Сумерки памяти

* 20 *

— Знаешь, я чувствую, что мы медленно приближаемся к разгадке нашей тайны, — сказала я, садясь на ковер у его кресла.

— Почему?

— Потому что все меняется вокруг. Весь мир кажется мне иным, как будто я смотрю на него другими глазами. Раньше такого не было.

— Помнишь, в самом начале я предупреждал тебя, что, встав однажды на этот путь, ты уже никогда не сможешь быть прежней. Так и получается.

— Но что же нам делать дальше? — спросила я, глядя на него. — Мы узнали, что нас связывало, вспомнили о наших чувствах. Но что из того? Ведь для нас с тобой от этого так ничего и не изменилось?

— Я хотел прочитать тебе кое-что, — сказал он, беря со стола открытую синюю книгу. — Тут есть одна притча, в которой, среди прочего, описана история очень похожая на нашу.

В одной стране жил известный каллиграф. Ежедневно к нему приходило множество людей: одни, чтобы написать стихотворение в подарок императору, другие — чтобы получить сочинение о любви, а третьи — просто, чтобы полюбоваться искусством рисования иероглифов. У каждого была своя цель, и приходя в дом каллиграфа, всякий человек находил в нем то, что искал.

Однажды его посетил молодой мыслитель, который очень хотел познать истину, но не знал с чего начать.

— Прошу тебя, напиши мне, как познать суть мира, в котором так странно сочетается и великое и ничтожное! — сказал он каллиграфу.

Тот подумал и, медленно разводя тушь, сказал:

— Я напишу тебе ответ, но обещай, что, поняв его, ты сделаешь то, что я тебе посоветовал.

Каллиграф расправил бумагу и начертал:

Капля упала

в воды широкой реки —

я ухожу в путь…

В другой день к нему пришел крестьянин, который не умел читать, но был наслышан о том, что стихи каллиграфа приносят счастье. Он попросил написать ему три строчки, которые он сможет повесить на стену и от которых изменится его жизнь.

— Я напишу тебе о том, чего ты до сих пор не замечал и том, что тебе надо сделать, чтобы стать счастливым, — сказал каллиграф и написал:

На склоне горы

растет голубой цветок,

птица летит ввысь.

Влюбленный постучал в его дверь и попросил сочинить для него красивое послание для любимой девушки. Каллиграф улыбнулся и нарисовал три колонки:

Ярок свет солнца,

жук ползет вдоль дороги —

безбрежна любовь.

Затем пришел писатель и попросил посоветовать ему, как надо сочинять. Каллиграф задумался, а потом молча написал:

Бросаю камень

В круги на мутной воде.

Солнце восходит.

А однажды к нему пришел человек, который помнил свое прошлое, но не мог понять настоящего, и каллиграф сказал ему:

— Я напишу тебе три строчки, но на другом языке. В первой ты прочитаешь то, как ты живешь сейчас, во второй — в какую сторону тебе надо стремиться, а из третьей ты узнаешь, куда ты придешь.

После этого он взял кисть и тонкими мазками написал старинные иероглифы:

Ветви вишни покрыты цветами.

Из сочных плодов течет сок.

Птицы поют свою песнь.

Он закрыл книгу и, посмотрев на меня, спросил:

— Наверное, стоит тебе сразу все объяснить?

— Да, — сказала я и приготовилась слушать, так как из всего только что прочитанного я действительно мало что поняла.

Он взял со стола портсигар и, закурив сигарету, ненадолго задумался:

— Как ты уже догадалась, человек писавший иероглифы был не просто умелым каллиграфом. Он был мудрецом, умеющим видеть человеческие души. Однажды мыслитель попросил его написать о том, как познать суть мира, в котором соединяется великое и ничтожное. Каллиграф написал ему, что ничтожное на самом деле есть часть великого, как капля воды на самом деле является частью великой реки, но чтобы это познать надо отправиться в путь.

— А крестьянин просил его о стихах, которые приносят счастье.

— Да, и он написал ему стихотворение, с помощью которого он хотел заставить этого крестьянина увидеть свое счастье в окружающем мире. И посоветовал оторвать свои мысли от земли и, взлетев ими ввысь, подумать о чем-то возвышенном.

— Интересно, принесло бы это крестьянину желаемое счастье? — сказала я. — Может быть, он просто хотел разбогатеть и вовсе не желал возноситься за облака?

