь выйти за него замуж. Пожалуйста, постарайтесь меня понять!

— Этого понять мы не сможем никогда, — медленно произнес Сол; его привычное добродушное выражение исчезло, сменившись безжалостной маской, сразу сделавшей его чужим. — Если ты выйдешь за него замуж, для меня ты умрешь.

Наоми вскрикнула и схватила его за руку.»

— Подожди, Сол! Подумай, что ты говоришь! Может быть, он примет иудейство. Может быть…

— Нет! — тихо сказал Сол, не сводя с Рейчел усталых глаз. — Все эти годы я смотрел в сторону, когда моя дочь притворялась обычной американкой, кем-то еще, забыв о вере предков. Я говорил себе, что это ничего, что все молодые должны попробовать, где глубоко, а где мелко, что когда-нибудь она поймет, что значит быть еврейкой. Но я больше не могу смотреть в сторону.

— Папа, пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами!

Сол покачал головой, и лицо его, как тенью, накрыла неизбывная печаль. Он сразу стал стариком.

— Ты уже выбрала, иди к своему гою. Моя дочь умерла.

Он встал, бросил последний тоскливый взгляд на Рейчел и вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Рейчел почувствовала такую боль в груди, что стало трудно дышать. Она повернулась к Наоми:

— Мама, зачем он это делает?

— Он твой отец и поступает так, как считает правильным.

— А ты? Ты что думаешь?

Наоми беспомощно пожала плечами:

— Мне нет дела до того, что правильно, а что нет. Я не хочу терять моего единственного ребенка.

— Мама, но этого совсем не нужно! Поговори с ним, заставь его передумать…

Наоми печально покачала головой:

— Ты слышала его. Больше говорить не о чем. — Она наклонилась через стол, схватила руку Рейчел и сильно сжала ее. — Теперь все зависит от тебя. Пожалуйста, забудь этого человека, Рейчел! Я тебя умоляю!

Рейчел очень хотелось произнести слова, которые сотрут выражение страдания в глазах матери, но она понимала, что назад пути нет. Она выбрала жизнь рядом с Брайаном.

— Слишком поздно, мама, — тихо сказала она. — Я его люблю.

Наоми отпустила руку дочери:

— Тогда тебе лучше собрать вещи и уйти.

— Мама, прости меня, мне очень жаль, — сказала она, глядя на мать полными слез глазами.

— Я знаю, Рейчел, я знаю.

— Ты будешь хоть иногда встречаться со мной в городе? Мы ведь можем увидеться без ведома папы…

Наоми медленно покачала головой:

— Я тридцать лет замужем за твоим отцом. И не собираюсь начинать лгать ему сейчас, даже ради тебя.

Рейчел кивнула. Ей было и больно, и стыдно. Она не имела права пытаться настроить родителей друг против друга, но ей безумно хотелось, чтобы Наоми дала ей хоть какую-нибудь надежду, что когда-нибудь эта рана заживет.

— Я буду писать тебе, мама, — сказала она. — Ты не сможешь запретить мне писать.

Наоми тяжело вздохнула, встала и нежно обняла ее.

— Будь осторожна, Рейчел.

Когда Наоми ушла, оставив ее одну, Рейчел оглядела такую знакомую комнату и поразилась странной тишине. Сейчас они должны были бы вопить и ругаться, но не молча смириться с поражением! Разве это возможно — чтобы семья вот так взяла и распалась, будто ее и не было вовсе?..

Через три недели Рейчел стояла перед зеркалом, стараясь не шевелиться, пока Диана поправляла многочисленные складки ее нарядного голубого платья.

— Не могу я это надеть! — в который раз воскликнула она. — Это глупо!

— Перестань болтать. Ты выглядишь очаровательно. Рейчел нахмурилась и уставилась в зеркало. Диане удалось справиться с ее вьющимися волосами и смягчить резкие черты, умело наложив косметику. Рейчел ощущала неловкость, будто она настоящая спряталась за этой маской из пудры и помады. «Интересно, как прореагирует Брайан, когда меня увидит?» — мельком подумала она. Как ни странно, она побаивалась, что он предпочтет этот слегка подправленный вариант женщины, на которой он собрался жениться.

— Перестань дергать платье, — рассердилась Диана. — Ты все помнешь, еще не доехав до церкви.

Опустив руки, Рейчел отошла от зеркала и принялась ходить по крошечной спальне Дианы.

— Я так нервничаю! Никогда не думала, что буду так нервничать.

Диана ласково коснулась ее плеча:

— Пошли на кухню. У нас есть время выпить по глотку, пока не придет няня.

— Прекрасно! На моей собственной свадьбе от меня будет нести, как от алкоголика.

— Ну, по крайней мере ты перестанешь метаться, как дикий зверь в клетке.

Рейчел пошла за ней на кухню и осторожно села на край одного из дешевых хромированных стульев. Пока Диана наливала вино в два бокала, она рылась в сумке в поисках сигарет и думала о том, как бы ей дотянуть до конца дня.

— Мы же хотели, чтобы все было просто. — сказала она. — Никакой суеты, никакой церковной церемонии…

— Ты что, передумала насчет священника? Рейчел пожала плечами:

— Я стараюсь об этом не думать. Мои родители пришли бы в ужас, если бы узнали об этом. А впрочем, теперь уже все равно.

Диана протянула ей бокал вина и тоже села за стол.

— Брайан знает, как ты переживаешь?

— Да не очень. Он старался на меня не давить, но я видела, как он боялся расстроить своих родителей. Я его люблю, Диана. Разве я могла причинить ему такую боль?

— А как же ты? Ты испытываешь точно такую же боль!

— Это другое. Мои родители никогда не приняли бы его, даже если бы он перешел в иудейство. Но… — С темных ресниц Рейчел закапали слезы. — Я так по ним скучаю! Мне бы так хотелось, чтобы они сегодня были здесь… — Она хрипло рассмеялась. — Ты только представь себе. Наоми и Сол в католической церкви!

— Слушай, еще есть время. Может, стоит им позвонить? Они могут передумать…

Никогда. Они убедили себя, что я умерла и похоронена — Хотя ей и было больно это говорить, Рейчел знала, так оно и есть на самом деле. — Я никогда их больше не увижу, — тихо сказала она. — И я это знала, когда предпочла выйти замуж за Брайана.

Диана молча обняла ее, понимая, что иногда физическое прикосновение может облегчить боль, когда слова бессильны. Некоторое время спустя Рейчел подняла голову и слабо улыбнулась.

— Мне кажется, у меня потекла тушь. Диана кивнула и тоже улыбнулась.

— Ты похожа на енота. Надо кое-что подправить. Пойдем скорее, а то опоздаем.

Они прошли в спальню, взявшись за руки, и Рейчел постаралась больше не думать о тех дорогих ей вещах, которые она оставляет, и пустоте в своем сердце.

В церкви было прохладно и приятно пахло, солнце пробивалось через витражи. Рейчел стояла рядом с Брайаном перед алтарем. Все вокруг было ей незнакомо и казалось нереальным, как будто она внезапно стала частью сюрреалистической картины, где все немножко искажено.

Ей трудно было поверить, что эта церемония свяжет ее с Брайаном на всю жизнь. Хотя она давно уже не ходила в синагогу, ей всегда представлялось, что замуж она будет выходить, стоя под навесом, окруженная своей семьей. А вместо этого ей приходилось давать брачную клятву среди незнакомых людей.

Рейчел чувствовала себя очень уязвимой, но взглянула на Диану и слегка приободрилась. Внезапно она пожалела, что решила не приглашать Гасси и Хелен. В то время ей хотелось избежать болезненных объяснений, но сейчас ей их не хватало. Сколько потерь! Почему в день, когда она должна была чувствовать себя веселой и счастливой, она считает потери?..

Рейчел совсем ушла в себя, отвлеклась от происходящего и вздрогнула, когда святой отец попросил ее повторить клятву. Она взглянула на Брайана. Ободренная его ласковой улыбкой, она подавила все сожаления и тихо произнесла слова, которые должны были связать их навечно.

14

Когда мать вошла в комнату, Гасси сидела за своим туалетным столиком, бездумно глядя в окно.

