Супермен для феминистки

Глава 2 Без мужчин заводятся тараканы

Грузовик петлял по улицам, пыхтя старым мотором и дымя выхлопной трубой. Забелкин, пробежав за ним несколько кварталов, только тогда сообразил, что хотя машина и едет со скоростью, не превышающей сорока километров в час, но бежать за ней глупо и тяжело. У него заколол какой-то орган в правом боку и загудели ноги. Остановить такси было пределом мечтаний Забелкина, но, как назло, ему не попалась ни одна машина со знакомыми опознавательными знаками, а тормозить частника – терять драгоценное время. Если он потеряет из виду грузовик, то упустит сумку. Даже то, что он наизусть вызубрил номер машины, не могло спасти его от разорения. Пока он найдет грузовик, ушлые сотрудники организации, куда он приписан, исследуют его кузов и конфискуют драгоценную сумку. Попавшемуся на пути Забелкина велосипедисту-школьнику не повезло. Дядька свалил его на тротуар, забрал велосипед и был таков. Мальчишка заорал и припустил следом.

Догонять грузовик на велосипеде стало гораздо легче. Конечно, со стороны могло показаться странным, что мужчина в роскошном длинном пальто и шляпе отчаянно крутит педали простенького велика ногами в дорогущих туфлях. Но у Забелкина не было времени смотреть по сторонам, его взгляд упирался в кузов грузовика. Тот тем временем, проехав еще несколько кварталов, остановился у металлических ворот, рядом с которыми виднелась табличка с названием организации «ДРСУ-13». Табличка с таким же успехом могла сообщить Забелкину про ПРСУ, ТСРУ и прочее, в подобных организациях он не разбирался. Грузовик издал гудок клаксоном, ворота автоматически раскрылись. Забелкин бросил велосипед и пробежал на территорию предприятия следом за грузовиком. Он беспрепятственно дошел до гаража, куда въехала машина, и остановился, чтобы сориентироваться. В гараже водитель грузовика заглушил мотор, хлопнул дверцей и вышел. Забелкину стало совершенно ясно, что в кузов своей машины он даже не посмотрел. В целях конспирации Забелкин принялся ходить из стороны в сторону, якобы кого-то поджидая. Вышедший водитель, закрывая гараж на замок, поинтересовался, кого тот ждет, и отправил Забелкина по направлению к конторе. Но Забелкин решил проследить за водителем. Тот пошел на проходную, где сдал ключи от гаража, пояснив, что работу на сегодня закончил. Вахтер пожелал ему хорошего отдыха и попрощался с ним до завтра. Забелкин вышел сразу после водителя, пояснив вахтеру, что идет из конторы. Он проследил, как тот заскочил в автобус и уехал, по всей вероятности, домой.

Выкрадывать ключ среди бела дня было бы верхом наглости. Идти к начальству ДРСУ и рассказывать о произошедшем казусе было недальновидно. Забелкин пришел к выводу, что нужно дождаться ночи и действовать бесшумно и быстро. Тем более, как он отметил, замок на дверях гаража был ржавый и хлипкий, висевший больше для отчетности, чем для охраны казенного имущества. Рассуждая, каким образом ему нужно будет попасть на со всех сторон огороженную территорию ДРСУ, Забелкин задумался и не заметил мальчишку, караулившего его у ворот. Велосипед валялся там, где его бросил Забелкин. Парнишка подскочил к Забелкину, крикнул: «Ки-я!» – и врезал ботинком похитителю между ног. Пока Забелкин, согнувшись в три погибели, страдал от нанесенного юным каратистом удара, школьник вскочил на свой велосипед и скрылся из виду.

Сторож Сан Саныч, пожилой мужчина далеко запенсионного возраста, подрабатывал в ДРСУ по ночам. Днем он собирал бутылки и ругался со своей бабкой, не желающей понимать тонкую организацию его чуткой души, требующей частых возлияний. Ночная работа была для него больше, чем работа, она являлась полноценным отдыхом, во время которого Сан Саныч чувствовал себя хозяином положения. Сегодня у него в гостях сидел сторож с соседнего предприятия, нетвердой рукой разливавший настойку боярышника по граненым стаканам. Оба рассуждали о бренности бытия и чокались за вечную дружбу.

