Страсть сжигает все преграды

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Не хочу показаться невежливым, но времени у меня в обрез. — Вито показал на стул, стоящий в шести футах от стола.

— Буду по возможности краткой.

— Держа в памяти, что я не желаю слышать просьб о снисхождении к твоему брату после его возмутительного поведения. — Черная бровь иронически взлетела вверх.

Эшли задохнулась. Молчание прервал телефонный звонок. Когда внимание Вито переключилось на телефон, Эшли снова смогла дышать. Она испытывала сверхмощное искушение рассматривать его. Невероятно привлекательный. Смуглое лицо с крепкими высокими скулами. Тонкий нос и губы с откровенно чувственным изгибом свидетельствовали о вспыльчивом и гордом характере. Но женщина прежде всего заметила бы его глаза. У Вито были удивительно красивые глаза, золотистые, сверкающие, как благородньш металл при свете солнца.

Эшли отметила, что Вито по-прежнему излучал темную, дикарскую сексуальность. Когда он проходил, каждая женщина от пятнадцати до пятидесяти лет вздергивала подбородок и втягивала живот. Эшли поняла, что и она не составляет исключения.

Она опустила ресницы. Кожа горела. Ее болезненно покоробил юношеский отклик тела на его грубую, откровенную мужскую силу. Предсказуемая злость последовала за осознанием собственной низменной чувственности. Он положил трубку и пробормотал равнодушное извинение за то, что прервали их разговор.

— Ты ведь хочешь, чтобы я встала на колени и умоляла тебя? Правда? — Когда вырвались эти горячие, бездумные слова, Эшли готова была откусить себе язык. Потерять контроль над собой!..

Вито откинулся назад в своем вертящемся кресле, нисколько не смущенный ее словами.

— Ты именно поэтому здесь? — спросил он, пропустив мимо ушей ее взрыв.

— Я пришла поговорить о Тиме и объяснить, почему он это сделал. Ты, вероятно, не знаешь, что твой племянник…

Вито остановил ее взглядом.

— Оскорбил тебя при твоем брате? — закончил он вопросом ее фразу. — Прискорбный случай.

— Прискорбный? — Эшли окаменела.

— Пьетро потерял два передних зуба, — сухо пояснил Вито… — Вопрос преданности семье они разрешили кулаками. Пьетро пострадал больше и честно признался мне во всем. Не вижу связи между этим эпизодом и непростительным вторжением твоего брата в мой дом.

— Значит, у тебя эпизод и строфа из первого акта. А как быть со вторым актом? — возбужденно спросила Эшли. — Четверо парней загнали Тима в угол и избили. Одним из них был твой племянник.

— Когда это случилось?

Эшли задумалась на секунду или две, а потом с облегчением назвала дату.

— В тот день Пьетро присутствовал на свадьбе кузена в Риме, — еще более сухо ответил Вито. — Едва ли он мог участвовать в избиении.

— Он мог организовать это дело!

— Теперь забираешься в дебри фантазии? Пьетро не стал бы участвовать в такой затее. Пока у тебя нет доказательств, я бы посоветовал отказаться от обвинений. — Он холодно смерил ее взглядом.

Эшли обругала себя последними словами за то, что не позаботилась выяснить подробности случившегося. Четверо парней напали на Тима. Вот и все, что она знала. Атмосфера в кабинете напоминала бодрящую теплоту полярного круга.

— Насколько я понимаю, вражда между твоим племянником и моим братом первоначально возникла на почве соперничества из-за девушки… — пробормотала она.

— И что может добавить эта информация к нынешнему положению? — Его лицо приняло натянутое выражение.

— С моей точки зрения, связь очевидна, — выдохнула Эшли.

— Тогда у нас совершенно различные точки зрения, — с сарказмом возразил Вито. — Я не способен усмотреть ни малейшей связи.

— Ты не готов ни в чем уступить мне? — Эшли постепенно закипала.

— Я бы на твоем месте пришел сюда с намерением принести все возможные извинения за случившееся. — От игравшей на губах улыбки веялохолодом. — Единственная же причина твоего прихода, как мне представляется, — слепое желание выплеснуть гнев на Пьетро и — вот уж нашла! — на неизвестную девушку, — продолжал он, подчеркивая каждое слово. — В любом другом случае твои усилия убедить меня простить непроститель ное показались бы мне забавными.