— Слушай, Огаста, — нахмурилась Элизабет, заметив, что дочь все еще не сняла мятого пеньюара. — Ты должна была прийти на примерку пятнадцать минут назад. Габриелла ждет тебя внизу.

— Не хочу я никакой примерки! У меня дико болит голова.

Элизабет нахмурилась еще сильнее, прошла через комнату и осторожно села на край кровати, стараясь не помять свой льняной костюм цвета слоновой кости.

— Ты лекарство принимала?

— Да, мама, но оно не помогает. Скажи Габриелле, чтобы пришла в другой раз.

— Это невозможно. Нельзя обойтись с ней так грубо, ведь она специально приехала к нам домой. Боюсь, тебе все же придется потерпеть.

Гасси хотела было возразить, но один быстрый взгляд на мать показал ей, что все ее старания бессмысленны. В последнее время Габриелла была любимицей вашингтонской знати, молодой дизайнер, которая сама выбирала себе клиентов, и Элизабет скорее умрет, чем позволит ее обидеть.

— Хорошо, мама. Я через несколько минут спущусь.

— Поторопись, дорогая. Ведь это твое свадебное платье. Должна же ты продемонстрировать хоть какой-то энтузиазм!

Элизабет грациозно поднялась и вышла из комнаты, а Гасси вяло подумала, что же она имеет в виду под «хоть каким-то» энтузиазмом? В ее случае об этом нечего было говорить. Она не испытывала ни капли энтузиазма при мысли о неминуемом браке с Ричардом Чандлером.

Вспоминая прошлое, Гасси часто пыталась определить, в какой именно момент она потеряла контроль над своей жизнью, и всегда приходила к одному и тому же заключению. Она так и не пришла в себя после романа с Тони. С той поры ею овладело безразличие, которое позволило родителям самим определять ее будущее. И кульминацией их мощных усилий будет грядущая свадьба.

После трех лет довольно механического ухаживания Ричард наконец сделал официальное предложение. При этом он выглядел скорее как бизнесмен, предлагающий выгодную сделку, чем будущий супруг. Но именно его отстраненность и заставила Гасси согласиться выйти за него замуж. Она всегда понимала, что рано или поздно ее заставят выйти замуж за подходящего человека, так почему не остановиться на Ричарде? Он по крайней мере не проявлял никакого интереса к эмоциональной близости. Ему нужна была жена с прекрасным воспитанием, которая поможет ему делать карьеру и никогда не опозорит его публично. Взамен он предлагал ей благополучное существование.

Сделка могла бы считаться идеальной — если бы Гасси все еще не любила Тони. Все три года она пыталась бороться с этим чувством, но без всякого успеха. Тони Де Коста до сих пор присутствовал в ее снах, подобно прекрасному призраку, до которого никак не удавалось дотянуться. Она живо помнила его музыкальный голос, его легкие пальцы, ласкающие ее кожу…

Гасси вздохнула, потерла виски и заставила себя выбросить Тони из головы. Ей следовало поторопиться — если она не спустится вниз в ближайшие несколько минут, Элизабет снова постучит в дверь и на этот раз будет пребывать в праведном гневе. Гасси пошла в ванную и включила душ, готовясь к роли счастливой невесты.

Вечером Гасси и Ричард сидели вдвоем на патио, отдыхая после длинного и скучного ужина с родителями. Ричард был непривычно разговорчив, рассказывал о законе, который он поддержал в сенате, а Гасси пыталась сделать вид, что слушает.

— Так или иначе, я ожидаю, что комитет примет этот закон к концу следующей недели, — сказал он.

Гасси вздохнула. Ей все труднее было скрывать скуку и тоску, которая мучила ее постоянно.

— Огаста, о чем ты думаешь? Ты весь вечер удивительно рассеянна.

Ей вдруг захотелось разозлить его, поэтому она заговорила на тему, которая всегда вызывала у них разногласия.

— Я все-таки не понимаю, почему я не могу продолжать работать после того, как мы поженимся.

— Сколько раз можно говорить об одном и том же? — раздраженно спросил он. — На прошлой неделе мы договорились, что ты бросишь эту дурацкую работу, и я настаиваю, чтобы ты сдержала свое слово.

— Но почему? Какая тебе разница, буду я работать или нет?

Он покачал головой и вытянул губы трубочкой, сразу став омерзительно похожим на бабу.

— Я — сенатор США. Я не хочу, чтобы моя жена тратила свое время на какую-то пустяковую работу.

Гасси никогда особенно своей работой не гордилась — для нее она была лишь поводом уйти из дома. Но заявление Ричарда ее взбесило.

— Ну, разумеется, ты предпочитаешь, чтобы я занималась физическим трудом дома!

Ее сарказм на мгновение лишил его дара речи. Но тут же глаза его сузились, а лицо исказилось гневом.

— Что именно ты имеешь в виду, Огаста?

— Пожалуйста, называй меня Гасси! — огрызнулась она. — А то мне кажется, что я уже старуха..

Хорошо, — сказал он, мрачно уставившись на нее. — Но поскольку я догадываюсь, что дело далеко не в этом, то почему бы тебе не сказать, что на самом деле тебя беспокоит?

Ей вдруг захотелось сказать ему всю правду — что она не уверена, хочет ли выходить за него замуж, что ей противно даже думать о том, чтобы лечь с ним в постель, — но она знала, что уже слишком поздно. Ее мамаша с командой наемных помощников уже несколько месяцев трудилась над организацией идеальной свадьбы, так что кощунственно было даже думать о том, чтобы расторгнуть помолвку.

И все же Гасси сочла нужным напомнить ему о некоторых условиях их сделки.

— Ты уверен, что действительно хочешь на мне жениться, Ричард? Ты знаешь, я хорошо к тебе отношусь, но, возможно, этого недостаточно…

Он взял ее руку и легонько погладил запястье.

— Я давно перестал верить в подростковые клятвы в вечной любви, Гасси. Что бы ни болтали поэты, крепость брака зависит от общих целей и интересов, а не от взбесившихся гормонов. Я уверен, мы сумеем наладить отличную жизнь.

Хотя Гасси ожидала услышать от него именно эти слова, ее огорчила такая бесстрастная оценка их будущего. Но разве у нее было право судить его? Она сама — добровольный партнер в этой сделке.

— Я просто хотела убедиться, что ты все понимаешь. Ричард подвинул свое кресло поближе, обнял ее одной рукой за плечи и без всяких эмоций поцеловал в губы.

— Поверь мне, я иду на это с открытыми глазами, — прошептал он. — Надеюсь, мы решили этот вопрос раз и навсегда.

Гасси кивнула, хотя знала, что ничего на самом деле не решено. Он все еще рассчитывает, что она полностью посвятит себя обязанностям жены, а у нее от этой перспективы сразу же начинался острый приступ клаустрофобии.

Солнечные лучи, ворвавшиеся в окно, разбудили Гасси. Она открыла глаза, и ее приветствовало пение птиц, рассевшихся на старых дубах, и тонкий аромат роз, цветущих вокруг веранды. Она лежала не шевелясь, наслаждаясь прекрасным июньским утром, но через несколько минут раздался резкий звонок телефона.

Она сразу же сняла трубку и услышала незнакомый мужской голос.

— Привет, мне нужна Гасси Тремейн.

— Кто говорит? — спросила она, не понимая, каким образом незнакомец смог заполучить ее личный номер.

— Это не важно. Вы меня задерживаете, милочка. Поскорее позовите Гасси к телефону.

Гасси, сбитая с толку его грубостью, некоторое время молчала, потом сказала:

— Я — Гасси Тремейн. Кто вы такой?

Он засмеялся на редкость неприятным смехом.

— Меня зовут Мик Тревис. Я пишу книгу о Бренде Гэллоуэй.

Гасси вздрогнула, сразу вспомнив этого журналиста, который сделал себе имя, без разрешения издавая биографии голливудских звезд, не скупясь на смачные подробности. Она почуяла опасность и стала придумывать, как бы от него избавиться, но не успела.

— Я бы хотел встретиться с вами и вашими подругами по колледжу где-нибудь не следующей неделе, — заявил он.

