Элис
— Эй, с тобой все нормально?
Мыльный пузырь, в который не проникали звуки, лопнул, и я резко вернулась в реальность и даже поморщилась от шума и гама происходящего вокруг. Тоня смотрела на меня с волнением. С искренним. Неподдельным.
А я… А я не могла ей сказать правды.
— Да, да, все хорошо, — соврала я и вновь посмотрела в центр арены.
Девушка хмыкнула и последовала моему примеру, не пытаясь залезть мне в душу. Не могла же я ей сказать, что сейчас мое тело превратилось в пульсирующий комок, который вот-вот взорвется. Что все рецепторы на коже как будто отрастили маленькие корни-иголочки, и любое движение причиняет мне боль.
И все равно я до последнего не могла поверить своим глазам. Они врут. Точно врут. Иначе и быть не может.
Тем временем Оптис Йорнак начал вещать. Его хорошо поставленный четкий голос разносился по арене, усиленный магическим фоном. Но все равно каждое его слово проникало мне в уши, словно через слой ваты.
— С праздником, дорогие ученики!
Трибуны заулюлюкали в ответ.
— Виду, вы все сегодня в хорошем настроении, — Оптис улыбнулся и развел руки в сторону. — Что же, не буду вас томить ожиданиями и сразу передам слово тому, кто организовал для вас это мероприятие. Великий и многоуважаемый Монтогор Шаороль, будьте так любезны, объявите же начало праздника!
Не знаю, как остальные, но я следила за каждым движением отца, будто бы от этого зависела моя жизнь. Глаза не подвели меня. Это действительно был он. Все такой же красивый, статный, с выразительными живыми глазами и морщинками в уголках губ, намекавшими на частые улыбки.
Вот таков был мой отец на первый взгляд. Но я знала, что за этой внешней оболочкой скрывается нечто иное. Четыре года назад он выбросил меня из своей жизни, как будто я была лишь побрякушкой, не стоящая его внимания.
Он никогда не говорил обо мне плохо. Да что уж там, он просто обо мне не говорил лишний раз. А сослав сюда, и вовсе позабыл про собственную дочь. И эта правда, как острая бритва, разрезала мне душу.
Когда Монтогор Шаороль поднял руку, чтобы приветствовать собравшихся, я почувствовала, как внутри все сжалось. Его голос, такой глубокий, такой уверенный, все еще родной, разнесся по арене:
— Дорогие ученики и уважаемые гости! Сегодня мы отмечаем праздник, который собрал нас здесь. Я горд представить вам потрясающее шоу, которое продемонстрирует величие и искусство наездников на драконах.
Толпа взорвалась аплодисментами, и я невольно прижала руки к груди, стараясь унять бурю эмоций. Как он может так легко говорить, зная, что я могу быть среди зрителей?
А ведь он даже не потрудился предупредить меня о своем прибытии.
Он говорил о других летных академиях, о чести, о долге учеников, о чем-то важном. И ребята внимательно слушали каждое его слово. Они были очарованы властителем.
— Это даже круче, чем я думал. Элис, спасибо, что привела нас сюда, — произнес Кемал, не отводя взгляда от Монтогора.
— Пожалуйста.
Вышло тихо и сухо. Мой запал превратился в прах. Я больше не хотела смотреть шоу, приготовленное Венделлом, я не хотела кричать от восторга от вида его дракона, который приземлился возле своего наездника, стоило тому его позвать свистком.
Мне это все не надо было. Все, чего я желала — выйти на арену и закричать отцу прямо в лицо, чтобы он увидел меня, чтобы он, наконец, понял, что я здесь, что я все еще его дочь, даже если он этого не хочет.
И мне было необходимо хоть какое-то объяснение. Четыре зарговых года тишина. Я заслуживала разговора.
В момент, когда Венделл забрался на дракона, а механизм с деканом и Монтогором стал опускаться под арену, я не выдержала и вскочила со своего места.
— Элис… — тройной оклик ударил мне в спину.
— Я… я скоро вернусь, — бросила через плечо. — Не переживайте. И наслаждайтесь представлением.
У меня же были другие планы: совершить еще одну ошибку.