Одетый в черное трико, черный свитер и черную лыжную шапку, из щели которой блестели его злые глаза, Забелкин пробирался к ДРСУ. Он нес с собой фомку и веревку с крюком, одолженную у друга-альпиниста. Мастерски забросив ее на стену, Забелкин, как кошка, перебрался на другую сторону. Вглядевшись в темноту, он определил место нахождения гаража с вожделенным грузовиком и направился к нему. Ловко орудуя фомкой (откуда только появились такие таланты? Видно, сказались гены его прадеда, ловкого мошенника и вора), он открыл ворота…

Сан Саныч услышал скрип, доносящийся с вверенной ему территории, но выходить на улицу из теплого помещения ему жуть как не хотелось. К тому же настойка благополучно закончилась, и гость с тоской вглядывался в этикетку пузыря со стеклоочищающей жидкостью. Стоял вопрос жизни и смерти. Очень хотелось выпить эту дрянь, чуткая душа требовала дальнейших возлияний, и ей было не до скрипов. Сан Саныч взял пузырь из дрожащих рук гостя и поднес к носу. Близорукими глазами он прочитал надпись, гласящую о содержании спирта и о том, что производитель не несет ответственности за применение жидкости не по назначению. После чего махнул рукой и принялся открывать пузырь.

Забелкин проворно залез в кузов грузовика, нащупал свою кожаную сумку, сунул ее за пазуху и прыгнул. Но неудачно. Боль, пронзившая все его тело, была такой острой и нетерпимой, что он заорал нечеловеческим голосом.

Опустошенный стакан дрогнул в руках Сан Саныча. Гость с тревогой поглядел на пузырь.

– Глюки, – решил он, – во как забирает!

– Хороша, зараза, – согласился с ним Сан Саныч, – только что-то орало. Ты не слышал?

Тот отрицательно мотнул головой и полез за очередным пузырем.

– Я – пас, – замотал головой Сан Саныч, – а то снова станет мерещиться всякая галиматья.

Пузырь занял свое место на полке.

– Или черт с ней, пусть мерещится, – сдался сторож.

Забелкину было больно передвигаться, не то, что лазить по стенам. Он решил пройти через вахту, сказав, что идет из конторы. Днем это сошло ему с рук, может, сойдет и ночью. Выбора у него не оставалось, боль была настолько сильной, что он боялся потерять сознание. Сейчас он упадет, его найдут только утром. Первым делом опустошат сумку. К этому времени ему будет уже все равно. А предательница Василиса даже не придет к нему на кладбище.

Забелкин прихромал к сторожке, в которой располагалась вахтерная с Сан Санычем, и тихо открыл дверь, надеясь, что его не заметят.

– Глюк! – выдохнул гость, глядя на черный силуэт.

– Нечистый! Изыди, сатана! – отмахнулся Сан Саныч.

Забелкин сразу все понял и решил действовать напролом.

– Пьете, сволочи?! – рявкнул он на пропитушек.

– А ты кто, чтобы нам ук-ук-указывать? – храбро икнул Сан Саныч.

– Белая горячка! – жутким от боли и злости голосом прокричал Забелкин, пробираясь к выходу.

– Мать моя женщина! Белая горячка – вся черная! – прошептал Сан Саныч и рухнул под стол.

Забелкин беспрепятственно вышел на улицу и растворился в темноте.

Добираться пришлось на перекладных. Хоть он снял шапку и постарался выглядеть обычным прохожим, подвозить его никто не хотел. Только после того как он догадался встать под фонарем и вытащить на тусклый свет стодолларовую купюру, рядом с ним остановилась машина. Водитель придирчиво помял купюру в руках и согласился провезти Забелкина до половины пути. Чтобы проехать другую половину, пришлось действовать подобным образом. Лишившийся двух сотен долларов Забелкин доковылял до родительского крова и упал у двери, успев нажать на кнопку звонка.

Выскочившие на шум у дверей родители втащили сына в квартиру и вызвали «Скорую помощь». У Забелкина оказался закрытый перелом ноги. Его срочно транспортировали в больницу. Кожаная сумка осталась лежать под диваном, на котором Забелкин дожидался «Скорой помощи». Но в своих родителях он был уверен на сто процентов. Они никогда бы ничего не взяли из его личных вещей, а тем более денег. Наоборот, они все время старались что-то подкинуть ему. Такова уж родительская сущность. От того, что сумка возвращена ему в целости и сохранности, как он думал, ему стало намного легче, боль притупилась. Забелкин не собирался долго разлеживаться в больнице. Пока его везли на машине «Скорой помощи», он с ехидной улыбкой на устах обдумывал план мести своей бывшей жене. Дуре, нескладухе, тетехе, которая и стала первопричиной его закрытого перелома.