— Зачем? Мы совсем не знали Бренду.

— Вы знали ее дочь, — ответил он. — Причем достаточно хорошо, чтобы провести выходные в ее убежище на Хайянисе.

Теперь Гасси не сомневалась, что он пытается что-то выудить о той страшной истории, и боялась как-нибудь нечаянно помочь ему.

— Это было четыре года назад, — наконец заметила она. — И после этого мы ни разу не видели Бренду.

Но вы были там в ночь, когда исчез ее любовник, — настаивал Тревис. — У меня есть копии полицейских протоколов.

Гасси аж пот прошиб от страха. Если бы он ничего не подозревал, он не стал бы спрашивать о Рике Конти. Может быть, он уже догадался, что случилось, или нашел тело? Она не могла сдержать дрожь, перед глазами мелькали картины одна другой ужаснее.

— Так как, Гасси? Встречаемся на следующей неделе? Лихорадочно соображая, на что можно сослаться, чтобы отказать ему, Гасси наконец пробормотала:

— Мне надо связаться с Дианой и Рейчел. Кроме того, у меня скоро свадьба. Возможно, нашу встречу лучше перенести на более поздний срок.

— Номер не пройдет, Гасси. У меня свои сроки. Как насчет понедельника в Нью-Йорке?

— Невозможно, я слишком занята. Он снова противно рассмеялся:

— В понедельник я буду в «Мираже» на 48-й. Часов в двенадцать вас устроит?

— Нет, подождите…

— До понедельника, лапочка.

Несколько секунд Гасси слушала короткие гудки, затем, закрыв глаза, упала на подушки. Грудь ее тяжело вздымалась, было нечем дышать. На какое-то время ей удалось забыть весь кошмар, связанный с Хайянисом, но теперь все вернулось и могло ее уничтожить. Она была уверена, что если Мик Тревис когда-нибудь докопается до правды, он обвинит ее в пособничестве убийству.

Гасси уехала из Вашингтона рано утром в понедельник на кремовом «Кадиллаке», подаренном Ричардом к свадьбе. Она всегда предпочитала маленькие спортивные кабриолеты, но в данном случае мощный мотор новой машины пришелся кстати — до Нью-Йорка путь был неблизкий.

Ей было трудно поверить, что она и в самом деле едет на встречу с человеком, который сможет упрятать ее в тюрьму, но после многочисленных разговоров с Дианой и Рейчел она согласилась с ними, что будет большой ошибкой проигнорировать журналиста. Он уже вмешался в их жизни, так что теперь им остается только выяснить, на что направлены его усилия.

Чтобы избавиться от гнетущего страха, Гасси пыталась сосредоточиться на пейзаже, но вдоль дороги на этом участке попадались лишь старые цистерны и брошенные фабрики. Потом она увидела на горизонте очертания Нью-Йорка, и сердце ее заколотилось еще сильнее.

Пока она ставила машину на переполненной стоянке и шла несколько кварталов до бара, о котором говорил Тревис, ее желтый костюм весь пропитался потом. Лицо, наверное, тоже блестело. Мик Тревис может ее заподозрить в преступлении по одному только виду!

Гасси заметила стоящих у бара Диану и Рейчел и поспешила к ним. Диана выглядела очень стильно в простом шелковом платье, а Рейчел немного напоминала монашку в блузке цвета хаки и туфлях на низком каблуке.

— Слава богу, — сказала Рейчел, — а то я боялась, что ты опоздаешь. Нам нужно немного поговорить до его прихода.

— Пойдемте внутрь, там прохладно, — предложила Гасси, после того как обняла Диану и Рейчел. — Я вот-вот растаю.

Они вошли в полутемный бар и сели за деревянный столик в углу. Гасси быстро обежала взглядом помещение; посетителей было мало, и никто из них не напоминал Мика Тревиса.

Пока официант принимал заказ, они молчали. Потом Рейчел наклонилась через стол и прошептала:

— Я все еще не верю, что мы добровольно сюда пришли. Может, нам все же стоило отказаться едим встречаться?

Диана покачала головой:

— Он бы все равно от нас не отстал. Кстати, я узнала кое-что об этом господине. У него репутация настоящего негодяя.

— Тогда мы должны быть очень осторожны, — сказала Гасси. — Нам надо убедить его, что у нас нет никакой скандальной и грязной информации для его книги, и он оставит нас в покое.

Рейчел и Диана кивнули, но Гасси чувствовала, что ее собственное беспокойство только усилилось. Как бы они ни притворялись, все трое знали, что их подвергнут допросу с пристрастием. Тут в зал вошел мужчина, и она сразу поняла, что это и есть Мик Тревис. Невысокий, полноватый, светлые волосы и тщательно выглаженный бежевый костюм. Удивительно, но, по крайней мере, с виду в нем не было ничего неприятного.

— Вон он идет, — прошептала она.

— Дамы, — сказал он, слегка улыбаясь, — я Мик Тревис.

После напряженной паузы Рейчел коротко представила всех, и Мик сел за их столик. Казалось, он почувствовал всеобщую неловкость, поэтому сразу перешел к делу:

— Нет смысла зря терять время. Я пишу книгу о Бренде Гэллоуэй, и мне нужна дополнительная информация. Вы все были в доме Бренды в ту ночь, когда Рик Конти пошел погулять к морю и не вернулся. Что с ним случилось?

Диана пожала плечами, но вместо того чтобы казаться спокойной и незаинтересованной, она напоминала улитку, лишившуюся своего домика.

— Мы понятия не имеем. Вы должны об этом знать, если читали полицейские протоколы.

Мик махнул официанту, заказал виски с содовой и снова развалился на стуле.

— Я знаю, что вы сказали копам, но в ваших рассказах есть несколько нестыковок. Почему, черт побери, такой неудачник, как Рик Конти, решил исчезнуть, когда Бренда так о нем заботилась? Ведь он практически жил на ее содержании. Нет, тут что-то не так.

— Может, и не так, но мы-то тут при чем? — довольно резко спросила Диана. — Мы его совсем не знали.

Мик вытащил из кармана блокнот, накорябал там несколько строк и уставился на Гасси.

— Значит, вы хотите, чтобы я поверил, что он просто встал, ушел и исчез, не сказав ни слова?

— Именно так, — ответила она.

— Да ладно, эти сказки вы можете приберечь для колов. Конти или мертв, или прячется, это и ребенку ясно. Так, может, все-таки расскажете, что там произошло?

Гасси боялась взглянуть на Диану или Рейчел; нервы у нее были на пределе, во рту пересохло. Она не могла выговорить ни слова и ждала, что кто-нибудь из подруг прервет это невыносимое молчание.

Прошло несколько секунд. Мик медленно обводил взглядом их лица. Рейчел отвела взгляд, а Диана уставилась куда-то в темноту бара. Наконец Рейчел откашлялась и сказала:

— Мы рассказали полиции все, что знали о Рике Конти.

— Ну, на это я не куплюсь, и не надейтесь, — резко сказал он, в голосе его слышалось презрение. — Что-то странное произошло тогда в этом доме, и я собираюсь докопаться, что же именно. Если у вас, девочки, есть голова на плечах, вы избавите меня от лишних усилий.

Рейчел решительно потрясла головой:

— Вы зря теряете время. Нам нечего вам сказать.

С перекошенным от злости лицом Мик резко встал и огпихнул в сторону стул.

— Я с вами не прощаюсь, дамочки! И если вам случится разговаривать с вашей подружкой Хелен, передайте, что я до нее доберусь. Может, у нее лучше память, чем у вас.

Он направился к выходу из бара, и Гасси хотела уже броситься за ним, но Рейчел удержала ее.

— Пусть идет, — сказала она.

— Ты что, рехнулась? Хелен может бог знает что наговорить, если он ее прижмет как следует!

— Я знаю но нам все равно не удастся ему помешать. Мы только можем предупредить ее.

Гасси снова села и глубоко вздохнула:

— Что же нам делать? Он не перестанет копать, пока что-нибудь не выкопает.

— Прежде всего мы должны сохранять спокойствие, — сказала Рейчел. — Помни: никто, кроме нас, не знает, что там случилось. Если мы все будем молчать, ему придется довольствоваться подозрениями.

