Стрела Амура

Глава 1

— Леди и джентльмены, я предлагаю выпить за здоровье новобрачных. Пусть ни одна преграда для их лошадей не окажется слишком высокой!

Краснолицый жизнерадостный джентльмен, провозгласивший тост заплетающимся языком, высоко поднял бокал, запрокинул голову и попытался залпом выпить все до дна. Он с трудом держался на ногах и при этой попытке свалился на стул под раскаты хохота других гостей, сидящих за столом.

Все они были что называется «навеселе». Мелисса решила, что кое-кто из друзей ее новоиспеченной мачехи, проводящих все свое время либо в седле, либо за бутылкой, выпил более чем достаточно еще до того, как отправиться в церковь.

Свадебный завтрак, устроенный в огромном банкетном зале поместья Рандел-Тауэрс, был сверхобильным и роскошным даже по меркам самого принца-регента[1].

Любому гурману пришлись бы по вкусу сочные и экзотические яства, бесконечным потоком следовавшие одно за другим.

К сожалению, большинство гостей налегало скорее на вино. Множество лакеев то и дело до краев наполняли хрустальные бокалы.

Похоже, за каждым стулом стоит по лакею, подумала про себя Мелисса.

Умом она, конечно, понимала, почему отец пошел на это, но сердце ее сжималось при мысли, что Хестер Рандел займет место ее матери.

Шутки и грубоватые намеки сидящих за столом охотников по большей части были недоступны ее пониманию. В то же время девушка сознавала, что они непристойны и вполне под стать тому, как эти люди едят и пьют — с жадностью, ее думая о манерах.

Девушке было невыносимо больно смотреть на тот конец стола, где рядом с новой женой сидел ее отец.

Только Хестер Рандел, сказала она себе, с ее отсутствием такта могла надеть белое подвенечное платье и фату несмотря на то, что ей уже далеко за сорок.

Когда отец впервые сообщил Мелиссе, что собирается взять в жены Хестер, она не поверила ему, хоть и знала: все шло к этому.

С тех пор как умерла мать Мелиссы, Хестер ничуть не скрывала своих намерений. После нескольких первых визитов в небольшую усадьбу, где Уэлдоны поселились после венчания, она перестала выискивать предлоги для посещений.

Она приезжала, привозя с собой то персики и виноград из многочисленных теплиц Рандел-Тауэрса, то какие-нибудь особые деликатесы, выписанные из Лондона, или, что еще коварнее, предлагала воспользоваться своими верховыми лошадьми. Только Дензил Уэлдон, говорила она, способен объездить их как следует.

Сначала Мелиссе не верилось, что ее отец может обратить внимание на такую уродливую женщину.

— Сегодня она еще больше похожа на лошадь! — услышала Мелисса чей-то шепот, когда Хестер под руку с престарелым родственником шествовала по проходу к церковному алтарю.

— Лично я люблю этих животных, — последовал шутливый ответ, — но только не в своей постели!

Да, несмотря на громадное состояние, Хестер осталась в старых девах именно из-за своей внешности.

Но Дензил Уэлдон не устоял перед чарами не внешнего вида невесты, а ее чековой книжки, лошадей и поразительной роскоши поместья Рандел-Тауэрс.

— Папа, как ты можешь? — вырвалось у Мелиссы, когда отец сообщил ей о своем намерении.

— У меня нет выбора, Мелисса, — чуть ли не грубо бросил он. — Твоя мать умерла, и с ее смертью исчезла та малая сумма, которую выплачивал ей отец. Для меня он и пальцем не шевельнет. Он всегда меня терпеть не мог!

— Может, он согласится помочь мне? — нерешительно спросила Мелисса.

— Твоя мать написала ему, когда ты родилась, — отозвался Дензил Уэлдон. — Он ответил через поверенного, что будет выплачивать ей прежнюю сумму при одном условии: мы оставим всяческие попытки связаться с ним.

Мелисса слышала об этом и раньше, но сейчас ей казалось невероятным, что ее дед, прочивший неудачный брак, так и не смягчился за все годы, счастливо прожитые Элоизой Уэлдон с человеком, которого она выбрала себе в мужья невзирая на отцовское неодобрение.

Дензил был очень обаятельным человеком. Он слыл распутником и отличался весьма сомнительной нравственностью, но после женитьбы остепенился. Дензил сделал все, чтобы та, которую он любил, была с ним счастлива, чего никто от него не ожидал.

Но со смертью жены исчезло все, что привязывало его к дому и поместью в двадцать акров. Теперь они стали для него невыносимой тюрьмой.