— Тогда он не пришел бы за советом к каллиграфу, а обратился бы к какому-нибудь шаману, — рассмеялся он.

— А что он ответил влюбленному? Ведь тот просил написать ему просто красивое послание о любви.

— Ну, тот и написал ему о том, что его любовь по силе сравнима с солнечным светом и столь велика, что способна объять весь мир вплоть до самой мельчайшей твари.

— А писатель?

— Ему каллиграф посоветовал будоражить своим творчеством умы людей, подобно камню, оставляющему круги на воде. Но делать это так, чтобы из этой болотной мути всходило солнце.

— Ну а что он посоветовал нам? — улыбнулась я. — Ведь этот последний человек задал ему именно наш вопрос.

— Да, и объясняя ему то, как он живет сейчас, каллиграф написал, что в данный момент его история сравнима с порой цветения, когда еще рано думать о будущем урожае, а лучше просто наслаждаться красотой цветов.

— А в какую сторону ему надо стремиться?

— Ему надо просто немного подождать того момента, когда из спелых плодов потечет сок.

— Как странно, ты ведь уже говорил мне нечто подобное, когда мы спорили об акации? Ты помнишь?

— Да, но тогда ты не поверила мне или просто не поняла. Не знаю.

— А в последней строчке, в той, где должно было быть написано, куда мы придем, что каллиграф написал там? — спросила я.

— А там он написал, что дождавшись времени урожая, мы получим жизнь.

— Почему?

— Потому что поющие птицы всегда символизируют ее естественное течение, и радость оттого, что она существует.

Я задумалась, и, подойдя к подоконнику, некоторое время стояла молча.

— Знаешь, — сказала я, — если бы я знала точный адрес того человека, в которого рано или поздно мне будет суждено перевоплотиться, то написала бы большое письмо, в котором рассказала обо всех своих воспоминаниях. Я описала бы в этом письме все, что тревожило меня в прошлом, все, что происходит в настоящем. А потом… Потом отправила бы его заказной бандеролью на имя этого неизвестного мне человека, и подписала: «Мне будущей от меня прошлой. На добрую память. Я».

— А ты будущая прочитала бы это послание, подумала, и приписала к нему еще небольшую часть, в которой рассказывалось бы еще об одной жизни, прожитой тобой. И так еще и еще раз. И в итоге у вас получились бы огромные мемуары, описывающие странствия одной души по путям множества жизней.

Мы оба рассмеялись, и он сказал:

— Расскажи мне, что ты помнишь еще из нашего прошлого, а если что-то тебе будет трудно вспомнить, я постараюсь помочь.

— Хорошо, — сказала я, — я сейчас расскажу тебе одну историю, которая будет значительно отличаться от всех предыдущих.

— Интересно чем?

— Тем, что ты был в ней бедным странствующим романтиком, а не состоятельным дворянином, каким ты мне вспоминался до сих пор.

— Это очень интересно, — сказал он закуривая.

А я, как обычно, села на свое любимое место среди подушек, и глядя на кольца дыма, поднимающиеся от его сигары, стала рассказывать.

Эта история началась для меня в каком-то французском городе, кажется, в те времена, когда в моду только стали входить парики. Хотя, возможно, я и ошибаюсь, ведь ты знаешь, как легко перепутать века, глядя в такую даль. Но, так или иначе, я вижу себя дочерью моей мамы и какого-то человека, который очень любит и меня и ее, но по причине некоторой мягкотелости никак не может найти с ней общего языка. Он всячески старается ей угодить, но добивается только того, что она, вопреки его ожиданиям, все больше и больше времени проводит вдали от дома. Мне вспоминается, как он тяжело вздыхая, и глядя из окна на отъезжающую карету, часто говорит мне:

— Она хочет нас бросить. Твоя мама нас стала забывать.

На самом деле бросить она никого не хочет, но и абсолютно верной женой ее тоже назвать нельзя. Я вижу, как в ее жизни появляется некий богатый дворянин, в котором я узнаю моего теперешнего отца. Он уговаривает ее оставить Францию и уехать покорять другой континент, на берегах которого, по его мнению, их будет ждать земной рай. Однако несмотря на все достоинства этого красивого и обаятельного человека, моя мать, свято чтящая традиции и устои современного ей общества, даже не помышляет об окончательном побеге из дома. Она продолжает вести двойную жизнь, а отец продолжает страдать.