Жаркая краска заливала ее щеки. Она все сделала неправильно. Выбрала совсем не ту тактику. А впрочем, разве можно было выиграть у Вито в словесном поединке? Едва ли. Он мастерски лишил ее самообладания еще до того, как она вошла в кабинет.

— Я была… я так расстроена, — пролепетала она. — Тим недавно сдал экзамены, а это большое напряжение. Я лишь хотела, чтобы ты яснее представил его состояние.

— Меня не интересует его состояние, — без искры сострадания проговорил Вито. — Он не ребенок и не умственно отсталый. Он сам отвечает за свои поступки.

Эшли ради собственной безопасности уставилась в точку слева от его головы. Эти слова она должна была сказать ему. Эта роль написана для нее — объяснить Вито, почему Тим так яростно реагировал на колкости Пьетро. Это ее роль — рассказать Вито, как их отношения после разрыва смяли ее. Какой грязью ее вымазали и какую тяжелую дань ей приходится платить. Но разве может она пойти на то, чтобы открыть ему правду о своей беременности? Вито — последнему из всех людей. Разве она смогла бы обсуждать с ним такое глубоко личное горе, о котором еще никогда и ни с кем не говорила?

В момент слабости она позволила Сьюзен узнать о том, что носит ребенка Вито. Она верила, что Сьюзен будет хранить тайну. А надо бы лучше знать сестру. Отец подслушал разговор Сьюзен с Арнольдом, и тайна выплеснулась наружу! А затем пришло и возмездие.

Хант Форрестер осуждал людей, чьи дети попадали в переделки из-за либерализма родителей. Он хвалился строгой дисциплиной в своем доме.

Узнав, что Эшли беременна, отец пришел в ярость. Больше всего он боялся потерять лицо в глазах местного делового общества. И этого одного было достаточно, чтобы он отказался от нее. А очередная новость, что отец ребенка уже женился на другой женщине, стала последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Эшли была уже на четвертом месяце, когда случился выкидыш. Но большинство членов ее семьи вполне допускали, что она потеряла ребенка намеренно. В восемнадцать лет Эшли очень красноречиво отстаивала свое решение не выходить замуж и никогда не иметь детей. Каждый знал, что аборты относительно легкодоступны, и каждый допускал, что в конце концов она выбрала именно это решение. Нет, она не могла сказать Вито… Вито, который так безмерно любил детей. С которым когда-то она так страстно спорила о праве женщины самой делать выбор. Вито не поверил бы ей. А если бы хоть на минуту подумал, что она выбрала такое решение, то стал бы презирать ее еще больше, чем презирает сейчас.

— Тиму только восемнадцать, — снова начала она, загнав в глубину горькую боль воспоминаний. — И в некотором смысле это моя вина. Я никогда не обсуждала… я хочу сказать, он ничего не знает о том, что произошло между нами. Он сам пришел к каким-то ложным заключениям. Но я и понятия не имела, как он переживает, пока… — она осеклась.

Молчание затянулось. Вито умел использовать молчание как оружие. Он сидел по ту сторону стола в высшей степени раскованный, холодный, спокойный и бесконечно самоуверенный. Он пугал ее.

— Послушай, я не пытаюсь оправдать его…

— Но, совершенно точно, это твоя вина, — перебил он.

— Если Тима осудят, вся жизнь его будет разрушена. Он потерял голову. Он очень сожалеет о том, что сделал.

— Тогда где же он? — Неколебимо прямой взгляд сверлил ее.

— Он не знает, что я здесь. — Секунду она отчаянно барахталась в своих мыслях. — И я даже не понимаю, почему ты спрашиваешь меня: Это не справедливо. Ты вызвал в полиции такое волнение, что его арестовали бы, если б он только приблизился к зданию.

— Какая сообразительная, — пробормотал он. — Я и забыл, какой ты можешь быть сообразительной.

Но скажи мне, если бы я или кто-то из членов моей семьи оказался на дорожке перед машиной, как ты думаешь, твой брат нажал бы на тормоз?

— Почему ты хочешь представить его злодеем? Он никого не пытался убить! Это импульсивный поступок под влиянием алкоголя. Он не понимал, что делает, пока не стало уже поздно!

— Цель этого взволнованного заключения — смягчить мое сердце? — Вито сцепил перед собой длинные смуглые пальцы. — Люди, нарушившие закон, должны понести наказание.