Василиса между тем устраивалась на работу. Новый образ ей чрезвычайно нравился: каблуки добавляли роста, делая ноги длинными, прическа выделяла из окружающей среды, модный прикид облегал точеную, как выяснилось, фигурку. Многие мужики безрезультатно оглядывались ей вслед. Она оставалась неприступной крепостью, бастионы которой не дрогнули даже перед шефом Алевтины. Высокий стройный брюнет, каждый вечер занимающийся на тренажерах, запал бы сразу в ее сердце, случись эта встреча несколькими годами раньше. Сейчас ей, обремененной тяжким опытом семейной жизни с Забелкиным, все мужчины – и брюнеты, и блондины – казались божьей карой, ниспосланной женщинам. Федор, как он представился, снисходительно улыбнулся растерявшейся Василисе, скромно устроившейся на стуле для претендентов.

– Вас рекомендовала Алевтина Качалкина, наша лучшая сотрудница, у меня нет никакого повода ей не доверять и сомневаться в вашей компетенции,– так начал свою речь шеф. – Тем более что работать вам предстоит под ее руководством. Простите, как вы сказали, вас зовут?

– Вас… Эллис, – ответила Василиса, вспомнив, что договорилась с Алевтиной представляться на работе только так.

– Очень хорошо, Эллис. Я поздравляю вас с новым назначением и желаю творческих успехов на новом поприще. – Федор закончил дежурную фразу и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен, судьба девушки решена и от него больше ничего не требуется.

Когда она встала и пошла к выходу, Федор повернулся и поглядел ей вслед. «Интересная девчонка, – подумал он, – встреться она мне пару лет назад, у нас мог бы быть оглушительный роман».

– Поздравляю, – Алевтина поцеловала подругу в щеку, – я его подготовила заранее, но ты сама молодец. Очень хорошо держалась.

И она повела Василису знакомиться с коллективом. Для этого они сначала зашли в магазин и накупили вина и закуски. Как раз приближалось обеденное время. В отделе сдвинули столы и накрыли их приготовленной для таких случаев белой скатертью. Суетились, накрывая стол, все работники отдела. Вместе с их начальницей, Алевтиной, их было трое. И все – женщины. Это очень обрадовало Василису, не желающую иметь ничего общего с мужчинами. Но один мужчина все-таки затесался в их уже практически подружившийся коллектив. Им оказался Боб Кутейкин, забежавший на винный запах. Наглый Кутейкин принялся сразу приставать к Василисе с вопросами, но она быстро надула губки и перестала глядеть в его сторону, общаясь исключительно с женским составом отдела. Кутейкин недоуменно пожал плечами – до этого момента он пользовался бешеным успехом у дам, и такое поведение новенькой его поначалу ошарашило. Но, немного поразмыслив, он решил, что та ведет себя холодно исключительно из-за того, что скромничает и привыкает к новому коллективу, и дал ей некоторое время на вживание в обстановку.

После того как Кутейкин успокоился и ушел восвояси, Василиса продолжила знакомство с новыми сотрудницами. Самая молодая из них звалась Эллочка. Тут возникло сомнение, настоящее ли это ее имя, или она тоже пользуется на работе псевдонимом. Эллочке было чуть больше двадцати лет, и она, как в свое время Василиса, готовилась совершить свою главную жизненную ошибку – обзавестись гражданским мужем. Василиса решила при случае обязательно рассказать, чем закончился ее печальный опыт. Вторая дама звалась Татьяной, возраст свой тщательно скрывала, но выглядела лет на тридцать. Она тоже пережила неудачный брак и высказывалась о мужчинах крайне резко. Третья была Стеллой (снова кличка?) неопределенного возраста с тремя браками за плечами. Василиса подумала, что вполне могла бы создать в отделе своеобразный клуб женщин-мужененавистниц, если бы картину не портила влюбчивая Алевтина.

– Да, – она, не обращая внимания на общее веселье, висела на телефоне, – согласна с тобой, Пусик. Ты меня подождешь? А где? А во сколько? А если я опоздаю на пять минут? А если на десять? А если на полчаса? Ты будешь ждать меня целый час? Пусик, ты лапа! А если я не приду?