— Я не понял, твоя семья была состоятельная или вы были какими-то разорившимися дворянами? — спросил он.

— Не могу сказать точно, кажется, мы были среднего достатка и не были вхожи во многие светские места, которые были доступны людям более высокого круга.

— Но ты видела себя на балу или просто у кого-то в гостях?

— Нет, этого не было. Понимаешь, мы с отцом вели там очень замкнутый образ жизни. Мы часто сидели дома, беседовали, или выходили в церковь. Я была хорошо воспитана, но как бы не для светской жизни, а для существования простой зажиточной горожанки.

— А твоя мать?

— О, здесь совсем другая история! — улыбнулась я. — Я подозреваю, что вот она-то как раз и была из семьи дворян, которые по каким-то причинам разорились и выдали ее замуж за единственного претендента на руку и сердце великолепной бесприданницы.

— И она хотела вернуться в тот круг, к которому привыкла с детства?

— Да, конечно. Этим и объясняется ее связь с тем красивым дворянином. Вполне вероятно, что он был для нее единственной возможностью снова попасть в прекрасный мир дворцов и светских сплетен.

— А тебя это все не привлекало? Я правильно понимаю?

— Да, мне вполне хватало моего ограниченного мирка, в котором я ощущала себя почти счастливой.

— А какой у тебя был в той жизни характер? Как бы ты описала саму себя?

Я задумалась:

— Знаешь, я была наивная. Да, это самое подходящее слово для описания моего характера. И, как ты потом увидишь, эта наивность не покинула меня до самых последних дней…

Он рассмеялся:

— На самом деле она вообще очень редко тебя покидает. Особенно в этой жизни…

Я улыбнулась и продолжила свой рассказ.

Одна из картин переносит меня на церемонию похорон. Я вижу, что умер мой отец, и мы с матерью одетые в траур стоим у края могилы. Не знаю, что явилось причиной его смерти, возможно сердечная тоска, или может быть какая-нибудь болезнь. Не могу сказать точно. Вижу только, что это не было дуэлью, о которой мой отец так часто говорил, оставаясь со мной наедине.

И вот, став вдовой, моя мать после положенного срока снова выходит замуж. Обаятельный дворянин добился своего, и теперь мы все вместе собираемся плыть за океан. Продав все дома, и забрав все деньги и драгоценности, мы садимся на корабль.

Я вижу себя стоящей на палубе. Я смотрю с тоской на отдаляющийся берег Франции и думаю о том, как мне жаль покидать родную землю. Мимо проходит капитан, и я с удивлением узнаю в нем мою подругу.

— Какую?

— Ту, которая была моей сестрой из «верескового» прошлого.

— Она была мужчиной?

— Да, причем несколько раз, насколько я знаю с ее слов.

— Интересно, — сказал он, задумавшись, — а ты когда-нибудь видела себя воплощенной в противоположный пол?

— Нет, — сказала я смеясь, — возможно, у меня еще все впереди.

Не знаю, как далеко нам удалось уплыть на этом паруснике, и как бы сложилась моя жизнь в случае удачного завершения этого путешествия. Но происходит так, что неожиданно нашими судьбами распоряжается внезапно нагрянувшая буря, и в этой разбушевавшейся стихии я теряю свою мать. Больше мне уже не суждено увидеть в живых ни ее, ни ее мужа, ни капитана корабля.

Не известно, за какой счастливый обломок доски я ухватилась, и какая посланная свыше волна вынесла меня из смертельного водоворота, но следующее видение переносит меня на палубу уже совсем другого корабля, плывущего не из Франции, а обратно. Мое платье имеет жалкий вид, у меня нет с собой денег, и даже возвращение на родную землю не исправит моего плачевного положения, поскольку на материке у меня не осталось никаких родственников. «Что мне делать? — думаю я. — Как я буду теперь жить?».

Ко мне подходит матрос и, с жалостью глядя на мое опечаленное лицо, протягивает мне какую-то еду. Я ем и, рассматривая однообразные волны и пустеющий горизонт, размышляю: «Наверное, теперь я обречена всю жизнь бедствовать и голодать. Наши деньги утонули, никому не удалось спастись, а из всех драгоценностей у меня остался только изящный золотой медальон, который мне даст возможность несколько дней прожить на самом бедном постоялом дворе. А потом… Потом мне придется идти на улицу…».