Ему хотелось уехать в Лондон, хотелось бывать на спортивных состязаниях, играть в карты и вести беззаботную светскую жизнь, какой жили его ровесники. А более всего на свете ему хотелось иметь хороших лошадей.

— Что толку жить в этом треклятом краю, — с яростью вопрошал он, — если я не могу охотиться?

В его конюшне было только две лошади, да и те, как прекрасно знала Мелисса, давно состарились и уже не могли скакать впереди прочих. А ведь он всегда стремился быть первым.

Ее отец был великолепным наездником, никто не стал бы этого отрицать, но только в тех случаях, когда мог одолжить лошадь у приятелей или у Хестер Рандел.

— Папа, неужели ты думаешь, — тихо спросила Мелисса, — что лошади в Тауэрсе смогут компенсировать все остальное?

На мгновение наступило молчание, а затем отец ответил ей почти свирепо:

— Никто не сможет занять место твоей матери, ты и сама это знаешь! А роскошь и хорошие лошади — прекрасное средство облегчить боль.

Он страдал, в этом не было никакого сомнения. Но кто знает, думала Мелисса, как скоро он станет таким же, как и другие мужчины, которых принимала у себя Хестер Ран-дел, — опустившимся от беспечной жизни и бесконечной пьянки, без единой мысли в голове, разве только о лошадях.

Именно стараниями матери Мелиссы у них в доме велись интересные содержательные разговоры на различные темы, а не только о скачках.

Дензил Уэлдон мог быть умным и интересным собеседником, когда этого хотел. Быть может, со свойственной ей чуткостью думала Мелисса, именно недюжинный ум заставлял его страдать сильнее, когда он чувствовал себя одиноким и неприкаянным.

Но Хестер Рандел! Мелисса поглядела на сидевшую во главе стола женщину, которая стала ей мачехой, и почувствовала отвращение. Хестер тоже много выпила. Раскрасневшись от вина и жары, она выглядела не только уродливой, но и порочной. Правда, нельзя было не признать — Хестер превосходно ездила верхом. Она отлично держалась в седле. Гости ничуть не кривили душой, когда предлагали тост «За лучшую наездницу графства!».

Застолье близилось к концу. Ели и пили уже четыре часа кряду. Мелисса гадала, сколько еще придется терпеть неуклюжие комплименты джентльменов, сидевших по обе стороны от нее.

Охотничий сезон еще не начался, но в знак уважения к невесте гости прибыли в охотничьих куртках розового цвета, а выходя из церкви, «счастливая чета» прошла под аркой, составленной из рукояток кнутов — их держали члены охотничьего клуба «Куэнби».

Клуб этот был не столь престижным, как великосветский «Куорн». «Мелтонцы», как они себя величали, поскольку шесть дней в неделю охотились вблизи Мелтона и останавливались в этом городе, выделялись присущим им блеском, богатством и высокомерием.

Ни один «парвеню» не мог присоединиться к их аристократическому кругу. Мелтонцы и близко не подпустили бы никого из гостей Хестер, разумеется за исключением Дензила Уэлдона. Снова и снова его приглашали охотиться в «Куорн», но он не мог себе этого позволить.

Теперь он сможет присоединиться к своим приятелям, подумала Мелисса. Тут же у нее мелькнула мысль: что-то скажут о Хестер жены высокородных мелтонцев?

В это мгновение кто-то достал из кармана охотничий рожок и начал трубить «Таллихо» и «По домам» — сигналы, подаваемые на охоте. При этих звуках Хестер встала со стула, неуклюже похлопала новобрачного по плечу и объявила, что идет наверх переодеться.

Молодожены уезжали в Лондон. Мелисса понимала, что ее отец жаждет возобновить членство в своих прежних клубах, посещать «Уайтс» и «Ваттоз»[2], равно как и заходить в более сомнительные заведения, где столько времени проводил в молодости.

Если б не сильная неприязнь к мачехе, Мелисса могла бы ей посочувствовать. Впрочем, она не сомневалась, что Хестер не даст себя в обиду; купив себе мужа, так или иначе она своего не упустит.

Хестер направилась к выходу из банкетного зала. Мелисса, которой уже передали, что от нее требуется, последовала за ней через холл с мраморным полом и вверх по богато украшенной лестнице.

Их сопровождало несколько других дам, но в большой спальне Мелисса осталась наедине с Хестер, если не считать двух суетящихся горничных.

Сама по себе комната была прекрасных пропорций, но загромождена мебелью. Горчичного цвета шторы на окнах и полог постели показались Мелиссе просто отвратительными.

Однако Хестер, снимая с головы диадему, самодовольно сказала:

— Свадьба прошла хорошо — ну да в Рандел-Тауэрс другого и быть не может.