— Вито, это же всего лишь машина! — бросилась она в очередную атаку. — Да к тому же он и не собирался разбивать ее. Есть наказание и наказание. Послать подростка в тюрьму за то, что он разбил машину и сломал дурацкий фонтан, — это то, что я называю сверхреакцией. Это же погубит Тима!

— Едва ли его отправят в тюрьму за первый проступок.

— Но это не первый… — Эшли в ужасе замолчала, проглотив окончание убийственного признания.

— Тогда моя совесть' чиста. — Черные ресницы опустились. — Если он и раньше нарушал закон, то определенно заслуживает, чтобы власти занялись им. Совершенно ясно: первого предупреждения оказалось мало для того, чтобы подавить его склонность к насилию.

Стальная лента отчаяния сдавила Эшли лоб. Кровь стучала в висках. Она пришла сюда, чтобы помочь Тиму. А пока что только подбросила хвороста в пламя гнева Вито.

— Ты хотя бы видел Тима?

— Видел, — ответил он. — Я узнал его на вечеринке у племянника и недолго поговорил с ним. Он очень похож на тебя и по цвету волос, и по характеру.

— Ты считаешь, что во мне тоже есть склонность к насилию? — с горечью спросила Эшли.

— У него твои глаза, — спокойно продолжал он, не обратив внимания на ее реплику. Чувственный рот принял жесткие очертания. — Вы оба притягиваете к себе внимание. Но при более близком знакомстве открывается, что привлекательность ваша лишь внешняя.

— Да как ты смеешь!.. — Она высоко вскинула голову, негодование бурлило в ней.

Он лишь мельком взглянул на часы. Жест выдавал скуку, и от этого ей еще больше захотелось вызвать взрыв, столкнуть его с атакующей позиции.

— Каждый может сойти с рельсов, когда обстоятельства доведут до крайности. — Огромные изумрудно- зеленые глаза обвиняюще уставились на него. — Однажды ты сам так сделал. Не хотела, конечно, напоминать тебе тот случай.

На щеках Вито перекатывались желваки.

— Напоминание неуместно, и в нем нет необходимости. Я не страдаю провалами в памяти.

На крохотную долю секунды Эшли опасно приблизилась к полной потере самообладания. Ей дорого обошлось напоминание об их последней встрече. Изнасилование? Нет, это было не изнасилование. Свидание началось с едкой злобы и кончилось дикой страстью. Не акт любви и даже не акт желания. И финал — унизительное выражение типичного мужского удовлетворения, разрушившее ее гордость на много-много месяцев вперед. Справившись сейчас со своим гневом, Эшли совершила самое трудное дело в жизни. И справилась она лишь потому, что сосредоточила все мысли на брате.

— Я бы умоляла тебя, если бы верила, что это изменит твое отношение, — холодно призналась она.

— Не изменит.

— Ладно. Может, поговорим о денежном возмещении? — Эшли понурила голову.

— Твоя семья не имеет таких средств. — С холодной улыбкой он окинул ее взглядом. — «Дурацкий фонтан», как ты сказала, — невозместимое произведение искусства. Машина? «Феррари F40» с одной или двумя дополнительными деталями по моему заказу. Четыре года назад я заплатил за нее четыреста тысяч фунтов стерлингов, и теперь это уже коллекционная модель.

— Четыреста т-т-тысяч фунтов за машину? — недоверчиво переспросила Эшли.

— Было ограниченное число экземпляров, выпущенных к сорокалетию компании «Феррари».

— Такие деньги за машину! И деньги для тебя ничего не значат?

— А для тебя значат все. — Вито выразительно махнул рукой.

— Когда-то мы любили друг друга…

— Правда? — быстро отреагировал Вито. — Как странно, что сейчас ты заговорила о любви, хотя ни разу не упоминала о ней, когда мы были вместе.

Золотистые глаза разглядывали ее пылающие щеки.

— Может, вернемся к Тиму?

— Это ты перевела стрелки в прошлое, — напомнил он.

— Потому что я имела глупость надеяться…

— Затронуть сентиментальные струны, которыми я мог бы обладать? — насмешливо закончил он. — Я несентиментален в том, что касается секса.

Слова больно ударили ее.

— Но ты…

— Ты сама разрушила чувство, какое у меня было к тебе, — прорычал он.