И вот я схожу на родной берег. Но насколько иначе видится мне теперь эта страна. Я иду по порту незнакомого города и рассматриваю простых людей, которые раньше были для меня только существами из другого, более низшего мира. «Теперь я одна из них, — думаю я, расправляя на себе поблекшие от соленой воды и солнца оборки платья, — Отныне я должна жить этой совсем неизвестной мне жизнью». Я, глубоко вздохнув, отбрасываю назад растрепавшиеся волосы, и улыбнувшись какой-то приветливой торговке рыбой, направляюсь к трактиру.

Я очень голодна и решаю сначала заказать себе еды, а потом уже договариваться с хозяином о комнате и о той ничтожной сумме, которую возможно он решит дать мне за мой медальон. Я открываю дверь и захожу в зал с низкими прокопченными потолками, заставленный большими столами из плохо отесанного дерева. Я ловлю себя на мысли, что совершенно не знаю, как нужно себя вести девушке в моем положении, и поэтому сажусь в самый дальний угол и начинаю молча наблюдать за немногочисленными посетителями этого убогого заведения. Все присутствующие здесь люди кажутся мне грубыми и дикими по сравнению с той публикой, с которой мне приходилось общаться раньше. Я смотрю на них и заставляю себя привыкать и к громким голосам, выкрикивающим незнакомые мне до этой поры ругательства, и к разговорам, обрывки которых доносятся до моего уединенного угла. «Как я смогу жить среди этих людей? — думаю я в ужасе. — И что я буду делать спустя несколько дней, когда даже этот отвратительный постоялый двор перестанет быть для меня защитой от непогоды?».

Неожиданно прямо передо мной появляется какой-то красивый молодой мужчина в довольно дорогой одежде. Он немного манерно раскланивается и говорит:

— Позвольте мне заказать для вас изысканный обед из нескольких блюд! Я вижу, что вы временно оказались в затруднительном положении?

Я радуюсь, что хоть один человек говорит со мной привычными словами и соглашаюсь.

— И вам подали фазана? — ухмыльнулся он.

— Конечно, нет. Это была всего лишь курица, но какой она показалась мне вкусной, после всего пережитого.

— А кто был этот человек? Ты встречала его уже в своих воспоминаниях, иди это какой-то новый персонаж?

— Да, встречала, — сказала я смеясь, — он был комендантом моего концлагеря спустя всего несколько сотен лет. А в этой жизни… Хотя ты ведь знаешь, что это увлечение длилось всего лишь пару месяцев, так что не будем сейчас об этом вспоминать.

И вот мы едим и разговариваем. Он представляется мне, как некий путешественник, оказавшийся в этом порту по воле счастливого случая, который к его величайшей радости нас познакомил и не дал мне умереть с голоду. Я слушаю его рассказы о множестве приключений, которые он испытал, и верю каждому его слову. Отчего-то мне кажется, что человек с такими честными глазами не может обманывать и поступать неблагородно. И поэтому я рассказываю ему свою печальную историю и достаю свой золотой медальон, в надежде, что он им заинтересуется и даст мне немного больше денег, чем я рассчитывала получить у хозяина трактира. Он отводит мою руку и говорит:

— Оставь себе эту единственную память об умерших родителях и доверься мне. Теперь я беру на себя заботу о твоей жизни.

— Кажется мне, что это был какой-то проходимец, а не искатель приключений, — сказал он мрачно. — Не удивлюсь, если в своем следующем видении вы оказались уже живущими в одной комнате.

— Да ты прав, — сказала я, — так все и было. Я наивно поверила его словам о страстной любви, которая снизошла на него в этом порту в моем светлом образе, и согласилась своим присутствием осчастливить его одинокую жизнь.

— А он, конечно, наобещал тебе, что вы поселитесь в небольшом уютном доме с окнами на море, что у вас будет двое прелестных детей, и все такое прочее?

— Ах, — рассмеялась я, — ты умудряешься ревновать меня даже к тому, кто умер больше трехсот лет назад.

— Но он ведь был и в этой жизни? И кажется не простым прохожим?

— Лучше я расскажу тебе дальше.

Итак, как ты уже сам догадался, мы поселились на этом же постоялом дворе, и таким образом я открыла для себя новую страницу в книге жизни.