Она встала, чтобы горничная расстегнула ей сзади платье, и прикрикнула:

— Да побыстрее ты, безмозглая! Я не собираюсь стоять здесь всю ночь!

— Простите, мисс… — заволновалась горничная.

— Теперь мадам — и не забывай об этом! — оборвала ее Хестер.

Она перешагнула через подвенечное платье; другая горничная принесла роскошный атласный халат, сверх всякой меры украшенный кружевами.

Хестер надела его и сказала:

— Выйдите обе! Мне нужно поговорить с мисс Мелиссой. Когда вы мне понадобитесь, я позвоню.

Горничные поспешно вышли. Мелисса с тревогой взглянула на раскрасневшееся лицо мачехи.

— Мелисса, я хотела поговорить с тобой вчера, — начала Хестер, — но ты не пришла.

— У меня дома было много дел, — неопределенно ответила Мелисса.

Она умышленно не пошла в Тауэрс, чувствуя, что больше не в силах смотреть на свадебные подарки, которыми восторгалась Хестер, и выслушивать, где проведут медовый месяц ее отец и эта неприятная женщина.

— Тебе больше незачем думать об этом доме, разве что о своих личных вещах, — резко заявила Хестер. — По-моему, их у тебя не так уж много.

— Я вас не понимаю, — проговорила Мелисса.

— Твой отец согласился закрыть дом до тех пор, пока мы не подыщем подходящего арендатора.

— О нет! — едва слышно выдохнула Мелисса. Теперь ей стало понятно, почему последние два дня у отца был несколько пристыженный вид.

Он обещал ей, искренне обещал, что она останется в старом доме по крайней мере до конца лета. Но, как и во всем прочем, он, должно быть, малодушно согласился с Хестер, когда та сказала, что держать открытыми два дома — пустая трата денег.

А ведь для огромного состояния мачехи ничего не стоило истратить несколько фунтов на дом, где отец Мелиссы счастливо прожил двадцать лет.

— Я велела слугам закрыть дом, — продолжала Хестер грубым голосом, таким же уродливым, как она сама.

— Когда? — спросила Мелисса.

— Завтра или послезавтра. Укладка вещей займет у тебя немного времени.

— Вы хотите, чтобы я перебралась сюда?

Вопрос этот был скорее риторическим. Хестер повернулась, чтобы взглянуть на падчерицу. В ее взгляде читалась явная неприязнь, но в этом не было ничего удивительного.

Мелисса была светловолосой, тоненькой, грациозной девушкой. Она была необычайно красива, но совсем не той красотой, какую ценят в кругах сквайров-охотников. На маленьком овальном личике выделялись огромные глаза, в которых, словно в прозрачном ручье в солнечный день, отражались все ее чувства. Это было нежное лицо с бровями вразлет, маленьким прямым носом и мягкими, красиво очерченными губами.

Оно притягивало к себе взоры, заставляло всматриваться в эти странные глаза, выражение которых было таким же изменчивым и непредсказуемым, как сама погода.

Такое лицо едва ли могло понравиться другим женщинам, и, уж конечно, не ее мачехе. Та безнадежно проигрывала при сравнении со столь утонченной внешностью.

— Да, конечно, на какое-то время тебе придется переехать сюда, — жестко сказала Хестер. — Но, насколько я понимаю, на тебе хочет жениться Дан Торп.

— Может, он и хочет на мне жениться, — отозвалась Мелисса, — но я не собираюсь выходить за него замуж.

— Это уж как решит твой отец, — возразила Хестер.

— Папа? — воскликнула Мелисса. — Но он говорил мне, что не хочет, чтобы я вышла замуж не по любви.

— Твой отец часто сам не знает, что говорит, — отрезала Хестер. — Тебе, Мелисса, не хуже моего известно: не всякий возьмет тебя в жены без приданого.

Огромные глаза Мелиссы с ужасом смотрели на мачеху.

— Вы действительно считаете, что можете убедить папу выдать меня замуж за Дана Торпа? — спросила она.

— Я уже сказала ему, что для тебя это наилучший выход, — подтвердила Хестер. — Дан — богатый молодой человек, и ты явно пришлась ему по сердцу. — Она грубо хохотнула: — Прежде я и не подозревала, что у него есть сердце!

— Я не выйду за него, — тихо сказала Мелисса.

— Ты сделаешь так, как тебе велят, — раздраженно бросила Хестер.

— Если папа согласится с вами, — ответила Мелисса, — я поговорю с ним. Я знаю, он не принудит меня выйти замуж, тем более за человека, который мне так неприятен.