— Господи, надеюсь, у него ничего больше нет, — заметила Диана. — Он настроен очень решительно.

— И он безжалостен, — добавила Гасси.

— Возможно, но ему все равно необходимы факты, — сказала Рейчел. — А если мы не проболтаемся, он никогда ничего не узнает.

Допивая вино, Гасси пыталась убедить себя, что Рейчел права, но страх все равно оставался. Как ни хотелось ей верить, что разоблачение им не грозит, она понимала, что Тревис может найти какую-нибудь существенную улику, которая поможет ему раскрыть эту тайну.

Свадьба Гасси состоялась великолепным июньским утром в отделанном мрамором, элегантном эпископальном соборе в Арлингтоне. На прочных дубовых скамьях расселись несколько сотен гостей, а на паперти столпились репортеры и телевизионщики, чтобы запечатлеть молодоженов, как только они появятся из сумрака собора.

Свадьбе предшествовала большая кампания в прессе, так что церемония прошла очень торжественно. В хоре солировала знаменитая оперная певица Айлин Картер, гирлянды гардений и роз наполняли воздух сладким ароматом, а невеста была великолепна в кипе белого атласа. Все было как в сказке, но когда Гасси преклонила колени перед алтарем, слушая священника, восхваляющего достоинства брака, ей вдруг захотелось закричать. К счастью, церемония вскоре закончилась — и вот она уже идет по проходу, а сияющий Ричард держит ее под руку, как свою собственность. В этот момент она сообразила, что нет больше Гасси Тремейн. Теперь она Огаста Чандлер и привязана к Ричарду до конца своих дней.

Выйдя из церкви, Гасси заставила себя улыбнуться и вдруг почувствовала, как кровь прилила к лицу, — она заметила в толпе Мика Тревиса, наблюдавшего за ней с настойчивостью охотника, идущего по горячему следу.

У нее закружилась голова, а сердце забилось с такой силой, что ей показалось, сейчас она упадет в обморок. Пришлось ухватиться за руку Ричарда, чтобы не упасть.

— Огаста, что с тобой? — повернулся он к ней.

— Я плохо себя чувствую. Пожалуйста, проводи меня к машине.

Гасси сразу окружила толпа сочувствующих, к счастью, скрыв от ее взора Мика Тревиса, и Ричард повел ее к лимузину. Когда они уселись на мягкие кожаные сиденья, он повернулся к ней и внимательно вгляделся в ее лицо.

— Ты в порядке? Может быть, нужен врач? Закрыв глаза, Гасси покачала головой:

— Через минуту все пройдет. Это от перевозбуждения. Голова закружилась.

Ричард ласково погладил ее по щеке:

— Откинься назад и отдохни.

Гасси кивнула, но глаза не открывала, чтобы он не вздумал задавать ей какие-нибудь вопросы. Она была не в состоянии объяснить свое странное поведение и не могла думать ни о чем, кроме Мика Тревиса. Почему он ее преследует? Что он хочет?

Она пыталась обуздать свой страх, но он, как дикий зверь, разрывал ее внутренности, норовя вырваться наружу, если она хоть на мгновение расслабится. Она чувствовала, что Ричард не сводит с нее глаз, и молила бога, чтобы он ничего не заметил.

— Приехали, Гасси, — сказал Ричард, когда лимузин остановился у роскошного особняка ее родителей. — Может быть, тебе лучше подняться к себе на несколько минут, чтобы освежиться перед приемом?

Гасси кивнула, удивленная его неожиданной заботливостью.

— Пожалуйста, попроси Рейчел и Диану мне помочь. Ричард повернулся и посмотрел в заднее стекло.

— Они в машине прямо за нами. Подожди здесь, я их позову. Мы проводим тебя в твою комнату.

Но быстро улизнуть не получилось. Элизабет и Роберт были явно расстроены и крутились вокруг Гасси, как испуганные ласточки, а некоторые гости непременно хотели взглянуть поближе на невесту, которой стало плохо. К тому времени, как Диане и Рейчел удалось увести ее в спальню, Гасси вся извелась от нетерпения.

— Вы его видели? — воскликнула она, захлопывая дверь спальни. — Он был там, стоял на церковных ступеньках!

— Мы его видели, — мрачно призналась Рейчел. Гасси рванулась к окну, чтобы посмотреть, нет ли Тревиса среди гостей, собравшихся в саду.

— Как вы думаете, что ему нужно?

— Он, скорее всего, хочет нам напомнить, что не собирается отступать, — сказала Диана.

— И что нам теперь делать? — спросила Гасси. — Как нам от него избавиться?

Рейчел, не заботясь о том, что может помять свое изящное платье из органди, плюхнулась на кровать.

— Мы можем только его игнорировать. Если он попытается связаться с нами, нам надо отказываться с ним разговаривать.

— А если он будет продолжать нас преследовать? После короткой паузы Диана сказала:

— Нам остается надеяться, что ему скоро надоест. Гасси тяжело вздохнула — казалось, Диана сама не слишком верит в то, что говорит.

— А что насчет Хелен? — спросила она, переведя взгляд на Рейчел. — Тебе удалось до нее дозвониться?

— Она где-то на натурных съемках в Мексике. Постараюсь сегодня узнать, где именно, и позвоню ей сразу после приема.

Гасси кивнула:

— Хорошо. Нельзя допустить, чтобы он до нее добрался прежде, чем мы ее предупредим.

Тут в дверь заглянула Элизабет и испугалась, увидев их напряженные лица. Диана постаралась ее успокоить и пообещала, что они все спустятся вниз через несколько минут.

Когда мать закрыла за собой дверь, Гасси промокнула лицо платком.

— Только посмотрите на меня. Кошмар какой-то! Я не могу спуститься вниз в таком виде.

— Давай я помогу тебе с прической, — предложила Диана, доставая из ящика серебряную щетку. — А потом позвоню домой и узнаю, как там Кэрри. Я еще ни разу не оставляла ее на ночь с няней.

Гасси удивленно посмотрела на нее. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что Диана — мама; тем более трудно было представить себе, что Джоуэл сбежал. Гасси подумала о том, как сумела Диана пережить крушение стольких своих надежд. Потом вспомнила Тони и неожиданно поняла: на самом деле никому никогда не удается собрать все недостающие части картинки. Все просто приспосабливаются жить без них.

Яркое солнце пробивалось сквозь кроны дубов. Гасси стояла на веранде и смотрела на оживленных гостей. Огромный белый шатер нависал над столиками, заставленными всеми воображаемыми деликатесами, начиная от омаров и кончая неизбежным французским печеньем. Вокруг лужайки размещалось несколько баров, на импровизированных подмостках расположился струнный оркестр. Большинство невест были бы в восторге от такой роскоши, но Гасси было все труднее и труднее улыбаться.

Она никак не могла смириться с мыслью, что ее замужество — свершившийся факт. Она все время надеялась, что в последнюю минуту что-нибудь произойдет и спасет ее. Но сейчас ничего не оставалось, как посмотреть в лицо ужасной реальности: ей придется провести долгие годы с Ричардом — годы, наполненные пустыми разговорами и скучными обязанностями.

Повернувшись к танцплощадке, она заметила там Рейчел и Брайана и ужасно удивилась. Она никогда не видела, чтобы Рейчел танцевала, да и вообще — держалась так свободно и спокойно с мужчиной. «Что и говорить, жизнь действительно непредсказуема», — подумала она. У Рейчел вечно были всякие великие дела, она не интересовалась такими глупостями, как любовь, и вот поди ж ты — она замужем и явно по уши влюблена в своего мужа!

Почувствовав острый укол зависти, Гасси остановила проходящего мимо официанта и взяла бокал шампанского. Сейчас точно не время размышлять о любви и о том, что могло бы быть, если бы у нее хватило смелости воспротивиться родителям и сбежать с Тони…

— Пора резать торт, дорогая, — сказала Элизабет, подходя к ней. — После этого вы с Ричардом можете уезжать.