Не знаю уж, сколько дней или недель продолжалась наша идиллия, но однажды он завел со мной примерно такой разговор:

— Послушай, неужели у тебя действительно нет никаких родственников, к которым ты могла бы обратиться за помощью?

— Нет, ни одного, — отвечаю я, влюблено глядя на него, — да и к чему мне их помощь, если у меня теперь есть ты?

— Да, да, — говорит он задумчиво, — но все же. Может быть, какие-то друзья твоих родителей, от которых вы получали письма?

— Нет, я никого не знала… Хотя… Да, я припоминаю что нам приходили изредка письма от какого-то дальнего родственника, который жил в этом городе.

— В каком этом городе? — оживившись спрашивает мой искатель приключений.

— В этом самом, где мы с тобой сейчас находимся, — говорю я рассеяно.

— А ты помнишь, как его звали?

— Да, — говорю я и называю какое-то имя.

Мой собеседник вскакивает со стула и вскрикивает:

— Кто?! Да ты знаешь, что он самый богатый человек на этом побережье? Его корабли плавают за пряностями в далекие страны, а ты так просто об этом говоришь!

— Но что мне с того, что кто-то там так богат? — говорю я и улыбаюсь. — Мы ведь и так очень счастливы с тобой? Скоро мы поженимся, ты станешь работать, и все наладится.

Он вместо ответа начинает ходить по комнате, а спустя некоторое время говорит:

— Ты должна к нему пойти и рассказать обо всем, что с тобой произошло.

— Зачем? Ведь я его совсем не знаю.

— Ну… Для того, чтобы он, может быть, помог нам с тобой первое время. Пойди к нему, познакомься, расскажи ему обо мне, о том, как мы живем с тобой.

— Ах, я не знаю, для чего все это тебе надо, но если ты так хочешь, то, конечно, я пойду.

— Да, да, — начинает суетиться он, — я провожу тебя, я знаю, где стоит его дом. Это совсем недалеко от порта, так что нам не придется долго идти.

Мы быстро собираемся и идем по кривым улочкам, которые действительно довольно быстро приводят нас к шикарному дому, выходящему окнами в порт.

— Ну вот, иди, познакомься с ним, а я буду с нетерпением ждать тебя дома.

— И что же за человек встретил тебя в этом великолепном дворце? — спросил он, крутя в руках безделушку в форме нефритовой ветви бамбука [23]. — Еще один бывший друг, с которым ты однажды рассталась?

— Нет, с ним меня ничто не объединяло. Хотя мне этого когда-то и хотелось, — сказала я и продолжила рассказывать.

И вот я сижу с моим неожиданно объявившимся дальним родственником в гостиной его дома. Я очень неуверенно чувствую себя в этой шикарной обстановке, поскольку внутренне я уже приготовила себя к простой небогатой жизни, которую я собираюсь провести со своим романтическим женихом. Мне очень неуютно и я не знаю с чего начать разговор, но моему собеседнику становится любопытно, каким образом я оказалась здесь и потому, недоуменно глядя на мое залатанное платье, он первым начинает разговор.

— Так что привело вас в наш город? — спрашивает он, вальяжно развалившись в кресле.

— Мы плыли на корабле, — отвечаю я, — а затем началась буря. Кажется, все утонули, и только мне чудом удалось спастись…

И тут я неожиданно для самой себя начинаю рассказывать ему все подробности своей жизни и до рокового путешествия, и после. И когда я дохожу до рассказа о моем женихе, он начинает смеяться.

— Отчего вам так весело? — недоуменно спрашиваю я.

— Потом я объясню, — говорит он, и просит продолжить мой рассказ.

Я вздыхаю и пытаюсь объяснить, что это была вовсе не моя идея прийти в его дом, что мы сможем прожить и без его помощи. А после этого передаю ему наш последний разговор и говорю, что в настоящее время мой жених ждет меня в комнате на нашем постоялом дворе.

— И ты действительно в это веришь? — говорит он. — Вот уж не знал, что еще бывают столь наивные создания.

Я, не понимая о чем идет речь, удивленно смотрю на него, а он продолжает:

— Ты можешь попытаться проверить мои слова и вернуться в свою комнату, но будь готова к тому, что в ней уже и в помине нет твоего романтического героя.

— Этого не может быть! — говорю я, вскакивая с кресла. — Я сейчас пойду и приведу его к вам. И вы увидите, какой он на самом деле.