— То же самое могу сказать и я! — воскликнула она.

— Я и правда верил, что ты перерастешь свои смехотворные идеи. — Гнев засверкал в его потемневших глазах. — Я и правда оказал тебе честь, предложив выйти замуж…

— Ох, не повторяй ошибку, связывая свое предложение с честью! — яростно набросилась на него Эшли. — Ты ясно дал понять, что оказываешь мне благодеяние. Ты просто искал оправдание, что бы избежать золотой короны компании «Плейн Джейн», которую родители хотели водрузить на твою голову! Потом ты опомнился, достал калькулятор и вцепился в нее двумя загребущими руками!

Вито в один момент оказался перед ней.

— Если еще раз скажешь в таком тоне о моей покойной жене, пожалеешь, что вообще родилась на свет!

— Покойной? Когда это случилось? — Он как башня нависал над ней. Шесть футов и три дюйма разъяренной угрозы. Эшли опустила голову. Потрясенная его сообщением и животной злобой, излучение которой легко чувствовалось на близком расстоянии, она проклинала себя за несдержанность. — Мне очень жаль.

— Вовсе тебе не жаль, — рыкнул Вито.

— Правильно. Я не могу сожалеть о ней, ведь я не знала твою жену! — выпалила Эшли скорее искренне, чем тактично. — Но я уверена, она была святая, замечательная женщина, совсем не похожая на меня…

— Абсолютно не похожая на тебя, — с ядом в голосе согласился он. — У тебя лицо ангела Боттичелли, характер мегеры и аморальность прирожденной проститутки. Естественно, в тебе нельзя найти ни малейшего сходства с Кариной.

Эшли страшно побледнела.

— Боже, милосердный, — пробормотала она, — я, наверно, сошла с ума, когда связалась с тобой!

— Мы оба на время потеряли рассудок. — На шее его билась жилка.

Его жена умерла. Карина для нее — только имя и лицо, смотревшее с глянцевой страницы журнала. Там рассказывалось о свадьбе года в Италии. Слияние двух огромных состояний. Вито не терял понапрасну ни дня. Через месяц после того, как ушел от нее, он обручился. И еще через месяц — свадьба. Карина буквально излучала экстатическое счастье оттого, что наконец завоевала Вито. Невеста совершенно не скрывала, что влюблена.

Как бы то ни было, Вито женился без любви, без капли даже сексуального влечения. А Эшли в их свадебную ночь стояла на пороге самоубийства… от боли, такой страшной, такой непреодолимой. До того дня она не могла заставить себя поверить, что он способен пойти на такой шаг.

Но Вито сделал этот шаг. А она? Она оказалась такой же дурой, как и всякая влюбленная женщина. Думала, он любит ее. А Вито никогда ее не любил. Если б любил, не смог бы жениться на другой женщине.

Эшли уставилась на его итальянские кожаные туфли ручной работы. Он ненавидит меня, уныло подумала она. Он ненавидит меня за то, что когда-то у него хватило глупости предложить мне выйти за него замуж, а у меня хватило дерзости ответить отказом. Милостивый Боже! Ведь предполагалось, что она здесь ради Тима. А что получилось? Эшли поняла, что очень плохо сыграла свою роль.

— Прости меня. — Слова застревали в горле, но ради брата она заставила себя говорить. — Я не должна была терять самообладание.

— Никто не научил тебя подавлять раздражение, — хрипло проворчал Вито. — Я бы мог.

Эшли чувствовала себя как вулкан перед извержением. Однако она знала, извержения допустить нельзя. Только два человека на всем свете оказывали на нее такое воздействие. Первый — отец, и второй — Вито. Ярость обуревала ее. Ярость и страх. Она бросила на него тяжелый взгляд.

— Я еще не ползаю…

— Я и не ждал. Никогда не видел, чтобы тебя тянуло к таким подвигам. — Черная бровь вспорхнула вверх.

— Но ты хотел бы видеть из первого ряда у арены, правда? — Она вскочила. Хрупкая заколка, стягивавшая сзади волосы, лопнула от резкого движения. Тициановские кудри, сверкнув, упали и беспорядочно рассыпались по плечам. Эшли раз драженно откинула их назад и случайно перехватила остановившийся взгляд Вито. — Я знаю, что ты хочешь услышать, — продолжала она. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Фактически я почти уверена, что знаю, о чем ты думаешь, с того момента, как вошла в кабинет.