— Позволь мне выразиться откровенно, — заговорила Хестер. Голос ее звучал словно удар плети, которой она безжалостно стегала лошадей. — Ты мне здесь не нужна. Теперь, когда я вышла замуж, я не потерплю в своем доме ни одной женщины. А если ты не выйдешь за Дана Торпа, то можешь подыхать с голоду в сточной канаве. Я и пальцем не шевельну, чтоб тебя спасти!

— Неужели вы считаете, что папа позволит этому случиться? — поразилась Мелисса.

— Откровенно говоря, да! — подтвердила Хестер. — Он женился на мне и может получить все, что пожелает — все, что можно купить, — но я не потерплю, чтобы дочь его первой жены жила в этом или каком-то другом доме за мой счет. — Она сжала губы и продолжала: — У тебя нет иного выхода, кроме как выйти замуж. Так что лучше смирись.

— Нет, я найду выход! — воскликнула Мелисса. — Да я скорее пойду мыть полы или доить коров, чем выйду за Дана Торпа!

Одна только мысль о нем приводила ее в содрогание. Дан Торп, высокий и грузный молодой человек, много времени проводивший в седле, был выходцем совсем из иной среды — его отец нажил свое состояние торговлей.

Два года назад, после смерти отца, он переехал сюда и начал проматывать деньги, нажитые тяжким трудом наемных работников. Купив огромный дом, он превратил его в пристанище всех распутников и гуляк вроде него самого. В округе рассказывали отвратительные истории о происходивших там оргиях, о женщинах, которых привозили туда из окрестных городов и даже из Лондона.

Ему не было еще и двадцати пяти, но выглядел он значительно старше. Когда Мелисса увидела Дана Торпа впервые, она вся внутренне сжалась от брезгливости, как от прикосновения к чему-то нечистому.

Однажды зимним вечером отец приехал вместе с ним домой. Их сапоги и белые бриджи были заляпаны грязью, розовые охотничьи куртки промокли от дождя, но настроение было приподнятым.

— Лучшая охота сезона! — заявил Дензил Уэлдон дочери, когда она встретила отца на пороге. — Я пригласил Дана Торпа отметить это событие.

Мужчины прошли в кабинет и прямо так, как приехали, уселись в большие кресла у камина.

В доме оставалось лишь двое дряхлых слуг, поэтому Мелисса сама внесла поднос с вином и поставила на столик возле отца.

Все это время она ощущала на себе взгляд Дана Торпа и решила, что в его лице есть нечто подтверждающее скандальные слухи, которые ходят о нем. Увидев этого человека воочию, она была готова поверить всему услышанному.

Мелисса хотела было уйти к себе, но отец попросил ее остаться.

— Мелисса, поди сюда, — обратился он к ней. — Побеседуй с мистером Торпом. Сегодня он справлялся о тебе, интересовался, отчего это ты никогда не бываешь на охоте.

— Едва ли я могу это сделать, разве что поехать верхом на дамском седле, — улыбнулась Мелисса. — Ты же знаешь, в нашей конюшне лошадей недостаточно.

Она говорила в шутку, но Дан Торп быстро сказал:

— Я могу предложить вам лошадь, мисс Уэлдон! На прошлой неделе я купил в Таттерсолзе[3] новую кобылу. Она вам прекрасно подойдет.

— Большое спасибо, — ответила Мелисса, — но у меня сейчас много дел, и на охоту нет времени.

— Уверен, что это не так, — покачал головой Дан Торп. — Верно, Уэлдон?

— Ну же, Мелисса, соглашайся, — настаивал отец. — Лошадей у него просто не счесть, он вполне может одну предоставить тебе.

Мелисса попыталась все-таки отказаться, но тщетно. После этого у Дана Торпа появился прекрасный повод заезжать к Уэлдонам. Мелисса старалась избегать этого человека, пыталась прятаться от него, но он заручился поддержкой ее отца, и девушке это не удавалось.

Наконец, незадолго до того как Дензил Уэлдон решил жениться на Хестер, Дан Торп сделал ей предложение.

— Когда вы выйдете за меня? — спросил он.

Он пришел, когда Мелисса была одна. Девушка велела слуге сказать, что ее нет дома, но Дан Торп все-таки прошел в гостиную.

— Благодарю вас за оказанную мне честь, мистер Торп, — тихо проговорила Мелисса, — но я не хочу выходить замуж.

— Вот уж полнейшая чушь, и вы это знаете! — воскликнул Дан. — Да если б вы почаще бывали на балах или появлялись на охоте, за вами бы бегали все мужчины графства!

Он ухмыльнулся:

— Это я и хочу, предотвратить, а потому намерен немедленно на вас жениться!