— Иди, иди, — смеясь отвечает он на мои слова, — только возьми с собой вот этот кошелек с деньгами, потому что тебе придется заплатить за ваше проживание, а я не хочу, чтобы ты оказалась в неловком положении. Ведь теперь у тебя есть я, и ты ни в чем не будешь нуждаться.

Я, не веря своим ушам, беру кошелек и быстро иду домой. Кажется, собирается гроза, потому что я вижу, что дует очень сильный ветер и становится темно. Я вбегаю по лестнице в свою комнату и обнаруживаю, что она пуста. «Он просто куда-то вышел» — думаю я, и, пытаясь отдышаться от быстрой ходьбы, сажусь на стул. Но тут в комнату, с ехидной улыбкой на лице заходит хозяин этого заведения, и протягивая мне какую-то бумагу, говорит:

— Ваш жених сказал, что его ждут неотложные дела. Он уехал и обещал, что ваш родственник, у которого вы теперь будете жить, оплатит мне все ваши расходы. Он ведь не соврал? Не правда ли? Вы ведь располагаете деньгами?

Я ошарашено смотрю на бумагу и вижу, что это счет за все дни нашего совместного проживания. Мне кажется, что мир вокруг меня обрушился. Я молча протягиваю трактирщику кошелек с деньгами и спускаюсь по лестнице.

На улице идет ливень, но я, не обращая на это никакого внимания, медленно бреду по улице к дому моего богатого родственника. Я понимаю, что кроме него мне теперь совсем некуда идти и принимаю этот очередной поворот в своей судьбе, как трагическую неизбежность.

— А что он был за человек, этот твой родственник? — спросил он, снова перебив мой рассказ.

— Он был лет на двадцать пять старше меня. Неженатый. И такой… — задумалась я, пытаясь подобрать подходящее слово. — Такой эстетствующий циник. Он прожил уже довольно бурную жизнь и хорошо разбирался в людях.

— Значит, ты снова попала под дурное влияние, — констатировал он в ответ.

— Да, возможно, — усмехнулась я. — Но что я могла поделать? Мне пришлось согласиться с его предложением, и я осталась у него жить. Но все мои надежды приобрести в этом доме какой-то более весомый статус, нежели просто «племянница», рушились от года к году. Он не собирался жениться на мне, а скорее хотел однажды выдать меня замуж за какого-нибудь подходящего кандидата.

— И что, выдал?

— Нет. С каждым днем он все больше и больше привязывался ко мне и спустя пару лет стал откладывать мое замужество на какие-нибудь другие, более удачные по его словам времена.

— А как вы жили? Он вывозил тебя в свет?

— Да, в этом отношении он, можно сказать, воспитал меня. Он сделал из меня настоящую светскую даму, посещающую всевозможные балы и прочие увеселительные собрания.

— И сколько лет вы прожили вместе?

— Думаю, лет шесть.

— А потом?

Я вижу, что он сильно болеет. Врачи ничего не отвечают на мои вопросы, а только опускают глаза. Я не понимаю в чем дело, но однажды он сам все мне объясняет.

— Я кое-что решил, — говорит он, подозвав меня к себе. — Ты ведь знаешь, что я никогда не хотел на тебе жениться. Не думай, правда, что это оттого, что я к тебе равнодушен. Нет. Просто я всегда считал, что тебе в мужья нужен кто-то более подходящий, чем такой испорченный старик. Мы хорошо проводили с тобой время, но официальный брак был всегда для меня чем-то особенным… Ну ладно, так или иначе, но теперь все изменилось. Мне, видишь ли, осталось совсем недолго жить, а, как ты понимаешь, у меня слишком много денег, чтобы можно было позволить себе вот так просто умереть.

— Что ты хочешь этим сказать? — говорю я сквозь слезы.

— Сегодня нас с тобой обвенчают, — ухмыляется он. — Но я составил довольно остроумное завещание. Думаю, что когда придет положенное время, ты оценишь мою шутку и не будешь особенно на меня сердиться. Мое завещание это попытка объяснить тебе, какого мужа ты на самом деле заслуживаешь. И чтобы немного подстраховать тебя от всяких неприятных историй я и придумал этот хитрый ход.

— Что же он такое сочинил в своем завещании?