— Боже сохрани, надеюсь, что не знаешь. — От этого низкого, дразнящего голоса мурашки забега ли у нее по спине.

Внимательные золотистые глаза наблюдали за ней.

— Ты хочешь услышать, как я бесконечно сожалею, что не вышла за тебя замуж, — выпалила Эшли с характерной для нее прямотой.

— Неужели? — У него не дрогнула ни одна мышца.

Она распрямила плечи.

— Я должна быть честной. Тогда мы сумеем убрать с нашего пути препятствия, оставшиеся от этих четырех лет.

— О, пожалуйста, будь честной, сага (Дорогая (итал.).), — лениво подбодрил он ее.

— Если хочешь знать, — Эшли сглотнула, — я до сих пор горжусь, что отказалась стать твоей собственностью. Жизнь под круглосуточным наблюдением и в полном подчинении твоим желаниям удушила бы меня. У нас бы ничего не вышло.

Боже, как это выходило в постели… — страстным шепотом перебил ее Вито. — Dio (Боже (итал.)), как это выходило…

Взволнованная и смятенная сверх всякой меры, Эшли ничего не сказала. Вито разглядывал ее с невыносимой холодностью.

— Это такая жертва? Быть моей женой? Ходить в шелках и бриллиантах? Я ценил тебя выше твоей истинной стоимости.

— Ты с самого начала знал, как я отношусь к браку. Ты не можешь сказать, что я не предупреждала. Брак — патриархальный институт, помогающий мужчине угнетать женщину. Условия брака ставят мой пол в зависимость и обрекают на пассивность, снижают статус и лишают индивидуальности.

— Феминистская болтовня. Dio, я никогда не слышал столько чепухи! — Вито склонился над ней. .

— Естественно, ты придерживаешься своей точки зрения, так же как я — своей. — Эшли пожала плечами. — В любом случае я здесь не для того, чтобы воскрешать прошлое, которое мы оба предпочитаем забыть. Почему бы нам не отбросить личный подход? Я пришла сюда не ссориться с тобой. Ты заставил меня высказать вещи, о которых я не хотела говорить. Ты всегда так делал, — обвиняющим тоном закончила она.

— Ты так изысканно приносишь извинения.

Эшли в отчаянии отвернулась. Этот свой основной принцип она сформулировала для себя ещё подростком. По каким-то необъяснимым причинам теперь она не испытывала такой лихорадочной фанатической убежденности в своей правоте, как в те годы. Однако сейчас это едва ли имело значение. Почему она должна приносить извинения за то, что спасла их обоих от нескончаемой пытки неизбежно убийственного брака?

После пяти месяцев близости они по меньшей мере дважды в день вцеплялись друг другу в горло. Они жили словно на краю обрыва, но каждый боялся признаться в своем страхе высоты. Слезы застилали ей глаза. Она была единственным человеком, который мог бы убедить Вито переменить отношение к Тиму. И она оказалась самым плохим посредником, какой только мог быть у Тима.

Время не уменьшило возмущения Вито. Эшли украдкой бросила взгляд на его словно высеченный из камня профиль. Нет, они бы никогда не смогли расстаться друзьями. Вито унаследовал от своих предков голубую кровь, несметное богатство и неправдоподобную самоуверенность с безжалостностью в придачу. В жизни он редко встречался с отказами. Он получал все, что хотел. Если твоя фамилия Кавальери, то весь мир — твоя раковина и жемчужина в середине всегда принадлежит только тебе. И то, что Вито собирался жениться на ней вопреки сильному противодействию семьи, сделало в его глазах отказ еще более ужасным преступлением.

— Если бы ты только мог согласиться взять на зад заявление против Тима… — собрав всю отвагу, попросила Эшли.

— Почему бы я должен сделать это? — удивился Вито. — Его свобода для меня не имеет никакого значения. А для тебя? Что бы ты отдала за нее?

Вопрос поразил Эшли своей дикой жестокостью. Она вздрогнула.

— Все, абсолютно все, — прошептала она, думая о будущем Тима, о хрупком психическом здоровье матери и бесконечном чувстве вины, с которым ей придется жить, если не удастся переубедить Вито.

— Даже свою свободу? — Он смотрел на ее тонко вырезанный профиль.