На месте Пусика Василиса давно бы ее убила. Она не знала, кто скрывался под этой ласковой кличкой. У Алевтины все мужчины, с которыми она на данный момент была в близких отношениях, назывались Пусиками. Независимо от возраста, телосложения и пристрастий.

– Что-то давно у тебя не было Пусика, – обратилась она к подруге.

– Ты не представляешь! Сегодня я иду к Федору договариваться насчет тебя, а он стоит у него в приемной и наполняет ее ароматом дорогого парфюма. Весь такой вышколенный.

– Шикарный? – с завистью в голосе произнесла Эллочка.

– Напиться и забыться, – Алевтина хлопнула длинными накрашенными ресницами.

– И к обеду он уже Пусик?! – удивилась Василиса. Лишний раз удостоверяясь в том, что клуба мужененавистниц в отделе под предводительством Алевтины не будет.

А жаль. Василиса бы смогла развернуть бурную деятельность по разъяснению женщинам, насколько вредны для них мужчины. Они бы создали свое феминистское объединение на основе общности взглядов и интересов. Какие, кстати, у них были бы интересы? Василиса, возвращаясь домой, прикидывала, что бы они могли еще делать в своем клубе, помимо промывания женских мозгов.

Работу сегодня никакую ей так и не дали. А вот завтра уже нужно было развезти несколько счетов-фактур по филиалам. Василиса, когда уходила под дружеские прощания сотрудниц, видела приготовленные для нее пакеты с документами. Ей хотелось все кинуть и окунуться в работу, показать, какая она целеустремленная и обязательная. Великая труженица, засидевшаяся дома. Ей по плечу любая работа, и не только курьера. Она бы многое могла делать на благо общества и себя. Невостребованность клокотала в ней очнувшимся вулканом и спешила вырваться наружу.

Василиса, прекрасно готовившая Забелкину, его гостям и родственникам, принципиально накупила в магазине полуфабрикатов. Теперь ей, работающей даме, некогда возиться у кухонной плиты, по нескольку часов в день выкидывая из своей жизни на варку борща и тушение мяса. Сегодня она поджарит эти котлеты за десять минут и будет валяться на кровати. Нет, она станет валяться на новом диване. Они с Алевтиной вечером пойдут его покупать.

– Этот? Или тот? Ой, гляди, какой миленький диванчик в крапинку! – Прыгала по мебельному магазину Алевтина. Она торопилась с покупкой, через час ее поджидал кавалер.

– Дорого, – не соглашалась Василиса, разглядывая один диван. – Слишком аляписто, – ей не нравился и другой.

– На тебя, моя дорогая подружка, не угодишь, – Алевтина перепрыгивала на очередной.

Она все проверяла на прочность. Колготки, диваны, отношения.

– Если я опоздаю на полчаса, – рассуждала она, покачиваясь на мягкой мебели, – он дождется или уйдет? Если дождется, у нас с ним все получится, а не дождется, то пусть пеняет на себя. Возьми этот, Василиса, на нем хорошо думается.

– Мне почему-то нравится тот, – Василиса указала на пухлую софу, обложенную подушками. – Маленький, аккуратный, свернусь калачиком…

– Какие калачики! – Возмутилась Алевтина и вздохнула – получасом тут не обойтись. – Зачем тебе эта собачья софа?

– Вам для собачки? – Рядом с ними тут же возник продавец, перепутавший подруг с состоятельными клиентками. – Очень качественный товар. Собачья шерсть не пристает к обивке, отскакивает, как блоха от пылесоса. К этой софе у нас прилагается бесплатная доставка. Мы работаем в контакте с фирмой «Эх, прокачу!», софу доставят вам сегодня же вечером. Другие модели придется пару дней подождать.

Василиса решила, что сама судьба посылает ей эту пухлую меблировку в квартиру. Она на всякий случай присела на софу, мягко провалившись в ее бархатные внутренности, и встала очень довольная. Алевтина еще раз вздохнула и, подумав, что нет худа без добра – на свидание она почти не опоздает, – пошла оплачивать покупку.