— Вам, конечно, следовало бы сначала обратиться к моему отцу, как вы и сами знаете, — ответила Мелисса. — Впрочем, это было бы совершенно бесполезно.

— Что вас беспокоит? — задал вопрос Дан Торп. — Вам что, нужны романтические встречи, лунный свет и все прочее? Ну так все это у вас будет со мной, не сомневайтесь. Я заставлю вас полюбить меня.

— Нет! Никогда! — твердо ответила Мелисса.

Дан попытался поцеловать ее, но неожиданно для него девушка оказала ему отчаянный отпор, убежала к себе в спальню и заперлась.

Когда вернулся отец, она с жаром заявила ему, что Дан Торп ей ненавистен и отвратителен, она никогда не выйдет за него замуж.

— Он богат, Мелисса, — заметил отец.

— Да пусть он будет богаче всех на свете, пусть у него хоть бриллианты сыплются из ушей! — воскликнула Мелисса. — Он омерзителен. В нем есть что-то отталкивающее. Папа, не давай ему приближаться ко мне. Обещай, что больше не приведешь его сюда!

Дензил Уэлдон пообещал, но Мелисса слишком хорошо знала, что не стоит особенно верить его обещаниям.

Хестер уговорила его, думала Мелисса теперь. Ей на руку выдать падчерицу замуж, да еще за богатого человека, чтобы она ни в чем не зависела от отца.

— Я уже говорила папе и скажу вам, — медленно произнесла Мелисса. — Я никогда не выйду замуж за Дана Торна. Ничто и никто не сможет заставить меня согласиться на это.

— Существуют способы заставить непослушных девушек подчиниться старшим, — заявила Хестер. И в ее голосе, и во взгляде прищуренных глаз ощущалась угроза.

— О чем вы говорите? — спросила Мелисса. Внезапно она задрожала от страха, но по-прежнему высоко держала голову.

— На прошлой неделе я высекла мальчишку — подручного конюха за то, что он замешкался, выполняя мое распоряжение, — ответила Хестер. — Он до сих пор не встает с постели.

Мелисса застыла на месте.

— Вы мне угрожаете? — произнесла ока.

— Я намерена выдать тебя за Дана Торпа, — ответила Хестер. — Если отец, не сумеет добиться твоего согласия, мне придется пойти на более жесткие меры. — Помолчав, она добавила: — Поверь, я всегда добиваюсь своего.

Это правда, с отчаянием подумала девушка. Хестер встала из-за туалетного столика.

— Не стоит заставлять твоего отца ждать, — сказала она. — Добавлю только одно: если до нашего возвращения ты не согласишься выйти замуж за Дана Торпа, я сделаю твою жизнь здесь невыносимой — физически невыносимой!

Она зловеще улыбнулась:

— В целой округе никто лучше меня не может укротить молодую лошадь. Будет занятно применить это умение к непослушной девице. В обоих случаях нужны беспощадность и кнут!

С этими словами Хестер подошла к сонетке и дернула за шнур. Не успела она разжать пальцы, а дверь уже отворилась и горничные, видимо ожидавшие в коридоре, поспешно вошли в спальню.

— Платье! Шляпу! Накидку! — резко бросила Хестер. — Пора отправляться в Лондон!

Ни слова не говоря, Мелисса вышла из комнаты и начала медленно спускаться по лестнице. Девушке с трудом верилось, что услышанное — вовсе не игра ее воображения. В то же время она с ужасом понимала: Хестер вполне способна привести свои угрозы в исполнение.

Остановившись на полпути, Мелисса через перила глянула вниз. Джентльмены покинули банкетный зал и уже стояли внизу. На фоне темных деревянных панелей розовые охотничьи куртки смотрелись яркими цветовыми пятнами.

Рядом с неподвижно застывшими фигурами лакеев в напудренных париках было особенно заметно, что все они едва держатся на ногах. Двое-трое из них обнимали дам, присутствовавших на свадьбе. Те даже не пытались увернуться от объятий или от пьяных поцелуев.

Дан Торп стоял повернувшись спиной к пылающему камину и громко хохотал над какой-то шуткой соседа.

В руках он держал бокал с вином. Подняв глаза, он увидел Мелиссу и в знак приветствия поднял бокал.

Мелисса содрогнулась. При всей своей невинности она понимала, что взгляд его выражал нечто такое, чего ни один порядочный человек не выкажет по отношению к той, которую любит.

Она и самой себе толком не могла объяснить, что именно было в его глазах, просто знала: ЭТО здесь — что-то ужасное, что-то такое, от чего она вся сжалась; ЭТО что-то было даже хуже, чем жестокость Хестер.