Гасси поморщилась при мысли о перспективе остаться наедине с Ричардом. У него есть полное право рассчитывать на ее благосклонность в постели. Но как она может позволить ему проникнуть в свое тело, если это нарушит ее сладкие воспоминания о Тони?..

Через несколько часов Гасси стояла посреди роскошного номера в отеле «Плаза» и смотрела на кровать. Сердце ее бешено колотилось. Потом она неохотно пересекла комнату и скользнула под простыню.

Ричард в ванной готовился к отходу ко сну, и ей было противно слушать, как он полощет горло и спускает воду в унитазе. Она много думала о сексе, но ей и в голову не приходили другие интимные стороны брака.

Гасси тяжело вздохнула и постаралась выбросить эти мысли из головы. Ричард мог прийти в любую минуту, и она должна была подготовиться к его неминуемому вторжению в ее тело. Но стоило двери в ванную комнату открыться, как она оцепенела.

Ричард в дурацком красном шелковом халате подошел к кровати, и улыбка на его лице показалась ей еще противней, чем обычно.

— Ты предпочитаешь, чтобы я погасил свет, Огаста? — спросил он.

Она молча кивнула, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Его глаза пробежали по ее лицу, шее, голым плечам, и улыбка стала похотливой. Он рассматривал ее довольно долго. Потом потушил свет и лег с ней рядом.

Гасси лежала не шевелясь, но Ричард совершенно не ощущал ее настроения. Наклонившись, он как-то деловито поцеловал ее, потом задрал ей рубашку и положил руку на грудь. Через несколько минут рука его скользнула вниз, и он осторожно, одним пальцем вошел в нее.

Гасси приказала себе отозваться, но не почувствовала ничего, кроме отвращения. Ей хотелось одного: чтобы все это поскорее кончилось. Она застонала от безнадежности и отчаяния, когда Ричард наконец взобрался на нее и начал механически двигаться. Ей не было больно или как-то особенно неприятно — она только ощущала странное раздвоение, как будто ее душа и тело разлучились. Когда он вскрикнул и упал ей на грудь, Гасси вздохнула с облегчением.

Внезапно Ричард резко отстранился, включил свет и взглянул на нее бешеными глазами.

— Сколько мужиков ты до меня пропустила, Огаста? Пораженная его грубостью, она лишь смотрела на него большими зелеными глазами.

— Сколько?„Я хочу знать!

Гасси натянула простыню до подбородка, чтобы спрятаться от его негодующего взгляда, но все равно чувствовала себя голой и абсолютно беззащитной.

— Ричард… Как ты можешь о таком спрашивать?! Он смотрел на нее с ненавистью:

— Выкладывай! Я хочу знать точно, на какой потаскушке женился!

На глаза Гасси набежали слезы и потекли по щекам. Ее поразила эта намеренная жестокость, злоба, искажающая его лицо.

— Прекрати, Ричард! Ты не имеешь права так со мной обращаться…

Он с отвращением взглянул на нее:

— Ладно, Огаста. Раз ты не хочешь обсуждать своих бывших любовников, я не стану тебя заставлять. Но запомни, что я скажу: если ты когда-нибудь поставишь меня в неловкое положение, ты будешь жалеть об этом до конца своих дней. Теперь ты моя жена, и я требую, чтобы ты выполняла свои обязанности, черт побери!

Гасси дрожала от гнева, но при этом, как ни странно, испытывала чувство вины. Однако самым страшным было осознание того, что она связана с этим человеком на всю жизнь, что он — ее муж. А какое будущее может их ждать, если он считает ее потаскушкой?

Помимо своей воли она прошептала:

— Был только один человек… очень давно. Ни с кем другим я не была.

Ричард изучал ее с таким видом, будто мог видеть ее насквозь. Потом холодно улыбнулся:

— Ладно, я тебе верю. Надеюсь, мне никогда больше не придется возвращаться к этой теме. Спокойной ночи, Огаста.

Ужасаясь его бесчувственности, Гасси смотрела, как он перекатился на свою сторону и погасил свет. Ему было абсолютно наплевать на ее чувства, на ее потребность в ласке и утешении. Она смотрела на серебристый луч, пробивающийся в щель между шторами, и думала, за кого же она вышла замуж. Затем услышала его сонное дыхание и усомнилась, сможет ли она это выдержать всю оставшуюся жизнь.

15

Поначалу Хелен была в восторге от просторной виллы, которую студия выделила для актеров в Акапулько, но ей быстро приелась жизнь в тропическом раю. Ее раздражали жара и влажность, слишком яркие краски и чересчур приторные ароматы. Она стала ненавидеть каждый день, проведенный в Мексике, но не могла никуда деться до окончания съемок.

Между тем Джек Голден, похоже, саботировал свое собственное детище. Они уже на три недели отставали от графика, и Джек вымещал свою злость на команде. Его припадки и взрывы злости создали практически невыносимую атмосферу. Съемочная группа тратила больше усилий на то, чтобы избежать его гнева, чем на производство качественного фильма. Хелен чувствовала себя на площадке зажатой, понимала, что у нее ничего не получается, и очень переживала.

Однако больше всего она страдала из-за вынужденной разлуки с Сетом. Они никогда не расставались так надолго, и ей становилось все труднее и труднее жить без него. Она мучилась без его прикосновений, без надежного убежища его объятий в темные ночные часы.

Хелен стояла на веранде, глядя на мелькание огней города и ощущая дикую усталость. Но она не решалась отправиться спать, боясь тех демонов, которые когда-то преследовали ее во сне. Они, казалось, приближались, нависали с самого края ее снов, и она опасалась, что это только дело времени, что демоны скоро сломают хрупкие барьеры ее сопротивления.

Несмотря на теплый ветер, Хелен стало холодно, и она прикинула, не присоединиться ли ей к остальной съемочной группе, ©обравшейся внизу. Но она не хотела рисковать: а вдруг не сдержится и попытается расслабиться с помощью спиртного?

Тяжело вздохнув, Хелен поднялась в свою спальню, села на край кровати, взяла фотографию Сета в рамке и прижала ее к щеке, воображая, что ощущает тепло его кожи. Она сама не знала, сколько времени так просидела. Из этого состояния ее вывел резкий стук в дверь.

— Хелен, там тебе звонят, детка.

Она узнала хриплый голос одного из помощников режиссера и поспешила к двери. Может, Сет издалека почувствовал ее одиночество и позвонил?

— Кто меня спрашивает, Дейв?

— Понятия не имею, солнышко. Но если хочешь поговорить спокойно, иди в кладовку.

Хелен улыбнулась и сбежала по лестнице к кладовке. Там она села на стул, взяла трубку, ощущая холодок предвкушения, но мгновенно оцепенела, услышав голос Рейчел.

— Хелен, слава богу! Я целый час пытаюсь до тебя дозвониться.

Хелен сразу забеспокоилась и покрепче сжала трубку.

— Что случилось?

— Ничего ужасного, но есть одна проблема. Человек по имени Мик Тревис собирается написать книгу о твоей матери. Он хочет встретиться с тобой, вот мы и решили, что надо тебя предупредить.

— Книгу? Какую книгу?

— Одну из этих отвратительных биографий. Он в курсе исчезновения Рика Конти. Он подозревает… В общем, у него все полицейские протоколы.

Хелен моргнула, пытаясь отогнать странные видения, которые вновь поплыли перед глазами. Голова кружилась, было трудно дышать, стало страшно, что эти видения обретут плоть и превратятся в реальность.

— Хелен, ты где? Скажи что-нибудь!

— Что мне делать?

— Постарайся с ним не встречаться, но если ему удастся загнать тебя в угол, говори, что ты ничего не помнишь.

Хелен изо всех сил вцепилась в трубку. Вдруг этот человек, Мик Тревис, каким-то образом заставит ее вспомнить? Но она тут же затрясла головой в немом протесте. Если она позволит себе вспомнить, эти воспоминания поглотят ее, подобно голодным животным.

— Нет, мне надо держаться от него подальше. Он может… Я вообще не хочу с ним разговаривать.

— Тогда ты все время должна быть настороже. У этого человека нет ни чести, ни совести.

— Он знает, где я?

— Возможно, нет. Но я уверена, что он будет поджидать твоего возвращения домой.