— О! Спустя несколько дней мне суждено это было узнать. Там было написано, что я становлюсь владелицей всего его огромного состояния вплоть до моего замужества, после которого я буду продолжать владеть всеми этими богатствами только в одном случае…

— В каком?

— Если во-первых, мой брак будет основан на взаимной любви, во-вторых, мой муж будет вдвое меня богаче, а в-третьих, он будет любить меня вдвое сильнее, чем я его.

— Но это же чушь. Как можно измерить, кто кого больше любит, и тем более основывать на этом юридические бумаги?

Я рассмеялась:

— В бумагах значилось только первое условие, а второе было оговорено в специальном письме, которое было преподнесено мне, как последняя воля покойного.

— И с тех пор ты стала искать?

— Да. Я поехала в Париж, поселилась там в огромном доме и, постепенно познакомившись с высшим обществом, действительно стала искать достойного претендента.

— И конечно не нашла?

— Конечно нет. Всем нужны были только мои деньги. И никто не любил меня.

Я вижу множество встреч, разнообразные лица, праздные разговоры. Люди приходят в мою жизнь, какое-то время мы общаемся, а потом наши дороги расходятся. Идет время, но я никак не могу найти того, кого ищу. «Проклятые корабли, — думаю я, — если бы они перестали приносить мне такой доход, то я спокойно могла бы выйти замуж за порядочного человека среднего достатка. Но нет! Я вынуждена искать себе партию именно в этих, столь неинтересных мне высших кругах».

— Ты не чувствовала себя одной из них? — спросил он.

— Конечно, ведь мне была чужда такая жизнь. И те годы, которые я провела в доме своего циничного родственника, ничего не смогли изменить в моем характере.

— А он, ведь, это знал, раз оставил тебе такое оригинальное завещание.

— Да, пожалуй. Он был умный и, в сущности, довольно много для меня сделал.

— А кого еще, из знакомых тебе в этой жизни, ты встретила там?

Я улыбнулась:

— Знаешь, я наконец-то отыскала в этих туманных воспоминаниях мою подругу, ту которая знает о тебе.

— И чем она там занималась?

— Была светской дамой. Я повстречалась с ней на одном приеме, где в этот день собралась самая блистательная знать города. Мы как-то быстро сдружились и довольно долго общались.

— А потом?

— Она рано умерла. И я почему-то все время была с ней рядом. Такое впечатление, что некоторое время она прожила в моем доме. Возможно, она хотела отдохнуть от своего мужа, или произошло еще что-то, чего я никак не могу вспомнить. Не знаю. Вижу только, что она принимала активное участие в моих поисках, и даже пыталась перевоспитать меня и заставить по-иному смотреть на мое высокое положение в обществе.

— А кто еще там тебе встретился?

— Многие. Несколько человек, с которыми я некоторое время общалась в нынешней жизни, двое моих дальних родственников и еще… Еще была одна любопытная встреча.

Мне вспоминается, что по каким-то своим делам мне пришлось отплыть в Алжир. Я вижу себя в странном городе, полном всякого народа, прибывшего из разных мест. Какие-то крики, суета, мельтешение. Я помню, что останавливаюсь в чьем-то большом доме и некоторое время, совсем недолго, живу на этом африканском побережье.

Однажды в мой дом, спасаясь от погони, забегает беглый араб. Какие-то люди врываются за ним и начинают кричать, что я поступила противозаконно, укрывая человека принадлежащего другим хозяевам. Мне становится жаль этого человека, и я спрашиваю, сколько стоит его свобода. «Недорого», — отвечают мне эти люди и называют какую-то сумму. Я спокойно отсчитываю им деньги, и они радостно усмехаясь уходят.

— А этот араб? Ты его отпустила?

— Я хотела, но он не ушел. Сказал, что будет моим телохранителем или кем-то вроде того.

— И с тех пор он всегда жил подле тебя?

— Да. И ты знаешь, я только сейчас, спустя столько столетий, узнала, что он меня там любил.

— А здесь? Кем он был для тебя здесь?

— Скорее всего, другом. Хотя возможно, он сам иного мнения по поводу наших отношений. Не знаю, теперь он слишком далеко, чтобы это понять. Лучше я расскажу тебе продолжение этой странной жизни.

После смерти моей подруги я стала немного по-другому относиться ко всему происходящему, и отчаявшись встретить в Париже свою судьбу, я собрала вещи и вернулась в тот город, на берег которого столько лет назад меня привез неизвестный корабль.