Девушке страстно захотелось вырваться из Рандел-Тауэрс и забыть обо всем, что тут происходило. Ей захотелось вернуться к себе, в тишину и покой родного дома, где до сих пор ощущалось присутствие ее матери.

Порою, когда Мелисса оставалась в гостиной одна, ей казалось, что мама по-прежнему здесь. Мама, на которую она так была похожа, чей мягкий ласковый голос звучал словно музыка, чье милое лицо неизменно удерживало любовь мужа несмотря на все предсказания, что через несколько лет она ему надоест.

Матери очень не нравились те люди, с которыми Дензил Уэлдон встречался на охоте, но он редко приглашал их к себе. Только после ее смерти к ним в дом попали личности, подобные Дану Торпу, а Хестер стала ежедневно наведываться без всякого приглашения.

Мелисса спустилась в холл и подошла к отцу. Он много пил, она это знала — быть может, чтобы набраться храбрости, — но казался трезвым по сравнению со всеми гостями.

Дензил взглянул на дочь, и на мгновение в его глазах она увидела боль.

— Береги себя, Мелисса, — промолвил он.

— Это правда, что ты согласился закрыть наш дом? — спросила она, но, увидев выражение его лица, тут же пожалела, что заговорила об этом.

— У меня не было выбора, — угрюмо ответил он.

— Я понимаю, папа, — мягко сказала Мелисса. — Я упакую мамины вещи. Может, нам удастся найти место, где их хранить.

Она понимала, что в богатых покоях Тауэрса, обставленных с излишней роскошью, для них не найдется места.

Она хотела поговорить с отцом о своем будущем, попросить его хотя бы не уступать требованию Хестер выдать ее замуж за Дана Торпа, но поняла, что это совершенно бесполезно.

Хестер с ее деньгами может шантажом вынудить его поступить так, как ей хочется. Хестер, на которой он женился, может сделать его жизнь невыносимой.

Мелисса ощущала в себе желание защитить отца, словно он — маленький мальчик и из них двоих она сильнее.

— Все будет хорошо, папа, — услышала она собственный голос. — Ни о чем не беспокойся.

Он положил было руку на плечо дочери, но внезапно послышался громкий возглас.

— Молодая идет! — загремел чей-то голос, когда на верхней площадке лестницы появилась Хестер.

Она медленно спускалась вниз, и от соприкосновения с ковровой дорожкой ее шелковое платье громко шуршало. Шляпа с широкими полями и небольшой кружевной вуалью частично скрывала уродливое лицо.

Мелисса не стала целовать отца на прощание. Пока «молодые»», осыпаемые рисом, усаживались в карету и под аккомпанемент радостных криков лошади трогались с места, Мелиссу не покидало ощущение горького фарса.

Девушка глядела вслед удаляющейся карете, когда рядом с ней раздался ненавистный голос.

— Хестер дала мне для вас вот это, — сказал Дан Торп.

С этими словами он передал Мелиссе большой букет белых цветов, с которым Хестер стояла у алтаря.

— Для того, кто его получит, это означает скорую свадьбу, — продолжал Дан Торп. — Нашу свадьбу, Мелисса.

Ничего не отвечая, она резко повернулась и пошла прочь. Уже на подходе к дому Мелисса сообразила, что он может пойти за ней следом, и побежала.

Взлетев вверх по лестнице, она схватила свою накидку, оставленную после возвращения из церкви в одной из спален. Ей пришло в голову, что Дан Торп наверняка поджидает ее в холле, поэтому девушка не стала возвращаться прежним путем. Мелисса нашла другую лестницу, попроще, которая вела в другую часть дома. Отсюда она прошла в помещение для прислуги и вышла к конюшне.

Здесь в ожидании владельцев стояли самые разнообразные экипажи, чтобы развезти их по домам. Одноконная повозка Мелиссы была старенькой и ветхой: мать пользовалась ею многие годы. Рядом с кабриолетами, колясками, каретами и фаэтонами, принадлежавшими другим гостям, она выглядела совсем допотопной.

Джекоб, старый кучер, служивший у Уэлдонов с того времени, как они здесь поселились, был таким же дряхлым, как и сама повозка, но лошадь была ухоженной, а сбруя сверкала, точно серебряная.

— Я так и думал, мисс Мелисса, что вы вскорости подойдете, — заметил он с присущей старым слугам добродушной фамильярностью.

— Я же сказала, что постараюсь вернуться побыстрее, — ответила Мелисса.

— Так вы что, и впрямь хотите проехаться к мисс Черил? — спросил Джекоб. — Поздновато будет.