Дома Василиса принялась освобождать для обновки место. Пришлось вытащить кровать в центр спальни. Василиса разобрала ее по частям: матрац перебазировался к балкону, каркас остался посредине. Для того чтобы разобрать его на составляющие, требовались мужские руки. Василиса нашла в ящике с инструментами отвертку и попыталась разобраться с ним сама. Неожиданно она заметила под стеганым одеялом, закрывающим пружины, какие-то журналы. Она выудила на божий свет несколько экземпляров глянцевой продукции, пестреющей полуголыми и совершенно голыми девицами. Негодяй Забелкин тайком от нее развлекал себя низкопробным чтивом, а она все это время безрезультатно пыталась уговорить его прочесть Достоевского! Василиса откинула журналы в сторону и с остервенением принялась орудовать инструментом.

Злость ей не помогла. Наоборот, там, где требовалось терпение и упорство, даже повредила. Через пару часов Василиса откинула отвертку и взялась за молоток. Она решила избавиться от проблемы кардинальным образом – разрушить до основания бывшее семейное ложе, чтобы на его месте установить новое – свое личное. Когда она долбила по последней перекладине, отсоединяя ее от предпоследней, в дверь позвонили. На пороге стоял приятный мужчина в синем комбинезоне, на котором большими буквами было написано, что он из фирмы «Эх, прокачу!».

– Мебель заказывали? – поинтересовался он.

– Заносите! – обрадовалась Василиса.

– Распишитесь, – он протянул ей листок с ручкой. Та поставила размашистую закорючку и распахнула дверь шире.

– Пардон, мадам, – сказал мужчина, – бесплатная доставка – только до подъезда. Будьте любезны спуститься и забрать заказ внизу.

Такого поворота событий Василиса совершенно не ожидала. Что значит «спуститься и забрать», она не понимала. Он, что, путает ее софу с мешком картошки? Да она и мешок-то не поднимет, не то что целый диван, пусть даже и одноместный! Сбежав по лестнице следом за мужчиной, она как вкопанная остановилась на улице перед своим диванчиком, одиноко стоящим у подъезда. Вежливый сотрудник фирмы «Эх, прокачу!», видимо, опасаясь дальнейшего разбирательства, заскочил в машину, где за рулем сидел водитель. Они дали по газам и рванули с места.

– Постойте! – закричала им вслед Василиса. – Помогите, я заплачу! Вас же двое!

Машина даже не притормозила. Такой сервис Василиса получала впервые. Но что можно было ожидать от двух мужиков, пусть даже и вежливых?! Вот если бы на их месте была женщина. А она и есть на их месте. Теперь ей придется самой поднимать эту софу. Василиса приподняла одну ножку, та легко оторвалась от тротуара. Вторая также не потребовала особого усилия. Но одновременно все четыре были неподъемными. Василиса, повозившись несколько минут, за которые смогла пропихнуть диван на пару сантиметров ближе к подъезду, села на него и собралась плакать. Она всегда так делала, пока жила с Забелкиным. Но теперь она самостоятельная, сильная женщина! Василиса решительно поднялась и пошла навстречу старушке, прогуливающейся по двору. Методом уговора – а наплела она черт знает что – усадила ее караулить новую софу, а сама побежала звонить Алевтине.

– Раиса Егоровна, неужели новый диван купила?! – соседка-пенсионерка собиралась обрадоваться за подругу.

– Что ты, Николаевна, – смущенно призналась та, – домоуправление презентовало. Вместо деревянных лавочек. Теперича у каждого подъезда по такой софе поставят.

– А почему с твоего начали? Несправедливо. Ты посидела, отдохнула, так, может, и другим хочется?!

Василиса позвонила Алевтине как раз вовремя. Та вошла в квартиру и успела только включить свет.

– Пусик такой лапусик, – начала она признаваться в телефонную трубку.

– Постой, Алевтина! – кричала Василиса. – Бесплатная доставка доставила только до подъезда!

Пока подруга путано объясняла, что ее новая софа с бесхозной старушкой стоит на улице, Алевтина любовалась доберманшей Маруськой, на мощной груди которой висели три медали. Совершенно не было заметно, что одна из них вовсе не медаль, а похожая на награду монета. Алевтина послала доберманше воздушный поцелуй и пообещала Василисе приехать и помочь.

После разговора с подругой Василиса выскочила на улицу. Ни старушки, ни новой софы у подъезда не было. Она стояла у другого подъезда, и на ней сидели уже две старушки. Как эти две хилые женщины преклонного возраста смогли перетащить неподъемную софу, Василиса даже не смогла себе представить! Она направилась к ним, чтобы арендовать их рабочую силу, но те, как только узнали, что это вовсе не халявное место отдыха для дворовой общественности, сразу заторопились домой. Теперь Василисе предстояло караулить свою софу у чужого подъезда. Она возлагала большие надежды на Алевтину – две молодые, полные сил женщины ничуть не хуже двух старушек.