У Хелен все еще дрожали руки, и все-таки она почувствовала, что при мысли о доме паника начала отпускать ее. Там будет Сет. И Ретта. Ей не придется иметь дело с Ми-ком Тревисом в одиночестве.

— Спасибо, что предупредила, — сказала она. — Не беспокойся за меня.

Рейчел с облегчением вздохнула:

— Постараюсь. Позвони мне, когда вернешься в Штаты.

— Обязательно. — Хелен немного помолчала, внезапно ощутив болезненную пустоту внутри. — Как прошла свадьба Гасси? Мне так хотелось приехать. Иногда мне кажется, что я никогда больше вас не увижу.

— Понимаю. Ужасно, что мы так далеко друг от друга. Свадьба была чудесная, но нам всем тебя не хватало.

— Я как-нибудь прилечу в Нью-Йорк, обещаю.

— Замечательно. Береги себя, Хелен.

Хелен неохотно положила трубку, не желая обрывать эту тоненькую ниточку, связывающую ее с прошлым. Она долго сидела не шевелясь, глядя сквозь окно в темноту сада и чувствуя, как в груди разрастается страх. Тут до нее донеслись крики веселящихся коллег, и она встала. Ей требовалось это чужое веселье, чтобы заглушить страх и заполнить пустоту в груди, забыть ночные кошмары, ожидающие ее в темноте.

Через неделю Джек Голден и Хай Шорр заперлись в небольшом бунгало в конце участка, чтобы посмотреть последние метры пленки. Когда экран опустел, Голден включил свет и грохнул кулаком по столу.

— Мать твою так, эта сучка Гэллоуэй испоганила всю картину! Что теперь делать, черт побери?

Хай задумчиво погладил подбородок.

— Ей нужна помощь, Джек. Я слышал, она пьет каждый вечер.

— Помощь?! Я ей помогу! Сделаю все, чтобы она никогда больше не работала!

— Твоей картине это не поможет, — спокойно заметил Хай. — Попробуй поговорить с ней, узнай, что ее беспокоит.

Джек сердито взглянул на него:

— Кто я, по-твоему? Психотерапевт?

— К сожалению, нет, но если так будет продолжаться, мы с тобой останемся без работы.

Так как спорить с этим было бесполезно, Голден мрачно замолчал. Через некоторое время он пробормотал:

— И что я должен ей сказать, будь она неладна?

— Спроси, нет ли у нее какой проблемы, не нужна ли ей помощь. Но будь тактичным, Джек. Если начнешь орать, только хуже будет.

Голден вскочил на ноги, подошел к окну и поднял жалюзи. Затем снова повернулся к Шорру, причем лицо у него было таким же красным, как цветы на его гавайской рубашке.

— Господи, как же я ненавижу все это дерьмо! Надо было мне послушаться моего старика и поступить в медицинское училище.

Хай цинично рассмеялся, а Джек зло посмотрел на него и выскочил из комнаты.

Вечером Хелен уединилась в своей комнате, налила себе виски и села со стаканом на кровать. Глаза заслезились, и горло обожгло, когда она выпила виски одним отчаянным глотком. Может быть, сегодня она заснет. Может быть, сегодня виски прогонит преследующие ее кошмары.

Она уже собралась улечься в постель, когда послышался нетерпеливый стук в дверь. Она заставила себя встать, открыла дверь и удивилась, увидев вышагивающего по холлу Голдена.

— У тебя есть несколько минут? Я хочу поговорить с тобой.

Ей не хотелось пускать его к себе в комнату, поэтому она переминалась с ноги на ногу, пытаясь сообразить, что делать. В полумраке холла он выглядел непривычно сосредоточенным. Она еще немного поколебалась, потом отступила в сторону и позволила ему войти.

Джек тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он неловко присел на краешек плетеного стула, и странным образом его смущение приободрило Хелен, сделало увереннее в себе. Она села напротив и заставила себя подождать, когда он заговорит первым.

— Слушай, Хелен, — наконец сказал он, — я только что просмотрел отснятый материал и понял, что у нас проблема. Он никуда не годится.

Хелен отпрянула, будто он ее ударил, и опустила голову, чтобы не встречаться с его злым взглядом.

— Ты стала отвратительно играть. В чем дело?

Она чувствовала, как дрожат ее губы, и презирала себя за слабость. Стыд и срам — плакать перед Джеком Голденом! Но слезы уже выкатились из глаз и поползли по щекам.

— Бог ты мой. какого черта ты ревешь?! — заорал он. — Я же тебя ни в чем не обвиняю. Скажи мне, в чем дело, чтобы можно было закончить картину!

Хелен закрыла лицо руками, не в состоянии сдержать поток слез.

— Я… совсем не сплю… все время снятся кошмары.

И ты каждый вечер надираешься, а на следующий день выдаешь нам дерьмовую игру? Это должно прекратиться, Хелен. Я хочу, чтобы ты обратилась к врачу. Пусть он выпишет тебе таблетки.

Хелен покачала головой, вспомнив, как предупреждала ее Ретта насчет этих маленьких черных лепешечек.

— Нет, никаких таблеток.

— Тогда собирай свои вещички и убирайся! Ты уволена! Его голос прозвучал в ее голове так выстрел — резкий и точный, нацеленный прямо в сердце. Она встретилась с ним взглядом и вздрогнула — столько в его глазах было ярости.

— Джек, пожалуйста…

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я позволил тебе загубить фильм? Не выйдет, детка! Шла бы ты лучше к врачу, поскольку, если мне придется тебя заменить, я через суд получу с тебя все до цента, можешь не сомневаться. И ты никогда больше не получишь работу в кино.

Хелен умоляюще смотрела на него, но по выражению его лица видела, что он абсолютно серьезен. Она представить себе не могла, что ее когда-нибудь выгонят из Голливуда, что она превратится в парию, которая настолько ненадежна, что не в состоянии закончить фильм. От одной этой мысли она пришла в ужас и решила, что должна спасти свою карьеру.

— Хорошо, Джек, я пойду к врачу.

Эта безоговорочная капитуляция смягчила Джека.

— Ладно. Я знал, что ты хорошая девочка. А теперь отдохни. Я пришлю врача завтра утром.

Хелен тупо кивнула, проводила его до двери и вся в слезах упала на кровать, как тряпичная кукла.

На следующий день пришел доктор-мексиканец и несколько минут осматривал ее. Стройный, в белом костюме, который очень шел к смуглому цвету его кожи, с добрыми карими глазами. Ей так хотелось довериться ему, но он начал расспрашивать о том, что могло вызвать ее ночные кошмары, и она сразу замкнулась. Уходя, доктор оставил ей пузырек с таблетками.

В ту ночь Хелен обнаружила, что маленькая белая таблетка каким-то чудесным образом избавила ее от ночных кошмаров. Она хорошо выспалась и на следующий день работала спокойно и сосредоточенно. Джек перестал орать, а съемочная группа, казалось, дружно вздохнула с облегчением, так как его внимание снова было направлено на съемку.

Через месяц Хелен вернулась в Лос-Анджелес. Она чувствовала себя усталой и вымотанной, но довольной, что ей удалось закончить картину без новых конфликтов. Ретта встретила ее в аэропорту. Когда они пробирались сквозь толпу к лимузину, Хелен сказала:

— Я это сделала, Ретт! Я смогла выжить на съемках еще одной картины Джека Голдена!

Ретта как-то странно улыбнулась, но промолчала. Только когда они уже сидели в белом лимузине, она устремила на Хелен пронзительный взгляд и спросила:

— Что там случилось? Ты выглядишь ужасно.

— Просто устала. Ты же знаешь Джека, он ни на минуту не оставляет в покое. И еще я скучала по Сету. Мы так долго не виделись…

Ретта продолжала пристально смотреть на нее.

— До меня кое-что дошло. Ты снова пьешь?

Хелен почувствовала себя маленькой девочкой, которую застали за подглядыванием в дверную щелку. Она забилась в угол, стараясь не встречаться взглядом с Реттой.