— Я должна увидеться с ней! — объяснила Мелисса. — Ты же знаешь, сегодня утром перед самым отъездом в церковь я получила от нее записку, но ничего не могла поделать, пока не кончилась свадьба.

— Эдак мы добрый час потеряем, мисс Мелисса.

— Знаю, — ответила Мелисса, — но мне нужно обязательно навестить мисс Черил. Похоже, она чем-то сильно обеспокоена.

— Э-хе-хе! Дивиться нечему, — откликнулся Джекоб. — Беды-то поодиночке не ходят!

— Это верно, — печально согласилась Мелисса, усаживаясь в повозку.

Джекоб стегнул лошадь, и они покатили по подъездной аллее. При мысли о Черил Байрам Мелисса позабыла о собственных бедах.

Черил была ее единственной подругой. Молодых девушек по соседству было немного, а мать Мелиссы не могла приглашать для дочери гостей издалека.

Леди Рудольф Байрам была самой близкой подругой миссис Уэлдон, и редкую неделю они не навещали друг друга. У них было много общего. Обе были спокойными, мягкими, очень привлекательными женщинами, обе получили хорошее воспитание. Неудивительно, что их дочери, оказавшиеся единственными детьми в обеих семьях, часто виделись друг с другом. В Черил Мелисса обрела сестру, которой у нее никогда не было.

Две недели назад, когда Мелиссу потрясло известие, что ее отец решил жениться на Хестер Рандел, Черил постигло огромное горе. Фаэтон лорда и леди Байрам столкнулся с дилижансом, которым правил пьяный.

Как известно, ради удовольствия промчаться по широкой дороге править дилижансом часто брались подвыпившие гуляки. Кучер, получив хорошее вознаграждение, редко отказывался передать вожжи им в руки, и неуклюжие громоздкие кареты становились опасными для всех других путешественников.

Б том месте дороги был крутой поворот, а лорд Байрам быстро гнал лошадей. При столкновении легкий фаэтон разлетелся на кусочки. Леди Рудольф погибла мгновенно; ее муж прожил менее недели и тоже скончался от ран.

Мелисса была у Черил в Байрам-Хаус, когда пришло известие о трагическом происшествии. Она оставалась с подругой до самой смерти лорда Рудольфа, а потом уговорила Черил несколько дней пожить в ее доме. Собственно говоря, Черил вернулась домой лишь два дня назад, когда приготовления к свадьбе заставили ее почувствовать, что она здесь будет мешать. Да и Дензилу Уэлдону последний вечер перед женитьбой хотелось побыть наедине с дочерью.

Мелисса сама собиралась навестить Черил на следующий день после свадьбы, но сегодня утром перед отъездом в церковь грум привез ей отчаянную записку. Записка гласила:

Случилось нечто ужасное! Умоляю, приезжай как можно быстрее! Мне нужно обязательно увидеться с тобой. Я в отчаянии и не знаю, что делать.

Черил

Мелисса перечитала записку и попыталась представить, что могло так расстроить ее подругу.

Она знала: Черил предстояло принять решение, что теперь делать и где жить. Ей было всего семнадцать, и кто-нибудь из ее многочисленной родни должен будет о ней позаботиться. Но кто?

— Я почти ни с кем из них не знакома, — сказала Черил Мелиссе. — Ты же знаешь, папа их всех терпеть не мог и старался не иметь с ними никаких дел.

В этом не было ничего удивительного, подумала Мелисса. Это тоже объединяло двух девушек.

Дензил Уэлдон женился на дочери дворянина из северной Англии, который желал для своей единственной дочери совсем другого брака. Оно и понятно: у Дензила с его скандальной репутацией за душой не было ничего, кроме обаяния да искренней любви к невесте.

Отец Черил, напротив, был сыном герцога и мог занять высокое положение в обществе. Он был богат и хорош собой; после окончания Итона его ждало блестящее будущее. Невозможно описать ужас, охвативший всех родственников, когда от герцога Олдвикского они узнали, что за полгода до окончания Итона Рудольф сбежал оттуда и женился на дочери заведующего своего пансиона.

Если бы его и ее родителям удалось поймать беглецов, их брак, несомненно, был бы аннулирован и скандала удалось бы избежать, но лорд Рудольф сумел всех перехитрить.

Найти их не удалось: молодые люди точно растворились в воздухе. А поскольку он отослал в «Газетт»[4] объявление о своей женитьбе, то сохранить случившееся в тайне оказалось невозможно.

Прожив где-то в глуши в Ирландии пять лет, лорд Рудольф вместе с женой вернулся в Англию. К тому времени у них уже родилась Черил, и родным ничего не оставалось, как признать их брак.