Оказалось, что хуже. У старушек, по крайней мере, не было маникюра, у Алевтины на длиннющих ногтях он был. И когда один из них она сломала, силясь приподнять тяжелую мебель, ее энтузиазм в деле помощи подруге сошел на нет.

Алевтина и Василиса уселись на софу и задумались. Начинал накрапывать мелкий противный дождик, заметно потемнело, двор полностью опустел. У Василисы складывалось впечатление, что даже кошки, не желая участвовать в подъеме тяжестей, заныкались в кустах.

От тяжелых раздумий их оторвал приветливый голос:

– Привет, девчонки! – над ними стоял Андрей Степанов. Василиса сразу вспомнила, что ее бывший одноклассник как раз живет в этом самом подъезде. – О чем скучаем?

Перед ней сразу встала дилемма: воспользоваться его мужской силой или нет? Василиса шепнула об этом Алевтине, та сразу закивала ей в ответ, мол, он такой сексуальный, наверняка у него такая мужская сила… Андрей догадался сам:

– У вас что, была бесплатная доставка?

Василиса обреченно качнула головой.

– Нет проблем, – обнадежил ее Степанов.

И она, скрипя душой, говорила себе, что в последний-распоследний раз воспользовалась мужчиной для поднятия тяжести. Конечно, он не стал поднимать софу один, сбегал за соседом, договорился об оплате. Сам, кстати, от денежного вознаграждения отказался, но напросился на чай.

Когда вожделенная софа оказалась у нее в спальне, Василиса все-таки прослезилась. И похвалила себя, что на этот раз, первый и самый ответственный, обошлась без Забелкина. Пусть ей помог мужчина, но разве бывший одноклассник Андрей Степанов, который был в нее влюблен в пятом классе, может считаться мужчиной? Нет, конечно, хотя с этим делом у него все было в порядке. Женщинам он нравился, и даже очень. Василиса часто замечала их заинтересованные взгляды. Просто она не воспринимала его как мужчину. Он был ее одноклассником, и этим все было сказано. Так что в какой-то степени она оставалась той же мужененавистницей. Алевтина, озабоченная своим новым знакомством, также не уделяла Степанову много внимания.

Андрей не стал долго засиживаться. После того как в спальне он обнаружил разбросанные журналы определенного характера, настроение его ухудшилось. Такого он не ожидал. Нетрадиционная ориентация сбила его с толку. А он так обрадовался их встрече! Как часто он оглядывался Василисе вслед, ловил ее взгляд, был готов целовать ее следы! И что? Может, он в чем-то ошибся? Такая женщина не может быть порочной. Возможно, и журналы не ее. И то, что она им не заинтересовалась, ничего не говорит. Это он привык, чтобы его замечали все и всюду. А она необыкновенная, она не заметила сразу. Возможно, разглядит потом. У него еще будет шанс, это он себе обеспечит. И кто знает, чем все обернется?

Василиса лежала на софе в полной темноте и думала. Софа располагала к размышлениям и разного рода упражнениям ума. Вариации на тему «Что было бы, если бы да кабы» лезли в голову при каждом удобном случае. Вот сегодня она встретила Андрея Степанова. Хороший парень, они вместе сидели за одной партой. Она списывала у него ответы по математике, а он при этом задумчиво глядел на нее. Но тогда эта задумчивость не считалась любовью. Выражать чувства было принято по-другому. Треснул портфелем по голове – да, вот это – любовь, тяжелая, проникновенная. Или подножку подставил, и ты со всего маху закатилась под лестницу к ведрам и швабрам, – вот это чувства. Даже приглашенные по этому поводу в школу родители сочувственно кивают: что делать, он в нее влюблен. Мальчикам на Руси в генах заложено, что бить девочку (читай – жену) – значит проявлять свои истинные чувства. Вот они и рады стараться, лупят, признаваясь в любви. А Степанов ей так и не признался, что-то мямлил, непонятно о чем говорил, вспоминал луну со звездами, после чего покраснел и убежал. Странная история далекого детства. Вспомнилась только потому, что сегодня он попался ей на глаза. Столько лет не попадался, хотя и жил рядом, а сегодня, как нарочно, когда Василиса решила завязать с мужским полом, взял и вылетел из своего гнезда. Кстати, он так и не женился.