— Я несколько раз выпила, чтобы уснуть, но это было недели три назад. Сейчас все в порядке. — Тут она вспомнила про флакон с таблетками, лежащий в сумочке, и совсем смутилась. Ретта могла простить ей выпивку, но таблетки были табу. — Теперь я дома. Обещаю, все будет хорошо, Ретт.

Ретта обняла ее:

— Господи, я так о тебе волновалась!

Хелен тоже обняла Ретту и дала себе слово спустить таблетки в унитаз. Теперь она в безопасности. Сет и Ретта рядом. Ей больше не нужны наркотики, чтобы прогнать страшные сновидения. Но тут Ретта разбила все ее надежды:

— «Обещания» запускаются в производство через две недели. Они требуют, чтобы ты завтра утром появилась на студии для последних примерок.

— Завтра? — как эхо повторила Хелен. — Но я так устала! И мне надо хоть немного побыть с Сетом наедине…

Она сжала руки, представив себе следующие несколько месяцев: снова мчаться на»студию на заре и возвращаться в конце дня такой усталой, что ноги не держат. Она внезапно почувствовала себя крысой, загнанной в лабиринт, которая доводит себя до безумия, пытаясь найти выход.

А ведь Ретта предупреждала ее насчет перегрузок. Но шанс сыграть главную роль в «Обещаниях» — женщину, одержимую своим женатым любовником, — был слишком соблазнительным, и она не устояла. Только сейчас, когда она осознала, чем придется пожертвовать, эта роль не казалась такой уж привлекательной.

— В чем дело? — спросила Ретта.

— Мне следовало послушать тебя насчет «Обещаний». Я не готова. Мне нужен перерыв.

Ретта явно расстроилась:

— Уже слишком поздно, поезд ушел. Тебе не выбраться без длинной судебной канители.

— Я знаю, — вздохнула Хелен и вымученно улыбнулась. — Не обращай на меня внимания. Устала, сил нет. Завтра я буду готова к новой гонке.

Ретта кивнула, а Хелен прислонила голову к стеклу и закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать.

Лунный свет окрасил спальню в светлые серебристые тона. Хелен прижалась к Сету, щекой почувствовала, как он улыбается, и дотронулась пальцем до его губ.

— Мне так тебя не хватало! — прошептала она. — Господи, как же я по тебе скучала…

Он вздохнул и крепче прижат ее к себе.

— Знаю. Для меня самого каждый день был адом.

Его слова согрели все ее существо. А ведь вначале Сет не подпускал ее к себе близко — боялся влюбиться по-настоящему, но ей удалось проникнуть сквозь его броню и обнаружить целое море любви. Хелен лежала в его объятиях, и ей хотелось остаться там навсегда. Но им грозила новая разлука, она нависала над ними, как туча.

— Тебе обязательно ехать в Рим на следующей неделе? — тихо спросила она.

— Ты же знаешь, что обязательно. Но я скоро вернусь, самое позднее — через месяц.

Пережить еще месяц без него казалось ей невозможным. Хелен страшно хотелось попросить его не уезжать, но она сдержалась. Сет наконец начал получать заслуженное признание, и она не имела права ему мешать. Разве могла она потребовать от него такой жертвы?

— Ты справишься одна, Хелен?

Она знала, что Сет искренне беспокоится за нее, и снова ей пришлось перебороть свой эгоизм. Хелен ясно представились длинные бессонные ночи без него. У ее страхов снова появится возможность спрятаться в темных углах и превратить ее сны в кошмары. Но она сдержала слезы и сказала:

— Конечно, справлюсь.

Сет нежно поцеловал ее, провел пальцами по груди, и она снова прижалась к нему, чувствуя себя в безопасности. Когда он оказался внутри ее, то каждый мощный толчок отгонял все дальше ее страхи, наполняя душу блаженством.

Садясь в свой новенький «Линкольн», Ретта невольно улыбнулась, почувствовав нежную мягкость кожи сиденья. Много лет она водила разные развалюхи и сейчас наслаждалась непривычной роскошью. Причем дело было не только в особой комфортабельности машины. В ней чувствовался престиж, она словно доказывала всему миру, что Ретте Грин удалось добиться успеха.

Повернув ключ в зажигании, довольная собой, Ретта направилась к удаленному ранчо Сета Уайлдера и Хелен. Когда показушный пейзаж Беверли-Хиллз сменила пустыня, Ретта задумалась о странных отношениях между Хелен и Сетом. Казалось, что между ними было нечто более глубокое, чем обычные пустые голливудские интрижки. Может, это и не любовь — Ретта давно разочаровалась в любви, — но что-то значительно большее, чем общая постель.

Съехав с основной дороги на проселочную, ведущую к ранчо, Ретта ощутила знакомый укол тревоги. После того, как Сет уехал в Италию, Хелен постоянно пребывала в депрессии и дурном расположении духа. Она жила как в тумане, по привычке, и это беспокоило Ретту. Ей неприятно было об этом думать, но она отдавала себе отчет, что Хелен не всегда в силах устоять перед соблазном приложиться к бутылке.

Нахмурившись, Ретта пожурила себя за то, что позволяет себе мрачные мысли в такое прелестное утро. Чтобы отвлечься, она залюбовалась ковром диких цветов на полях, окружающих ранчо. Потом она заметила стоящую на открытой террасе Хелен и помахала ей рукой.

Хелен улыбнулась и сбежала по ступенькам. Она выглядела невероятно юной и хрупкой на фоне безбрежного синего неба и отдаленных гор.

— Ретт! Что ты здесь делаешь?

— Привезла тебе на подпись бумаги. А кроме того, хотела пригласить тебя на ленч.

— С удовольствием. Воскресенье всегда такое длинное, когда Сет уезжает.

Ретта выбралась из машины и прошла за Хелен в старый дом. Просторные комнаты были реставрированы, но сохранили свой исконный грубоватый вид. Ретта в душе считала безумием жить так далеко от всевозможных удобств Беверли-Хиллз, но Хелен казалась довольной.

— Можно понять, почему тебе тут так одиноко, — заметила Ретта. — От этой тишины и мне не по себе.

Хелен рассмеялась:

— Я люблю тишину, но без Сета мне плохо. Я так по нему скучаю, Ретт.

— Я знаю, — Ретта ласково сжала ее руку. — А спишь ты сейчас нормально?

Хелен пожала плечами и отбросила с лица прядь темных волос. Только тогда Ретта заметила, какая она бледная. Кожа казалась тонкой, почти прозрачной.

— Я не пью, если ты об этом. Но я и сплю очень мало. Так всегда бывает, когда я одна.

Ретту давно уже мучило любопытство: ей казалось, что Хелен скрывает какую-то мрачную тайну. Но всякий раз что-то останавливало ее от попыток узнать правду. Может, некоторые тайны лучше вообще не трогать?

После небольшой паузы она снова обняла Хелен и сказала:

— Давай-ка уберемся отсюда, ладно? Ты можешь подписать бумаги в ресторане.

Хелен слабо улыбнулась:

— Прекрасно, поехали.

После неторопливого ленча и легкой болтовни Хелен несколько расслабилась, но она снова напряглась, заметив красный «Корветт», который выехал за ними с парковочной стоянки и преследовал их до самого ранчо.

— Кто это такой, черт возьми? — пробормотала Ретта. — Если он подъедет чуть ближе, он вмажется прямо в мой зад!

Хелен нервно оглянулась через плечо, пытаясь рассмотреть водителя, но его закрывало облако пыли.

— Я не знаю, но он не имеет права здесь находиться. Это частная собственность.

— Проклятый ублюдок, скорее всего, заблудился.

Хелен в этом сильно сомневалась, но молчала, стараясь не паниковать. Испытывая дурное предчувствие, она смотрела, как красная машина остановилась за ними и оттуда вылез незнакомый мужчина. Он был плотным, невысокого роста, но держался агрессивно, вызывающе. Хелен вдруг поняла, что Мик Тревис наконец нашел ее.

Не сдержавшись, она тихо застонала, и Ретта резко повернулась к ней.

— В чем дело?

— Этот человек… Ретта, прогони его! Нотки паники в голосе Хелен удивили Ретту.

— Кто он такой? Ты его знаешь? Хелен кивнула.