Однако дома блудного сына встретили неприветливо, и тогда лорд Рудольф с семьей демонстративно уехал в Лестершир, где они и жили счастливо вдали от многочисленной байрамовской родни.

Вполне естественно, что между леди Рудольф и миссис Уэлдон завязалась дружба, с годами становившаяся все прочнее. Мелисса и Черил тоже были довольны обществом друг друга.

Возможно, оттого, что Черил столько времени проводила с Мелиссой, она казалась старше своих семнадцати лет. Это была хорошенькая девушка с каштановыми волосами и большими карими глазами. Если она и не отличалась острым умом, то его недостаток с лихвой восполняла обаянием. Милая, нежная и доверчивая девушка искрение восхищалась Мелиссой и чаще всего следовала ее советам.

И вот теперь, направляясь к Черил, Мелисса думала о том, что отчаяние, звучавшее в записке, скорее всего как-то связано с Чарльзом Сондерсом.

Черил было всего пятнадцать, когда она полюбила Чарльза, сына соседнего сквайра, которому исполнился двадцать один год. К ней пришла та самая романтическая любовь, какая часто описывается в книгах и редко встречается в обычной жизни.

Чарльз, только что из Оксфорда, гордый своей принадлежностью к модному спортивному Буллингдон-клубу, увидел Черил, еще не покинувшую классную комнату, и без памяти влюбился в нее.

В том, что Черил влюбилась в него, не было ничего удивительного — Чарльз был хорош собою и оказался первым молодым человеком, обратившим на нее внимание. Но то, что Чарльз безоглядно влюбился в Черил, думала Мелисса, можно объяснить, лишь признав, что их души знали друг друга прежде.

Для самой Черил эти рассуждения были слишком хитроумными. Она просто любила Чарльза, и все ее помыслы сосредоточились только на нем.

Лорд Рудольф и его жена с пониманием отнеслись к случившемуся. В конце концов, это очень напоминало их собственную историю. Но Черил была слишком юна для замужества, и Чарльзу пришлось ждать. Насколько понимала Мелисса, единственной «ложкой дегтя в бочке меда», как выразился бы ее отец, являлся тот факт, что Черил была богата, а Чарльз — сравнительно беден. Правда, он служил в хорошем полку и в любой момент мог получить повышение по службе.

— Когда ему присвоят чин капитана, мы поженимся, — уверенно заявила Черил.

— А твои родители согласны? — поинтересовалась Мелисса.

— Да разве они смогут отказать? — Черил задорно рассмеялась. — Папа убежал с мамой, когда ему было семнадцать, а ей — на два месяца больше. Вряд ли они скажут, что я слишком молода.

Теперь, когда лорда и леди Рудольф нет в живых, Черил, видимо, придется немедленно выйти замуж за Чарльза. Тогда за ее будущее можно быть спокойным.

Черил только об этом и толковала все время, пока оставалась у Мелиссы.

— О повышении Чарльза должно быть объявлено на следующей неделе, — говорила она Мелиссе. — Как только он станет капитаном, он тут же сообщит обо мне своему полковнику. А младшим офицерам жениться не дозволяется.

— Но как же твои родственники? — спросила Мелисса.

— С какой стати мне о них беспокоиться? — отозвалась Черил. — Папа никогда не обращал на них внимания.

— Тебе придется известить их о свадьбе.

— Зачем? — возразила Черил. — Мы сыграем очень скромную свадьбу, Я хочу попросить твоего отца быть моим посаженым отцом, а ты будешь единственной подружкой невесты.

Уж очень все гладко получается на словах, подумалось Мелиссе. Ее не оставляло тревожное предчувствие, что многочисленный род Байрамов, никак не проявлявший себя при жизни лорда Рудольфа, после его смерти может взять на себя опеку над Черил.

«Что же могло случиться?» — спрашивала она себя вновь и вновь на всем долгом пути к дому Черил.

От Рандел-Тауэрс ехать к нему нужно было совсем в другую сторону, нежели к дому Мелиссы, тогда как напрямую подруги добирались друг до друга минут за двадцать.

Наконец девушка увидела ворота с примыкающей к ним сторожкой и аллею, обсаженную старыми деревьями, которая вела к прекрасному дому эпохи королей Георгов, где обосновался лорд Рудольф.

Когда экипаж приближался к дому, Мелисса выглянула в окошко. Увидев стоящую в дверях фигурку, она поняла, что это Черил.

Старый Джекоб еще только останавливал лошадь, а Черил уже мчалась вниз по ступеням.

— Мелисса, Мелисса! — вскричала она, открывая дверцу экипажа прежде, чем лакей успел взяться за нее. — Слава Богу, ты здесь! Я в отчаянии! Просто в отчаянии!