Василиса вздохнула, натянула на себя одеяло и перевернулась на другой бок. Она не сразу поняла, что случилось. Попа ударилась о что-то колкое и жесткое, одеяло исчезло… Она упала на свои тапочки, подшитые грубым искусственным мехом. Натуральные из овчины гражданская жена Забелкина не могла себе позволить – Забелкин разделался бы с ней, как с той овцой, из которых их сшили. Василиса, кряхтя, поднялась с пола и нащупала рукой софу. Миленькая, маленькая, одноместная. Ничего, что с непривычки она пока с этой софы падает. Привыкнет, стерпится – слюбится. И что ей сегодня думается только про любовь? Хотя в данном случае это вполне безобидное чувство к диванчику, такому маленькому, одноместному…Черт бы ее побрал с этим самым мужененавистничеством! Лежала бы сейчас на двуспальной кровати и не падала. Останки кровати были сложены на балконе и просвечивали сквозь стекло, в которое попадал свет от уличного фонаря.

Василиса вспомнила, что на этой кровати подлец Забелкин изменял ей с другими женщинами, и снова обрела былую уверенность в том, что никто из мужчин ей больше не нужен. Она станет самостоятельной и самодостаточной. И первые шаги к этому она уже сделала – устроилась на работу. Завтра она покажет всем, как нужно работать: бодро, с огоньком, чтобы в руках все горело. Кстати, а не попробовать ли ей закурить? Она придет в отдел вся такая деловая, в кожаной куртке модного покроя в стиле милитари, которую они купили с Алевтиной, вытащит из кармана сигареты, у Забелкина на кухне где-то припрятаны, и закурит. Мол, давайте мне работу, много работы, я готова.

Василиса забылась и снова перевернулась на бок. Попа ощутила знакомую колкость дешевых тапок. Не отвлекаться, не обращать внимания на мелочи. Василиса заползла на софу и нырнула под одеяло. Через несколько лет она сделает карьеру. Нет, карьерой нужно заниматься раньше. А какой? Подсидеть Алевтину и стать начальницей отдела? На такое она не способна, значит, карьера отпадает. Тогда она заведет ребенка. Ах, ну да. Без мужчин заводятся только тараканы. Для того чтобы завести ребенка, нужен самец. Сколько там еще осталось из забелкинских капиталов? Необходимо будет поинтересоваться у Алевтины. Она сделает себе искусственное оплодотворение, то есть сама выберет отца для своего ребенка. Родится чудесный мальчик… Стоп! Она хочет девочку. Сколько нужно денег для того, чтобы родилась именно девочка? Наверняка гораздо меньше, чем на мальчика. Алевтина купила свою доберманшу-девочку на сто долларов дешевле добермана-мальчика. В любом случае она не станет мелочиться. Родится девочка, будет называть ее мамой, а потом поинтересуется, где же папа. Придется сказать, что он геройски погиб, выполняя ответственное задание государственной важности на Северном полюсе. Банально, девочка не поверит. Когда вырастет, точно не поверит. Лучше не рожать.

Василиса еще раз вздохнула и собралась повернуться на бок, но вовремя одумалась. Легла на спину и затихла. Она представила себя в купе скорого поезда, такого длинного экспресса Воркута – Москва, где люди лежат на узких полках дни и ночи напролет. Она привыкнет к новой софе, к другой жизни, к работе. Вот только завтра нужно будет зайти в обувной магазин и купить себе те тапки с теплой овечьей опушкой, которые она приглядела, еще будучи замужем за Забелкиным. В душе Василисы что-то кольнуло, напомнив о том, что эти тапки, как и все остальное, она купит на конфискованные деньги бывшего сожителя. Василиса вступила в спор со своей совестью и усмирила ее только тем, что пообещала ей: как только разбогатеет, все до самого последнего евро и доллара Забелкину вернет. А сколько придется возвращать? Она даже не поинтересовалась у Алевтины. А если она никогда не разбогатеет и станет жить как большинство на одну зарплату? Как она будет возвращать? По центу в месяц всю жизнь? Василиса мысленно простилась с тапками и повернулась на бок… Бум! Нет, на тапках экономить она не станет. Уже сэкономила на софе.