Я поселилась в своем огромном доме и совсем перестала выезжать в свет. Кажется, я больше не видела в этом смысла. Я относилась к своему богатству, как к насмешке судьбы, и, оставляя все решения на совести управляющего, совсем не занималась своими делами.

Теперь меня привлекали другие развлечения. Переодеваясь простой горожанкой, я стала посещать трактир около порта. Я знаю, это звучит странно, но мне доставляло удовольствие просто сидеть в нем и воображать себя обычной вдовой суконщика, которая зашла поразвлечься.

— А ты не боялась? Ведь в таких местах можно было встретить много всякого сброда? — спросил он смеясь.

— Нет. Поскольку, во-первых, меня всюду сопровождал мой незаметно присутствующий рядом телохранитель, а во-вторых, я платила трактирщику, и он говорил всем, что я его младшая сестра, оплакивающая кончину мужа.

— Да, странные у тебя там были развлечения.

— Просто меня звала туда судьба, потому что однажды именно в этом трактире я встретила тебя.

— И кем я был?

— Матросом. Я вижу, как спускаясь с лестницы, ты первый раз увидел мое лицо. Твой взгляд стал другим, казалось, ты сразу понял, что встретил любовь.

— А что ты подумала в тот момент обо мне?

— Я подумала, очень жаль, что я не вольна распоряжаться собой, потому что за всю мою жизнь, прошедшую с момента написания рокового завещания ты был первый человек, с которым мне действительно хотелось бы связать судьбу.

— С простым моряком? Это при твоем-то воспитании?

— Да, а что здесь удивительного? — сказала я. — Если тебе во многих жизнях можно было влюбляться с первого взгляда, то почему мне нельзя?

— А что было потом?

Мне как-то плохо видно, но я знаю, что мы разговорились. Не могу сказать, в один ли это произошло день, или мы несколько раз виделись, прежде чем познакомиться ближе. Не знаю. Но вижу, как мы разговариваем, и ты, снимая с руки старинный перстень, протягиваешь его мне и говоришь:

— Знаешь, это единственная ценная вещь, которая у меня есть. К сожалению, больше мне нечего тебе дать, и только поэтому я не прошу тебя стать моей женой. Но я хочу, чтобы ты узнала и поняла, как сильно я тебя полюбил.

Я беру твой перстень и думаю о том, что, пожалуй, это самый дорогой подарок, который я получила в своей жизни. И неожиданно меня посещает безумная идея.

— Ты хочешь на мне жениться? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечаешь ты удивленно.

— Тогда пойдем, — говорю я и веду тебя к себе домой.

И сидя в кресле своей шикарной гостиной, я начинаю рассказывать тебе историю моей жизни, говорю о завещании и о моих поисках. Ты молча слушаешь и смотришь на меня, а я продолжаю:

— Если после всего, что ты теперь узнал, ты еще не передумал, то завтра я перепишу на тебя две трети моего состояния, и мы сможем сыграть свадьбу.

— И я конечно согласился? — спросил он.

— Разумеется. И с тех пор мы счастливо жили вместе.

— Почти нереальная история, — сказал он, вновь закуривая. — Почти нереальная.

— Отчего же? — спросила я. — Она вполне могла произойти, просто тебе непривычно представлять себя в роли какого-то матроса. Но так было, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Да, возможно, что ты права, — сказал он, вставая с кресла. — Так оно и было… А кстати, сколько мы прожили там после нашей свадьбы?

— Не вижу. Эта жизнь оказалась настолько насыщена всякими событиями, что я устала ее смотреть. После того, как мы с тобой объединились, нас ожидало еще много всяких приключений. Каким-то образом я увидела нас в Праге, потом на каком-то корабле. Мы пытались за кем-то следить, искали какого-то человека. Сплошная путаница и я никак не могу в ней разобраться.

— И не нужно, она уже все равно ничего не решает. Все что ты должна была узнать об этой жизни, ты уже увидела, а теперь тебе пожалуй пора отдохнуть, поскольку все эти видения даются тебе не так-то просто.

— Да, ты прав, — сказала я, подходя к окну. — Мне уже пора идти, и наверное мне следует сделать небольшую передышку в моих воспоминаниях, и некоторое время подумать о чем-то другом.