— Не понимаю.

Обрамленные черными ресницами золотистые глаза точно пламенем обожгли ее напряженную фигуру. Лишь итальянец с жаркой южной кровью мог вложить столько сексуального вызова в один-единственный взгляд.

— Все, абсолютно все… Очень интригующе, — тихо проурчал он. — Если вернешься в мою постель, то, вероятно, сумеешь убедить меня забрать заявление.

— Вито, это не смешно. — Точеные руки судорожно сжались, только что горевшие щеки страшно побледнели.

— Я и не собирался смешить тебя. — Он оперся на край стола. — Ты приходишь ко мне на моих условиях. Полностью на моих условиях, — подчеркнул он. — И твой брат получает свободу.

— Это отвратительно, — выдохнула Эшли.

— Когда-то ты разделяла со мной постель без любви. С таким же успехом ты можешь разделять ее и ненавидя меня, — чуть ли не прорычал он.

Руки Эшли опустились, пальцы сжались в кулаки.

— У тебя такой уникально выразительный язык тела, — заметил Вито. — Принеси немного своего огня в спальню, и ты даже сможешь убедить меня купить «феррари» твоему преступнику брату.

Ее трясло от негодования. Как он смеет? Так насмехаться над ней? Не иначе как сводит старые счеты. Хочет унизить ее. Пользуясь ее положением. Какая бесчеловечная жестокость. Но в этом весь Вито. Темная сторона его натуры. Безжалостная, неумолимо мстительная.

Он откинул назад свою темноволосую голову и засмеялся мягким горловым смехом. Настоящий язычник, который бессовестно наслаждается, пытая ее.

— Ну что, cara? Как-то ты сказала мне: «Если чего-то очень хочешь — добивайся». Я следую твоему совету.

— Но ведь ты не серьезно, не можешь же ты серьезно, — заикаясь, пролепетала она.

— Это должен быть брак. — Сверкающие глаза смотрели на нее с яростным напором.

— Почему, черт возьми, тебе сейчас захотелось жениться на мне?

— Но ты же, caга сама знаешь ответ на этот вопрос, — мягко проговорил он, и саркастическая улыбка скривила выразительный рот. — Ты сказала мне четыре года назад, что мне нужна служанка, которая бы подбирала за мной брошенные вещи, преданная рабыня, чтобы делать массаж моему ego, и вывеска, чтобы демонстрировать туалеты от ведущих кутюрье. И последнее, по порядку, но не по важности, секс… неограниченный секс, когда бы я ни захотел. Только брак может удовлетворить все мои перечисленные потребности.

У Эшли непроизвольно отвисла челюсть. Она не верила своим ушам. С тошнотворным чувством ужаса, скрутившим живот, она отметила, что Вито помнил эти давно забытые ею слова.

— Вдобавок, — продолжал он, задумчиво разглядывая ее, — под одеждой смешной маленькой террористки, которой ты хочешь быть, скрывается роскошное тело красивой женщины. И я все еще хочу обладать этой женщиной. Так зачем же мне отказываться, если все нити я держу в кулаке?

— Сумасшедший! — выкрикнула Эшли. — Абсолютно и явно ты сошел с ума!

— Я? — Вито изучал ее с широкой, холодной ухмылкой удовлетворения, от которой у нее мурашки побежали по коже. — Ты можешь назвать другой способ, каким я могу получить тебя? Я хочу тебя, Эшли. Это единственная карта, которой ты можешь играть. Что ты выберешь — играть или не играть, — полностью твое дело.

— Я лучше умру, чем выйду за тебя замуж!

— Это твой окончательный ответ?

В ярости Эшли тремя шагами достигла двери.

— Мстительный подонок! — с отвращением прошипела она. — За то, что ты сказал мне сегодня, надеюсь, сгоришь в аду!

— А я бы предупредил тебя, что, «когда же пламя с пламенем столкнутся, они пожрут все то, что их питало», не так ли говаривал Шекспир? — Высокомерное веселье засветилось в уверенном взгляде, когда Вито заметил, что она сбита с толку. — Неужели ты не читала «Укрощение строптивой»?

Эшли поспешила уйти, выпустив напоследок заряд злости в неколебимо хранившую солидарность с хозяином секретаршу:

— Как вы можете работать с такой свиньей, женоненавистником и мужским шовинистом?