— Это Мик Тревис, — с трудом выговорила она. — Он пишет книгу… о моей матери.

— Боже милостивый, только этого не хватало!

Ретта выбралась из машины, но было слишком поздно. Мик Тревис уже смотрел сквозь стекло на Хелен, и на лице его расплывалось выражение мерзкого самодовольства.

— Привет, Хелен, — сказал он. — Меня зовут Мик Тревис. Я пишу биографию твоей мамочки, и мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов.

Хелен забилась в угол сиденья и переводила испуганный взгляд с Мика на Ретту и обратно.

— Если вы хотите взять интервью у мисс Гэллоуэй, вы должны договориться о встрече через мой офис, — заявила Ретта.

Мик презрительно взглянул на нее, как будто она надоедливый комар, жужжащий у него над головой, затем снова повернулся к Хелен:

— Слушай, почему бы не облегчить всем жизнь? Дай мне короткое интервью прямо сейчас, и я оставлю тебя в покое.

Ощущая полную беспомощность, Хелен опустила голову и закрыла глаза, по-детски надеясь стать невидимой.

— Ну так как, Хелен? — настаивал он. Ретта в ярости взглянула на него:

— Вы, видимо, меня не слышали, мистер Тревис. Никто не может взять интервью у мисс Гэллоуэй без моего разрешения. А теперь убирайтесь отсюда к чертям собачьим, пока я не вызвала полицию!

Мик отвратительно ухмыльнулся, лицо его от злости покрылось красными пятнами.

— Это будет большой ошибкой, леди. У Хелен есть несколько скелетов в шкафу, и если она не хочет, чтобы об этом узнал весь мир, ей лучше поговорить со мной.

После минуты напряженного молчания Ретта двинулась на Мика, сжав кулаки.

— Засунь свои угрозы в задницу и уматывай отсюда, приятель!

Мик был явно удивлен, что попытка их напугать провалилась. Казалось, такого отпора он не ожидал. Его лицо перекосилось от ярости, но он так и не смог выговорить ничего членораздельного.

— И не вздумай возвращаться! — прошипела Ретта сквозь стиснутые зубы. — Будь уверен, я тебя к Хелен не подпущу.

Мик снова не нашелся, что сказать. Похоже, он сильно недооценил мощь противника и теперь не знал, как поступить. Он с ненавистью посмотрел на Ретту и снова уставился на Хелен..

— Ты об этом пожалеешь! — прорычал он. — Когда я узнаю, что случилось с Риком Конти, я тебя прищучу, будь уверена!

Бросив последний злобный взгляд на Хелен, он оттолкнул Ретту и пошел к своей машине. Через несколько секунд красный «Корветт» исчез в клубах пыли.

Некоторое время Ретта в растерянности молча стояла на солнце, грудь ее вздымалась. Затем в ней будто что-то включилось, и она бросилась к Хелен.

— Бог мой, как ты?

Хелен била крупная дрожь. Ей казалось, что голос Ретты, слабый и неясный, доносится с очень большого расстояния. Она попыталась понять, что она говорит, но в голове все путалось.

— Все в порядке, Хелен. Он уехал.

Хелен так ослабла, что могла только кивнуть. Ретта помогла ей выйти из машины и повела в дом.

Хелен позволила Ретте усадить ее на диван в гостиной, но внезапно этот дом, который она всегда считала своим убежищем, перестал казаться безопасным.

— Теперь все хорошо, — приговаривала Ретта, садясь рядом с ней на диван. — Не обращай внимания.

Ее доброта проникла глубоко в душу Хелен, но не успокоила, наоборот, напомнила, как ей нужен Сет. Она никогда не нуждалась в нем больше, чем сейчас, а он находился за тысячи миль от нее. Ее снова охватила паника, и она вцепилась в Ретту, как испуганное животное.

Они сидели так долго-долго. Солнце, светившее в окна, стало бледнее, и прохладный ветерок шевелил легкие занавески. Наконец Ретта отодвинулась и заговорила:

— Нам надо что-то придумать, Хелен. Я хочу, чтобы ты сегодня поехала со мной.

Хелен медленно покачала головой:

— Нет, я здесь лучше себя чувствую. Ты не сможешь со мной остаться, Ретта?

— Разумеется, если ты этого хочешь. Завтра мы наймем телохранителя и нескольких охранников. В следующий раз, если этот Тревис вздумает к тебе приставать, мы должны быть во всеоружии.

Хелен поежилась. Что, если Мик Тревис прячется где-нибудь в пустыне и ждет темноты, чтобы пробраться в дом?

— Ты думаешь… он вернется?

Ей показалось, что в глазах Ретты мелькнуло сомнение, но голос ее прозвучал бодро:

— Возможно, но на этот раз он не застанет нас врасплох. Этот козел никогда не сумеет к тебе приблизиться, Хелен.

Хелен ужасно хотелось ей верить, но холодные пальцы страха продолжали сжимать ее сердце. Вдруг Мику Тревису все-таки удастся застать ее одну? Страшно подумать, что она может выболтать, если ее подсознание внезапно возьмет верх и ужасные видения ночных кошмаров вырвутся наружу. Она закрыла лицо руками, и Ретта нахмурилась:

— Хелен, скажи мне, чего ты так боишься? Хелен задрожала, сжав тонкие руки на коленях.

— Несколько лет назад в доме моей матери случилось нечто очень странное. Исчез один человек… — Ее голос был еле слышен. — Я помню только отдельные моменты — и то не уверена, все ли это было на самом деле.

— Что ты хочешь сказать?

— Мои кошмары… Реальность путается с моими кошмарами!

Ретта совсем помрачнела.

— Что известно Тревису?

Хелен пожала плечами и, запинаясь, промолвила:

— Мне кажется… он думает, что Рика Конти убили.

— Так его убили?

— Нет! Я не знаю… — Она прижала пальцы к вискам, чувствуя, как в них пульсирует боль. — Я не помню.

Ретта молча обняла ее и слегка покачивала, пока Хелен не перестала плакать. Потом отвела ее в спальню и уложила в постель. Хелен попробовала заснуть, но стоило Ретте уйти из комнаты, как глаза ее открылись, и перед ее мысленным взором возник Мик Тревис. Она изо всех сил боролась с кошмарами, но они все плотнее окутывали ее, и наконец она не вытерпела, встала и проскользнула в ванную комнату.

Открывая аптечку, Хелен увидела свое отражение в зеркале и помедлила. Она выглядела как безумная с налитыми кровью, опухшими глазами. Но она поспешно отвела взгляд и дрожащими руками открыла запрещенный флакон с таблетками.

Все разумные мысли оставили Хелен, когда она жадно глотала белую таблетку и запивала ее стаканом воды. Ею двигала примитивная потребность получить передышку от боли. Все остальное значения не имело.

Мик Тревис сидел за своим письменным столом и кипел от злости — только что он страшно поругался с главным редактором. Все сроки на книгу о Бренде Гэллоуэй вышли; или он сдает рукопись, или издатель подает на него в суд за нарушение контракта.

Мик вспоминал, как потратил целый месяц на попытки встретиться с Хелен Гэллоуэй. Он был уверен, что под давлением она обязательно расколется, но подобраться к ней оказалось невозможно из-за целого взвода телохранителей. Мик потерпел неудачу, книжка вышла так себе, и он горел желанием отомстить.

Но в данный моменту него не было другого выбора, как сдать книгу в издательство без самого кульминационного эпизода. Вместо сенсационного разоблачения убийства его книге суждено стать в ряд с другими скандальными биографиями знаменитостей. Его не утешало даже то, что он на ней неплохо заработает.

Мик был уверен, что Рика Конти убили. Теперь он понимал, что завораживало Эдвардса в этом деле. Было что-то крайне интригующее в мысли о том, что известная актриса и четыре юные девушки убили человека и держали это в тайне долгие годы. Что-то, возбуждающее фанатичное желание разоблачить их. Но, по крайней мере, на данный момент они были для него недоступны.

Он раздраженно вложил в машинку лист бумаги и принялся за последнюю главу своей книги. Но мысли его по-прежнему были прикованы к пяти прекрасным женщинам, которых он считал безжалостными убийцами.